Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией Фридман Алан
Встреча началась примерно без двадцати десять вечера и продолжалась почти до одиннадцати часов. То, что происходило в этом зале, так и не помогло разрешить кризис еврозоны, однако эти полтора часа, несомненно, стали ярким моментом истины в острейшей фазе всего кризиса.
“Обама начал заседание с заявления о том, что нам нужно найти решение для Италии и договориться о создании защитной стены для всей Европы. Такие две темы он обозначил”, – вспоминает Баррозу. Он добавляет, что и Обама, и Саркози очень нажимали на Меркель, чтобы она согласилась выделить новые финансовые средства на “противопожарную стену” стоимостью более триллиона долларов.
И Баррозу, и Сапатеро наблюдали за длительной атакой на Берлускони со стороны Саркози, а затем Лагард. Меркель одобрительно качала головой.
“Это был настоящий штурм – с моря, с суши и с воздуха, – рассказывает Сапатеро, живо вспоминая тот незабываемый вечер. – Я навсегда запомнил, какие выражения лиц были у этих людей и как они твердили: «Италия больше не заслуживает доверия, вам не удалось провести никаких реформ». Они повторяли это в лицо Берлускони снова и снова”.
“Обама, – вспоминает Сапатеро, – вел себя очень вежливо. Он всегда очень вежливый и утонченный”.
Обама не начинал заседание в качестве арбитра. Он как бы постепенно вжился в эту роль. Судя по рассказам трех бывших премьер-министров, изначально Обама неплохо отнесся к идее предоставить Италии заем от МВФ. Но пока длилось заседание, он передумал.
“Президент Саркози считает, что это хорошая идея”, – сказал вначале Обама, не проявляя излишней настойчивости.
Берлускони вспоминает, как он вновь отвечал объединенным силам Обамы, Меркель и Саркози, что Италия не нуждается в займах от МВФ и не согласится их брать.
“Италия – богатая страна, – уверял Берлускони. – Мы справимся с выплатой высоких процентов – если нужно, то в течение года”.
Обама попробовал изменить подход и сказал: “Нам нужно сломать существующий цикл, чтобы внушить доверие рынкам”.
Однако Берлускони твердо стоял на своем, хотя его почти никто не поддерживал, кроме Баррозу.
“Когда я увидел, что на этом заседании на итальянцев оказывается такое мощное давление, – вспоминает Баррозу, – мне стало ясно, что Саркози просто хочет хоть какого-то результата. У Николя, конечно, много ценных качеств – сильная воля и так далее. Но иногда в него словно бес вселяется. Вот и тогда ему хотелось непременно объявить под конец каннского саммита: «Ну вот! Мы разрешили кризис евро, потому что Италия теперь приняла программу МВФ». Поэтому я сказал Берлускони: «Ни в коем случае не поддавайся, стой на своем»”.
“Тремонти и Берлускони проявили необычайную стойкость, – вспоминает Сапатеро. – Их сопротивление впечатляло – ведь атаку на них вели много часов подряд”.
И вот на этом этапе, когда Берлускони ясно давал понять, что не сдвинется с места, в дело вступила Лагард и разразилась собственной тирадой. Ее выступление звучало менее эмоционально, чем у Саркози, однако в каком-то смысле оказалось еще убийственнее.
Сапатеро вспоминает: “Лагард очень резко высказывалась об Италии и Испании. Поэтому я так хорошо это запомнил. Она говорила резко, но это было как-то несправедливо. Удивительно было наблюдать, как МВФ играет эту роль – роль опоры для позиции крупных держав, но при этом явно не имеет собственного мнения”.
Бывший консультант Берлускони выразился еще откровеннее. “Я присутствовал на том каннском заседании и могу вам сказать, что Кристин Лагард вела себя в точности как кукла чревовещателя, а за веревочки дергал Саркози. Говорила она как дрессированный попугай”.
Сапатеро охотно соглашается с этим довольно сочным сравнением итальянца. “Да-да-да”, – подтверждает он и кивает. Рассказ Сапатеро о том решающем вечере каннского саммита кажется ярким и убедительным. У него сложилось впечатление, что МВФ в лице Лагард вел себя тогда скорее как “политический рычаг” некоторых правительств, чем как независимая международная организация. “Да, именно так это и выглядело”, – говорит он.
Сапатеро был не единственным человеком в зале, вышедшим оттуда с ощущением, что Лагард действует в итальянском вопросе заодно с Саркози. Она выступала просто типичным партнером комика в сомнительном политическом кабаре Саркози. Он начинал разглагольствовать, а потом выжидательно глядел на Лагард. А она всегда подхватывала его реплики, всегда имела наготове рациональные, взвешенные доводы, всегда высказывалась за то, чтобы Италия обратилась к МВФ за кредитом.
Наверняка необычайная слаженность действий Кристин Лагард и Николя Саркози не удивила никого из участников каннского саммита. То, что последние четыре или пять месяцев Лагард занимала пост главы МВФ, не отменяло общеизвестного факта ее биографии: ведь все последнее десятилетие она оставалась верной политической соратницей и союзницей Николя Саркози. В политическом отношении их можно было считать сиамскими близнецами.
К большому смущению Лагард, примерно полтора года спустя во время полицейского обыска ее парижской квартиры было обнаружено письмо довольно личного характера, которое затем опубликовали газеты по всему миру. Это письмо, адресованное Саркози и подписанное Кристин Лагард, всплыло в связи с расследованием по делу магната Бернара Тапи, владевшего львиной долей акций Adidas. И вот теперь мировая пресса сделала общим достоянием ее письмо, где Лагард клялась Саркози в вечной преданности. В частности, там были такие слова: “Я буду рядом с вами, чтобы служить вам… Используйте меня, когда вам это необходимо, когда это пойдет на пользу вашим действиям и вашим планам. Если вы решите использовать меня, мне нужны ваше руководство и ваша поддержка: без вашего руководства я не принесу пользы, без вашей поддержки у меня не будет доверия”. От прощальной фразы письма и вовсе делается неловко: “С безграничным восхищением, Кристин Л.”
Но вернемся назад в Канны. Заседание уже входило в свою самую драматичную стадию. Саркози в последний раз обрушивал на Берлускони потоки своего красноречия, когда Обама вдруг обратился к Баррозу с вопросом: а что он думает об идее предоставить Италии кредит МВФ?
“Обама все понял по моему тону и выражению лица, – говорит Баррозу. – Я резко отрицательно относился к этой идее. Я ответил, что комиссия, конечно, должна отслеживать ход итальянских реформ, но решение должна принимать Европа. Я сказал, что МВФ ни в коем случае нельзя передавать роль Европейской комиссии. Этот вопрос – европейское дело. И я заявил с полной откровенностью, что пресловутые восемьдесят миллиардов евро – просто гроши по сравнению с тем, что мы выделяли другим странам. Это даже меньше, чем получила Греция. Если появится новость о том, что Италия берет у МВФ кредит размером восемьдесят миллиардов евро, то произойдет катастрофа”.
Берлускони кивал головой в знак согласия. Саркози молча кипятился. Меркель таращила глаза. Лагард сохраняла полную невозмутимость. Обама снова встрял в перебранку европейцев.
“Насколько я понимаю, Италии следует допустить, чтобы МВФ контролировал ход реформ, но не принимать полностью его программу”, – изрек Обама, взяв на себя роль официального арбитра.
Затем он сказал, что согласен с Берлускони в том, что план займа у МВФ – плохая идея. “По-моему, Сильвио прав”, – сказал он.
На этом все и кончилось. Италия соглашалась на некую форму мониторинга, но не брала у МВФ никаких займов. Саркози так и не добыл вожделенный скальп врага. Теперь ему оставалось вместе с Обамой нажимать на Меркель, продавливая идею “противопожарной стены”. И многословный французский президент перебросил силы на канцлера Германии. Они вдвоем насели на нее, наперебой восхваляя плюсы огромного финансового щита, который непременно спасет и Европу, и мировую экономику.
Меркель пыталась объяснить, что она вовсе не против самой этой идеи, но по германским законам она просто не может диктовать свою волю мощному центральному банку Германии, Бундесбанку. Обама с Саркози продолжали настаивать, говоря, что уж какой-нибудь способ она может придумать. Берлускони теперь мог вздохнуть с облегчением и расслабиться. Сапатеро помалкивал.
И вот тогда-то Меркель – то ли потому, что ее вымотали предыдущие двадцать четыре часа непрерывного напряжения, то ли потому, что ей не хотелось, чтобы история обвинила ее в нежелании спасать Европу, – расплакалась.
“Под конец вечера настал момент, – вспоминает Сапатеро, – когда мы увидели, как Меркель взволнована. У нее были слезы на глазах. Ей очень не хотелось, чтобы думали, будто Германия не желает помогать или будто Германии жалко денег. Она заговорила об исторических событиях. Все затихли. Помню, мы переглянулись с моим министром экономики. Это был очень напряженный момент. Здесь, на наших глазах, вся история двадцатого века уместилась в несколько секунд. И, на мой взгляд, атмосфера как-то сразу изменилась. Это было любопытно. И очень важно”, – заключает Сапатеро.
Берлускони – помятый и потрепанный после схватки – тем не менее мог вернуться в Рим человеком, который посмел сказать “нет” плану Меркель и Саркози, хотя большинству участников саммита он показался не столько смелым бунтарем, сколько доходягой. А в Риме его возвращения уже дожидались противники, вооруженные длинными ножами. То, что президент Италии Джорджо Наполитано держал в голове запасной план действий, Баррозу стало “совершенно ясно” еще за несколько часов до того драматичного вечернего заседания с Обамой.
“В тот день, во время саммита, мне позвонил Наполитано, – вспоминает Баррозу. – Я не конспектировал наш разговор, и никто больше его не слушал, но помню, что он сообщил мне очень официальным тоном: «Господин президент, хочу заверить вас от имени Италии, что не возникнет никаких проблем и правительство с уважением отнесется ко всем экономическим реформам и линиям политики, о которых говорится в письме, направленном вам премьер-министром Берлускони». Я ясно понял, что говорит он все это так, как будто уже рассчитывает, что решения будут приниматься без участия Берлускони. Это стало мне совершенно ясно”.
Баррозу понял, что Наполитано собирается силой отправить Берлускони в отставку, во всяком случае, готов предпринять какие-то решительные действия.
Каннский саммит завершился на следующий день без особых успехов. Он послужил лишь очередным примером неспособности Европы к четким и смелым действиям. Рынки отреагировали яростным возмущением, и издержки Италии на уплату процентов по долгам снова взлетели, пробив потолок. К той минуте, когда Берлускони приземлялся в Риме, его судьба была уже решена. Он отбился от займа МВФ, но затем во время пресс-конференции признал, что МВФ давал-таки ему такой совет. Это только ухудшило ситуацию на финансовых рынках.
Международный заговор с целью смещения Берлускони явно провалился: в Каннах ему помешало упрямство самого Берлускони, наотрез отказавшегося принимать программу МВФ. Но провалился ли? По мнению некоторых наблюдателей, действия Саркози, Лагард и Меркель в Каннах помогли вышибить Берлускони из седла, так что Наполитано оставалось лишь нанести последний удар. А подходящую замену в лице Марио Монти он готовил еще с лета.
Тим Гайтнер, делясь своими личными соображениями с командой литераторов, помогавших ему писать мемуары, утверждал, что тайная операция по смещению Берлускони завершилась успехом. Когда один из соавторов спросил его, удалось ли команде Меркель и Саркози избавиться от Берлускони, Гайтнер уверенно ответил: да, удалось.
“Они добились своего, – сказал Гайтнер, – причем сделали это очень ловко. Мы сидели тогда поздним вечером, почти ночью, за столом и пытались внушить итальянцам, что им нужно снова завоевать доверие других стран… Споры тогда шли вокруг вопроса: согласятся ли они на то, чтобы МВФ… даже не то что одолжит им денег, а будет как бы контролировать, или отслеживать, или как-то публично оценивать ход реформ в Италии. Ну, понятно, что для любой страны МВФ – это часто «поцелуй смерти», поэтому обычно никто на это не идет, если только им не грозит полный крах, и Берлускони, конечно, изо всех сил пытался выиграть время”.
Когда каннский саммит закончился, Берлускони избежал “поцелуя смерти” в виде займа МВФ, но от смертоносных медвежьих объятий Лагард и МВФ ему все-таки не удалось уклониться: он угодил в них, согласившись в порядке компромисса на то, чтобы представители МВФ каждые три месяца наведывались в Рим и проверяли, как у Италии идут дела.
Международное унижение, которому Берлускони подвергся в Каннах, продолжало работать против него: теперь оно играло на руку его врагам в Риме. У дипломатических советников президента Наполитано имелись свои уши и глаза в Каннах. А на родине Макиавелли тайный план президента сместить Берлускони и поставить на его место Марио Монти уже созрел и близился к воплощению в жизнь. Джорджо Наполитано не терял времени даром.
9 ноября, всего через пять дней после каннского саммита, Наполитано назначил Монти пожизненным сенатором, чтобы обеспечить ему место в парламенте. Затем, 12 ноября, Берлускони получил приглашение зайти к Наполитано в президентский дворец в Риме. Наполитано назвал целый ряд причин, в силу которых Берлускони следовало подать в отставку, и премьер-миллиардер наконец уступил. Передают, будто президент заявил Берлускони, что, по его мнению, премьер лишился поддержки парламентского большинства. По словам самого Берлускони, Наполитано чудовищно давил на него, добиваясь отставки. В других обстоятельствах он бы сопротивлялся гораздо упорнее, но тут сдался. Затем президент поспешил покончить с положенными формальностями, проведя ряд политических консультаций, и менее чем через сутки он уже назначил новым премьер-министром Италии Марио Монти.
“Считайте меня простаком, если угодно, – говорит Берлускони, – но в тот день, когда я отправился к президенту, я понятия не имел о том, что назначение Монти – это часть давнего плана свалить мое правительство и что этот план вынашивался под руководством самого Наполитано”.
После того как Берлускони покинул должность в конце 2011 года, дела у него пошли только хуже. В ближайшие двадцать месяцев ему предстоял собственный Ватерлоо – по крайней мере, если говорить о его затяжной войне в судах. 1 августа 2013 года, в жаркий летний день в Риме, Верховный суд вынес первое для Берлускони окончательное обвинительное осуждение в уголовном порядке. Берлускони был признан виновным в совершении преступления и приговорен к четырем годам тюрьмы. Приговор этот не подлежал отмене. Так, во всяком случае, тогда казалось.
Глава 12
Виновен
В Риме стоял знойный летний день – первый день августа 2013 года.
Прошло уже больше двадцати месяцев после унижения Берлускони в Каннах и после того, как в результате международной интриги с участием Меркель, Саркози и Наполитано пост премьер-министра получил Марио Монти. Дела у Берлускони все это время шли все хуже и хуже, особенно на фронте судебных тяжб.
В палаццо Грациоли – римской штаб-квартире Берлускони – атмосфера стояла похоронная. Все постоянно несли что-то вроде дежурства: длилось тягостное ожидание – ждали приговора, судебного постановления. Помощники постоянно сновали в кабинет и из кабинета Берлускони на втором этаже грандиозного палаццо Грациоли – барочного дворца совсем неподалеку от прославленной римской площади Венеции. Слуги в ливреях разносили серебряные подносы с чашечками эспрессо и минеральной водой для каждого из многочисленных гостей. Берлускони принимал непрерывную вереницу посетителей: с визитами к нему являлись нескончаемые делегации политиков, высокопоставленных помощников, советников, адвокатов, а также друзья и родственники.
Берлускони уже много дней оставался забаррикадированным в своем по-президентски пышном головном офисе, где на стенах, обитых золотым дамасским шелком, на позолоченных кронштейнах висели всякие памятные сувениры и фотографии Берлускони с его друзьями Бушем и Путиным. Там он и сидел, принимая одного гостя за другим. Персонал находился во взвинченном состоянии, опасаясь худшего, но Берлускони выглядел меланхоличным и задумчивым, даже на удивление спокойным. Если он и нервничал при мысли о грядущем приговоре, то ему очень хорошо удавалось скрывать это.
Но в этот четверг, в первый день августа 2013 года, что-то изменилось. Возможно, окружающим Сильвио Берлускони и казался необыкновенно спокойным, и все же сегодня он был крайне взвинчен. Ведь сегодня вся его жизнь повисла на волоске.
В этот день Верховный суд должен был огласить окончательный приговор по длившемуся очень давно делу о налоговом мошенничестве. Все в Италии ждали, что Верховный суд поддержит два обвинительных заключения судов нижних инстанций и таким образом Берлускони официально превратится в глазах закона в осужденного преступника, виновного в налоговом мошенничестве, приговоренного к тюремному сроку, после чего путь к выборным должностям для него навсегда закроется. Вот чего все ждали. Для Берлускони это был последний рубеж, последняя остановка, решающий миг: пан или пропал. На протяжении двадцати лет ему неизменно удавалось избежать окончательного обвинительного заключения, но на сей раз удача, похоже, отворачивалась от него.
На улице перед дворцом расхаживала туда-сюда толпа сторонников Берлускони. Кто-то держал плакаты, кто-то приколол к одежде значки с портретом Берлускони в знак солидарности. Целая фаланга репортеров и операторов CNN, Fox и BBC, а также местных итальянских телеканалов, выстроились чуть дальше, за оцеплением. Карабинеры и полицейские препятствовали движению, превратив эту оживленную обычно улицу в центре Рима в зону повышенной опасности: проезд дальше площади Венеции был заблокирован.
В тот день около трех часов дня в палаццо Грациоли прибыла Марина Берлускони, прилетевшая из Милана, где она управляла издательским домом Mondadori, принадлежавшим семье Берлускони. Старшая дочь Берлускони от его первой жены Карлы даль Ольо, Марина воспринималась всеми как бесспорная наследница Берлускони. Из аэропорта она отправилась прямиком в штаб-квартиру отца и застала его в обществе адвоката Никколо Гедини, чьими услугами Берлускони пользовался уже много лет.
Подруга Берлускони, неаполитанка Франческа Паскале, решила по-своему справиться со стрессом: не сидеть все время во дворце, а иногда заниматься шопингом или просто выгуливать собаку. Выходя, она каждый раз устраивала небольшой показ мод для скопившихся на улице фотографов и операторов. В тот день бывшая танцовщица выходила из дворца и возвращалась несколько раз: утром на ней был наряд в прохладных светло-желтых тонах, балетные тапочки такого же цвета и огромные солнцезащитные очки Fendi, а во второй половине дня – что-то зеленовато-голубое. Каждый раз она держала на руках своего симпатичного белого пуделя Дуду.
Комната на втором этаже напоминала командный пункт. Политические “лейтенанты” Берлускони пытались просчитать возможный ущерб в том случае, если суд вынесет вердикт о виновности. Возможный негативный исход грозил расколоть партию Берлускони и развалить правительство. Для Берлускони не существовало никакого запасного плана. Никто не планировать подыскивать ему преемника. У Берлускони был закадычный приятель – бывший христианский демократ, сицилиец Анджелино Альфано. Его можно было бы назвать “номером два” в партии, но этому человеку недоставало харизмы. В ходе дебатов о том, кто мог бы возглавить партию в преддверии следующих выборов, если Берлускони все-таки получит тюремный срок, несколько верных партийцев назвали имя Марины Берлускони.
“Альтернатива Берлускони – это Берлускони” – такие твиты публиковали стойкие приверженцы партии.
Такая атмосфера царила во дворце, когда туда прибыла дочь Берлускони Марина. К четырем часам главный политический советник Берлускони, давний бывший лоббист и вице-президент компании Fininvest Джанни Летта покинул палаццо Грациоли. Уходя, Летта сильно хмурился, но потом принял вид покорности перед неизбежным. Правая рука Берлускони в Mediaset Феделе Конфалоньери и сын Берлускони Пьер Сильвио все еще находились в штаб-квартире этой телевизионной сети на окраине Милана и следили за ситуацией с расстояния.
В течение часа с лишним Берлускони просидел у себя в кабинете наедине с дочерью Мариной. Вначале они говорили о двух различных сценариях, которые возможны в зависимости от заключения суда – оправдательного или обвинительного. Параллельно Берлускони работал над текстом выступления. Он писал по старинке: от руки, на бумаге. Когда Марина поняла, что Берлускони составляет черновик видеообращения, которое затем будет показано по его телеканалам в случае признания его виновным, она попросила отца бросить это занятие, отказаться от идеи обращаться к народу. Но Берлускони продолжал писать.
По словам тех, кто находился в тот день рядом с Берлускони, видно было, что он приготовился к худшему, но держался при этом невозмутимо. Его родственники и помощники вспоминали, что он демонстрировал почти такое же (и почти невероятное) спокойствие и несколькими неделями ранее, в середине июня, когда миланский суд вынес обвинительный приговор по делу “бунга-бунга”. В тот день, когда был объявлен приговор, он тоже заранее подготовил видеообращение, в котором поклялся, что невиновен и что секса ни с какой несовершеннолетней проституткой у него не было.
В начале шестого Марина увидела, что отец заканчивает писать текст выступления. Приговор Верховного суда еще не был оглашен – до этого события оставалось два часа. Берлускони вызвал своего главного имиджмейкера – ветерана телевидения Роберто Гаспаротти. Как это уже бывало не раз, Гаспаротти распорядился обеспечить правильное освещение и расставить камеры. Под его наблюдением гримерша поправила волосы на лбу у Берлускони. К его пиджаку прикрепили микрофон, и он уселся в кресло за письменным столом, а позади него виднелись флаги Италии и партии “Вперед, Италия!”, без которых никогда не обходились важные публичные заявления. Все было приготовлено для настоящего “президентского” обращения Берлускони, а сам он смотрел прямо в камеру.
Берлускони закончил свое девятиминутное выступление на камеру и, покинув кабинет, вместе с дочерью перешел в гостиную. В роскошном бельэтаже палаццо Грациоли, служившем одновременно штаб-квартирой политической партии Берлускони и его римской резиденцией, располагалась гостиная, где перед телевизором с 60-дюймовым ЖК-экраном стояли полукругом бежевые диваны, а буфет ломился от редких коньяков и виски. Был там и шкафчик в стиле Наполеона III на мраморных ножках, и обои из парчовых гобеленов, и множество памятных вещиц, а в одном углу, словно там продолжалось вечное Рождество, красовалась большая хрустальная елка от Swarovski. В этот раз огни на ней не горели.
В 7:40 вечера отец с дочерью уселись на диван и включили телевизор. В прямом эфире по национальному телеканалу показывали Верховный суд: судьи уже поднялись, чтобы зачитать приговор. Для итальянцев наступил поистине исторический момент. Политические соратники Берлускони и юристы собрались в соседней комнате, чтобы посмотреть оглашение приговора. После растянувшегося почти на двадцать лет судебного разбирательства главный судья решил судьбу подсудимого всего за одну минуту пятьдесят пять секунд. Эти две минуты запомнились Берлускони как худшие мгновенья его жизни. По всему Риму на улицы высыпали толпы противников Берлускони, чтобы отпраздновать решение суда. Они радостно хлопали пробками шампанского и бурно веселились: впервые суд вынес окончательное и обязательное к исполнению обвинительное заключение по делу бывшего премьера-миллиардера.
Пьер Сильвио и Конфалоньери покинули миланский офис, направились в зону гражданской авиации аэропорта Линате и сели в принадлежавший Mediaset частный самолет, чтобы совершить короткий перелет в Рим. Теперь в палаццо Грациоли собирались и другие члены семьи – в том числе двое детей от второго брака Берлускони Барбара и Луиджи. Стекалась туда и длинная череда “паломников” из партии Берлускони, министров, членов парламента, а также старых партийцев и политических интриганов разных мастей. Все они пришли отдать дань уважения бывшему премьеру, и Берлускони продолжал принимать посетителей далеко за полночь. Обвинительный приговор предвещал политическое цунами, от последствий которого Берлускони вряд ли когда-нибудь оправится. Этот приговор ставил решающую точку в политической карьере Берлускони: отныне его должны были изгнать из сената и провозгласить лишенным права занимать выборные должности. Только сейчас до людей начал доходить весь ужас его положения. И осознание этого ужаса явственно читалось на лицах множества просителей и соглашателей из партии Берлускони, входивших к нему и выходивших от него под неусыпным взглядом папарацци и телерепортеров, которые продолжали дежурить под дворцом.
На следующий день рано утром, проспав меньше четырех часов, Берлускони обнаружил, что в гостиной его пробуждения уже дожидается парочка смущенных карабинеров в полном облачении. Принеся Берлускони извинения, они сообщили ему, что явились конфисковать у него паспорт. Этого требовала судебная процедура после оглашения приговора и до назначения наказания. Мало того, что по всей Италии у врагов Берлускони наступил праздник, – его настигло и личное унижение. Да, это был настоящий позор.
Виновен. В конце концов Сильвио Берлускони был признан виновным в совершении преступления. Человека, который оставался главной фигурой в итальянской политике с 1994 года, высший суд этой страны объявил преступником.
Что почувствовал Берлускони, когда услышал обвинительный приговор? Какие эмоции охватили его в ту минуту?
“Не могу сказать, что я испытывал тогда какие-то сильные чувства. Скорее, я удивлялся: как это судьям удалось так подтасовать карты против меня? Тот приговор – просто позор всей судебной системе Италии. Это зияющая рана – оскорбление, которое нанесли не только мне, но и всему судоустройству”.
Тут Берлускони умолкает и на секунду опускает глаза. Когда он снова их поднимает, лицевые мышцы слегка подергиваются. Он начинает нервно двигать вверх-вниз левой ногой под столом, словно ему не терпится поделиться каким-то секретом. Похоже, он хочет раскрыть какую-то тайну. Потом он снова заговаривает – уже понизив голос, немного заговорщическим тоном.
“Я точно знаю, – дрожащим голосом говорит Берлускони, – что один из судей, выносивших приговор, сейчас раскаивается в своем решении. Он сам говорил, что у них там была не судейский состав, а расстрельная команда. Все дула были нацелены на политического противника – Берлускони. Эти слова сказал один из тех самых судей”.
Раздраженно хлопнув кулаком по столу, он подытоживает тему одним очень простым высказыванием.
“Закон, по которому меня осудили, гласит: для того чтобы быть осужденным в данном преступлении, нужно было лично подписать налоговую декларацию. Такой человек должен иметь право подписывать счета компании, а значит, нужно являться или руководителем компании, или членом ее правления. Я же не подписал ни одного счета в Mediaset. Я – владелец финансовой холдинг-компании, которая контролирует шестьдесят процентов другого финансового холдинга, а тому, в свою очередь, принадлежит тридцать четыре процента акций Mediaset. Я никогда в жизни не подписывал никаких документов Mediaset”, – возмущается Берлускони.
Действительно, когда произошло мошенничество – в 2001 и 2002 годах, согласно судебному заключению, – Берлускони занимал пост премьер-министра и опровергал нападки своих политических соперников, обвинявших его в масштабном злоупотреблении полномочиями в частных интересах. С другой стороны, отказавшись от должностей в Mediaset еще в 1994 году, Берлускони никогда не превращал эту медиаимперию в слепой траст, не передавал в доверительную собственность. Поэтому большинство его политических противников, а также многие судьи в основном исходили не столько из документальных доказательств состава преступления, сколько из простого тезиса, что Берлускони не мог не знать о том, что творится в Mediaset: ведь управлял компанией его лучший друг, а высшим руководством являлись его родные дети. Любопытно, что Конфалоньери – напротив, обладавший правом подписывать документы как президент компании Mediaset, – был оправдан судом. А вот Берлускони, в сотый раз уверявший, что он, будучи премьер-министром, никогда не подписывал в Mediaset ни налоговых деклараций, ни счетов компании, – был обвинен в мошенничестве и осужден. Как такое может быть? – вопрошает Берлускони, и его голос звучит уже громогласным тенором.
В глазах судей Верховного суда доводы Берлускони не выдерживали никакой критики: ведь “мозгом”, стоявшим за сомнительной операцией, был он сам. Суд утверждал, что именно он и придумал всю эту мошенническую схему. Адвокаты Берлускони подали апелляцию в Европейский суд по правам человека во французском Страсбурге, надеясь перебороть итальянский закон и сохранить за Берлускони право впредь избираться в качестве политического кандидата, и в последовавшие за этим беспокойные месяцы Берлускони продолжал цепляться за надежду на это спасительное решение, как утопающий за соломинку.
“Мне хочется одного, – мечтательно говорит Берлускони, словно обращаясь к некой высшей силе, – чтобы мою невиновность полностью признал суд, который стоит выше всяких подозрений, – Европейский суд по правам человека”.
Пускай критики Берлускони позднее и смеялись над его обращением в ЕСПЧ, это был единственный для него способ не лишаться надежды на то, что запрет избираться на государственные должности еще можно пересмотреть. Теперь он сталкивался с большой проблемой. Как он мог возглавлять политическую партию, если его вот-вот изгонят из сената и запретят участвовать в выборах в течение следующих шести лет? Ведь Берлускони стукнуло уже семьдесят семь, а шесть лет – немалый срок.
Действительно, летом 2013 года, после вынесения Верховным судом решения, Берлускони грозила политическая кончина. Он называл этот приговор “судебным переворотом” и разражался филиппиками против судей-леваков – и на публике, и в тесном кругу. Все было бесполезно. Его личные и политические проблемы начали переплетаться в опасный клубок, грозя разрушить все то, что он выстраивал годами. Он жаловался друзьям, что у него отнимают “личную свободу”. Он сетовал на то, что если его выгонят из парламента, то он лишится иммунитета и может быть арестован; а он боялся, что какой-нибудь не в меру ретивый судья выдаст ордер на его арест. “От них всего можно ждать. За мной просто явятся и уведут, – уверял он друзей. – Они не успокоятся до тех пор, пока не увидят меня за решеткой”.
Берлускони теперь боялся периодически накатывавших приступов депрессии – во всяком случае, такое впечатление складывалось у людей, которые часто его навещали. Он тяжело переносил унижение – ведь судебное решение подразумевало, что его должны лишить почетного итальянского титула, которого он удостоился за вклад в промышленность страны еще в 1977 году, на пике строительной деятельности. Он гордился тем, что внимательные к титулам и прозвищам итальянские СМИ уже много лет именовали его в печати не иначе как с прибавлением “Cav.” – сокращенной формы титула “Il Cavaliere” (“рыцарь”). Ну, а теперь наиболее враждебно настроенные итальянские газеты насмехались над ним, величая его “Ex-Cav.”
В то лето у Берлускони хватало и других неприятностей, особенно на политическом фронте. Если он целый год не будет заниматься политической деятельностью из-за домашнего ареста и ему запретят выступать кандидатом от правоцентристов, как ему удастся сохранить целостность своей партии? С тех пор как он ушел с поста премьер-министра, прошел двадцать один месяц, и все это время экономика Италии продолжала трястись по ухабам и ямам. В стране сохранялась глубокая рецессия и высокая безработица. Уже казалось, что то правительство, которым президент Наполитано заменил прежнее правительство Берлускони, вот-вот рухнет.
Экономист с кротким нравом Марио Монти, которого Наполитано посадил в премьерское кресло, не оправдал надежд. Назначение Монти на этот пост на некоторое время помогло стабилизировать экономику, и он даже провел довольно значительные пенсионные реформы, но вскоре он как-то выдохся, и в феврале 2013 года прошли новые выборы. Пока Берлускони еще имел возможность проводить кампанию, его правоцентристская коалиция заняла второе место с ничтожным отрывом от демократов-левоцентристов. Это была почти ничья – такого в Италии еще не случалось. Берлускони удалось набрать 29,4 % голосов избирателей по всей стране, а возглавляемая демократами коалиция победила, набрав 29,8 %. Новая третья партия, которую возглавлял, как это ни смешно, бывший эстрадный артист-комик, ярко проявивший себя в социальных сетях, оттянула на себя львиную долю – 25 % – “протестных” голосов, став, таким образом, третьей по значимости партией в стране. Уже это одно сотрясало итальянскую политику. Затем, в соответствии с итальянским законом о выборах, который вскоре должны были объявить неконституционным, возглавляемая демократами коалиция получила бонус в виде 150 мест в нижней палате парламента. Проблема была в том, что демократы недобрали нескольких голосов для того, чтобы попасть в сенат. Между тем срок президентских полномочий Джорджо Наполитано уже истекал, а самому ему вот-вот должно было исполниться 88 лет.
Результаты февральских выборов 2013 года и пререкания из-за возможного преемника Наполитано породили такой хаос, что Италия фактически целых два месяца оставалась без нового правительства. В конце концов Наполитано попросили остаться президентом на второй срок, на его условиях. Тогда по настоянию президента была сформирована Большая коалиция из левых и правых – практически из всех партий, кроме последователей бывшего комика. Берлускони поддержал новое правительство, поэтому к августу 2013 года, когда суд вынес ему приговор, он возглавлял правоцентристскую коалицию, которой принадлежало пять кресел в кабинете министров. Голоса этих министров играли важную роль в правительстве, без них оно бы развалилось. К сожалению, правительство снова оказалось в руках политического легковеса; к тому же так совпало, что новый премьер-министр был племянником главного политического лоббиста Берлускони, Джанни Летты.
Премьер-министр Энрико Летта, известный также как “Летта-младший”, уже и так еле держался в своем кресле в конце лета, когда суд вынес Берлускони обвинительный приговор. Как только Берлускони был осужден, фундамент под правительством зашатался еще сильнее. Не перекроет ли теперь Берлускони кислород правительственной коалиции в отместку за обвинительный приговор? Или, может быть, он еще питает надежду, что президент Наполитано его простит?
Престарелый бывший коммунист сразу же занял твердую позицию. Правительство продолжит работу, заявил он, а проблемы Берлускони с законом – это его личное дело. Вот и весь разговор.
Той осенью, когда казалось, что положение Берлускони уже не может стать хуже, выяснилось, что все-таки может. Верховный суд вынес еще одно решение по открытому против него делу – еще один обвинительный приговор. Так аукнулась еще одна давняя проблема. На сей раз речь шла о гражданском иске, который рассматривался в различных итальянских судах уже больше 20 лет. Новое судебное постановление практически ставило на колени всю империю Берлускони. Его семейную компанию Fininvest обязывали выплатить главному деловому конкуренту Берлускони, Карло де Бенедетти, ни много ни мало 494 миллиона евро в порядке возмещения ущерба – на том основании, что Fininvest еще в 1991 году противозаконно получил контроль над издательским домом Mondadori, дав взятку судье для принятия важного решения. По делу о преступном подкупе Берлускони был оправдан уже много лет назад, однако открытый против него гражданский судебный процесс обернулся колоссальными издержками. На уплату суммы, определенной судом, ушли в то время почти все наличные средства компании: таким образом, помимо юридических и политических неприятностей, на Берлускони обрушились еще и серьезные финансовые трудности.
Решение явилось в середине сентября, в тот самый день, когда Берлускони готовился заново представить свою партию “Вперед, Италия!”: он решил представить миру новую политическую программу, то есть отказаться от существующей правоцентристской коалиции, которую сам нарек “Il Popolo della Libert” (“Народ Свободы”), и вернуться к основам. Его старая партия находилась в замешательстве. Стоял вопрос о грядущем изгнании Берлускони из итальянского сената и о его будущем в качестве политического лидера. Премьер-министр Энрико Летта твердо стоял на своем, заявляя, что судебные перипетии Берлускони ни в коем случае не должны угрожать долговечности его правительственной коалиции, и без того находящейся в трудном положении. Президент Наполитано присоединился к такому мнению, дав понять в самых недвусмысленных выражениях, что не одобрит никаких новых выборов и попыток возложить ответственность на Берлускони. Таким образом, он просил Берлускони не разваливать правительство в знак протеста против обвинительного приговора в свой адрес. Между тем сам Берлускони вслух задавал вопрос о том, может ли он надеяться, что Наполитано простит его, и как будто колебался: подтолкнуть правительство к краху или нет?
Весь сентябрь Берлускони вместе с Франческой Паскале метался между Аркоре и палаццо Грациоли, пытаясь удержать привычный мир от распада, но наталкиваясь на стену сопротивления – особенно в рядах собственной партии. Партийные “ястребы” требовали, чтобы он выдернул своих людей из правительства и тем самым сделал новые выборы неизбежными. “Голуби” хотели и дальше поддерживать правительство; они уже примирились с тем, что Берлускони скоро вышвырнут из сената. В числе тех, кто взбунтовался против Берлускони, оказался и его главный помощник – заместитель премьер-министра Анджелино Альфано. Он был вполне доволен своей должностью заместителя премьер-министра, и ему нисколько не хотелось разваливать существующее правительство.
В конце сентября, когда вопрос об изгнании Берлускони рассматривался на заседании главного сенатского комитета, миллиардер наконец-то дал волю своему гневу. Он велел пяти министрам, состоявшим в его коалиции (в том числе и Альфано), выйти из состава правительства. Некоторое время министры мялись и жались, и казалось, что они вот-вот взбрыкнут и не послушаются Берлускони. Они все-таки подали заявления об отставке, открывая дорогу правительственному кризису. Теперь казалось, что Берлускони все-таки развалил правительство, но в итоге он только потерял влияние на Альфано и на других кабинетных министров (все они очень любили свою работу и связанные с ней привилегии), а также почти на 30 членов парламента. Через несколько дней “бунтари” просто забрали свои заявления об уходе и остались в составе правительства. В ноябре, когда до решающего голосования в сенате об изгнании Берлускони оставалось всего несколько дней, Берлускони отпраздновал “перезапуск” своей партии “Вперед, Италия!”. В тот же день Альфано и другие “голуби” навсегда расстались с Берлускони. Они сформировали свою новую микропартию, которая немедленно поклялась в неизменной преданности левоцентристскому правительству премьер-министра Летты – в знак благодарности за сохранение всех пяти мест в кабинете.
Измена произошла быстро и даже не застала Берлускони врасплох. Он еще несколько недель назад говорил друзьям, что Альфано – предатель, что он неблагодарный блудный сын и что он превратится в политическое ничтожество, если покинет партию, которая дала ему все. К тому моменту, на который было назначено голосование о его изгнании из итальянского сената, то есть к концу ноября 2013 года, Берлускони уже потерял треть представителей своей партии в парламенте. Он решил голосовать против правительства, и впервые за многие годы его партия снова оказалась на скамьях оппозиции. Его выдавили из парламента и из власти.
Над Берлускони нависало еще одно официальное обвинение – на сей раз в том, что в конце 2006 года он будто бы выплатил миллионы долларов одному сенатору из Неаполя в обмен на его голос в парламенте; эта взятка якобы являлась частью махинаций с целью свалить тогдашнее левоцентристское правительство. Разумеется, Берлускони начисто все отрицал – даже после того, как сам сенатор признался в получении денег. У Берлускони все тяжелее становилось на душе. Удача, похоже, решила окончательно отвернуться от него.
В день, когда в Риме состоялось голосование об изгнании Берлускони из сената, во флорентийском Палаццо Веккьо на площади Синьории давал интервью другой, менее известный политик. Молодой мэр Флоренции, 39-летний Маттео Ренци, восхвалял экономическую политику Билла Клинтона и Тони Блэра и объяснял, почему он сам хочет возглавить Демократическую партию Италии. Он говорил все правильные вещи, обещая провести реформы по модернизации и в целом обрисовывая картины постберлускониевской Италии, которую он хочет построить. Ренци был известен как самый честолюбивый человек в Италии. Он уже становился самым популярным политиком. Через несколько дней он выиграет предварительные выборы в собственной партии и попытается встряхнуть впавшего в летаргическое оцепенение премьера Энрико Летту и взбодрить правительство, в очередной раз оказавшееся на грани распада. Ренци был настоящим тосканцем, а любому итальянцу ясно, что это значит: упрямство, сильный характер и острый язык. Впрочем, пока что Ренци подавал лишь утешительные сигналы незадачливому Летте, заверяя его в своей поддержке и обещая партийное единство. Таково было положение дел в начале 2014 года, когда Ренци оставался пртийным лидером, а Летта – премьер-министром. Если Летта олицетворял ветхий и окостенелый дух “старых левых” в Италии, то Ренци явно воплощал будущее.
Напористый Ренци, набравший популярность в социальных сетях, ворвался на политическую арену страны, как ураган. Возглавив левоцентристов, он чуть ли не сразу же устроил необычные “посиделки” с Сильвио Берлускони, пригласив своего заклятого врага в штаб-квартиру Демократической партии. 18 января, когда Audi A8 Берлускони пронесся по узким булыжным улочкам Рима и остановился перед зданием, где располагался штаб партии Ренци, у многих просто отвисли челюсти. Что это Ренци задумал? Зачем ему понадобилось встречаться с Берлускони – делать больше нечего? И неужели это Сильвио Берлускони собственной персоной направляется в штаб той самой партии, которую двадцать лет подряд призывал уничтожить? Ответ оказался несложным. Берлускони уже много месяцев прозябал в ничтожестве и позоре, и вот теперь приглашение от Ренци на эту встречу стало для него своего рода политической реабилитацией. То, что прозвучало в ходе этой полуторачасовой беседы, впервые за многие месяцы вселило в Берлускони надежду. Наконец-то он встретил политика, который, похоже, готов был договариваться. Он встретил среди левых центристов политика, положительно относившегося к бизнесу, что было для Италии абсолютным новшеством, человека, такого же открытого и обаятельного, как он сам, – настоящего соблазнителя, болтуна, славного парня. То, что сейчас предлагал ему Ренци, возвращало Берлускони некоторую надежду на президентское прощение. Ренци предлагал ему снова сесть за стол, вернуться в политику, предлагал двухпартийное соглашение по вопросу ключевых реформ.
18 января 2014 года Ренци и Берлускони согласились сообща разработать в парламенте ряд конституционных реформ и новый избирательный закон – взамен существующего и ставшего уже неконституционным закона, по-прежнему записанного в книгах. Это соглашение получило название “пакт Надзарено” – по названию улицы Ларго Надзарено в Риме, где располагалась штаб-квартира Демократической партии. В последнее время ничто так не радовало Берлускони, как эта встреча с Ренци, который потом, стоя перед камерами, говорил о достигнутом “глубоком взаимопонимании” с Берлускони. Удивительно, что Берлускони, похоже, проникся неподдельной симпатией к Ренци. Итальянская пресса не дремала и сразу начала комментировать отношения этой странной парочки; отмечалось, что 39-летний политик-левоцентрист, вероятно, больше всего подходит на роль естественного преемника Берлускони.
“Ренци – безусловно, новый протагонист на политической сцене, – говорил Берлускони спустя несколько дней после их встречи. – Он пытается модернизировать и реформировать Демократическую партию, и он уже заявил, немножко смело и немножко дерзко, что намерен избавиться от «старой гвардии» в партийных рядах. И он уже этим занимается. Так что, надеюсь, он продолжит в том же духе”.
Таким образом, он оказал большую поддержку человеку, который по своим взглядам находился на совершенно противоположном крае политического диапазона. Ренци очаровал Берлускони – во всяком случае, поначалу. Это позднее у Берлускони будет немало времени для того, чтобы раскаяться и заявить, что Ренци его просто обманул и сбил с толку. Пока же было важно другое: он вернулся в игру, он снова участвует в заседаниях в президентском дворце, он снова игрок. Для Берлускони самое большое значение имела возможность вернуть себе хотя бы видимость достоинства, хотя многие из его врагов уже начали списывать его со счетов как политический труп. Поэтому, отбросив всякую осторожность, Берлускони радостно устремился навстречу новому союзу-дружбе с Ренци, и в течение года они встречались с глазу на глаз восемь раз и часто разговаривали по телефону. Их помощники встречались десятки раз, расчищая путь, улаживая разногласия, заново обговаривая детали соглашения. Ряд соратников Берлускони, сохранивших ему верность, уже начали ставить под вопрос правильность его стратегии: какой смысл заключать сделку с Ренци, чтобы голосовать вместе за некоторые реформы, если, по идее, они находятся в оппозиции? Берлускони отмахивался от подобных жалоб и говорил, что поступает ответственно, вступая в сотрудничество по вопросу таких важных реформ. По словам тех, кто был с ним рядом в ту весну 2014 года, в глубине души он все еще надеялся на прощение.
Результат поддержки реформ Ренци со стороны Берлускони оказался катастрофичным. Самому Берлускони по-прежнему запрещалось участвовать в каких-либо выборах. Опросы общественного мнения показывали, что популярность партии “Вперед, Италия!” резко падает, а стойкие партийцы, сохранившие верность Берлускони, опасались, что с позором проиграют на близящихся выборах в Европарламент.
И вот, посреди этого распада и отчаяния, 15 апреля 2014 года Берлускони наконец был извещен о том, когда ему следует приступить к отбыванию наказания. Верховный суд приговорил его к четырем годам тюремного заключения, однако три года из этого срока ему “скостили” в порядке частичной амнистии, объявленной в Италии в связи с переполненностью тюрем. А теперь миланский трибунал постановил, что оставшиеся 12 месяцев Берлускони будет выполнять общественные работы в католическом доме престарелых в пригороде Милана – Fondazione Sacra Famiglia (фонд “Святое семейство”). Там раз в неделю, по пятницам утром, бывший премьер-министр должен был ухаживать за больными, страдавшими слабоумием и болезнью Альцгеймера.
Назначенное наказание было не из самых обременительных, однако мир Берлускони продолжал рушиться. Следующим по списку оказался приговор апелляционного суда по делу “бунга-бунга”: Берлускони был признан виновным в злоупотреблении служебным положением и в сексуальных отношениях с несовершеннолетней проституткой. Тем временем в Неаполе его обвиняли в покупке голосов в итальянском парламенте, и его допрашивали уже новые судьи. А другие судьи рассматривали новые обвинения в связи с давним делом: речь шла о том, будто он выплатил миллионы долларов некоторым девушкам с вечеринок “бунга-бунга” с тем, чтобы они лжесвидетельствовали и давали ложные показания. В довершение неприятностей, результаты европейских выборов этой весной вскоре должны были вызвать открытый бунт в рядах его только что обновленной партии “Вперед, Италия!”.
Для Берлускони этот обвинительный приговор стал не просто поражением человека, привыкшего вечно побеждать. Для Сильвио Берлускони он ознаменовал начало конца.
Глава 13
Конец игры
В гостиной Берлускони в Аркоре свет приглушенный, словно его огромная вилла погружена в траур. В полумраке по обе стороны мраморного камина ложатся зловещие тени, и темный вечер в окрестностях Милана, и так довольно унылый, кажется еще мрачнее. В дверях возникает фигура строгого человека в измятой белой рубашке. Человек принес серебряный поднос с бутылками минеральной воды на выбор – газированной и без газа. Это старый дворецкий Джузеппе, преданно служащий у Берлускони уже много лет; он улыбается цинично и понимающе – мол, “всякого я тут навидался”. Мажордом виллы Сан-Мартино извиняющимся шепотом объясняет, что такой полумрак здесь всегда, так любит хозяин. Наливает шипучую воду в хрустальный бокал и беззвучно удаляется.
Из столовой, смежной с гостиной, доносятся громкие голоса. Там, похоже, идут жаркие споры. Сразу безошибочно узнаются пронзительный тенор самого Берлускони и голоса некоторых из его ближайших советников – неаполитанки Мариарозарии Росси, недавно поступившей на работу, и Деборы Бергамини – опытного пресс-секретаря, которую Берлускони переманил к себе с телеканала Bloomberg Television. Дверь распахивается, и показывается Джованни Тоти, последний протеже Берлускони. Вид у него слегка ошарашенный. Бывший телеведущий ток-шоу из Mediaset только что согласился на просьбу Берлускони баллотироваться на должность губернатора на предстоящих местных выборах кандидатом от партии “Вперед, Италия!”.
Сейчас вечер пятницы, и Берлускони обсуждает политические подробности предстоящих выборов со своим ближним кругом, с теми, кого итальянская пресса насмешливо именует “Магическим кругом”. Главным человеком в этом узком кругу была подруга Берлускони Франческа Паскале. Если верить репортажам в итальянских газетах, она и весь “Магический круг” загипнотизировали Берлускони и отрезали его от мира, а из-за их неопытности, неверных суждений и личных амбиций и бывший премьер, и партия “Вперед, Италия!” понесли непоправимый ущерб (так, во всяком случае, уверяли журналисты). Впрочем, на сегодняшнем стратегическом собрании Паскале даже не присутствует. Она на верхнем этаже семейной резиденции – наряжается. Сегодня вечером она появится в дизайнерском бежевом наряде, а не в своей всегдашней домашней одежде – тренировочном костюме или джинсовой куртке. Вскоре начнут накрывать к ужину, а Берлускони с товарищами засиживается на совещании.
В этот вечер, 27 марта 2015 года, на вилле Сан-Мартино ощущается какая-то зловещая атмосфера. Может быть, все дело в тусклом освещении, или в том, что огромная вилла утопает в тенях, или просто в мрачном настрое собравшихся здесь людей. Возможно, это оттого, что сегодня – годовщина первой победы Берлускони на выборах 1994 года. В этот самый день двадцать один год назад он превратился из скандального медиамагната-миллиардера в скандального премьера-миллиардера. В 1994 году он изменил облик всей итальянской политики удачной и ловкой кампанией, благодаря которой покорил сердца и умы миллионов итальянских избирателей. А теперь, 21 год спустя, его партия оказалась на грани распада и боролась лишь за выживание. Многие из главных соратников Берлускони просто отвернулись от него, некоторые требовали провести предварительные выборы, чтобы определить преемника Берлускони, другие громко возмущаются тем, что Паскале и “Магический круг” не дают им даже подступиться к Берлускони, а еще кое-кто говорит, что Берлускони навредил собственной партии, отказавшись рассматривать кандидатуры преемников. Потому-то на вилле Сан-Мартино было теперь так мрачно.
Советник Берлускони доверительно сообщает, что сегодня за обедом босс впервые заговорил о признании своего поражения. Правда, несколько недель назад суды наконец-то отменили обвинение по делу Руби. Да, Берлускони теперь полностью оправдан – на сей раз по делу о сексуальных преступлениях, связанных с малолетними проститутками, да и о злоупотреблении должностью премьер-министра говорить перестали. Казалось бы, он должен был ликовать. Но он не ликовал. Вместо этого он рассказывал родным и друзьям о том, что, наверное, скоро снова явятся следователи – на этот раз в связи с обвинениями в подкупе свидетелей по делу Руби. В прессу стали просачиваться выдержки из подслушанных телефонных разговоров девушек из предполагаемого гарема, который Берлускони якобы держал в особой квартире. Сегодня вечером Берлускони сетует: “Судьи развернули против меня кампанию в СМИ, они публикуют все эти подслушанные телефонные разговоры и прочие конфиденциальные материалы, которые каждый день просачиваются в прессу”. Он очень расстроен.
В этот вечер 27 марта Берлускони производит впечатление человека, которого обложили со всех сторон. Ему не дают покоя и судебные преследования, и судьба его бизнеса, и растущие убытки от принадлежащего ему футбольного клуба “Милан”, и его собственное политическое будущее. Но больше всего его тревожит отчаянное состояние финансов в его партии “Вперед, Италия!”. Долги партии перевалили уже за 130 миллионов евро, сообщает он одному посетителю, а новый закон о взносах в пользу избирательных кампаний ограничивает отдельные взносы суммой в 100 тысяч евро. “Мне придется все накопившиеся долги из собственного кармана выплачивать”, – говорит он, скорчив гримасу. Хуже того, в рядах его собственной партии все еще продолжаются разброд и шатания после междоусобиц и попыток бунта, длившихся почти целый год. Многие из стойких приверженцев партии огорчены тем, что Берлускони назначил партийным казначеем Мариарозарию Росси, это политическое ничтожество из Неаполя. Росси – сенатор от “Вперед, Италия!”, однако, по мнению ее критиков из числа однопартийцев, ее величайшая заслуга пока что состоит лишь в том, что она – подружка Паскале. Итальянская пресса живописует мрачную картину, в которой Росси и Паскале выступают главными злодейками: засев среди меркнущей роскоши уже слегка страшноватой виллы Сан-Мартино, они нещадно манипулируют Берлускони. Так фантазируют журналисты. Многих это убеждает, хотя в действительности помыкать таким человеком, как Берлускони, очень нелегко. Как бы то ни было, Берлускони уже довольно давно остается в уединении своей виллы в Аркоре, в течение большей части года строго соблюдая “комендантский час” и придерживаясь других ограничений на передвижение: ведь он отбывает наказание и находится на исправительных работах. Его не видно ни на телевидении, ни на политической арене. Его партия стремительно теряет популярность – это видно по опросам. В политическом смысле он, похоже, пребывает в свободном падении. Хозяин большой старой виллы – человек, разъяренный всем тем, что на него обрушилось; человек, давно кипящий гневом и раздражением на то, что его движения ограничены, что ему нельзя публично высказывать свои мысли из страха перед судьями, что ему нельзя ездить по Италии; человек, который с нетерпением дожидается, когда же ему снова дадут вернуться на сцену, и с ужасом наблюдает за падением своей популярности.
Однако в тот период, когда Берлускони отбывал общественные работы, и вплоть до начала 2015 года самый значительный политический урон он потерпел отнюдь не из-за дурных советов от “Магического круга”. Дело совсем в другом: новым премьер-министром Италии стал Маттео Ренци. Вооружившись хладнокровием “поколения Twitter” и экономической политикой в духе Билла Клинтона, нацеленной прежде всего на рост, Ренци заполучил премьерскую должность еще год назад, в 2014-м. Он выказывал себя хладнокровным сторонником свободного рынка, либералом с чувством ответственности за общество, демократом-консерватором по американским меркам. Пока Берлускони отбывал наказание в доме престарелых и с расстояния наблюдал за раздорами внутри собственной партии, Ренци бульдозером проехался по левоцентристской Демократической партии Италии, уничтожив всех своих противников на крайнем левом фланге и приведя их в ярость своей политикой, поощряющей бизнес, и реформами на рынке труда. Но так как речь шла об итальянской политике, одной из главных причин, почему Ренци все-таки удавалось продвигать свои реформы, был тот самый “пакт Надзарено”, который он заключил с Берлускони.
В обмен на кресло лидера парламентской оппозиции, где Берлускони сидел бы за столом на равных, и на политическое доверие и вес в придачу, Берлускони пообещал Ренци голоса сенаторов от своей партии “Вперед, Италия!” по вопросам ключевых реформ. Имея эти голоса, Ренци мог угрожать крайним левым в рядах собственной партии и проталкивать законопроекты по реформам, даже если либералы голосовали против них. Это была очень эффективная угроза, и некоторое время она действовала. Многие несогласные проявляли послушность, оппозиционные силы Берлускони голосовали за реформы, и все получали свою выгоду.
Для Берлускони диалог с новым премьер-министром был чем-то вроде системы политического жизнеобеспечения. Благодаря этому взаимодействию он снова ощущал свою значимость – ведь он много месяцев чувствовал лишь тяжесть обвинительного приговора, который выбрасывал его на обочину политической жизни, в какое-то постыдное чистилище. Берлускони ощущал, что Ренци реабилитировал его. К тому же Ренци пытался протолкнуть некоторые из тех самых реформ, затрагивавших рынок труда и экономику, которые сам Берлускони безуспешно продвигал последние двадцать лет.
Ренци счел благоразумным сохранить Берлускони жизнь в политике, предложив ему участвовать в разработке конституционных реформ на двухпартийной основе. Однако, сместившись в центр, Ренци затеял политический маскарад наподобие американского, только на итальянский манер. Он стал рядиться в украденные у Берлускони политические одежды – совсем как Билл Клинтон, который в свое время украл политику у умеренных республиканцев. Но, что было еще хуже (с точки зрения Берлускони), Ренци оказался таким же талантливым и телегеничным деятелем, каким в былые годы был сам маэстро. Ренци вовсю использовал новые средства коммуникации, вроде блогов Facebook и Twitter, для распространения сообщений, не стесняясь при необходимости заимствовать кое-какие приемы и лозунги из репертуара самого Берлускони. Умеренная экономическая политика Ренци, благоприятствовавшая бизнесу, привлекала сторонников Берлускони, отчего часть традиционного электората Берлускони просто отпала. Весной 2014 года на выборах в Европарламент партия Берлускони – пока он сам отбывал общественные работы – потерпела поражение. За него отдали голоса всего 16,8 % избирателей – исторический минимум. Ренци же удалось удержать голоса левых и одновременно переманить к себе немалую долю прежнего электората Берлускони.
Берлускони, хотя и не желал раздувать проблему, беспомощно наблюдал, как от него один за другим уходят важнейшие члены партии. Он подвергался яростным нападкам однопартийцев за то, что позволил втянуть себя в альянс с Ренци. Даже ближний круг Берлускони с мучительной ясностью понимал, что его двухпартийная поддержка Ренци сбила с толку избирателей, голосовавших за “Вперед, Италия!”, и в итоге их голоса были потеряны. Накануне очередного раунда выборов весной 2015 года – гонки за губернаторские места в главных областях – доля избирателей, голосовавших за партию Берлускони, упала примерно до 10 %.
“Дело совсем не в наших внутрипартийных распрях, – сказала в тот вечер на вилле Сан-Мартино советница Берлускони. – Главная проблема – это Ренци. Он очень нравится умеренному ядру нашего исконного электората, а потому крадет голоса наших сторонников”.
В половине восьмого Берлускони сел ужинать. За столом справа от него сидели Росси и Паскале, напротив – Дебора Бергамини. Сегодня Берлускони уже жаловался на то, что новый премьер, по сути, предает его, хотя поначалу так обнадеживал. Сейчас он снова заговорил об этом, только еще более жалобным тоном.
“Вначале Ренци казался мне таким симпатягой. Но он оказался совсем не симпатягой. Он просто рвался к власти, а теперь держится за нее”.
Сильвио Берлускони явно уязвлен до глубины души.
Паскале принесли ее всегдашнюю большую миску с зеленым салатом. Сегодня вечером она позволяет себе бокал красного. Берлускони недовольно глядит на свою тарелку с бульоном и жалуется на суровую диету. Теперь, когда срок отбывания наказания подходит к концу, он планирует появиться на публике, а потому хочет привести себя в форму. В каком-то смысле диета Берлускони меняется так же резко, как и его настроение. Он способен довольно быстро сбросить пару-тройку лишних килограммов, но потом заново набирает их, если вдруг не выдерживает и набрасывается на калорийную еду.
Сейчас Берлускони просто отодвигает тарелку с постылым супом и пускается в импровизированные рассуждения о том, как его новый заклятый враг Ренци губит Италию.
“Ситуация в Италии ухудшается с каждым днем, потому что Ренци узурпирует власть. Когда он покончит со всеми этими реформами, он получит контроль над сенатом. Он будет командовать своей партией. По сути, у него в руках окажется вся страна целиком. Единственная надежда…”
Берлускони делает небольшую паузу, все-таки пробует суп, а потом продолжает развивать мысль.
“Единственная надежда – на то, что, может быть, мне еще как-то удастся вернуться в игру. Вы только подумайте: я ведь давно стал невидимкой для итальянцев! На телевидении меня не было, я практически на год совсем пропал из виду”.
Берлускони снова делает передышку. Члены так называемого “Магического круга” внимательно слушают.
“Я смогу вернуться на сцену только тогда, когда всем станет абсолютно ясно, что я невиновен. Я был невиновен – а меня все равно осудили. Меня вышвырнули из сената. Меня лишили права баллотироваться. Меня выгнали с политической сцены. Меня, можно сказать, ограбили: заставили выплатить семьсот миллионов долларов Карло де Бенедетти. Думали меня обанкротить – но не получилось. Я нашел нужную сумму и выплатил ее де Бенедетти, мне даже к банкам не пришлось обращаться”.
Берлускони прерывается, съедает ложку супа и отпивает немного минеральной воды. В те дни, когда Берлускони сидит на диете, вина ему не полагается.
“И что же все это значит? – продолжает Берлускони. – Это значит, что невозможно провернуть такую операцию, какую мы провернули в девяносто четвертом, когда сплотили все мыслимые силы правоцентристов. Сейчас в Италии нужно создать Республиканскую партию – в точности такую, какая существует в Соединенных Штатах. Это такой большой контейнер, большая палатка для всех умеренных и консервативных сил, которые не вмещаются в партию «Вперед, Италия!»”.
Берлускони совсем позабыл про суп – он говорит уже безостановочно и все более страстно. Ближний круг внимательно слушает его.
“Для нас единственный способ пробиться вперед – это трансформировать «Вперед, Италия!» в Республиканскую партию, воспользовавшись американским примером – примером величайшей в мире демократии. Демократы у нас в Италии уже есть – это Ренци и его партия. Теперь нам осталось обзавестись республиканцами. Чтобы побороть демократов в Италии, нам нужна Республиканская партия”.
Росси согласно кивает. Она и Франческа вступают в разговор. Они побуждают Берлускони проявить силу и упорство, не сдаваться и идти вперед, несмотря ни на какие трудности. Он улыбается, но не без горечи.
Берлускони уверенно отвечает на вопрос о том, что же именно он собирается делать. Он действительно хочет вернуться в политику почти в 80 лет – или, может быть, благоразумнее махнуть на это дело рукой и просто наслаждаться жизнью? Как-никак, он всегда жаловался на то, что слишком много работает и ему даже некогда бывать на своих роскошных виллах в Антигуа, или на Бермудах, или на Сардинии. Берлускони аккуратно откладывает ложку и вперяется в собеседника пронзительным взглядом.
“Собственно, об этом я и говорил сегодня днем, когда мы обедали в этой самой комнате, в этой самой компании”, – говорит он серьезным тоном и жестом показывает на сидящих за столом членов “Магического круга”.
“Я говорил о будущем. Меня очень расстраивает, что при нынешнем состоянии дел, по-видимому, невозможно создать эффективный правоцентристский блок для противостояния Ренци. Этой цели можно добиться, только если я вернусь, если я воскресну. Я должен предстать невиновным человеком, который возвысит голос и обратится к молчаливому большинству итальянцев. Речь идет о половине населения – это люди, которым так осточертела политика, что они вообще не ходят больше на выборы”.
“Чтобы все это стало возможным, мне необходимо получить оправдание от Европейского суда по правам человека, – продолжает Берлускони. – Там могут на европейском уровне оспорить решение итальянского Верховного суда. В моей апелляции содержится шестнадцать отдельных пунктов, так что Европейскому суду достаточно вынести оправдательный вердикт хотя бы по одному из них – и тогда я снова смогу заниматься политикой и баллотироваться на выборах”.
Он терпеливо объясняет механизм, согласно которому постановление ЕСПЧ в обязательном порядке повлечет за собой постановление уже итальянского суда, после чего он снова обретет право выставлять свою кандидатуру на выборные должности. Берлускони явно возлагает очень большие надежды на эту апелляцию, она – его последний шанс на возрождение к политической жизни.
“Я совсем не хочу сдаваться”, – говорит Берлускони, уже устав бороться с голодом, и воровато тянется к кусочку хлеба.
К концу ужина становится ясно, что Берлускони задает себе важные вопросы. Он перебирает все возможные варианты и в уме, и в беседах со своим ближним кругом. Иногда он кипятится, иногда веселится и увлекается. Но бывает, что на него накатывает тоска.
“У него случаются взлеты и падения, – признает его старый друг Феделе Конфалоньери. – Но, мне кажется, он все-таки внутренне не сдается. Его главное удовольствие в жизни – это работа, так всегда было. Я знаю, он много говорит о самых разных вещах, но, думаю, Сильвио никогда по-настоящему не уйдет из политики. Честно говоря, мне кажется, он просто не может себе этого позволить”.
Конфалоньери принадлежит к той маленькой группе ближайших друзей и советчиков Берлускони, которые считают, что он совершил большую ошибку, не наладив крепкой связи с Ренци. Ведь каждому медиамагнату, будь он Руперт Мердок или Сильвио Берлускони, жизненно важно поддерживать хорошие отношения с людьми, сидящими в правительстве, и – на своем уровне – с лидерами правительств в тех странах, где они ведут бизнес. Двадцать лет Берлускони обвиняли в том, что он – ходячий конфликт интересов в одном лице: медиамагнат, злоупотребляющий государственной властью. Его критики утверждали, что он и в политику-то пошел прежде всего для того, чтобы отстаивать собственные деловые интересы. Однако в последнее время деловые интересы Берлускони понесли большой урон – начиная с тех 500 миллионов евро, которые он выплатил своему противнику Карло де Бенедетти.
Пускай весной 2015 года Берлускони весьма туманно представлял свое политическое будущее, зато он неплохо заботился о своих миллиардах. Стоимость его имущества приближалась к 8 миллиардам евро, но теперь он собрался пополнить запас свободных денежных средств, и уполномоченные им люди уже занимались распродажей различных активов.
Для начала принадлежавшая семейству Берлускони холдинговая компания Fininvest избавилась в конце 2013 года от своих акций компании по оказанию финансовых услуг Mediolanum, выручив за них больше 250 миллионов евро. В апреле 2014 года Mediaset получила почти 300 миллионов евро наличными, продав акции своей дочерней компании, обслуживающей телебашни. Летом 2014 года Mediaset выручила еще €365 миллионов, продав свою долю в капитале платного телеканала в Испании. В конце 2014 года очередь дошла до продажи имевшихся у Берлускони акций сети многоэкранных кинотеатров в Италии: они принесли 36 миллионов евро. В феврале 2015 года Fininvest собрал еще 380 миллионов евро, продав 7,79 % своих акций Mediaset. После этого у Берлускони осталось всего 33,4 % акций Mediaset, но они стоили немало – 2 миллиарда. Если учесть стоимость других активов, то к 2015 году империя Берлускони, вместе с принадлежавшей ему роскошной недвижимостью в разных местах, все еще оценивалась в 8 миллиардов евро или даже больше. Его никак нельзя было назвать банкротом. Больше того, Mediaset тратил другие миллиарды (добытые с помощью банковских займов) на покупку прав показывать по телевидению в 2012–2018 годах игры Лиги чемпионов УЕФА и чемпионат Италии по футболу (серия А). Права на показ футбольных матчей покупались для нового итальянского платного телеканала Берлускони, который назывался Mediaset Premium. Однако у Берлускони возникла проблема. У его платного телеканала имелось только два миллиона подписчиков, тогда как у лидера итальянских платных телеканалов – Sky Italia, принадлежавшего Руперту Мердоку, – подписчиков было целых пять миллионов. Впервые Берлускони кто-то обгонял на его “родном” телевизионном поприще.
Между Мердоком и Берлускони всегда было дружеское соперничество, и еще в 1990-х они поговаривали о том, что надо бы как-то объединить силы или купить друг у друга доли в капитале. Теперь перед ними обоими встала одна и та же угроза: новая и агрессивная конкуренция со стороны быстро меняющегося мира медиа. Обоих тревожила возросшая мощь Netflix – мультимедийной компании, которая уже нанесла непоправимый урон огромным сегментам американского рынка платного телевидения и теперь собиралась продолжить свое победно-разрушительное шествие уже в Европе.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что 27 апреля 2015 года, в дождливый понедельник, как раз к обеденному времени, автомобиль Руперта Мердока подкатил к Аркоре и остановился перед виллой Берлускони.
Берлускони мучительно размышлял о своей роли в итальянской политике и о том, как лучше защитить свою бизнес-империю, как влить в нее новые силы. Он пытался спланировать будущее своих детей. Уже много месяцев он думал о том, какую часть бизнеса сохранить, какую продать и какие новые стратегические альянсы понадобится создать, если он хочет сохранить на плаву свою медиаимперию в изменчивом цифровом мире.
84-летний Мердок тоже занимался переустройством своей империи, раскинувшейся на весь мир: объединял все свои европейские телевизионные активы в одну компанию и приобщал к делу своего сына Лаклана. Разумеется, если бы он перекупил в Италии платные телеканалы Берлускони или хотя бы заполучил права на трансляцию футбольных матчей, это помогло бы Мердоку прочно закрепиться на европейском рынке.
И вот два медиамагната почтенных лет (один уже уверенно перешагнул порог восьмидесятилетия, второй неумолимо к нему приближался) встретились у Берлускони в Аркоре, чтобы поговорить за долгим обедом. Мердок привез с собой сына Лаклана, а рядом с Берлускони находился его сын Пьер Сильвио. Конфалоньери на этот обед не приглашали. Это была встреча только для отцов и детей, если не считать присутствия еще одного человека, который и свел их всех, – медиауправленца Тарака Бен Аммара, уроженца Туниса.
“Это была действительно удачная возможность для Сильвио Берлускони и Руперта Мердока встретиться и побеседовать”, – вспоминает Бен Аммар, который прослужил главным советником у Мердока столько же лет, сколько оставался деловым партнером Берлускони. Именно Бен Аммар помог свести воедино многомиллиардные медиахолдинги принца Саудовской Аравии аль-Валида ибн Талала. Именно Бен Аммар помог саудовскому принцу приобрести равные доли капитала и в Mediaset Берлускони, и в News Corporation Мердока.
Если кто-то и мог свести двух магнатов для встречи и важных переговоров, то именно Бен Аммар – влиятельный посредник, похоже все свое время проводивший в обществе медиамагнатов-миллиардеров. Уже будучи кинопродюсером, Бен Аммар начал сотрудничать с Берлускони, успешно запустив в Северной Африке сеть коммерческого телевидения Nessma. Занимаясь распродажей активов, Берлускони продал Бен Аммару часть акций парижской компании Quinta Communications, принадлежавшей самому Бен Аммару. Бен Аммар сотрудничал с кинорежиссером Люком Бессоном и являлся главным советником Венсана Боллоре – еще одного медиамагната-миллиардера, контролировавшего Vivendi и Canal Plus, платный канал-монополист во Франции. Кроме того, Боллоре купил львиную долю акций Telecom Italia и посадил Бен Аммара своим представителем в правление Telecom. Еще Бен Аммар недавно вошел в правление Vivendi, а эта компания буквально сидела на мешках с миллиардами евро. Поговаривали о каком-то альянсе или о сделке с долей между Vivendi и Mediaset Берлускони. В итоге двумя крупнейшими в Европе игроками на поле платных телеканалов сделались Мердок и Боллоре, и активы итальянских платных телеканалов, остававшиеся у Берлускони, представляли лакомый кусок для них обоих. Возможно, Vivendi был не прочь когда-нибудь проглотить всю Mediaset. Это удовольствие обошлось бы всего в пять-шесть миллиардов евро.
И вот в неформальной обстановке Мердок и улыбчивый Берлускони с сыновьями и с Бен Аммаром садятся за стол. Они пытаются выяснить, смогут ли они работать сообща. Особенно их волнует вопрос: как лучше всего противостоять угрозе со стороны цифрового онлайн-контента, вроде Netflix и других. В этот же день, но позже Берлускони будет говорить о том, как важно допустить к делу сыновей. Похоже, ему очень по душе пришлась идея, чтобы его сорокашестилетний сын Пьер Сильвио занимался бизнесом вместе с Лакланом Мердоком, которому только что исполнилось сорок три.
“Будущее принадлежит нашим сыновьям, так что им нужно проводить больше времени вместе”, – говорит Берлускони одному своему посетителю спустя час после того, как Мердоки уезжают из Аркоре.
“Очень важно, что сегодня за обедом сидели двое их сыновей”, – поясняет Бен Аммар.
Продолжительный обед в Аркоре не дал никаких немедленных результатов – прежде всего потому, что Мердок хотел быть держателем контрольного пакета акций в любой финансовой операции, связанной с платным телевидением, а Берлускони такая идея не понравилась.
Кроме телевидения и политики, весной и летом 2015 года Берлускони постоянно думал о футболе. Его любимый “Милан” играл плохо, и Берлускони фактически уволил незадачливого тренера команды Филиппо Индзаги. Он публично унизил Индзаги, заявив, что у них с футбольным тренером “расходятся взгляды”. Для итальянских болельщиков такого намека было вполне достаточно. Теперь пресса только и писала о том, что Берлускони вот-вот официально уволит Индзаги, и гадала, кого он наймет вместо него. Вдобавок уже на следующий день после того, как у Берлускони в Аркоре побывал Мердок, в чугунные ворота его виллы въехал автомобиль другого магната-миллиардера. Итальянские журналисты и телевизионщики, расположившиеся “в засаде” неподалеку, разглядели, что новый гость Берлускони – какой-то азиат. Прошел слух, будто Берлускони собирается продать легендарный футбольный клуб – за миллиард с лишним долларов.
Облачный день в конце апреля в Аркоре, спустя три дня после визита Мердока. Берлускони сидит на своем любимом диване в гостиной. На нем черная рубашка с блейзером, перед ним на журнальном столике – бежевый телефон дизайна 1970-х, блокнот с ручкой и стакан минеральной воды. Берлускони неохотно берет ломтики свежих яблок с тарелки с низкокалорийным фруктовым салатом. В прилегающей столовой и в других комнатах этого большого дома, предназначенных для встреч, больше дюжины миланских юристов, менеджеров инвестиционных банков, бухгалтеров и переводчиков негромко переговариваются между собой. А за окном, прямо за спиной Берлускони, один из банковских менеджеров в белой рубашке, вышедший передохнуть в сад, любовно возится с каким-то старым, видавшим виды смартфоном. Берлускони не обращает на это никакого внимания. Он говорит о футболе.
“Все очень просто. Я вложил кучу денег в «Милан». Чтобы побеждать в футболе, нужны деньги, талант и удача. Я двадцать девять лет был президентом «Милана», и сегодня наша команда – одна из самых прославленных в истории. Отлично! Но сегодня содержать футбольную команду – очень дорогое удовольствие. Поэтому сейчас европейские клубы стараются привлекать капиталы инвесторов из России, из Катара, из нефтяных стран, из Китая, Индонезии, из Азии. Сейчас одной семье вроде нашей слишком дорого содержать команду на собственные средства, потому что конкуренция очень жесткая, а цены просто бешеные. Цены на главных игроков вроде [Криштиану] Роналду и [Лайонела] Месси взлетели до небес, просто с ума сойти! Нет, это стало неподъемным. Взять хотя бы последние три года для примера. Наша семья – через нашу холдинговую компанию Fininvest – три года назад вложила в футбол 62 миллиона евро, два года назад – 70 миллионов, а в прошлом году – 102 миллиона. Это уже чересчур! Так что нужно искать альтернативные решения, ну а где их взять? На нефтяных рынках, в Азии, там, где сейчас бурно развивается экономика. И вот, когда мы дали понять, что готовы частично продать «Милан», посыпались самые разные предложения. Одно из предложений сделал молодой финансист из Таиланда, его зовут мистер Би Тайчобол. Он приезжал ко мне вчера”.
Берлускони начинает быстро перечислять условия покупки, выдвинутые тайским бизнесменом, чье имя он произносит протяжно: “ми-истер Би-и”.
“У него оказалось очень интересное предложение. Вначале он предполагает авансом сделать крупный денежный взнос, чтобы доказать серьезность своих намерений, а потом, поскольку «Милан» – хорошо раскрученный бренд, то, мы думаем, можно было бы объявить котировки клуба, скажем на Гонконгской или Сингапурской бирже, или даже запустить рекламную кампанию бренда в Китае и еще в десяти азиатских странах. Ведь это же огромный рынок – 242 миллиона болельщиков «Милана»! А еще можно охватить рестораны, духи, безалкогольные напитки – все это должно принести хорошую прибыль. Президентом клуба останусь я, у нас появится большой бюджет для покупки новых игроков, так что скучать мне не придется. Болельщики тоже не будут скучать – уж это я им обещаю. В идеале я ищу такого человека, который просто разделил бы мои расходы по содержанию «Милана» и его лучших игроков. Но это совсем не означает, что я сам уйду со сцены. Ничего подобного”, – рассказывает Берлускони.
Несколько недель спустя Берлускони заключил сделку с мистером Би. Азиатский консорциум инвесторов обещал выложить 480 миллионов евро за 48 % акций ФК “Милан”. Контрольный пакет оставался за Берлускони. Болельщики “Милана” ликовали. Их новость очень обрадовала. Берлускони тоже был полон оптимизма.
“Бренд «Милана» стоит многого, и когда мы выставим его котироваться на азиатских биржах – скорее всего, в 2016-м, – он получит высокую рыночную оценку и станет высокодоходной компанией. Я сам вложу 150 миллионов евро в покупку новых игроков, а азиаты вложат 500 миллионов. Но контролировать клуб буду я. Потом мы выставим на фондовой бирже часть капитала – может быть, двадцать пять процентов акций, и компания выручит еще миллиард. Может быть, нам удастся оценить на бирже стоимость «Милана» в четыре миллиарда евро, тогда мне светит неплохой доход. Ну, мы очень весело заживем, если сумеем собрать миллиард. Тогда мы станем самой непобедимой командой на всей планете. Наравне с мадридским «Реалом»”.
Берлускони продолжает вслух мечтать о таком будущем, где он по-прежнему останется счастливым президентом футбольного клуба “Милан”, воплощая в жизнь свои мальчишеские мечты и строя новые планы: открыть новый офис для легендарного клуба в Шанхае. Он уносится мыслями очень далеко, анализируя подробности сделки и оценивая привлекательность быстро растущей экономики азиатских стран.
Идея использовать потенциал “Милана” в Азии – похоже, дальновидный ход, и Берлускони, говоря о своем любимом футбольном клубе, делается оживленным и эмоциональным. Наконец все-таки объясняет, почему пришлось уволить Индзаги, тренера “Милана”. Все оказывается очень просто. Берлускони сообщает, что нанял нового тренера – ветерана из Сербии Синишу Михайловича, который обязательно поднимет команду на прежние высоты. “Он – сильная личность, и в то же время он очень человечный: это оттого, что у него самого шестеро детей. У него всегда были прекрасные отношения со всеми игроками во всех командах, которые он тренировал. И он мне признавался, что у него есть мечта, заветная мечта: стать когда-нибудь тренером «Милана». Думаю, он справится”, – говорит Берлускони.
Итак, это решено: Михайлович, новый напористый тренер-серб, который заменит незадачливого Индзаги, получит колоссальную финансовую поддержку и команду отборнейших футболистов в мире.
Относительно будущей судьбы семейного холдинга Mediaset, итальянской медиаимперии, у Берлускони нет никаких сомнений. Он твердо решил, что контроль над компанией должен оставаться в руках семьи – во всяком случае, в ближайшее время.
“Mediaset мы сохраним, – говорит он спокойно. – Это важно независимо от того, вернусь я в политику или нет”.
Сохранение контроля над Mediaset, которая летом 2015 года по-прежнему оставалась главным активом в империи Берлускони, вероятно, составляло важнейшее ядро бизнес-стратегии миллиардера. Однако когда речь заходила о политической стратегии Берлускони или о его собственном политическом будущем, он колебался, не желая брать на себя каких-либо обязательств – даже на страницах своей биографии.
Пока все в разработке.
Берлускони начал подавать противоречивые сигналы еще в мае 2015 года, когда примкнул к кампании, которая со временем принесла очень неплохие результаты. Его ассистент Джованни Тоти был избран губернатором области Лигурия, причем ему удалось победить на выборах еще в одной области – Венето, но в обоих случаях он победил лишь благодаря союзу с ксенофобской партией “Северная лига”. Берлускони попал в зависимость от этого итальянского аналога американского протестного “Движения чаепития”, который набирал примерно столько же голосов избирателей, что и партия Берлускони, – около 14 %. Дело в том, что Берлускони, как он сам постоянно твердил “Магическому кругу”, ухитрился повысить популярность партии “Вперед, Италия!” за счет агитационных поездок во время предвыборной кампании. И все-таки он допустил ряд досадных промахов: однажды появился не на том сборище и приветствовал кандидата, который оказался “не из той” партии, а в другой раз объявил о своем отдалении от активной политики. Видимо, возраст все-таки начинал сказываться.
“Я уже не участвую в политике, – сказал он где-то публично. – Я просто человек с большим чувством ответственности за свою страну”.
Его оппоненты ухватились за эти слова, увидев в них в доказательство того, что политическая карьера Берлускони завершена. Ясно, что у него на уме – стратегия выхода, говорили они, а значит, он планирует оставаться в политике только до тех пор, пока может защищать свои деловые интересы.
Берлускони поспешил объяснить, что он имел в виду совсем другое: его ведь выгнали из сената и лишили прав баллотироваться на выборные должности, а потому, ища себе нового применения, он решил стать отцом-основателем нового политического движения – Республиканской партии Италии, о которой уже начал говорить везде и повсюду. У почти 80-летнего Берлускони, которому запретили занимать государственные должности вплоть до 2019 года, оказался запасной козырь в кармане – или, по крайней мере, собственное представление о том, каким должно выглядеть политическое наследие.
Он назвал “крестовым походом” свою идею убедить разобщенные малочисленные партии правоцентристского толка объединиться или хотя бы сплотиться в дружный правоцентристский политический альянс, который мог бы вернуть себе большинство голосов в Италии на следующих выборах, в 2018 году. Тем не менее сигналы, которые он подавал, выглядели противоречивыми. Так что же – Берлускони уходит или все-таки остается в игре? Чтобы объяснить свою позицию, Берлускони прибег к футбольной терминологии и сказал, что хотел бы выступать в роли тренера – стоять у кромки поля и давать игрокам советы на будущее. Но сам он будущим лидером не хочет быть. На вопрос о наследнике Берлускони ответил, что еще не знает. Пока что у него не было очевидного преемника – так, во всяком случае, казалось. Ряды ближайших соратников Берлускони значительно поредели после множества дезертирств.
В каком-то смысле Берлускони начал уставать от игры в политику – особенно когда выяснилось, что устроить яркое, эффектное возвращение никак не выйдет. “Я никогда не получал удовольствия от политики. Я вообще не профессиональный политик. Я – предприниматель”, – снова и снова твердил Берлускони друзьям. Он жаловался на “профессиональных политиков-паразитов, которые просто использовали меня”, жаловался на их вероломство. При упоминании о старых друзьях и преданных союзниках, которые массово дезертировали из партии “Вперед, Италия!” и теперь шли в другую сторону, отвернувшись от него и сильно уменьшив число его однопартийцев в парламенте, Берлускони только пожимал плечами. У него еще оставалась надежда уйти красиво, оставшись в роли престарелого государственного деятеля или, по крайней мере, влиятельного “серого кардинала”, который по праву может указать будущего лидера итальянских правых. Но он еще не был готов к окончательной капитуляции.
Для тех, кто наблюдал Берлускони летом 2015 года, истина была очевидна: в глубине души он не готов был покидать сцену и уходить в тень, а еще – уходить он хотел лишь на своих условиях. На протяжении всей жизни – и мальчишкой, эвакуировавшимся из Милана во время бомбежек союзников, и беспощадным магнатом-миллиардером, принципиально не бравшим пленных, – Берлускони стремился только побеждать, причем побеждать по-крупному. Он привык к одним победам. Поэтому неудивительно, что, когда один из гостей спросил его, когда он все-таки сможет покинуть сцену, Берлускони промолчал, но написал несколько слов (что для него нетипично) на листке в блокноте. Потом он вырвал этот листок, скомкал его и забрал с собой, но, как оказалось, от нажима авторучки остались глубоко вдавленные следы на следующей странице, и можно было без труда прочесть написанную фразу: “Я уйду, когда одержу еще одну победу”.
Рассказывать историю жизни Берлускони нелегко. Во всяком случае, не так легко, как может показаться, учитывая его невероятные приключения в политике, на телевидении, в футболе и сфере недвижимости, или то, как он стал богатейшим миллиардером Италии, или всю ту чертовщину, которая окутывает его отношения с женщинами, или бессчетное множество обвинений и судебных процессов, преследовавших его долгие годы (и множество новых обвинений в будущем).
Берлускони по-прежнему остается впечатляюще крупной фигурой на итальянской сцене, хотя его политическое влияние неудержимо тает. Ни в одной другой западной стране ни одному лидеру государства еще не удавалось так прочно доминировать в жизни страны на протяжении двадцати с лишним лет или наложить на ее культуру столь мощный отпечаток своей личности и вкусов. Влияние Берлускони на Италию – еще с 1980-х, когда он начал вливать в итальянскую атмосферу струю американского гедонизма и привносить дух “яппи”, помешанных на потреблении, – невозможно переоценить.
Берлускони остается спорной фигурой, вызывающей крайне противоположные отзывы и в Италии, и во всем мире. В глазах критиков он – клоун, осужденный преступник, бабник и теневой миллиардер, который использовал политические связи для того, чтобы вознести свою медиаимперию в заоблачные выси, а потом все-таки предстал перед Верховным судом, чтобы держать ответ за свои дела, и в итоге был провозглашен виновным. Для многих он – сам дьявол во плоти.
Однако вся эта история намного сложнее, чем можно подумать, судя по одним только вырезкам из газет.
Пока он сам, своими словами, рассказывал историю собственной жизни (на это ушло больше тридцати пяти дней, а точнее, больше ста часов встреч, записанных на видео интервью и бесконечных разговоров) – в саду, в кабинете, в столовой или в его любимой гостиной на вилле в Аркоре, – постепенно вырисовывался более полный портрет этого человека. У него часто случались перепады настроения, он при любом случае сетовал на постоянную борьбу с судьями. Вместе с тем казалось, он борется с собственной судьбой и неугомонно рвется к очередной победе. Берлускони так до конца и не оправился после обвинительного приговора Верховного суда, вынесенного в августе 2013 года. Его психика тогда серьезно пошатнулась, и с тех пор бывший премьер-министр иногда физически ощущал тяжесть судебного приговора. Было очевидно, что он чрезвычайно возмущен случившимся. Однако он отказывался в этом признаваться, отказывался сдаваться – даже при мысли о смерти. Однажды он пожаловался: “Какая досада, что все мы когда-нибудь умрем – а в мире останется еще столько чудесного и прекрасного”. Да, Берлускони был уже не тот, что в молодости, но он не растерял былого обаяния. Он оставался неутомимым трепачом, шоуменом, любителем анекдотов, соблазнителем, магнатом, а главное – человеком, не вполне готовым уходить со сцены или отказываться от звездной роли в сюжете собственной жизни.
“Со мной много чего можно сделать, – сказал он как-то раз другу, – но нельзя заставить меня изменить самому себе”.
Годы, проведенные Берлускони на посту премьер-министра Италии, стали частью продолжительного периода упадка в истории страны, и ему так и не удалось осуществить мечту о “рейгановской” революции, которая привела бы к торжеству свободного рынка. А еще ему так и не удалось избавиться от обвинений (которые сам он отвергает) в том, что он неоднократно оказывал давление на суд, благодаря чему открытые против него судебные процессы тянулись годами.
На европейской сцене Берлускони, несомненно, был протагонистом и очевидцем истории в течение тех двух десятилетий, что последовали за падением Берлинской стены. Какой бы спорной фигурой он ни сделался после судебных процессов о “бунга-бунга”, он вращался среди гигантов вроде Коля, Миттерана, Ширака и Меркель, да еще в период эпохальных перемен в Европе. Он имел дело с тремя президентами США – Биллом Клинтоном, Джорджем Бушем-младшим и Бараком Обамой. Благодаря его дружбе с Джорджем Бушем Италии явно удалось превзойти саму себя в сфере внешней политики. И в Ираке, и в Афганистане, причем в течение нескольких лет, Берлускони оставался вторым по важности (после Тони Блэра) союзником администрации Буша в Европе. Его признания в дружбе с Владимиром Путиным, по-видимому, вполне искренни, но даже если оставить в стороне это добродушие, Берлускони время от времени играл весьма важную и ценную роль незаметного, но исторически значимого посредника между Вашингтоном и Москвой. Схватки Берлускони с Николя Саркози сделались притчей во языцех, но если говорить о решении послать в Ливию бомбардировщики и свергнуть режим Каддафи в начале “арабской весны”, то дальнейшая история показала, что Берлускони в итоге оказался прав, а Саркози – нет. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на сегодняшнюю Ливию – лежащую в руинах и кишащую игиловцами. Она стала одним из несостоявшихся государств, которые попали в лапы к террористам.
Позиция Берлускони в разгар исторического кризиса евро тоже оказалась верной. Он твердо сказал “нет” назойливой тройке ростовщиков – МВФ, ЕЦБ и Европейской комиссии – задолго до Ципраса в Греции. И хотя Берлускони подвергли унижению на встрече “Большой двадцатки” в Каннах, его упрямое сопротивление плану Саркози натравить на Италию МВФ с его “спасительным” займом оказалось правильным решением и для Италии, и для еврозоны в целом. Даже Обама сказал об этом. Дав отпор Кристин Лагард и МВФ, Берлускони не предотвратил собственного падения, но только потому, что Саркози и Меркель много месяцев подряд сплоченно вели кампанию по его смещению, а попутно и президент Джорджо Наполитано давно готовил преемника для Берлускони. Как сказал своим сотрудникам Тим Гайтнер: “Они все-таки провернули это дело, и провернули очень ловко”.
Можно не сомневаться, что неосмотрительность Берлускони в личной жизни, а также непрерывные “утечки” из миланской прокуратуры на протяжении пяти лет ускорили его падение. Целого ряда приговоров ему удалось избежать благодаря закону о сроках давности. В очередной раз это произошло в 2015 году – в связи с делом о предполагаемом подкупе члена парламента. В июле 2015 года Берлускони был осужден и приговорен к трем годам тюремного заключения, однако и тут срок исковой давности уже приближался, и приговор должны были аннулировать в считаные месяцы – еще до апелляции. Для Берлускони было очень важно, что в марте 2015 года Верховный суд в итоге оправдал его по делу об оплате секса с несовершеннолетней проституткой. Однако в течение всего лета 2015 года в прессу “утекали” расшифровки подслушанных телефонных разговоров весьма компрометирующего содержания, в которых предполагаемые “девушки по вызову” говорили о получении денег от Берлускони. Чтение скандальных “прослушек”, связанных с расследованием сексуальных скандалов вокруг Берлускони, уже превратилось в итальянскую национальную забаву.
Ненасытные аппетиты Берлускони, неравнодушного к красивым женщинам, чем-то похожие на его страсть к футбольному клубу “Милан”, уже много лет не были большим секретом для широкой публики. Во многих отношениях жизнь Берлускони легко читалась, как открытая книга. Вопрос в другом: если магнат-миллиардер был такой сомнительной фигурой, то почему миллионы итальянцев хотели снова и снова видеть его на посту премьер-министра? Ответ же заключается в следующем: Берлускони годами имел власть над надеждами, страстями и мечтами итальянцев и – к лучшему ли, к худшему ли – во многом успел вылепить Италию по собственному образу и подобию. Трудно переоценить его влияние на народ, на целые поколения итальянцев, которые росли, видя во власти одного только Берлускони. Больше ни один политический лидер не правил страной так долго, формируя и изменяя страну в соответствии со своими политическими, культурными и социальными представлениями. Еще никому этого не удавалось – разумеется, со времен Муссолини.
Берлускони умудрился стать человеком, которого на протяжении двух десятилетий одновременно и больше всех ненавидели, и больше всех любили в Италии. По мнению его критиков, это происходило из-за его монопольного контроля над телевидением и злоупотребления властью над СМИ. Возможно, объяснение кроется еще и в том, что Берлускони стал самым чутким и сообразительным в обращении со СМИ премьер-министром, какого когда-либо видела Италия, и одновременно оказался самым типичным итальянцем, какой когда-либо поднимался до поста премьера. Берлускони всегда был и остается настоящим, до мозга костей, итальянцем – трепачом, торгашом, обольстителем, любителем анекдотов и прирожденным соблазнителем. Ему присущи все мыслимые слабости и недостатки типичного итальянца, зато он наделен здоровым природным нюхом, умением выбирать нужное время и талантом вводить новшества. Да, во многом он остается говорливым дельцом, предпринимателем из процветающей Ломбардии. Но если копнуть глубже, становится ясно: в Берлускони воплотились все лучшие и все худшие черты характера всех итальянцев, и своим успехом на выборах он обязан прежде всего именно тому, что он олицетворяет обобщенную итальянскую мечту. В нем, как в зеркале, отражаются помыслы и мечты множества итальянцев, он сам выступает отражением тех самых избирателей, которые голосуют за него.
Вот еще одно туманное утро понедельника летом 2015 года. Берлускони у себя дома в Аркоре. Он размышляет о жизни вместе с друзьями в комнате, примыкающей к семейной усыпальнице, и кажется сентиментальным. Наверное, все дело в этой близости к усыпальнице, где покоятся урны с прахом его родителей, а может быть, Берлускони просто думает о традиционном понедельничном обеде в Аркоре: вскоре в столовой должна собраться вся семья. Его дочь Марина уже дожидается отца в гостиной вместе с Феделе Конфалоньери и троицей менеджеров-ветеранов из Fininvest – мужчинами в серых костюмах, которые заняты оформлением финансовой сделки для ФК “Милан”. Но Берлускони не спешит переходить к ним: он говорит о своем будущем, и ему осталось поделиться еще кое-чем. “Я уже сказал детям и родственникам, – признается он, – что, когда меня не станет, они могут продавать что хотят. Могут распродать все виллы, компании и акции и тому подобное. Я просил их не продавать только две вещи: вопервых, долю в «Милане» и, вовторых, – вот этот дом, это поместье в Аркоре”.
Он выдерживает паузу. “Знаете, – говорит он, – мне почти восемьдесят лет, и возраст уже дает о себе знать”.
С этими словами Берлускони выходит из комнаты и направляется в портик. Он смотрит на пасмурное небо и идет по хрустящему гравию, который отделяет портик виллы от сада и от остальной территории поместья, раскинувшегося на 70 гектаров. Начинается суета – из большого дома выбегают помощники, и появляется дворецкий Джузеппе, чтобы напомнить, что гости уже собрались в столовой для семейной трапезы. Сегодня вилла Сан-Мартино как будто оживает – такую энергию излучают все собравшиеся. Сильвио Берлускони широкими шагами входит в столовую и обнимает дочь Марину. На другом конце стола Конфалоньери отрывает взгляд от тарелки и выкрикивает дружеское приветствие. Седовласые финансисты из Fininvest усаживаются напротив Берлускони, Конфалоньери теперь оказывается по правую руку от него, а Марина – по левую. С противоположного конца стола на отведенное ему место молча садится высокий и худой человек в очках – это Никколо Гедини, многострадальный адвокат Берлускони. Перед Мариной ставят большую миску зеленого салата. Ее отец обреченно смотрит на свою маленькую тарелочку с вареными овощами. Он на диете.
Конфалоньери с аппетитом поедает пасту: это нежные тальолини с соусом карбонара. Он немедленно объявляет, что блюдо удалось на славу. К семейному обеду подают красное вино – изысканное ламбруско. Люди в сером из Fininvest едят молча, время от времени поднимая глаза, чтобы послушать Берлускони. Даже на склоне лет он остается бесспорным хозяином положения, и видно, что все привыкли почтительно к нему прислушиваться. Вначале разговор идет о “Милане”: Берлускони сетует, что они с вице-президентом команды Адриано Галлиани уже решили, что определились с покупкой двух первых звездных игроков, которые помогут вернуть “Милану” былое велчие. “Но как только они узнали, что их собираются купить для «Милана», цены сразу взлетели еще выше”, – ворчит Берлускони. Конфалоньери понимающе кивает. Трое фининвестовцев изображают сочувствие. Гедини доедает свою пасту.
В разгар обеда появляется Пьер Сильвио и усаживается за стол рядом с сестрой Мариной.
В течение всего этого продолжительного обеда официант периодически приносит распечатанные сводки новостных агентств со свежими сообщениями о событиях в итальянской политике или в мире. Берлускони кладет распечатки рядом с тарелкой, забывает про овощи и читает новости. Сейчас перед ним данные последнего опроса общественного мнения, и он по ходу дела замечает, что правоцентристские партии, по его мнению, обязательно нагонят Ренци и обойдут его на следующих выборах в 2018 году – если только он, Берлускони, объединит их. Он строит стратегические планы, генерирует идеи прямо за обедом, в семейном кругу.
Разговор слегка касается судебных перипетий Берлускони. Через несколько дней после этого понедельника миланская прокуратура порекомендует областному прокурору предъявить Берлускони официальное обвинение в подкупе тридцати четырех человек, в основном – девушек, которые посещали вечеринки “бунга-бунга” и жили в квартирах, принадлежавших самому Берлускони в жилом комплексе “Милано-Дуэ”. Суть обвинения состояла в том, что Берлускони дарил им подарки, стоившие миллионы долларов, оплачивал их жилье и передавал пачки с наличностью – с тем, чтобы в суде они помалкивали о том, что он занимался сексом с “Руби – похитительницей сердец”, якобы несовершеннолетней проституткой. Верховный суд уже оправдал Берлускони по делу Руби – на том основании, что в ту пору он не мог знать истинного возраста Руби, а суды не смогли найти никаких доказательств, что между нею и Берлускони когда-либо имелись сексуальные отношения. Но миланская прокуратура продолжала гнуть свою линию: теперь она утверждала, что Берлускони подкупом склонил десятки девушек к лжесвидетельству в его пользу. В ответ Берлускони признавался, что действительно платил девушкам, но называл это “проявлением щедрости”, а вовсе не платой за какие-либо скрытые услуги. Несколько недель назад он говорил об этом с большим пылом.
“Все мои гостьи – даже те, кто побывал у меня на ужине всего раз, – увидели потом в газетах свои имена. С тех пор их имена так и приклеились к судебному процессу, и если залезть в интернет, то их все там можно обнаружить, причем все они там фигурируют, как и хотела миланская прокуратура, как шлюхи Берлускони, – сказал он. – Им начисто испортили жизнь. Они не могут завести семью. Не могут найти серьезных женихов. Не могут найти работу. Их отказываются нанимать даже мои режиссеры и продюсеры из Mediaset! Они не могут найти жилье, потому что у них нет доходов и они не могут гарантировать плату за жилье. Я всегда говорил, что не чувствую за собой никакой вины, зато я чувствую ответственность за то, что случилось с этими девушками: ведь их жизнь пошла под откос из-за того, что они появлялись у меня на вечеринках, и из-за несправедливого суда. Кстати, суд оправдал меня по всем пунктам обвинения. Вот поэтому я и помогал этим девушкам, и продолжаю помогать, и буду помогать до тех пор, пока у них не появится шанс начать жизнь сначала. Но на тех вечеринках не было никакого секса, а если бы он даже был, то в этом не было бы никакого преступления!”
А здесь, за обеденным столом, Берлускони говорит об одном из своих любимых фильмов – про священника и мэра-коммуниста в маленьком городке. “Вчера вечером я посмотрел один из моих любимых фильмов пятидесятых – «Дона Камилло»”, – говорит Берлускони. Тему подхватывает Пьер Сильвио, и вскоре уже все за столом обсуждают старые кинофильмы. Понедельничный семейный обед, за которым обычно говорят о делах, продолжается в более легкой атмосфере. Конфалоньери рассуждает о музыке, вспоминает те старые добрые времена, когда они с Берлускони учились в старших классах школы и в университете и он аккомпанировал Сильвио на пианино. Кто-то спрашивает – а не хотели бы они снова выступить дуэтом? Сильвио будет петь, а он – играть на пианино? Может, они снова исполнят какую-нибудь песню из репертуара Синатры, как когда-то давно, в 1950-е? Конфалоньери отвечает, что конечно, с удовольствием, и обращается к другу детства: “Ну что, Сильвио? Споем?”
Берлускони расплывается в улыбке и кивает в ответ на предложение Конфалоньери.
Старые друзья решают, какую именно песню спеть. Конфалоньери говорит, тут и выбирать нечего. Дуэт будет исполнять любимую песню Берлускони из репертуара Синатры – “My Way”.
На несколько минут Сильвио Берлускони превращается в человека, по-видимому не обремененного ни малейшими сожалениями по поводу собственной жизни. Он – в святая святых своего уютного личного мирка, в маленькой вселенной, скроенной по его меркам. Если история рассудит по справедливости, она непременно должна учесть, что имеет дело с личностью очень крупного масштаба, которая не соглашалась играть по правилам, написанным для нормального общества. Он правил целым народом, он выстроил империю, и все это – прежде всего благодаря собственному уму. Пускай в глазах критиков у Берлускони множество изъянов, все равно он останется – к лучшему ли, к худшему ли – самым влиятельным творцом современной Италии со времен Второй мировой войны.
Благодарности
С того момента, как Сильвио Берлускони согласился рассказать историю своей жизни, ответить на все мои вопросы и предоставить мне беспрепятственный доступ к его личным архивам, стало ясно, что все это выльется в масштабный проект. С самого начала до конца на него ушло 18 месяцев, а осуществлять его помогала целая команда редакторов, исследователей и сотрудников, проверявших подлинность фактов, а также издателей и опытных телевизионщиков.
Руководил слаженной работой этой команды невероятно талантливый человек – Эмануэла Миннаи, которая заслуживает моей безграничной благодарности. Без ее преданного служения журналистике и писательству эта книга просто не появилась бы на свет. Эмануэла умудряется обладать одновременно профессиональными навыками литературного агента, руководителя исследования, инспектора переводов, “звукового отражателя” и психотерапевта, а главное – ее, похоже, ничуть не раздражает, когда ее теребят вопросами по десять – пятнадцать раз в день. Впервые мне довелось работать с ней вместе в конце 1980-х, когда я собирался писать биографию Джанни Аньелли – плейбоя, переквалифицировавшегося в промышленники, владельца Fiat. Моя последняя книга об Италии тоже вышла во многом с ее помощью. То же самое относится и к “Берлускони”. Спасибо тебе, Эмануэла.
Из главных членов моей команды я хотел бы особенно поблагодарить Массимо Бираттари, который всегда дотошно проверял факты и своевременно добывал информацию. Бираттари, переводивший Мордехая Рихлера, Пола Остера и Викрама Сета, – книжник мирового класса. Вероник Бернардини и Антонджулио Паницци отлично руководили съемочной группой, как и в ходе работы над прошлыми телевизионными проектами.
Еще я хочу поблагодарить моего агента Кэролайн Майчел, а также Рейчел Миллз и Тессу Дэвид из агентства PFD в Лондоне.
Я также благодарен Деборе Бергамини, бывшей журналистке из Bloomberg Television, которая служит пресс-секретарем при Берлускони и, кроме того, является избранным членом парламента. Она долгое время оказывала мне существенную помощь организационного характера. Я пользуюсь случаем поблагодарить Феделе Конфалоньери, старейшего друга Берлускони и блестящего рассказчика, а также родственников Берлускони, особенно его сына Пьерсильвио и дочь Марину, за готовность отвечать на многочисленные вопросы и участвовать в бесчисленных беседах.
В Москве мне хотелось бы поблагодарить Дмитрия Пескова, пресс-секретаря президента Владимира Путина, и его команду за помощь в организации очень приятного и познавательного интервью с президентом Путиным.
Для любознательных читателей замечу, что, несмотря на многочисленные просьбы, ни Николя Саркози, ни Кристин Лагард так и не согласились дать интервью для данной книги.
Ну, а в нью-йоркской редакции издательства Hachette Group мне хочется поблагодарить Мауро Дипрета, прекрасного издателя и отличного редактора, а также Эшли Йэнси, Мишель Айелли, Бетси Халсбош и Кристофера Лина.