Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией Фридман Алан

Глава 5

Премьер-миллиардер

Все меня отговаривали. Все говорили мне не идти в политику. Мои лучшие друзья, советники и родные – все были против. Моей маме эта идея категорически не нравилась. Она говорила, если я пойду в политику, в итоге причиню боль себе, семье и детям и мой бизнес тоже пострадает”.

Сильвио Берлускони сидит в саду виллы Сан-Мартино за полированным тиковым столом. Он заново переживает события весны и лета 1993 года, вспоминает, как в начале 1994 года записывал на видео речь, в которой объявлял о своем намерении баллотироваться в правительство. Будучи настоящим футбольным болельщиком, он общался с нацией на языке футбола и заявлял, что “вступает в игру”. Берлускони смело и дерзко ворвался в политику, вооруженный хорошо продуманным маркетинговым планом, достойным Мэдисон-авеню. Итальянской общественности предлагался сам Берлускони и его новая политическая партия “Вперед, Италия!”, название которой происходило от футбольной кричалки.

В начале 1990-х Берлускони хорошо знали в Италии. Его имя также было знакомо некоторым европейским политикам и бизнесменам. Берлускони запустил коммерческие телеканалы во Франции, Германии и Испании, надеясь, что они повторят успех его итальянской телесети и Canale 5. Ради расширения своей телеимперии ему пришлось изрядно повоевать с политиками и законодателями половины европейских стран.

Новоиспеченный миллиардер Берлускони стал практически самым обеспеченным человеком Италии и уверенно держался в седле. Он стал европейским Рупертом Мердоком. Он попал в список богатейших людей планеты по версии журнала Forbes, в список миллиардеров. Однако репутацию он имел сомнительную.

Берлускони провел ребрендинг своей телеимперии, объединив все ее ветви под маркой Mediaset. Стартовая цена компании на фондовой бирже составила более 4 миллиардов евро. В то же время он диверсифицировал свои инвестиции, в конечном счете став владельцем акций и активов в таких областях, как медиа, страхование, управление личными финансами, недвижимость, строительство, розничная торговля и издательское дело. При невыясненных обстоятельствах Берлускони купил издательство Mondadori и таким образом заполучил 40 % итальянского рынка журналов. Он также приобрел правоцентристскую газету Il Giornale, которую основал известный журналист, интеллектуал и противник “агрессивного насилия” Индро Монтанелли. Помимо этого, Берлускони получил поддержку миллионов итальянцев благодаря успехам ФК “Милан”.

К 1993 году он стал довольно известным, а по мнению его оппонентов, скандально известным. Бескомпромиссный антикоммунист и предприниматель, имеющий большое влияние в СМИ, Берлускони был ночным кошмаром левых.

Культурные обозреватели, политики и общественные деятели левого толка не уставали нападать на Берлускони, утверждая, что его телевидение пропагандирует вульгарность и пошлость, а сам он получает слишком много итальянских рекламных долларов. Легализация медиаимперии Берлускони началась в 1980-е благодаря законам Кракси и была завершена в 1990 году, когда новый закон установил дуополию на итальянском рынке СМИ. Отныне трем каналам Берлускони разрешалось вещать наравне с общественными каналами компании RAI. Однако взамен Берлускони должен был отказаться от акций своей газеты. Это было несложно: он передал свой пакет младшему брату Паоло, который долгие годы являлся одним из акционеров Fininvest наряду с двоюродными братьями и другими членами семьи Берлускони.

В 1993 году в своей родной Италии Берлускони был известен не только как медиамагнат-миллиардер. Он владел акциями самых различных компаний, что означало политическое влияние. Он имел вес. Однако не все шло гладко, империя Берлускони несла большие потери из-за экономического спада начала 1990-х и снижения рекламных доходов. Его телесеть росла одновременно с его долгами, которые превышали размер чистого капитала Берлускони более чем в четыре раза. Банки-кредиторы, принадлежавшие финансовой элите Милана, настояли, чтобы компания Fininvest наняла профессионального управляющего, Франко Тато. Его задачей было сократить расходы и уменьшить долг компании. Тато настолько хорошо справился с задачей, что через 24 месяца медиаимперия Берлускони с большим успехом дебютировала на миланской фондовой бирже. К концу 1990-х ее стоимость оценивалась более чем в 30 миллиардов евро.

Берлускони преследовали не только финансовые проблемы. В 1992–1993 годах к нему начали присматриваться правоохранительные органы, а несколько следственных судей Милана плотно занялись его бизнесом. Чуть более чем за год они запустили около десятка отдельных расследований, касающихся деятельности миланских и римских компаний Берлускони в сферах недвижимости, строительства и СМИ.

Берлускони хорошо помнит те времена. Тогда разразились первые крупные коррупционные скандалы, которые всколыхнули итальянские политические элиты и дискредитировали его друга Беттино Кракси. В итоге Кракси был признан виновным и был вынужден уехать из страны. На Италию надвигался настоящий ураган из уголовных дел против итальянской коррупции, которую итальянцы называют Tangenopoli (“Город взяток”). Группа миланских судей вела расследования более двух лет. Было арестовано большое количество бухгалтеров и людей, занимавшихся сбором денег для политических партий. Их держали в тюрьме, пока они не называли нужные имена в обмен на смягчение приговора или сделку о признании вины. Судьи также получали информацию, проводя неожиданные обыски и налоговые проверки. Они арестовали десятки людей, включая некоторых предпринимателей и директоров крупных миланских компаний. Практически все они обвинялись в незаконном финансировании политических партий или даче взяток с целью получения выгодных контрактов. Оказалось, что практически все итальянские бизнесмены и политики были вовлечены в огромную коррупционную сеть.

Масштабные финансовые проверки назвали операцией “Чистые руки”. В одночасье было уничтожено целое поколение партийных лидеров и свержены многие влиятельные политики Италии. Некоторые арестованные предприниматели и бизнесмены кончали жизнь самоубийством. Миланский воздух был пропитан интригой, люди пересказывали сплетни о конвертах с купюрами для подкупа политиков и делились слухами о том, кого из известных людей арестуют следующим. Газеты изобиловали рассказами об офшорных банковских счетах и отмывании денег. Сотрудники восставали против начальников, следователи закручивали гайки, арестованные предоставляли полиции нужную информацию в обмен на сделки о признании вины, из-за чего начинались новые коррупционные скандалы.

Берлускони говорит, что те годы были для него временем “ужаса” и “страданий”.

В 1992 году было запущено несколько судебных расследований против его брата Паоло. Суды в Риме и Милане предъявили ему обвинения во взяточничестве и коррупции. В апреле 1993 года Джанни Летта, главный лоббист Берлускони в Риме и вице-президент Fininvest, признался, что лично положил в конверт 35 тысяч евро наличными и с посыльным отправил их лидеру небольшой политической партии. Той весной налоговики вновь нагрянули в главный миланский офис Берлускони и его офисы в Милано-Дуэ. В июне 1993 года руководство Fininvest официально отказалось признавать свою виновность в каких-либо правонарушениях, а также сообщило, что налоговая полиция наведывалась в офисы компании не менее 57 раз. Следствие интересовал не только телебизнес и операции с недвижимостью. Инспекторы заявили, что обнаружили несколько теневых денежных фондов, которые компаньоны Берлускони якобы использовали для покупки игроков в его любимый футбольный клуб “Милан”.

Антикоррупционная кампания миланских судей сильно повлияла на итальянскую политику и общество. Налоговые проверки как будто катком проехались по давно заведенным порядкам и уничтожили карьеры десятков политиков и бизнесменов. В уютных гостиных миланских богачей царили параноидальные настроения, а в Риме лидеры каждой из пяти правящих партий один за другим получали повестки в суд. Навсегда потеряв репутацию, они падали под натиском прокуроров, как кегли в боулинге.

“Скандалы «Тангентополи» загубили все пять правящих итальянских партий, – вспоминает Берлускони. – Расследования показали, что все политические лидеры якобы лично обогащались за счет бюджетов своих партий, что в некоторых случаях было правдой. Но вскоре стало понятно, что большая часть денег таки шла на нужды партий, а не в карманы руководителей, так было и в случае с Беттино Кракси”.

Берлускони утверждает, что принимать финансовую помощь частного сектора было нормой для итальянских политиков, поскольку альтернативных источников дохода у партий не существовало и государство их никак не поддерживало.

Иными словами, так делали все. Или, как говорят в Италии, cosi fan tutti.

Беттино Кракси, символ старого порядка, впоследствии направил судьям письменное признание, в котором рассказал о том, что его политическая партия, как и другие партии, регулярно получала деньги от крупнейших итальянских корпораций, в том числе от компаний Fiat, Olivetti и Fininvest.

“В то время у партий просто не было иного источника финансирования, – утверждает Берлускони. – Никаких других вариантов. Правда, это не относилось к Коммунистической партии, у которой всегда было море денег. Советский Союз тайно и незаконно спонсировал итальянских коммунистов, которые при помощи этих денег контролировали кооперативы по всей стране и издавали собственную газету. В те годы Итальянская коммунистическая партия была очень сильной и очень хорошо финансировалась. Поэтому, когда коррупционные скандалы потопили все умеренные партии, я начал искать альтернативу коммунистам. Я пытался объединить оставшиеся партии в коалицию, которая могла бы противостоять левым. Меня беспокоило, что в Италии нет другой влиятельной партии или умеренных политиков и что за отсутствием конкурентов коммунисты победят на следующих выборах”.

Именно страх и неприязнь к коммунистам подтолкнули Берлускони пойти в политику летом 1993 года. Маркетологи его телекомпании стали набирать фокус-группы и проводить социальные опросы среди потенциальных избирателей. Они изучали общественное мнение и политические предпочтения граждан теми же методами, какими обычно оценивается популярность безалкогольных напитков. В июле 1993 года Берлускони заявил в интервью одной газете, что не планирует идти в политику, а команда тщательно проанализировала реакцию общественности. В это время он встретился с политическими лидерами левого крыла, чтобы убедить их выступить единым фронтом, то есть сформировать коалицию. Однако летом 1993 года итальянская политическая арена напоминала выжженную солнцем пустыню.

Большинство итальянцев согласится с тем, что Берлускони пошел в политику, чтобы сохранить свой бизнес, получить депутатскую неприкосновенность и не попасть под следствие. Это очень распространенное мнение. Однако Берлускони видит вещи совсем в ином свете. Он настаивает на том, что у него не было выбора и что он решился стать политиком после того, как операция “Чистые руки” опустошила итальянскую политическую арену.

За четыре года до этого, в 1989 году, пала Берлинская стена, а в 1991 году Коммунистическая партия Италии переименовалась в Демократическую партию левых сил, однако Берлускони все еще видел в коммунистах главную угрозу для себя, своего бизнеса и страны. Несмотря на новое название партии, это были все те же практически отжившие свое итальянские коммунисты. Дело в том, что Берлускони всю свою жизнь люто ненавидел крайних левых, испытывал к ним практически физическое отвращение. Они платили ему тем же.

Берлускони буквально оживает на глазах, когда слышит о падении старого общественного порядка и скандалах начала 1990-х. Он увлеченно рассказывает о политических настроениях, царивших в Италии в 1993 году, угрожающе бросаясь словом “коммунист”, словно размахивая пистолетом. В мире Берлускони это слово является собирательным термином для всего, что он презирает.

“«Левые» прокуроры сходили с ума, а миланская прокуратура так просто помешалась, – с волнением говорит Берлускони, нервно притопывая левой ногой. – По их вине с лица земли исчезло пять политических партий, что давало левым большой простор для действий. Впервые за пятьдесят лет дело шло к тому, что они могли выиграть и продержаться у власти много лет, кто знает сколько. Для меня это стало бы трагедией, и не для меня одного. Возможность прихода коммунистов к власти пугала многих бизнесменов, потому что мы все знали, к чему призывала коммунистическая идеология. Скажем так: мы не ждали, что победа коммунистов подарит нам рай на земле”.

В том же 1993 году миланские судьи, которые вели расследования вокруг “Тангентополи”, начали присматриваться к Берлускони. Они сфокусировались на топ-менеджерах и на счетах его компаний. В то время во главе телевизионной империи Берлускони стоял его давний друг Феделе Конфалоньери. Он одним из первых ближайших соратников Берлускони был вызван на допрос в рамках операции “Чистые руки”.

“В апреле 1993 года налоговая полиция обыскала наши офисы, а мы с помощником были вызваны на допрос, – вспоминает Конфалоньери. – Следователи обвиняли нас в незаконном финансировании Социалистической партии, потому что летом мы посещали мероприятия в рамках ежегодного съезда этой партии и ставили там стенд нашей компании. Когда я сказал, что наши стенды также стояли на ежегодном летнем съезде Коммунистической партии Festa dell’Unit, они ответили, что проведут по этому поводу отдельное расследование”.

Конфалоньери мрачно улыбнулся.

“В конечном итоге меня признали невиновным, точнее, даже уголовного дела на меня не завели, – рассказывает Конфалоньери с легкой ухмылкой. – Я пытался объяснить, что таким образом мы себя рекламировали, что нам нужно было дружить с политическими партиями, поскольку они продвигали законы, от которых зависел успех нашего телебизнеса. Большинство наших компаний-рекламодателей тоже посещало эти съезды. Просто так было принято”.

Берлускони не отрицает, что в 1993 году он стал объектом особого интереса миланской прокуратуры. Он с некоторой горечью рассказывает об обвинениях, которые ему предъявляли на протяжении всей его карьеры, а затем опровергает их с гордой улыбкой. Он категорически отрицает, что был вынужден пойти в политику, чтобы получить парламентский иммунитет и избежать судов или чтобы спасти свою медиаимперию, которая якобы тонула в долгах и находилась на краю банкротства.

“Все это – абсолютная ложь, – заявляет он с едва заметным беспокойством. – Это не соответствует действительности. Я бы оказал большую услугу своим компаниям, если бы продолжил работать, а не ушел в политику. В итоге я получил разве что рекордное количество судебных расследований, которые тянулись долгие годы”.

Конфалоньери высказывается еще более резко, чего и следует ожидать от самого ярого защитника Берлускони.

“Да, долги у нас были большие, но и компания была огромная. Мы работали в самых разных сферах, от телевидения и издательского бизнеса до розничной торговли и страхования. У нас были финансовые активы, у нас было имущество – за нами была сила. Доказательством тому можно считать то, что на фондовой бирже нас оценили в 5 миллиардов долларов всего два года спустя, в 1996 году, когда мы стали открытой акционерной компанией. Поэтому совершенно некорректно говорить, что Берлускони был вынужден пойти в политику из-за расследований или якобы неминуемого краха нашего бизнеса. Это вранье, это выдумки, это первый кирпич огромного замка лжи о Берлускони”.

До конца не ясно, почему Берлускони решил пойти в политику. Согласно одному источнику, 4 апреля 1993 года в Аркоре состоялся “военный совет”: Берлускони переговорил с бывшим премьер-министром Италии Беттино Кракси. Якобы тогда впервые зашел разговор о политической карьере Берлускони. Такую версию озвучил Эцио Картотто, бывший сотрудник Fininvest и один из первых политических советников Берлускони, который впоследствии затаил на босса обиду. По его словам, два лидера обсуждали идею создания новой политической партии, которая могла бы заменить побежденных христианских демократов и социалистов. В конце разговора Берлускони якобы заявил, что знает, что нужно делать.

Берлускони не согласен с этой версией событий. Он помнит, что обсуждал свою возможную политическую карьеру с Кракси, однако не 4 апреля 1993 года. Он также настаивает, что Кракси занял противоположную позицию.

“Он советовал мне не идти в политику, – вспоминает Берлускони. – Он сказал, что политика – самое отвратительное, что я могу себе представить, и что в Италии все еще хуже, потому что упрямые следственные судьи постоянно во все вмешиваются. Он был категоричен: «Даже и не думай! Не делай этого!»”

Конфалоньери помнит дискуссии с Кракси. Он также помнит, как все опасались, что если Берлускони пойдет в политику, то станет мишенью для следственных судей.

“В 1993 году таким людям, как Берлускони, было очень опасно начинать политическую карьеру. Следователи изучали вас под микроскопом, пока что-нибудь не находили. Многие из них придерживались левых взглядов и поддерживали Коммунистическую партию, – с уверенностью заявляет Конфалоньери. – Я был категорически против плана Сильвио идти в политику. Начать с того, что я не верил, что у него получится основать партию и сразу же победить на выборах. Я говорил, что мы заплатим за ужин, а еды не дождемся. Помню, как в последний раз разговаривал с Кракси перед его ссылкой. Я поинтересовался его мнением, и он сказал, что Сильвио может получить 6 % голосов, 8 % в лучшем случае, не более того”.

Берлускони был одержим социологическими опросами. В июле 1993 года произошло знаковое событие, которое подтолкнуло Берлускони “вступить в игру”. Аркоре посетил малоизвестный профессор политологии Джулиано Урбани.

“Профессор Урбани приехал по моей просьбе, – рассказывает Берлускони. – Я попросил его привезти результаты последних опросов, которые провел его университет. Из них было ясно, что на следующих выборах левые могут победить, и притом с большим преимуществом, поскольку коррупционные скандалы практически уничтожили правоцентристские партии. Согласно результатам, переименованная Коммунистическая партия могла получить почти 40 % голосов, а согласно нашей избирательной системе, это дало бы им 74 % мест в парламенте”.

Берлускони сделал паузу. Он как будто видел перед собой эти цифры.

“И тогда я решился. Результаты опросов окончательно убедили меня, что настало время искать политическую альтернативу коммунистам. Вначале я попытался собрать коалицию из правоцентристских партий, а когда это оказалось невозможным, решил создать собственную партию”.

Тем жарким для итальянской политики летом Берлускони съездил в Турин, чтобы засвидетельствовать свое почтение Джанни Аньелли, потомственному владельцу корпорации Fiat и “некоронованному королю Италии”.

“Я обедал с Джанни Аньелли, и я показал ему варианты предвыборных программ и другие материалы, – вспоминает Берлускони. – Мы обсудили возможность объединения различных партий для борьбы с коммунистами. Я даже продемонстрировал ему несколько раскадровок для рекламных роликов, которые подготовил наш отдел рекламы. Он был под впечатлением и сказал: «Надеюсь, вам удастся склеить осколки того, что осталось от предыдущих правящих партий». После того обеда мы много общались с Аньелли все лето. Как-то раз я ему сообщил, что буду вынужден создать свою политическую партию, так как другого решения я не вижу. Он заявил, что я не должен этого делать, что это слишком опасно, что менталитет бизнесменов и политиков различается. Он пытался меня отговорить”.

Через несколько месяцев, когда Берлускони запустил свою кампанию, Аньелли с присущим ему цинизмом произнес в будущем известную фразу: “Если он победит, выиграем мы все. Если он проиграет, проиграет он один”. Аньелли говорил от лица всего итальянского бизнеса.

Осенью 1993 года десятки менеджеров по продажам и маркетологов, которые продвигали телеканалы и рекламные агентства Берлускони, получили новое задание: создать политическую партию. Марчелло дель Утри, глава рекламного отдела Mediaset, и Чезаре Превити, самый доверенный адвокат и друг Берлускони, особенно горячо приветствовали создание новой партии. Они вызвались готовить кандидатов от партии для участия в будущих выборах и проводили недельные курсы по организации политической деятельности для специалистов по продажам и рекламе. Дель Утри и Превити набрали будущих партийных представителей и организаторов из сотрудников дочерней финансовой компании Берлускони Programma Italia. В сентябре 1993 года Берлускони сказал дель Утри, который должен был организовать новое политическое движение, что на следующие выборы хотел бы пойти во главе полноценной национальной партией.

Благодаря усилиям маркетологов, специалистов по рекламе и финансовых консультантов к концу 1993 года филиалы партии “Вперед, Италия!” были открыты по всей стране. Так был заложен костяк будущей национальной партии. Люди Берлускони тщательно проанализировали настроения избирателей, подготовили агитационные материалы и телевиионные рекламные ролики, разработали для партии маркетинговый план и были готовы атаковать по первому слову. Все было сделано по схеме Mediaset. Впервые в истории Запада национальная политическая партия была целиком и полностью создана и профинансирована крупной корпорацией.

“Берлускони всегда оставался предпринимателем, – поясняет Конфалоньери, – и политическая партия была для него очередным бизнес-проектом. Он проанализировал рынок, обнаружил, чего людям не хватает, и создал продукт, который заполнил пробел. Помню, как он сказал мне: «На современном политическом рынке предлагается только один продукт – “коммунисты”. Давайте представим, что “левые” – это безалкогольный напиток и это горький напиток. Чего рынку не хватает, так это альтернативы, сладкого напитка». По логике Берлускони, если на рынке не существовало этого альтернативного продукта, то мы должны были его создать и предложить итальянцам. Так он относился к политике. Он видел себя предпринимателем, который должен разработать маркетинговый план и запустить новый бренд на рынок”.

Берлускони был гениальным продавцом, теперь он готовился попробовать свои легендарные таланты обольстителя в итальянской политике.

Ближе к концу 1993 года появились первые сигналы того, что Берлускони планирует заняться политикой. Неожиданно для всех медиамагнат-миллиардер открыто поддержал правого кандидата в мэры Рима Джанфранко Фини, который проповедовал постфашизм и восхищался Муссолини. Берлускони заявил, что просто отвечал на вопрос журналиста, однако итальянцы увидели в этом некое предзнаменование.

Помимо этого, он послал своих помощников прощупывать почву вокруг другой правой партии – Lega. Эта партия была создана на трудолюбивом итальянском севере, славилась своими ксенофобскими настроениями и выступала за сокращение налогов, являясь своего рода итальянским Движением чаепития. Lega призывала северные регионы Италии отделиться от страны. Берлускони присматривался к этой маргинальной партии, поскольку понимал, что для создания сильной правоцентристской коалиции ему понадобится больше союзников.

“Я всеми силами пытался объединиться с остальными партиями. Существовала также партия MSI[4], с которой никто не хотел иметь дело, потому что она образовалась на осколках итальянской фашистской партии. Вначале мои успехи были незначительными, однако со временем мне удалось убедить людей в том, что остановить коммунистов можно только одним способом. Нужно было создать новую политическую силу – консервативную, умеренно правую партию или коалицию таких партий, которая бы выступала за свободный рынок, за права и свободы человека. Нас бы поддержало большинство итальянцев. Мне удалось оформить избирательный союз с партией Lega, которая больше не призывала разделить Италию, и с неофашистской партией MSI, которая начала придерживаться более умеренных и демократических взглядов”.

Берлускони вновь устало потягивается. Его взгляд скользит наверх, в сторону спальни на третьем этаже. Он рассказывает, как в середине января 1994 года собрал на вилле своих друзей и родственников, включая 83-летнюю мать, а также менеджеров Джанни Летту, Феделе Конфалоньери и Марчелло дель Утри. Тем вечером он сообщил семье и друзьям, что собирается основать партию “Вперед, Италия!”.

“Я пригласил их всех на ужин и описал, как вижу ситуацию. Я объяснил, что не смог найти альтернативное решение, как ни старался, и что чувствую острую необходимость сделать это, – вспоминает Берлускони. – Они восприняли новость в штыки. Все меня отговаривали. Все говорили мне не идти в политику. Мои лучшие друзья, советники и родные – все были против. Маме эта идея категорически не нравилась. Она говорила, если я пойду в политику, в итоге причиню боль себе, семье и детям и мой бизнес тоже пострадает”.

Описывая события того вечера, Берлускони делает паузу.

“Они были категорически против, – продолжает он. – Я пообещал обдумать все утром на свежую голову и заново их всех собрать. Моя мать села в машину и поехала домой в Милан. Проезжая мимо нашей старой квартиры, она попросила водителя остановиться, вышла из машины и долго смотрела на дом, где вырастила троих детей. Затем сказала водителю отвезти ее обратно в Аркоре”.

Берлускони замолк и рукой показал на окна третьего этажа виллы Сан-Мартино.

“Она пришла ко мне в спальню, вот в ту, наверху. К счастью, я еще не спал, просто лежал и смотрел в потолок. Я был очень расстроен и думал о реакции близких. Мать подошла к моей кровати и сказала то, что я никогда не забуду: «Я обдумала твои слова. Я все еще против твоего решения. Они найдут тысячу способов, как навредить тебе, твоей семье и твоим компаниям. Но я понимаю твое желание сделать это. Ты не был бы моим сыном, если бы не нашел в себе мужества сделать то, что велит твое сердце, сделать то, что необходимо для твоей собственной свободы и свободы твоей страны». Потом она обняла меня, села в машину и поехала домой в Милан. После этого я оставил все посты в своих компаниях и несколько дней спустя основал политическую партию «Вперед, Италия!»”.

Когда Берлускони решил вступить в политическую игру, его армия кандидатов в парламент – бывших маркетологов – была в полной боевой готовности. Однако итальянцам оказался непривычен стиль агитации “по Берлускони”: интенсивная и полномасштабная атака со стороны СМИ, прямолинейные речи, оптимистический подход. Кампания была пропитана духом демократии, изобиловала популистскими обещаниями и копировала стиль реклам Мэдисон-авеню. Она была американской. Она была жизнеутверждающей. Как и телеканалы Берлускони, она пробуждала в людях мечты и амбиции, предлагала идиллические картинки красивой жизни, к которой хотелось стремиться. То же можно сказать и о футбольном клубе Берлускони. Очень активно использовался девиз партии “Вперед, Италия!”. Хорошим подспорьем также было то, что семье Берлускони принадлежала половина главных телеканалов страны и большое количество печатных СМИ.

Берлускони создал свою партию в январе 1994 года и всего через 60 дней выиграл с ней парламентские выборы. Перед нами случай из области политической фантастики, который вполне можно разбирать на лекциях по брендингу и маркетингу в Гарвардской школе бизнеса.

Берлускони не только атаковал нацию эффектными рекламными приемами, он также изобрел новый политический язык и символы. Его кампания была обращена к тем, кого в американской политике когда-то назвали “молчаливым большинством”. Много лет назад этот термин использовал президент Ричард Никсон, говоря о том, что большинство американских избирателей на самом деле консервативно и выступает за развитие бизнеса, но не озвучивает этого. Представляя свою политическую программу в 1994 году, Берлускони открытым текстом заявил о своем намерении укрепить позиции бизнеса и свободного рынка, сократить вмешательство государства в экономику, снизить налоги и озолотить каждого итальянца. Нация смертельно устала от скандалов и бедности, а Берлускони обещал ей то же самое, что Барак Обама обещал американцам перед тем, как сесть в президентское кресло. Они оба предлагали отчаявшимся людям надежду.

“Помню, как мы разрабатывали кампанию прямо здесь, в гостиной и на кухне этого дома, – говорит преисполненный ностальгией Берлускони. – Нас было всего несколько человек”.

Он обвел взглядом свою просторную виллу:

“Здесь была наша штаб-квартира. Именно в Аркоре команда из четырех-пяти человек придумала стратегию продвижения моей партии. Именно здесь мы за несколько недель написали политическую программу будущего правительства, в том числе проработали экономический курс. Я ставил на то, что большинство итальянцев находится в замешательстве и не знает, за кого голосовать. «Вперед, Италия!» заполняла пробел на политическом рынке и удовлетворяла запросам тех итальянцев, кто не хотел голосовать за коммунистов, а таких было большинство”.

Команда Берлускони максимально эффективно воспользовалась ресурсами его медиаимперии: были созданы красочные плакаты, партийные печатные материалы, телевизионные рекламные ролики и многое другое. У партии “Вперед, Италия!” появился свой фирменный цвет – глубокий синий. Однако окружение Берлускони может подтвердить, что он продолжал во всем полагаться только на себя, выполняя роль человека-оркестра. Он проверял каждую мельчайшую деталь с необычайной тщательностью. Он придумал, как преподнести стране свою партию, а затем с предвыборным туром исколесил весь Апеннинский полуостров, который простирается более чем на тысячу километров. Он посещал город за городом, везде обещал людям светлое будущее и устраивал эффектные партийные митинги, которые во многом напоминали его зрелищные телешоу.

Берлускони лично проверял каждую мелочь. Он нередко приходил проконтролировать настройку звукоаппаратуры, а иногда следил, чтобы плотники правильно собрали сценические декорации для его мероприятий. По его приказу декорации были покрашены в яркий белый цвет, они практически светились. Это выглядело дорого. Это выглядело жизнеутверждающе.

“Я всегда очень внимательно относился к тому, как мы подаем себя. Я фактически ввел новые стандарты общения между политиками и общественностью. Например, раньше, когда партийный лидер выступал с речью, члены партийной верхушки стояли на сцене позади него единой стеной, плечом к плечу. Вместо этих старомодных построений я выбрал вариант «один микрофон – один человек»”.

Шоумен во всем.

“Я лично участвовал в создании декораций для всех наших главных телешоу, – с гордостью заявляет улыбающийся Берлускони. – Я утверждал архитектурные проекты домов, что мы строили. И для меня было вполне естественным следить за тем, как мы подаем себя избирателям, что и как говорим. Я сам выбирал дизайн всех партийных брошюр и плакатов и лично написал большинство сценариев к рекламным роликам и большинство своих речей. Во время предвыборной кампании я сам проверял каждую мелочь. Мне кажется, что в течение тех шестидесяти дней я спал не более трех часов в сутки”.

Берлускони с маниакальной одержимостью беспокоился не только о правильной подаче своей партии и о создании “красивой картинки”. Он также придумал необычный способ рассказать итальянцам о своей партии. Он снял превосходный девятиминутный видеоролик, в котором обращался к нации из рабочего кабинета своей виллы, по-царски сидя за большим столом. На полках позади него стояли книги и семейные фотографии. Костюм Берлускони подчеркивал торжественность момента: стильный синий галстук, накрахмаленная белая рубашка и двубортный пиджак Brioni в тонкую полоску. Он был больше похож на состоявшегося миланского бизнесмена, нежели на политика, и это сослужило ему хорошую службу. Вначале видеоролик транслировался на телеканалах Берлускони, а затем и на государственных каналах RAI, где на него выделили значительно меньше эфирного времени и показывали в вечерних новостных выпусках.

Видеообращение стало очень известным. Берлускони сказал, что любит Италию всем сердцем, а после торжественно заявил о своем намерении “вступить в игру”. Видеоролик дал старт кампании, которая подарила Берлускони голоса миллионов избирателей. Итальянская политика изменилась раз и навсегда. Берлускони пытался создать две противоборствующие партии из старых раздробленных партий и нестабильных политических коалиций. Успешный предприниматель-миллиардер предлагал нации свои услуги и свой опыт. Главным врагом он называл коммунистов, несмотря на то что они изменили название партии и отказались от серпа и молота.

“Сироты коммунизма не только не готовы управлять страной, они несут с собой идеологический багаж, который является настоящим наказанием для тех, кто верит в свободный рынок”, – декларировал Берлускони, изредка заглядывая в листки с напечатанной речью, которые лежали перед ним на столе.

Берлускони смотрел прямо в камеру и улыбался строго и решительно. Видеоролик напоминал обращения американских президентов, записанные в Овальном кабинете, однако речь Берлускони была пропитана злобой.

“Левые утверждают, что изменились, – заявлял он укоризненно. – Они говорят, что стали демократами. Но это не так. Они остались прежними. Они мыслят по-старому, живут по-старому, они не изменили своим убеждениям. Они не верят в свободный рынок. Они не верят в частный бизнес. Они не верят в заработок. Они не верят в силу личности. Они не верят в многообразие. На самом деле они не изменились. Они ни во что по-настоящему не верят. Они просто хотят превратить нашу страну в один большой шумный базар, где разнородная толпа будет выкрикивать упреки и обвинения”.

Берлускони на секунду заглянул в листки на столе и продолжил с уверенностью и сознанием собственной правоты.

“Именно поэтому мы должны с ними бороться. Потому что мы верим в сильного человека, мы верим в семью, мы верим в бизнес, в конкуренцию, в прогресс, в эффективное производство, в свободный рынок и социальное равенство, которое основано на правосудии и свободе. Я вступаю в игру во главе нового политического движения и приглашаю вас всех присоединиться ко мне, пока не стало слишком поздно. Я делаю это, потому что мечтаю о свободном обществе. Об обществе, где мужчины и женщины не будут ничего бояться, где не будет межклассовых распрей и войн, где будут править щедрость, трудолюбие, солидарность, терпимость и взаимоуважение. Я предлагаю вам поддержать мою новую партию «Вперед, Италия!»”.

Далее следовало несметное число обещаний и общих фраз о свободе, модернизации, прозрачной власти, создании новых рабочих мест, благополучии, борьбе с преступностью, свободе вероисповедания, помощи беднякам и пенсионерам и даже о защите окружающей среды.

Затем настало время вспомнить Мартина Лютера Кинга.

“У меня есть мечта. Большая мечта, которую вместе мы сможем претворить в жизнь. Я мечтаю, чтобы в Италии было больше справедливости, чтобы мы были щедрее к тем, кто в этом нуждается, чтобы мы жили богаче и спокойнее, чтобы мы жили в прогрессивной стране с эффективной экономикой. Я мечтаю о том, чтобы Италия заняла в мире свое законное место и стала активным игроком на европейской и мировой политических аренах”.

Финал речи Берлускони был пропитан высокопарной риторикой и мог встать в один ряд с лозунгом Барака Обамы “Да, мы можем!”. Сам Обама будет впервые баллотироваться в президенты США десятью годами позже.

“Мы можем сделать это, – Берлускони замедлил свою речь и теперь произносил каждое слово отчетливо и с оптимизмом в голосе. – Мы можем и мы должны создать новое итальянское чудо для нас и для наших детей!”

Конец речи, черный экран.

Речь Берлускони была очень злободневной, и это сработало. Через 60 дней партия “Вперед, Италия!” победила на выборах. Берлускони правильно использовал народную неприязнь к прошлому и дал людям смутную надежду на светлое будущее. Одиннадцатого мая 1994 года он был приведен к присяге в качестве премьер-министра Италии, а через неделю Беттино Кракси, против которого велось несколько уголовных дел по подозрению в коррупции, бежал из страны и укрылся в своей резиденции в Тунисе.

У Берлускони получилось. Он отлично все спланировал, создал новую политическую партию и был избран премьер-министром. Он получил более 8 миллионов голосов избирателей, сумел создать коалицию правоцентристских партий и таким образом получил большинство голосов в парламенте. Берлускони стал первым в Европе премьер-министром с многомиллиардным состоянием. Однако предпринимательское прошлое не подготовило его к трудностям и опасностям, поджидавшим его в итальянской политике. В конце концов, Берлускони привык полагаться только на себя и добиваться успеха своей настойчивостью. Он привык играть по своим правилам. Он привык командовать. Главной проблемой для него стало то, что в Риме дела делались немного по-другому.

“Это была катастрофа. Я очень переживал, – вспоминает он. – Оказалось, что у премьер-министра меньше власти, чем можно было подумать. Из-за фашистского прошлого наша Конституция практически всю власть отдавала законодательным органам, а не премьеру. При этом парламент напоминал королевский двор, где полно сплетен и тайн. Лишь немногие члены парламента, человек сто, умели хорошо работать. Для бизнесмена, который привык трудиться с утра до ночи, это было очень тяжело, поначалу все было просто ужасно”.

“Берлускони не хватало терпения, его очень раздражало, что правительство работает медленно, – вспоминает Конфалоньери. – Он думал, что можно просто прийти и все там изменить, но его затянуло в трясину римской политики. За две тысячи лет римляне видели все. Они видели все и переварили всех, кто приходил править Римом. Теперь они медленно переваривали Берлускони. Его сместили с поста премьера всего через шесть месяцев”.

Берлускони-миллиардеру, возможно, и удалось стать Берлускони-премьером, однако в первый раз он продержался не очень долго.

Конфалоньери наблюдал за битвой из первого ряда.

“Нельзя забывать, что Италия – страна Макиавелли, – заявляет Конфалоньери с интонацией заговорщика. – Все в Риме читали «Государя», а если и не читали, то все равно следовали принципам Макиавелли на практике. У итальянских политиков они в крови, как в красных, так и в белых кровяных тельцах”.

Трудно сказать, был ли прав Берлускони, утверждая, что левые политики и судьи сговорились против него, или во всем виноваты совпадения. В любом случае в конце 1994 года Берлускони отстранили от власти, и довольно необычным способом, если не сказать больше.

Утром во вторник 22 ноября 1994 года, всего через шесть месяцев после вступления в должность, премьер-миллиардер должен был вести саммит ООН в Неаполе, посвященный борьбе с организованной преступностью. Принимать такое мероприятие было очень престижно, хотя оппоненты Берлускони некоторое время иронизировали по поводу темы саммита. Для Берлускони это был момент славы и признания: он вставал на одну ступеньку с мировыми лидерами, и к тому же во второй раз за последние месяцы. В июле того же года в Неаполе прошла ежегодная встреча “Большой семерки”, где Берлускони общался с Биллом Клинтоном, Борисом Ельциным, Тони Блэром, Франсуа Миттераном и Гельмутом Колем. Встреча имела историческое значение, поскольку на заседание G7 впервые была приглашена Россия.

На ноябрьском саммите Берлускони должен был встретиться с Генеральным секретарем ООН и принять делегации из 140 стран. 22 ноября его разбудили в 5:40 утра. Звонил Джанни Летта, который ранее работал в Fininvest, а затем стал секретарем в офисе премьер-министра. У Летты были плохие новости. Он по телефону зачитал премьеру сенсационный заголовок с первой страницы газеты Corriere della Sera. Заголовок говорил сам за себя: “Берлускони под следствием в Милане”. Ниже разъяснялось, что премьер-министр стал объектом судебного расследования из-за подкупа налоговых инспекторов, которые якобы с ведома Берлускони получали денежные суммы от его компаний.

Скандальная новость потрясла правительство. Вскоре выяснилось, что речь идет не только о расследовании – Берлускони должен был явиться на допрос в суд к следственным судьям, которые проводили операцию “Чистые руки” в Милане. Его собирались расспросить о компании Fininvest, руководство которой подозревалось во взяточничестве и коррупции. Представители компании пытались доказать, что не предлагали взятки налоговикам, а переводили средства на их счета, поскольку в начале 1990-х годов те вымогали у Fininvest деньги.

Пресс-служба премьера подтвердила, что судебная повестка действительно получена и Берлускони обязан явиться в Милан на допрос. Премьер заявил, что он чист: “Как я говорил уже много раз, я не сделал ничего противозаконного”. Однако встреча в Неаполе была сорвана, и недолгое премьерство Берлускони подходило к концу. Его публично унизили, на глазах у всего мира. Его правительству оставался месяц.

Оказалось, что повестка была подписана Франческо Борелли, окружным прокурором Милана. Для многих итальянцев Борелли был героем, поскольку участвовал в операции “Чистые руки”, в крестовом походе против политических и финансовых элит. Считалось, что он придерживался левых взглядов. Что касается повестки, то Борелли сделал несколько предупредительных выстрелов менее чем за год до скандала на неапольском саммите. В конце декабря 1993 года, когда Берлускони только готовился “вступить в игру” и основать партию “Вперед, Италия!”, Борелли завуалированно его предостерег.

В интервью Corriere della Sera окружной прокурор угрожающе рассуждал о том, что некоторые совпадения могут привести к трагедии: “Тем, кто хочет баллотироваться на какие-либо политические посты, необходимо заглянуть внутрь себя. Если они чисты, то могут со спокойной душой строить карьеру. Но если у них есть скелеты в шкафу, какие-либо старые темные истории, то они должны разобраться со своими проблемами и не ввязываться в политику, иначе их секретами займемся мы”.

В Италии все понимали, что слова прокурора могут быть адресованы кому угодно, но что главным образом они обращены к Сильвио Берлускони.

“Стоило мне занять пост премьер-министра, как мной вовсю занялись непримиримые судьи, поддерживающие левых, – резко комментирует Берлускони. – Они устраивали скандал за скандалом. Они прислали мне повестку в суд прямо во время важной встречи ООН в Неаполе. На самом деле они делали то, что любого вынудило бы уйти из политики, – топтали мою репутацию”.

Такая трактовка событий в Неаполе противоречит версии левых, которые позднее заявили, что Берлускони действительно признали виновным в подкупе налоговых инспекторов в первом уголовном деле против него, хотя впоследствии он был оправдан по апелляции. Несколько слов об этой истории появилось в газете Corriere della Sera, главным редактором которой являлся легендарный Паоло Мьели, известный своей беспристрастностью. Повестка в суд была названа кульминацией затяжной войны между миланскими судьями и Берлускони.

В газете писали, что последнее расследование проводилось в рамках крупной серии налоговых проверок, которые уже больше года грозили разрушить империю Берлускони. “Судьи несколько месяцев атаковали премьера и наконец нанесли решающий удар”, – писал автор статьи. Первое правительство Берлускони пало. “Как это часто случалось в ходе операции «Чистые руки», прокуроры сперва дожидались окончания выборов, а затем шли в наступление”, – утверждала газета.

В самой мрачной части статьи проницательный журналист удивительно точно описывал происходящее: “Буквально за один день положение премьер-министра кардинально изменилось – настало смутное время. Никто не может предсказать, что в ближайшее время произойдет в политике и чем закончатся судебные расследования против премьера”.

Иначе говоря, политическое будущее Берлускони находилось под вопросом, это в лучшем случае.

“Судьи специально сделали так, чтобы все попало в прессу, – утверждает Сильвио Берлускони. – Вместо того чтобы тихо отправить мне повестку по официальным каналам, они слили материалы в СМИ, и все появилось на первых полосах. После этого президент Италии, который сам был из левых, позвал к себе моего главного партнера по коалиции и сказал: «С Берлускони покончено. Если не хотите закончить так же, то уходите из правительства, чтобы у него не осталось власти». Так все и произошло. Это был настоящий государственный переворот”.

Берлускони возмущается не в последний раз, он будет многократно обвинять своих оппонентов из левого крыла в попытках его свергнуть. Долгие годы итальянские политики будут общаться на языке заговоров и конспирологических теорий. Однажды подозрения Берлускони окажутся обоснованными, однако случится это через много лет. Дело не будет касаться ни внутренней политики Италии, ни судебных разбирательств. В самый разгар европейского долгового кризиса на международной политической арене произойдет небольшой скандал с участием мировых лидеров уровня Николя Саркози и Ангелы Меркель, а также Барака Обамы, который неожиданно станет союзником Берлускони.

Когда Берлускони попал под следствие по обвинению в коррупции, его правительство продержалось недолго – в конце 1994 года ему пришлось уйти с поста премьер-министра. Шесть долгих лет о Берлускони никто ничего не слышал, сам он назвал тот период “моими годами в пустыне”. В 1995 году многие думали, что время Берлускони прошло. В 1996 году он вновь участвовал в выборах, но проиграл. В 2001 году он с помпой вернулся в политику после нескольких лет затворничества, вновь стал премьером и пошел на рекорд: Берлускони дольше всех итальянских политиков продержался в кресле премьер-министра. За время своего правления он стал участником или свидетелем многих исторически важных событий XXI века. Он видел последствия трагедии 11 сентября 2001 года и войну в Афганистане, европейский долговой кризис и свержение Каддафи в Ливии. Он лично налаживал сотрудничество между Владимиром Путиным и Западом. Берлускони нравилось играть в большие политические игры, хотя нехватка дипломатического такта и его неуместные выходки время от времени всех обескураживали. Его самый малоизвестный и, пожалуй, самый большой международный провал – тайные попытки отговорить Джорджа Буша и Тони Блэра от войны против Саддама Хусейна.

Глава 6

Джордж Буш и война в Ираке

Яникогда не забуду, как познакомился с Джорджем Бушем-младшим. Мы моментально друг другу понравились, почувствовали что-то вроде взаимной симпатии. Можно даже сказать, нас тянуло друг к другу. Мне кажется, он меня очаровал, он и его взгляд на мир”.

На долю секунды взор Берлускони затуманивается. Он задумчиво смотрит куда-то вдаль, а затем начинает рассказ о своей дружбе с 43-м президентом Соединенных Штатов. Судя по тому, как он об этом говорит, это была любовь с первого взгляда.

Берлускони сидит в саду у виллы Сан-Мартино за своим любимым столом со столешницей из тика. На нем темно-синяя рубашка, блейзер и слегка поношенные темно-синие кроссовки. Говоря о своих отношениях с Бушем, он подносит правую руку к сердцу. Непонятно, это жест от души или для усиления драматического эффекта. Когда Берлускони рассказывает какую-либо историю или анекдот, он как будто разыгрывает полную страстей шекспировскую пьесу. Он прирожденный шоумен и актер. А еще он очевидец важных исторических событий.

Берлускони хорошо помнит, как началась его дружба с президентом США Джорджем Бушем-младшим. Они познакомились 13 июня 2001 года в Брюсселе на саммите НАТО, который прошел достаточно сумбурно. На тот момент ни Берлускони, ни Буш не могли похвастаться большим опытом участия в мероприятиях подобного уровня. Буш был избран президентом за пять месяцев до встречи и впервые посещал Европу в новой должности. Берлускони принял присягу в качестве премьер-министра менее суток назад. В мае 2001 года он триумфально вернулся в итальянскую политику, выиграв парламентские выборы. Участие в престижном саммите стало его первым шагом на международной сцене. Бывший губернатор Техаса понимал, что его отношения с европейскими лидерами можно назвать в лучшем случае прохладными и что только Сильвио Берлускони готов стать его другом.

Отношения между Европой и администрацией Буша не заладились с самого начала. Германия и Франция были в обиде на США за то, что президент Клинтон отказался ратифицировать знаменитый Киотский протокол, касающийся глобального потепления. Париж и Берлин также негодовали из-за того, что Буш-младший настаивал на скорейшем утверждении нового дорогостоящего плана противоракетной обороны, который некоторые окрестили “сыном программы «Звездные войны»”[5]. Президенту Бушу не хватало хитрости. Тони Блэр поддерживал его предложение, хотя стоит сказать, что он поддерживал Буша практически во всем. Блэр не скрывал, что американский президент ему очень нравится. Однако французы и немцы были с Вашингтоном на ножах. Ни Жак Ширак, ни Герхард Шредер не симпатизировали Бушу-младшему.

Тем временем во внешней политике Италии назревали большие перемены. Берлускони был первым премьер-министром, который настолько открыто пропагандировал все американское. То, что он принял сторону Буша и США, воспринималось как данность. Берлускони дал понять, что готов одобрить новый план ПРО, еще до вступления в должность премьер-министра. Что он и сделал.

Берлускони и Буш-младший вели себя в Брюсселе так, что ни у кого не оставалось никаких иллюзий. Они шутили и по-дружески переговаривались, когда позировали для традиционного “семейного портрета” лидеров стран НАТО. Две родственные души, два единомышленника – они, казалось, нашли друг друга. Они оба активно поддерживали бизнес и строили свои предвыборные компании на обещаниях снизить налоги. Их обоих неустанно критиковала европейская пресса, хотя и по разным причинам.

На Буша рисовали карикатуры, изображая его в виде высокомерного техасского ковбоя. Фотография Берлускони появилась на обложке журнала The Economist в сопровождении заголовка “Почему Сильвио Берлускони не годится в премьер-министры Италии?”. Статья в The Economist всецело отражала настроения многих европейских СМИ.

Буш и Берлускони были сильными, но неоднозначными политиками. Миллионы сторонников их любили и обожали. Оппоненты их не только критиковали, но и по-настоящему ненавидели.

Познакомившись с Бушем на саммите НАТО в Бельгии, Берлускони в тот же вечер поднялся на борт премьерского Airbus 300 и вылетел в шведский город Гетеборг – на следующий день ему предстояло принять участие в саммите Европейского союза и вновь встретиться с Бушем. Между тем американский президент заговорил в более жестких тонах. Буш не только утверждал, что необходимо развернуть противоракетный щит, он также предлагал расширить НАТО и сдвинуть границы Европы на восток. Его призывы были встречены в штыки и вызвали много разногласий. По европейским столицам прокатилась волна акций протеста, в том числе массовые демонстрации прошли в центре Гетеборга.

Антиглобалисты показали свою реальную силу. В тот день на улицах Гетеборга их было больше, чем полицейских.

Буш и Берлускони сидели в безопасности и вели переговоры с более чем десятком европейских лидеров, включая Герхарда Шредера, Жака Ширака и Тони Блэра, а в это время полиция сдерживала обозленных протестующих при помощи всадников, собак и водяных пушек. За несколько месяцев президентства Буш настроил против себя огромное число людей, и на время саммита в Гетеборг приехали итальянские и шведские анархисты, а также антиглобалисты из половины европейских стран. Шведская полиция не смогла усмирить демонстрантов и была вынуждена открыть огонь, ранив троих человек.

Однако Берлускони считал важным только то, что происходило за столом саммита.

Когда спецподразделения полиции воевали с протестующими на улицах, лидеры ЕС потягивали свои коктейли в ожидании ужина. Переводчик Берлускони утверждает, что настоящая дружба между Бушем и итальянским премьером завязалась именно тем пятничным вечером. Сначала лидеры вместе пили аперитивы, а затем остались побеседовать после ужина, который прошел в рамках саммита в конференц-центре Гетеборга.

“Буш вошел в комнату своей походкой техасского ковбоя, а стоит сказать, что из собравшихся в той комнате европейских лидеров многие его недолюбливали, – вспоминает Валентино Валентини, ближайший помощник Берлускони на саммите. – И вот президент Буш вошел туда и увидел улыбающегося ему Берлускони, одного из немногих людей, кто действительно был рад его видеть. Буш громко поздоровался с ним: «Привет, Сильвио! Привет, Сильвио Берлускони!» Он старался расположить его к себе. Можно было видеть, что они друг другу симпатизировали, позднее они общались за напитками и шутили. Во время ужина Буш осознал, что Берлускони – единственный участник саммита, готовый принять сторону США, единственный европейский премьер-министр, готовый открыто поддержать Вашингтон. Буш был очень рад повстречаться с Берлускони. В конце концов Берлускони был магнатом. Он любил Америку. Он развивал бизнес. Он был естественным союзником США. Понятно, почему они быстро поладили”.

Берлускони утверждает, что больше всего его поразила прямолинейность американского президента.

“Таких политиков довольно мало, – говорит Берлускони с ностальгической улыбкой. – В Буше мне особенно нравилось то, что его «да» означало да, а его «нет» означало нет, я совершенно такой же, мы во многом похожи”.

Нет ничего удивительного в том, что внешняя политика Италии сильно зависела от личных отношений Берлускони с мировыми лидерами, с Бушем-младшим, а затем и с Владимиром Путиным. “Он ведь бизнесмен, предприниматель, магнат. Его мир построен на сети знакомств, ему свойственно добиваться своего, обольщая и очаровывая людей, – рассказывает Валентини. – Благодаря дружбе с Бушем Берлускони поднял авторитет Италии, сделал ее основным союзником Америки наряду с Великобританией. Это было важно не только лично для Берлускони, но и для всей страны”.

Должно быть, Берлускони был очень рад подружиться с Бушем на саммите в Гетеборге. Берлускони на шесть лет исчез из политики, а после возвращения в один миг стал другом и союзником лидера свободного мира. Это было не просто приятно. Это был час искупления.

Саммит пришелся на начало премьерского срока Берлускони. Премьер-миллиардер продержался на своем посту пять лет – настоящее достижение по меркам итальянской политики, где правительства находились у власти в среднем 10–11 месяцев.

Прошло более шести лет после унизительного случая на неапольском саммите ООН по организованной преступности. Тогда, в ноябре 1994 года, во время саммита СМИ сообщили, что Берлускони находится под следствием по обвинению во взяточничестве и коррупции.

В 2001 году Берлускони одержал впечатляющую победу на выборах, в буквальном смысле восстал из политической могилы.

После саммита в Неаполе его судьба была предрешена. Через несколько дней Берлускони приехал в Милан на допрос к следственным судьям и стал первым премьер-министром Италии, подвергшимся допросу. Существовала большая вероятность того, что против него были готовы обвинения во взяточничестве и коррупции.

В Италии судьи охотно делились тайнами следствия с прессой. Добычей СМИ становилась практически любая внутренняя информация, каждый шепоток и любые догадки, обоснованные или нет. Нередко газеты публиковали подробности расследований задолго до их официального представления в суде.

Для Берлускони такие утечки были настоящей пыткой. Действующего премьер-министра прилюдно унижали, и это приводило его в ярость. Его коалиционное правительство было на грани распада, а самого Берлускони допрашивала группа миланских следователей.

Берлускони в последний раз обратился к нации с телеэкранов. Как и прежде, его речь была заранее записана на видеопленку в Аркоре, а затем передана СМИ. Он поклялся жизнью своих детей, что не совершал никаких незаконных действий, и торжественно пообещал, что не уйдет в отставку. Он продержался на посту чуть более недели.

Берлускони покинул премьерское кресло зимой 1994 года, за три дня до Рождества. Союзники обратились против него. Его соратник по коалиции, лидер одной североитальянской партии Умберто Босси, начал осыпать Берлускони обвинениями как на заседаниях парламента, так и на встречах своей партии. Он сравнивал премьера с Муссолини, критиковал его за захват половины итальянского телерынка и утверждал, что компании группы Fininvest и их дочерние компании связаны с мафией. Босси также нападал на Джанфранко Фини, партнера Берлускони по коалиции, который придерживался ультраправых взглядов. Он называл его фашистом.

Когда правительство Берлускони ушло в отставку, он попросил провести досрочные выборы, однако президент Италии Оскар Скальфаро решил иначе. Он воспользовался исключительным правом, данным ему Конституцией, и лично выбрал премьера, назначив на эту должность министра финансов. Берлускони остался ни с чем. Предполагается, что президент Италии беспристрастен и не вмешивается в межпартийную борьбу. В действительности это довольно редкое явление, поскольку любой итальянский президент приходит либо из левых партий, либо из правых. После смены правительства Скальфаро и Берлускони долго обменивались оскорблениями, что не красило их обоих.

В 1994 году Италия увидела взлет и падение своего первого премьера-миллиардера. В течение 1995 года против него выдвигалось одно обвинение за другим.

За год с небольшим общее число арестов и уголовных дел, касающихся Берлускони и его соратников, достигло двадцати семи. Его брат Паоло был обвинен во взяточничестве, как вскоре и сам магнат.

Имя Берлускони было покрыто позором. Он был очень зол на судей, потому что судебные разбирательства будут всю оставшуюся жизнь отвлекать его от политики и от управления партией “Вперед, Италия!”.

Берлускони был не в состоянии склеить осколки своего политического успеха и терял друзей и союзников. Практически каждую неделю газеты писали о новых расследованиях, обвинениях, допросах свидетелей и судебных заседаниях. Между Берлускони и судьями разгорелась настоящая война.

Весной 1995 года Берлускони начал опасаться ареста. Против него велось несколько судебных расследований. Всё новые обвинения выдвигались против его брата Паоло, двоюродного брата, адвоката и некоторых самых близких друзей.

Центристы и левые начали объединять усилия, чтобы противостоять Берлускони. Романо Проди, жизнерадостный экономист из Болоньи, объявил о создании социально-демократической коалиции под названием “Оливковое дерево”. По сути это была новая политическая партия, в которую вошли бывшие коммунисты, убежденные марксисты и христианские демократы. Это был странный и неуклюжий союз левых либералов и консерваторов, который держался только на неприязни к Берлускони. Тем не менее подобный альянс представлял опасность для него и его расколотой правоцентристской коалиции. Рождение такого союза было недобрым знаком для медиамагната-политика.

Разумеется, Берлускони утверждает, что прокуроры намеренно вредили ему, что они задались целью его дискредитировать и сообщали СМИ самые скандальные подробности расследований. Нет сомнений в том, что некоторая информация просочилась в прессу в преддверии выборов не без посторонней помощи, и для Берлускони те выборы оказались не очень удачными. Партия “Вперед, Италия!” проиграла на муниципальных и областных выборах 1995 года, а незадолго до этого Берлускони оказался под следствием по обвинению в подделке финансовых документов и махинациях с банковскими счетами. Утверждалось, что он сделал это ради покупки знаменитого футболиста для “Милана”.

В октябре 1995 года миланская прокуратура нанесла Берлускони сокрушительный удар, выдвинув официальные обвинения во взяточничестве и коррупции ему, его брату Паоло, четырем менеджерам Fininvest и пяти налоговым инспекторам. Берлускони помнит, что тогда он в первый (но не в последний) раз сказал: “Мы живем в полицейском государстве”.

Через несколько дней тучи сгустились еще больше. СМИ сообщили, что следователи операции “Чистые руки” обнаружили несколько швейцарских банковских счетов, при помощи которых компания Fininvest якобы незаконно переводила деньги давнему другу Берлускони – бывшему премьер-министру Италии Беттино Кракси. И хотя официальные обвинения были предъявлены только следующим летом, итальянские газеты уже осенью смаковали эту новость на первых полосах. Отныне Берлускони находился под следствием за подкуп Кракси.

Берлускони был также обвинен в даче взяток налоговым инспекторам, и в январе 1996 года его вызвали в миланский суд на слушания. Затем плохие новости пришли из Палермо: Берлускони и его ближайший соратник по Mediaset Марчелло дель Утри подозревались в связях с мафией. Дело Берлускони было отложено до конца года, а дель Утри подвергся многочисленным проверкам и в конечном счете был осужден за посредничество между Берлускони и мафией. Прокурор из Палермо, который изначально начал расследование против Берлускони и дель Утри, позднее стал политиком и принял сторону левых.

В апреле 1996 года Берлускони проиграл левоцентристу Романо Проди на общенациональных итальянских выборах. Его поражению предшествовала очередная серия скандалов и расследований, начатых миланскими судьями, и на этот раз обвинители активизировались подозрительно “вовремя”. Однако основной причиной провала Берлускони было нежелание правоцентристских партий сотрудничать с ним.

“На тех выборах мне удалось получить практически 8 миллионов голосов из тех 15,8 миллиона, что были отданы за правоцентристов, – вспоминает Берлускони. – Однако прежние союзники отказывались объединяться со мной, поэтому мы не могли выиграть физически”.

Берлускони был повержен и раздавлен. Против него заводилось все больше уголовных дел, и некоторые ближайшие советники стали настаивать, чтобы он ушел из политики. Его бывший пресс-секретарь написал статью, в которой призывал Берлускони уйти с достоинством. Статья была напечатана на первой странице газеты, принадлежащей семье Берлускони.

Поражение на выборах – это одно. Деньги – совсем другое.

Летом 1996 года Берлускони вспомнил о своей медиаимперии. Он нашел время, чтобы провести переговоры со своим другом, австралийским медиамагнатом Рупертом Мердоком. Речь шла о продаже Mediaset, однако приятели не смогли договориться об условиях сделки. Бывший премьер предпочел выставить акции Mediaset на Миланской бирже и тем самым смог сократить свои долги и приумножить свое состояние. Помимо этого, он продал крупные пакеты акций Mediaset принцу Саудовской Аравии аль-Валиду, немецкому телемагнату Лео Кирху и южноафриканскому миллиардеру Иоганну Руперту.

Стоимость компании Mediaset составляла более 5 миллиардов евро, а к концу десятилетия эта цифра увеличилась до 30 миллиардов. Левоцентристские политики называли Берлускони “ходячим конфликтом интересов”, поскольку он одновременно являлся главой политической партии, самым богатым человеком Италии и медиамагнатом.

К счастью для Берлускони, новое правительство не занималось укреплением своих позиций, а, наоборот, погрязло в междоусобных войнах и внутрипартийных распрях. Бывший лидер коммунистов Массимо д'Алема мечтал сесть в кресло премьер-министра вместо Проди, и хитрому д'Алеме это удалось – подробности той истории до сих пор окутаны туманом. Однако перед этим д'Алема совершил один очень загадочный поступок. В 1997 году глава крупнейшей левой партии Италии предложил Берлускони, лидеру правоцентристской оппозиции, вместе разработать поправки к итальянской Конституции. Он пригласил своего соперника на обед и тем самым реабилитировал Берлускони в глазах общественности и подготовил почву для его возвращения в политику.

Не так важно, чем руководствовался д'Алема. Возможно, он думал лишь о себе и хотел находиться в центре событий, возможно, он искренне верил, что его новая инициатива необходима для страны. Результат от этого не менялся. Берлускони внезапно предстал перед нацией не как вышедший из игры политик и фигурант уголовных дел, а как новый итальянский “отец-основатель”, соавтор поправок к Конституции. Он вернулся в политику после нескольких лет “в пустыне” благодаря просчету своего злейшего врага. Возможно, не последнюю роль сыграло его умение околдовать и расположить к себе любого человека, даже своего конкурента.

Д'Алема был убежденным левым и совершенно не намеревался помогать Берлускони, однако предложил ему участвовать в написании поправок к Конституции. Благодаря этому Берлускони улучшил свою репутацию и вернул себе звание неизменного лидера правоцентристов. В 1999 году “Вперед, Италия!” одержала крупную победу на выборах в Европейский парламент. Через год Берлускони удалось вновь объединить своих своенравных союзников в коалицию, и вместе они смогли победить д'Алему и правящие партии на муниципальных и областных выборах. В рамках предвыборной кампании Берлускони отправился в особый тур по стране – на круизном лайнере, который плыл вдоль средиземноморского побережья Италии и останавливался в различных городах. Он назвал лайнер “Кораблем свободы”. Тур пришелся итальянцам по душе и обеспечил Берлускони победу на следующих муниципальных выборах, что привело к скорому падению правительства д'Алемы.

К удивлению многих, в мае 2001 года Берлускони успешно вернулся в политику. Для этого он провел блестящую предвыборную кампанию, которая изобиловала телерекламой и роликами со знаменитостями каналов Mediaset. Не обошлось и без классических трюков. Помимо этого, 10 миллионов итальянских семей получили по почте 125-страничный цветной рекламный проспект о Сильвио Берлускони. Он обещал снизить налоги и создать миллион новых рабочих мест. Будучи истинным шоуменом, он предрешил исход голосования за пять дней до выборов: Берлускони пошел на государственный телеканал и принял участие в ток-шоу с популярным телеведущим, который поддерживал его политику. С большой помпой Берлускони письменно закрепил свое обещание снизить налоги и создать новые рабочие места, подписав “Контракт с итальянцами”, вариант знаменитого “Контракта с Америкой” Ньюта Гингрича.

Берлускони принял присягу в качестве премьер-министра и первым делом отправился на саммит НАТО в Брюссель, где ему предстояло повстречать своего нового лучшего друга – Джорджа Буша-младшего.