Осенний призрак Каллентофт Монс
Или это кто-то другой? Может, тот надоедливый тип? Только не он. Ведь это ты, Катарина, я так хочу, чтобы это была ты.
Но это не ты.
Я выхожу из автомобиля и сталкиваюсь с Андерсом Дальстрёмом. В его глазах я вижу отчаяние, черные волосы мокры от дождя, а в руке он держит камень.
Я хочу его напугать и впиваюсь в него глазами. Но ничего не происходит, он не сдается.
— Мне нужно пять миллионов! — кричит Андерс Дальстрём.
— Ты ничего не получишь, — смеюсь я ему в ответ. — И я раздавлю тебя, как крысу, если ты немедленно не уберешься отсюда. Будет хуже, чем тогда, на парковке.
Андерс Дальстрём протягивает мне листок бумаги.
— Здесь номер моего счета! — кричит он.
Дождь мгновенно размывает цифры. Я смеюсь. Он сует мне эту бумажку.
— Пять миллионов. Я буду ждать неделю.
Я улыбаюсь, а потом мне начинает надоедать эта игра. Я комкаю листок и бросаю его на гравий. Сейчас мне плевать на камень в его руке.
Но Андерс Дальстрём поднимает бумажку свободной рукой и кладет ее в карман куртки.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и тут слышу за спиной страшный рев. Вижу, как ко мне приближается его черная фигура, и падаю на землю. А потом на меня обрушивается вся злоба и отчаяние, копившиеся в нем десятилетиями, и что-то страшно жжет в животе. Андерс Дальстрём отползает от меня, и я весь исчезаю в боли.
Вот я лежу на склоне замкового холма. Я знаю, что эта боль в животе и голове означает конец всякой боли; чувствую, как по всему телу распространяется холод.
«Он убил меня», — успеваю подумать я и пролезаю под цепи, ограждающие замковый ров. Мне кажется, в воду падает камень. Откуда столько крови?
И вот я снова мальчик, потом мужчина. Мы с Катариной лежим на берегу озера. Я смазываю ей спину кремом для загара, а она разговаривает со мной на каком-то древнем языке.
А потом налетает ветер, и я падаю. Погрузившись в черную воду замкового рва, я перестаю дышать, даже неутомимые газонокосилки наконец смолкают.
И я открываю свои новые глаза.
70
— Я убил твоего сына! — кричит Андерс Дальстрём. — А теперь убью тебя, так же как и ты когда-то убил моего отца!
Он привязал Акселя Фогельшё к стулу и наблюдает сейчас за его попытками освободиться со странным смешением ненависти и отчаяния в глазах. Но за всем этим — страх и растерянность от непонимания того, что происходит.
— Я никогда никого не убивал.
— Ты убил его!
Аксель Фогельшё хочет как будто что-то сказать, однако не произносит ни слова.
Андерс Дальстрём достает из сумки полоску ткани и крепко обматывает ее вокруг головы старика так, чтобы она глубоко вошла в рот. Потом начинает дергать за концы полоски, причиняя Фогельшё боль, и чувствует, как собственное его тело успокаивается и странное умиротворение расходится по нему приятными волнами.
Он хочет кое о чем рассказать своей жертве, заставить старика его выслушать.
— Как ты думаешь, каким он стал отцом после этого? Он гонял меня по двору с камерой в руке, словно хотел уничтожить за то, что моя жизнь еще не была кончена, как его, будто я и был его болью.
Аксель Фогельшё ерзает на стуле, стараясь освободиться от веревок. Может, он хочет что-то сказать, попросить прощения?
Вряд ли.
И Андерс бьет его кулаком в лицо, чувствуя, какой болью отзывается его удар в теле Фогельшё. Насилие причиняет Дальстрёму почти физическое наслаждение, избавляя его от скопившейся злобы.
Он бьет снова и снова. Змееныши просыпаются и вдруг обретают лица. Перед ним мальчишки со школьного двора и отец с поднятым кулаком — вся его жизнь без любви и надежды.
Вся боль, вся ярость, что есть в мире, собраны в этом ударе. Йерри Петерссон получил сорок ножевых ранений, сколько их будет у Акселя Фогельшё?
«Кто он? — недоумевает граф. — Беттина, кто он такой?»
Что он там бормочет о каких-то змеенышах, о лицах? Однако, несмотря на все свое безумие, он, похоже, знает, чего хочет.
Акселя Фогельшё охватывает страх. Он снова пытается освободиться, бежать, но веревки крепко держат его, и ему остается только молча сносить удары. «Что ж, может, удастся наконец внести в это дело ясность, — думает старик, — а если этот тип убил моего сына, то он свое получит. Я клянусь в этом самому себе и всем нашим предкам здесь, в этой комнате, такой уютной, родной, моей и ничьей больше».
Беттина, я развеял твой прах в лесу, как ты и просила.
Он прекратил бить, сел на стул возле стены и как будто собирается с силами, чтобы что-то сказать.
— Слушай, старик.
Андерс Дальстрём поднимается и подходит к Фогельшё.
— Уже одного того, что ты сделал мне и моему отцу, достаточно, чтобы убить твоего сына.
Он вставляет пальцы в ноздри Акселя Фогельшё и крутит ими так, что старик морщится от боли. Андерс как будто хочет вырвать нос своей жертве. Он чувствует теплую кровь на своих пальцах и то, как последние змееныши, скользкие и холодные, покидают его тело.
— И знаешь, — кричит он Акселю, — как нравится мне сейчас то, что я делаю! Моя злоба выходит из меня, можешь ли ты это понять?
— Я приехал к нему на итальянскую виллу, — продолжает кричать Андерс. — Там я убил его и потом перевез тело в часовню. Полагаю, тебе интересно будет это узнать! Думал ли ты обо мне, когда бил моего отца? Знаешь ли ты, что вытворял он со мной после, когда боль стала нестерпимой?
Дальстрём наносит новый удар, в челюсть, но на этот раз его охватывает страх.
Змееныши снова зашевелились. Теперь их больше, чем когда бы то ни было, они копошатся в его крови и пьют ее.
«Он сумасшедший», — думает Аксель и все же пытается понять, о чем говорит его мучитель, хотя бы для того, чтобы не терять сознания. На какое-то мгновение его поражает мысль, что сейчас он падет жертвой полоумного маньяка. «Наконец я увижу тебя, Беттина, — проносится в его голове. — Я был с тобой, в лесу, когда он убивал Фредрика».
Убей меня.
Дай мне встретиться с теми, кого я люблю.
И тут Аксель Фогельшё наконец понимает, кто этот молодой человек: сын того несчастного батрака, которому он когда-то выбил глаз. Жаль парня, но что случилось, то случилось. С другой стороны, может, болван и получил по заслугам?
Но в чем вина Фредрика?
Хотя кто знает, в чем и насколько все мы виноваты?
Теперь он бьет меня прикладом ружья. Во рту все горит, я чувствую, как выпадают зубы, а глаза вот-вот вылетят из орбит.
Что случилось с тем батраком? Я помню, на суде он вел себя тихо, но что с ним сталось потом? Было ли ему больно, как мне сейчас? Он ослеп на один глаз, но разве это повод скулить всю жизнь? Может, он озлобился? Тому, кто знает свое место, какое бы оно ни было, жить намного проще.
Вот он достает нож и подносит его к моим глазам, прежде чем вонзить его мне в щеку. На рукоятке печать замка Скугсо.
Боль обжигает меня, и я больше не в силах сдерживать крик.
Беттина! Неужели я наконец тебя увижу? Ты можешь гордиться мной. Я не хочу лежать в часовне, мое место рядом с тобой, в лесу.
В конце концов, что такое этот замок? Несколько гектаров леса? История, которая никому не нужна?
«Я должен довести это дело до конца, — думает Дальстрём, — совершить задуманное, как раньше».
Сейчас у него твое лицо, отец. Или вы с ним одно целое?
Здесь не о чем думать. Разве они сомневались, когда гнали меня голого через школьный двор?
Кровь хлещет из щеки Акселя Фогельшё, и Андерсу хочется вонзить нож в его толстый живот. Но что-то удерживает его, словно кто-то шепчет ему в ухо: «Нет, еще не время».
И тогда Дальстрём бросает нож в угол и затыкает пальцами одной руки ноздри Фогельшё. Другой рукой он засовывает в рот графу тряпку. Теперь старик не может ни дышать, ни кричать, и гордость в его взгляде постепенно сменяется выражением ужаса.
Черно-белое кино.
Те, кто ползает в моей крови, должны навсегда исчезнуть. Я чувствую, рядом кто-то стоит. Это ты, Андреас?
Воздуха! Больше воздуха!
Я хочу встретиться с вами, Беттина, Фредрик, но только не сейчас! Катарина! Где ты?
Я был не прав, признаю это, пустите, простите меня, я ошибался, но я не готов умереть, я хочу еще жить, мне страшно, я чувствую, как огонь лижет мне лодыжки. Пусти! Я раскаиваюсь! Я хочу прокричать, что люблю тебя и всех остальных, что я твоя единственная надежда, но кровь все хлещет и хлещет, и твои пальцы все глубже проникают в мои ноздри.
Воздуха! Дайте мне больше воздуха!
71
— Мама?
Малин открывает дверь подъезда своего дома, когда голос Туве вырывает ее из размышлений.
Рядом Харри Мартинссон, ему не терпится снова запрыгнуть в машину.
— Туве?
«Я не могу сейчас говорить, милая».
Только что в квартире на Дроттнинггатан они обсуждали, что делать дальше. Где могут быть Андерс Дальстрём и Аксель Фогельшё? Ведь они наверняка вместе.
— Если Дальстрём перевез тело Фредрика на территорию замка, можно ожидать, что туда же он направился и с Акселем Фогельшё, живым или мертвым. Малин, Харри, поезжайте в Скугсо. Поговорите с Катариной и другими родственниками. Андерс Дальстрём сейчас очень опасен, и мы должны схватить его как можно скорее.
— Мама, а если я…
Малин бежит к автомобилю, прижимая к уху мобильник. Она не понимает, что говорит ее дочь.
— Туве, я не могу разговаривать.
А через несколько секунд ей хочется снова перезвонить дочери и попросить у нее прощения за то, что в тот вечер все так получилось, что она позволила ей уйти из квартиры ночью, за то, что она худшая мама на свете, и за то, что в жизни все так сложно.
По другую сторону Дроттнинггатан раскинулся парк. Сейчас в нем темно, холодно, и с дороги в нем ничего не видно из-за дождя.
Малин задается вопросом, хочет ли Туве, чтобы она перезвонила ей? Она знает, что должна это сделать, что сейчас как никогда нужна дочери.
— Быстрее, ради бога быстрее, — торопит она Харри.
Автомобильные фары освещают мокрый асфальт, словно два прожектора.
У Малин снова звонит мобильный. Туве? Только не сейчас! Но на дисплее высвечивается другой номер.
— Малин.
— Это Юхан Стеченгер.
Адвокат, занимающийся наследством Йерри Петерссона. Тот, кто нашел тело Фредрика Фогельшё.
— Я только хотел сообщить, что замок вчера продан. За сумму вдвое большую, чем заплатил Петерссон. Его отец согласился на сделку.
— Кто же купил Скугсо?
— Это… я… — мнется адвокат.
— Говорите, вам ничто не угрожает, уверяю.
— Я…
— Ну же! — теряет терпение Малин. — Я от вас не отстану!
— Аксель Фогельшё, кто же еще! Вчера я подписал последние бумаги и торжественно передал ему ключи от главных ворот. Вся коллекция Петерссона оценена и выставлена на аукцион. Фогельшё долго смеялся, когда получил ключи, говорил, что у него припрятана парочка дубликатов. Не думаю, что Петерссон сменил замки.
— Фогельшё выкупил Скугсо, — говорит Малин Харри.
Взгляд Мартинссона прикован к дороге, руки крепко держат руль. Они выезжают из города и углубляются в осенний ландшафт.
— Быстро!
— Старый вояка, — замечает Малин.
Машина на всей скорости мчится в сторону Скугсо. Они должны быть там.
За окном мелькают поля, леса.
Откуда берется сила, заставляющая людей совершать немыслимые поступки? Взять, к примеру, убийство девочки, которое Малин расследовала в прошлый раз.
Какая сила может заставить мать отказаться от разговора с собственной дочерью?
Малин закрывает глаза и снова видит безумную женщину, склонившуюся над Туве.
Она вспоминает одинокую Марию Мюрвалль в больничной палате.
Туве Форс.
Фредрик Фогельшё.
Андерс Дальстрём.
Йерри Петерссон.
Я знаю, что вас объединяет, и я могу кое-что сделать для вас.
Если не я, то кто же еще защитит тебя, Туве?
Впереди из тумана возникает Скугсо, словно ковчег всевозможных человеческих страстей. Они — первая машина, прибывшая на место преступления.
Свет зеленых фонарей играет на воде замкового рва. Или свечение исходит от самой воды?
На замковом холме никого нет. Малин бежит к воротам — заперто. Черт!
Их нет здесь.
За спиной появляется Харри.
— Похоже, что их здесь нет, — говорит он почему-то шепотом.
— Проклятие! Я была уверена…
Тишина, только ветер шелестит в кронах.
— Он мог открыть и запереть ворота ключами Фредрика, — говорит Малин.
— Обойдем вокруг, — предлагает Харри.
Они идут, не спуская глаз с замка, проходят пустую часовню с опечатанной дверью. Куртки их промокли насквозь, а Харри сжался в комок от холода.
Оба молчат. «Где его машина? — думает Малин. — Она должна стоять где-то здесь».
Они осматривают торцовую стену, когда слышат, как на холм с противоположной стороны въезжает автомобиль. Полиция?
И тут Малин замечает свет, льющийся из занавешенного окошка в подвале. Они с Харри обмениваются взглядами, кивают друг другу и, вытирая капли с лица, бегут по мокрому гравию к главному входу замка.
Трое полицейских в форме выходят из машины.
— К воротам! — командует Малин. — Они должны быть в подвале!
Полицейские бросаются к воротам и вскоре понимают, что внутрь им так просто не пройти.
— Заперто! — кричит один из них.
Малин приказывает им отойти назад и вытаскивает из кобуры пистолет. Она садится на корточки, прицеливается и выпускает целую обойму. Черный железный замок, которому, должно быть, не одна сотня лет, падает на каменные ступени лестницы.
Малин первая врывается в двери. Она пробегает комнату за комнатой, минует кухню, больше похожую на бойню, и спускается в подвал, где сейчас должны находиться Аксель Фогельшё и Андерс Дальстрём.
Она не думает о том, что ей предстоит увидеть.
В подвале темно, мокро и тяжело дышится. Малин слышит за спиной шаги своих коллег по каменному полу, чувствует их страх. Она приседает на корточки, заглядывая в комнаты, толкает двери ногой. Не здесь ли держали русских пленников, прежде чем замуровать в замковом рву?
Одна, вторая, третья комната. Никого.
В четвертой комнате виден свет.
Малин хватается за дверную ручку. Что там?
Она открывает дверь.
72
Он все еще здесь?
Беттина, это ты?
Нет, но он все еще здесь?
Что он такое говорит, я не понимаю.
Кто-то вошел, это он?
Наконец он вынул из моих ноздрей свои вонючие пальцы, но тряпка все еще у меня во рту. Он больше не мучает меня.
Мои ноги и руки опутаны веревками, и, пытаясь освободиться, я раскачиваюсь на стуле то в одну, то в другую сторону.
Но я хочу, чтобы он вернулся, я хочу увидеть тебя, Беттина.
Хочу ли я этого?
Нет, я останусь здесь. Я знаю, что должен делать, и сейчас мои глаза снова наполняются светом. Я слышу, как открывается дверь. Кто это, живые или мертвые?
Пощадите меня.
Я всего лишь человек.
Комната наполняется светом.
Малин видит Акселя Фогельшё. Он сидит на стуле посреди комнаты; его лицо залито кровью.
Он здесь один, Андерса Дальстрёма нигде нет.
Где же теперь твое величие, Аксель Фогельшё? Ты жив или мертв? Малин замечает, что ее по-прежнему охватывает смущение при виде графа, и осторожно приближается к нему.
Тело старика будто слилось в одно целое с каменным полом, который, кажется, насквозь пропитался его кровью.
Малин кладет руку на плечо графа. Тот щурит глаза, глядящие как будто ясно.
Малин делает коллегам знак войти в комнату.
Где же Андерс Дальстрём?
Аксель Фогельшё вздрагивает, прокашливается, ожидая, что у него изо рта вынут кляп. Форс еще раз озирает комнату и кладет пистолет на пол. Харри стоит за ее спиной.
Она осторожно вынимает тряпку изо рта Фогельшё, в то время как коллега в форме перерезает веревки на его запястьях и лодыжках.
Граф разминает руки, в которых чувствуется прежняя сила, шевелит ногами.
Окровавленная рубашка разорвана, и Малин видит его толстый живот.
Аксель Фогельшё поднимается и смотрит ей в глаза.
— И все-таки он не посмел… — шепчет он. — Не посмел…
Но он посмел достаточно, отец.
Он просто не смог сделать большего или не захотел.
Я вижу тебя, сидящего внизу, такого беззащитного, охваченного самым сильным человеческим чувством — тем страхом, который возникает на границе жизни и смерти.
Ты только что был там, но тебя вытащили обратно. Научился ли ты чему-нибудь, отец?
Не думаю.
Меня похоронят через несколько дней, отец, но сейчас тебя это не заботит, ведь так? В фамильной усыпальнице все уже готово.
Я многого не знаю о тебе, отец.
Малин Форс и Сакариас Мартинссон стоят у дверей. Они разговаривают со своим начальником, и сейчас их волнует только один вопрос: где Андерс Дальстрём?
Вы почти победили, Малин, но пьеса еще не окончена. Осталось несколько мгновений, беспросветно мрачных и ослепительно ясных.
Вы нашли нож с печатью замка Скугсо на рукоятке. Этим самым ножом он изранил мое тело. Карин Юханнисон подтвердит это через несколько дней.
А я летаю в своем пространстве и радуюсь, что не имею к вашему спектаклю никакого отношения, что ваш мир остался для меня в прошлом и сейчас должно начаться что-то новое.
В том, что случилось со мной, все же есть толика справедливости: я изменил дружбе, предал свою любовь и нисколько не раскаивался в этом при жизни.
Но где же Андерс Дальстрём?
Ты ведь знаешь, Малин.
Малин садится на корточки рядом со стулом, на котором сидит Аксель Фогельшё, и смотрит на Юхана Якобссона и Вальдемара Экенберга, приближающихся со стороны лестницы.
Осторожным и в то же время уверенным движением руки Аксель, тяжело дыша, вытирает кровь с лица.
— Он не посмел, но все-таки успел выбить мне несколько зубов.
— Вы не знаете, где он сейчас?
— Понятия не имею, куда мог направиться этот выродок.
К Фогельшё возвращается его величавая осанка. Взгляд становится таким же пронзительным, как и раньше.
— Когда зверь чувствует приближение смерти, — устало продолжает граф, — он возвращается в свою берлогу.
— У него было оружие?
— Как же иначе он мог привезти меня сюда?
— И откуда он привез вас?
— Из квартиры на Дроттнинггатан. Я как раз собирался ехать в замок. Настало время вернуться домой.
Вдруг Малин вскакивает и поворачивается к Харри, не обращая внимания на Юхана, Свена и Вальдемара.
— Идем! — кричит она. — Я знаю, где он!
Ни о чем не спрашивая, Мартинссон выбегает за ней из комнаты. По мосту они пересекают замковый ров, в черной воде которого пляшут зеленые искры, и устремляются к машине. И вот уже «Вольво» мчится, набирая скорость, сквозь дождь и вечерние сумерки. Непогода за окном неистовствует, словно сверхъестественная сила, ставшая на сторону преступной человеческой ярости.
Они сидят молча.
Рядом мчатся другие полицейские автомобили с включенными мигалками, однако сирен не слышно. Только шум дождя, ветра и гул мотора, сливающиеся в один монотонный звук.
Они проезжают дом Линнеи Шёстедт, из окон которого льется мягкий свет, потом минуют здание, где двадцать с лишним лет тому назад проходила злополучная вечеринка. Машина делает один поворот, другой, и вот наконец дорога круто поворачивает в третий раз, там, где за лесом начинается поле. Именно здесь автомобиль, который вел Йерри Петерссон, сошел с дороги и закрутился волчком на льду.
Сейчас на том месте стоит машина. Фары включены, в световых конусах пляшут прозрачные струи дождя, смешанного со снегом.
Позади автомобиля, в темноте, стоит человек с ружьем в руке.
73
Внезапно пространство заполняется светом и звуками. В полумраке пляшут цветные лучи полицейских мигалок и автомобильных фар.
«Я не мог убить старика, но я расправился с его сыном, и этого мне было достаточно, — думает Андерс Дальстрём. — Я не хотел смерти Йерри Петерссона, но он заслужил то, что получил, кто поспорит с этим?