История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II Коллектив авторов

Из 5,8 млн пленных (исключая перебежчиков) погибли примерно 3,3 млн (60 %). Смертность среди пленных армий союзников составляли от 0,3 до 1,6 %. Из выживших 2,4 млн примерно 950 тыс. поступили на службу в Вермахт и антисоветские формирования (РОА, казачьи и др. части). Около 500 тыс. бежали или оказались освобождены в 1943–1944 гг. Около 940 тыс. дождались весны 1945 г. В подавляющем большинстве они вернулись на родину, где их ждали вновь лагеря, подневольный труд, унизительные спецпроверки и клеймо «изменников». Восстановление прав бывших пленных растянулось на весь послесталинский период.

Но особенно трагично отношение советской власти к своим солдатам воспринималось бежавшими из плена, ведь нацисты были беспощадны к людям, совершавшим побег: в большинстве случаев их публично расстреливали, в меньшинстве – отправляли в лагеря смерти, откуда выйти живым было практически невозможно. Рисковавшие жизнью, мечтавшие о борьбе с врагом солдаты и офицеры, считавшие, что они сражаются за родину, получали взамен наград – штрафные батальоны или лагеря. Никакие подвиги, совершенные при удавшихся, даже беспримерных по своей дерзости, побегах не гарантировали советских солдат и офицеров от общей трагической судьбы бывших военнопленных.

Историческая справка

Характерна судьба Михаила Петровича Девятаева и его товарищей, соверших побег из немецкого плена на захваченном самолете с секретного ракетного полигона Пенемюнде. Михаил Девятаев родился 8 июля 1917 г. в поселке Торбеево в Мордовии. Начало войны он встретил в 237-м истребительном полку в Могилеве. 23 июня 1941 г. на самолете И-16 Михаил Девятаев участвует в воздушном бою и 24 июня открыл боевой счет, сбив бомбардировщик Ju-87. 23 сентября 1941 г. Девятаев получил ранение в левую ногу. После госпиталя Девятаев служит в ночной бомбардировочной авиации. В мае 1944 г. он вновь становится истребителем – командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. На его личном счету было 9 сбитых вражеских самолетов. Вечером 13 июля 1944 г. старший лейтенант Девятаев вылетел в составе группы истребителей P-39. В воздушном бою в районе Львова он был ранен в правую ногу, а его самолет подожжен. Летчик выпрыгнул над вражеской территорией с парашютом и с тяжелыми ожогами попал в плен.

В плену Михаил Девятаев держался мужественно: ни в разведотделе Абвера в Варшаве, ни в Лодзинском лагере для военнопленных, ни в лагере Новый Кенигсберг немцы не получили от него никаких интересующих их сведений. В лагере Новый Кенигсберг Девятаев с товарищами готовил побег, и когда подкоп был почти готов, их замысел в результате доноса раскрылся. Наказанием за попытку бегства стал лагерь смерти Заксенхаузен, из которого Девятаев в составе группы из 1500 заключенных был отправлен в концлагерь на остров Узедом, где находился секретный ракетный полигон Пенемюнде. Судьба узников была заранее предопределена: по истощении жизненных сил – крематорий.

В январе 1945 г., когда фронт подошел к Висле, Михаил Девятаев вместе с заключенными Иваном Кривоноговым, Владимиром Соколовым, Владимиром Емченко, Федором Адамовым, Иваном Олеником, Михаилом Емецом, Петром Кутергиным, Николаем Урбановичем и Дмитрием Сердюковым начал готовить побег. Побег был назначен на 8 февраля 1945 г. На аэродроме Михаил Девятаев и Иван Кривоногов – пограничник, защищавший со своими товарищами ДОТ на границе с 22 июня по 3 июля 1941 г., отвлекли внимание конвоира, и Кривоногов нанес ему смертельный удар в висок железной клюшкой. Заключенные подбежали к командирскому бомбардировщику Не-111 и залезли в кабину. Самолет начал разбег, но машину не удавалось оторвать от земли, и, пробежав всю полосу, Девятаев крутым разворотом остановил ее у самого обрыва к морю. В это время было обнаружено тело убитого охранника и поднята тревога на аэродроме: немецкие солдаты со всех сторон бежали к захваченному бомбардировщику. Девятаев начал второй разбег. При помощи товарищей удалось, оттянув штурвал на себя, поднять самолет и уйти в сторону моря. Немцы послали в погоню истребители под руководством аса, обер-лейтенанта Люфтваффе Гюнтера Хобома, но обнаружить беглецов не удалось. В районе линии фронта самолет обстреляли советские зенитки. Пришлось идти на вынужденную посадку: «Хейнкель» приземлился на брюхо южнее населенного пункта Голлин в расположении артиллерийской части 61-й армии. Однако радость беглецов была недолгой.

Начались унизительные процедуры допросов в СМЕРШе. Друзей Михаила Девятаева отправили в штрафные батальоны и роты. Из девятерых его товарищей выжило трое: Иван Павлович Кривоногов, Михаил Александрович Емец и Федор Петрович Адамов. Найти друг друга им удалось лишь во второй половине 1950-х гг. после того, как о подвиге стало известно из прессы. Владимир Соколов, Петр Кутергин и Иван Оленик погибли в боях, Владимир Емченко, Трофим Сердюк и Николай Урбанович «пропали без вести», т. е. тоже погибли.

Михаил Девятаев был помещен в советский концентрационный лагерь на территории Польши. Между тем его побег из плена принес огромную практическую пользу. Сразу же по прилете на территорию, контролируемую советскими войсками, Михаил Девятаев сообщил координаты ракетной базы Пенемюнде с точностью до десятков метров, и она была разгромлена советской авиацией. Прекратились, таким образом, обстрелы Лондона немецкими ракетами ФАУ-2. В сентябре 1945 г. из лагеря Девятаева вызвал на остров Узедем полковник Сергеев. Под этим псевдонимом скрывался будущий Генеральный конструктор первых советских ракет С.П.Королев. Девятаев помог Королеву собрать необходимые узлы и детали ракеты, в том числе и двигатель ФАУ-2, ставший впоследствии основой для разработки двигателя первой советской ракеты Р-1.

В ноябре 1945 г. Михаил Девятаев был уволен в запас. Его, как бывшего в плену, не брали на работу, и он с трудом устроился грузчиком в Казанском речном порту. Он писал письма на имя Сталина, Маленкова, Берии, но все без толку. Положение изменилось, только в конце 1950-х гг., когда С.П.Королев помог Девятаеву реабилитироваться.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 августа 1957 г. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». О легендарном по смелости побеге узнала вся страна. М.П. Девятаев написал книгу «Побег из ада», изданную большими тиражами не только в СССР, но и за рубежом. Он был награжден орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней и многими медалями, стал почетным гражданином Мордовии, городов Казани, Вольгаста и Циновичи (Германия).

В 1957 г. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях. Уйдя на пенсию, он активно участвовал в ветеранском движении, создал фонд Девятаева, для оказания помощи нуждающимся ветеранам. Незадолго до смерти в 2002 г. Михаил Петрович встретился с немецким летчиком Гюнтером Хобомом, который должен был его догнать и сбить и которого удалось обмануть беглецам. Два солдата выпили по рюмке водки и обняли друг друга: и через многие годы дерзкий побег вызывал восхищение противника. Съездил Девятаев и в Пенемюнде, поставил 100 свечей у мемориального камня с именами своих товарищей по побегу, большинство из которых погибло в штрафных батальонах и ротах. Скончался Девятаев 24 ноября 2002 г. – М.П. Девятаев. Побег из ада. Саранск: Мордовское кн. изд-во, 1979.

Литература:

И.А. Дугас, Ф.Я. Черон. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж, 1994.

П.М. Полян. Жертвы двух диктатур. Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.

4.2.17. Русская Церковь и начало войны. Зарубежье, Внутренняя Россия. Псковская миссия

После вступления СССР в сентябре 1939 г. во Вторую мировую войну и оккупации Красной армией восточной части Польши, Прибалтики, Бессарабии и Буковины религиозная ситуация в стране существенно изменилась. Ибо на присоединенных к СССР территориях сохранялась полноценная инфраструктура церковной жизни, принадлежавшая юрисдикции нескольких Поместных Православных Церквей (3342 действующих храма, 64 действующих монастыря, 8 богословских учебных заведений). Начавшаяся уже в первые месяцы советской оккупации репрессивная политика коммунистических властей по отношению к местному православному духовенству к моменту нападения нацистской Германии на СССР в 1941 г. еще не успела принять масштабов, аналогичных тем, которые имели место на остальной территории страны.

В церковной жизни Русского Зарубежья к началу Второй мировой войны также произошли ощутимые изменения. После смерти 10 августа 1936 г. митрополита Антония (Храповицкого) председателем Синода Русской Православной Церкви Заграницей стал митрополит Анастасий (Грибановский). Пользуясь благожелательным отношением нацистских властей Германии именно к этой церковной юрисдикции русской эмиграции, Зарубежный Синод получил возможность в 1938 г. перевести в свое ведение все русские православные приходы, которые находились на территории Германии и которые до этого принадлежали юрисдикции Западно-Европейского Экзархата митрополита Евлогия (Георгиевского). Возглавивший, по рекомендации германских властей, Берлинскую епархию этнический немец, епископ Серафим (Ляде) не только сумел не допустить гонений со стороны антихристиански и антирусски настроенного нацистского режима на русских православных христиан в Германии, но и способствовал своей дальнейшей деятельностью сохранению православной церковной жизни различных юрисдикций на оккупированных Германией территориях.

Нападение нацистской Германии на СССР обусловило у значительной части духовенства Русского Зарубежья надежду не только на возрождение церковной жизни на территории, освобожденной от большевиков, но и на возможность непосредственного участия зарубежного духовенства в этом «втором Крещении Руси».

Свидетельство очевидца

«Кровь, начавшая проливаться на русских полях с 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России, – писал в конце июня 1941 г. архимандрит Иоанн (Шаховской) в статье «Близок час». – …Лучшие русские люди будут скоро отданы России, лучшие пастыри будут отданы Церкви… Новая страница в русской истории открылась 22 июня 1941 г. в день празднования русской Церковью памяти «Всех Святых – в земле Русской просиявших». Не ясное ли это, даже для слепых, знамение того, что событиями руководит Высшая Воля? В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем воскресения, началось исчезновение демонских криков «интернационала» с земли Русской… Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы… Откроются оскверненные храмы и освятятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия… Это будет та «Пасха среди лета», о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа, пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим Саровский. Лето пришло, близка русская Пасха». – Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 81–82.

Оккупационный режим на обширной территории СССР, занятой германскими войсками к концу 1942 г., первоначально находился под контролем военной администрации, которая по мере дальнейшего продвижения линии фронта передавала управление представителям Министерства восточных территорий. Именно военная администрация, состоявшая из офицеров Вермахта, нередко благожелательно настроенных к перспективе религиозного возрождения на оккупированных территориях, оказывала наибольшее содействие стихийно и широко проявлявшемуся среди населения стремлению восстанавливать церковную жизнь, прежде всего посредством открытия приходских храмов. Так, например, в июле 1941 г., через две недели после взятия германскими войсками Смоленска, был ликвидирован атеистический музей, располагавшийся в Смоленском Успенском соборе, а 10 августа в возвращенном Русской Православной Церкви соборе в день памяти Смоленской иконы Божией Матери был отслужен молебен перед найденным накануне немецкими солдатами и установленным в соборе чудотворным списком этой иконы. В июле 1941 г. в Пскове после ликвидации немецкими властями антирелигиозного музея, находившегося в Троицком соборе Псковского кремля, этот древний храм был передан Русской Православной Церкви, а 22 марта 1942 г. в соборе была торжественно установлена привезенная немецкими солдатами из закрытого и оскверненного коммунистами Тихвинского монастыря чудотворная Тихвинская икона Божьей матери.

Всего на территории, занятой германскими войсками, за период оккупации было открыто около 9000 храмов. В том числе на территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей было открыто 470 храмов, Курской области – 332 храма, Ростовской области – 243 храма, Краснодарского края – 229 храмов, на территории Украины в целом было открыто около 5400 храмов. При этом военная администрация разрешала русскому православному духовенству такие формы просветительско-миссионерского и социального служения, как преподавание Закона Божия в приходских и общеобразовательных школах, создание церковных детских садов, катехизация взрослых, просветительская работа духовенства с учителями, предоставление духовенству возможности осуществлять свою миссионерскую деятельность на радио и в газетах. Было открыто и несколько монастырей, например в 40 км от Ленинграда, в Вырицах – женский Успенский монастырь, а в восьми км от него – Иоанно-Предтеченский мужской, где игуменом был выбран иеромонах Серафим (Проценко).

Свидетельство очевидца

Письмо в газету «Северное слово» № 41. (Ревель, 27 августа 1942 г.) из «советской Ингерманландии» (т. е. из Ингерманландского района Ленинградской области, прилегающего к Эстонии под Ивангородом): «Мы, жители деревни Куровицы, Манновка и Орлы приносим свою глубокую благодарность священнику-миссионеру о. Михаилу Рауд за те отрадные богослужения, которые он совершает безвозмездно в наших деревнях. Никогда никому не отказывая в совершении треб, много отрады вносит он в сердца наши своими простыми, ясными проповедями, призывая заблудших и отпавших от веры православной вернуться к Богу. Много света, веры, теплоты и любви внес он в сердца наши и многих привел он снова в лоно церкви православной. Очень много наших детей благодаря о. М.Рауду получили святое крещение и имена святых. Спасибо сердечное о. Михаилу за то просвещение и великий свет апостольства, что несет он своим служением нашей, освобожденной от большевизма, бывшей советской Ингерманландии».

Письмо в газету «За Родину» (Псков, 21 сентября 1943 г.):

«При поселке Елизаветино в имении княгини Трубецкой до революции была церковь, которую большевики закрыли и превратили в колхозный склад. За несколько дней до занятия поселка германскими войсками начальство совхоза приказало совершенно разрушить здание церкви. Теперь население по собственной инициативе собрало 9000 рублей и обратилось к окружному старшине с просьбой отвести помещение под церковь. Окружной старшина Н.А. Алексеев отвел специальный дом и выделил из средств округа дополнительно 2000 рублей для этой цели. Верующие приступили к оборудованию храма. Храм украшен иконами, пожертвованными самими верующими».

На протяжении всего периода Второй мировой войны Русская Православная Церковь являлась единственным общественным институтом, пытавшимся последовательно и бескорыстно оказывать моральную и материальную помощь советским военнопленным. Несмотря на не прекращавшиеся попытки придать этой помощи организованный и систематический характер за счет соглашения с высшим германским военным руководством, русское православное духовенство было обречено ограничивать эту помощь лишь частными мероприятиями, масштаб и продолжительность которых зависели от отдельных представителей лагерной администрации. Из-за того, что большинство лагерей для военнопленных находились на территории, где осуществляли свою деятельность приходы Русской Православной Церкви Заграницей, именно ее духовенству суждено было сыграть наиболее заметную роль в пастырском окормлении и гуманитарной помощи советским военнопленным. Предпринимавшиеся на основе договоренностей с отдельными представителями лагерной администрации попытки православного духовенства осуществлять церковную деятельность среди военнопленных подчас приводили к весьма значительным результатам. Например, в лагере для военнопленных в Луккенвальде 2 августа 1943 г. в специально отведенном для этого бараке епископом Потсдамским Филиппом было совершено освящение храма во имя св. равноапостольного князя Владимира. Еженедельные воскресные богослужения в этом храме стали совершаться узником лагеря священником Михаилом Поповым.

Наряду с представителями духовенства Русской Православной Церкви Заграницей осуществлять пастырскую деятельность среди советских военнопленных, находившихся в лагерях европейских стран, стремились и находившиеся под особым подозрением у немецких властей священнослужители Западно-Европейского Экзархата Вселенской Патриархии.

Свидетельство очевидца

Архимандрит Иоанн (Шаховской) впоследствии так описывал свое посещение в 1942 г. офицерского лагеря в окрестностях Бад-Киссингена. «В нем содержалось около 3 тыс. советских командиров, главным образом молодых лейтенантов; но были и штаб-офицеры – в особом здании… Можно представить мое удивление, когда среди этих советских офицеров, родившихся после Октября, сразу же организовался церковный хор, спевший без нот всю литургию. Приблизительно половина пленных захотели принять участие в церковной службе, общей исповеди и причастились Святых Таин. В этой поездке меня сопровождал о. Александр Киселев… Мы остались под огромным впечатлением от этой встречи с несчастными, раздавленными и войной, и лишениями, и унижениями русскими людьми». – Архиепископ Иоанн (Шаховской). Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 367.

Своеобразным продолжением этой деятельности стало возрождение православными священнослужителями Зарубежной Церкви института русского военного духовенства в вооруженных формированиях, которые создавались немецкими властями из советских военнопленных для участия в боевых действиях на стороне Германии. Так, например, благодаря пастырским трудам протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Дмитрия Константинова созданные в ноябре 1944 г. Вооруженные силы Комитета освобождения народов России восстановили на двадцать лет прерванную большевиками традицию пастырского окормления православными священниками русских солдат.

Определявшаяся директивами Министерства восточных территорий и Имперской службы безопасности религиозная политика гражданской администрации предполагала, по крайней мере, временное продолжение деятельности открывавшихся храмов, хотя и оказывалась более сдержанной по сравнению с политикой военной администрации.

Документ

«Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии, – писал начальник имперской службы безопасности Р. Гейдрих в оперативном приказе № 20 от 31 октября 1941 г. – Крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии…толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение «избранного Богом народа» в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства». – М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов: Сборник документов. М.,2003. С. 192.

Особенно активную роль в возрождении церковной жизни на оккупированной территории сыграл митрополит Сергий (Воскресенский), являвшийся с начала 1941 г. экзархом в Прибалтике Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Направленный из Москвы в только что присоединенную Прибалтику летом 1940 г., он остался в Риге после отступления советских войск. Митрополит Сергий заявил о своей лояльности немецким оккупационным властям и возглавил при их поддержке Русскую Православную Церковь в Прибалтике и на Северо-Западе, сохранив при этом юрисдикцию Московской Патриархии.

Документ

В проповеди, произнесенной 14 марта 1943 г., митрополит Сергий подчеркивал: «Борьба, предпринятая Германией против большевизма, вошла в решительную стадию. Ничего не может быть страшнее господства коммунизма. Если он победит, население многих стран будет обречено нечеловеческим страданиям и даже уничтожению. Чтобы предотвратить эту грозную опасность, необходимо напряжение и полное объединение всех имеющихся сил… Поэтому каждый из нас обязан следовать указаниям властей и приложить все свои силы в борьбе с большевизмом».

Одним из наиболее значительных и успешных церковных начинаний митрополита Сергия следует признать деятельность Псковской Духовной Миссии, возродившей менее чем за три года на территориях Ленинградской, Новгородской и Псковской областей практически полностью уничтоженную коммунистами церковную жизнь. Начав свою деятельность в августе 1941 г. в составе 14 священнослужителей и псаломщиков на огромной территории, где проживало 2 миллиона человек, а действовало лишь несколько храмов, Псковская Духовная Миссия, с октября 1942 г. возглавлявшаяся протопресвитером Кириллом Зайцом, к началу 1944 г. смогла открыть более 400 приходов, в которых служили около 200 священников. Среди активных деятелей Миссии были, в частности, такие известные в будущем священнослужители Московской Патриархии, как духовник Санкт-Петербургской епархии архимандрит Кирилл (Начис), профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов, которым после войны за их самоотверженные миссионерские труды довелось пережить длительное лагерное заключение.

Находившиеся на территории Прибалтийского экзархата монастырские обители, в том числе Псково-Печерский и Виленский Свято-Духов монастыри, получили возможность не только пополнять ряды своих насельников, но и осуществлять миссионерско-пастырскую деятельность по отношению к местному населению, оказывать гуманитарную помощь военнопленным.

Неизбежно осложняя свое политическое положение, митрополит Сергий постоянно убеждал германские власти в целесообразности поддерживать находившиеся на оккупированной территории епархии и приходы, сохранявшие юрисдикцию именно Московской Патриархии. Вынужденный под давлением нацистских властей издать 19 ноября 1943 г. распоряжение о прекращении епископами Прибалтики поминовения Патриарха Московского, митрополит Сергий сохранил это поминовение на совершавшихся им самим богослужениях. Примечательно, что Патриарх Сергий так и не запретил в священнослужении митрополита Сергия, а в апреле 1944 г. Патриарший Синод постановил, что «рукоположения, совершенные им или подведомственными ему епископами… признаются действительными». Пытавшийся в условиях немецкой оккупации последовательно проводить политику «сергианского диалога» уже не с коммунистической, а с нацистской властью митрополит Сергий был убит 28 апреля 1944 г. во время поездки из Вильнюса в Каунас диверсионно-террористической группой, состоявшей из сотрудников НКВД, переодетых в форму эсэсовцев.

Свидетельство очевидца

Сводный брат секретаря митрополита Сергия (Воскресенского) Артур Радвил во время заключения в Спасском лагере близ Караганды рассказывал заключенному вместе с ним протоиерею Псковской миссии Георгию Тайлову, что в тюремной больнице на этапе он встретился с одним из убийц митрополита Сергия: «Новый знакомый спросил у Артура, откуда он. Последний, не желая особенно откровенничать с незнакомым русским, сказал, что он, якобы, из Литвы. «Знаю ваш край, приходилось бывать, – сказал его собеседник. – Слыхал об убийстве митрополита Сергия? Так вот, это я должен был сделать!» Оказалось, что новый знакомый Артура был сброшен с самолета вместе с группой диверсантов-разведчиков. Им было дано задание устранить митрополита как изменника родины. Что они и выполнили по дороге между Вильнюсом и Каунасом в апреле 1944 г. А после окончания войны и демобилизации бывший разведчик работал где-то и был осужден по бытовой статье за растрату». – Протоиерей Георгий Тайлов. За проволокой. 1944–1955 гг. Мемуары // Православие в Латвии. Рига: Филокалия, 2004. С. 125–126.

Литература:

Псковская православная миссия // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. Вып. 26–27. СПб., 2002.

А.А. Корнилов. Преображение России. О православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Нижний Новгород, 2000.

К.П. Обозный. История Псковской православной миссии. 1941–1944 гг. (Материалы по истории Церкви, кн.40). М.: изд. Крутицкого подворья, 2008.

М.В. Шкаровский. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002.

М.В. Шкаровский. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов (сборник документов). М., 2003.

4.2.18. Германское антинацистское движение и русское общество

Гитлер к 1939 г. не успел создать завершенное тоталитарное государство. Степень распространения личной несвободы в Германии в 1930-е гг. была гораздо меньшей, чем в СССР. В отличие от большевиков, нацисты сохранили в неприкосновенности многие институты культурно-исторической, христианской Германии, надеясь со временем подчинить их нацистской доктрине – частную собственность, Церковь, семью, социальную структуру, аристократию, высшую школу, академическую науку, офицерский корпус.

В 1934 г. Гитлер связал армию личной присягой. Но уже в ноябре 1937 г. возник первый конфликт между ним и военной элитой. Гитлер понял, что консерваторы, приводя его к власти, хотели величия Германии, но не самоубийственной борьбы за мировую гегемонию, выступали за развитие Вермахта, но не за его истребление в новой европейской бойне, поддерживали национал-социалистический порядок, но не разделяли национал-социалистическое мировоззрение. В отличие от членов СС, офицеры Вермахта не состояли и не имели права состоять в партии, не руководствовались решениями парторганизаций, сохраняя внутреннюю независимость и рыцарское достоинство.

К лету 1938 г. в Вермахте возник заговор, участники которого (генерал-полковник Л. Бек, генерал пехоты Э. фон Вицлебен, генерал-майор Р. Шмидт, полковник Г. Остер и др.) считали, что политика Гитлера погубит Германию, а языческая нацистская идеология противоречит христианским убеждениям и ценностям. К заговору примкнули бывший обер-бургомистр Лейпцига К. Герделер, юрист Г. фон Донаньи, дипломат У. фон Хассель и др. Но попытка переворота в 1938 г. сорвалась. Британская сторона отказалась от контактов с оппозицией, пристыдив немецких военных… нарушением присяги.

Режим Сталина в глазах заговорщиков представлял не меньшую опасность для Европы, поэтому оппозиционеры стремились установить связи с непримиримой частью русской эмиграции (НТС-НП, РОВС и др.). К июню 1941 г. Герделер разработал меморандум «Цель», посвященный новой Германии. Независимую Россию автор видел в Европейском Союзе после ликвидации «безбожного коллективизма» и большевизма. Позднее, в русское временное правительство заговорщики намечали пригласить известных в эмиграции генерал-майора В.В. Бискупского и редактора закрытого нацистами журнала «Часовой» капитана В.В. Орехова.

В июне 1941 г. заговорщики, многие дипломаты, аристократы и даже некоторые сотрудники Розенберга восприняли войну с СССР как шаг к восстановлению «бисмарковского курса» по отношению к возрожденной, небольшевистской России (курса на союзничество, а не на владычество). Однако возможностями радикального влияния на политику рейха при живом фюрере эти лица почти не обладали. Преступления нацистов в Польше в 1939–1940 гг. и в оккупированных областях СССР в 1941–1942 гг. возмутили многих идеалистов. Они начали считать политику Германии на Востоке «безумной» и «преступной».

К оппозиции в 1941–1942 гг. примкнули молодые офицеры – полковники Х. фон Тресков, А. фон Ренне, Р. Гелен, подполковник В. фон Фрейтаг-Лорингхофен, майоры барон Р.К. фон Герсдорф, граф К. фон Штауффенберг и др. В августе 1941 г. в Борисове Тресков впервые намеревался арестовать Гитлера. Год спустя Штауффенберг открыто заявил о необходимости «убить эту свинью». В марте 1943 г. Тресков заминировал самолет фюрера, но взрыватель бомбы отказал. Затем вплоть до событий 20 июля 1944 г. заговорщики предприняли еще шесть попыток покушений.

Оппозиция по мере сил боролась за принципиальное изменение оккупационной политики в духе взглядов Герделера. Уже летом – осенью 1941 г. ее участники считали необходимым создание русской армии, роспуск колхозов, прекращение нацистского террора, сотрудничество со всеми антибольшевицкими силами, привлечение народов СССР, в первую очередь русских, белоруссов и украинцев, на свою сторону в качестве равноправных союзников. Такие «здравые взгляды» поддерживали и некоторые генералы Вермахта, не участвовавшие в заговоре (В. фон Браухич, Э. фон Клейст, М. фон Шенкендорф и др.). Оппозиционеры, не считаясь с Берлином, использовали для этого все служебные возможности. Борьба за изменение восточной политики в 1941–1943 гг. была острой и противоречивой. Ее практическим результатом стало появление в составе Вермахта уже в 1941 г. русских вооруженных формирований, а позднее, в 1943 г. – и Власовского движения.

Литература:

В. Герлиц. Германский Генеральный штаб. История и структура 1657–1945. М., 2005.

К. Деметр Германский офицерский корпус в обществе и государстве 1650–1945. М., 2007.

К. Финкер. Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга. М., 1976.

У. Ширер. Взлет и падение Третьего рейха: В 2 т. / Под ред. О. А. Ржешевского. М., 1991.

A. Dallin. German Rule in Russia 1941–1945. A Study of Occupation Policies. London, 1957.

4.2.19. Попытки создания Русской освободительной армии (РОА)

Война вызвала небывалый всплеск военно-политического сотрудничества наших соотечественников с противником. В 1941–1945 гг. на немецкой военной службе состояли не менее 1,1–1,2 млн советских людей – примерно каждый 17-й военнослужащий Вермахта был гражданином СССР. В годы Первой мировой войны попытки врага привлечь российских пленных на свою сторону не дали результата.

Мнение историка:

«В войне 1914–1918 годов центральные державы взяли в плен 2417 тыс. русских, из них умерло 70 тысяч. В 1941–1945 годы немцы захватили в плен 5754 тыс. русских, из них умерло 3,7 миллиона. Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941 г. требовали драконовских мер. Но в 1914 г. информация о хорошем обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах из немецких лагерей; всего сбежало около 260 тыс. русских, и большинство их снова пошло в родную армию. Несмотря на активную немецкую и пораженческую пропаганду в лагерях в 1917 году, лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились дезертировать в немецкую армию. В 1944 г. на этот шаг решилось около миллиона русских военнопленных». – Николай Толстой. Жертвы Ялты. М.: Воениздат, 1996. С. 153.

Спустя четверть века на стороне Вермахта служили сотни кадровых командиров РККА. Причины этого трагического явления необходимо искать в социально-политических и морально-нравственных последствиях большевицкого эксперимента и не прекращавшейся с октября 1917 г. войне большевиков против народа России.

Мнение историка:

Участник Русского Освободительного Движения Александр Степанович Казанцев очень точно поставил диагноз данного явления.

«Участие русских военнопленных в борьбе Германии против ее врагов и, прежде всего, против Красной Армии – явление невиданное и небывалое ни в истории России, ни в какой бы то ни было другой. Явление это можно объяснить только политикой советского правительства и до войны, и во время нее. Если на сторону врага государства переходят во время войны единицы, то уместно говорить о выродках. Если это делают десятки тысяч, то объяснить это можно моральным падением народа в целом. Но если переходящих приходится считать миллионами, то первый и второй диагнозы неверны, и объяснения нужно искать не в психологии переходящих, а в окружавшей их обстановке, в условиях их жизни, в данном случае в практике советского строя». – А.С. Казанцев. «Третья сила». М.: Посев, 1994. С. 93.

Гитлер категорически утверждал: «Если одной из завоеванных провинций мы когда-нибудь дадим право создать собственную армию или военно-воздушные силы, то с нашей властью над ней будет навсегда покончено». Однако противники нацистской восточной политики и участники антигитлеровской оппозиции считали необходимым создание антисоветских российских вооруженных формирований. Они надеялись, что их существование превратится в мощный политический фактор, который заставит изменить политику на Востоке и повлияет на исход войны. Кроме того, без добровольцев Вермахту было бы значительно труднее удерживать Восточный фронт.

Первые подразделения из граждан СССР на Восточном фронте существовали уже летом 1941 г. Осенью появились многочисленные «хиви» (от нем. – «желающие помогать» – Hilfswillige, или HiWi) – добровольцы из пленных и местного населения, зачислявшиеся на штатные должности обслуживающего персонала. Советские «хиви» всю войну усердно служили в Вермахте, поддерживая его боеспособность. В октябре на фронте возникли первые казачьи подразделения, преимущественно из пленных – уроженцев бывших казачьих областей, переживших геноцид и расказачиванье в 1920–1930-е гг.

На оккупированных территориях формировались силы вспомогательной полиции, охранные части и т. д. Осенью 1943 г. в Вермахте (без войск СС) служили примерно 500 тыс. граждан СССР, в т. ч. 180 тыс. в боевых самостоятельных подразделениях и частях, около 70 тыс. – во вспомогательной полиции, 250 тыс. – среди добровольцев обслуживающего персонала (включая Люфтваффе). В 1942–1944 гг. были сформированы 120 русских, украинских и казачьих боевых батальонов, около 30 саперно-строительных и батальонов снабжения, а также 77 батальонов в составе пяти национальных легионов: 26 туркестанских, 14 азербайджанских, 12 грузинских, 11 армянских, 6 северокавказских, 7 волго-татарских, 1 финно-угорский.

Расчет по национальному признаку граждан СССР, состоявших на германской военной службе в 1941–1945 гг.

Одни восточные добровольцы делали свой выбор, потому что большевики учили их двадцать лет выживать в любых условиях, другие считали Сталина большим злом, чем Гитлер, для третьих так сложились обстоятельства, четвертые надеялись перейти к своим. Так или иначе, но большевицкое государство, уничтожившее за 25 предвоенных лет около 25 млн человек и отказавшееся от защиты их прав в плену, не вправе было требовать от советских людей гражданской лояльности.

Свидетельство очевидца

Очень характерным является объяснение одного из солдат РОА, в прошлом сержанта Красной армии, сражавшегося с немцами под Одессой, награжденного двумя советскими орденами и раненым попавшего в плен, данное на допросе в СМЕРШе.

«Вы думаете, капитан, что мы продались немцам за кусок хлеба? Но скажите мне, почему советское правительство продало нас? Почему оно продало миллионы пленных? Мы видели военнопленных разных национальностей, и обо всех них заботились их правительства. Они получали через Красный Крест посылки и письма из дому, одни только русские не получали ничего. В Касселе я повстречал американских пленных, негров, они поделились с нами печеньем и шоколадом. Почему же советское правительство, которое мы считали своим, не прислало нам хотя бы черствых сухарей?.. Разве мы не воевали? Разве мы не защищали наше правительство? Разве мы не сражались за Родину? Коли Сталин отказался знать нас, то и мы не желали иметь с ним ничего общего!». Николай Толстой. Жертвы Ялты. С. 158.

Мнение ответственного редактора:

Невероятный размах сотрудничества с неприятелем в России в годы Второй мировой войны служит ярким свидетельством тому, в какие нравственные обстоятельства были поставлены люди России при большевицком режиме. За четверть века своего предвоенного господства большевики показали себя лютейшими врагами России, миллионами истребляя ее граждан, уничтожая ее веру, глумясь над национальными святынями, распродавая и разрушая сокровища культуры и природные богатства. В этих обстоятельствах простая логика «враг моего врага – мой союзник» толкнула множество русских людей от Сталина к Гитлеру, так как Гитлер пошел воевать со Сталиным и коммунизмом. Не сразу русские люди поняли, что своей антикоммунистической риторикой нацисты прикрывают циничный экспансионизм. В обстоятельствах страшного выбора – «защищать Россию значит защищать коммунистический антинародный режим», «бороться с антинародным режимом – значит союзничать с врагом России – Гитлером», каждый делал свой выбор сам, основываясь на личном опыте, на судьбе семьи, близких в предшествовавшие десятилетия. Страдания народов России под большевиками были столь невыносимы, что мы сейчас не имеем права судить никого, признавая нравственные изъяны в любом выборе судьбы в те годы. Трагично было, защищая Россию, ковать кандалы твоим детям под сталинским режимом, трагично было, воюя против Сталина, ковать такие же кандалы – под гитлеровским. Сам Сталин, пойдя на союз с Гитлером в 1939 г., примером показал, что так могут поступать и отдельные его подданные, сами англосаксонские демократии, объявив Сталина своим союзником, не могли не заронить сомнения в своем принципиальном либерализме в души тех, кто на себе познал сущность большевицкой тирании.

Осенью 1941 г. независимо друг от друга представители противосталински настроенной интеллигенции, группы пленных советских командиров в лагерях, участники антигитлеровской оппозиции направляли в Берлин и другие инстанции доклады и проекты по созданию русского правительства с политической программой, и противосталинской армии из пленных и добровольцев. Начальник штаба сухопутных войск Германии фельдмаршал Браухич в декабре 1941 г. на один из таких меморандумов наложил резолюцию: «Считаю решающим для исхода войны». Но Гитлер не хотел слышать ни о чем подобном, полагая, что в случае привлечения народов СССР к политической войне против Сталина, планам обретения Германией «жизненного пространства на Востоке» придет быстрый и неизбежный конец. Ситуация приобрела особый драматизм после того, как в июле 1942 г. на Волхове в плен попал один из популярных командармов Красной Армии – генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов. С его именем оказалась связана судьба Русской Освободительной Армии (РОА).

Литература:

К. Штрайт. «Они нам не товарищи…». Вермахт и советские военнопленные в 1941–1945 гг. М.: Русская панорама НП ИД, 2009.

4.2.20. Надежды в русском обществе в СССР на послевоенную свободную жизнь

Как это ни парадоксально, начало войны вдохнуло надежды в русское общество. Мотивы этого явления могли быть самыми разными. Для тех, кто верил большевицкой пропаганде, война означала войну на чужой территории и быструю победу коммунистических идей в самом центре Западной Европы. Катастрофа лета-осени 1941 г. – провал советского командования и лично верховного вождя – вызывали приступы отчаяния, а у наиболее критически мыслящих представителей этого слоя появлялись сомнения по отношению к политике власти в целом и ее представителей персонально.

Но прежде всего надежды появились у тех, кто стоял на прямо противоположной точке зрения, у тех, кто в Гражданскую войну воевал на стороне Белых или сочувствовал им. Гибель родных и товарищей, юридическая и моральная незаконность власти, чудовищные репрессии 20–30-х гг., четвертьвековое попирание религиозных, национальных, культурных, политических, идеалов и символов – все это скапливалось в сознании и душах миллионов русских людей. И начало войны означало для них и возможность соединиться с теми из своих близких, с кем Гражданская война прервала не только возможность увидеться, но даже и переписываться без страха за собственную жизнь, и отсутствие необходимости лгать и приспосабливаться, скрывать то, что любишь и во что веришь, подчас даже и от родственников, и исцеление от страха за судьбу семьи, который пропитывал жизнь советского человека 30-х гг. 24 часа в сутки.

Отношение к проблеме «коммунизм-фашизм» в сознании очень многих людей можно было выразить словами булгаковского героя Алексея Турбина: «У нас хуже, чем немцы – у нас большевики». Другое дело, что немцев образца 1941 г. многие соотечественники представляли себе по образцу немцев 1914 г. В большевицкую пропаганду многие не верили и слухи о немецких зверствах, о нацистском расизме либо не доходили до глубин населения, либо воспринимались, как еще одна коммунистическая ложь. Казалось, что хуже ГУЛАГа и колхозов ничего быть не может, а поскольку едва ли не каждый гражданин СССР либо прошел через тюрьмы, концлагеря и ссылку, либо это коснулось его семьи, учителей, учеников, сослуживцев – война казалась избавлением от четвертьвекового проклятия над страной.

Однако и эти иллюзии были достаточно быстро развеяны. С одной стороны, начиная с битвы под Москвой, был развеян миф о немецкой непобедимости, с другой стороны – варварская политика немецких властей на оккупированной территории свидетельствовала о том, что здесь воистину «сатана восста на сатану».

Среди тех, кто думал о будущем России, в первые после начала войны годы, были и те, суть позиций которых выглядела примерно так: пускай придут немцы, они придут ненадолго – завоевать Россию и удержать власть в ней невозможно, – но они сметут главарей коммунистического режима, а после того, как изгонят и их, народ сам выберет себе достойное правление. Это течение связывало себя скорее с силами антигитлеровской коалиции, которые помогут в конечном итоге установить достойный России государственный строй. «К концу войны вдруг появилась надежда на то, что после победы многое изменится, – вспоминал работавший в те годы обходчиком в «Теплосеть Мосэнерго» Г.И. Мирский (в будущем – видный ученый-арабист). – Мой напарник Потовин всё время говорил мне, что союзники якобы в обмен на военную помощь, которую они нам оказыали, поставили условие: разрешить после войны «свободную торговлю и вольный труд». Многие верили в это и мечтали о грядущих переменах, возлагая надежды именно на Америку и Англию».

И, наконец, еще одна часть общества, всегда верящая в лучший исход событий, свои надежды связывала с внутренними силами народа, с его терпением и стойкостью, жертвенным мученичеством, которое одолеет внешнего врага и своим подвигом сумеет преобразить власть врага внутреннего. Фраза «братья и сестры», сказанная Верховным Главнокомандующим взамен набившего оскомину «товарищи», возвращение подвергавшихся забвению или осмеянию выдающихся имен русской истории, появление фильмов и спектаклей, в которых действовали Суворов или Кутузов (наиболее яркий пример пьеса А. Гладкова «Давным-давно» (1942) известная современному зрителю по фильму «Гусарская баллада»), новые отношения с Церковью, вплоть до возрождения патриаршества (1943) – все это внушало надежды, что коммунистическая власть не сможет не вдохновиться подвижническим образом своего народа и даст ему возможность достойно существовать. Появилась поэзия «без соцреализма» – стихи Симонова, Твардовского и многих других поэтов военного времени. Огромной популярностью и на фронте и в тылу пользовались веселые строфы из поэмы Александра Трифоновича Твардовского «Василий Теркин», которая начала публиковаться с 1942 г. Василий Теркин – бравый, находчивый и смелый русский солдат, стал всеобщим любимцем.

К патриотической теме обратились гонимые Анна Ахматова и Борис Пастернак. Искренне звучали строки в отдельных стихотворениях Исаковского, в отличие от его довоенной и послевоенной казенной риторики.

Великим памятником любви к страдающей родине стало стихотворное письмо осени 1941 г. Симонова к Суркову – «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», где совершенно невероятно для сталинского официоза поэт признавал: «Ты знаешь, Алеша, ведь все-таки родина / – не дом городской, где я празднично жил, / а эти проселки, что дедами пройдены, / с простыми крестами их русских могил. / Не знаю как ты, но меня с деревенскою, / с безбрежной тоской от села до села, / со вдовьей слезою и с песнею женскою/ впервые война на проселках свела. / Нас пуля с тобою пока еще милует, / но трижды поверив, что жизнь уже вся, / я все-таки горд был за самую милую, / за русскую землю, где я родился. / За то, что на ней умереть мне завещано, / что русская мать нас на свет родила, / что, в бой провожая нас, русская женщина, / три раза по-русски меня обняла».

Взрыв патриотических чувств, последовавший за поражениями осени 1941 г. и выяснением подлинного лика нацизма, особенно отразился в песнях военного времени. На смену революционной «Варшавянке» пришло «Прощание славянки», на смену «бодрячкам» 1930-х гг. – лирические песни: «Темная ночь», «На позицию девушка провожала бойца», «Вьется в тесной печурке огонь», которые люди помнят и поныне.

Историческая справка

Примечательны написанные по горячим следам, в 1943–1944 гг., «Военные воспоминания» солдата Леонида Андреева. Ушедший в 19 лет добровольцем на фронт смолянин был изувечен в бою под селом Черное близ Старой Руссы в марте 1943 г. После долгих месяцев, проведенных в госпиталях, он, признанный негодным к службе, жил в эвакуации у своих родителей в Ярославле и там писал воспоминания, в которых ни словом не упоминает ни компартию, ни Сталина, ни советского человека, ни комсомольца, но только родину, Россию, русского человека. Так описывает он момент атаки, которая сделала его инвалидом: «Мы лежали так миг, может быть, час. Свист [стал] чуть тише. И в это мгновение чей-то высокий молодой голос звонко и весело крикнул: – Ребята, вперед! За родину! Мы встали сразу – все. Дружное, молодое «ура!» заглушило истерический грохот пулеметов. Я несся вперед, прижав винтовку к груди, что-то сжимало горло, делало тело невесомым, могучим. Я взглянул на цепь. Ребята бежали вперед, вытянув штыки, к Черной. Многие падали – быстро и ловко, как подрубленные. Веер святящихся точек разрезал нашу цепь, точки гасли в телах товарищей, и тогда они падали в снег» (с. 206). Заканчивал свои «Записки» Андреев так: «Прошел год, как кончен обратный путь. Он стал областью воспоминаний. И странно – полный крови, боли, страданий, он в моей памяти сохраняется светлым. Виною этому русская женщина, сестра. Ее ласковые руки наложили на рану ужасных воспоминаний повязку скромной, согревающей человечности. Я сейчас живу, работаю, двигаюсь, пишу, мыслю. И это сделала прежде всего ты, сестра, и к тебе обращается моя благодарность. Ты, чистая женщина, встретила нас, грязных, истекающих кровью. Твои руки обмыли нас, успокоили нашу боль. Твоя ласка согрела нас. Твоя забота поставила нас на ноги. Твои слезы, русская женщина, рождали в нас силы ненависти к тем, кто причина им, и радость единения нашего – солдата русского и русской женщины… Ты, словно Ангел, брала в руки свои наши обессилившие тела, своими слезами рождала в нас жизнь и стала нам родной. В годину страданий, ужасов мы встали вместе – грудь и рука солдата загородили дорогу врагу, твоя рука, сестра, смягчила его боль, осветила его жизнь… Родная! Слава тебе, сестра» (с. 262–263).

Со временем, став известным специалистом по французскому экзистенциализму, доктором филологии, профессором Московского университета, Леонид Григорьевич Андреев никогда не правил тех своих солдатских записок, они были изданы женой уже после его смерти, последовавшей в декабре 2001 г. – Л.Г. Андреев. Философия существования. Военные воспоминания. М.: Гелиос, 2005. Но с каждым годом и с каждым военным успехом, коммунистический режим попирал и развеивал эти столь естественные чувства и надежды русского народа.

4.2.21. Новые отношения большевицкой власти с Церковью

Мудрость древних:

«Избрали новых богов, оттого война у ворот». – Библия, Книга Судей Израилевых, 5:8.

22 июня 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский) после совершения богослужения в Богоявленском соборе в Москве составил послание к своему немногочисленному остававшемуся на свободе духовенству и пастве: «Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины… Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину… Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле Божией. А если, сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется еще лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу… Положим же души своя вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Господь нам дарует победу».

Советские власти разрешили зачитать текст этого послания в храмах лишь 6 июля 1941 г., спустя два дня после того, как советские граждане услышали выступление двенадцать дней молчавшего Сталина. 19 октября 1941 г. по решению советского правительства митрополиты Сергий и Николай с небольшой группой духовенства были эвакуированы в Ульяновск, в котором к этому времени все храмы были закрыты и, за исключением двух, полностью разрушены.

На территории СССР, не подвергавшейся немецкой оккупации, положение Русской Православной Церкви в первый год войны оставалось без каких-либо ощутимых перемен. В немногочисленных действовавших храмах, наряду с совершением богослужений, духовенство уже в первые месяцы войны стало проводить сбор денежных и иных материальных средств, вещевых и продуктовых посылок, которые передавались в фонд обороны. К концу войны Русской Православной Церковью было собрано более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. В подавляющем большинстве случаев материальная помощь, оказывавшаяся Церковью Красной армии, передавалась без указания источника ее поступления. Одним из редких исключений стала запечатленная в кадрах советской кинохроники передача Красной армии митрополитом Николаем в 1944 г. построенной на средства Русской Православной Церкви и насчитывавшей 40 танков танковой колонны «Дмитрий Донской».

Последовательная политическая лояльность по отношению к коммунистическому режиму, проявленная руководством Московской Патриархии в первый год войны, и активная деятельность по сбору средств на нужды обороны способствовали некоторым изменениям в религиозной политике государства. Сталин учитывал тот энтузиазм, с которым сотни тысяч людей вернулись в Церковь на оккупированных территориях. Он знал, что в британском Парламенте и в Конгрессе США многие не желали установления союзнических отношений с СССР именно из-за богоборческой политики коммунистического режима (большинство американских и английских политиков были верующими христианами). Во время визита Молотова в Лондон и Вашингтон в июне 1942 г. Черчилль и Рузвельт объясняли всю затруднительность для своих народов сотрудничать с богоборческим и христоненавистническим сталинским режимом.

Стремясь пропагандистски ответить на религиозно терпимую политику оккупационных германских властей и рассчитывая придать цивилизованный вид политическому облику СССР в глазах западных союзников, советское руководство стало предпринимать попытки идеологически использовать Русскую Православную Церковь в своей политике.

В 1942 г. государственная атеистическая пропаганда была резко сокращена, формально сохранявшийся «Союз воинствующих безбожников» фактически прекратил свою деятельность. Летом 1942 г. 50-тысячным тиражом в роскошном издании была опубликована книга «Правда о религии в СССР», распространявшаяся преимущественно за границей. В этой книге, содержавшей официальные церковные документы военного периода и статьи нескольких священнослужителей и мирян, указывалось на отсутствие серьезных проблем в церковной жизни СССР довоенного времени и подчеркивалось, что главные исторические невзгоды Церкви пришлось пережить лишь в результате германской агрессии. 5 февраля 1943 г. Сталин вопреки действовавшему законодательству удовлетворил просьбу митрополита Сергия об открытии банковского счета Московской Патриархии для внесения средств на нужды обороны. На Пасху 1942 г. в Москве был отменен комендантский час, чтобы верующие могли молиться в церквах на ночном богослужении.

Во второй половине 1942 г. существенно уменьшились репрессии против православного духовенства, хотя отдельные акты мученичества имели место и в 1943, и в 1944 гг. В Ульяновск стали прибывать за получением назначений на епархии и приходы представители духовенства, многие из которых были освобождены из мест заключения. В конце 1942 – начале 1943 г. советские власти дали согласие на совершение митрополитом Сергием новых епископских хиротоний. С начала 1943 г. по мере развития наступления Красной армии на освобождавшихся ею территориях открывшиеся в годы оккупации храмы в большинстве случаев уже не подвергались закрытию, а военная контрразведка СМЕРШ (от слов «Смерть шпионам!») репрессировала лишь небольшое число священнослужителей из той части духовенства, которая оставалась на своих приходах после отступления германских войск. Неоднократно осуждавшиеся в посланиях митрополита Сергия за сотрудничество с «немецко-фашистскими оккупантами» представители православного духовенства оккупированных территорий, как правило, принимались в сущем сане в штат духовенства Московской Патриархии.

4 сентября 1943 г. около полуночи состоялась встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем.

Документ

Содержание происшедшей во время этой встречи беседы было зафиксировано в секретной служебной записке, составленной начальником 4-го отдела третьего управления НКВД по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией полковником НКВД Георгием Григорьевичем Карповым для своего начальника В.С. Абакумова: «Товарищ Сталин, кратко отметив положительное значение патриотической деятельности церкви за время войны, просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но неразрешенных вопросах.

Митрополит Сергий сказал товарищу Сталину, что самым главным и наиболее назревшим вопросом является вопрос о центральном руководстве Церкви, так как он почти 18 лет является Патриаршем Местоблюстителем и…потому он считает желательным, чтобы Правительство разрешило собрать архиерейский Собор, который и изберет патриарха, а также образует при главе церкви Священный Синод как совещательный орган в составе 5–6 архиереев…

Одобрив предложения митрополита Сергия, товарищ Сталин спросил: а) как будет называться патриарх; б) когда может быть собран архиерейский Собор; в) нужна какая-либо помощь со стороны Правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужен ли транспорт, нужны ли деньги и так далее). Сергий ответил, что эти вопросы предварительно ими между собой обсуждались, и они считали бы желательным и правильным, если бы Правительство разрешило принять для патриарха титул «патриарха Московского и Всея Руси», хотя патриарх Тихон, избранный в 1917 г. при временном правительстве, назывался «патриархом Московским и Всея России». Товарищ Сталин согласился, сказав, что это правильно.

На второй вопрос митрополит Сергий ответил, что архиерейский Собор можно будет собрать через месяц, и когда товарищ Сталин, улыбнувшись, сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?», – и, обратившись ко мне, спросил мое мнение, я высказался, что если мы поможем митрополиту Сергию соответствующим транспортом для быстрейшей доставки епископата в Москву (самолетами), то Собор мог бы быть собран и через 3–4 дня…

Товарищ Сталин сказал митрополиту Сергию: «…Правительство вам может предоставить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив вам 3-этажный особняк на Чистом переулке, который занимался ранее бывшим немецким послом Шуленбургом. Но это здание советское, не немецкое, так что Вы можете совершенно спокойно в нем жить. При этом особняк мы Вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в этом особняке»…

После этого товарищ Сталин сказал митрополитам: «Ну, если у вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам русской православной церкви, и Председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это?»

Все трое заявили, что они весьма благодарны за это Правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост товарища Карпова…

Затем, обращаясь ко мне, товарищ Сталин сказал: «Подберите себе 2–3 помощника, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните, во-первых, что Вы не обер-прокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность церкви»… – Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Т.1. М.: РОССПЭН, 2009. С.11–18.

На следующий день, 5 сентября, три встречавшихся со Сталиным митрополита, обратились к нему с таким благодарственным письмом: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Исторический день свидания нашего с великим для всей русской земли Вождем нашего народа, ведущим Родину к славе и процветанию, навсегда останется в глубине сердца нас, служителей церкви. Мы почувствовали в каждом слове, в каждом обращении, в каждом предложении сердце, горящее отеческой любовью ко всем своим детям. Русской православной церкви особенно дорого то, что Вы своим сердцем почувствовали, что она действительно живет вместе со всем русским народом общей волей к победе и священной готовностью ко всякой жертве ради спасения Родины. Русская церковь никогда не забудет того, что признанный всем миром Вождь – не только Сталинской Конституцией, но и личным участием в судьбах Церкви поднял дух всех церковных людей к еще более усиленной работе на благо дорогого отечества. От лица Русской церкви приносим Вам великую благодарность. Да сохранит Вас Бог на многие лета, дорогой Иосиф Виссарионович!» На этом письме Сталин педантично отметил – «Мой архив».

8 сентября 1943 г. состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовали 19 архиереев, многих из которых доставляли в Москву на военных самолетах, а некоторых прямо из мест заключения. Избрание на этом соборе митрополита Сергия Патриархом происходило даже без формальной процедуры голосования. Патриаршая интронизация митрополита Сергия состоялась 12 сентября 1943 г. в Богоявленском соборе в присутствии иностранных дипломатов и журналистов и сопровождалась киносъемкой. В этом же месяце в Московской Патриархии был создан Издательский отдел, выпустивший уже в 1943 г. 4 номера «Журнала Московской Патриархии».

Сталин спешил – готовилась встреча «большой тройки» в Тегеране (ноябрь 1943 г.), а на оккупированных территориях открывались все новые храмы, которые буквально ломились от верующих, желавших исповедовать грехи, причащаться, крестить детей, венчаться, отпевать убиенных и умерших.

8 октября 1943 г. был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме, который возглавил полковник Г.Г. Карпов, дослужившийся на этом посту до звания генерал-майора государственной безопасности. 27 октября 1943 г. Патриарх Сергий передал ему прошение об освобождении находившихся в советских лагерях и еще считавшихся живыми 24 священнослужителей. Однако все упомянутые в списке священнослужители, кроме одного, к этому времени либо были расстреляны, либо умерли в лагерях.

После кончины 15 мая 1944 г. Патриарха Сергия в должность Местоблюстителя вступил митрополит Алексий. 31 января 1945 г. в Москве открылся Поместный Собор, в котором участвовали 46 архиереев, 87 клириков и 38 мирян, а также несколько восточных патриархов (Христофор Александрийский и Александр III Антиохийский) и представители ряда поместных церквей. На первом заседании собора, на основании доклада архиепископа Псковского Григория (Чукова), единогласно было принято «Положение об управлении Русской Православной Церковью», а на втором заседании собора открытым голосованием митрополит Алексий был избран Патриархом.

22 августа 1945 г. последовало постановление Совнаркома, предоставлявшее патриархии, епархиям и приходам ограниченное право юридического лица и возможность открывать финансовые счета, заключать сделки, покупать имущество. До середины 1950-х гг. этого права были лишены другие религиозные объединения.

На завершающем этапе Второй мировой войны религиозная политика коммунистического режима по отношению к Русской Православной Церкви осуществлялась в рамках, обозначенных Сталиным на встрече с митрополитами 4 сентября 1943 г. Однако советское правительство всячески стремилось сдерживать открытие храмов на территории, не подвергавшейся оккупации и предпочитало оставлять действующими храмы, открытые на освобождавшейся от германских войск территории. В 1944–1945 гг. получив 12 688 заявлений об открытии 4292 храмов, советское правительство допустило открытие лишь 716 церквей. Общее число действовавших храмов к июню 1945 г. составляло 10 243. Однако если на территории, которая подверглась немецкой оккупации, количество действующих храмов, находившихся в одной епархии, могло достигать нескольких сотен, то в епархиях Поволжья, Сибири и Дальнего Востока действовавшие храмы исчислялись десятками, а то и единицами. При этом деятельность духовенства на всей территории Русской Православной Церкви по-прежнему жестко ограничивалась лишь совершением храмового богослужения и сбором пожертвований на нужды армии.

Период Второй мировой войны стал временем, когда поставленная в 1930-е гг. на грань полного уничтожения Русская Православная Церковь все же смогла не только сохраниться, но и несколько расширить свое присутствие в жизни русского общества и даже продолжавшего объявлять себя атеистическим сталинского режима. Исторические причины этой перемены в судьбе Русской Православной Церкви представляются вполне очевидными.

Во-первых, возрождение церковной жизни на территории, оккупированной германскими войсками, не только свидетельствовало о сохранившейся у многих советских граждан потребности иметь религиозную жизнь, но и активно использовалось нацистской пропагандой. Подобная ситуация требовала от коммунистического режима ответных мер пропагандистского характера в религиозной сфере, которые и стали осуществляться уже с 1942 г.

Во-вторых, ощутивший в конце 1930-х гг. необходимость обновить скудный арсенал интернационал-большевистской пропаганды лозунгами национал-большевистского характера Сталин еще до войны попытался перейти от идеологической политики замалчивания или поношения исторического прошлого России к политике использования русской истории в целях советской пропаганды. Сыгравшая громадную роль в становлении не только русской культуры, но и русской государственности Православная Церковь не могла не быть использована в этом новом пропагандистском проекте коммунистического режима и начавшаяся война лишь ускорила данный процесс.

В-третьих, необходимость иметь в войне с нацистской Германией союзников из числа западных демократий, общественное мнение в которых традиционно исходило из признания определяющего значения христианских ценностей, вынуждала Сталина цивилизовать политический облик СССР допущением в стране хотя бы в ограниченных рамках религиозной жизни.

В-четвертых, последовательная политическая лояльность, проявленная руководством Московской Патриархии по отношению к коммунистическому режиму даже в период жесточайших гонений на Церковь и в годы войны, убедила Сталина в готовности митрополита Сергия и его ближайших сподвижников осуществлять свою деятельность именно в тех рамках, которые определит для Русской Православной Церкви возглавлявшийся им режим.

Литература:

С.М. Майнер. Сталинская священная война. Религия, национализм и союзническая политика. 1941–1945. М., 2010.

4.2.22. Новое изменение сталинской идеологии – курс на русский национализм

Тема военной славы России и защиты Отечества усиленно использовалась официальной пропагандой СССР все годы войны. Сталин быстро понял, что водораздел между воюющими сторонами проходит не по классовому, а по национальному признаку. Большевики стали усиленно культивировать чувство именно национального (а не социалистического) патриотизма среди народа с первых же месяцев войны. Темы социализма, коммунизма, мирового пролетариата были сняты.

Были учреждены воинские награды – ордена Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Александра Суворова, Михаила Кутузова, адмирала Нахимова и адмирала Ушакова. Воспроизводя Георгиевский крест, на ленте его цветов – оранжево-черной – был учрежден солдатский орден Славы трех степеней. Выжившие георгиевские кавалеры теперь выкапывали свои награды из земли, где они хранились двадцать лет, и вновь надевали на мундиры. В журналах появились фотографии седоусых солдат, у которых рядом с Георгиями на груди ордена Славы.

22 мая 1943 г. президиум Исполкома Коммунистического Интернационала по указанию Сталина объявил о роспуске организации. Подчеркнув важность Коминтерна в прошлом, президиум сделал вывод, что теперь борьба ведется не по классовому признаку, а «силами объединенной антигитлеровской коалиции против фашизма». За строками документа явно сквозила мысль – национальные чувства сильнее классовых: народ России и другие народы коалиции вдохновляются в борьбе не интернациональной классовой солидарностью, но патриотизмом – любовью к отечеству. Национальным коммунистическим партиям, ранее входившим в состав Коминтерна, было рекомендовано разрабатывать свою политическую линию в соответствии с собственными оценками национальной ситуации. По крайней мере, официально, для союзников по коалиции, Коминтерн прекратил свое существование. Что было подлинным – это угасание духа интернационализма в большевицкой среде. Говорить о «всемирной солидарности трудящихся» стало не принято. Тенденция, наметившаяся уже на VII конгрессе Коминтерна, окончательно победила – заграничные коммунистические партии превратились в проводников политики Сталина. А политика эта стала откровенно националистической.

Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был заменен на новый – «За нашу советскую Родину!» – на всех газетах, имеющих отношение к вооруженным силам, от «Красной Звезды» до дивизионных многотиражек. Вместо «Интернационала», с его постоянными обращениями ко всему человечеству, государственным гимном СССР стал положенный на музыку текст Михалкова, начинавшийся словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила на веки Великая Русь». Существуют устные рассказы приближенных, что Сталин был готов ввести в 1942–1943 гг. трехцветный бело-сине-красный флаг, как флаг части СССР – Российской СФСР. Опять же, чтобы не выглядеть врагом русского национального чувства, в то время как армия Власова носила русские цвета на рукавах своих шинелей.

13 января 1944 г. в Ленинграде было принято беспрецедентное решение о возвращении исторических городских топонимов 20 важнейшим улицам и площадям, переименованным в первые годы большевицкой диктатуры. Проспект 25 Октября вновь стал Невским, площадь Жертв Революции – Марсовым Полем, площадь имени Урицкого – Дворцовой площадью, проспект имени Володарского – Литейным проспектом, Советский проспект – Суворовским проспектом. Особенно примечательно, что с карты города было стёрто даже имя Ленина – проспект Ленина (бывший проспект Петра Великого), был переименован в Пискаревский. Инициатором переименований стал главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов, но его письмо было одобрено лично Сталиным в декабре 1943 г., и уже 5 января 1944 г. на заседании Ленинградского бюро горкома ВКП(б) А.А. Жданов горячо агитировал за эту инициативу: «Советская улица, улица К. Маркса есть в каждом городе… значит в этом отношении специфика Ленинграда стёрта» (ЦГАИПД. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4897. Л. 53).

Отказавшись от Коминтерна, Сталин обратился к старому русскому идейному оружию – к панславизму. Гитлер поработил или сделал своими сателлитами все славянские государства Балкан и Центральной Европы – Польшу, Чехию, Словакию, Болгарию, Сербию, а также православные неславянские Грецию и Румынию. Уже в августе 1941 г. в Москве был проведен Первый всеславянский съезд. Среди его организаторов было немало выдающихся писателей, ученых, художников из славянских государств и из славянских республик СССР. Съезд призвал к славянскому культурному единению и сотрудничеству. Через славян Сталин рассчитывал распространить свое влияние в послевоенной Центральной и Юго-Восточной Европе. Возрождение православной церкви в России преследовало подобную цель – сделать Москву всемирным центром православия и так распространить влияние СССР на Балканах и на арабском Востоке, где немалая часть населения оставалась православной.

10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого со Сталиным. Основной темой этой беседы стала перспектива участия Русской Православной Церкви в послевоенной внешнеполитической деятельности советского государства и предложение Сталина о создании в Москве международного православного центра с комплексом зданий.

В октябре 1942 г. был упразднен институт комиссаров, в армии введено единоначалие; 6 января 1943 г. последовал указ Президиума Верховного Совета о знаках различия на военной форме. Для офицерских чинов были введены золотые погоны – символ всего того, против чего Красная армия боролась в Гражданскую войну. Надел погоны и Сталин, ставший вскоре маршалом Советского Союза, а потом и генералиссимусом. Введение погон вызвало в армии острое недовольство старых политруков, но пришлось переучиваться. Вскоре, в 1946 г. и Красная армия будет переименована в Советскую армию. Переименование подчеркивало, что теперь это не армия авангарда мировой революции, но советского государства. Слово «советский» окончательно утратило смысловую связь с советами рабочих и солдатских депутатов и стало новым прилагательным, определяющим национальную принадлежность жителей СССР и государственных институтов СССР.

Изменение символики вызывало надежды на перерождение режима. Подобно тому, как в Отечественную войну 1812 г. крестьяне надеялись, что в благодарность за их усилия Александр I отменит крепостное состояние, так и теперь множились слухи, что после войны Сталин отменит и колхозы, и концлагеря, и цензуру – вот тогда заживем! Но вся эта смена внешнего облика была только декорацией. Сущность коммунистического режима вовсе не изменилась. Колхозы Сталин, пожалуй, мог бы переименовать в крестьянские общины, но крестьян он не освободил бы никогда, так же как и заключенных по 58-й статье, никогда не отменил бы цензуру. Он преследовал все те же большевицкие цели безраздельного властвования над душой и телом России и распространения своей власти как можно шире в окружающем мире. Человек оставался для него средством для воплощения честолюбивых замыслов. Новый идеологический набор был только приспособлением к изменившейся ситуации. Сталин думал, что, оседлав русский национализм, он достигнет своих вожделенных целей быстрее и полнее, чем на охромевшей кобыле пролетарского интернационализма.

Литература:

Д.В. Петров. Невский проспект под грифом «Совершенно секретно» (к истории возвращения названий в блокадном Ленинграде // Возвращая Россию. СПб.: Алетейя, 2013. С. 23–40.

4.2.23. Карательная система коммунистического режима в годы войны. Репрессии против военного и мирного населения, штрафные батальоны и заградительные отряды. Обращение с военнопленными

Война ужесточила деятельность репрессивного аппарата, в полной мере использовавшегося для упрочнения и совершенствования сталинской власти. Наряду с сохранением и укреплением жесткого контроля над обществом, применением репрессий в целях тотальной мобилизации, карательная система гарантировала личную неприкосновенность Сталину и высшей номенклатуре ЦК ВКП(б), чьи политика в 1939–1941 гг., некомпетентность и управленческая несостоятельность привели к гибели кадровой армии летом – осенью 1941 г. и поражениям 1942 г.

Расстрелы и ГУЛАГ, разветвленная вертикаль партийно-комсомольских, советских и чекистских органов, манипуляция общественным сознанием при помощи огромного пропагандистского аппарата, жесткая система принудительного труда, полное отсутствие частной инициативы и независимых от государства институтов, делали практически невозможным антисталинский социальный взрыв. Кроме того, на протяжении двадцати предвоенных лет органы ОГПУ – НКВД последовательно проводили «изъятия антисоветских элементов», способных стать катализатором антибольшевицкого сопротивления.

Осужденные в 1941–1945 гг. судами всех видов за «контрреволюционные преступления» по данным Верховного суда СССР (на 21 января 1958 г.)

В годы войны репрессии носили не только возмездный характер по отношению к советским гражданам, вступившим в конфликт с государством, – дезертирам, уклонистам, торговцам неуничтожимого «черного рынка», уголовникам, повстанцам, идейным врагам советской власти и лицам, сотрудничавшим с противником, а также членам их семей. Террор и массовые смертные приговоры оправдывались «целесообразностью» военного времени. Драконовское трудовое законодательство открывало широкое поле для репрессий по указу 1940 г. и указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий».

Осужденные за прогулы, опоздания, самовольный уход с предприятий и учреждений в 1941–1945 гг. (% к осужденным всего за год) (на 1955 г.)

С учетом осужденных по указам военного времени 1942 г. (уклонение от мобилизации на сельхозработы, невыработка колхозниками обязательного минимума трудодней) общее количество осужденных за нарушение трудового законодательства в 1941–1945 гг. составило 8 550 799 человек, из которых 2 080 189 были приговорены к лишению свободы, а остальные – к исправительно-трудовым работам или получили условное осуждение.

Пренебрежение к жизням заключенных вызывало массовую смертность в ГУЛАГе (до 25 % от списочного состава заключенных), особенно в 1941–1943 гг. При численности заключенных в лагерях 1 390 458 человек (в т. ч. 420 417 судимых за «контрреволюционные преступления») на 1 января 1942 г., за год умерли 352 360 заключенных. Кроме того, в тюрьмах и колониях НКВД на 1 января 1942 г. содержались еще 359 285 человек, но данные об их смертности не известны. 60 % среди заключенных ГУЛАГа во время войны составляли русские, 13 % – украинцы, 3 % – белорусы, по 2 % – татары и узбеки, 1,7 % – евреи и т. д. Таким образом, этнические пропорции обитателей ГУЛАГа приблизительно соответствовали национальному составу населения СССР.

Официальная статистика смертности з/к в ГУЛАГе в 1941–1945 гг. (% смертности к среднесписочному составу)

В войсках всю войну свирепствовали военные трибуналы, обеспечивавшие не только возмездное наказание, но и практиковавшие показательные репрессии для устрашения личного состава. Только к 1 марта 1942 г. в действующей армии насчитывались 1121 военный трибунал, в которых «трудились» 4501 работник, не считая секретарей. За период 1941–1945 гг. военные трибуналы осудили 2 530 663 человека, в т. ч. 284 344 (9 %) – к расстрелу. Осужденных к расстрелу хватило бы для того, чтобы укомплектовать четыре-пять общевойсковых армий.

Свидетельство очевидца

Потеря оружия на поле боя была достаточной причиной для вынесения бойцу смертного приговора. Командир гаубичной батареи Петр Михин, прошедший войну от Ржева до Будапешта, вспоминал: «Потерять орудия было смертельно опасно для меня. За четыре гаубицы «СМЕРШ» без вопроса тут же расстрелял бы меня. Надо заметить, в Великую Отечественную войну оружие и материальная часть ценились очень высоко. За утерю винтовки и то расстреливали. Потому что не хватало этих винтовок, с палками в атаку бегали. А людей в сравнении с оружием не жалели. Потерял командир даже пять человек без дела – пополнят новыми людьми, их у нас много было». – П.А. Михин. Война, какой она была. Курск: Славянка, 2012. С. 202.

За просчеты и провалы Ставки, сомнения в гениальности Сталина и «антисоветские разговоры» расплачивались подчиненные. В июле 1941 г. за прорыв немцев к Минску было расстреляно командование Западного фронта во главе с генералом армии Д.Г. Павловым, в октябре – группа ранее арестованных генералов во главе с Я.В. Смушкевичем и П.В. Рычаговым, 10 лет провел в тюрьме герой обороны Севастополя генерал-лейтенант И.А. Ласкин и т. д. Расстрел за военную неудачу – немыслимое для генерала или офицера наказание в Русской Императорской армии.

Штрафные подразделения в Красной армии появились после знаменитого сталинского приказа № 227 от 28 июля 1942 г. Новым приказом № 298 от 26 сентября 1942 г. Сталин объявил положения о штрафном батальоне и штрафной роте. На каждом фронте формировались 1–3 штрафбата (800 бойцов каждый) – для представителей среднего и старшего командно-начальствующего состава. В каждой армии создавались 5–10 штрафных рот (150–200 бойцов в роте) – для рядовых и младших командиров. Направляли в штрафные подразделения военнослужащих, обвиненных в трусости и нарушении дисциплины, а также уголовников, которым предоставлялась возможность «искупить вину перед родиной кровью». Штрафников, среди которых было очень много невиновных в инкриминируемых им преступлениях бойцов и командиров, безжалостно бросали на минные поля, в разведку боем, на наиболее опасные участки фронта, где выживали единицы. Потери штрафников в 3–6 раз превышали потери обычных стрелковых рот и батальонов. Несмотря на то, что уже зимой 1943 г. на фронте произошел перелом в пользу Красной армии, штрафные подразделения «прорыва» просуществовали до мая 1945 г. В 1944 г. в войсках оперировали 11 штрафбатов (по 226 бойцов) и 243 штрафроты (по 102 бойца), по официальным сведениям за 1944 г. общие потери штрафников составили 170 298 человек. Всего в 1942–1945 гг. через штрафные подразделения прошли по официальным данным 427 910 военнослужащих Красной армии.

Фактически с 1941 г. войска НКВД выполняли карательно-фильтровочные функции во втором эшелоне действующей армии. Приказом № 227 Сталин приказал в тылу каждой армии сформировать по 3–5 вооруженных автоматическим оружием заградительных отрядов, обязав их «в случае паники… беспощадно расстреливать на месте паникеров и трусов». Заградотряды нередко «обеспечивали» операции штрафников и неоднократно безжалостно расстреливали своих, отступавших по приказу, который не был доведен до командира заградотряда, или прекративших атаку под огнем противника. Такие факты отмечались не только в 1942–1943 гг., но и в 1944 г., когда исход войны был предопределен. Статистика жертв заградотрядов неизвестна.

Советское военно-политическое руководство не издавало по отношению к военнопленным противника нормативных актов, подобных нацистскому «приказу о комиссарах». Формально военнопленные Вермахта и союзников Германии считались «обманутыми братьями по классу». Однако убийства немецких военнопленных, в т. ч. изощренными способами, начались по всему фронту уже в конце июня 1941 г. и в первую очередь касались захваченных летчиков и раненых противника. До катастрофы Вермахта под Сталинградом количество пленных противника оставалось ничтожным: на 1 января 1942 г. – 9147, на 19 ноября 1942 г. – 19 782 человека (к ноябрю 1942 г. в плену оказались более 5 млн бойцов и командиров Красной армии). В Сталинградском «котле» зимой 1943 г. восточных добровольцев из граждан СССР в плен не брали – их убивали на месте, но участь немецких пленных оказалась не менее печальной: из 91 тысячи, сдавшихся в плен в Сталинграде, в Германию вернулись не более 6 тысяч.

Главными причинами смертности немецких военнопленных и пленных их союзников в 1942–1943 гг., как и в случае с советскими пленными в 1941–1942 гг., были голод, дистрофия и болезни. К 30 апреля 1943 г. из 292 656 учтенных с начала войны военнопленных в СССР умерли 196 948 человек или более 60 %. В сентябре 1943 г. в Лунево под Москвой по инициативе советских политорганов был создан Союз немецких офицеров (СНО) во главе с героем боев под Демянском 1942 г. генералом артиллерии В. фон Зейдлицем-Курцбахом, антигитлеровскую программу которого поддержали около 600 пленных офицеров Вермахта. Но, несмотря на искренний идеализм соратников Зейдлица, деятельность СНО не дала особого успеха. Зейдлиц просидел 10 лет (из 25 полученных по суду) в советской тюрьме, в 1955 г. вернулся в ФРГ и был реабилитирован в 1956 г. как враг нацистского режима.

Основная часть военнослужащих противника попала в плен в конце войны и в первые послевоенные месяцы. По данным немецких историков, из 3,15 млн взятых Красной армией в 1941–1945 гг. немецких военнопленных в советском плену погибли 1,1–1,3 млн. Остальные сумели вернуться на родину, последние (около 10 тыс.) – в 1955 г. Вернулась на родину и большая часть пленных из числа военнослужащих, бывших союзниками Германии (венгров, румын, итальянцев, финнов, испанцев и т. д.). Сегодня многие историки сомневаются в обоснованности многочисленных смертных приговоров, вынесенных немецким военнопленным советскими трибуналами и другими инстанциями в 1940-е гг., рассматривая их вместе с бессудными убийствами пленных в качестве составной части репрессивной политики сталинской власти.

Литература:

Военнопленные в СССР, 1939–1956 / Под ред. М.М. Загорулько. М., 2000.

ГУЛАГ 1918–1960. Документы / Сост.: А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2002.

История сталинского ГУЛАГа. Массовые репрессии в СССР. Конец 1920-х – первая половина 1950-х гг.: Собрание документов в 7 томах. Т. I. Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С.В. Мироненко. М., 2004.

Проблемы военного плена: история и современность: Материалы международной научно-практической конференции 23–25 октября 1997 г.: В 2 т. Вологда, 1997.

А.Л. Кузьминых. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере СССР (1939–1949 гг.). Вологда, 2005.

И. Хоффманн. Сталинская война на уничтожение. Планирование, осуществление, документы. М., 2006.

Ю.И. Стецовский. История советских репрессий: В 2 т. М., 1997.

4.2.24. Репрессии против народов России. Насильственные депортации и геноцид

Депортации (от лат. слова Deportatio – изгнание) – массовое принудительное выселение людей в отдаленные районы страны в целях ликвидации политических противников и неугодных режиму лиц, а также изгнание за границу – были составной частью репрессивной политики большевиков с первых лет советской власти. «Новый класс», номенклатура большевицкой партии, при помощи депортаций обеспечивал незыблемость собственного политического и экономического господства, совершенно не считаясь с тем, что насильственные переселения и новые, часто противоестественные условия жизни и существования не только нарушает естественное право человека жить на земле предков, рядом с могилами отцов, но и обрекает выселяемых на нищету, лишения, страдания и, часто, гибель.

Так, например, за предвоенное и военное время в Казахскую и Киргизскую ССР из Карачаево-Черкессии были депортированы 79 тыс. карачаевцев (97,1 % этноса), из них погибли в местах поселений более 27 тыс. человек (в т. ч. 70 % – дети). Депортации играли важную роль в унификации социума в СССР, в создании новой человеческой общности – советского народа и нового типа человека – homo soveticus – советского человека.

Подсчеты современных российских специалистов позволяют говорить о 53 депортационных кампаниях и примерно о 130 соответствующих операциях, проведенных большевиками с 1920 г. по 1952 г. Первыми жертвами депортаций коммунистов стали русские казаки из 8 станиц Терской линии (45 тыс.), а затем они затронули десятки народов и этнических групп, проживавших на территории советского государства.

Насильственные перемещения народов большевиками в России в 1920–1952 гг.:

1. Казаки Притеречья (Терская область) 1920 г. – 45 тыс. – Архангельская обл.

2. Семиреченские казаки (Семиреченская обл.) 1920–1922 гг. – до 100 тыс. – Север Европейской части России, Омская обл.

3. Поляки (Западные границы СССР на Украине и в Белоруссии) 1929 г. – 18,5 тыс. – Сибирь, таежная зона

4. Финны-инкери (Ленинградская обл. Карелия) 1935 г. – 45 тыс. – Казахстан, Свердловская обл.

5. Поляки, немцы (граница Украины с Польшей и Румынией) 1936 г. – 70 тыс. – Северный, Центральный и Южный Казахстан.

6. Корейцы, китайцы (Хабаровский край, Северный Сахалин, Бурят-Монгольская АССР, Читинская обл., Приморский край) 1937 г. – 172 тыс. корейцев, 7 тыс. китайцев – Казахстан, Узбекистан.

7. Иранцы (Южный Азербайджан) 1938 г. – 2 тыс. – Алма-Атинская обл.

8. Поляки (вновь присоединенные области Восточной Польши и Литвы) 1940 г. – 280 тыс. – Архангельская обл., Свердловская обл., Казахстан, Вологодская обл., Иркутская обл., Коми АССР, Красноярский край, Молотовская обл.

9. Евреи (присоединенная Восточная Польша) 1940 г. – 90 тыс. – Архангельская обл., Коми АССР, Свердловская обл., Вологодская обл., Молотовская обл.

10. Румыны (Бессарабия, Северная Буковина) 1941 г. – 30 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Карагандинская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край, Коми АССР.

11. Литовцы (Литва) 1941 г. – 17,5 тыс – Новосибирская обл., Казахстан, Коми АССР.

12. Латыши (Латвия) 1941 г. – 17 тыс. – Красноярский край, Новосибирская обл., Карагандинская обл.

13. Эстонцы (Эстония) 1941 г. – 6 тыс. – Кировская обл., Новосибирская обл.

14. Украинцы (Западная Украина) 1941 г. – 11 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Омская обл., Новосибирская обл., Красноярский край.

15. Белорусы (Западная Белоруссия) 1941 г. – 21 тыс. – Красноярский край, Алтайский край, Новосибирская обл.

16. Немцы Поволжья (Республика Немцев Поволжья) 1941 г. – 440 тыс. – Казахстан, Алтайский край, Новосибирская обл., Омская обл., Красноярский край.

17. Немцы Крыма 1941 г. – 60 тыс. – Киргизия, Казахстан

18. Финны-инкери (Ленинградская область, Карелия) 1941–1942 гг. – 140 тыс. – Казахстан, Красноярский край, Новосибирская обл., Омская обл., Алтайский край, Якутия, Вологодская обл., Кировская обл.

19. Немцы Восточной Украины – Донбасса 1941 г. – 110 тыс. – Казахстан, Алтайский край

20. Греки и итальянцы Крыма и Сев. Кавказа. 1942. – 5,3 тыс. – Узбекистан

21. Карачаевцы (Карачаевская АО) 1943 г. – 75 тыс. – Южно-Казахстанская обл., Киргизия.

22. Калмыки (Калмыцкая АССР) 1943 г. – 135 тыс. – Омская обл., Красноярский край (Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский нац. округа) Алтайский край, Новосибирская обл., Тюменская обл.

23. Чеченцы, ингуши (Чечено-Ингушская АССР, Дагестанская АССР) 1944 г. – 460 тыс. – Казахстан, Киргизия (Фрунзенская обл., Ошская обл.).

24. Балкарцы (Кабардино-Балкарской АССР) 1944 г. – 37,5 тыс. – Киргизия, Казахстан.

25. Татары (191 тыс.), греки (15 тыс.), болгары (12,5 тыс.), армяне (10 тыс.) Крыма (Крымская АССР). 1944 г. – Узбекистан.

26. Турки-месхетинцы (76 тыс.), курды (8,7 тыс.), хемшины (1,4 тыс.) Южной Грузии – 1944 г. – Узбекистан, Южный Казахстан, Киргизия.

27. Литовцы 1948–1951 гг. – 118,6 тыс. – Иркутская обл., Красноярский край.

28. Латыши 1948–1949 гг. – 52,5 тыс. – Омская обл., Томская обл.

29. Эстонцы 1948–1949 гг. – 32,5 тыс. – Новосибирская обл., Красноярский край.

30. Турки и греки Закавказья 1948–1949 гг. – 57,7 тыс. – Средняя Азия.

31. Румыны и молдаване Бессарабии 1948–1949 гг. – 41 тыс. – Курганская обл., Тюменская обл., Бурятия, Иркутская обл., Кемеровская обл., Алтайский край.

32. Белорусы из Западной Белоруссии 1952 г. – 6 тыс. – Иркутская обл., Казахстан.

Принудительный ввоз (мужчин и женщин гражданского населения) из Восточной Европы в СССР в 1944–1947 гг.:

Из Румынии – 69 тыс.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Перед вами – реальная история человека, живущего среди нас, но история, выходящая за привычные рамки...
Кто изображен на знаменитой картине Крамского «Незнакомка»? Есть множество различных версий ответа н...
Из далекого будущего – в 1941 год.Из Дальнего космоса – на Великую Отечественную.Из кабины звездолет...
Приключения незадачливых мошенников, предпринимающих безуспешные попытки обогатиться незаконными спо...
Sevastopol weekend — серия материалов о социальной организации увиденного в армии современной России...
Ядро каждой успешной команды agile-разработки – дальновидный, мотивированный и наделенный большими п...