Умереть снова Герритсен Тесс
— От Амалтеи Лэнк.
Это имя, словно зимнее дуновение, заставило кожу Джейн похолодеть, подняв дыбом волоски на шее. Мать Мауры. Мать, которая отказалась от нее сразу после рождения. Мать, которая сейчас находилась в женской тюрьме Фрэмингэм, где она отбывала пожизненный срок за множественные убийства.
Нет, не мать. Монстр.
— Почему, черт возьми, ты получаешь от нее письма? — спросила Джейн. — Я думала, ты оборвала все контакты.
— Я так и сделала. Попросила тюрьму не отправлять мне ее письма. Отказалась от ее телефонных звонков.
— Так как же ты получила это письмо?
— Не знаю, как ей удалось отправить его. Может, подкупила одного из охранников. Или спрятала в письме другой заключенной. Но когда я вчера вечером вернулась домой, то обнаружила его в своем почтовом ящике.
— Почему ты мне не позвонила? Я бы со всем разобралась. Один визит в чертов Фрэмингэм, и она никогда не побеспокоит тебя снова, уж будь уверена.
— Я не могла тебе позвонить. Мне нужно было время, чтобы подумать.
— Подумать о чем? — Джейн наклонилась вперед. — Она снова морочит тебе голову. Это то, что она любит делать. Ей доставляет удовольствие играть с твоим разумом.
— Знаю. Я об этом знаю.
— Приоткроешь дверь хотя бы на миллиметр, и она вторгнется в твою жизнь. Слава Богу, тебя вырастила не она. Это значит, что ты ничем ей не обязана. Ни словом, ни делом.
— Я ношу ее ДНК, Джейн. Когда я посмотрела на нее, то в ее лице увидела себя.
— Значение генов переоценивают.
— Гены определяют то, кто мы есть.
— Разве это означает, что ты возьмешь скальпель и примешься кромсать людей, как это делала она?
— Конечно, нет. Но в последнее время… — Маура замолчала и посмотрела на свои руки. — Куда бы ни посмотрела, мне видятся тени. Я вижу темную сторону.
Джейн фыркнула.
— Само собой, видишь. Вспомни, где ты работаешь.
— Когда я вхожу в переполненную комнату, то автоматически прикидываю, кого мне стоило бы опасаться. С кого нужно не сводить глаз.
— Такое называется ситуационной осведомленностью. Это разумно.
— Это нечто большее. Словно я способна чувствовать темноту. Не знаю, исходит ли она от окружающего мира или уже находится внутри меня. — Она все еще разглядывала свои руки, словно ответы были написаны на них. — Я одержима поиском недобрых знаков. Связью между ними. Когда сегодня я увидела этот скелет и вспомнила о теле Леона Готта, то увидела знак. Почерк убийцы.
— Это не означает, что ты перешла на темную сторону. Это всего лишь означает, что ты выполняешь свою работу судмедэксперта. Всегда ищешь гештальт, как ты выразилась.
— Ты не заметила почерка. Так почему его увидела я?
— Потому что ты умнее меня.
— Довольно легкомысленный ответ, Джейн. И это неправда.
— Ладно, тогда я задействую свой замечательный полицейский мозг и поделюсь с тобой кое-какими соображениями. Ты порвала с Дэниэлом и, вероятно, все еще по нему скучаешь. Я права?
— Разумеется, я по нему скучаю. — Она мягко добавила: — И я уверена, он тоже скучает по мне.
— Затем были твои показания против Уэйна Граффа. Ты отправила копа в тюрьму, и за это департамент полиции Бостона стал презирать тебя. Я читала о факторах стресса и том, как они расшатывают здоровье людей. Разрыв отношений, конфликты на работе… черт, твой уровень стресса настолько высок, что ты уже должна была заработать рак.
— Благодарю, что дала мне еще один повод для беспокойства.
— А теперь это письмо. Это проклятое письмо от нее.
Они замолчали, когда вернулась официантка с подносом. Клубный сэндвич[68] для Джейн, салат «Цезарь» с небольшой заправкой для Мауры. Только после того, как она ушла, Маура негромко спросила:
— А ты когда-нибудь получала письма от него?
Ей не было нужды произносить его имя, они обе знали, о ком говорила Маура. Рефлекторно Джейн нащупала пальцами рубцы на ладонях, куда Уоррен Хойт вонзил скальпели. Она не видела его уже четыре года, но могла бы вспомнить каждую деталь его лица, лица настолько непримечательного, что оно могло бы раствориться в любой толпе. Заключение и болезнь несомненно состарили его, но у нее не было никакого желания смотреть на эти изменения. Она была достаточно удовлетворена тем, что восстановила справедливость, пустив ему пулю в позвоночник, и его наказание будет длиться всю жизнь.
— Он пытается отправлять мне письма из реабилитационного центра, — сказала Джейн. — Диктует их своим посетителям, а те отправляют мне. Я сразу же их выбрасываю.
— Ты никогда их не читала?
— Для чего? Это его способ попытаться остаться в моей жизни. Дать мне знать, что он все еще обо мне думает.
— О женщине, которой удалось ускользнуть.
— Я не просто ускользнула. Я та, кто его поймала. — Джейн издала грубый смешок и взяла свой сэндвич. — Он одержим мной, но я не потрачу ни доли секунды на мысли о нем.
— Ты действительно совсем о нем не думаешь?
Вопрос, заданный столь тихо, на мгновение повис без ответа. Джейн сосредоточилась на сэндвиче, пытаясь убедить себя в том, что она сказала правду. Но как это вообще возможно? Запертый в ловушке своего парализованного тела, Уоррен Хойт все еще обладал над ней властью из-за их общей истории. Он видел ее беспомощной и перепуганной, он был свидетелем ее поражения.
— Я не дам ему такой власти надо мной, — ответила Джейн. — Я отказываюсь о нем думать. И именно так должна поступить и ты.
— Даже несмотря на то, что она моя мать?
— Это слово не имеет с ней ничего общего. Она донор ДНК, не более.
— Это имеет большое значение. Она — часть каждой клетки моего тела.
— Я считала, что ты с этим разобралась, Маура. Ты оставила ее позади и поклялась, что никогда не обернешься. Почему же ты изменила свое решение?
Маура опустила глаза на свой нетронутый салат.
— Потому что я прочитала ее письмо.
— Догадываюсь, что она нажала на все нужные кнопки. Я твоя единственная кровная родственница. У нас нерушимые узы. Я права?
— Да, — призналась Маура.
— Она социопатка, и ты ничего ей не должна. Порви письмо и забудь о нем.
— Она умирает, Джейн.
— Что?
Маура взглянула на нее с болью в глазах.
— Ей осталось полгода, в лучшем случае год.
— Выдумки. Она с тобой играет.
— Вчера вечером, сразу после того как я прочла письмо, то позвонила тюремной медсестре. Амалтея уже подписала бумаги, поэтому они поделились со мной ее медицинской информацией.
— Она не упустила возможности, не так ли? Она точно знала, как ты отреагируешь, и расставила ловушку.
— Медсестра это подтвердила. У Амалтеи рак поджелудочной железы.
— Рак не мог бы выбрать более достойного кандидата.
— Это моя единственная кровная родственница, и она умирает. Она хочет получить мое прощение. Она умоляет меня об этом.
— И она ожидает, что ты ее простишь? — Джейн быстрыми яростными движениями салфетки стерла майонез со своих пальцев. — А что насчет всех людей, которых она убила? Кто простит ее за них? Только не ты. У тебя нет на это права.
— Но я могу простить ее за то, что она отказалась от меня.
— Отказ от тебя — единственная хорошая вещь, которую она когда-либо сделала. Вместо того чтобы расти с мамочкой-психопаткой, ты получила шанс на нормальную жизнь. Поверь, она поступила так не потому, что это было правильно.
— И все же, вот она я, Джейн. Жива и здорова. Я росла в достатке, воспитывалась любящими родителями, поэтому мне не о чем сожалеть. Почему бы мне немного не утешить умирающую женщину?
— Так напиши ей письмо. Скажи, что она прощена, а затем забудь о ней.
— Ей осталось всего шесть месяцев. Она хочет меня видеть.
Джейн швырнула на стол салфетку.
— Давай не будем забывать, кем она на самом деле является. Когда-то ты сказала мне, что когда посмотрела в ее глаза, у тебя мурашки побежали, потому что на тебя глядел не человек. Ты говорила, что увидела пустоту, существо без души. Ты сама назвала ее чудовищем.
Маура вздохнула.
— Да, назвала.
— Не входи в клетку чудовища.
Глаза Мауры внезапно налились слезами.
— А через полгода, когда она умрет, как мне справиться с чувством вины? С тем, что я отказала ей в последней просьбе? Тогда уже будет слишком поздно передумать. Вот, что меня больше всего беспокоит. То, что до конца своих дней я буду чувствовать себя виноватой. И мне больше не представится шанс понять.
— Что понять?
— Почему я стала такой.
Джейн взглянуло в расстроенное лицо своей подруги.
— И что это означает? Гениальной? Логичной? Слишком беспристрастной даже когда это идет тебе во вред?
— Преследуемой, — тихо сказала Маура. — Темной стороной.
Мобильник Джейн зазвонил. Когда она вытащила его из сумочки, то произнесла:
— Это из-за работы, которую мы выполняем и из-за вещей, которые видим. Мы обе выбрали эту работу, потому что не относимся к «няшным» девицам. — Она нажала кнопку приема вызова на своем телефоне. — Детектив Риццоли.
— Оператор, наконец, прислал журнал телефонных вызовов Леона Готта, — сообщил Фрост.
— Есть что-нибудь интересное?
— Вообще-то очень интересное. В день своей смерти он сделал несколько звонков. Один — Джерри О`Брайену, о котором мы уже знаем.
— Насчет того, чтобы забрать тушу Ково.
— Точно. А еще он звонил в Интерпол Йоханнесбурга, в Южную Африку.
— В Интерпол? Зачем он туда звонил?
— По поводу исчезновения своего сына в Ботсване. Следователя не оказалось в офисе, поэтому Готт оставил сообщение, в котором сказал, что перезвонит позже. Он так и не перезвонил.
— Его сын пропал без вести шесть лет назад. Почему Готт обратился к ним только сейчас?
— Понятия не имею. А вот по-настоящему интересный звонок. В четырнадцать тридцать он позвонил на номер мобильного телефона, зарегистрированного на имя Джоди Андервуд из Бруклина. Звонок длился шесть минут. Тем же вечером в двадцать один сорок шесть Джоди Андервуд перезвонила Готту. Этот вызов длился всего семнадцать секунд, поэтому она могла просто оставить сообщение на автоответчике.
— На автоответчике не было никакого сообщения, оставленного в тот вечер.
— Верно. И, вполне вероятно, что в двадцать один сорок шесть Готт уже был мертв. Соседка сказала, что свет в доме погас между девятью и половиной одиннадцатого.
— Так кто же удалил это сообщение? Фрост, это странно.
— И становится еще более странным. Я дважды звонил на мобильный Джоди Андервуд, и оба раза переключался на голосовую почту. Потом меня внезапно осенило, что ее имя звучит знакомо. Припоминаешь?
— Намекни.
— Новости за прошлую неделю. Бруклин.
Пульс Джейн резко участился.
— Там произошло убийство…
— Джоди Андервуд была убита в своем доме вечером воскресенья. Тем же вечером, что и Леон Готт.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Я нашел ее страницу на Фейсбуке, — сказал Фрост, когда они подъезжали к Бруклину. — Посмотри ее профиль.
На этот раз за рулем сидел он, пока Джейн пыталась разобраться в айпаде Фроста, перелистывая страницы, которые он уже посетил. Она дошла до страницы Фейсбука и увидела фотографию рыжеволосой красотки. Согласно профилю, ей было тридцать семь лет, не замужем, работала библиотекарем в школе. У нее была сестра Сара, и она была вегетарианкой, чьи увлечения включали в себя ПЕТА, движение за права животных и холистическое здоровье[69].
— Она полная противоположность Леону Готту, — заметила Джейн. — Зачем женщине, которая, скорее всего, презирала все, чего тот придерживался, говорить с ним по телефону?
— Не знаю. Я изучил записи телефонных звонков за четыре недели, но не обнаружил, чтобы они еще хоть раз звонили друг другу. Только эти два вызова в воскресенье. Он позвонил ей в половине третьего, она перезвонила в девять сорок шесть. Когда он уже, вероятно, был мертв.
Джейн прокрутила в голове сценарий, который, должно быть, развернулся в тот вечер. Убийца все еще находится в доме Готта, труп уже вздернут в гараже, возможно, еще в процессе потрошения. Звонит телефон, включается автоответчик, и Джоди Андервуд оставляет свое сообщение. Что же такого было в том сообщении, раз оно заставило убийцу удалить его, оставив кровавый мазок на автоответчике? Что сподвигло его отправиться в Бруклин и совершить второе убийство за вечер?
Она посмотрела на Фроста.
— Мы так и не нашли в его доме записной книжки.
— Нет. Все обыскали, потому что нам был нужен список его контактов. Никакой записной книжки не нашлось.
Она представила, как убийца стоит над этим телефоном и видит на дисплее номер Джоди, тот же номер, на который Готт звонил несколькими часами ранее. Номер, который Готт, должно быть, хранил в своей записной книжке вместе с почтовым адресом Джоди.
Джейн прокручивала вниз страницу Джоди на Фейсбуке, читая записи. Женщина постила их довольно регулярно, по крайней мере, раз в несколько дней. Последняя запись была сделана в субботу, за день до ее смерти.
Попробуйте этот рецепт вегетарианской «Пад тай». Прошлым вечером я приготовила ее для моей сестры и ее мужа, и они даже не вспомнили о мясе. Это здоровая и вкусная пища, и она хороша для планеты!
Готовя в тот вечер рисовую лапшу с тофу[71], подозревала ли Джоди, что та станет одним из ее последних ужинов? Что вскоре все ее старания по поеданию здоровой пищи станут не важными?
Джейн прокрутила страницу до более ранних записей Джоди, рассказывающих о книгах, которые она читала и фильмах, которые ей понравились, о свадьбах и днях рождениях друзей, о хмуром октябрьском дне, когда она задумалась о смысле жизни. Отмотав несколько недель назад до сентября, Джейн увидела более жизнерадостную запись о начале учебного года.
Как приятно видеть знакомые лица, вернувшись в библиотеку.
Чуть далее в начале сентября Джоди запостила фотографию улыбающегося молодого человека с темными волосами, сопроводив ее меланхолической записью.
Шесть лет назад я потеряла любовь всей моей жизни. Я всегда буду по тебе скучать, Эллиот.
Эллиот.
— Его сын, — тихо произнесла Джейн.
— Что?
— В Фейсбуке Джоди есть запись о мужчине по имени Эллиот. Она пишет: «Шесть лет назад я потеряла любовь всей моей жизни».
— Шесть лет назад? — Фрост посмотрел на нее удивленными глазами. — Ведь именно тогда пропал Эллиот Готт.
В ноябре после перевода часов на зимнее время, солнце рано садится в Новой Англии[72], и в этот пасмурный день половина пятого ощущалась почти как сумерки. Весь день небо угрожало дождем, и к тому времени как Джейн и Фрост подъехали к дому Джоди Андервуд, лобовое стекло их автомобиля затуманилось от мелкой мороси. Перед домом стоял припаркованный «Форд Фьюжн», и они смогли разглядеть очертания женской головы на водительском кресле. Еще до того, как Джейн отстегнула ремень безопасности, дверца «Форда» распахнулась, и из него вышел водитель. Статная женщина с элегантной проседью в волосах, одетая в изящный, но практичный наряд: серый брючный костюм, бежевый плащ и прочные, удобные туфли без каблуков. Такой наряд вполне мог бы висеть в шкафу Джейн, поэтому неудивительно, что эта женщина тоже была копом.
— Детектив Андреа Пирсон, — представилась женщина. — Департамент полиции Бруклайна[73].
— Джейн Риццоли, Барри Фрост, — ответила Джейн. — Спасибо, что встретились с нами.
Они обменялись рукопожатиями, и, не желая тратить время на стояние под сгущающейся моросью, Пирсон сразу же повела их по ступенькам к входной двери дома. Это было скромное жилище с небольшим передним двориком, на котором преимущественно росли чахлые кусты форсайтии[74], листва с ветвей которых облетела с наступлением осени. Обрывок полицейской ленты все еще свисал с перил крыльца ярким сигнальным флажком: Впереди трагедия.
— Надо сказать, меня удивил ваш звонок, — сказала детектив Пирсон, вытаскивая ключ от дома. — Мы пока еще не получили от оператора журнал телефонных звонков Джоди Андервуд, а ее мобильник исчез. Поэтому мы не имели ни малейшего представления о том, что они с мистером Готтом созванивались.
— Вы сказали, что ее телефон исчез, — произнесла Джейн. — Его украли?
— Вместе с остальными вещами. — Детектив Пирсон открыла дверь. — Мотивом здесь было ограбление. По крайней мере, мы так предполагали.
Они вошли в дом, и детектив Пирсон включила свет. Джейн увидела деревянные полы, гостиную комнату, обставленную с элегантным шведским минимализмом[75], и никаких пятен крови. Единственным доказательством того, что здесь произошло преступление, были остатки порошка для снятия отпечатков пальцев.
— Ее тело лежало здесь, прямо у входной двери, — пояснила детектив Пирсон. — После того, как в понедельник утром Джоди не появилась на работе, из школы позвонили ее сестре Саре, которая сразу же поехала сюда. Около десяти утра она и обнаружила ее. Тело было одето в пижаму и халат. Причина смерти была очевидна. На ее шее имелись странгуляционные борозды[76] и судмедэксперт подтвердил, что это удушение. Также на правом виске пострадавшей обнаружился синяк, вероятно, сначала ей нанесли удар, чтобы оглушить. Никаких признаков сексуального насилия не выявлено. Это было молниеносное нападение, стремительный тэйкдаун[77], скорее всего, произошедший сразу после того, как она открыла дверь.
— Говорите, на ней были пижама и халат? — уточнил Фрост.
Пирсон кивнула.
— Судмедэксперт определил, что смерть наступила между восемью часами вечера и двумя часами ночи. Если она позвонила Готту в двадцать один сорок шесть, это сужает для нас интервал смерти.
— Если она действительно позвонила сама, а не кто-то другой воспользовался ее телефоном.
Пирсон помолчала.
— Такая возможность существует, поскольку ее мобильник исчез. Начиная с утра понедельника, все звонки переключаются на голосовую почту, так что, похоже, тот, у кого телефон, просто выключил его.
— Вы говорите, что считали мотивом ограбление. Что еще пропало? — спросила Джейн.
— Опираясь на показания ее сестры Сары, пропали ноутбук «Макбук Эйр», фотоаппарат, сотовый телефон и кошелек. В этом районе были и другие кражи со взломом, но они совершались, когда жильцов не было дома. Похищались похожие вещи, в основном, электроника.
— Считаете, это один и тот же преступник?
Детектив Пирсон ответила не сразу, уставившись в пол, словно все еще видела тело Джоди Андервуд, лежащее у ее ног. Серебристый завиток волос скользнул ей на щеку, и она убрала его назад. Посмотрела на Джейн.
— Я не уверена. При других ограблениях оставались отпечатки пальцев, скорее всего, работал любитель. Но на этом месте преступления не оставлено ни одной улики. Ни отпечатков пальцев, ни оружия, ни следов обуви. Все проделано настолько чисто, настолько четко, что почти напоминает работу…
— Профессионала.
Детектив Пирсон кивнула.
— Вот почему я так заинтригована ее звонком Леону Готту. Ваше место преступления похоже на спланированное убийство?
— Не знаю насчет спланированности, — ответила Джейн. Но оно определенно не было таким чистым и четким, как Ваше.
— Что Вы имеете в виду?
— Я пришлю Вам фотографии с места преступления. Уверена, Вы согласитесь, что убийство Леона Готта было немного хаотичным. И даже гротескным.
— Так, может быть, между этими двумя случаями нет никакой связи, — проговорила детектив Пирсон. — А Вы знаете, зачем они созванивались? Откуда они друг друга знали?
— У меня есть догадка, но мне необходимо, чтобы ее подтвердила сестра Джоди. Вы сказали, ее зовут Сара?
— Она живет примерно в миле отсюда. Я позвоню ей и предупрежу, что мы приедем. Почему бы вам не поехать за моей машиной?
— Моя сестра ненавидела все, что олицетворял собой Леон Готт. Его охоту на крупную дичь, его убеждения, но больше всего то, как он относился к своему сыну, — сказала Сара. — Понятия не имею, почему он звонил Джоди. Или зачем она позвонила ему.
Они сидели в опрятной гостиной Сары, вся мебель в которой была сделана из светлого дерева и стекла. Было очевидно, что двух сестер объединяли схожие вкусы, вплоть до пристрастий к шведской элегантности. Они походили друг на друга: у обеих кудрявые рыжие волосы и лебединые шеи. Но в отличие от улыбающегося фото Джоди с Фейсбука, лицо Сары было снимком опустошенности. Она принесла поднос с чаем и печеньем для трех своих посетителей, но ее собственная чашка оставалась остывшей и нетронутой. Хотя ей было тридцать восемь, в сером свете, падающем из окна, она выглядела старше, словно горе запустило собственную силу гравитации на ее лице, опустив вниз уголки рта и глаз.
Детектив Пирсон и Сара уже были знакомы и связаны смертью Джоди, поэтому Джейн и Фрост предоставили задавать первые вопросы Пирсон.
— Эти телефонные звонки могут не иметь ничего общего со смертью Джоди, Сара, — проговорила Пирсон. — Но, совпадение, конечно, налицо. В последние несколько недель Джоди упоминала о Леоне Готте?
— Нет. Ни в последние месяцы, ни в последние годы. После того, как она потеряла Эллиота, не было причин говорить о его отце.
— А что она вообще говорила о Леоне Готте?
— Говорила, что он был самым омерзительным отцом в мире. Джоди и Эллиот жили вместе около двух лет, поэтому она была наслышана о Леоне. О том, что он любил свое оружие больше, чем собственную семью. О том, как однажды он взял с собой Эллиота на охоту, когда тому было всего тринадцать. Приказал ему выпотрошить оленя, а когда Эллиот отказался, Леон назвал его педиком.
— Это ужасно.
— Жена Леона ушла от него сразу после этого случая, забрав Эллиота с собой. Жаль, что она не сделала этого раньше.
— А как часто Эллиот общался с отцом?
— Время от времени. Джоди говорила, что последний раз Леон звонил Эллиоту в его день рождения, но это был короткий разговор. Эллиот старался быть учтивым, но ему пришлось повесить трубку, когда отец начал поливать грязью его покойную мать. Через месяц Эллиот уехал в Африку. Это была поездка его мечты, которую он планировал годами. Слава Богу, Джоди не удалось взять отпуск и поехать с ним, иначе она могла бы…
Голова Сары поникла, и она уставилась на свою нетронутую чашку чая.
— После исчезновения Эллиота, — продолжила детектив Пирсон, — Джоди как-то связывалась с Леоном Готтом?
Сара кивнула.
— Несколько раз. Ему понадобилось потерять сына, чтобы осознать, каким дерьмовым отцом он был. У моей сестры была очень добрая душа, и она пыталась предложить ему своего рода поддержку. Они никогда не ладили, но после панихиды по Эллиоту она отправила Леону открытку. Вернее, распечатанную фотографию Эллиота в рамке, снятую, когда тот был в Африке. Она подарила это фото Леону и была удивлена, когда получила от него благодарственное письмо. Но после этого они больше не общались. Насколько мне известно, все эти годы они не разговаривали.
До этого момента Джейн сидела молча, предоставив расспросы детективу Пирсон. Теперь же она не могла не встрять.
— У Вашей сестры есть другие фотографии Эллиота из Африки?
Сара бросила на нее недоуменный взгляд.
— Несколько. Он отправлял их со своего сотового телефона, пока путешествовал. Его фотоаппарат так и не нашли, поэтому эти снимки с мобильника единственные из его поездки.
— Вы их видели?
— Да. Типичные туристические снимки. Фотографии из самолета, достопримечательности Кейптауна. Ничего запоминающегося. — Она издала невеселый смешок. — Эллиот был не особо хорошим фотографом.
Детектив Пирсон нахмурилась и посмотрела на Джейн.
— Есть причина, по которой Вы расспрашиваете о его африканских фотографиях?
— Мы говорили со свидетелем, который в воскресенье около половины третьего был в доме Готта. Он слышал, как Готт разговаривает по телефону, спрашивая у кого-то все фотографии Эллиота из Африки. Исходя из времени звонка, это мог быть разговор с Джоди. — Джейн посмотрела на Сару. — Почему Леон Готт мог хотеть эти фото?
— Представления не имею. Чувство вины?
— Из-за чего?
— Из-за того, что он мог бы быть лучшим отцом во всех отношениях. Из-за всех ошибок, что он совершил, из-за людей, которых обидел. Возможно, он, наконец-то, задумался о сыне, которого игнорировал все эти годы.
То же самое им рассказал Джерри О`Брайен, что Леон Готт с недавних пор стал одержим исчезновением своего сына. Со старостью пришли сожаления и мысли о том, как надо было поступить, но у Леона уже не было шанса помириться с Эллиотом. Одиноко проживая в том доме и имея компанию лишь в лице собаки и двух кошек, осознал ли он вдруг, что они слабо могут заменить любовь сына?
— Это все, что я могу рассказать о Леоне Готте, — сказала Сара. — Я виделась с ним всего один раз на панихиде Эллиота шесть лет назад. Больше я его не встречала.
Последний проблеск сумерек померк, и за окном стало темно. В теплом свете лампы лицо Сары, казалось, сбросило несколько лет, и она выглядела моложе, более живой. Возможно, это потому что она вышла из роли убитой горем сестры, и теперь ломала голову над загадкой последних часов жизни Джоди, и над тем, почему в них был вовлечен Леон Готт.
— Вы сказали, что он позвонил Джоди в половине третьего, — произнесла Сара и посмотрела на детектива Пирсон. — В это время она все еще должна была находиться в Плимуте. На конференции.
Детектив Пирсон объяснила Джейн и Фросту:
— Мы пытались воссоздать картину последнего дня Джоди. Мы знаем, что в воскресенье она была на конференции библиотекарей. Та закончилась в семнадцать часов, поэтому, скорее всего, она вернулась домой после обеда. Может быть, именно поэтому она и перезвонила Готту так поздно, в девять сорок шесть.
— Мы знаем, что он звонил ей по поводу фотографий в половине третьего, — сказала Джейн. — Поэтому я предполагаю, что в тот вечер она перезвонила ему из-за этого. Возможно, чтобы сказать ему о том, что она нашла фото Эллиота в…
Джейн замолчала. Посмотрела на Сару.
— Где Ваша сестра хранила те фотографии Эллиота из Африки?
— Это были цифровые снимки, поэтому она хранила их в своем ноутбуке.
Джейн и детектив Пирсон переглянулись.
— Который теперь пропал, — подытожила Джейн.
Три детектива стояли снаружи, дрожа от сырости и негромко совещаясь возле своих припаркованных автомобилей.
— Мы отправим Вам свои записи и будем признательны, если Вы пришлете нам свои, — произнесла Джейн.
— Конечно же. Но мне до сих пор не ясно, с чем же мы столкнулись.
— Я тоже, — призналась Джейн. — Но чувствую, что здесь что-то есть. Что-то, связанное с фотографиями Эллиота из Африки.
— Вы слышали, как их описала Сара. Типичные, ничем не примечательные туристические снимки.
— Во всяком случае, для нее.
— И они были сделаны шесть лет назад. Зачем они кому-то понадобились именно сейчас?
— Не знаю. Я просто следую своему…
— Чутью?
Слово заставило Джейн замолчать. Она вспомнила о своем разговоре с Маурой в тот день, когда отмела все ее подозрения о недавно выкопанном скелете. «Когда дело доходит до чутья, — подумала она, — мы доверяем только собственному. Даже если и не можем его отстоять».
Детектив Пирсон откинула прядь волос, блестящую от дождя, и вздохнула.
