Черчилль и евреи Гилберт Мартин

Выражение «Механический Аттила» было изобретено бывшим премьер-министром Франции, евреем Леоном Блюмом, с которым Черчилль встречался перед самой войной и который произвел на Черчилля очень большое впечатление.

Бен-Гурион понимал природу того воздействия, которое оказывало на слушателей ораторское искусство Черчилля, и писал жене в том же самом письме: «Черчилль не пытается внушить бодрость какими-то фальшивыми словами утешения. Он не утаивает серьезности удара, полученного союзниками во Фландрии. Он прямо говорит своим соотечественникам: «Наша благодарность за спасение нашей армии не может заслонить того факта, что происшедшее во Франции и Бельгии есть колоссальная военная катастрофа». Только великий человек, уверенный в своей силе, может позволить себе сказать столь горькие слова перед лицом всей нации. И именно это храброе заявление придало значение и важность тому, что он сказал немедленно вслед за этим – что Англия будет сражаться до победы, будет сражаться целые годы, будет сражаться даже в одиночку – если только это понадобится! Слова, которыми он закончил свою речь, будут звучать в последующие годы в ушах всего мира».

Затем Бен-Гурион процитировал слова, ставшие одним из самых запомнившихся военных призывов Черчилля, – слова о том, что Британская империя и Французская республика, «связанные общим делом и общими нуждами, будут до самой смерти защищать родную землю, помогая друг другу как добрые товарищи до предела своих сил. Мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться в воздухе, мы будем защищать наш остров, какова бы ни была цена этого, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться на аэродромах, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться в горах, мы никогда не сдадимся, и даже если, во что я ни на минуту не верю, этот остров или его большая часть будет захвачен и будет голодать, тогда вся наша Империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, продолжит борьбу, пока в срок, назначенный Всевышним, Новый Свет со всей своей силой и мощью не выступит на спасение и освобождение Старого».

Эти слова, сказал Бен-Гурион своей жене, не просто лозунг. «Это дух сражающейся Англии и это гарантия наступления лучших дней – пусть и не скоро», – писал он.

8 августа Бен-Гурион снова написал своей жене: «И как велик этот народ, нашедший в этот ужасный час нужного лидера, нашедший его в самый необходимый момент. Теперь можно сказать, что, если Англия – и с ней все человечество – переживет этот нацистский кошмар, то это случится лишь благодаря власти демократии и свободы, глубоко пустивших корни в Англии. Трудно описать, насколько изменилась Англия. С того момента, как Черчилль сменил Чемберлена, результатом этой замены стала спокойная уверенная храбрость, поселившаяся в сердце каждого англичанина».

Память о лидерстве Черчилля в 1940 году восемь лет спустя вдохновила самого Бен-Гуриона, когда он точно так же повел за собой нацию в тот момент, когда многие и внутри нее, и вовне считали, что она на грани гибели. В письме Черчиллю через шестнадцать лет после окончания войны Бен-Гурион написал: «Находясь в Лондоне с начала мая до сентября 1940 года, я слышал ваши исторические речи, в которых вы выражали железную решимость вашего народа и себя самого сражаться до конца против нацистского врага. Я видел тогда в вас не только символ вашего народа и его величия, но и голос непобедимой и бескомпромиссной совести человечества, прозвучавший во время величайшей опасности для достоинства человека, созданного по образу и подобию Божьему. Вы спасли не только свободу, но и честь своего собственного народа».

30 августа, в ходе одной из своих наиболее впечатляющих речей военного времени, Черчилль провозгласил, что с момента, когда «из Германии были изгнаны евреи», в результате чего «снизился научный и технический уровень развития» этой страны, «наша наука определенно находится впереди их науки». Черчилль знал о ценном вкладе, сделанном в развитие науки и техники, в дело обороны Великобритании евреями, бежавшими из Германии. Часть из них прибыли в Великобританию из Германии в результате его встречи и разговора с А. Эйнштейном весной 1933 года. Черчилль высоко оценивал вклад евреев в военные усилия Великобритании в момент наивысшей опасности для страны. В сентябре пятнадцать батальонов палестинских евреев, почти 20000 человек – все из них добровольцы, влились в британскую армию и были отправлены в Египет для защиты страны от германского и итальянского нападения.

С началом войны в сентябре 1939 года в Великобритании были арестованы и интернированы десятки тысяч «враждебных иностранцев». Некоторые из них являлись германскими нацистами, проживавшими тогда в Великобритании, другие же были просто германскими гражданами, оказавшимися в Великобритании в момент объявления войны, в число которых входили много германских и австрийских евреев, в том числе и сотрудничавший с Черчиллем перед войной Эуген Шпир – беженец из Германии, который, спасаясь от нацизма, нашел убежище в Великобритании. Эти меры были обусловлены страхом перед возможной высадкой немецкого парашютного десанта и перед пятой колонной, способной поддержать вторжение немцев за линией фронта, который и выразился в требовании немедленной изоляции всех «враждебных иностранцев». В начале августа, когда угроза высадки парашютного десанта заметно снизилась, Черчилль предложил военному кабинету, учитывая то, что положение Великобритании стало «значительно безопаснее, чем в мае», «занять несколько менее жесткую позицию по отношению к иностранцам». На следующий день он санкционировал освобождение значительного числа интернированных, объяснив 2 августа председателю Совета по иностранным гражданам, что «мы можем пойти на это, поскольку теперь мы гораздо тверже стоим на ногах».

Черчилль поощрял желание иностранных граждан вступать в британскую армию. Многие иностранцы сражались на различных фронтах и добровольно действовали за линией фронта, где их свободное владение немецким языком служило им одновременно и защитой, и инструментом, позволявшим добывать ценную разведывательную информацию.

15 сентября эскадрилья итальянских военных самолетов осуществила бомбардировку Тель-Авива. Погибли пятеро военных: четверо британцев и один австралийский солдат. Были убиты девяносто пять евреев, все – гражданские лица, пятьдесят восемь из которых были детьми. Как только Черчиллю сообщили об этом воздушном рейде, он телеграфировал мэру Тель-Авива, города, который он посетил за двадцать лет до этого: «Примите мое глубокое сочувствие в связи с потерями, понесенными Тель-Авивом в ходе воздушного нападения. Этот акт бессмысленной жестокости только усилит нашу общую решимость».

20 ноября 1940 года Черчилль получил от Еврейского агентства данные о положении евреев, считавшихся «нелегальными иммигрантами» и депортированных британскими властями в Палестине на остров Маврикий – британскую колонию в Индийском океане, где их содержали в строгой изоляции. Он предпринял немедленные шаги, чтобы сделать условия их заключения менее тяжкими, написав в тот же день министру по делам колоний лорду Ллойду: «Я никогда не предполагал, что доставленные на Маврикий еврейские беженцы заключены там в лагерь, окруженный колючей проволокой и часовыми. Очень маловероятно, что среди этих беженцев находятся вражеские агенты, и я полагаю, что наиболее эффективный надзор за поведением интернированных беженцев смогут осуществлять сами еврейские уполномоченные, как вам подтвердит доктор Вейцман».

Черчилль добавил, что мера в виде депортации нелегальных иммигрантов на остров Маврикий, введенная по требованию лорда Ллойда, должна отныне распространяться лишь на тех нелегальных иммигрантов, которые будут прибывать в Палестину в будущем. Тем же, которые уже находятся в Палестине, «после тщательной проверки следует разрешить остаться». 22 ноября Черчилль снова написал Ллойду: «Поскольку мероприятия по пресечению нелегальной иммиграции евреев в Палестину уже объявлены, они должны выполняться. Однако условия пребывания беженцев на Маврикии не должны включать заключение этих людей в клетку до окончания войны. Кабинет будет требовать соблюдения этого правила».

Осенью того же 1940 года германский Комитет по отправке евреев за море, организованный сотрудником СС Адольфом Эйхманом, зафрахтовал в Румынии три корабля, на которых 3600 евреев, большинство которых составляли евреи из Германии, Австрии и Чехословакии, в сентябре 1940 года были отправлены из румынского черноморского порта Тулча в Палестину. Эти три корабля прибыли в Палестину один за другим начиная с 1 ноября. Целью СС было поставить в затруднительное положение британское правительство, послав в Палестину евреев без необходимых иммиграционных сертификатов. В соответствии с предвоенной практикой, установленной кабинетом Чемберлена, каждый корабль с нелегальными еврейскими беженцами перехвачивался британским флотом. Пассажиры всех трех кораблей были переведены на четвертый корабль, «Патриа», для транспортировки на остров Маврикий, где они должны были быть интернированы вместе с другими нелегальными иммигрантами-евреями, уже находившимися на борту «Патриа».

«Патриа» являлся до войны французским кораблем и был захвачен британцами в порту Хайфы в июне 1940 года после подписанного представителями Французской республики соглашения о капитуляции с немцами. Когда «Патриа» готовился выйти из порта Хайфы с 1972 новыми нелегальными иммигрантами-евреями на борту, он был взорван. Заряд взрывчатки был установлен «Хаганой» – военным крылом Еврейского агентства с целью не позволить кораблю выйти в море и вывезти нелегальных иммигрантов-евреев из Палестины. Заряд оказался более разрушительным, чем предполагалось. В результате главнокомандующий британскими войсками на Ближнем Востоке генерал Вавель телеграфировал военному министру, что этот взрыв убил 267 беженцев. Однако уцелевшие при взрыве евреи, по его мнению, должны были быть, тем не менее, отправлены на Маврикий. В своей телеграмме Вавель предупреждал, что, если выжившим при взрыве позволят остаться в Палестине, то в арабском мире распространится мнение, что евреи опять перебороли решение британского правительства и что политика «Белой книги» де-факто пересматривается. «Это серьезно повышает опасность распространения беспорядков в Палестине», – заключал Вавель.

Черчилль лично ответил на телеграмму Вавеля: «Лично я считал бы негуманным и недостойным британцев заставить их снова садиться на корабль». Давая Вавелю инструкцию позволить беженцам остаться в Палестине, Черчилль прокомментировал это так: «Я надеюсь, по крайней мере, что вы поверите, что выражаемые мною здесь взгляды не продиктованы страхом перед насилием».

В результате вмешательства Черчилля выжившим на «Патриа» было позволено остаться в Палестине. Но кабинет настаивал, чтобы в будущем все перехваченные нелегалы неукоснительно высылались на Маврикий. Черчилль согласился на это, но при условии, чтобы «их не возвращали к ужасам, от которых они только что избавились, и обращались с ними достойно». Когда война в Европе закончилась, депортированным на Маврикий евреям было разрешено уехать с острова. Восемьдесят процентов из них уехали в Палестину.

Вопрос о нелегальной иммиграции снова встал в повестку дня кабинета накануне Рождества, когда министры вновь стали доказывать Черчиллю необходимость принятия строжайших мер против нелегальных иммигрантов, схваченных при попытке высадиться на землю Палестины. Но по результатам этого обсуждения Черчилль проинформировал правительства стран Содружества, что британское правительство «должно также принимать в расчет свои обязательства перед сионистами и руководствоваться общими соображениями гуманности по отношению к людям, бежавшим от жесточайших форм преследования».

Получив эти ясные указания Черчилля, сэр Джон Шакбер, бывший глава Ближневосточного департамента Министерства по делам колоний при Черчилле, ставший ныне постоянным заместителем министра по делам колоний, тем не менее решил проигнорировать их и специально предпринял определенные шаги, направленные на то, чтобы скрыть от премьер-министра практические мероприятия своего департамента, нацеленные на резкое снижение притока евреев-иммигрантов в Палестину. Он вообще временно отменил иммиграционную квоту на въезд евреев в Палестину, не сообщив об этом Черчиллю. 24 декабря Шакбер заявил своим сотрудникам: «Наша задача состоит в том, чтобы поддерживать свою деятельность насколько возможно в нормальном административном русле, вне сферы политики кабинета и так далее». В результате такого решения чиновников Черчиллю не сообщили, что с апреля по сентябрь 1941 года иммиграционная квота вообще была отменена и за этот период не было выдано ни одного въездного иммиграционного сертификата.

Коллеги Черчилля по кабинету были недовольны тем, что он неодинаково относился к евреям и арабам. 9 января 1941 года Министерство по делам колоний получило сообщение от губернатора Адена, что в колонии проходили празднества по случаю британской победы над итальянцами при Бардиа в Северной Африке и что фотографии Черчилля как «провидца Победы» пользуются там большим спросом среди местного населения. Лорд Ллойд попросил своих сотрудников написать личному секретарю Черчилля Джону Мартину: «Лорд Ллойд полагает, что премьер-министру было бы приятно узнать, что у некоторых арабов есть положительные качества». Слово «некоторых» было подчеркнуто.

Мартин показал письмо Черчиллю, который написал на нем: «Я был одним из лучших друзей, когда-либо бывших у арабов, и это я поставил в Иордании и Ираке арабских правителей, которые правят там до сих пор».

В оккупированной немцами Польше евреи были помещены в гетто и обречены на нищету и голод. Из Румынии, одной из союзниц Германии, в конце января 1941 года в Лондон пришло сообщение о предстоящей неизбежной гибели евреев от рук боевиков полуфашистской «Железной гвардии». Черчилль решил, что нужно немедленно заявить протест румынскому диктатору Иону Антонеску и написал министру иностранных дел Энтони Идену: «Не следует ли указать генералу Антонеску, что мы будем считать его самого и его ближайшее окружение лично ответственными за совершаемый отвратительный акт?» Черчилль добавил: «Впрочем, может быть, вы придумаете что-либо более дипломатичное, чем подобное обращение». Однако выяснилось, что в действительности все эти убийства в Румынии произошли еще до того, как Черчиллю сообщили о том, что они неизбежны: в садистской ярости боевики «Железной гвардии» убили несколько сот евреев, ранили еще тысячи и разрушили сотни еврейских магазинов и домов.

Несмотря на то что по решению правительства Великобритании уже были сформированы палестинские еврейские батальоны, доктор Х. Вейцман настаивал на образовании отдельной еврейской армии, со своими знаками отличия и собственным знаменем, которая являлась бы составной частью британских Вооруженных сил. Вейцман рассчитывал на то, что ему удастся сформировать полностью укомплектованную дивизию такой армии в составе 12 000 человек.

Черчилль поддержал эту идею, однако генерал Вавель выступил против, доказывая, что, как и в вопросе о беженцах на «Патриа», это вызовет гнев и протест в арабском мире. Черчилль негодовал по этому поводу и 1 марта написал новому министру по делам колоний лорду Мойну: «Генерал Вавель, как и большинство офицеров британской армии, настроен весьма проарабски. В тот момент, когда правительством был разрешен въезд в Палестину потерпевших кораблекрушение нелегальных иммигрантов, он послал телеграмму, столь же паническую, как и эта, предсказывая распространение волнений и несчастий в арабском мире и угрозу потери нами транспортной линии Басра – Багдад – Хайфа. Посмотрите эту телеграмму и мой ответ, которым я отклонил его предложения и объяснил ему причину решения кабинета. Все прошло хорошо, и ни одна собака не залаяла. Вавель боится, что любой шаг в пользу евреев в Палестине приведет к тому, что весь арабский мир повернется против Великобритании. Однако из вышесказанного следует, что его слова ни в малейшей мере не убеждают меня». Черчилль добавил, что арабы под впечатлением недавних британских побед «не станут создавать нам трудностей».

Однако, когда тот же Вавель выступил резко против предполагавшейся высадки британских войск в Греции, предсказывая, что она может окончиться громким провалом, Черчилль не счел возможным и уместным спорить с ним и отменил решение о подготовке высадки войск. Проект создания еврейской армии был также отложен на шесть месяцев. Впрочем, Черчилль написал, что это решение может быть «пересмотрено в течение четырех месяцев». Однако для Министерства обороны и Министерства по делам колоний это решение об отсрочке послужило оправданием для гораздо более длительной задержки.

Когда Черчилль встретился с Вейцманом 12 марта, он сказал сионистскому лидеру, что им нет нужды долго разговаривать, потому что их мысли «на 99 процентов идентичны». Черчилль добавил, что когда бы они ни встретились, у него «переворачивается сердце». Он сообщил Вейцману, что вынужден отсрочить формирование еврейской армии, однако заверил его в том, что «никогда не подведет» Вейцмана.

Другой темой их разговора стало будущее послевоенное устройство еврейской общины в Палестине. Черчилль верил, что ему удастся убедить существующие независимые арабские государства признать еврейское государство и принять его в свою среду после того, как Германия и Италия – постоянные разжигатели недовольства арабов – потерпят поражение. «В конце нашего разговора, – вспоминал Вейцман, – премьер-министр сказал, что он подумывает о послевоенном соглашении между нами и арабами. Человек, с которым нам следует достичь соглашения, это король Саудовской Аравии Ибн Сауд. Черчилль сказал, что хотел бы видеть достижение такого соглашения и готов предложить для этого свою помощь». Ибн Сауда «следует сделать лидером арабских стран», или «боссом всех боссов», как выразился Черчилль. Но Черчилль добавил при этом, что Ибн Сауд должен обязательно достичь согласия с Вейцманом относительно будущего Палестины».

Вопрос о вооружении евреев внутри Палестины был поднят снова, когда германские и итальянские войска проникли далеко в глубь Египта, угрожая достичь Суэцкого канала. В то же самое время Черчилль узнал из своих наиболее конфиденциальных источников, что Германия оказывает давление на Турцию, чтобы она пропустила через свою территорию германские войска, которые могли бы угрожать Палестине с севера. 10 мая, через год после того как он стал премьер-министром, Черчилль написал виконту Крэнборну, сменившему Мойна на посту министра по делам колоний: «Я всегда твердо желал, чтобы у евреев были достаточные средства для защиты своих поселений в Палестине. Чем в большей мере вы сумеете добиться этого, тем в большей безопасности мы будем».

Учитывая опасность возможного прорыва германских войск в Палестину через Турцию и через Египет, еврейская община с одобрения Великобритании подготовила план самозащиты и соорудила укрепления на хребте горы Кармель высоко над Хайфой, чтобы встретить нападающих как с северного, так и с южного направления.

За три года до того, как согласно положениям «Белой книги» 1939 года в Палестине должно было быть установлено постоянное арабское количественное большинство, Черчилль начал осуществлять планы противодействия этому. 19 мая 1941 года он продиктовал записку военному кабинету, что в то время, как делаются «значительные авансы арабскому миру» – Сирии и Ливану обещается независимость после войны, мы несомненно должны вести переговоры с Ибн Саудом о достижении удовлетворительного соглашения по еврейской проблеме; и если бы такая договоренность была достигнута, то, возможно, могло бы сформироваться еврейское государство в Западной Палестине как независимая федеративная часть Арабского халифата». Черчилль добавил: «Это еврейское государство должно иметь полное самоуправление, включая суверенитет в вопросах иммиграции и развития, и возможности для расширения в пустынные регионы в южном направлении, где они со временем могли бы начать мелиорацию».

«Пустыня на юге» – это был Негев, где проживали небольшие группы бедуинов-кочевников, территория, которую, по мысли Черчилля, должны были освоить евреи и о которой ему впервые писал Вейцман более двадцати лет назад.

Черчилль вновь коснулся будущего еврейской общины в Палестине во время своей первой встречи с президентом Рузвельтом во время войны в августе 1941 года. 20 августа 1941 года президент США ознакомил Черчилля с Атлантической хартией, которая отражала идеи Рузвельта об устройстве послевоенного мира. В этом документе Великобритания и Соединенные Штаты брали на себя обязательство «уважать право всех народов выбирать форму правления, при которой они будут жить». Черчилль поддержал такое обещание, но только не по отношению к палестинским арабам, объяснив Рузвельту, что «арабы на основании этого могут потребовать изгнания евреев из Палестины или, по крайней мере, запретить всю будущую иммиграцию евреев в этот регион». Объясняя свою обеспокоенность, Черчилль добавил: «Я теснейшим образом связан с сионистской политикой, являясь одним из ее авторов».

Но Рузвельт не изменил своей позиции, хотя Черчилль продолжал настаивать на своем видении ситуации в Палестине. На заседании британского военного кабинета в октябре он заявил, что если Великобритания и Соединенные Штаты «выйдут из войны победителями, то создание большого еврейского государства в Палестине неизбежно станет одним из вопросов, которые необходимо будет обсуждать на послевоенной мирной конференции».

Не все коллеги Черчилля разделяли этот взгляд. Во время этого заседания министр по делам колоний лорд Мойн докладывал, что Вейцман и другие члены сионистской организации «выдвигали растущие требования о количественных пределах еврейской иммиграции после войны». Так, Вейцман недавно предложил, «чтобы по крайней мере три миллиона евреев были сравнительно быстро абсорбированы в Палестине». Это, сказал Мойн кабинету, «было нереально с практической точки зрения, и он считает, что пришло время правительству высказаться по этому поводу с тем, чтобы наше молчание не было принято за согласие на такие растущие претензии».

В ответ на замечания Мойна Черчилль сказал военному кабинету, что, по его мнению, «сомнительно, что существует нужда в публичном ответе на эти требования. Возможно, следует сделать соответствующее частное предупреждение». Эрнест Бевин, занимавший пост министра труда и национальной службы, сказал, что, «если бы автономное еврейское государство могло быть создано, то регулированием притока иммигрантов в него стали бы заниматься власти самого этого государства. Это значительно облегчило бы наши нынешние затруднения». Вышло так, что в течение короткого времени Черчилль и один из его будущих оппонентов в вопросе о перспективах еврейского государства в Палестине находились в полном согласии друг с другом.

Глава семнадцатая
«Эти ужасные преступления»

22 июня 1941 года вооруженная мощь Германии обрушилась на Советский Союз. По мере продвижения германской армии специальные отряды СС начали осуществлять систематические массовые убийства евреев в каждом захваченном городе или деревне. Сверхсекретные радиосообщения германской полиции об этом и о массовых убийствах советских граждан-неевреев были перехвачены и дешифрованы британской разведкой и показаны Черчиллю. Однако Черчиллю приходилось проявлять осторожность, чтобы не раскрыть канал поступления информации. Он боялся, что немцы обнаружат утечку наиболее секретной информации, включая многие из их ежедневных приказов сухопутным, морским и авиационным частям, которая стала возможна в результате успешной работы группы британских дешифровщиков в Блетчли-Парке. Поэтому, не имея возможности прямо упомянуть евреев, Черчилль в речи по радио, говоря о германских злодеяниях в России, сказал, что «целые районы были уничтожены». Он добавил: «Мы свидетели преступления, которому нет названия».

Эти преступления продолжались. 27 августа Черчиллю показали расшифровку отчета о расстреле 367 евреев в южной части России; 1 сентября в докладе премьер-министру сообщалось о расстреле 1246 евреев; 6 сентября – о расстреле 3000 евреев; 11 сентября – более 5000 евреев около Каменец-Подольска. В этот день Черчиллю сообщили из Блетчли-Парка: «Тот факт, что немецкая тайная полиция убивает всех евреев, попадающих в ее руки, является в настоящее время общеизвестным. Поэтому предлагается не сообщать о каждой такой резне отдельно, если не будет специального запроса». Убийство в том же месяце в Бабьем Яру возле Киева 35 000 евреев осталось неизвестным в Блетчли-Парке, потому что германская полиция получила предупреждение из Берлина не передавать данных о расстрелах по радио. Но эти сведения все равно стали известны из других источников. Используя эти данные, 14 ноября 1941 года Черчилль направил лично подписанное им послание в «Джуиш кроникл», которое еженедельник напечатал полностью.

«Никто не пострадал более жестоко, чем евреи, – писал Черчилль. – Неописуемые злодеяния совершались над телами и душами этих людей Гитлером и его ужасным режимом. Евреи вынесли главную тяжесть первых нацистских атак на цитадель свободы и человеческого достоинства. Они вынесли и продолжают терпеть тяжесть, кажущуюся невыносимой. Они не позволили сломить свой дух, они никогда не теряли воли к сопротивлению. Несомненно, в день окончательной победы страдания евреев и их роль в этой борьбе не будут забыты. Придет время, и они вновь увидят, как провозглашенные их отцами на весь мир принципы праведности будут отомщены».

7 декабря 1941 года японцы одновременно напали на Соединенные Штаты и на британские владения на Дальнем Востоке и в Тихом океане. Спустя четыре дня, когда Соединенные Штаты потерпели серию поражений на тихоокеанском театре военных действий, Гитлер официально объявил США войну. Он сам объявил войну стране, которая в течение последних двух лет, несмотря на его территориальные захваты и многочисленные разрушения, произведенные во всем мире немецкими войсками, отказывалась объявить ему войну. Отправившийся с визитом в Вашингтон Черчилль добился от вступивших во Вторую мировую войну Соединенных Штатов Америки обязательства стремиться в первую очередь к разгрому Гитлера, а затем – к победе над Японией. «Волна победы и освобождения, – сказал он в палате общин по возвращении из Вашингтона, – несет нас и угнетенные народы вперед к достижению конечной цели».

Тогда, как и в предстоящие месяцы и годы, когда союзники сражались с упорным неутомимым врагом, судьба всех угнетенных народов, включая не только евреев, но и поляков, чехов, сербов и греков, в первую очередь зависела от способности союзников – главным образом британских, американских и советских войск – остановить продолжающееся продвижение германских сил, а затем, ценой жизней многих своих солдат, моряков и летчиков, изгнать захватчиков из покоренной ими Европы, которую к декабрю 1941 года гитлеровцы подчинили себе на просторах от атлантического побережья Франции до Балтийского и Черного морей.

11 февраля 1942 года младший сын Хаима Вейцмана, двадцатипятилетний лейтенант авиации Королевских ВВС Майкл Вейцман, был сбит в небе над Бискайским заливом. Его тело не было найдено, и Вейцман просил Черчилля попытаться разыскать его, если он по счастливой случайности не погиб и смог добраться до берегов Испании и был там интернирован или захвачен в плен. Черчилль сделал все, что мог, но так и не смог сообщить Х. Вейцману ничего обнадеживающего.

В настоящее время имя Майкла Вейцмана высечено на стене мемориального комплекса в Раннимеде, посвященного 20 337 летчикам Великобритании и стран Содружества, погибшим в ходе боев Второй мировой войны, место последнего упокоения которых неизвестно или не установлено.

С точки зрения Черчилля судьбы евреев в Европе и будущее евреев в Палестине были нераздельно связаны. Но его попытки вмешаться с тем, чтобы позволить не имеющим иммиграционных сертификатов нелегальным еврейским иммигрантам остаться в Палестине и избежать насильственной депортации, были весьма недружелюбно встречены авторами политики, провозглашенной в «Белой книге», многие из которых являлись его коллегами по правительству военного времени. Когда в феврале 1942 года он через своего сына Рэндольфа узнал, что 793 нелегальных иммигранта, добравшихся до берегов Палестины на борту парохода «Дариен», были интернированы в специальном лагере в Палестине и должны были быть переправлены на Маврикий, он приказал лорду Мойну освободить беженцев и разрешить им остаться в Палестине. Черчилль указывал в этой связи, что, если раньше казалось, что Палестину грозит затопить целая волна нелегальных иммигрантов из Европы, то теперь, когда весь юго-восток Европы находится под властью Германии, дальнейшей опасности появления целых «волн» еврейских беженцев оттуда уже больше нет, и поэтому небольшое количество нелегальных иммигрантов можно безболезненно оставить в Палестине.

Лорд Мойн не был убежден этими доводами и написал Черчиллю 7 февраля: «Любое послабление наших защитных мер только поощрит следующие попытки нелегальных иммигрантов проникнуть на территорию Палестины в обход правил». Судьба пассажиров «Дариена», настаивал Мойн, должна была продемонстрировать твердую приверженность правительства объявленной им политике, а «любые уступки нанесут большой вред репутации правительства на Ближнем Востоке, вызвав сомнения в его честности и твердости».

Однако Черчилль продолжал настаивать на своем, и в конце концов пассажирам «Дариена» было позволено остаться вв Палестине. Но на заседании правительства 5 марта подавляющим большинством голосов было принято решение о том, чтобы в основу британской политики на Ближнем Востоке легло требование: «Всеми мерами препятствовать нелегальной иммиграции в Палестину». Такую твердую политическую линию преодолеть было уже невозможно. Но Черчилль все же не сложил оружия в борьбе за свою линию в отношении Палестины. Ввиду того, что, согласно положениям «Белой книги» 1939 года, через два года должен был войти в силу принцип сохранения и поддержания арабского количественного большинства в Палестине, что могло уничтожить всякие надежды на создание там еврейского суверенного государства, 27 апреля 1942 года в меморандуме военному кабинету У. Черчилль подчеркнул: «Я не смогу ни при каких обстоятельствах согласиться с абсолютным прекращением иммиграции в Палестину по требованию арабского большинства». В этом меморандуме Черчилль предложил не только установить в будущем систему самоуправления для еврейской общины в Палестине, но и вдобавок превратить две бывшие итальянские колонии, Эритрею на Красном море и Триполитанию (часть нынешней Ливии) на Средиземном море, «в новые еврейские колонии, связанные, если понадобится, с национальным еврейским очагом в Палестине».

За период нахождения Черчилля в должности премьер-министра в период войны его симпатии по отношению к сионистам и их чаяниям практически ни в одном пункте не разделялись большинством его кабинета. Оливер Харви, личный секретарь Энтони Идена, отмечал в своем дневнике за тот год: «К сожалению, Иден несгибаем в вопросе о Палестине. Он любит арабов и ненавидит евреев».

В течение двух лет военные усилия Великобритании были сосредоточены на том, чтобы избежать вторжения немецких войск на территорию страны и ее разрушения из-за германских воздушных бомбардировок. К середине 1942 года положение изменилось. Твердые британские военные усилия на суше, на море и в воздухе предотвратили угрозу вторжения германских войск в Англию и практически сняли с повестки дня вопрос о ее возможном военном поражении. Теперь ежедневные старания Черчилля сводились к тому, чтобы отыскать любые способы ослабления германской военной машины с целью окончательного освобождения Европы от фашизма. 5 июля, когда шли сражения в Северной Африке, Черчилль написал министру по делам колоний лорду Крэнборну по поводу создания в Палестине еврейской милиции – плана, которому противились и Министерство обороны, и само Министерство по делам колоний. «Теперь, когда над живущими в Палестине людьми нависла непосредственная опасность в силу возможного прорыва туда немцев, мы, несомненно, должны дать им шанс для самозащиты».

Черчилль счел своим долгом предупредить Крэнборна о еще более чувствительной проблеме: «Необходимо выявить офицеров-антисемитов, занимающих высокие посты. Если трое-четверо подобных личностей будут отозваны и смещены с объяснением причин этого, то это произведет благотворное воздействие». Это были сильные слова, а для многих его коллег – прямое доказательство того, что он, говоря словами генерала Спирса, «слишком любит евреев». Действительно, Черчилль зашел настолько далеко, что в сентябре предупредил самого Спирса, занимавшего тогда должность британского военного представителя в Ливане, о том, чтобы тот «не сползал в обычное антисионистское и антисемитское русло, характерное для британских офицеров». Спирс выступал против предложенной Черчиллем «старой идеи создания конфедерации из четырех государств, трех арабских и одного еврейского».

Но ни один офицер-антисемит не был смещен со своего поста, а кабинет не снял своих возражений против формирования отдельных еврейских вооруженных сил. 6 августа, однако, после того как наступление немецкой армии Э. Роммеля вынудило войска Великобритании и стран Содружества отступить в глубь Египта, по всей Палестине был объявлен призыв добровольцев, арабов и евреев, в результате чего был создан Палестинский полк. Добровольцев оказалось достаточно для формирования трех еврейских и одного арабского батальона с британскими знаками различия и знаменами. После нескольких недель подготовки и обучения эти солдаты были отправлены в зону боев через Суэцкий канал.

В оккупированной немцами Европе достигала своего пика начавшаяся в июле 1942 года депортация евреев в лагеря смерти, размещенные немцами на территории Польши. 7 сентября 1942 года «Таймс» сообщала о «неослабевающих беспощадных» облавах на евреев во Франции, проводимых вишистской полицией. Женщины и дети, говорилось в сообщении, получали «неожиданное уведомление, что они обязаны сопровождать своих родственников, направляемых в различные концентрационные лагеря», и затем были «принуждаемы сопровождать депортированных, не получив даже возможности собраться». Недавно «поезд, содержавший 4000 еврейских детей, без сопровождения их родителей, без документов и даже без опознавательных знаков, отправился из Лиона в Германию». Направление в Германию, как было известно и «Таймс», и Черчиллю, означало отправку «куда-то в Польшу». На самом деле, местом назначения был Освенцим (Аушвиц), хотя это не было еще известно ни во Франции, ни в странах антигитлеровской коалиции.

Черчилль отреагировал немедленно. Выступая в палате общин на следующий день после публикации в «Таймс», он указал, что «зверские преследования людей, которые позволяют себе немцы, делают возможным в каждой стране, куда ворвались их армии, самые чудовищные, самые грязные и самые бессмысленные деяния; таковы массовые депортации евреев из Франции, с ужасами, сопровождающими расчетливое и окончательное рассеяние семей». Черчилль добавил: «Эта трагедия наполняет меня удивлением наравне с негодованием и иллюстрирует как нельзя лучше деградацию природы и идей нацизма и деградацию всех, кто поддался их неестественной и извращенной власти». Сделав паузу, Черчилль провозгласил: «Когда пробьет час освобождения Европы, а он непременно придет, это будет и час возмездия».

Великобритания удвоила усилия по изгнанию Гитлера из всех завоеванных им стран. В сентябре 1942 года война велась в Атлантическом океане, в Сахаре и в воздухе над Германией день за днем и ночь за ночью, без всякой передышки. В то же время Черчилль был убежден в необходимости найти возможность высадки сухопутных войск на европейскую землю для того, чтобы начать непосредственное освобождение Европейского континента. Началась двухлетняя подготовка к высадке союзников в Нормандии.

Осенью 1942 года на Запад проникли более детальные сведения о массовых убийствах евреев в лагерях, организованных с этой целью в оккупированной Польше – Треблинке, Хелмно, Собиборе и Бельзеце. Эти лагеря были расположены далеко за пределами радиуса действия британских бомбардировщиков. 29 октября, собравшись в Альберт-холле в Лондоне, еврейские и христианские лидеры выразили протест против этих массовых убийств. Черчилль, находившийся тогда в Соединенных Штатах, прислал письмо, прочитанное от его имени архиепископом Кентерберийским. «Я не могу удержаться от того, – писал Черчилль, – чтобы послать через вас аудитории, собравшейся сегодня под вашим председательством в Альберт-холле, призыв выразить протест против зверств, совершаемых нацистами по отношению к евреям, и уверить всех в моей горячей симпатии к людям, чья судьба обсуждается на сегодняшнем собрании. Систематические жестокости, совершаемые нацистами по отношению к еврейскому народу – мужчинам, женщинам и детям, являются одним из самых ужасных событий в истории и кладут несмываемое пятно позора на тех, кто их творит и кто к ним подстрекает. Свободные мужчины и женщины осуждают эти ужасные преступления, и когда всемирная борьба закончится восстановлением прав человека, закончатся и преследования на расовой почве».

Три дня спустя, в двадцать пятую годовщину опубликования Декларации Бальфура, Черчилль послал телеграмму Вейцману из Вашингтона: «В эту годовщину мои мысли с вами. Настанут лучшие времена для вашего страдающего народа и для великого дела, за которое вы так храбро боретесь». Этим великим делом был сионизм.

В тот же день Черчилль послал письмо в «Джуиш кроникл», развив и дополнив тезисы своей заметки годичной давности: «Никто не страдал больше, чем евреи, от невыразимых злодейств, совершавшихся Гитлером и его чудовищным режимом над телами и душами людей. Евреи приняли на себя первый удар нацистов по свободе и человеческому достоинству. Несомненно, что в день победы страдания евреев и их роль в борьбе не будут забыты. И снова в назначенное время мы увидим восстановление принципов праведности, провозглашенных их отцами и составлявших их славу. И мы снова увидим, что мельницы Господа мелют медленно, но мелют исключительно тонко».

В ту зиму из Еврейского агентства в Иерусалиме поступила просьба о том, чтобы 4500 детей болгарских евреев и пятьсот сопровождавших их взрослых получили разрешение на выезд из Болгарии в Палестину. Новый министр по делам колоний Оливер Стэнли передал эту просьбу Черчиллю, указав, что общественное мнение в Великобритании «заметно встревожено недавними сообщениями об уничтожении евреев в странах Оси и в покоренных нацистами государствах». Черчилль ответил на запрос Стэнли: «Браво!» и добавил: «Почему бы вам не получить на это единодушное одобрение всего военного кабинета?» Черчилль уже добился того, чтобы вопрос о спасении еврейских детей из Болгарии был включен в повестку дня заседания военного кабинета.

Эти слова Черчилля побудили Стэнли обратиться к правительству Турции с просьбой позволить транзитный проезд данной группы еврейских беженцев через территорию Турции. Одновременно британское правительство предложило дополнительно принять в Палестине еще 29 000 еврейских детей и сопровождающих их взрослых из всей Юго-Восточной Европы. Все это укладывалось в рамки разрешенной в соответствии с «Белой книгой» 1939 года ограниченной иммиграции в Палестину, которая предусматривает возможность выдачи 25 000 «чрезвычайных сертификатов» на иммиграцию, и поэтому «вполне могло быть одобрено», как указал британский МИД, «мусульманским и арабским общественным мнением». Турецкое правительство сразу согласилось обеспечить безопасный проезд евреев по своей территории. Оливер Стэнли написал в ответ на запрос членов парламента, что «будет сделано все возможное для быстрого и без каких-либо помех осуществления этой схемы иммиграции» и что его министерство как раз занимается этим.

Однако затем осуществление проекта столкнулось с неожиданными трудностями. В телеграмме от Клиффорда Нортона, главы британской дипломатической миссии в Швейцарии, которая служила основным источником информации, утверждалось, что план спасения еврейских детей «дошел до ушей немцев, и они стали проводить более жесткую линию в этом вопросе».

Выяснилось, что в это дело немцев побудил вмешаться иерусалимский муфтий Хадж-Амин аль-Хусейни, сбежавший из Палестины в 1938 году, чтобы избежать ареста британцами за участие в арабском восстании, и теперь находившийся в Берлине. Имея твердое намерение всячески препятствовать въезду евреев в Палестину, 12 мая Хадж-Амин попросил Гитлера оказать давление на правительство Болгарии, чтобы оно не позволило еврейским детям покинуть страну. Вмешательство фюрера оказалось эффективным. 27 мая Клиффорд Нортон сообщил из Берна, что правительство Болгарии «решило теперь, явно под германским давлением, закрыть болгаро-турецкую границу для всех евреев».

В декабре 1942 года Черчиллю показали донесение Яна Карски – польского католика и участника движения Сопротивления, добравшегося до Великобритании. Карски описал в своем донесении, что он видел, как вооруженные сотрудники СС с большой жестокостью загнали несколько тысяч евреев в вагоны для скота и отправили затем весь этот эшелон в лагерь смерти в Бельзец. Отчет Карского был широко опубликован в прессе, передавался по «Би-би-си» и был признан полностью соответствующим действительности. Правда о преследованиях евреев нацистами начиная с лета 1942 года наконец проникла на Запад.

Еврейские и христианские религиозные деятели Великобритании настаивали на публикации союзниками заявления, которое оповестило бы весь мир о том, что судьба евреев – это нечто, выходящее за рамки нормальных жестокостей войны; что это была сознательная попытка не только уничтожать евреев в огромных количествах, но и вообще убить всех евреев, находящихся в пределах досягаемости СС. В ходе заседания британского правительства Энтони Иден поддержал идею публичного заявления на этот счет. «Известно, – сказал он, – что евреев отправляли в Польшу из оккупированных Германией стран, например, из Норвегии; вероятно, что эти перемещения евреев проводились с целью их полного уничтожения».

Соответствующая декларация союзников была обнародована 17 декабря 1942 года. Влияние этой декларации, опубликованной одновременно в Лондоне, Вашингтоне и Москве и широко транслировавшейся по радио, было, как и хотел Черчилль, весьма значительным. Под разделом о недопустимых преследованиях нацистами евреев подписались не только правительства Великобритании, Советского Союза и Соединенных Штатов Америки, но и восемь правительств в изгнании – правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Люксембурга, Голландии, Норвегии, Польши и Югославии, а также Французский национальный комитет генерала де Голля. По словам самого Черчилля, в этой декларации «в самых сильных выражениях» обвинялась «зверская политика хладнокровного уничтожения людей».

«Ни о ком из отправленных в лагеря никогда больше не слышали, – говорилось в декларации. – Слабых оставляли умирать на открытых местах от непогоды и голода или намеренно убивали в ходе массовых расправ». Число жертв «этих кровавых актов достигает много сотен тысяч ни в чем неповинных мужчин, женщин и детей».

Одним из главных пунктов декларации было положении о наказании лиц, виновных в этих злодеяниях, специально включенное по требованию Черчилля. Несмотря на первоначальные колебания Вашингтона, стремившегося поставить слово «предполагаемые» перед словом «преступления», Черчилль настоял на том, чтобы в декларации было прямо сказано не только о том, что немцы следуют «зверской политике хладнокровного уничтожения», но и о том, что «лица, совершающие эти преступления против евреев, будут преследоваться после войны по закону и предстанут перед судом».

После того как Э. Иден зачитал декларацию в палате общин, Джеймс де Ротшильд заявил, что он надеется, что благодаря трансляции по «Би-би-си» декларация сможет достичь всех «зараженных фашизмом стран» и придаст «долю надежды и храбрости несчастным жертвам мучений, оскорблений и унижений». Ротшильд также выразил надежду, что «когда декларация дойдет до евреев Европы, они почувствуют, что их поддерживают и им помогают британское правительство и правительства других стран антигитлеровской коалиции» и что союзники «продолжат отстаивать достоинство человека».

В день, когда была обнародована Декларация союзников, Международная женская сионистская организация (МЖСО), основанная в 1925 году, организовала массовый митинг в Вигмор-холле в Лондоне. Во время митинга было зачитано послание жены Черчилля Клементины, в котором она писала о «сатанинском замысле Гитлера уничтожить еврейский народ в Европе» и сообщила собравшимся женщинам: «Я хочу разделить с вами ваше горе и молюсь о том, чтобы ваш митинг помог привлечь внимание британского народа к ужасным событиям, происходящим в оккупированной нацистами Европе».

Среди всех забот, связанных с ведением войны на суше, на море и в воздухе и с отчаянной борьбой за то, чтобы победить нацистское господство в Европе, Черчилль всегда находил время, чтобы интересоваться еврейскими делами. Всего через две недели после обнародования Декларации союзников, продемонстрировавшей евреям, что их судьба не забыта, он поддержал просьбу польского правительства о том, чтобы произвести серию специальных воздушных налетов на Германию, вместе с бомбами одновременно сбрасывая листовки, в которых говорилось бы, что эти налеты – акты возмездия за проявленные немцами жестокость и бесчеловечность, и предупреждающие немцев о недопустимости подобных действий и о неотвратимости наказания за них. Черчилль сказал Комитету начальников штабов, что «наши налеты должны представлять собой акты расплаты в ответ на преследования поляков и евреев», и на заседании комитета 31 декабря спросил, смогут ли британские ВВС предпринять «два или три мощных налета на Берлин» в первый же период благоприятной погоды в январе. Однако начальник штаба ВВС сэр Чарльз Портал возразил против этой идеи, предупредив Черчилля, что любой такой налет, «прямо проведенный в интересах евреев, будет использован против нас вражеской пропагандой».

Черчилль не обладал достаточной властью, чтобы вмешиваться в оперативные решения начальника штаба ВВС. Но он все равно продолжал внимательно следить за проблемами евреев в оккупированной Европе. 6 февраля 1943 года, прибыв в Алжир, откуда власти правительства Виши были изгнаны три месяца назад, он обнаружил, что антиеврейские вишистские законы все еще продолжают там действовать. Он настоял на том, чтобы они были немедленно отменены, и это было выполнено.

Вернувшись в Лондон из Северной Африки, Черчилль в ходе встречи с испанским послом 7 апреля протестовал против закрытия франко-испанской границы в Пиренеях для еврейских беженцев. Черчилль сказал послу: «Если правительство Испании дошло до того, что не позволяет этим несчастным людям искать спасения от ужасов нацистской власти, и если оно пойдет еще дальше и совершит насилие, передав их в руки германских властей, это никогда не будет забыто и отравит отношения между испанским и британским народами».

Черчилль смог узнать из перехваченных телеграмм испанского посла в Лондоне своему правительству в Мадриде, что его послание было передано по адресу. Через несколько дней он узнал также, что испанские власти вновь открыли границу для еврейских беженцев.

В апреле 1943 года евреи Варшавы, столкнувшись с возобновлением депортаций, начатых предыдущим летом, восстали против германских оккупационных войск. Это восстание, поднятое без возможности получить какую-либо помощь от союзников, было подавлено с предельной жестокостью. Спустя пятьдесят лет внук Черчилля Уинстон, сын Рэндольфа Черчилля, был приглашен в Лондонский университет, чтобы выступить по случаю годовщины восстания. После его речи к нему подошла одна женщина из публики и сказала: «Я тогда была двенадцатилетней девочкой. Нас всех согнали в гетто – говорилось, что для нашей безопасности. Но вскоре люди кругом начали исчезать, и мы не знали, что с ними происходило – мы все были очень напуганы. У нас был один из нескольких радиоприемников в гетто, и когда ваш дед должен был говорить по «Би-би-си», моя семья и все наши друзья собирались вокруг него. Я не понимала по-английски, но я знала, что, если у меня и у нашей семьи есть надежда остаться в живых после войны, то это зависит от этого сильного невидимого голоса… Я одна из всей семьи осталась в живых. Меня освободили британские войска в 1945 году».

Многие депутаты британского парламента, а также американские евреи и политические деятели призывали создать где-нибудь убежище для евреев, сумевших спастись от нацистов. Для обсуждения этой проблемы была созвана специальная конференция, состоявшаяся на Бермудских островах в мае 1943 года. На ней Великобритания выступила с инициативой позволить еврейским беженцам, достигшим нейтральной Испании, пересечь Гибралтарский пролив и получить убежище в контролируемой союзниками Северной Африке. Когда правительство США выступило против этого, Черчилль связался непосредственно с Рузвельтом, сообщив президенту, что «необходимость помощи беженцам, в частности, беженцам-евреям, отнюдь не уменьшилась с тех пор, как мы обсуждали эту проблему в последний раз». Черчилль добавил: «Наши собственные возможности помочь жертвам гитлеровских антиеврейских преследований настолько ограничены, что предлагаемое открытие небольшого лагеря, чтобы дать им там убежище, представляется совершенно необходимым».

Инициатива Черчилля оказалась успешной; многие сотни евреев, бежавших от нацизма и содержащихся в этот момент в лагерях в Испании, нашли путь к безопасному убежищу. Но число беженцев, которым удалось бежать из оккупированной нацистами Европы, было чрезвычайно скромным. Если бы большему числу удалось покинуть Европу, то для них осталось бы еще 33000 неиспользованных палестинских сертификатов в пределах квоты «Белой книги» 1939 года. С 1 апреля 1939 года по 31 марта 1943 года число евреев, добравшихся до Палестины легальным и нелегальным путем, равнялось 41 169. Это означало, что 33 831 сертификат остался неиспользованным.

В конце июня 1943 года известный философ-социалист Гарольд Ласки – сын манчестерского друга Черчилля Натана Ласки – послал Черчиллю письмо, в котором посетовал, что в своей недавней речи Черчилль не упомянул евреев. «Хотя в моей речи в Гилд-холле, – отвечал Черчилль, – я упомянул только о зле, нанесенном Гитлером суверенным европейским государствам, я никогда не забываю об ужасных страданиях, причиненных евреям; я постоянно размышляю, какие средства, находящиеся в нашем распоряжении, можно использовать для того, чтобы их облегчить – как во время войны, так и в ходе послевоенного урегулирования».

К лету 1943 года около двух с половиной миллионов из трех с половиной миллионов польских евреев были уничтожены. Еще один миллион евреев были убиты в западной части России и в прибалтийских государствах. Депортация евреев из Западной Европы в лагеря смерти на востоке продолжалась. 24 июля в загородной резиденции британского премьер-министра Чекерс Черчилль устроил ужин в честь британского летчика-аса Гая Гибсона и его жены Евы.

Гибсон должен был отправиться с миссией доброй воли в Канаду и Соединенные Штаты. «Нам показали фильм, захваченный у немцев, – писала позднее Ив Гибсон, – и демонстрировавший образцы их жестокости по отношению к евреям и жителям оккупированных стран. Это было чудовищно, и премьер-министр был очень, очень тронут. Он сказал мне, что фильм надо показать всем американским военным, собирающимся прибыть в Англию». Речь шла об американских летчиках, которым предстояло день за днем без перерыва бомбить Германию, и о пехотинцах, которым предстояло готовиться к форсированию Ла-Манша, запланированному на следующий год.

Черчилль занимался поиском любых возможных средств, способных уменьшить или остановить германские жестокости. Он сказал военному кабинету, что на немцев произвело бы «полезное воздействие, если бы Великобритания, Соединенные Штаты и Советский Союз немедленно издали декларацию о том, что определенное число немецких офицеров или членов нацистской партии, равное числу убитых немцами в разных странах, будет после войны передано в эти страны для суда над ними».

С одобрения военного кабинета Черчилль составил проект такой декларации и послал его Рузвельту и Сталину. «По мере продвижения союзников, – говорилось в ней, – отходящие гитлеровцы удваивают свои беспощадные жестокости». Все ответственные за них или принимавшие добровольное участие в «актах жестокости, резни и казнях должны быть возвращены в страны, где совершались их ужасные деяния, чтобы быть судимыми и наказанными в соответствии с законами этих стран после их освобождения».

В предложенном Черчиллем проекте декларации далее говорилось: «Пусть те, кто до сих пор не испачкал своих рук невинной кровью, будут опасаться попасть в ряды виновных, потому что три союзные страны будут преследовать их везде, вплоть до самых дальних уголков земли, и отправят их к обвинителям для совершения правосудия». Такая декларация, полагал Черчилль, заставит хотя бы «некоторых из этих негодяев стремиться остаться в стороне и не быть замешанными в этой резне, если они будут знать, что будут за это наказаны».

Иден сомневался в целесообразности издания декларации, содержащей столь четкие и обязывающие формулировки, и написал Черчиллю 9 октября: «В целом я обеспокоен опасностью попасть в положение тех, которые сейчас дышат огнем и грозят военным преступникам и обещают им все возможные кары, а через год или два будут вынуждены столкнуться с необходимостью найти оправдание своему бездействию». Однако Черчилль настаивал на своей позиции и в конечном счете победил. 1 ноября 1943 года союзники выпустили Московскую декларацию, которая почти точно следовала словам проекта Черчилля. В ней говорилось о том, что союзники «будут составлять список чудовищных преступлений со всей доступной точностью» во всей контролируемой нацистами Европе. Затем они будут преследовать всех, кто «войдет в ряды виновных, вплоть до самых отдаленных уголков земли, и отправят их к обвинителям, чтобы свершилось правосудие».

У авторов этой декларации была двоякая цель: испугать нацистских убийц и уверить евреев во всем мире в том, что когда Германия потерпит поражение, суд состоится. В результате Московской декларации и благодаря настойчивости Черчилля германские военные преступники, схваченные союзниками, были отправлены для суда в страны, где они совершали свои преступления. Некоторые из наиболее заметных преступников, общим числом 5000 человек, были казнены в Варшаве, Кракове, Праге и Братиславе – там, где происходили наиболее жестокие эксцессы со стороны гитлеровцев.

Глава восемнадцатая
Палестина: бдительный взгляд

Летом 1943 года, после встречи и обсуждения с Х. Вейцманом, Черчилль стал разрабатывать план, по которому Великобритания предложила бы Ибн Сауду, королю Саудовской Аравии, лидерство в создаваемой Арабской федерации и 20 миллионов фунтов стерлингов в год в обмен на его поддержку еврейского государства в Палестине. Но Энтони Иден пришел в ярость, когда из британского посольства в Вашингтоне к нему поступила информация о том, что Вейцман в беседе с советником Рузвельта по иностранным делам, Самнером Уэллесом, сослался на этот проект премьер-министра как на уже существующий факт.

Негодующий Иден написал Черчиллю, что такой шаг противоречил бы официальной политике Великобритании. «Я не знаю, до каких масштабов доктор Х. Вейцман имеет полномочия говорить от вашего имени, – писал Иден, – но я обеспокоен опасностью путаницы, которая может возникнуть в Вашингтоне. Наша нынешняя политика в Палестине была одобрена парламентом. Мне хорошо известно ваше собственное отношение к этому вопросу, но никто никогда не обсуждал возможностей изменения этой политики и обращения в этой связи к Соединенным Штатам». Иден напомнил Черчиллю то, что он и так хорошо знал: что «Белая книга» по Палестине 1939 года, принятая абсолютным большинством членов парламента, недвусмысленно блокировала возможность превращения Палестины в еврейское государство. Черчилль ответил, не отказываясь напрямую от своей позиции: «Доктор Х. Вейцман не имел никаких полномочий говорить от моего имени. В то же время во время нашей недавней встречи я высказывал ему свои взгляды, которые вы и сами часто слышали от меня».

На продолжавшего находиться в оппозиции к «Белой книге» 1939 года Черчилля попытались надавить другие члены кабинета, потребовавшие от него не включать одного из немногих сторонников образования еврейского государства, министра по делам Индии Лео Эмери, в члены правительственного комитета по проблеме Палестины и евреев. Но 11 июля Черчилль написал Э. Идену: «Я все же решил не исключать министра по делам Индии из состава комитета кабинета министров по Палестине и евреям. Это верно, что он придерживается моего образа мыслей по этому вопросу, о чем, конечно, следует сожалеть, но он обладает обширными познаниями и колоссальной умственной энергией».

Черчилль знал, что Эмери, работавший в качестве заместителя министра в правительстве Ллойд-Джорджа, был твердым сторонником Декларации Бальфура в ходе ее обсуждении в 1917 году. Единственное, чего не знал Черчилль, – так это то, что со стороны матери предками Эмери были венгерские евреи. Это стало известно лишь спустя много лет после смерти самого Черчилля.

Новым элементом в палестинских дебатах стала позиция Рузвельта, под давлением Государственного департамента США предложившего вооружить палестинских арабов, чтобы заручиться их поддержкой делу союзников в надежде, что они примут участие в общей борьбе. 6 октября Черчилль написал Александру Кадогану, постоянному заместителю министра иностранных дел: «Я мог бы, конечно, указать президенту США на опасность вооружения арабов в то время, когда евреи остаются практически разоруженными, и на серьезные последствия, которое это может иметь для выполнения наших обязательств по отношению к евреям в конце войны. Это, как мне кажется, может оказаться решающим доводом. За всей проблемой нужно следить с величайшей бдительностью».

25 октября Х. Вейцман гостил у Черчилля в Чекерсе. Там присутствовали также брат Черчилля Джек, его сын Рэндольф и заместитель премьер-министра Клемент Эттли, лидер лейбористской партии. Заметки Х. Вейцмана дают живое представление о происшедшей там дискуссии, в ходе которой Черчилль сказал присутствующим: «После того как будет сокрушен Гитлер, необходимо будет подобающим образом урегулировать положение евреев в Палестине. У меня есть дело, оставленное мне по наследству лордом Бальфуром, и я не собираюсь от него отказываться». Х. Вейцман отметил, что он уверен, что позиция самого Черчилля в этом вопросе не изменится, однако «есть темные силы, работающие против них, и способные повлиять на решения, принимаемые правительством». Черчилль сказал Х. Вейцману: «Зато у вас есть очень хорошие друзья. Например, мистер Эттли и его лейбористская партия занимают твердую позицию в этом вопросе».

Эттли подтвердил, что он действительно выступает за удовлетворяющее евреев урегулирование в Палестине, добавив, что, по его мнению, «должно быть что-нибудь сделано, чтобы разрешить евреям селиться в Трансиордании».

Черчилль сказал по этому поводу, что сам он размышлял о разделе Палестины, однако превращение Трансиордании в дополнительную территорию, где могли бы селиться евреи, также являлось «неплохой идеей». Тем самым он фактически поддержал высказанную самим Х. Вейцманом двадцать лет назад мысль о том, что Трансиордания должна стать частью территории еврейского национального очага. Черчилль добавил: «Я все знаю об ужасном положении евреев. Они обязательно получат возмещение за все понесенные ими страдания и они также смогут сами судить военных преступников».

Затем Эттли сказал Х. Вейцману, что «некоторые ваши соплеменники ведут себя чересчур активно», имея в виду требование о создании еврейского государства сразу после войны, и что британцев «это несколько пугает». Черчилль заметил, что «евреям не стоит делать этого, не стоит оказывать на нас постоянное давление. Лично я бы предпочел одну хорошую ссору вместо того, чтобы устраивать серию стычек. Евреям прежде всего следует правильно выбрать момент». Он заявил, что «не сможет подтвердить публично все то, что он сейчас говорит доктору Х. Вейцману, поскольку если он попытается это сделать, его сразу же забросают вопросами, и он только потеряет лишнее время на ненужные разъяснения. Однако представители еврейской общины могут вполне эффективно ссылаться на его многочисленные публичные высказывания по поводу окончательного урегулирования в Палестине и с полным основанием заявлять, что он не собирается менять своей позиции».

Черчилль сказал Х. Вейцману, что, насколько он понимает, некоторые американские евреи настроены против идей сионизма. Чтобы преодолеть это, он предложил, чтобы Х. Вейцман «попробовал переубедить» Бернарда Баруха. Черчилль сообщил Х. Вейцману, что он сам пробовал убеждать Баруха, что тот неправ относительно оценки идей сионизма, но «не сумел его переубедить». Затем Черчилль уверил Х. Вейцмана, что «не собирается менять свои взгляды» и что «он будет активно заниматься окончательным урегулированием в Палестине», что «станет одним из главных итогов войны».

Когда Черчилль упомянул предполагаемый в будущем раздел Палестины, то и Рэндольф Черчилль, и Х. Вейцман стали возражать против этого. Черчилль ответил, «что первоначально он был против плана раздела, но ведь теперь проблема состоит в том, что надо предложить что-нибудь новое взамен «Белой книги». При этом, однако, он не имел в виду «раздел в буквальном смысле слова» – он упомянул о проблеме пустыни Негев и о Трансиордании, которые могли бы стать частью будущего суверенного еврейского государства».

Говоря об арабах, Черчилль заметил, что «они сделали для нас очень мало во время войны, и во многих случаях только создавали нам проблемы. Он припомнит это, когда придет день расчета». Когда палестинский вопрос снова возникнет, он обязательно выскажется по нему. Он закончил беседу словами, что Х. Вейцману «не о чем беспокоиться» и что «дело евреев имеет замечательные перспективы».

За два года до этого в Багдаде Рашид Али аль-Гаилани, лидер иракского националистического движения, имевший связи с нацистской Германией, возглавил мятеж против британцев. Захватив власть в Багдаде, Рашид Али заверил немцев, что природные ресурсы его страны станут доступны странам Оси в обмен на признание Германией права арабских стран на независимость и политическое единство вместе с правом «расправиться» с сотнями тысяч евреев, живших тогда в арабских странах.

Рашид Али был разбит, но его восстание, происшедшее в момент военной слабости Великобритании на всем Ближнем Востоке и в Греции, вызвало сильное раздражение британских властей. «Арабы ничего не сделали для нас во время войны, кроме восстания в Ираке, – писал Черчилль Комитету начальников штабов в конце сентября. – Совершенно ясно поэтому, что мы не примем никакой план раздела Палестины, если он не получит поддержки со стороны евреев». При этом Черчилль, конечно, прекрасно знал о враждебности британских официальных лиц на Ближнем Востоке по отношению к любым аспектам сионизма. «Из каждых пятидесяти офицеров, вернувшихся с Ближнего Востока, – заявил он во время выступления в Комитете начальников штабов, – только один благожелательно говорит о евреях. Однако это лишь убеждает меня в том, что я прав».

В январе 1944 года Черчилль побывал в Вашингтоне, чтобы обсудить военную стратегию на предстоящий год, когда союзникам предстояло высадиться на побережье Нормандии, вести военные действия в Северной Европе, а затем и в самой Германии. Но будущее полумиллиона евреев в Палестине продолжало его беспокоить. В телеграмме из Вашингтона от 12 января 1944 года он употребил резкие слова по адресу министров своего кабинета, продолжавших оказывать на него давление с целью заставить его применить положения «Белой книги», согласно которой в мае 1944 года в Палестине следовало создать правительство арабского большинства, что делало невозможным создание еврейского государства в регионе. «Я уверен, что мы не собираемся создавать себе трудности в Америке, – писал он в телеграмме Эттли и Идену, намекая на предстоящие в ноябре 1944 года президентские выборы в США, – и препятствовать президенту Рузвельту в использовании шансов на переизбрание из-за этих низкопробных соображений, вызванных пораженческими настроениями».

15 февраля 1944 года Черчилль пригласил Х. Вейцмана на обед. После этой встречи коллеги-сионисты спросили Х. Вейцмана, был ли ответ Черчилля на вопрос о создании еврейского государства в Палестине положительным. «Да, его позиция обычно всегда обнадеживающая, – сказал Х. Вейцман. – У нас нет причин для беспокойства, потому что у нас есть очень хороший ответ».

Прошло шесть месяцев с тех пор, как Черчилль написал Рузвельту о том, «что имеющиеся возможности для помощи жертвам антиеврейских преследований гитлеровцев крайне ограничены». Возможность сделать больше появилась в первые месяцы 1944 года, когда возрастающее число евреев из Румынии и Бессарабии начали пробираться на кораблях через Черное море в Стамбул. Их целью было добраться до Палестины. 30 марта 1944 года Моше Шерток, глава международного отдела Еврейского агентства, попросил министра по делам колоний Оливера Стэнли разрешить евреям, добравшимся до Стамбула из оккупированной нацистами Европы, получить право на въезд в Палестину. Прецедент на подобные решения уже существовал – он был оформлен в виде соглашения 1942 года, но так и не был осуществлен в полном объеме из-за бюрократических препятствий. «В конце концов, – телеграфировал Шерток в Иерусалим, – Стэнли согласился на либеральную интерпретацию данного положения в формулировках, рекомендованных самим Еврейским агентством».

Это был прорыв в поисках безопасного пути для переправки еврейских беженцев. 3 апреля Шерток сообщал в Иерусалим, что Стэнли согласился также «действовать гибко, пересматривая политику в отношении беженцев из нацистских стран», и сделать официальный запрос турецкому правительству для того, «чтобы позволить свободный транзит беженцев». Результат стал заметен весьма быстро. 8 апреля Еврейское агентство телеграфировало из Стамбула в Иерусалим, что пароход «Марица», везший 244 еврейских беженца из Румынии, прибыл в этот день в Турцию и что его пассажиры в течение двух дней должны отправиться поездом в Палестину.

С этого момента всякий еврей, добравшийся до Стамбула, мог продолжить путь в Палестину независимо от наличия палестинских иммиграционных сертификатов или квот, требовавшихся согласно «Белой книги» 1939 года. Каждый раз, когда корабль с беженцами прибывал в Стамбул, беженцы – большей частью люди, выжившие после заключения в концентрационных лагерях в Румынии, – отправлялись в Палестину по железной дороге в течение сорока восьми часов. Чтобы ускорить дело, в том случае, если на корабле находилось не менее ста евреев, им выдавали один британский паспорт в обычной темно-синей обложке, причем имя каждого беженца печаталось на отдельной странице, которая вклеивалась в общую обложку. С таким общим паспортом каждый из беженцев прибывал в Палестину. Более шести тысяч евреев проделали таким образом путь к освобождению.

13 апреля 1944 года во время совещания в Чекерсе Черчилль обсуждал вопрос о том, кем заменить сэра Гарольда Макмайкла, чей срок пребывания на посту верховного комиссара в Палестине подходил к концу. Полмиллиона палестинских евреев опасались назначения нового верховного комиссара, неодобрительно относящегося к их надеждам на создание собственного государства. Поэтому Черчилль предложил пост верховного комиссара самому Х. Вейцману. Если же Х. Вейцману это не подходило, то он предлагал назначить на эту должность другого британского еврея, лорда Мелчетта – сына покойного сэра Альфреда Монда, выдающегося промышленника и бывшего министра здравоохранения.

Черчилль видел много преимуществ в том, чтобы Х. Вейцман находился на посту верховного комиссара. Это был бы первый еврей в этой должности со времен сэра Герберта Самуэля, занимавшего ее за двадцать лет до этого. Когда министр по делам колоний Оливер Стэнли выразил скептицизм по поводу возможности такого назначения, Черчилль прибег к двойной тактике: затяжке времени и выдвижению дополнительных аргументов в пользу своего предложения. «У нас еще есть куча времени, чтобы уладить вопрос об этом назначении, – писал он. – Я думаю, что он вполне справится со своей ролью. Он устроит евреев и в то же время будет справедлив к арабам. Примет ли сам доктор Вейцман такое назначение? Своей деятельностью он оказал большие услуги делу союзников. Он придерживается широких взглядов на мировые проблемы. Это могло бы нанести ущерб его репутации в глазах самих евреев, но зато это могло бы смягчить наши трудности в отношениях с Соединенными Штатами».

Черчилль добавил: «Вы можете положиться на Х. Вейцмана. Он не примет должность, если не собирается искренне придерживаться поставленных перед ним условий. Герберт Самуэль в свою бытность губернатором Палестины держал чаши весов в равновесии и подвергался из-за этого нападкам со стороны своих же соплеменников-евреев. Другим вариантом может быть лорд Мелчетт, если ему позволит здоровье, но Х. Вейцман был бы лучше. Я совершенно не верю в то, что на этом посту, так тесно связанном с международной политикой, сможет эффективно работать кто-либо из чиновников Министерства по делам колоний или военных».

19 апреля Черчилль председательствовал на заседании Комитета обороны. Выступивший с докладом генерал Алан Брук, начальник Имперского генерального штаба, предупредил о негативных последствиях, которые могли возникнуть в Палестине в результате политического кризиса в Египте, где король Фарук хотел сместить нынешнего премьер-министра и назначить кого-либо, более послушного желаниям короля. Евреи, предупреждал Брук, «которые, как нам известно, формируют тайную армию в Палестине, могут воспользоваться этой ситуацией для осуществления своих целей, что послужит для нас источником неприятностей». Черчилль отнесся к этому скептически. Он не верил, что возможно «возникновение каких-либо трудностей по вине евреев», и заявил Комитету обороны, что на территории еврейского национального очага «имеется небольшое число экстремистов, которые могли бы создать определенные затруднения», и что при этом «может произойти некоторое количество убийств», но «общее восстание крайне маловероятно». Черчилль заявил, что в этой связи было бы полезно довести до сведения доктора Х. Вейцмана, что, если в Палестине будут продолжаться убийства и если при этом будет одновременно вестись кампания в американской прессе против британского правления в Палестине, то британские власти могут потерять интерес к поддержанию благополучия евреев».

Черчилль никогда не «терял интереса» ни к благополучию евреев, ни к будущему еврейского национального очага в Палестине. Последовательно поддерживая положения «Белой книги» 1922 года, которая предусматривала формирование еврейского численного большинства в Палестине, он не позволил ввести в действие положения «Белой книги» 1939 года, несмотря на то, что они были одобрены подавляющим большинством голосов членов британского парламента. Это было, конечно, противозаконно. Но этим обеспечивалось то, что евреи не должны были подпасть под власть тех, чьей главной целью было не позволить им обрести государственность в какой-либо форме.

В начале 1944 года Рэндольф Черчилль, спрыгнувший с парашютом за линией фронта в Югославии, чтобы выполнять функции офицера связи с коммунистическими партизанами, возглавляемыми маршалом Тито, стал действовать также как связной Еврейского агентства. Ранее представители Еврейского агентства просили британские власти позволить сбросить представителей Еврейского агентства на парашютах в разных частях оккупированной нацистами Европы. Агентство надеялось, что сможет таким образом связаться с уцелевшими еврейскими общинами, главным образом в Венгрии и Словакии, и организовать действия по спасению евреев, военнопленных союзных войск и экипажей сбитых самолетов союзников.

Для этой цели был сформирован отряд еврейских парашютистов, которые прошли обучение в ВВС Великобритании и были сброшены за линией фронта. Из тридцати двух парашютистов семеро были схвачены и убиты, в том числе две женщины – Ханна Сенеш, еврейка венгерского происхождения, и уроженка Словакии Хавива Рейк.

После немецкой оккупации Венгрии в середине марта 1944 года Х. Вейцман также попросил Черчилля связаться с маршалом Тито. Х. Вейцман хотел, чтобы Тито помог евреям, сумевшим сбежать из оккупированной немцами Венгрии на контролируемую коммунистами территорию Югославии, переехать в Италию, контролируемую союзниками. Рэндольф Черчилль предложил своему отцу способ достичь этого: небольшой самолет, перевозивший людей и вооружение на аэродром Топуско в Югославии, мог бы затем возвращаться на базу союзников в Фоджа в Италии, перевозя на своем борту еврейских беженцев. Черчилль направил Тито специальное послание, прося его принять евреев, которые сумеют бежать из Венгрии. 25 июня Черчилль получил сообщение из Форин офиса: «Маршал Тито согласился помочь спасти еврейских беженцев из Венгрии и оказавшихся в Югославии, предполагая, что они смогут далее достичь Италии через Далмацию».

Год спустя в Лондоне Рэндольф Черчилль сообщил Х. Вейцману, что он «пытался спасти 115 евреев в Югославии; всего он спас 112 человек, трое при этом погибли».

Глава девятнадцатая
Поиски средств спасения евреев

4 июля 1944 года в Форин офис в Лондоне поступил доклад, в котором говорилось: «Неизвестным местом назначения на востоке, куда принудительно депортировали евреев и о котором многократно сообщалось в отчетах об их депортации, был управляемый СС концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау». Данный доклад был кратким изложением более обширного документа, еще находившегося в пути и детально описывающего методы и масштабы массовых убийств в Аушвице (Освенциме) начиная с лета 1942 года. Из доклада также следовало, что венгерские евреи, которые депортировались «в неизвестном направлении» и о судьбе которых в течение прошедших трех месяцев практически ежедневно справлялся Форин офис, также перемещались в Освенцим и умерщвлялись там в газовых камерах с неслыханным прежде темпом в 12000 человек в день.

Эта чудовищная новость достигла Запада в результате побега из Освенцима четырех евреев, которые, добравшись до Словакии, дали свидетельские показания о том, что они видели в Освенциме. Эти показания были переправлены в Швейцарию, откуда их по телеграфу передали в Лондон, Вашингтон и Иерусалим. Как только Х. Вейцман узнал об истинной природе Освенцима и о том, что депортации евреев из Венгрии еще продолжаются, он отправился в Форин офис, чтобы вместе с Моше Шертоком, главой международного отдела Еврейского агентства, встретиться с Энтони Иденом. Эта встреча состоялась 6 июля 1944 года. Э. Иден немедленно проинформировал Черчилля об этой встрече и о прозвучавших в ходе нее настойчивых просьбах представителей Еврейского агентства. Они призывали союзников разбомбить железную дорогу, ведущую из Будапешта в Освенцим, по которой несколько сотен тысяч венгерских евреев уже были перевезены и продолжали перевозиться для умерщвления в Освенциме. Ответ Черчилля был немедленным и позитивным. «Обратитесь к представителям наших ВВС и получите от них все, что только возможно, – написал он Э. Идену. – Если это будет необходимо, подключайте меня к решению этой проблемы».

Но бомбежки железной дороги из Венгрии, к которой столь эмоционально призвал Черчилль, не потребовалось. Через три дня после того как Черчилль одобрил проект бомбардировки железной дороги из Венгрии в Освенцим, депортация евреев из Венгрии в Польшу прекратилась. Позднее Черчилль узнал из расшифрованного послания турецкого посольства в Будапеште министру иностранных дел в Анкаре, что венгерский регент адмирал Хорти в эти дни издал приказ положить конец депортациям.

Когда Хорти сказал германскому посланнику в Венгрии генералу СС Веезенмайеру, что депортации должны быть прекращены, Веезенмайер пришел в негодование. Но у него самого не было ни людей, ни власти для продолжения депортаций без поддержки венгерского правительства. Причиной такого решения Хорти стал американский налет на Будапешт 2 июля. Этот налет не имел никакой связи с призывом разбомбить железнодорожную линию в Освенцим. Он являлся в действительности частью давно разработанного плана бомбардировки германских хранилищ топлива и сортировочных станций на железных дорогах. Однако в ходе налета, как это часто бывало, произошла ошибка, и под удар попали несколько правительственных зданий и частных домов ряда венгерских официальных лиц.

В число этих зданий входило несколько зданий и домов из числа перечисленных в телеграмме, посланной из Швейцарии в Форин офис в Лондоне британским дипломатом Элизабет Вискеманн, которая, намеренно не пользуясь секретным кодом, открытым текстом предложила разбомбить определенные здания в Будапеште, чтобы вынудить венгерское правительство остановить депортацию евреев в Освенцим. В своей открытой телеграмме – прочитанной, как она и рассчитывала, венгерской разведкой – она описывала расположение правительственных зданий, которые были связаны с организацией депортации, включая учреждения полиции и Министерство железных дорог, без которых депортации не могли быть осуществлены, а также приводила домашние адреса причастных к этому делу венгерских официальных лиц.

Когда в венгерской разведке сопоставили телеграмму Э. Вискеманн с результатами американского воздушного налета, там заключили, что налет 2 июля был осуществлен в соответствии с ней. Этот авианалет в венгерских спецслужбах посчитали предупреждением со стороны союзников – которое, разумеется, могло быть повторено, – чтобы остановить депортацию. Ни генерал Виссенмейер, ни находившийся в Будапеште Адольф Эйхман, который занимался подготовкой к депортации последних из оставшихся в живых 120 000 венгерских евреев, не имели другого выбора, кроме как уступить требованию венгерского правительства и приостановить депортацию.

Прежде чем новость об этом решении венгерских властей стала широко известна, Еврейское агентство попросило правительство Великобритании передать материал о депортациях по «Би-би-си». Ответ Черчилля был эмоциональным. «Я полностью согласен, – сообщил он Э. Идену, – с тем, чтобы как можно громче прокричать на весь мир об этом». Это было сделано, и в радиопередаче из Лондона не только сообщалась вся правда об Освенциме, но и делалось предупреждение венгерским железнодорожникам на их родном языке, что, если они будут участвовать в депортациях, то они будут объявлены военными преступниками и их будут судить по окончании войны. 5 июля Э. Иден заявил в палате общин, что, «к сожалению, нет никаких признаков того, что повторные заявления, сделанные правительством Его Величества совместно с правительствами других стран – союзников по антигитлеровской коалиции об их намерении судить инициаторов и исполнителей этих ужасных преступлений, оказали какое-либо воздействие на власти Германии и их венгерских сообщников и привели к тому, чтобы они позволили хотя бы малой части жертв избежать преследования со стороны своих палачей. Остается лишь надеяться, что положить конец этому сможет лишь как можно более скорая победа союзников в войне».

Черчилль знал, что обеспечить разгром фашизма может лишь победа союзников, которая может быть достигнута благодаря исключительным военным усилиям и жертвам, которые придется понести на земле, в небесах и на море. В тот момент, когда решалась судьба венгерских евреев, британские, американские, канадские и польские войска участвовали в битве в Нормандии, ведя там гораздо более упорные сражения с немцами, чем предполагалось перед высадкой союзников в Европе, и неся при этом тяжелые потери. К началу июля, после целого месяца боев с немцами, союзники все еще не смогли продвинуться дальше Нормандии. Лишь через шесть месяцев непрерывных сражений они сумели достичь территории самой Германии.

В июля 1944 года Черчиллю доложили о споре, разгоревшемся между дипломатами США и Великобритании по поводу тридцати двух венгерских евреев, сумевших купить себе свободу путем передачи в руки СС своих фабрик и собственности и прибывших из Венгрии в нейтральный Лиссабон. Поступившая 8 июля телеграмма от британского посла в Лиссабоне предупреждала о том, что Госдепартамент США опасается, что появление этой группы венгерских евреев «есть коварный ход Германии, предназначенный для того, чтобы заронить у представителей СССР подозрения о сепаратных переговорах о мире между Германией и западными союзниками».

Черчилль сразу отверг опасения Государственного департамента, написав Э. Идену 10 июля: «Разумеется, это был единственный способ, имевшийся в распоряжении этих бедняг – ценой своей собственности вырваться из мясорубки, в которой обречены погибнуть все их соплеменники». Комментируя опасения дипломатов о том, что после этой истории Советский Союз станет подозревать Великобританию и США в прощупывании возможностей достижения сепаратного мира с нацистами, Черчилль заявил, что «единственное подозрение, возникающее у меня в голове при ознакомлении со всем этим, состоит в том, что германские убийцы торопятся набить себе карманы, предвидя свое будущее. Я полагаю, что вы нейтрализуете все возможные подозрения русских, рассказав им все об этой истории. Можете даже упомянуть о моей оценке действий фашистов. Все это – не что иное, как чистое вымогательство под угрозой убийства».

Государственный департамент США все еще опасался обвинений советской стороны в секретных сепаратных переговорах с Германией и продолжал противиться любым попыткам организовать спасение этой группы венгерских евреев. Черчилль призвал Э. Идена не обращать внимания на эти страхи, написав ему 6 августа: «Мне кажется, что продолжать во всем подозревать эти еврейские семьи – занятие весьма сомнительного свойства. Это просто несчастные люди, в большинстве своем женщины и дети, которые купили себе жизнь в обмен на свое состояние. Мне бы не хотелось видеть Англию охотящейся за ними. Разумеется, надо сообщить русским все, что необходимо, но только не надо препятствовать их спасению». Черчилль добавил: «Я не представляю, как из этой печальной истории могут вытекать какие-либо подозрения в тайных мирных переговорах».

11 июля, через пять дней после прекращения депортаций евреев из Венгрии Черчилля спросили, начнет ли Великобритания, как о том просило Еврейское агентство, открытые переговоры с СС об освобождении венгерских евреев в обмен на деньги и товары.

Но Черчилль резко отказался от самой возможности подобных переговоров – как прямых, так и через любую нейтральную страну. Его реакция была эмоциональной и недвусмысленной. «Нет сомнения, – писал он Э. Идену, – что это величайшее и, может быть, самое ужасное в истории преступление, поскольку оно совершается при помощи достижений современной техники формально цивилизованными людьми, совершается именем великого государства, именем одного из выдающихся европейских народов».

Реакция Черчилля не ограничивалась одним лишь отвращением. «Совершенно ясно, – заявил британский премьер-министр, – что все лица, причастные к этим преступлениям, включая и тех, кто лишь подчинялся приказам, проводя эту резню, в случае, если они попадут в наши руки, должны быть преданы смертной казни в том случае, если будет доказано их участие в этих убийствах. Следует сделать публичные заявления о том, что все, кто связаны с осуществлением этих злодеяний, будут выявлены, найдены и преданы суду».

В первую неделю июля архиепископ Кентерберийский Уильям Темпл и лорд Мелчетт послали Черчиллю письма, в которых подняли вопрос о депортации венгерских евреев и о планах немцев убить всех депортированных.

13 июля Черчилль ответил на оба этих послания. Написав Мелчетту, что ему нечего добавить к заявлению Э. Идена от 5 июля, он подчеркнул: «У меня нет сомнения, что мы наблюдаем одно из величайших и самых ужасных из когда-либо совершенных преступлений. Оно совершено с использованием научных методов формально цивилизованными людьми от имени великого государства и одного из ведущих народов Европы. Мне не нужно заверять вас, что такому положению дел уделяется и будет уделяться самое серьезное внимание моих коллег и лично мое, но, как сказал министр иностранных дел, главная надежда на прекращение этого кошмара заключается в скорейшей победе союзных наций». В письме архиепископу Кентерберийскому Черчилль повторил эти выражения: «Я боюсь, что мы являемся свидетелями одного из величайших и ужаснейших преступлений, когда-либо совершавшихся в мировой истории».

3 июля правительство Великобритании обсуждало другую просьбу Еврейского агентства – разрешить еврейским вооруженным отрядам сражаться в Италии вместе с войсками союзников. Черчилль все еще поддерживал идею формирования таких отрядов, но министр обороны сэр Джеймс Григг протестовал против плана создания еврейской дивизии численностью 12 000 человек как «совершенно не отвечающего реальным условиям». Он выразил «серьезные сомнения» и в отношении «практичности» создания бригады даже в половину этого состава. В ответ Черчилль сказал, что «ввиду страданий, испытываемых сейчас еврейским народом, у кабинета есть все основания сочувственно отнестись к этой просьбе. Я готов согласиться с возражениями ведомств против формирования целой дивизии, однако считаю, что мы не должны отказываться от идеи создания одной бригады».

Министерство обороны не изменило своей выжидательной, даже враждебной позиции в этом вопросе, и сообщило лишь, что проект организации еврейских вооруженных отрядов будет «внимательно рассмотрен». Подобные заверения министерства не убедили Черчилля. «Когда Министерство обороны говорит, что оно «внимательно рассмотрит» что-нибудь, – написал он секретарю кабинета министров 10 июля, – это означает, что там решили погубить все дело». Он продолжал добиваться организации еврейской бригады и написал министру Григгу 26 июля: «Мне нравится идея того, чтобы евреи попытались добраться до всех убийц их соплеменников в Центральной Европе, и, я думаю, это принесет удовлетворение Соединенным Штатам». Еще раньше во время обсуждения этого вопроса Министерство обороны настойчиво возражало против того, чтобы у еврейской бригады появилось свое знамя. «Я никак не могу усвоить, – писал Черчилль в письме от 26 июля, – почему этот измученный народ, страдающий сейчас как ни один другой, должен быть лишен возможности иметь собственный флаг».

23 августа Черчилль сообщил Рузвельту, что после «сильного давления» со стороны Х. Вейцмана он добился, что Министерство обороны Великобритании разрешило сформировать еврейский военный отряд «в размере полковой боевой единицы». Черчилль пояснял: «Евреи получат большое удовлетворение, когда сообщение об этом будет опубликовано. Очевидно, что они больше других заслужили право бить немцев как самостоятельная воинская часть». Черчилль добавлял: «Они хотят иметь собственный флаг с изображением звезды Давида на белом фоне с двумя светло-синими полосами. Я не вижу, почему бы это не сделать. Я думаю, что появление такого флага во главе их боевого отряда станет ярким посланием для всего мира». «Если возникнут дурацкие возражения, – добавлял Черчилль, – то я сумею их преодолеть».

Министерство обороны в конце концов уступило настойчивым призывам Черчилля, объявив 19 сентября о создании еврейской бригады для участия в активных боевых действиях. Наконец-то, как и желал Черчилль, евреи могли участвовать в борьбе союзников против нацизма как отдельная боевая часть под своим собственным знаменем. Первые пять тысяч еврейских добровольцев были организованы в три пехотных батальона и посланы в Италию, где они действовали в составе войск фельдмаршала Александера. Это была единственная чисто еврейская воинская часть за всю Вторую мировую войну во всех армиях мира, воевавшая под своим собственным флагом. Жившие в Палестине евреи, не успевшие ранее записаться в палестинские еврейские батальоны, которые возникли в 1940 году, и в палестинский полк, сформированный в 1942 году, были полны желания сражаться лицом к лицу с немцами.

Проживавшая в Палестине еврейская община внимательно следила за обращениями Черчилля по радио начиная с 1940 года и много раз видела его выступления в кинохронике. Под его портретами, которые расклеивались на улицах палестинских городов, по распоряжению властей появилась подпись «Winning Winnie» («Уинни-Победитель»). По их мнению, это должно было иметь оптимистическое влияние. Но это чисто английское выражение не нашло отклика у публики, говорившей на иврите и на идише. Поэтому этот лозунг был заменен на более привычный оптимистический призыв «Win We Will» («Мы победим»), переведенный на иврит и напечатанный крупными буквами в стиле надписей Торы. По словами одного молодого человека, Иго Фельдблюма, жившего тогда в Палестине, «веря в это пророчество, многие записались в еврейскую бригаду и сражались в рядах союзников».

В общей сложности 30000 палестинских евреев сражались в рядах британских войск во Второй мировой войне. Более семисот из них погибли в боях.

В течение всего лета 1944 года сражавшиеся против германских оккупационных войск греческие повстанцы-коммунисты лелеяли надежду на том что они смогут захватить власть в Греции после изгнания немцев. Сотрудники МИДа Великобритании предупредили Черчилля, что, по их данным, из США греческим коммунистам передавались значительные суммы денег для того, чтобы те взяли под защиту сумевших бежать из Венгрии в Грецию богатых евреев, которым грозила опасность ареста и депортации со стороны немцев, охотившихся в Греции за венгерскими евреями с целью их поимки и отправки в лагеря смерти.

Политика Великобритании заключалась в последовательном и полном бойкоте греческих коммунистов, однако Черчилль решил, что задача спасения еврейских беженцев должна иметь приоритет над такими соображениями. Когда его попросили надавить на власти Соединенных Штатов для того, чтобы остановить денежные потоки, достигавшие греческих коммунистов, он отказался сделать это. «Очевидно, – писал он, – что богатые американские евреи готовы заплатить большие деньги, чтобы их соплеменники могли избежать в Греции смерти от рук немцев. Неприятно, что эти деньги должны попасть в руки коммунистов, но я не представляю, почему мы должны спорить с Соединенными Штатами из-за этого».

Основной аргумент Черчилля был морального свойства. «Мы возьмем на себя слишком большую ответственность, препятствуя спасению евреев, даже если речь идет о богатых евреях, – писал он и едко добавлял: – Я знаю, что с современной точки зрения богатые люди подлежат уничтожению, где бы их ни обнаружили, но было бы жаль, если бы нам пришлось придерживаться такой позиции в настоящее время. В конце концов, эти люди заплатили за свою свободу такие деньги, что стали в результате этого всего лишь бедными евреями, и в силу этого они должны обладать всеми обычными правами людей».

26 августа Рэндольф Черчилль доставил своему отцу экземпляр полного отчета четырех евреев, бежавших из Освенцима и изданного Комитетом по делам военных беженцев в Вашингтоне за полтора месяца до этого. Ранее Черчилль имел возможность ознакомиться лишь с краткой версией этого отчета, переданной в Лондон по телеграфу в начале июля. Рэндольф довольно часто передавал отцу данные о тех сторонах судьбы евреев, которые не доходили до премьер-министра по официальным каналам.

Среди писем, полученных Черчиллем в сентябре 1944 года, было письмо видного деятеля лейбористской партии Гарольда Ласки. Ласки считал, чтобы после войны в Англии должен быть поставлен памятник Черчиллю. «Когда я смотрю на Европу, разрушенную Гитлером, – писал он, – то как англичанин еврейского происхождения я всей душой чувствую, что обязан вам сохранением самой жизни». Черчилль отвечал на это: «Я ценю чувства, побудившие вас послать мне это письмо. Однако парк в одном из тяжело пострадавших районов южного Лондона был бы лучшей памятью обо мне, чем эта статуя».

В октябре 1944 года, когда Черчилль вел в Москве переговоры со Сталиным о будущем Польши, Еврейское агентство узнало, что над будапештскими евреями, спасенными от принудительной депортации в июле, вновь нависла опасность. 16 октября Х. Вейцман написал письмо главному личному секретарю Черчилля Джону Мартину, в котором попросил выдвинуть в качестве главного предварительного условия проведения мирных переговоров с Венгрией требование о том, чтобы венгерскими властями были «предприняты все шаги с целью защитить евреев от уничтожения со стороны Германии». Но секретариат Черчилля решил не передавать премьер-министру этот призыв, и он никогда о нем так и не узнал.

Вскоре после возвращения Черчилля из Москвы Еврейское агентство получило данные о том, что возобновились депортации в Освенцим, и обратилось к союзникам с просьбой выразить публичный протест по этому поводу. Форин офис отнесся к этому предложению скептически, но Черчилль не согласился с такой точкой зрения и написал Э. Идену: «Разумеется, публичное осуждение этого может спасти множество жизней людей». По предложению Черчилля британское правительство проконсультировалось с Соединенными Штатами и СССР. Американцы ответили, что хотели бы издать публичное предупреждение немцам о недопустимости подобных действий. Советское правительство ответа не дало. Великобритания и Соединенные Штаты решили действовать без СССР и передали осуждение депортаций по радио 10 октября из Вашингтона и Лондона. Согласно желанию Черчилля, в ходе этого обращения прозвучали совершенно недвусмысленные формулировки: «Если эти планы осуществятся, то виновные в таких действиях предстанут перед судом и понесут наказание за свои гнусные преступления».

Реакция Берлина последовала незамедительно. Немецкие власти утверждали, что отчеты, на которых основано заявление союзников, являются «ложью от начала до конца». В Форин офисе Фрэнк Робертс отметил: «Удовлетворительная реакция. Возможно, что нашим заявлениям удалось хотя бы раз послужить конкретным целям».

Глава двадцатая
«Если наши мечты о сионизме не сбудутся…»

В Палестине две подпольные еврейские организации, «Иргун» и «Штерн», первой из которых руководил будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин, начали кампанию убийств чиновников аппарата по управлению подмандатной территорией Палестины и британских военнослужащих, надеясь таким образом вытеснить британцев из Палестины. Они убивали и своих соплеменников-евреев, выступавших против их действий. Из сорока двух человек, убитых боевиками «Штерна», более половины были евреями. В феврале в Хайфе были убиты два офицера британской полиции. В марте трое британских полицейских были убиты в Тель-Авиве и еще трое в Хайфе. В августе 1944 года боевики «Штерна» совершили не увенчавшееся успехом покушение на сэра Гарольда Макмайкла, британского верховного комиссара. Во время этого нападения были ранены его адъютант и полицейский-водитель.

Еврейское агентство отвергало террор как средство достижения целей сионистов. Через несколько дней после покушения на убийство Макмайкла Черчиллю сообщили, что по настоянию Х. Вейцмана и Д. Бен-Гуриона агентство тесно сотрудничает с властями британского мандата, чтобы найти покушавшихся, их оружие и организаторов этого преступления.

27 сентября силы «Иргуна» численностью около 150 человек напали на четыре британских полицейских участка. Спустя два дня старший офицер британской полиции из отдела уголовных расследований был убит на пути в свой офис в Иерусалиме. Еврейское агентство и британские власти плотно работали вместе, чтобы прекратить эти акты террора. В ходе этого сотрудничества, которое палестинские евреи окрестили «сезон охоты», отряды самообороны Еврейского агентства «Хагана» помогли британцам арестовать триста членов «Иргуна» и «Штерна»; 251 из них был депортирован в контролируемые Великобританией Эритрею и Судан.

Вейцман знал, что каждый акт еврейского терроризма представляет собой удар по его попыткам путем переговоров и выдвижения аргументированных доводов убедить британское правительство обеспечить создание еврейского государства после окончания войны. Черчилль принял заверения Х. Вейцмана, что путь терроризма отнюдь не избран евреями Палестины или сионистским движением в борьбе за создание еврейского государства.

В октябре 1944 года, находясь в Каире, Черчилль присутствовал на конференции, посвященной послевоенному будущему устройству Ближнего Востока. 20 октября он заявил на конференции, что «хотя арабы не сделали для нас ничего, кроме восстания в Ираке, он не хочет расстраивать арабов Сирии, стремящихся к независимости от Франции, тем, что им придется проглотить горькую пилюлю в виде сионизма в Палестине».

4 ноября 1944 года, после возвращения Черчилля в Лондон, Х. Вейцман был приглашен в Чекерс для обсуждения будущего Палестины. Эта встреча означала важный поворотный пункт в выборе направления действий сионистской дипломатии. Х. Вейцман попросил Черчилля сделать публичное заявление о том, что еврейское государство в Палестине будет образовано после окончания войны. Черчилль ответил, что «в данный момент он не может сделать такого заявления» и вообще не сможет сказать ничего «до окончания войны с Германией, что займет от трех до шести месяцев». Он предупредил Х. Вейцмана, что как премьер-министр «он имеет лишь слабую поддержку в консервативной партии» по вопросу о создании еврейского государства на территории Палестины.

На слова Х. Вейцмана, что мнения по вопросу о Палестине в консервативной партии меняются, Черчилль ответил, что, может быть, это и так, но это медленный процесс, и что ему придется «разговаривать с членами партии по этому поводу». Затем Черчилль сказал Х. Вейцману, что он был шокирован степенью противодействия сионистской идее среди определенного числа евреев в Соединенных Штатах, и упомянул в этой связи имя Бернарда Баруха. В ответ Х. Вейцман заявил, что есть несколько богатых и влиятельных евреев, выступающих против сионизма, но эти люди «не очень хорошо осведомлены о предмете». Он хотел бы повторить Черчиллю то же самое, что однажды сказал Бальфуру – что Бальфур встречался «не с теми евреями». Улыбнувшись на это, Черчилль повторил, что все еще есть немало евреев, выступающих против сионизма, и снова упомянул Баруха. Эти евреи, выступающие против сионизма, ответил Х. Вейцман, были те самые, что «одновременно выступали против Рузвельта и Черчилля». Черчилль отметил, что Х. Вейцман был прав и что он, Черчилль, знал это.

Черчилль сказал Х. Вейцману, что когда противники сионизма в среде консервативной партии стали выступать с теми же доводами, что и военные, «то это лишь укрепило его собственную решимость». Но он хотел бы все же иметь максимум поддержки по этому вопросу внутри своей партии – столько, сколько он сможет получить. Затем Х. Вейцман спросил, справедливы ли дошедшие до него слухи о схеме раздела Палестины, согласно которой евреи получат «только кусочек побережья – или же пляж для купания в районе Тель-Авива». Такие слухи, сказал Черчилль, просто «набор лжи». Он встречался с фельдмаршалом лордом Гортом, который должен занять пост верховного комиссара в Палестине после сэра Гарольда Макмайкла, и сказал Горту все, что думает по поводу такого рода слухов.

Что же касается конкретных деталей раздела, пояснил Черчилль, то он, как и сам Х. Вейцман, стоит за включение Негева в состав еврейского государства. «Если бы евреи могли получить всю Палестину, – добавил Черчилль, – это было бы хорошо». Но если им надо выбирать между отказом от создания государства вообще и разделом территории Палестины, то тогда им следует принять раздел.

Американские евреи, сказал Черчилль Х. Вейцману, должны оказать активную поддержку созданию еврейского государства, а не только критиковать различные аспекты, связанные с этим процессом. Если он и Рузвельт будут сидеть за столом мирной конференции, на которой будут решать вопросы послевоенного устройства Палестины, то «они смогут получить то, чего они все желали» для евреев Палестины.

Далее Х. Вейцман указал на важность содержания речи, с которой, по его мнению, Черчилль должен обратиться к арабам, объясняя необходимость создания еврейского государства. Черчилль ответил, что он уже говорил с ними об этом, но что Рузвельт и он должны снова высказаться по этому вопросу. Затем Черчилль обратился к теме еврейского терроризма в Палестине, в частности, к недавнему убийству британских солдат, но, согласно записям Вейцмана, «не стал углубляться в эту тему».

Черчилль также обещал Х. Вейцману, что во всех вопросах, касающихся будущего Палестины, с сионистским лидером будут консультироваться, и спросил Х. Вейцмана, было ли у сионистов намерение «привезти в Палестину большое количество евреев». Х. Вейцман ответил утвердительно, сообщив Черчиллю, что они имеют в виду принимать около 100000 евреев в год в течение примерно пятнадцати лет. Черчилль спросил, означает ли это что-то вроде полутора миллионов, на что Х. Вейцман ответил, что «это действительно так – для начала».

Вейцман также говорил о большом количестве еврейских детей в Европе, которых нужно будет доставить в Палестину после войны, на что Черчилль ответил, что «задачей правительства еврейского государства будет позаботиться о детях». Он затем коснулся вопроса о финансовой помощи, и тогда Х. Вейцман сказал ему, что, «если политические проблемы будут урегулированы, то финансовые проблемы станут второстепенными».

Это была, по замечанию Х. Вейцмана, «длительная и очень дружественная встреча». По окончании обеда Черчилль пригласил Х. Вейцмана в свой кабинет и еще раз повторил свои три главных тезиса, связанных с проблемой создания еврейского государства в Палестине: ничто не должно решаться до конца войны; он тесно контактировал с американцами по этому вопросу; с Х. Вейцманом будут советоваться. Вейцман заметил, что Черчилль казался обеспокоенным тем, что позиция США в вопросе о создании еврейского государства «была чисто теоретической и оторванный от практики», и тем, что сам Черчилль не имел по этой проблеме поддержки в рядах консервативной партии. При этом Черчилль не придавал большого значения, как отметил Х. Вейцман, «позиции арабов и их отношению к войне».

Вейцман хотел продемонстрировать Черчиллю географическую карту, чтобы объяснить свои возражения против конкретного плана раздела, но Черчилль, который был уверен в своем понимании географических аспектов проблемы и не желал вдаваться в детали, к разочарованию Х. Вейцмана сказал, что «не хочет изучать карты с доктором Х. Вейцманом». В какой-то момент разговора Черчилль упомянул, что при правительстве имеется «комитет по проблемам Палестины», в котором заседают «все ваши друзья» – сэр Арчибальд Синклер и «представители лейбористской партии».

Черчилль сообщил Х. Вейцману, что лорд Мойн, тогда министр-резидент в Каире – человек, которого сионисты считали категорическим противником планов создания еврейского государства, – перешел на позицию Черчилля по отношению к формированию еврейского государства в Палестине после войны. Черчилль был воодушевлен тем, что Мойн «за последние два года изменился и в нем произошло значительное внутреннее развитие», и советовал Х. Вейцману как можно скорее отправиться в Каир, чтобы повидаться с Мойном и обсудить с ним будущее Палестины. Он сказал, что британское правительство организует этот перелет.

Вейцман, с облегчением узнав об изменении позиции Мойна, с готовностью согласился на поездку. Но через двадцать четыре часа после того, как Х. Вейцман покинул Чекерс, и прежде чем он успел отправиться в Каир, два еврейских террориста, члены «Штерна» Элияху Бет-Зури и Элияху Хаким, совершили нападение на автомобиль Мойна возле его дома в Каире, убив Мойна и его шофера.

Черчилль был глубоко потрясен убийством одного из своих близких друзей. Еще двадцать лет назад лорд Мойн, которого в ту пору звали Уолтером Гиннессом, служил его заместителем в Министерстве финансов. Сделав сообщение об убийстве Мойна на заседании кабинета 6 ноября, Черчилль предложил, чтобы министр по делам колоний Оливер Стэнли встретился с Х. Вейцманом и «внушил ему, что Еврейское агентство должно сделать все, что в его силах, чтобы подавить террористическую деятельность». Выступая в палате общин, Черчилль заметил, что в последние годы Мойн «посвятил себя решению проблем сионизма», и добавил: «Я могу заверить палату, что евреи Палестины редко теряли лучшего и более информированного об их положении друга».

Когда Черчилль готовил проект заявления парламента об убийстве Мойна, Оливер Стэнли предлагал ему поставить вопрос следующим образом: либо полностью прекратить еврейскую иммиграцию в Палестину в ответ на эту террористическую вылазку, либо пригрозить таким прекращением, если акты терроризма не будут остановлены. Черчилль не хотел ни того, ни другого и за несколько часов до своего выступления в палате общин написал Стэнли: «Не сыграет ли прекращение иммиграции на руку экстремистам? В настоящее время основная масса евреев потрясена смертью лорда Мойна и настроена больше прислушиваться к призывам доктора Х. Вейцмана к спокойствию. Предлагаемое объявление о прекращении иммиграции станет для них потрясением другого рода. Оно вовсе не увеличит степень их раскаяния, а только спровоцирует новый раскол в еврейском обществе и вызовет острые формы протеста против правительства».

Если иммиграция будет прекращена, подчеркивал Черчилль, то сам доктор Х. Вейцман, несомненно, присоединится к протестам против этого, указывая, что несправедливо, когда вся еврейская община поголовно наказывается за действия немногочисленного экстремистского меньшинства. Инициатива в результате этого перейдет к экстремистам. Таким образом, люди, ответственные за убийство, окажутся в выигрыше. В результате «вместо того чтобы объединиться против террористических банд, силы сионизма и даже все мировое еврейство могут объединиться против нас».

– Конечно, ситуация требует знаковых действий, – объяснял Черчилль Стэнли, – но не лучше ли направить их более четко против той части еврейской общины, на которой лежит прямая ответственность за этот инцидент, а именно, применив более жесткие наказания к тем, у кого обнаружено огнестрельное оружие, или к лицам, принадлежащим к запрещенным организациям? В частности, нельзя ли предпринять действенные меры по отношению к формально обладающим репутацией порядочных политиков руководителям партий, экстремистские крылья и отделения которых являются авторами этих политических преступлений? Если эти люди не имеют вида на жительство в Палестине, то их можно депортировать из Палестины, если же они палестинцы, то их следует лишить всех политических прав.

Пожелания Черчилля были удовлетворены, и иммиграционные правила остались неизменными. Именно в это время большому числу евреев, переживших нацистские жестокости в Румынии, было разрешено проследовать поездом из Стамбула в Палестину. Хотя Черчилль не позволил применить какие-либо репрессивные действия против еврейской общины, он, выступая 17 ноября в палате общин, в самых резких выражениях говорил о «постыдных преступлениях, шокировавших весь мир», которые «особенно сильно повлияли на тех, кто в прошлом, подобно мне самому, был верным другом евреев и трудился над устройством их будущего. Если наши мечты о сионизме погибнут в дыму выстрелов убийц и наш труд по созданию будущей Палестины произведет на свет лишь новую банду гангстеров, достойных нацистской Германии, то многие, подобные мне, пересмотрят позицию, которой они так долго и так упорно придерживались в прошлом».

Это заявление было с одобрением встречено многими парламентариями. Черчилль продолжал: «Если есть какая-то надежда на мирное и успешное будущее сионизма, то эта позорная деятельность должна быть прекращена, и те силы, которые несут за нее ответственность, должны быть выкорчеваны с корнем». Это также вызвало аплодисменты депутатов. Затем Черчилль сказал палате: «Я получил письмо от доктора Х. Вейцмана, президента Всемирной сионистской организации – моего старого друга, находящегося сейчас в Палестине, в котором он заверяет меня, что палестинские евреи до конца используют свои силы, чтобы вытравить это зло из своей среды. В Палестине Исполнительный совет Еврейского агентства призвал всю еврейскую общину – я цитирую его слова – «изгнать членов этих банд разрушителей из своей среды, лишить их всякого убежища и укрытия и оказать всяческое содействие властям в предотвращении террористических актов и в подавлении террористических организаций». Это сильные слова, но мы должны подождать, чтобы эти слова обратились в дела. Мы должны увидеть, что не только лидеры еврейской общины, но и каждый мужчина, женщина и ребенок в этой общине сделают все, что смогут, чтобы положить терроризму быстрый конец».

Эти слова были встречены «громкими приветствиями» парламентариев. Основная ответственность по уничтожению терроризма, подчеркнул Черчилль, лежит на британских властях в Палестине, которые еще за две недели до убийства Мойна арестовали и депортировали 251 еврея, подозреваемого в террористической деятельности. Но при том что главная ответственность лежала на британском правительстве, заметил Черчилль, полный успех в этом деле зависел от «чистосердечного сотрудничества» всей еврейской общины, сотрудничества, которого британское правительство должно было от нее потребовать и получить.

Черчилль не знал, что 16 декабря Элияху Голомб, глава нелегальных сил «Хаганы», публично осудившей убийство лорда Мойна и сотрудничавшей с британским властями, чтобы прекратить терроризм, тайно встретился с Натаном Фридман-Еллиным, членом правящего триумвирата «Штерна». Два члена «Штерна» были тогда под судом за убийство Мойна, и триумвират хотел провести какой-нибудь впечатляющий террористический акт, который послужил бы предупреждением и местью. Одной из обсуждавшихся возможностей было убийство самого Черчилля. Но после бурного обсуждения ситуации Фридман-Еллин обещал Голомбу, что «Штерн» не станет покушаться на жизнь Черчилля.

Само Еврейское агентство уже не могло больше собственными силами сдерживать продолжающиеся акты еврейского террора внутри Палестины, которые были направлены не только против британцев, но и все больше против арабов. На Черчилля оказывали давление, требуя от него послать дополнительные британские подразделения в Палестину, а также направить их в Сирию, где местные арабы восставали против французов. Но поскольку британские войска были всецело сконцентрированы на задаче предотвращения коммунистического переворота в Греции, он отказался сделать это и 25 января 1945 года написал начальнику штаба генералу Исмею: «Пока наши войска находятся в этом регионе, в случае каких-либо стычек местного масштаба мы всегда можем использовать имеющиеся у нас подразделения против злоумышленников. При этом я не вижу нужды в значительных дополнительных подкреплениях. Предположим, что многие арабы захотят убить многих евреев, или многие евреи пожелают убить многих арабов, или многие сирийцы захотят обрушиться на многих французов, или наоборот. Все это может происходить, как представляется, из-за того, что им хочется выплеснуть свою ярость друг на друга. Наша же позиция должна состоять в сосредоточенности и сдержанности. Реально мы не можем предпринять действий, которые остановили бы этих кровожадных людей и не позволили им убивать друг друга, если они подобным образом понимают демократию и систему взаимоотношений народов в мире. Главное для нас – держаться важных стратегических позиций. Я склонен думать, что в этих странах могут произойти гражданские войны, если только обстановку там не станут контролировать три великие державы-победительницы. Мы очень немного получаем от наших ближневосточных подопечных и платим за это необычайно высокую цену». Дав выход своему разочарованию, Черчилль написал далее Исмею: «Это побочное высказывание предназначено только для вас».

Суд над убийцами лорда Мойна проходил в Египте. Черчилль внимательно следил за процессом. «Каждый желает, чтобы этих двух убийц судили справедливым судом, – писал он Э. Идену, – но если они будут признаны виновными в убийстве Уолтера Мойна и при этом не приговорены к смерти, я не могу даже представить себе, какая поднимется буря».

Убийцы Мойна были признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания. Однако спустя почти два месяца Черчилль узнал, что приговор так и не приведен в исполнение. В этой связи он телеграфировал британскому послу в Египте: «Я надеюсь, вы поймете, что пока приговоры убийцам лорда Мойна не будут приведены в исполнение, это будет вызывать заметную напряженность в отношениях между Великобританией и правительством Египта. Столь грубое вмешательство в исполнение правосудия несовместимо с дружескими отношениями, установившимися между нами. Поскольку на египетские власти в этом вопросе могут оказывать давление сионисты и американские евреи, я считаю правильным высказать вам мою личную точку зрения на этот предмет. Я рассчитываю на то, что вы будете действовать с максимальной осмотрительностью во всем этом вопросе. У меня, разумеется, нет причин предполагать, что в конечном счете закон не будет исполнен, и я посылаю вам это лишь для большей уверенности».

«Крайне важно, – вынужден был снова телеграфировать Черчилль послу, на этот раз 12 февраля из Крыма, – чтобы оба убийцы были казнены». Он дал специальное указание послу «немедленно принести жалобу» в случае отсрочки казни. В результате казнь все-таки состоялась.

Как ни раздражен и огорчен был Черчилль убийством Мойна, это убийство не поколебало его глубинной симпатии к сионистам. Когда возник вопрос о выборе преемника Мойна, Черчилль лично отклонил кандидатуры двух представителей Министерства по делам колоний, лорда Селборна и лорда Уинтертона, старых консерваторов с большим правительственным и административным опытом, главным недостатком которых в его глазах являлось то, что они оба, как он узнал, были против идеи создания еврейского государства в Палестине.

В декабре 1944 года Черчилль полетел из Великобритании в Грецию, пытаясь остановить инспирированное Москвой коммунистическое восстание и убедить греческих коммунистов войти в правительство национального единства. Чтобы обеспечить своим политическим аргументам соответствующую силовую поддержку, он предложил перебросить целую дивизию британских войск в количестве двенадцати тысяч человек из Палестины в Грецию. «Конечно, это будет означать, – указывал он Министерству обороны, – что до тех пор, пока ситуация в Палестине не станет легче, нельзя предпринимать никаких резких действий в отношении евреев, способных вызвать их раздражение, таких, как, например, полномасштабные обыски в поисках спрятанного оружия».

Осознавая, что внутри партии консерваторов существует сильная оппозиция плану создания в будущем еврейского государства в Палестине, и зная, что его собственные взгляды на эту проблему почти не имеют веса внутри партии, лидером которой он являлся с осени 1940 года, Черчилль посоветовал Х. Вейцману отправиться в Соединенные Штаты с тем, чтобы заручиться в этом вопросе поддержкой американского президента и конгресса. В совершенно секретном докладе, датированном декабрем 1944 года, лондонское отделение базировавшегося в Вашингтоне Управления стратегических служб (УСС) сообщало, что по прибытии в Соединенные Штаты Х. Вейцман намеревался встретиться с президентом и представителями американской администрации, с тем чтобы «искать содействия в исполнении своих планов. Как он утверждает, придерживаться этого курса ему советовал сам мистер Черчилль».

Расчет Черчилля оказался верным: Х. Вейцман действительно получил более заметную поддержку планам создания еврейского государства в политических кругах Соединенных Штатов, нежели в Великобритании. При этом, однако, несмотря на все заверения Черчилля, что, если Черчилль и Рузвельт встретятся за столом мирной конференции по окончании войны, то «они добьются чего хотят» для палестинских евреев, даже сам Рузвельт был готов в зависимости от обстоятельств изменить свою позицию в плане поддержки надежд сионистов на образование собственного государства в Палестине.

Глава двадцать первая
Саудовское направление

В начале 1945 года три независимых арабских государства – Саудовская Аравия, Египет и Ирак – пожелали узнать о намерениях Великобритании и Соединенных Штатов в отношении будущего еврейских поселений в Палестине. В это время Черчилль продолжал искать решение, которое позволило бы создать сионистское государство, благодаря которому 517000 евреев, живших тогда в Палестине, то есть меньше трети всего населения, должны были получить собственное государство, которое не зависело бы от милости враждебного арабского большинства и могло бы самостоятельно управляться хотя бы в рамках той части территории страны, которую надеялись получить представители еврейской общины.

В феврале 1945 года Черчилль посетил Рузвельта на борту американского военного корабля «Куинси», вставшего на якорь у побережья Египта. Рузвельт к этому моменту был уже серьезно болен. Черчилль еще за неделю до того был поражен заметной бледностью его лица во время заседаний Ялтинской конференции и чувствовал, что жить ему осталось недолго. Перед тем как Черчилль поднялся на борт «Куинси», Рузвельт провел несколько часов в беседах с саудовским монархом королем Ибн Саудом. Ибн Сауда убедил встретиться с Рузвельтом именно Черчилль, сказавший Ибн Сауду, что «президент Рузвельт – один из самых почитаемых моих друзей».

Встреча Рузвельта с Ибн Саудом 14 февраля не оказалась обнадеживающей с точки зрения ожиданий Черчилля, связанных с созданием в недалеком будущем еврейского государства в Палестине. Согласно записи беседы Рузвельта с Ибн Саудом, копия которой была послана Черчиллю, Рузвельт начал обсуждение с того, что попросил у короля совета относительно дальнейшей судьбы «еврейских беженцев, изгнанных из своих домов в Европе». Король ответил: «Евреи должны возвратиться в те страны, откуда они были изгнаны, и жить там». Евреи же, дома которых были «полностью разрушены и у которых нет возможности жить на бывшей родине, должны получить жизненное пространство в странах Оси, которые их угнетали и преследовали».

Полковник Уильям А. Эдди, сопровождавший Ибн Сауда по морю из Джидды, вспоминал, что Ибн Сауд сказал по поводу выживших в ходе Второй мировой войны евреев: «Им и их потомкам следует отдать лучшие земли и дома угнетавших их немцев».

Рузвельт отвечал на это, что евреи «с неохотой относятся к идее возвращения в Германию» и что они питают «основанное на сентиментальных чувствах и исторической памяти желание попасть в Палестину». Ибн Сауд возразил на это, сказав Рузвельту: «Надо заставить платить врага и угнетателя. Так мы, арабы, оцениваем ситуацию, которая возникает в результате войны. Возмещение должен заплатить преступник, а не невинный посторонний. Чем обидели арабы европейских евреев? Это немцы-христиане захватили их дома и отняли у них жизни. Пусть немцы и заплатят за это».

Ибн Сауд подчеркнул, что «арабы и евреи никогда не смогут сотрудничать» – ни в Палестине, ни в какой-нибудь другой стране. Он также предупредил американского президента о «нарастающей угрозе существованию арабов» в результате продолжающейся еврейской иммиграции и покупки земли евреями. Арабы «скорее выберут смерть, – сказал король президенту, – чем уступят свою землю евреям». В соответствии с другим арабским обычаем, пояснил Ибн Сауд, «выживших жертв войны следует распределить на жительство в странах-победителях в соответствии с их числом и наличием запасов воды и продовольствия. В лагере союзников находится около пятидесяти стран, среди которых Палестина – одна из самых маленьких и бедных стран, в которой и так уже достаточно много беженцев из Европы».

Чарльз Болен, американский дипломат, находившийся на борту «Куинси», написал в своих мемуарах, что Ибн Сауд сказал Рузвельту, что в прошлом никогда не было «никакого конфликта между двумя ветвями семитской расы на Ближнем Востоке. Что изменило всю картину, так это иммиграция из Восточной Европы людей, стоящих на более высоком техническом и культурном уровне, чем арабы». В результате у арабов «появились большие затруднения, связанные с тем, что им стало гораздо сложнее выживать экономически». Тот факт, что эти «энергичные европейцы были евреями, не был причиной конфликта, – сказал король. – Причиной конфликта явилось то, что они обладали значительно более высокими познаниями, техническими возможностями, способностями и культурой, чем местное арабское население».

Затем президент США, как следовало из записи беседы, сказал саудовскому королю, что он слышал от Черчилля, что арабы не против того, чтобы евреи могли поселиться в Ливии, которая «намного больше Палестины и мало населена». Ибн Сауд сразу отрицательно прореагировал на это, сказав Рузвельту, что «это было бы нечестно по отношению к мусульманам Северной Африки». Он сказал Рузвельту, что арабы надеются, что существующий порядок вещей и положение дел не будут нарушены и что эта «надежда арабов покоится на честном слове союзников, на известной любви Соединенных Штатов к справедливости и на ожидании, что Соединенные Штаты поддержат своих арабских союзников».

Рузвельт заверил Ибн Сауда, что он «не сделает ничего, чтобы помочь евреям в борьбе против арабов и не сделает ни одного шага, враждебного арабскому народу» и что его администрация не изменит свою политику в Палестине «без полной предварительной консультации с евреями и арабами». Рузвельт предложил, чтобы король оказал поддержку дипломатическим миссиям арабских стран в Великобритании и Соединенных Штатах в выдвижении аргументов против планов сионистов, потому что, как сказал президент, «многие люди в Англии и Америке оказываются дезинформированными». Король ответил, что такая работа могла бы быть полезной, но «важнее всего то, что президент только что сказал ему о своей политике по отношению к арабскому народу».

После встречи с Ибн Саудом Рузвельт сказал своим старшим советникам, что арабы и евреи стоят «на пути к столкновению» и войне в Палестине и что по возвращении в Вашингтон он планирует встретиться с лидерами конгресса в поисках «какой-то новой политики, которая отвратила бы их от этого». 5 апреля, всего за неделю до смерти, Рузвельт написал письмо Ибн Сауду, подтверждая обещание, сделанное на борту «Куинси», что «в качестве руководителя исполнительной власти США я не предприму никаких действий, враждебных по отношению к арабскому народу».

Это обязательство полностью противоречило тому, чего, как полагал Черчилль, придерживался Рузвельт – такой же, как его собственная, приверженности идее создания еврейского государства в Палестине.

Описывая перед американскими конгрессменами свою встречу с Ибн Саудом, Рузвельт рассказал, как произошла эта перемена в его мнении. «Обсуждая проблемы Саудовской Аравии, – сказал он, – я узнал больше о всей проблеме – о проблеме мусульман и о еврейской проблеме – в течение пятиминутного разговора с Ибн Саудом, чем мог узнать, обмениваясь двумя или тремя дюжинами писем». Услышав это, один из старших помощников Рузвельта саркастически заметил: «Единственное, что он узнал, – это то, что уже знает каждый, а именно то, что арабы не хотят видеть больше евреев в Палестине».

Черчилль понимал истинную причину неожиданного поворота Рузвельта в сторону признания арабской точки зрения: это была заинтересованность США в поставках арабской нефти. Рузвельт не испытывал, подобно Черчиллю, никаких особых чувств по отношению к сионистскому предприятию, с которым сам Черчилль был связан уже долгих четырнадцать лет. Черчилль осознавал несгибаемость позиции Ибн Сауда в отношении евреев, но он был убежден, что надо попытаться убедить короля более позитивно отнестись к возможности создания в будущем еврейского государства в Палестине, вне зависимости от теоретической возможности появления еврейских беженцев в Ливии.

Покинув «Куинси», Черчилль прибыл в Каир, откуда 17 февраля он направился через пустыню в «Отель дю Лак» на озере Файюм, где остановился Ибн Сауд. Среди британских чиновников, присутствовавших в Файюме, был Лоуренс Графти Смит, новоназначенный посланник в Саудовской Аравии, находившийся на пути в Эр-Рияд. Позднее он вспоминал, что Черчилль сказал ему перед встречей с Ибн Саудом, что «из уважения к взглядам Э. Идена и Форин офиса он не собирается упоминать про Палестину в разговоре с королем». Богатое нефтью королевство не следовало толкать в руки Соединенных Штатов. Графти Смит позднее с гордостью вспоминал, что именно он сумел убедить Черчилля не упоминать о проблеме Палестины.

Однако Графти Смит оказался не в курсе дела. На заседании правительства Черчилль сообщил, что, беседуя с Ибн Саудом, он сам поднял вопрос о Палестине, вовсе не стараясь уклониться от обсуждения этой темы. Как было отмечено в стенограмме заседания правительства, Черчилль «в разговоре с Его Величеством отстаивал сторону евреев, но, как он считает сам, ему не удалось произвести большого впечатления на короля. Ибн Сауд в ответ цитировал положения Корана, Черчилль же пытался убедить короля в важности, которую он придавал этому вопросу».

Официальный отчет о беседе Черчилля с Ибн Саудом оставался секретным до 2006 года, когда я в процессе написания этой книги впервые получил доступ к нему. Отчет показывает, что в самом начале разговора Ибн Сауд объяснил Черчиллю, что «он, саудовский монарх, находится в очень затруднительном положении. Число евреев в Палестине непрерывно растет, они даже сформировали что-то вроде собственного правительства, включая премьер-министра, министра иностранных дел и министра обороны. Они сформировали также воинские подразделения в количестве 30 000 человек с современным оружием и оборудованием. Таким образом, они представляют большую опасность для арабов». Если бы это касалось «только евреев и арабов, – объяснил король, – то арабы просто сражались бы с евреями, и даже если бы они не победили, это было бы для них все равно, потому что они отправились бы в рай». Он постоянно советовал проявлять умеренность по отношению к проблеме Палестины, поскольку опасается, что может возникнуть вооруженное столкновение, и тогда он встретится с «большими трудностями». Он не хотел бы быть вовлеченным в подобный конфликт, который привел бы Саудовскую Аравию к столкновению с Великобританией.

Черчилль старался убедить Ибн Сауда в том, что Великобритания не допустит вооруженного нападения евреев на арабов: «Мы контролируем моря и легко можем лишить их снабжения. В то же время евреи должны иметь место, где жить, – другими словами, иметь возможность жить в Палестине. Он никогда не выступал за то, чтобы Палестина была превращена в еврейское государство, он лишь за создание еврейского национального очага в Палестине». Черчилль отметил, что работа, проделанная евреями по культивированию пустынных районов в Палестине, создает преимущества для арабов, «количество населения и благосостояние которых в связи с этим увеличились». Он надеялся, что может рассчитывать на содействие короля, чтобы обеспечить «твердый и постоянный порядок при совместном проживании евреев и арабов в Палестине».

Ибн Сауд сказал, что он «рассчитывает на дружбу Великобритании с арабами и на соблюдение британской стороной принципа справедливости». В ответ Черчилль заверил его «в дружбе с арабами» и отметил, что «мы много сделали для арабов со времени прошлой войны, создав арабские государства в Ираке и Трансиордании». Но, как отмечается в отчете о встрече, Черчилль чувствовал, что так и не смог «полностью удовлетворить» Ибн Сауда в отношении проблемы Палестины.

Управление стратегических служб (УСС) США пожелало узнать, что именно Черчилль обсуждал в Каире. В совершенно секретном докладе от 21 февраля его ближневосточное отделение информировало Вашингтон, что во время ряда встреч в Египте между Черчиллем, Э. Иденом, египетским королем Фаруком, президентом Сирии Шукри аль-Куватли и королем Ибн Саудом «в центре дискуссии стоял вопрос о разделении Палестины на независимое прибрежное еврейское государство и на арабское государство, которое должно быть «растворено» в Великой Сирии». В докладе сообщалось, что «план, включавший образование Великой Сирии, был принят всеми участниками встречи, но Черчилль дал понять, что прежде чем быть осуществленным, этот план должен быть одобрен британским парламентом. В соответствии с этим планом Ливану была обещана автономия, но в рамках Великой Сирии».

Страницы: