Фатальное колесо Сиголаев Виктор
– Да! Точно – дикие. Куча-мала! Как ты вообще на ногах устоял? Зверьки! Затоптали бы без понятия.
– Ладно! Не бери в голову. А ты что, играешь? – Я заметил гитару, скромно стоящую в углу комнаты. – Или просто предмет интерьера?
– Тоже между делом…
– Честно скажу, нравятся мне многосторонние люди! – искренне произнес я, с чувством. – Туризм, фотография, музыка. Я так понял, ты еще и яхтсмен?
Олег вновь засмеялся.
– Это тоже… Между делом.
– А ты с яхты не пробовал фотографировать когда-нибудь?
– Как это? С «Оптимы»? С этой плоскодонки? Да у меня нитки сухой не остается после каждого захода! Фотик жалко…
– Ну да, ну да…
Я задумчиво вертел в руках старенький фотоаппарат. На «Оптимистах» действительно не забалуешь.
– А на «Лучах», «Финнах» не ходишь? К Херсонесу, например?
– Не-а. Рано еще. – Олег взял гитару, уселся на старенькое продавленное кресло и стал наигрывать что-то простенькое перебором. – Да и опыта маловато. Как и веса…
– Олег! А возьми меня как-нибудь на тренировку! Всю жизнь мечтал побывать рядом с яхтами!
– Все свои сознательные три года? – Парень усмехнулся. – Нельзя, Витек. Строго у нас там, посторонних не жалуют. А запись в секцию – только с десяти.
– Да ты меня только на территорию проведи! А там я растворюсь. Если чего, скажу, сам пролез. Ну давай!
Олег с сомнением покачал головой, продолжая мучить гитару.
– Лады! Тогда давай сделаем бартер!
– Чего?
– Ну… баш на баш. Я тебе показываю суперпесню, а ты меня проводишь в яхт-клуб.
– Какую такую песню?
– Такую, что любую девчонку – влет! Со стопроцентной гарантией. Ну, если она, конечно, не глухенькая…
Олег непроизвольно кидает взгляд на стол. Как там себя дивчина чувствует на фотографии, бровями в стол? Давай, давай! Заглатывай крючок, романтик.
– Ну-у… не знаю.
– Упрощаю сделку! Я тебе исполняю эту песню, а ты оцениваешь сам – как будут реагировать на нее девчонки. При согласии – обучаю тебя за полчаса. А ты меня ведешь на тренировку. Идет?
– Ну давай! Держи гитару.
Я схватил инструмент, уселся на тахту и стал наигрывать вступление из «Титаника».
– В школе английский учишь?
– Угу.
– Тогда внимай.
Голос семилетнего ребенка, далекий еще от возрастной ломки, идеально ложится на шлягер Джеймса Хорнера. Олег, критично поджимавший губы с первых строк, теперь слушает затаив дыхание.
А ты как думал? Ведущий хит всех девчонок нулевых годов! Которые поголовно были заочно влюблены в душку Леонардо и его романтического героя. Каждая вторая знала эту песенку наизусть. Теперь, походу, и ты ее выучишь…
Так, транспозиция вверх, финальный куплет, кода…
На! Получай!
Олег выдохнул.
– О чем это?
– О парне. Который спас свою любимую девушку ценой собственной жизни. И который навсегда остался в ее сердце. В том самом, которое живет благодаря ему. My heart will go on. Мое сердце продолжает биться.
– Д-давай… Учи!
– Тащи листок бумаги и ручку.
Сейчас будет урок внеклассного английского… пения.
Глава 25
Бред сивой кобылы
– Ерунда! Ахинея! Бред сивой кобылы! – Сан-Саныч явно не напрягается в выборе деликатных оборотов. – Детский лепет дилетанта. Горе от ума твоего, школьник-перестарок. Ненаучная фантастика. Сопли на ладошке.
Это Козет в пух и прах разносит мою версию происхождения снимков с засвеченной фотопленки.
– Эту бухту со стороны Херсонеса в день раз по пятьсот щелкают все кому не лень. Какой смысл, рискуя своей вражьей задницей, грести среди бела дня в центр фарватера? А? С точки зрения топографии? За-чем?
Я пожимаю плечами. Черт его знает. Может, ориентиры какие-нибудь…
– Потом, с чего ты взял, что это именно то место? Здесь на снимках – одна муть!
– Ну… по контуру…
– По хренонтуру! Опять домыслы с соплями? Давай! Покажи мне свой пальчик шаловливый!
Ага! Нашел дурака. Я еще тогда, в безголосом состоянии успел заметить, как ты на него кровожадно пялился.
И, главное, не злится же! Говорит размеренно, спокойным голосом. Гадости, конечно, говорит, но абсолютно без эмоций. Непостижимый человек!
– А вот то, что вышел на Олега, – годится. Сближайся, корешись, прислушивайся и присматривайся. Когда, ты говоришь, у него тренировка?
– Вообще-то я еще не говорил, – замечаю язвительно.
– Когда у него тренировка? – невозмутимо переспрашивает этот чурбан.
Хоть бы один мускул на лице дрогнул!
– Завтра.
Задумчиво меня рассматривает. А! Понятно. Сейчас острить будет. В качестве извинений за хамство и демонстрации доброй воли.
– Красивое у тебя ухо. Дашь поносить?
Я непроизвольно хмыкаю. Ну вот во всем талантлив человек! Во всем… кроме чувства юмора. У Ирины поучился бы, что ли…
– Хоть сейчас могу прицепить, – быстро реагирую я. – Если гарантируешь мне безопасность. На ближайшие полчаса.
Расплывается в широченной улыбке. Глазки – в щелочки, сразу становится похожим на монгольского сэнсэя.
– Не-а!
– Тогда носи свои. Уродливые и некрасивые…
– Ну ладно, – становится серьезным, – в яхт-клубе под нашу контору выделена одна посудина. Это земля Гришко, он за нее отвечает. После обеда увидишь его на яхте «Орион», это… Ты чего?
От изумления мои брови поднялись, наверное, до границы волосяного покрова на голове.
– «Ори-он»?!
– Ну да. А чего тут такого? Ну «Орион». Яхта как яхта. А ты думал, под нашу контору ялик дырявый выделят?
Ничего себе!
Нашли где спрятаться. Самая заметная яхта в акватории! По слухам – трофей с прошлой войны, бывшая собственность Германа Геринга. В городе нет мальчишки, который не заглядывался на это стройное двухмачтовое чудо. Ну и ну!
– Слушай, Козет. А Гришко – он что, в нашей команде?
– Я же говорю тебе: его район. И школа твоя тоже на его земле. Поэтому именно он тебя, уникума, и нашел тогда. Через школьного завуча, агента своего нештатного. Потом передал Пятому – и все. Дальше он не в теме. А по яхт-клубу мы его подключим втемную. Считай – он в твоем распоряжении.
Теперь в улыбке невольно расползаюсь я.
– Тише-тише! Обрадовался. Ты смотри, нашу птичку не обижай.
– Почему это – «птичку»?
– У Гришко позывной – Кочет… Слышишь? Але! Ты сейчас себе рот порвешь. Ну чего, чего ржешь-то?
Просто вспомнились любимые парусиновые туфли грозного чекиста в легкомысленных аквамариновых тонах.
Сан-Санычу я, правда, ничего объяснять не стал.
Политкорректность – она для всех времен!
Настанет время – нахлебаются еще.
Глава 26
Урок английского
С Олегом мы встречаемся на центральной площади и пешком двигаем до яхт-клуба. С Приморского бульвара он виден как на ладошке. По прямой – не больше километра, но нам надо обойти Артиллерийскую бухту. В принципе тоже пустяки.
Сентябрьское солнце жарит по-летнему. Город без рекламной шелухи выглядит молодым и свежим. Будто с него сорвали дешевую и фальшивую обертку, и на общее обозрение предстала по-настоящему драгоценная сердцевина, неповторимая его уникальность и красота. Белоснежные дворцы домов, аккуратные улочки в зелени невысоких деревьев и пышных газонов, скромно одетые люди. И никто никуда не торопится.
Здорово!
Я с интересом рассматриваю Хрустальный мыс. В наше время он зашит бетоном, стиснут новомодными гостинично-ресторанными постройками и засижен тучными пляжниками. Сейчас это – живописное нагромождение скал и камней, на которых гроздьями висят загорающие экстремалы. И какая чистая вода! Действительно хрустальная. Пронизанная лучами солнечного света, она призывно светится бирюзой, аквамарином и… прохладой!
Ужасно хочется искупаться. Но дело есть дело.
По каменистым тропкам мы минуем возвышенность, где года через три начнут строить памятный мемориал – будущий символ города, – проходим мимо площадки со старинными пушками и спускаемся к воротам яхт-клуба.
– Здравствуй, Михалыч! – вежливо здоровается Олег со стариком внушительного вида в тельняшке и старинных матросских клешах. – Это со мной.
Михалыч с напускной подозрительностью сперва рассматривает меня, хмуря кустистые седые брови, затем важно и неторопливо отворяет железную решетку.
– Не возьмут, – ворчливо бурчит он, пропуская нас в свое Нептунье царство. – Салабонист больно. Дальше голяка с машкой[5] не пустят.
– Да мне по миделю[6], – не могу я удержаться от демонстрации знакомства с морским жаргоном (работал до армии на севморзаводе имени Серго Орджоникидзе), – хоть машкой по балясинам[7], хоть голяком по норам[8]…
Старик озадаченно крякает и шевелит мохнатыми бровями – каждой по отдельности.
– Ну, коли та-ак… Давай, малек, попробуй. Как погонят – заходи в гости. Чаем угощу. Вон там моя каюта. Найдешь…
– Спасибо, Михалыч.
Мы проходим.
– Ты чего ему сказал? – шепчет Олег, непроизвольно ускоряя шаг.
– Сказал, что готов на любые хозяйственные работы, – пожимаю плечами, – очень вежливо и на понятном ему языке.
– Михалыч у нас серьезный дядька. Я вообще удивляюсь, как он нас пропустил.
Я оглянулся. Дед стоял у не до конца закрытых ворот и внимательно смотрел нам вслед. Заметил, что я повернулся, и приветливо махнул рукой.
– Слушай, Олег. А кто меня может погнать отсюда? Ну, если я тут слоняться буду без дела?
– Так Михалыч и попрет. Он тут и комендант, и сторож, и плотник. Да он тут и живет! Домик небольшой с двориком под скалой. Там, куда он тебе показывал.
– Это хорошо… Ну ладно, Олеж. Иди плавай… Ой, извини. Имел в виду: ходи под парусом. А я тут погуляю. Встретимся на этом месте. Лады?
– Лады.
Олег побежал вперед. Там неподалеку, у невысокого строения виднелась группа его сверстников. Видимо, юные яхтсмены, морские волчата соленых просторов, ждали своего вожака-тренера. Завидую!
Я свернул направо, к пирсу. Чуть дальше, в сторону центра города виднелся дикий пляж, скалы которого тянулись до самой Хрусталки. Там шумно плескалась многочисленная детвора, а на прибрежной гальке, разложив пестрые коврики, отдыхала публика постарше.
По морю носились шустрые миниатюрные яхточки с разноцветными парусами. За ними чуть дальше, басовито взревывая, в акваторию бухты степенно вползал белый пассажирский теплоход, сопровождаемый приземистыми буксирами.
Слева по берегу, за скромным частоколом немногочисленных мачт, в конце причала виднелась наша зафрахтованная конторой яхта. Шедевр немецких кораблестроителей. На палубе деловито возился знакомый толстячок в бирюзовых плавках и оранжевом спасательном жилете. Любитель голубого цвета с гордым позывным соответствующей тематики – Кочет. Придумает же!
С любопытством вертя головой по сторонам, я неспешно двигался в его сторону.
– Хэй, мальчик! Хелп ми! О, сорри. Помоги!
Оглядываюсь с легким удивлением. Дежавю. Голос, как у какого-то знакомого артиста из популярного блокбастера.
Нет, не артист. У самого берега дрейфует молодой кудрявый парень лет двадцати пяти в черном импортном гидрокостюме. Он держится одной рукой за лесенку, уходящую с бетонного пирса в воду. В другой руке – ласты, маска, дыхательная трубка, что-то похожее на острогу и внушительная сетка с крупными камяхами[9], лениво шевелящими колючими лапами.
Да! Действительно с таким багажом выбраться из воды проблематично. В таких случаях маску с трубкой цепляют на лоб, ласты просто закидывают на бетонную ступеньку, а все остальное легко поднять и самому. Не местный, значит. Неудобщина беспомощная…
– Давай!
Сначала высвобождаю из его пучка амуниции острогу, мельком отмечая, что это не самопал, а вполне фабричная вещь. Интересная конструкция. Острогой поддеваю зажатые в мокром кулаке предметы и по частям вытаскиваю их на берег. Последней цепляю увесистую сетку с добычей и плюхаю ее на мокрую ступеньку. Здоровые крабы! Один к одному.
– Oh, thanks! I couldn't… myself…[10]
Парень, тяжело дыша, по лесенке выбирается на сушу. Чего он гидрокостюм-то нацепил? Вода теплая как бульон.
– Ноу проблем, мистер. Хорошие крабы. Крупные.
– Oh! Yes… Крап-пы… Fantastic… It's wonderful![11]
– Velvet paws hide sharp claws, – не могу удержаться от своих «двух копеек». – With such extraction is possible to lose a fingers[12].
– Oh! Yea…Wow! You speak English? Right? That's very well! Yes, really![13]
– And I'm so glad… – ворчу я, слегка досадуя на свои проанглийские рисовки. – And how at you with Russian?[14]
Парень облегченно тянет вниз молнию своего дурацкого панциря на груди. Упрел, Маугли?
– With Russian? So… fifty-fifty… – неопределенно машет в воздухе рукой, – не очень… ка-ра-шо… I'm… Я есть… Я учу… здесь… русски… сейчас. Здесь плохо… знать… английски. Мне… не помогать… Oh! I'm Richard! Glad to meet you, very glad![15]
– Виктор! – протягиваю ему руку. – You can call me…[16] Витек!
– Вить-йок… Витьйок… Витьок!
А ты как думал? Это тебе не наших советских крабов истреблять безнаказанно.
Парень встает на ноги и с удовольствием потягивается. Да! Потрудился на славу. Добыть такое количество здоровенных камях – это нужно не один десяток раз нырнуть на приличную глубину. В хорошей форме интурист.
– Oh, super! What a gorgeous freshness! Listen, Вить-йок! I've a great idea! Let's go with me! Realy! Over there! To… Мик-калыч. Будь-ем куш-ать крап-пы! Come on![17]
– Давай так, Ричард! Я так понял, ты со мной дружить собираешься? You're going to be friends with me… aren't you?[18]
Парень расплывается в стандартной импортной улыбке – от уха до уха. Кого-то он мне из артистов точно напоминает. Только не могу понять кого. Звезда Голливуда, заблудившаяся…
– It would do well![19]
– Ну, если… ду вел, тогда не будете ли вы столь любезны, уважаемый мистер, общаться со мной по-русски?
– Excuse me?[20]
– По-русски учись разговаривать, чурбан иностранный!
– Чур-бан?
– Yeap! That's means a bad speaking in a foreign language guy[21]. Практиковаться со мной будешь!
– I agree! (Я согласен!) Замь-йотано!
– Ну вот! Совсем другое дело.
Я беру сетку с крабами.
– Помогу донести. Варите этих зверей без меня. Мне – некогда. Дела у меня тут.
Стараюсь говорить простыми короткими фразами.
– It's so bad. Oh, sorry-sorry! Я сказать… жалко!
– …У пчёлки… Не заморачивайся. Так говорят здесь… учись.
– Let's… oh… Давай тогда… кино… tonight… вечер. In the cinema, sorry… Побь-ед-да. Я жить там… не-поу-дау- ле-ко! Come on! Будь-ем прэк-тис. По-русски. Please!
– А давай! Во сколько?
– Вось-ем… past midday… как ето… двад-цат ноул. О’кей?
– Идет, Ричард! Ну я пошел. Давай лапу. Да нет! Вот так! Да, это и называется «давать лапу». Растешь.
Я пожал руку импортному краболову и направился к пирсу.
Так, Олег уже на своей плоскодонке…
Глава 27
Шутки в сторону
Вблизи яхта «Орион» выглядит еще внушительней. С легким трепетом я поднимаюсь по трапу на это чудо, спустившееся с верфей Бремена без малого сорок лет назад.
Красавица. Ну и здорова! Метров двадцать в длину, не меньше. Хищные обводы узкого, выкрашенного в черный цвет корпуса создают ощущение легкости и стремительности пантеры, «бегущей по волнам». Парусное вооружение типа «иол»: две огромных мачты как вызов всем морским стихиям. Паруса аккуратно свернуты на штагах и забраны в темно-синие чехлы.
Возле ходовой рубки топчется капитан Гришко в оранжевых брусках непотопляемого жилета и плавочках цвета легкомысленного аквамарина. Светится гостеприимством. Гляди ж ты, оно еще и радуется…
– Давай-давай, поднимайся! Приветствую, что называется, на борту моего судна. Чувствуй, как говорится, себя как дома. И не забывай, соответственно, что ты в гостях. Давай не тушуйся!
– Здоров, Кочет!
Ловлю на себе быстрый досадливый взгляд и действительно тушуюсь. Чего я на него взъелся? Хорошо ли, плохо, но мужик делает свое дело.
– Извините, Степан Андреевич. Здравствуйте.
– Старик! Какие извинения? Хорош выкать. Одно дело делаем. Кто старое помянет, как говорится…
– …Тому глаз… – примирительно поддакиваю и тут же вновь не удерживаюсь от «гадостей»: –…Натягивают на… спину.
– Ха-ха-ха! Точно! Именно туда. Ну давай-давай, проходи. Показывать буду, что тут да где…
Я с любопытством оглядываюсь вокруг.
– Значитца, так. Первое правило: на палубе особо не светиться. Здесь ты как на ладошке. – Гришко постепенно седлает менторского конька. – Если есть необходимость подняться на палубу, надеваешь жилет. В плане, хм, маскировки. Вот смотри, под этой банкой кой-какие пустяки для твоих размеров. Сан-Саныч подбирал. С Ириной…
Я поднимаю тяжелую крышку сиденья и вижу набор для подводного ныряния, спасательный жилет, спецовку и еще с десяток мелких и удобных предметов под мои габариты. Особенно мне понравились миниатюрные ласты зеленого цвета. С резиновыми ремешками, аккуратными ребрышками жесткости на глянцевой поверхности и кокетливыми отверстиями напротив предполагаемых пальцев ног. Заметно длиннее стандарта, но под размер моей мелкой ступни. И легонькие. Здорово!
– Здесь капитанская рубка. Под ней машинное отделение, – с заметной важностью продолжает экскурсию Гришко. – Тут, если под парусами, человек шесть надо. А если на движке, можно и одному управиться. Покатаю тебя как-нибудь. Если хорошо вести себя будешь. Здесь коридорчик в трюм. Там две пассажирские каюты, камбуз, санузел. На баке… знаешь, что такое бак?.. Ага, знаешь… Там подсобки разные, такелаж…
– Степан Андреевич! Можно я сам посмотрю? Не хочу вас отвлекать.
– Ну… давай-давай. Осваивайся. В правой каюте глянешь – там для наблюдения кое-что есть. Разберешься.
Мнется. Чего хочет-то?
– Вам надо куда-то?
– Да, видишь ли… в том-то и дело. – Гришко постоянно посматривает на берег. – Объект у меня здесь. Ты, кстати, крутился возле него. Американец. Кучерявый такой.
– Ричард, что ли?
– Ого! Познакомились, значит? Ну да. Ричард. Так. Ничего особенного. Что называется – «чистый объект», ведем для профилактики. Для галочки.
– А кто он вообще?
– Сынок толстосума одного иностранного. «Золотая молодежь» буржуазного мира. Весной была регата. Международная. Он участвовал на «Звездном». Понравилось ему у нас, попросился остаться на лето. Папаша ходатайствовал, выступал за сотрудничество с СССР, делал серьезные взносы в детский туризм. Контора проверила сынка и разрешила остаться – так и таскаем его пятый месяц. Пустышка…
– Понятно.
– А о чем вы там говорили? – спрашивает Гришко с деланым равнодушием.
– Профессиональный интерес? Да ни о чем. Крабов он меня звал откушать. К Михалычу, коменданту здешнему.
– Ну да. Он у сторожа тут и околачивается все время. Михалыч мужик правильный. Воевал. К себе врага не подпустит. Ричард весь день у него крутится, если не болтается по городу. А ночью на съемной квартире. На Володарского. Снимают там вдвоем с соседом. Нашим, разумеется, подсадным. Да! – досадливо машет рукой. – Время только с ним теряем зря.
– Так вы идите, Степан Андреевич. Идите. Я здесь огляжусь и по своему плану. Вы же наши дела знаете?
– Откуда? – делает круглые глаза Гришко. – Ваши дела под другим грифом. Я только у истоков стоял да помог пару раз по текучке. Нам чужого не надо. Своих орденов хватает. С антисоветчиками…
– Ну-ну.
– Вот ключи. Отдашь потом коменданту. Ну, я пошел?
– Идите, товарищ капитан. Я вас больше не задерживаю.
Зыркает на меня с легким испугом и в замешательстве ныряет в трюм переодеваться. Он что, шуток совсем не понимает?
С уходом Гришко я по-хозяйски облазил всю яхту.
В крохотное машинное отделение немецкие корабелы умудрились впихнуть огромный дизель, занимавший добрую половину пространства. Зверообразного вида двенадцатицилиндровый Зульцер казался чрезмерно мощным даже для такой крупной яхты, как «Орион». К тому же выглядел он довольно стареньким и пошарпанным. Ну да! Возраст все-таки. Латаный-перелатаный. Он хоть работает вообще?
В прошлой жизни до призыва в армию я четыре года учился на судомеханика. С Вовкой Микояном. Учились на мотористов, играли в ансамбле, один стал военным воспитателем, другой – коммерсантом. Вот такой вот «винегрет судьбы». Хотя в движках я разбирался.
Почти так же, как… в нотной грамоте.
В одной из кают я нашел замечательный набор приспособлений для слежки на расстоянии. Примочки для «наружки». Перископы, подзорные трубы на штативах, бинокли. Особенно мне понравился небольшой цилиндрик, который оказался миниатюрной оптической системой сорокакратного приближения и легко умещался в моем кулаке. Недолго думая, я опустил этот микромонокль себе в карман.
Не убудет у конторы.
Вообще внутренний интерьер яхты выглядел внушительно. Врезки из красного дерева, горящая золотом латунь, декоративные полосы вороненого металла – все создавало эффект сдержанной роскоши. И демонстративно-напускного аскетизма. Все строго, просто, – но только на первый взгляд. Такая «скромность» дорогого стоит. Для тех, кто понимает ее правильно.
А еще на яхте оказался серьезный запас продуктов и питьевой воды. На всякий случай, если я правильно понял. Объемные топливные баки, судя по неаккуратному монтажу – навешанные дополнительно на родные бачки, – тоже были залиты солярой до отказа. Контора готова к любым неожиданностям. По крайней мере… на море.
Наверняка тут есть и оружие. Недаром мой любопытный нос так и не смог проникнуть в некоторые подсобки, надежно прикрытые металлическими лючками.
Я с комфортом расположился в правой каюте и рассматривал через свой (уже свой!) монокль неспешную жизнь обитателей яхт-клуба.
Олег в стайке себе подобных с азартом гонял своего «Оптимиста» перед яхт-клубом. Круги нарезал по водной глади. За ним следить было скучновато. На берегу ребята постарше готовили к спуску на воду несколько более крупных яхт. Кто-то просто бездельничал, загорал или купался у пирса. По территории несколько раз проходили офицеры в черных штанах и кремовых рубашках – наверное, представители администрации данного заведения.
В дальнем углу у выхода я заметил Ричарда, который уже переоделся в шорты и курточку песочного цвета. Вместе с Михалычем они неспешно направлялись к одной из мастерских. Ричард изредка выразительно потряхивал головой.
«Русские слова выговаривает, – догадался я с чувством глубокого удовлетворения. – Я тебя научу нашу Родину-мать любить».
Из мастерской Ричард вывел за руль что-то двухколесное с мотором. Я спешно прибавил увеличение специальным колесиком. Фу-у! Я думал, как минимум, «Харлей Дэвидсон». А это оказался мопед! Да нет, даже не мопед, а обыкновенный «дырчик» – велосипед с мотором. Разочаровал!
Я обратил внимание, как за штабелями спасательных плотов в панике заметался Гришко. Уходит объект! Капитан еще малость судорожно подергался, потом с нарочито безразличным видом вышел из укрытия и, демонстрируя крайнюю степень озабоченности, направился к выходу. Голову при этом держал так, чтобы Ричард не видел его лица. Ага! А про туфельки свои небесного цвета забыл? Такого разве с кем спутаешь?
Я перевел свой бинокль на воду. Где там Олег? Не понял!
Стайка яхтсменов продолжала кружить по бухте, но Олега среди них не было. Я метнулся на палубу: из каюты обзор был несколько урезан. Про маскировку в виде спасательного жилета, разумеется, благополучно забыл. Ну конечно! Яхта Олега вместе с еще тремя суденышками носилась уже в районе Мартышки, миновав Александровский мыс и норовя скрыться за его выступом. Чего их туда понесло?