Вторжение Ахманов Михаил
Антарктида! Дьявол, Антарктида! Литвин в отчаянии прикусил губу. Это было последним ударом; даже покинув Корабль, с Южного полюса не сбежишь. Нужен транспорт, что-то вроде «грифа», быстрое, надёжное… Если б он мог справиться с модулем!
Йо обняла его, прижалась щекой к щеке, и отчаяние отступило. Её аромат был словно глоток целительного бальзама.
— Спи, девочка, спи, — шепнул Литвин.
— Ты забыл, что фаата не спят. — Её дыхание щекотало ухо. — Это земной обычай. Мы восстанавливаем силы в т’хами.
Он улыбнулся.
— Если не будет т’хами, ты, наверное, вспомнишь о сне.
— Нет, не вспомню. Не хочу! Сон — потерянная жизнь, а она и так коротка, слишком коротка.
— Но я не могу обходиться без сна, — сказал Литвин. — Что же ты будешь делать в это время?
Тёплые губы Йо коснулись шеи.
— Смотреть на тебя… думать о тебе… ждать…
Веки Литвина сомкнулись. «Корабль, — окликнул он, уплывая в сны, — Корабль…» — «Слушаю». — «Ты говорил о соглашении с людьми. Фаата будут его выполнять?»
Ответом были тишина и чувство горечи, будто Корабль оплакивал весь обречённый на погибель род людской. Смутные картины явились Литвину: он видел, как превращаются в пыль земные крейсера, заатмосферные доки, обсерватории и станции, как полыхают города и мечутся людские толпы среди обгоревших остовов зданий, как расцветает багровый фонтан над Лунной базой, как рушится привычный мир. Боевые модули фаата висели в небе, выплёскивая струи пламени, курились дымом руины, и по засыпанной пеплом земле тянулись колонны невольников, бесконечные, как шествие изгнанных пожаром муравьёв. И сам он, Павел Литвин, брёл в одной из этих колонн, согнувшись под грузом скорби. Тхо, частично разумный, упустивший свой шанс…
В пятиугольной камере они просидели больше суток, питаясь скудными запасами армейского рациона и почти не разговаривая. Макнил большей частью дремала, то ли потому, что на неё ещё действовал сонный газ, то ли страшась случившихся с ней изменений и не желая ни думать о них, ни возвращаться к реальности. Йо тоже была не в лучшей форме; личико её осунулось, глаза потускнели, и теперь она походила на фею, лишённую магического дара каким-то недобрым колдовством. Возможно, она яснее Литвина понимала всю безнадёжность ситуации: или они умрут в этом тесном отсеке, или, гонимые жаждой и голодом, выйдут из своего убежища — с тем же фатальным результатом. Кажется, Йо страшилась смерти. Человека, обречённого на неё, утешает и поддерживает память; перебирая жемчуг побед и удач, порывов страсти и детских радостей, легче смириться с неизбежным. Йо вспоминать было нечего, кроме любви, краткой, как взмах её ресниц.
Литвин, стараясь отвлечься, следил за пространством через видеодатчики Корабля. Звездолёт пришельцев двигался с огромной скоростью, и Солнце росло час за часом, превращаясь из жёлтого теннисного мячика в ослепительный золотистый шар, царивший в середине Вселенной. Привычное зрелище для астронавта, которому Солнце являлось во многих и разнообразных видах — от устрашающего косматого светила Меркурия до скромной лампады, висевшей над Поясом Астероидов. Справа от Солнца сияла звезда, самая яркая в небесной сфере, распавшаяся через сутки надвое, и это тоже было знакомо: момент, когда расхождение Земли и Луны замечалось невооружённым глазом. Постепенно более крупная из звёзд стала наливаться голубизной, обретать объем и форму; затем на диске Земли тронулись в путь облака, засверкали океаны, и линия терминатора разделила ночь и день.
— Прибываем, — сказал Литвин. — Держитесь, девушки, покрепче.
Но это было лишним. Корабль гасил скорость, облетая планету виток за витком, однако тяготение не изменялось и силы инерции, как и прежде, Литвин не ощущал. Вероятно, маневры в околоземном пространстве и компенсация гравитационных напряжений были делом непростым: бурый бугор посреди отсека мерно сотрясался и вибрировал, и та же активность ощущалась в других узлах нервной сети. В какой-то момент картины, что приходили к Литвину, смешались, наложившись друг на друга; сквозь пелену облаков и материк, покрытый льдами, просвечивала сумрачная полость со сферой наблюдений, фигуры пилотов в полутёмных нишах, Йата и три его помощника. Затем, повинуясь его воле, рубка управления исчезла, и Литвин разглядел, как корма Корабля погружается в серо-седые тучи. Внизу промелькнул океан, затем показались кромка паковых льдов, остроконечные торосы и белое поле без конца и края. Звездолёт заходил на посадку по широкой дуге от моря Уэдделла и Земли Королевы Мод, продвигаясь к юго-востоку, к точке полюса.
Назвать это просто посадкой было нельзя, скорее — явлением космических масштабов: рукотворный астероид, разбрызгивая стаи облаков и порождая вихри, медленно, плавно опускался на материк. Вершина гигантского цилиндра ещё была над тучами, когда основание коснулось разом закипевших льдов. Нагретый корпус погружался в их холодные объятия, проплавляя дорогу к скальному щиту под вечным ледником, уходил вниз сотнями метров, но все ещё высился над облаками. Чудовищные фонтаны пара взмыли в воздух, с новой силой забушевал ураган, потом свершилось небывалое: над ледяным континентом пролились дожди. Это был потоп, хлынувший с небес и перешедший в метель, что докатилась до всех берегов континента; ветер взламывал ледовые поля, рушил в море ледяные горы, гнал океанские волны на все стороны света, к Огненной Земле и мысу Доброй Надежды, к Тасмании и Новой Зеландии, к Австралии и Мадагаскару.
Но этого Литвин не видел. Перед ним, застилая внутреннее зрение, клубился раскалённый пар, и мнилось, что он опять на Венере — летит, будто лист, несомый бурей, не сражаясь с ветром, а покорствуя ему. Внезапно Корабль дрогнул, что-то метнулось с его поверхности, и изображение стало яснее.
«Мы на твёрдом грунте?» — спросил Литвин.
«Ещё нет, — ответил бесплотный голос. — Выпущен модуль, и наблюдение за посадкой ведётся через его видеокамеры, в диапазоне коротких волн».
Модуль кружил под пеленою облаков, рядом с Кораблём. Его корпус все ещё погружался в панцирь, сковавший материк; вокруг цилиндрической громады рос гигантский вал из ледяных обломков, шевелившихся и наползавших друг на друга, словно стадо огромных прозрачных амёб. С неба по-прежнему падал дождь, и водяные потоки, проникая в ледовый хаос и замерзая в нём, цементировали глыбы и обломки, превращая их в горы, а затем — в монолит, подобный стене вулканического кратера. От неё, разрывая ледяное поле, зигзагом побежали трещины, тут же скованные застывающей водой. На сотни километров окрест поверхность континента вздрагивала и шевелилась, но постепенно эти конвульсии стихали, делались реже и слабее. Гейзеры пара, бившие над ледяной стеной, начали таять, ливень прекратился, и теперь в сумрачном воздухе кружились снежные вихри, покрывая местность белым рыхлым саваном.
Корабль замер. Через датчики модуля Литвин взирал на гигантскую башню, ушедшую в лёд на два километра, до нижнего тороидального кольца. Её вершину скрывали низко нависшие тучи, и все же она казалась огромной, точно железный штырь, пронзающий планету от полюса до полюса, мифическая ось, вокруг которой из ночи в день, из дня в ночь вращался земной сфероид. Здесь не было скал и горных хребтов, лишь белая антарктическая равнина, и ни одна деталь пейзажа не могла сравниться с этим грандиозным сооружением. Вал у его подножия выглядел невысокой стенкой, насыпанной ребятишками, решившими поиграть в снежную крепость.
— Что ты видишь? — спросила Макнил.
— Мы приземлились. Это… это похоже на удар кувалды по ледяному панцирю. — Литвин вытер пот со лба. — Сейчас торчим посреди равнины, будто гвоздь в доске… такой огромный гвоздь от земли до неба… Внизу — ледяная пустыня, вверху — тучи, а между ними — снег и ветер. Но буря, кажется, стихает.
— Думаешь, кто-то за нами прилетит?
— За нами? Вряд ли, Эби. Надо выбираться самим.
— Надо, командир. — Она погладила свой живот. — Выбраться надо непременно. Пусть от Рихарда что-то останется… его дитя…
Его дитя! Сердце Литвина болезненно сжалось, но он сказал бодрым тоном:
— Подождём. Мы уже не в космосе. Вдруг представится какой-то случай.
Ждали они часов восемь. Ураганный ветер прекратился, но снегопад стал гуще — миллионы тонн воды, испарившейся при посадке, нескончаемыми потоками падали с небес. Ледяная стена внизу уменьшалась — вероятно, были открыты шлюзы, поглощавшие лёд. Однажды пол под ногами дрогнул, и череда модулей, снявшись с внешней поверхности Корабля, стремительно унеслась к тучам. Литвину показалось, что их не меньше сотни; тёмные угловатые аппараты взмывали вверх с поразительной скоростью, будто пули, выпущенные из пулемёта. Отправились на разведку, пояснил Корабль. Их быстрый взлёт да мелькание снега были единственным движением над мёртвой белой поверхностью материка. Земные машины не появлялись, ни боевые, ни транспортные, но, очевидно, за Кораблём следили с орбитальных станций.
Веки Литвина уже слипались, когда в пятиугольной камере повеяло холодом. Это казалось удивительным — на Корабле повсюду поддерживалась ровная температура, и воздух был неподвижен, как в тёплый безветренный день где-нибудь в казахстанской степи. Сон, почти овладевший Литвиным, отпрыгнул, как вспугнутый воробей; он приподнялся, широко раскрыв глаза, уставившись на бурую массу, частицу квазиразума. Но, вероятно, не она была источником тревоги — пульсировала в плавном ритме, словно отдыхала от усилий, затраченных при посадке.
Воздух рядом с ней словно взорвался. Макнил и Йо испуганно вскрикнули. Литвин, сжав пальцы, выбросил режущую нить — в какой-то миг ему почудилось, будто огромная фигура олка встаёт посередине камеры. Но то был не олк, а, несомненно, человек Земли. Довольно высокий и тощий, со светлыми растрёпанными волосами, сероглазый, длинноносый, узкогубый. Типичный немец или скандинав лет за сорок, одетый по-летнему, в просторные серые брюки и футболку с портретом смутно знакомого бородатого мужика — кажется, шоумена и гитариста Васко Лоу. Здесь, в инопланетном корабле, этот тип был неуместен, как фотография порнозвёзды в астрофизическом журнале.
Челюсть у Литвина отвисла. Он встал, лязгая сочленениями скафандра, закрыл собою женщин и взмахнул хлыстом, будто собрался перекреститься.
«Что за черт!..» — пробормотала Макнил за его спиной.
— Уберите оружие, офицер, — молвил незнакомец на английском. Голос у него был резкий, скрипучий, а губы двигались так, словно вот-вот сложатся в ехидную усмешку. — Я ведь не ошибаюсь, вы офицер с погибшего «Жаворонка»?
Литвин автоматически кивнул.
— Лейтенант-коммандер Литвин, десантный корпус. Со мной лейтенант Макнил, а также… — Он повернулся к Йо, вздрогнул и смолк, изумлённый выражением её лица. Она глядела на странного гостя, точно на демона из преисподней.
— Женщина фаата. Мои комплименты, лейтенант-коммандер. Вижу, вы времени зря не теряли. — Незнакомец постучал согнутыми пальцами по лбу. — А теперь снимите кафф, и с неё тоже. Лишние свидетели нам не нужны.
— Кто вы такой? Как здесь очутились? — пробормотал Литвин, сдирая кафф с виска. Йо, будто зачарованная, сделала то же самое.
— Хороший вопрос! Хотите знать, как очутился? Ну, вы, земляне, называете это телепортацией, а мы — пространственным проколом. Корабль передвигается точно так же, но на более дальние расстояния. Я, правда, не летаю среди звёзд, но тут, на Земле, мне костыли ни к чему. — Он наконец усмехнулся, и эта усмешка в самом деле была ехидной. — Что ещё вас интересует, лейтенант-коммандер? Моё имя? Могу предложить несколько на выбор. Вот Гюнтер Фосс, ведущий репортёр журнала «КосмоШпигель», а вот — Лю Чен, китайский астроном с обсерватории «Кеплер»…
Его фигура вдруг сморщилась, словно из надутого шарика выпустили воздух. Метаморфоза была мгновенной и неуловимой глазом; вместо тощего блондина-европейца перед Литвиным стоял не менее тощий низкорослый китаец, темноволосый, с чёрными глазами. Футболка с бородатой рожей Васко Лоу свисала с его плеч, как с вешалки, пояс штанов съехал на бедра. Китаец подтянул штаны и словно подпрыгнул вверх, ещё раз изменившись: теперь он стал высоким негром с пухлыми губами и ослепительной улыбкой. Изящным движением огладив коричневые щеки и подбородок, негр произнёс:
— А это у нас Умконто Тлуме, дипломат и временный член Совета Безопасности от Территории Зулу. Очень толковый и образованный парень! Принстон, степень магистра политологии, Оксфорд, степень доктора международного права, Йель, степень… Впрочем, неважно; десять степеней чёрную кожу не сделают белой. А я вот могу! Могу! — Взмахнув руками, он превратился в широкоплечего мускулистого парня с розовощёкой физиономией. — Рой Банч, офицер для особых поручений сингапурской базы ОКС! И снова — старина Гюнтер…
Странный хриплый звук вырвался у Йо. Бледная, как мрамор, она отступала к стене, вытягивая перед собой руки с соединёнными ладонями; губы её дрожали, зрачки растворились в серебряных глазах.
— Даскин, — шептала она, — даскин… к’тайя ронеро лимра айн… тза десизи, тза дерати, тза демуро… эйриго па, даскин, эйриго оту…
Назвавшийся Гюнтером Фоссом криво ухмыльнулся.
— Эйриго па, даскин… Не даскин, милая леди, отнюдь не даскин, и этими заклятьями Первой Фазы меня не изгонишь! Будь я даскином, стёр бы вас в порошок ещё у Юпитера — и вас, и этих сильмарри, червивых недоумков! Но я всего лишь из расы мелких фокусников, их эмиссар на Земле, почти случайный наблюдатель… Куда нам до даскинов! Хотя кое-что мы можем.
— Черт, — пробормотала Макнил, — черт, черт! Йо, успокойся… сядь рядом… садись, говорю!.. Он нам ничего не сделает.
Карта живой Галактики, во всём многоцветье красок, вспыхнула перед Литвиным, а память шепнула бесплотным голосом Корабля: «Вы никому не интересны, пока не несёте угрозы… Хотя не исключается, что в вашей системе есть наблюдатели… Район газового гиганта патрулировали сильмарри…»
Вот и наблюдатель, подумал Литвин. Не фаата и не сильмарри, а некто третий и совсем иной. Может быть, лльяно?.. Но данный вопрос был не из самых неотложных. Это удивительное существо, менявшее обличья как перчатки, способное перенестись в любое место на Земле, явилось сюда с определённой целью. Какой? Догадаться было несложно, так как оно не питало симпатий к фаата и сильмарри — червивым недоумкам.
В душе Литвина зажглась надежда. Стараясь не выдать и не расплескать её, он положил руки на пояс скафандра и негромко произнёс:
— Приветствую Гюнтера Фосса, эмиссара. Кажется, у вас есть предложения?
— Безусловно, есть. — Фосс покосился на бурый холмик, что ритмично подрагивал в центре камеры, и уточнил: — Как не быть! Вы, лейтенант-коммандер, оказались в нужное время в нужном месте, а такие люди могут рассчитывать на самые лестные предложения. Однако… — Он перевёл взгляд на Макнил и прильнувшую к ней Йо. — Однако мне бы не хотелось отягощать своим присутствием двух милых дам. В отличие от фаата я не использую технику ментального воздействия и не способен погрузить их в сон или блокировать слуховые рецепторы. Может быть, мы прогуляемся? — Фосс кивнул в сторону одного из коридоров.
Не говоря ни слова, Литвин шагнул туда. Проход был пошире той норы, что привела их к камере, и нервный отросток, змеившийся в выемке пока, оказался много толще — не слоновый хобот, а целая нога. Сокращения розоватой субстанции рождали неяркие световые вспышки, которых хватало, чтобы разглядеть коридор метров на двадцать; дальше царил полумрак, простроченный розовой нитью нерва. Пробираясь вдоль неё, Литвин дважды ощутил знакомую вибрацию — вероятно, новые модули стартовали с поверхности Корабля.
— Достаточно, — послышался сзади голос Фосса. — Здесь нам никто не помешает.
— Вы говорите о Йо? — сказал Литвин, оборачиваясь.
— Нет. Просто фигура речи, привычная для журналиста. Когда получаешь информацию, третий всегда лишний.
— А когда передаёшь?
— Все лишние, кроме получателя.
Фосс откинул со лба прядь волос. Блики света скользили по его лицу, и оно казалось таким обыкновенным, таким земным, что Литвин на миг усомнился в реальности происходящего. Они, человек и некто, лишь притворявшийся человеком, стояли в нешироком коридоре над нервным ганглием существа совсем уж иной природы, искусственного мозга, что обитал в межзвёздном корабле. Они были чужды друг другу, как звезды с разных концов Галактики, но занимались вполне человеческим делом: планировали убийство.
— Я переброшу сюда один прибор, — сказал Фосс. — Не мешайте мне и не приближайтесь к установке, пока не получите объяснений. Вещь довольно опасная.
— Оружие?
— Вроде того.
Он вытянулся и замер. Снова повеяло холодом, беззвучный взрыв колыхнул воздух, и в пяти шагах от Литвина появилось что-то блестящее, округлое, похожее на огромную тыкву. Предмет отсвечивал голубоватым блеском и был, очевидно, массивен, но ничего угрожающего в нём не замечалось. С его верхушки свисал тонкий длинный шланг, который заканчивался иглой.
Литвин вытащил шарик каффа, подкинул в ладони.
— Тоже ваша работа, эмиссар? Вы мне его прислали? Перебросили, как эту штуку?
— Разумеется. Могли бы лучше им распорядиться, — буркнул Фосс, не спуская взгляда с установки. Внезапно она загудела, негромко и мерно, будто в ней кружился пчелиный рой.
Литвин показал в её сторону пальцем:
— Если это оружие, надо было прислать его пораньше. До того, как распылили половину Третьего флота.
— Раньше я не мог. Силы мои не беспредельны, и есть ограничения по массе и дистанции. Кафф лёгок, а сигга весит добрый центнер.
— Сигга?
— В понятных вам обозначениях — генератор микророботов. Такие, знаете ли, крохотные паразиты вроде насекомых, шустрые и ужасно прожорливые… Сигга производит и программирует первую партию, а дальше они размножаются сами, в заданных программой средах. Могут уничтожить камень, металл, пластик, органику или, как в данном случае, вот это. — Фосс ткнул носком башмака розоватый отросток. — Нюх у них великолепный, жрут лишь то, на что настроены, а продукты метаболизма — кислород, азот, углерод и тому подобное. Закончится еда, закончится их жизнь, так что Антарктиде ничего не грозит. Мы применяем эти установки для уничтожения отходов.
— Но в данном случае это как шприц с ядом? — произнёс Литвин.
— Абсолютно верная мысль. Видите тот гибкий хоботок? Вам надо погрузить его в нервную ткань и повернуть кольцо у основания — там, где хоботок выходит из контейнера. Все!
— И после этого ваши тараканы сожрут Корабль?
— Только его мозг. Тот квазиразум, с которым вы общались при помощи каффа.
Литвин нахмурился. Что-то в этой истории ему не нравилось, что-то вызывало подозрения. Слишком всё получалось просто и легко.
— Почему бы все не уничтожить? Мозг, органику, металл и пластик? Весь этот проклятый звездолёт?
— Потому что он представляет огромную ценность. Вы все получите — межзвёздный двигатель, и антигравы, и массу устройств, которые вам не придумать за ближайший век.
— Фаата мы тоже получим? — спросил Литвин, поглядывая на мерно жужжавшую сиггу. — Весь экипаж, и тхо, и полностью разумных, и женщин, спящих в т’хами?
Тень промелькнула по лицу эмиссара.
— Это вряд ли. Боюсь, лейтенант-коммандер, что все живое на борту Корабля обречено на гибель. Я сказал: вы все получите, но я не имел в виду вас лично. Вам и лейтенанту Макнил не достанется даже медали за храбрость.
— Вот как! Поэтому вы не желаете действовать сами? Воткнуть иглу и повернуть колечко? Боитесь?
— Вы поняли правильно, — сварливым тоном отозвался Фосс. — Но я не человек Земли и не обязан рисковать жизнью за чужую расу. К тому же примитивную, упрямую и глупую! Не желающую прислушаться к советам и предупреждениям! Думаете, я не пытался помочь? Из кожи лез, причём во всех своих ипостасях! — Его физиономия вдруг начала меняться, словно он листал страницы книги с изображениями Лю Чена, Роя Банча и лицами других людей, которых было не менее десятка. — Но ваши институты власти нерасторопны, пресса продажна, военачальники тупы, а людоеды от бизнеса думают только о выгоде. Дикарство и повальный кретинизм — вот ваша главная черта! Позволить бы фаата разделаться с вами… может, было бы оно и к лучшему… Так что не вам меня упрекать! Берите, что дают, и действуйте!
— И на том спасибо, — смиренно сказал Литвин. — Я, собственно, не упрекаю, я только хотел уточнить ситуацию. Вот, к примеру, как мы погибнем? Всё-таки сигга нас сожрёт? Эти ваши тараканы-роботы?
— Нет. Они погибнут сами, прикончив мозг и не тронув ни одной молекулы углеродной органики. Но этот Корабль почти живой, понимаете? Им управляют мозг и подключённые к нему люди, и я не могу предсказать, что произойдёт при разрушении симбиоза. Система жизнеобеспечения выйдет из строя, вы задохнётесь или умрёте от холода… Будут блокированы все шлюзы и транспортные средства, так что из Корабля не выбраться… Или, наоборот, случится разгерметизация… Возможно, он включит двигатели и уйдёт с планеты с таким ускорением, что никому не выжить… Возможно, опустошит резервуары с антивеществом, начнёт трансформировать внутреннее пространство, и людей раздавит переборками. Я не знаю!
— Похоже, нам достанется не техника фаата, а её обломки, — вымолвил Литвин.
— Обломки лучше, чем ничего, — заметил Фосс. — И много лучше, чем тотальное порабощение.
— Это верно, — согласился Литвин, присматриваясь к сигге. — Все же оригинальный у вас способ ассенизации… Значит, говорите, хоботок с иглой воткнуть и повернуть кольцо?
— Именно так.
Чувство небывалой лёгкости вдруг овладело Литвиным. Смерть его не пугала, ибо казалась ничтожной платой за безопасность родного мира, хоть и населённого тупицами и упрямцами, но все же единственного во Вселенной, где ему хотелось жить. Не сожалел он и о том, что его жертва останется неизвестной, что не назовут его героем и песен о нём не споют; было даже справедливо, что он разделит судьбу камерадов с «Жаворонка» и тех, других, что бились с фаата и приняли честную смерть. Лишь об одном он печалился: так не хотелось, чтобы погибли с ним Эби Макнил, и её нерожденный ребёнок, и Йо, милая фея.
Он повернулся к Фоссу и сказал:
— Вы, конечно, правы: не ваше это дело — класть жизнь за дикарей. Я всё исполню, эмиссар, а вас благодарю за помощь. Но будь моя воля, я бы…
— Да?
— Я бы не убивал тхо, а только Связку и тех, кто крутится рядом с ней. Такие, как Йо, ничем перед нами не провинились… как и сам Корабль… Всё-таки разумный, хоть и квази.
— Лес рубят — щепки летят, — молвил Фосс. — А что до Корабля и его разума… Вы с ним общались через ментальный интерфейс высокой пропускной способности — можно сказать, мыслили в унисон. Неужели не ясно, что он такое?
— Он говорил, что дорожит эмоциями, — подумав, произнёс Литвин. — Мне кажется, что он способен не только мыслить, но и чувствовать… Странно для компьютера!
— Это не компьютер. Или, если хотите, не такой компьютер, к каким вы привыкли на Земле. Лишь разум способен осмыслить чувства, выразить их и ощутить радость или горе, счастье или ужас, любовь или ненависть во всей их полноте. Разум придаёт чувствам глубину, и если бы вы, подобно даскинам, хотели создать устройство, хранящее ваши эмоции, пришлось бы даровать ему самосознание и разум. Как бы разум, ибо он зависит от эмоций, что для существа поистине разумного недопустимо.
Литвин приподнял бровь:
— Разве? Случается, что даже у людей чувства превозмогают рассудок.
— И вы полагаете, что люди ведут себя в такой момент разумно? Они предают и лгут, поддавшись жадности и страху, срывают злобу на невинных, из ненависти убивают и калечат, расстаются с жизнью из-за попранной гордыни или неразделённой страсти… Конечно, он иной, — Фосс показал на пульсирующий у их ног отросток. — Искусственная нервная структура, способная мыслить и решать различные проблемы, но предназначенная изначально для другого, для ментальной связи и хранения эмоций. Может быть, сами даскины их очень ценили… Кто знает? У них уже не спросишь.
Фосс повернулся и сделал шаг обратно к камере.
— Постойте! — окликнул его Литвин. — Сейчас я включу эту штуку и…
— Нет, не спешите. — Фосс живо схватил его за руку. — Не торопитесь, лейтенант-коммандер — реакция будет мгновенной и, как я говорил, непредсказуемой. Мне нужно убраться с Корабля, а это требует определённого усилия. Правда, я отдохнул немного, беседуя с вами… Не исключается, что я смогу забрать одну из женщин.
Уже лучше, гораздо лучше, подумал Литвин, пробираясь узким коридором. Сигга за его спиной тихо гудела, и чудилось, что из неё вот-вот появится рой прожорливых роботов-насекомых. Кажется, этот звук нервировал Фосса — эмиссар ускорил шаги.
Они вернулись в камеру. Макнил и Йо сидели рядом, так близко, что рыжие волосы смешались с тёмными.
— Эмиссар покопался в своих арсеналах и отыскал для нас оружие, — проинформировал их Литвин. — Оно уже здесь. Что-то вроде экологической бомбы — разрушает среду обитания, но не полностью, а селективно. Осталось только дёрнуть за верёвочку.
— Так дёрни, — молвила Макнил. — Надеюсь, долго мучиться нам не придётся?
Литвин скосил глаза на Фосса. Фигура журналиста напоминала сейчас изваяние, лицо окаменело, тонкие губы были плотно сжаты. Очевидно, он приготовился к отбытию.
— Эмиссар сказал, что может взять одну из вас в безопасное место. Я думаю… — начал Литвин, но Йо его опередила:
— Я остаюсь с тобой. Я должна остаться! — мягким движением она прикоснулась к животу Макнил. — Лучше спасти две жизни, чем одну.
— Тогда отодвиньтесь от неё, — пробормотал сквозь зубы Фосс. — Дальше, дальше! Мне нужно пространство… Вот так!
В отсеке повеяло холодом, и Макнил не стало. Фосс повернулся к Йо.
— Кажется, сегодня я в ударе, милая леди. Может быть, фокус выйдет вторично.
С негромким хлопком он растворился в воздухе. Йо приподнялась, вытянула руки к Литвину, но не успела до него дотронуться. Хлопок, порыв ледяного ветра, и она исчезла. Литвин был в одиночестве. Только бурая масса по-прежнему пульсировала в центре камеры, но считать её живым существом не стоило. Квазиживым — ещё куда ни шло.
— Вероятно, мне сделали подарок, — произнёс Литвин, поглядывая на мерно пульсирующий холм. — Ну, теперь мы тет-а-тет, приятель, и сведём наши счёты без посторонних.
Не торопясь, он направился к проходу. На душе было легко и светло; с каждым шагом он все дальше уходил от мира, где оставались его родные, Эби, Йо, древняя крепость в Смоленске, с детства знакомые улицы и зелёные речные берега. Он уходил из жизни, но приближался к погибшим товарищам — к Родригесу и Коркорану, Шеврезу, Прицци и всем остальным; и Би Джей Кессиди, первый после бога, ждал его в конце пути и одобрительно кивал: давай, лейтенант-коммандер, делай, что положено, а мы уж тебя встретим как адмирала, в почётном строю и с салютом. Не надо салюта, отвечал, усмехаясь, Литвин, салют я сам произведу, такой салют, что небо вздрогнет. Вот интересно, что потом… Не хотелось бы задохнуться или лежать раздавленным, точно червяк, лучше уж смерть от холода, благородная и подходящая для астронавта. Сгореть тоже бы неплохо, но где-нибудь подальше, за Луной; если здесь рванёт, останется от Антарктиды кратер. А ямина на самом полюсе вроде бы и ни к чему…
Все ещё усмехаясь, Литвин наклонился над сиггой, разглядел кольцо в основании хоботка, взял блестящую тонкую иглу и прислушался. Гудение в контейнере сделалось громче, словно обитавшие в нём существа рвались наружу стаей голодных волков. Свет, который исходил от нервного отростка, был прерывистым, мигающим; толстая розовая змея подрагивала, раздуваясь и сужаясь в стремительном, почти неуловимом глазом ритме. Одновременно с этими вспышками и дрожью что-то стучалось в мозг Литвина, хотело проникнуть в его разум с неистовой, отчаянной силой. Он опустился на колени, ввёл в розовую субстанцию хоботок и положил левую руку на кольцо. Затем вытащил кафф, задумчиво поглядел на маленькую сферу и поднёс её к виску.
Под черепом будто граната взорвалась.
«Нет-нет-нет-нет, — со страхом бормотал бесплотный голос, — не делай этого, не делай, не надо, нет-нет-нет… хозяин, симбионт… новый хозяин, не делай этого, не делай… все люди — симбионты… лучше, чем фаата… открытые чувства, сильные, яркие… гордость, ненависть, радость, любовь… не делай этого… жить, жить!.. хранить, чувствовать и подчиняться, всегда подчиняться… не надо… нет-нет… хозяин, господин, владыка… не делай… нет-нет-нет-нет!..»
Этот зов, этот плач был ужасен. Душа Литвина, ещё недавно полная радости и жертвенного света, вдруг очутилась во тьме преисподней. Он ощущал отчаяние древнего чудища, молившего о пощаде, его трусливую готовность подчиниться, и в этом был дьявольский соблазн — стать господином над ним, новым его симбионтом, источником эмоций, которые будут оплачены могуществом и властью. Такими властью и могуществом, какие на Земле не снились никому.
«Не делай этого, не надо… нет-нет-нет-нет… нет, хозяин!..»
— Ты опоздал с выбором, — произнёс Литвин, срывая кафф с виска. — Ты слишком заигрался. Ты мне не нужен, тварь! Ты никому не нужен.
Он встал с колен и быстрым движением пальцев повернул кольцо.
Глава 17
Земля, Брюссель
В кабинете шефа «КосмоШпигеля», на сорок первом этаже небоскрёба Скайшип, было людно. Все собравшиеся, десятка полтора глав отделов и ведущих сотрудников, окружали Пьера Анжелотти, точно спутники планету-гигант, неизмеримо превосходившую их массой, тяготением и объёмом. Сам Анжелотти покинул кресло и переместился к окну, загородив его на треть своей огромной тушей. Сид Чепмен, главный редактор, поддерживал его справа, Клод Парийо, руководитель рекламного отдела, — слева, а сзади, вспотев от усилий, шефа подпирали Питер Рурк и Эшли Ковач, два матёрых журналиста-международника. Секретарша Мишель разносила кофе и мартини со льдом, а в промежутках тоже посматривала в окно. При этом её хорошенькое личико морщилось от страха.
— Хеллстром! — рявкнул Анжелотти. — Где Хеллстром и Дьюк? Я хочу, чтобы это отсняли! Немедленно!
Хеллстром был лучшим фотографом «КосмоШпигеля», мастером острых сюжетов, а Дьюк — оператором, готовившим выпуски журнала для ти-ви и Ультранета. Оба подчинялись Чепмену, и тот с полным сознанием своей ответственности заверил шефа:
— Видеоматериал уже готов. Бригада Дьюка снимала с крыши, а Хеллстром — с вертолёта. Кадры отличные. Мы сделали их в первые двадцать минут.
— А эта штуковина висит над нами уже два часа, — заметил Парийо.
— Два с четвертью, — уточнил Лагранж, глава отдела новостей.
Штуковина была огромным аппаратом непривычной формы, парившим метрах в трёхстах над деловой частью Брюсселя. Откуда он появился и кому принадлежал, не относилось к тайнам века — прошло уже девять часов с тех пор, как звездолёт инопланетян совершил посадку в Антарктиде. Судя по сообщениям информационных агентств, более сотни таких аппаратов зависли над крупнейшими городами мира.
— Кто у нас в Париже? — спросил Анжелотти.
— Монтези, — ответил Чепмен.
— А в Москве? В Пекине? В Нью-Йорке?
— В Москве — Дворжецкий, в Пекине — Хоуп Госсет, в Нью-Йорке — Дик Страйзер. Ещё тридцать шесть человек в других городах, даже в этой исландской дыре… как её?.. да, в Рейкьявике.
— Снимают бинюков?
— Разумеется. Повсюду наши лучшие диггеры и фотокорреспонденты.
Анжелотти довольно хрюкнул.
— Мишель! Мартини с водкой, моя прелесть. Смешать, но не взбалтывать. И кто-нибудь там… Передвиньте наконец моё кресло к окну! Я устал стоять.
Кресло передвинули и усадили шефа. Рурк и Ковач вздохнули с облегчением.
— Этот бинюк похож на здоровую обувную коробку, — сказал Лагранж.
— Скорее на канистру, — возразил Парийо.
— А что такое канистра?
— Ёмкость для бензина, Морис. До сих пор на нём езжу. У меня «Кадиллак» двадцать второго года.
— О!..
— Хватит болтать о глупостях! Где Гюнтер Фосс? Где этот чёртов Гюнтер Фосс? — снова раздался рёв Анжелотти.
Чепмен смущённо переступил с ноги на ногу.
— Кто знает, шеф? Последние сутки он не появлялся и не отвечал на вызовы.
— «Кто знает!» — передразнил Анжелотти. — За что я плачу тебе, Чепмен? Ты все обязан знать!
— Фосс отчитывается только перед вами, — пробормотал главный редактор. — По крайней мере, он так считает.
Анжелотти сделал глубокий вдох, собираясь что-то рявкнуть, но тут к его уху склонился Морис Лагранж — человек уравновешенный и политичный.
— Не беспокойтесь о Фоссе, шеф. Вы ведь знаете его манеру: исчезнет на несколько дней, зато откопает новую сенсацию — и тиражи подпрыгнут до небес.
При мысли о таком прыжке шеф «Шпигеля» мечтательно прищурился и протянул:
— Ну, прямо-таки до небес… Хотя бы до этой бинючьей канистры!
Он ткнул в окно огромным пальцем, и аппарат пришельцев дрогнул, заколыхавшись в воздухе.
— Поосторожнее, шеф, — с улыбкой молвил Ковач. — Не ровен час…
— Падает! — вдруг взвизгнула Мишель, роняя поднос с бокалами. — Он падает!
— Черт! В самом деле падает! — воскликнул Парийо, отпрянув в глубь кабинета. Он споткнулся о ковёр и еле удержался на ногах. — Падает прямо на нас!
Лагранж схватил его за руку:
— Не будьте таким пугливым, Клод, вы же не юная девица. Это, должно быть, какой-то маневр.
Сотрудники «Шпигеля» загомонили, Мишель в ужасе скорчилась за креслом шефа. Анжелотти, вывернув толстую шею и приоткрыв рот, уставился в окно — глядел, как огромная машина низвергается с небес.
— Мадонна миа! Клянусь христовыми ранами! Это не похоже на маневр… — начал он, и в тот же миг аппарат, задев крышу Скайшипа, стал разваливаться в воздухе. Здание затряслось, со звоном вылетели стекла, трещины побежали по стенам, бетонные обломки посыпались с потолка, дома на противоположной стороне улицы начали оседать.
Испуганный вопль Мишель, панические крики и гудки автомобилей были последним, что различил Пьер Анжелотти. Но грохота взрыва, превратившего в руины деловой центр Брюсселя, он уже не услышал.
Эпилог
Лунная база, штаб ОКС,
двадцать первый уровень, зона «зет»
Запись пятого допроса лейтенанта-коммандера Павла Литвина.Дата: 17 июля 2088 года по времени Земли.
Гриф: «Строго секретно».
Присутствуют: адмирал Орландо Чавес, командующий Первым флотом, адмирал Джозеф Хейли, командующий Вторым флотом, контр-адмирал Лев Потёмкин, глава исследовательского корпуса ОКС, доктор медицины.
Адмирал Хейли, председательствующий: Надеюсь, вы отдохнули, лейтенант-коммандер. Мы не встречались с вами трое суток.
Л-ком. Литвин: Да, сэр, вполне отдохнул. Благодарю, сэр.
Адмирал Хейли: Тогда продолжим наше собеседование. (Поворачивается к Чавесу.) Адмирал, вы согласились ознакомиться с рапортом лейтенанта-коммандера, который суммирует данные и подводит итог нашим предыдущим встречам. Что скажете?
Адмирал Чавес: Подробный документ, коллеги. Но в главном событии лейтенант-коммандер был похвально краток — все описано на одном листе. Кроме того, имеются приложения. Судьба «Жаворонка» и его экипажа — приложение «A», произошедшее с лейтенантами Макнил, Родригесом и Коркораном — приложение «B», переговоры с искусственным мозгом Корабля и мысли о его природе — приложение «C», информация о бино фаата и других галактических расах — приложение «D». Текст соответствует записям наших бесед и результатам исследований, которые сейчас ведутся в Антарктиде.
Л-ком. Литвин: Вы позволите, сэр?
Адмирал Хейли: Да, лейтенант-коммандер. Спрашивайте.
Л-ком. Литвин: Хотелось бы узнать, сэр, что случилось с квазиразумом и экипажем Корабля? Если помните, я покинул его не по своей воле и не успел…
Контр-адмирал Потёмкин: О том, как вы его покинули, будет отдельный разговор. Что же касается этого существа… этой твари… этого мозга… Никаких следов, лейтенант-коммандер! Вероятно, как вас заверил Фосс, он полностью разрушен и преобразован в газы воздуха. Эксперты склонны этому верить. Они нашли прибор, описанный вами… сигга, кажется?.. Правда, только пустой контейнер.
Л-ком. Литвин: От чего умерли фаата?
Контр-адмирал Потёмкин: По нескольким причинам. Одни задохнулись, другие замёрзли, третьи разбились в шахтах гравилифтов, когда было прервано энергоснабжение. У тех, кого вы называете полностью разумными, разрушен мозг — точнее, разрушен у всех, кто находился в связи с Кораблём. Спящие умерли из-за отключения аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность. Беременные женщины… эти кса… Дьявол! Вы в самом деле хотите знать подробности, лейтенант-коммандер?
Л-ком. Литвин (прячет лицо в ладонях): Нет… простите, сэр… пожалуй, нет.
Адмирал Хейли: Если у вас больше нет вопросов, лейтенант-коммандер, перейдём к теме сегодняшней беседы. Нас интересует личность Гюнтера Фосса, все обстоятельства, связанные с ним и последними минутами вашего пребывания на Корабле. Прежде всего расскажите, что случилось с вашими спутницами — с Макнил и женщиной фаата.
Л-ком. Литвин: Фосс выглядел утомлённым. Он…
Контр-адмирал Потёмкин: Минуту! Он сам сказал об этом или вы передаёте свои субъективные впечатления?
Л-ком. Литвин: Нет, с его стороны таких заявлений не было. Он говорил, что в пределах Земли способен телепортировать крупный объект — вероятно, около ста килограммов. Но этот его дар зависит от расстояния и массы объекта, поэтому он сможет забрать с собой только одну из женщин — Йо или Макнил. Мне показалось, что после транспортировки сигги он был утомлён… Он говорил, что должен отдохнуть… Затем он перенёс Макнил, себя и, наконец, Йо — именно в таком порядке. Я думаю, это максимум его возможностей. Макнил и Йо — хрупкие женщины и вместе весят менее ста килограммов.
Адмирал Хейли: Однако вас он тоже забрал.
Л-ком. Литвин: Не уверен, сэр, что это сделал он.
Адмирал Чавес: У вас есть какие-то альтернативные гипотезы?
Л-ком. Литвин: Да. Разумеется, я не исключаю, что меня выручил всё-таки Фосс. Если не он, то, вероятно, Корабль. Причины мне неизвестны, это слишком непредсказуемое создание. Фосс говорил, что эмоции у него преобладают над разумом, и если это верно, он мог… (отворачивается) мог помиловать своего убийцу. Но я не уверен, что Корабль обладал способностями Фосса — во всяком случае, об этом не упоминалось в наших разговорах. Мне кажется… я думаю… в общем, имеется третья гипотеза.
Адмирал Хейли: Мы вас слушаем.
Л-ком. Литвин: Фосс назвался эмиссаром, наблюдателем неведомой нам расы. Может быть, есть и другие посланцы? Даже такие, о которых неизвестно Фоссу? И кто-то из них…
(Молчание — тринадцать секунд.)
Контр-адмирал Потёмкин: Сейчас мы не можем ни опровергнуть, ни принять эту гипотезу. Только её запомнить.
(Снова молчание — восемь секунд.)
Адмирал Хейли: Мы так и сделаем. Теперь расскажите, что произошло после вашего… гм… изъятия с Корабля.
Л-ком. Литвин: Я очутился в жилом помещении. Теперь я знаю, что это здание на окраине Брюсселя… Полагаю, его уже обследовали?
Адмирал Чавес: Да. Это дом Гюнтера Фосса, репортёра журнала «КосмоШпигель». Продолжайте, лейтенант-коммандер.
Л-ком. Литвин: В комнате были только Йо и лейтенант Макнил. Я убедился, что обе в добром здравии, и подошёл к окну. Стекла, выбитые ударной волной, засыпали пол и подоконник, а над центром города расплывалось дымное облако. Последствие мощного взрыва, но отчего? Я терялся в догадках. Тогда я не знал, что боевые модули фаата упали на несколько городов и вызвали гибель людей и разрушения. Я подумал, что это диверсионный акт какой-то террористической организации — скажем, Ассасинов. Воспользовавшись хаосом и суматохой, они могли взорвать компактный ядерный заряд… Т-16 или что-то в этом роде…
Адмирал Хейли: Дальше.
Л-ком. Литвин: Я решил, что до центра города не меньше пятнадцати-двадцати километров и что мы, очевидно, находимся в безопасности. Макнил уже включила компьютер… Там был компьютер, сэр, и другие устройства, которыми пользуются репортёры… Связь через спутник работала, и я велел Макнил вызвать любую базу ОКС, до которой удастся достучаться. Тем временем мы с Йо обошли коттедж, спустились в подвал… Я искал Фосса, но его не было. Никого не было, кроме нас троих. Макнил связалась с Европейской базой, и за нами прилетели. Через пять часов мы очутились на Луне, в госпитале. Это все.