Завоеватели Хаецкая Елена

— А ты?

Разенна с вызовом ответил:

— Я, например, наносил визит госпоже Вальхейм. Это был вполне светский дружеский визит.

— Ты бы лучше принес им что-нибудь поесть, — угрюмо сказал Синяка. — Мне кажется, они голодают.

Великий Магистр густо покраснел. В Ордене не принято было носить еду в гости. Это считалось оскорблением для брата-кормильца. Поэтому Разенне и в голову не пришло захватить с собой гостинцев для Анны-Стины.

— Ясно, — сказал наконец Разенна. — А она, ну, Анна — она, между прочим из-за тебя расстраивается. И очень горюет, думая, что ты лежишь в сырой земле, никем, кроме дождя, не оплаканный.

Синяка отмолчался.

Дождь полил еще сильнее, хотя это, казалось, было невозможно. Потоки воды заливали босые ноги Синяки до щиколотки. Сквозь шум дождя, словно издалека, доносились бессильные сетования демона.

— Видел бы тебя этрусский царь Порсенна, — бубнил Тагет, — вот это был царь! Римлян жарил над костром. Свяжет штук десять — и жарит. А ты… тоже мне, «царь»! Тьфу!

Он плюнул, и седой хвостик на его макушке вздрогнул.

Ларс наклонился к Тагету и сказал неприятным голосом:

— Порсенна — не этрусский царь.

Тагет страшно возмутился и начал было возражать, но Ларс преспокойно зажал ему рот рукой. Он держал ладонь «домиком», чтобы демон ненароком его не тяпнул.

Синяка смотрел на них, слегка улыбаясь непонятно чему, но молчал, и Разенна решил взять беседу в свои руки. Он посмотрел на сплошную пелену дождя и изрек:

— Вот бы сейчас добыть жареной свининки с пивом! Вот бы явиться с едой к Анне-Стине и устроить трапезу по всем правилам!

— Нарушение устава, — невнятно промычал Тагет. — Грубейшее.

Но Синяка не расслышал слов демона и сказал Разенне:

— Дело хорошее. Если требуется, я помогу.

В светлых глазах Разенны мелькнул одобрительный огонек.

— Вот это наш человек. Великий Магистр говорит тебе это, о юноша: только такие речи и пристали мужчине! — Он убрал руку ото рта демона: — Верно я говорю, Тагетушка?

— Я тебе не «Тагетушка», — зашипел разъяренный демон.

— Это звательный падеж, — примирительно сказал Ларс. — Именительный — «Тагет». Родительный — нет кого? чего? — «Тагета». Звательный — «Тагетушка», ругательный — «Вредина-Тагетина»… Ну так как насчет пива со свининкой?

— Где ты его возьмешь?

— Есть одно место… — туманно сказал Разенна. Тагет по голосу слышал, что Великого Магистра подхватило и понесло. Когда на Великого Магистра «накатывало», его уже не остановишь.

— В Ахене? — с сомнением переспросил Синяка.

— Да нет, у нас, за Рекой Элизабет. То есть, не совсем у нас… — Ларс мечтательно посмотрел на клубящееся черное облако. — Вот заявимся сейчас к Торфинну и скажем ему: «Торфинн! У тебя есть что-нибудь вкусненькое?» Это будет подвиг, подобного котором у не совершали другие Великие Магистры. Обожрать чародея достойно этруска. Верно я говорю, Тагет-да-не-Тот?

Тагет протестовал и упирался в мостовую ногами.

— Невежды! — вопил он. — Прежде, чем соваться к Торфинну, спросили бы стариков! Мифы не лгут!

Однако его не слушали. Погруженный в свои мечты, Ларс волок маленького демона за собой, как неодушевленный предмет. Синяка шел следом, забавляясь.

Они быстро вышли за пределы города. В полной темноте Ларс уверенно находил дорогу к Кочующему Замку. В стародавние времена, при Карле Незабвенном, через болота была проложена дорога. С годами болото затянуло ее, и теперь до устья реки Элизабет добирались исключительно морем. Но Ларс легко ступал по кочкам. Демон прыгал за ним с мрачной решительностью. Синяке все время казалось, что сейчас Разенна провалится в трясину. Однако этого не произошло.

Ларс шел быстро, не оборачиваясь, и вдруг остановился. Синяка едва не налетел на него.

Перед ними высился замок. Огромный черный замок — там, где его и в помине не было, да и быть не могло. Озаряемый вспышками молний, он стоял посреди трясины, тяжелый, черный, блестящий, оскалившийся опущенными решетками, светящийся красными прорезями бойниц. От него веяло ледяным холодом, и Синяка невольно поежился.

— Вот он, Кочующий Замок Торфинна, — сказал Ларс куда менее бодрым голосом. — Он будет стоять здесь день или неделю, а может быть, только час. Кто знает? Торфинн — могучий чародей. Говорят, он — воплощение всех черных сил мира.

Грянул оглушительный гром, и вдруг дождь прекратился. Где-то далеко на болоте вздохнул ветер, и с чахлой еловой ветки упала капля.

— Да ведь мы только за пивом, по-соседски, — напомнил Синяка.

Тагет еле слышно застонал. Ларс посмотрел на демона, на черную громаду замка и сказал:

— Знаешь что, парень, ты это… говори потише. Никогда не знаешь, что придет в голову Торфинну. По-моему, насчет «вкусненького» я погорячился…

Решетка у ворот замка заскрежетала, и мелькнули факелы.

— Накликали… — простонал Тагет, поскольку бежать было поздно.

Разенна немного отстранился от Синяки и скрестил руки на груди — все-таки, он был Великим Магистром.

Решетка поднялась. Несколько слуг в блестящих черных одеждах вынесли факелы и встали у входа, широко расставив ноги в кожаных сапогах с металлическими полосами. Затем показалась высокая прямая фигура в развевающемся черном плаще. Прозвучали твердые шаги; потом все стихло.

Перед Синякой оказался суровый старик с резкими морщинами вокруг рта, орлиным носом и пронзительными черными глазами. Длинные седые волосы падали ему на плечи; на лбу светилась тяжелая диадема с дымчатым темным камнем. В руке он держал бич, опустив его тонкий конец к ногам.

Несколько секунд старик и юноша смотрели друг на друга. Потом старик произнес звучным молодым голосом:

— Мальчик, ты знаешь, кто я?

— Да, — ответил Синяка. — Ты — Торфинн.

Торфинн отступил на шаг и вдруг загремел на все болото:

— Как ты смеешь стоять передо мной, словно ты мне ровня? Почему не приветствуешь Торфинна как должно? Почему ты смотришь мне в лицо своими наглыми глазами, вместо того, чтобы уткнуться носом в грязь?

От этого громового голоса мороз пробежал у Ларса по коже. Он прижал к себе маленького демона, втайне утешаясь тем, что Тагет испуган еще больше.

Но Синяка и глазом не моргнул.

— Может быть, я и впрямь тебе ровня, Торфинн, — сказал он странно спокойным голосом. Разенна с удивлением слышал, что солдатик не притворяется: юноша действительно не испытывал страха.

— Смелый мальчик! — фыркнул Торфинн и расхохотался. Он уперся кулаками в свой тяжелый пояс, развел в стороны локти, и широкий плащ распахнулся. На черной кольчуге Торфинна засверкала тяжелая цепь из золота, усыпанная рубинами.

Далекая зарница вспыхнула за лесом бледным огнем, и на мгновение перед Торфинном мелькнуло фантастическое серебряное лицо с удлиненными чертами. Это длилось всего лишь миг; зарница погасла, и видение исчезло.

— Ты? — дрогнувшим голосом произнес Торфинн.

Синяка молчал.

Резко выбросив руку назад, Торфинн крикнул:

— Факел!

В тот же миг один из слуг подскочил к чародею и подал факел. Торфинн бесцеремонно сунул факел Синяке под нос и в багровом свете увидел ярко-синие глаза, горящие на смуглом лице, темные вьющиеся волосы, прилипшие ко лбу и вискам, забрызганную грязью одежду, босые ноги.

— Как тебя зовут?

— Синяка.

— Ну и прозвище тебе придумали, — сказал Торфинн и снова засмеялся.

Он зашвырнул факел в болото и, взмахнув плащом, резко повернулся к замку. Слуги уже исчезали в дверном проеме один за другим, как по сигналу. Торфинн широкими шагами шел следом за ними.

— Торфинн! — крикнул Синяка ему вслед. — Ты знаешь, кто я такой?

Торфинн обернулся.

— А тебе этого до сих пор не сказали? — Смеясь, старый чародей покачал головой.

Синяка побежал за ним следом.

— Остановись! Скажи мне! Торфинн!

— Синяка! — отчаянно крикнул Ларс, забыв о своем страхе и о достоинстве магистра. — Стой, ненормальный! Куда ты?

Разенна рванулся было за ним, но демон, испустив душераздирающий вопль, повис у него на ноге, как чугунное ядро средней величины, и пока Разенна ковылял к замку, волоча Тагета по сырой осоке, черные ворота замка захлопнулись.

Синяка услышал за спиной адский скрежет опускаемой решетки. Он оказался в темноте. Торфинн со своими слугами исчез почти мгновенно. Здесь было тихо, темно и очень холодно. Тронув рукой стену, Синяка ощутил ледяное прикосновение металла. Он поежился. Стоять здесь босиком было очень неприятно.

Во мраке еле слышно звякнула цепь. Синяка осторожно пошел на звук и через несколько секунд нащупал в темноте что-то теплое и упругое. От неожиданности оба закричали одновременно. Потом юноша услышал чье-то прерывистое дыхание.

— Где здесь факел? — спросил он сердито.

В темноте опять звякнула цепь. Потом чей-то хриплый голос пробормотал:

— Слева от меня.

Синяка снял со стены факел, тихо подул на него и неожиданно затрещало пламя, освещая низкие, покрытые плесенью своды и физиономию синякиного собеседника, сидевшего на полу среди ядовито-зеленых грибов.

Физиономия не отличалась чеканными чертами: рот от уха до уха, маленькие моргающие глазки и длинный унылый нос. Свалявшиеся волосы субъекта были заплетены в неопрятную косу, перетянутую кожаным шнурком. Судя по всему, это был тролль или даже, может быть, великан, только очень захудалый.

Жизнь не баловала урода: он был прикован цепью к стене, и все его внушительное тело, обнаженное до пояса, было покрыто шрамами от раскаленных шомполов.

— Ты кто? — осторожно спросил великан, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Он сидел как раз у лестницы, которая, судя по всему, вела в жилые покои чародея. Вероятно, Торфинн использовал чудовище в качестве сторожа.

— Отойди от входа, — сказал Синяка, отгоняя тролля горящим факелом. Тот с воем отлетел к стене.

— Очумел? — жалобно заныл тролль. — Зачем издеваться-то?

Синяка не ответил. Держа факел в руке, он ступил на лестницу и, прежде, чем подняться наверх, обернулся к великану, который как раз изловчился и снова попытался схватить непрошеного гостя. Сильным ударом ноги Синяка оттолкнул бдительного стража. Он не много не рассчитал и разбил великану нос. Размазывая кровь по всей своей обширной физиономии, великан ругался и жаловался.

Синяка не слушал. Повернувшись к незадачливой нечисти спиной, он легко поднялся наверх и вскоре оказался в просторной круглой комнате, где в высоких медных канделябрах горело множество свечей.

Чародей был там. Он сидел за столом в кресле с высокой спинкой, увенчанной шарами из прозрачного хрусталя. Перед Торфинном на столе лежало несколько книг. В углу стола в маленькой серебряной курильнице дымились угольки. Слева от стола Синяка заметил прозрачный хрустальный шар на подставке в виде ног хищной птицы, сделанных из потускневшей меди. За спиной Торфинна на стене красовались оленьи рога и голова вепря с оскаленными клыками. Торфинн не мигая смотрел на своего неожиданного гостя.

— Входи, настойчивый юноша, — сказал он, наконец и облокотился о стол. Его черные глаза задумчиво изучали оборванца, бесстрашно стоящего перед самим Торфинном с факелом в руке.

— Да, значит, вот ты какой, — пробормотал Торфинн. — Синяка. Голубые глаза и темное лицо. Таков ты и в предании. — Он помолчал немного, потом глубоко вздохнул и указал рукой куда-то в сторону. — Возьми стул и садись, мальчик, потому что я буду говорить с тобой.

Синяка воткнул свой факел в железное гнездо на стене, потом нашел кресло без спинки и уселся прямо перед чародеем, поджав под себя одну ногу.

Торфинн небрежно бросил горсть какого-то вещества на угли курильницы, и в комнате потянуло сладким цветочным ароматом. Несколько минут чародей молчал, вдыхая запах курений и разглядывая Синяку сквозь дым, потом властно спросил:

— Сколько тебе лет?

— Я точно не знаю.

— Где ты родился?

— Думаю, в Ахене.

Торфинн помолчал еще немного. Синяка не шевелился и глаз не опускал, и Торфинн вдруг почувствовал себя неловко под этим взглядом. Он сильно ударил по столу ладонью, и что-то отозвалось в глубине комнаты хрустальным звоном.

— Я пришел в этот мир за тобой, — сказал Торфинн тяжелым голосом и выпрямился в кресле. — Слушай. Ты родился в Ахене, и тебе скоро восемнадцать лет. Кое о чем ты уже догадываешься, мальчик. Еще с детства ты научился скрывать многое из того, что обнаружил в себе, потому что иначе люди убили бы тебя.

— Откуда тебе это известно?

— Мне многое о тебе известно. Я расскажу тебе все, ничего не требуя взамен.

— Но у меня все равно нет ничего, чем я мог бы заплатить, — начал Синяка, но Торфинн остановил его.

— Ты последний в роду великих магов. Вот книга деяний твоего рода, мне удалось выкупить ее. — Он постучал пальцем по фолианту, украшенному несколькими пластинами янтаря. — Я могу подарить ее тебе, — добавил чародей и коснулся светлой кожи переплета кончиками пальцев, словно лаская.

Синяка густо покраснел.

— Я не умею читать, — сказал он честно и посмотрел на Торфинна исподлобья упрямым взглядом.

— Да? — Торфинн небрежным жестом смахнул книгу на пол. Одна янтарная пластина при этом раскололась. — Ну так слушай меня, мальчик. Ты родился в несчастливый год, когда Ахен начал умирать. Еще кипела жизнь на его улицах, еще жили там красивые люди, которые слушали музыку и слагали стихи, но небо над городом уже хмурилось, и из болот поднимались дрожащие звезды, и разливалась река Элизабет… — Он говорил нараспев, полузакрыв глаза, словно читая заклинания. Низкий гудящий голос пробирался в душу.

— Душа города стареет, — говорил Торфинн. — Завоеватели никогда не вошли бы в Ахен, будь он в зените своего могущества, как это было при Карле Незабвенном. Ахен был обителью Белой Магии, тяжким грузом на весах Равновесия…

— Объясни, — перебил Синяка.

Торфинн кивнул.

— Вот магия миров Элизабет, — сказал он, разводя в стороны ладони так, словно на каждой лежало по шару. — Вот Ахен. — Он поднял правую руку.

— Здесь жили белые маги и их было много. Сила их была велика, однако каждый обладал лишь небольшой ее частью.

— В таком случае, где обитель Тьмы? — спросил Синяка, заранее зная ответ.

Торфинн усмехнулся.

— Обитель Тьмы здесь, сынок, — сказал он. — В Кочующем Замке. И я был равен всему ахенскому магическому братству, когда творил здесь свои чары. Но вот город Ахен устал, и было решено оставить его на произвол судьбы, чтобы он спокойно погиб, когда придет его час. Однако Белые Маги Ахена приняли свое решение. Все свои силы, все знания они вознамерились вложить в последнего, кто появится на свет в их роду, и оставить его городу в надежде, что когда-нибудь он спасет их любимый Ахен. За это им придется заплатить собственным исчезновением, ибо ни одна чаша весов не должна перетягивать другую. Тебе понятно?

— Да, — сказал Синяка. — Последний в роду — я. Но ведь меня ничему не учили. Как я могу спасти город? Там, у форта…

Торфинн фыркнул.

— У форта вы сделали очередную глупость.

— И я не умею колдо…

Торфинн перебил его.

— Твоя мать долго не могла родить ребенка. Когда на свет появился ты, было уже слишком поздно ждать, пока ты вырастешь и можно будет начать обучение. Тогда ты был обыкновенным младенцем с белой кожей, как у прочих в этом городе. Таким бы ты и остался, будь у твоей семьи время передать тебе знания. Но Белые Маги должны были покинуть Элизабет в тот день, когда тебе исполнялось три года. Дальнейшая твоя участь от них уже не зависела…

Взгляд Торфинна блуждал по потолку.

— Это были могущественные чародеи, поверь мне. У них был котел, в котором вода кипела без огня. Он стоял на кухне твоей матери — вроде бы на виду и в то же время скрытый от любопытный глаз. Три года эти маги работали, не покладая рук, собирая все свои таланты, все знания, вытаскивая на свет самые древние заклинания и чары. И когда настал срок, они бросили все свои магические таланты в этот котел и как следует проварили их, а сами остались ни с чем. Я видел, — Торфинн простер руку, указывая на свой магический шар, — я видел, как они заставили тебя выпить это, как они насильно вливали в тебя яд своих познаний. Тебе было только три года, и ты был один. Они победили, и ты, сам того не зная, превратился в воплощение Белой Магии. Ты равен мне, малыш. Нас с тобой двое на Весах Силы.

Синяка перевел дыхание.

— Поэтому ты не убил меня за дерзость там, на болоте?

— Я не посмел, — просто ответил Торфинн.

— Почему я стал черным, ты тоже знаешь?

— Да. От яда познания, который растекся в твоей крови, потемнела твоя кожа. Синева проступила в глазах, отпечаталась в лунках ногтей. Твоя мать громко плакала и кричала, что ты стал уродом…

— Где теперь моя мать? — спросил Синяка хрипло и закашлялся.

Торфинн сплел пальцы рук, и на левом его мизинце блеснуло кольцо, которого Синяка прежде не замечал.

— Твоя мать? — переспросил он совсем другим голосом и засмеялся. — Забудь о ней. И обо всех забудь.

— Где они? Скажи мне, Торфинн, — настойчиво повторил Синяка.

— Твои родные исчезли, — ответил чародей.

— Куда?

— Не знаю, — сказал Торфинн. — ИСЧЕЗЛИ. Навсегда…

Собеседники замолчали. В тишине было слышно, как трещал свечи и возится, гремя цепью, в подвале великан.

Внезапно Торфинн спросил:

— Кто тебя вырастил, мальчик?

— Я приютский, — ответил Синяка хмуро.

Торфинн с любопытством посмотрел на него.

— А другие дети дразнили тебя?

Юноша пожал плечами и вскинул глаза.

— Какое это имеет значение? Иногда дразнили…

— Почему ты не умеешь читать?

— Нас не учили читать. Мы работали.

Торфинн встал. Черный плащ окутал его высокую фигуру.

— Я предлагаю тебе стать моим сыном, — медленно, торжественно произнес Торфинн. Голова вепря над чародеем смотрела на Синяку неподвижным взглядом.

— Когда нас с тобой будет двое, — продолжал старик, — Весы Равновесия перестанут колебаться. Вдвоем мы сможем все.

— Но это значит, что… — Синяка запнулся, не зная, как выразить испугавшую его мысль.

— Ты боишься Черной Магии? — негромко отозвался Торфинн. — Напрасно. Она — оборотная сторона Белой. Не тот побеждает, кто бегает от Зла, а тот, кто идет ему навстречу и не теряет себя в его пучинах. Зло — это жизнь, и если ты посмотришь в корень вещей, ты поймешь, что нет на самом деле ни Зла, ни Добра, — есть только Жизнь.

Синяка отмолчался. Торфинн протянул к нему руку и вполголоса произнес:

— Идем, я покажу тебе кое-что.

Синяка встал. В развевающемся плаще Торфинн стремительно прошел через всю комнату и легко, словно не касаясь сапогами ступеней, сбежал вниз по лестнице. Синяка шел за ним, стараясь не отставать.

Они снова оказались в подвале, и у нижней ступеньки Синяка разглядел великана. При виде высокой черной фигуры своего хозяина чудовище сжалось и уползло подальше от входа, насколько позволяла цепь. Не удостоив великана ни единым взглядом, Торфинн сорвал со стены факел и, указывая им в угол, где жался стражник, сказал Синяке:

— Сними с него цепи.

С сомнением поглядев на давно не мытое чудище, Синяка все же послушно шагнул в его сторону.

— Стой, — негромко произнес Торфинн. И когда Синяка остановился, удивленно глядя на чародея, Торфинн поднял факел над головой и сказал совсем тихо: — Сними с него цепи, не касаясь.

Чувствуя в груди странную пустоту, Синяка замер, босой на ледяном полу. Он видел теперь только горящие черные глаза Торфинна, слышал резкий треск пламени. Узкие губы чародея шевелились.

— Ты умеешь это делать, мальчик. Не думай.

На мгновение он замолчал, и Синяка перестал слышать даже треск горящей смолы. Наступила абсолютная тишина. Тяжелыми каплями свинца, медленно падали слова Торфинна:

— Слушай, как шумит твоя кровь. Слушай, как стонет и дышит земля. Слушай, как над тучами движутся звезды…

Синяка стоял, беспомощный перед противоборствующими силами, которые внезапно хлынули в него. Огромный бесконечный космос распахнулся в его душе, и границы между ним и миром исчезли. В голове зазвучали голоса, крики, стоны, их было много, они оглушали. Он оказался в центре Вселенной и — более того — он и был вселенной, и это чувство причиняло ему острую боль.

Почти против своей воли он протянул руку к великану.

В подземелье вдруг стало очень просторно, хотя еще несколько минут назад оно было маленьким и тесным, и великан, съежившийся в ярко освещенном углу, куда факелом загнал его Торфинн, оказался далеко-далеко, словно на другом краю земли. Мрак застилал глаза. Синяка почти ничего не видел, будто смотрел в старинное, помутневшее от времени зеркало. Потом до него донесся чей-то долгий хриплый стон. Стон тянулся, не прерываясь, одной отвратительной нотой, и вдруг захлебнулся.

Голос Торфинна спокойно произнес где-то совсем близко:

— Ты загнал цепи ему в мясо. Не торопись. Попробуй еще раз.

Синяка тяжело перевел дыхание. Он был все еще в тумане. Когда он снова поднял руку, великан отчаянно взвыл и хотел было подползти к ногам своего хозяина в поисках спасения, но Торфинн безжалостно хлестнул его факелом. Великан заревел и шарахнулся к стене, с размаху ударившись об нее спиной.

Теперь Синяка был осторожнее. Ему вдруг стало очень холодно, и он понял, что касается металла. Железо потекло по его жилам, заполнило рот, зазвенело в ушах — и он задрожал. Голос Торфинна окликал его, но Торфинн был теперь невероятно далеко. Синяка с трудом взял себя в руки. Железо. Как только он назвал металл по имени, из-за туч ему откликнулся Марс, который был почти рядом. Синяка стал медленно отсылать железо в черные бездны, мягко отталкивая его от себя. Он ощутил движение материи почти физически — и вдруг темная пелена, застилавшая глаза, исчезла.

Подземелье снова было тесным, Торфинн стоял рядом, и его угольные глаза торжествующе блестели. Великан, скорчившийся у стены, был весь покрыт хлопьями ржавчины. Он с тоской смотрел на Синяку.

— Что это было? — растерянно спросил Синяка. Он шагнул к великану, присел рядом на корточки и потрогал ржавые пятна на обнаженных плечах чудовища. Того била крупная дрожь, но Синяка не замечал этого. Великан что-то забормотал, и Синяка неожиданно понял, что тот обращается к нему. Маленькие глазки несчастного тролля были полны мольбы и страха. Он прижимал ладони ко рту и горлу — его тошнило от ужаса.

— Перестань, дурак, — сказал Синяка и повернулся к Торфинну. Чародей стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в покои замка, и в каждой руке держал по горящему факелу.

— Это лишь малая толика твоей силы, — сказал Торфинн, и его низкий голос заполнил все подземелье. — Оставайся, я научу тебя пользоваться родительским наследством.

Синяка покачал головой.

— Зачем я тебе, Торфинн из Кочующего Замка?

— Власть, — кратко и жадно сказал старик.

Синяка задумчиво покусал губу.

— Я не гожусь тебе в сыновья, Торфинн, — сказал он просто. — Я ухожу.

Ноздри Торфинна дрогнули.

— Уходи, — сказал он, помолчав. — Но пока я здесь, ты можешь вернуться в любой день.

— Спасибо.

Синяка двинулся к выходу, но Торфинн снова окликнул его:

— Ублюдка этого забери.

Синяка с сомнением поглядел на великана.

— На что мне тролль?

— Бери, не то я его прирежу.

Синяка подошел к чародею и, подняв голову, заглянул в его сумрачное лицо.

— Спасибо тебе, Торфинн, — сказал он. — Прощай.

Вокруг замка на болоте разливалась чернота. Гроза уже прекратилась, и стало еще холоднее. Стискивая зубы, чтобы не стучать ими от холода, Великий Магистр сидел на кочке, кое-как пристроившись среди голубики. Демон Тагет, вздрагивающий от каждого звука, бродил вокруг и бросал на замок подозрительные взгляды. Разенна слушал ночные шорохи: с деревьев срывались капли, хрустели тонкие ветки — то ли под ветром, то ли под лапой зверя, не поймешь. Попутно Ларс строил планы осады.

Потом до его слуха донесся скрежет двери. Разенна вскочил на ноги и схватился за карабин.

Шаги.

Совсем близко раздался спокойный голос Синяки, который звал его по имени. Великий Магистр опустил карабин.

— Я здесь, — сердито сказал он.

Перед ним возникли два темных силуэта. Разенна невольно отступил на шаг от неожиданности.

— Кто это с тобой?

Великан втянул голову в плечи. Разенна смутно разглядел безобразную рожу и свалявшиеся волосы.

Протолкавшись вперед, Тагет смерил великана неодобрительным взглядом и поджал губы.

— Где ты ЭТО выкопал?

— В подвале у Торфинна, — усмехнулся Синяка. — Это подарок.

Теперь, когда великан стоял, выпрямившись в полный рост, Синяка понимал, что в былые времена он действительно представлял собой грозную силу. Великан был выше Синяки на две головы и до сих пор не утратил могучей мускулатуры.

Дрогнувшим от отвращения голосом Тагет сказал:

— Зачем тебе эта дрянь?

Великан угрожающе засопел, одновременно скосив глаза в сторону Синяки. Тот переминался с ноги на ногу на мху, пропитанному холодной водой.

— Ничего не дрянь. Обычный великан, — миролюбиво сказал Синяка. — Корявый немного, но это ничего…

— Давай его прирежем, пока не оклемался, — решительным тоном предложил старый демон. — Послушай совет знатока: это он сейчас тихий, пока дохлый, а как поправится, такое устроит…

Великан засопел еще сильнее.

— Ну вот еще, — запротестовал Синяка. — Это мой великан, не трогай его. Заводи своего и тогда убивай… — Он хозяйски провел рукой по плечу великана, исполосованному шрамами. — Как тебя зовут, чудо?

— Предположим, Пузан, — пробубнило чудовище.

Услышав это имя, Тагет впал в задумчивость. Синяка тяжело опустился на бревно.