Против «псов-рыцарей» Павлищева Наталья

Биргер

Зять короля Швеции Эрика Эриксона Биргер в который раз заводил со своим родственником один и тот же разговор, убеждая его, что пора выступать в новый поход. В действительности Швецией давным-давно правит Биргер, король Эрик слишком слаб и нерешителен, по любому поводу советуется с мужем своей сестры Ингеборги. Зять короля самый богатый землевладелец в Швеции, но ему все мало. Теперь Биргер нацелился на земли Гардарики и уже давно убеждает Эрика, что лучшего времени для выступления не найти. Поддавшись на его уговоры, король даже обещал объявить ледунг – общий сбор в поход. Это серьезное предприятие, нужно хорошо подготовиться. Ни для кого не секрет, что идут не столько на эстов, сколько на Гардарику. Но до самого последнего времени рыцари особой прыти почему-то не проявляли.

Сегодня Биргер сообщил королю о булле папы Григория, которой тот не просто позвал в новый крестовый поход на сей раз на севере, но главное – обещал прощение всех грехов тем, кто в походе будет участвовать.

Это большой подарок от папы, грехов у любого накопилось немало, найдется что прощать. И все равно их надо подгонять, чтобы тронулись с места. Епископ Томас вздыхал:

– Что за рыцари в Швеции и Норвегии?! Во Франции и звать не надо, сами рвутся.

Ему хмуро объясняли, что воевать в рыцарском облачении в болотах Гардарики не слишком удобно. Епископ снова всплескивал ручками:

– Не об удобстве думать надо, дети мои, а о Божьей воле!

Иногда глядя на толстенького, розовощекого епископа, Биргер задумывался, верит ли он сам в то, что твердит другим? Однажды заметив, как тот прячет подаренную золотую фабулу, понял, что не верит. Но все теплые места рядом с папой уже расхватали, сидеть в крошечном городке с маленьким приходом не хочется, вот и отправился англичанин за тридевять земель уговаривать шведов нести правильную веру далеким жителям Гардарики. А иногда Биргеру казалось, что верит. В такие минуты глаза епископа светились не сальным блеском, как при виде пухленькой красотки, а настоящим огнем, способным зажечь сердца слушателей. Но минута озарения проходила, и епископ снова следил взглядом за крутыми бедрами своей служанки или с вожделением облизывался, держа в руках огромный кусок зажаренного поросенка.

Но епископа Биргер готов был терпеть как неизбежное зло, правда, если тот не приставал к самому Биргеру. К чести Томаса, он быстро понял, что с зятем короля лучше не связываться, здоровее будешь, и при нем больше помалкивал. Сложнее с королем. Эрик не мог решиться сделать последний шаг, просто объявить дату начала похода.

Они сидели в покоях самого Биргера, тот не доверял окружению короля и старался вести серьезные разговоры у себя в замке. Для этого то и дело приглашал Эрика то на охоту, то просто на пирушку «по-семейному». Король слабоват во всем, у него даже детей нет, но в одном почему-то упорствует – не хочет воевать с Русью.

За окном то кружились, то вдруг куда-то летели под порывом ветра снежинки. Метель не утихала уже четвертый день. В такую погоду ни на охоту не выедешь, ни даже просто по окрестности. То есть сам Биргер поехал бы, его вьюга не остановит, но король не желает. Эрик сиднем сидит в замке. В другое время его зять давно вытащил бы брата жены куда-нибудь, но сейчас даже рад невольному затворничеству. Он решил наконец дожать и заставить Эрика сделать последний шаг – объявить начало похода на Гардарику.

Биргер пошевелил дрова в большом очаге, перед которым они сидели уже не первый час. Эрик много выпил, но был на удивление трезв. Биргера всегда поражала вот эта способность вялого, слабого здоровьем короля совершенно не пьянеть. Его даже вино и то не берет! Сам хозяин замка пил мало и только сильно разбавленное вино, которое шведы открыто называли пойлом. Сначала Биргер злился, потом перестал обращать на разговоры внимание. Просто жилистый и не жалующийся на здоровье Биргер напивался моментально, терял над собой контроль и после этого уже нес чепуху. Зная такую свою слабость, он не пил.

Эрик что-то пробурчал, потянувшись за большим сосудом с вином, уже почти пустым. Биргер поморщился:

– Может, хватит? Мы же не договорили…

Король помотал головой:

– Не хватит. А ты говори, я слушаю.

Биргер поднялся и зашагал по залу, Эрик следил за зятем, молча цедя очередную порцию кроваво-красного напитка. Все же хорошее вино у Биргера, а у кого покупает – не говорит. Старается напоить его у себя в замке. Пусть, все равно король делает то, что хочет муж его сестры. Ингеборга любимая сестра, она одна видит в Эрике брата, а остальные, и Биргер тоже, только короля. Эрику надоело быть королем, хочется покоя, чтобы не приставали с утра до вечера: «Подпиши… прикажи… дай…» Но еще больше ему надоел сам Биргер. Этот не просит, он приказывает, точно король Биргер, а не Эрик. Рвется в Гардарику? А пусть! – вдруг решил король. Пусть отправляется! Если вернется с победой, то, может, хоть на время отстанет от него и займется своей Гардарикой? А если нет?.. Тогда… тогда останется там навсегда, чем сильно облегчит жизнь бедному королю.

Пока Эрик раздумывал, что именно порадует его больше, Биргер пытался снова убедить его в своевременности начала похода:

– Эрик, пойми, Хольмгард сейчас один. Конунгу Александру некому прийти на помощь!

– Почему? – удивился король, он хорошо помнил, что у конунга Александра есть отец, тоже конунг, и много родственников, в том числе братьев.

– Да потому, что их страна сейчас разорвана на куски. С юга города захватили пришельцы из Степи, свое тянут и литовцы, и немцы, все, кому не лень. Ты хочешь упустить свой жирный кусок?

Эрик подумал, что свой жирный кусок боится упустить зять, но промолчал. А Биргер все продолжал:

– Войска монгольского хана Батыя не дошли до Новгорода только чуть, зато разорили многие другие города. Ливонский орден крестоносцев стоит на границе Гардарики. Нападать надо сегодня, завтра будет поздно.

Король попытался свести разговор к шутке:

– Сегодня? Пощади, сегодня уже поздно, вечер на дворе.

Биргер разозлился по-настоящему, навис над королем:

– Эрик, опомнись, ты король, а не тряпка на троне! Объяви начало похода, остальное мы сделаем без тебя.

Скажи это кто-нибудь другой – и не сносить ему головы, но перед вот такими наскоками зятя Эрик просто пасовал. Он согласно кивнул:

– Хорошо, назначай срок, я объявлю.

Топая заплетающимися ногами в свои покои, он думал, что чем скорее Биргер отправится в свою Гардарику, тем будет лучше для всех. Ингеборгу тоже замучил. Бедная девочка, она давно стала разменной монетой своего мужа. Король махнул рукой: пусть отправляется! Может, свернет там себе шею? Хорошо бы…

Ингеборга родила мужу сына, крепкого мальчика, если все будет, как до сих пор, то Вальдемар сын Биргера станет наследником своего дяди – короля Эрика Картавого. Никто не сомневается, что править за него будет отец – Биргер, и этого вовсе не хочется Эрику. Думать о столь отдаленном будущем пока рано, но вот жена Эрика Катарина дочь Суне Фолькессона детей не рожает, хотя обвинить в этом женщину ни у кого не поворачивается язык, все понимают, что при другом муже потомство у нее могло бы быть.

Наша ладья плыла мимо скалистых берегов, от криков тысяч морских птиц даже закладывало уши, утесы казались белыми от множества сидевших у гнездах пернатых… Издали берег казался сплошным, но стоило подплыть ближе, как эта ровная линия оказывалась изрезанной выступающими скалами, распадался на немыслимое количество островов и островков. И как они разбираются в этом хитросплетении проливов, проходов между островами, здесь же можно погибнуть, как в лабиринте, так и не выбравшись на волю!

Но наш владелец судна командовал уверенно, видно, знал каждый берег и бережок «в лицо». Конечно, паруса опустили и шли на веслах. На спинах гребцов, взмокших от усилий, а потому обнаженных по пояс, тугими буграми перекатывались мышцы, когда ветерок чуть поворачивал в нашу сторону, в нос бил крепкий запах пота.

Ансвар у руля не сводил глаз с впившегося глазами в берега впереди Эльвида, готовый по малейшему знаку его руки повернуть. Также повиновались и гребцы, они то замирали, то гребли снова, когги при этом ловко шнырял между островами.

Глядя на тех, кто уверенно вел судно между островами, я вспомнила, что Эльвид означает «удачливый», а Ансвар – «ответственный». Что ж, лучших провожатых не найти, ведь прозвища просто так не даются.

И все же зачем нужно было Сигтуне забираться так далеко от берега, ведь живут же морем, почему сразу не построить крепость там, где Стокгольм? Сигтуна, насколько я помнила, на озере Меларен. Так и есть, мы еще долго пробирались между зеленых островков, а потом плыли по озеру, также почти на ощупь. И как они запоминают все эти островки? По мне, так все близнецы-братья, красиво, слов нет, но уж очень похоже, это как же надо хорошо знать каждую зеленую горушку, выраставшую из воды, чтобы не кружить на месте.

Вопреки всем запретам главы католиков и русских купцов оказалось немало, и даже церковь стояла православная – Святого Николая. Не замеченные в особом пристрастии к соблюдению обрядов, ведь даже епископа Спиридона Анея воспринимала больше как приятеля, чем как духовного наставника, мы в первый же день из принципа отправились в церковь торжественным маршем.

Демонстрации своих духовно-политических взглядов не вышло, никто не обратил внимания. Зато у нас состоялась интересная и судьбоносная встреча.

Торжища, наверное, во всех странах похожи. В Сигтуне такие же ряды с хлебом, оружием, изделиями из металла, кожами, лавки купцов, торгующих дорогими товарами – скорой (мехами), тонкими, тщательно выделанными тканями, благовониями, разными порошками, способными и вылечить, и убить, рабами…

И гвалт везде стоит тоже разноязычный, в момент торга купцы часто забывают и кричат по-своему либо просто перекрикиваются. Да и покупатели тоже из разных мест. Посмотреть было на что и на кого.

Люди во всем мире так похожи и одновременно такие разные… Это же можно сказать и о временах. Однажды Лушка осторожно спрашивала меня, какие люди в моем времени, вообще-то мы такие разговоры не вели, было запрещено, но на сей раз я ответила, раскрыв руки:

– Вот, посмотри.

– Но это же ты, Настя, моя двоюродная сестра, дочь дядьки Федора. А я про тебя тамошнюю спрашиваю.

– Такая же, Луш, правда, глаза не такие синие, косы нет, ну и ростом чуть повыше.

– А вы умнее и добрее?

– Не думаю. Люди всегда были и всегда будут разные: есть умные и глупые, добрые и сволочи…

– Как Батый?

Таким словам я могла порадоваться, Лушка определенно «наш человек».

– Смотри, какое лицо. – Лушка показала глазами на молодого действительно примечательного мужчину.

Я осторожно присмотрелась. Поразили большие, круглые чуть навыкате глаза, они одновременно вопрошали и гипнотизировали, боюсь, что, встретившись с таким взглядом, возьмешь под козырек и шагнешь с палубы прямо в море, не задумываясь, если только прикажет. Четко очерченные губы, разделенный пополам подбородок, чуть вскинутая, словно от удивления, правая бровь, выпуклый крупный лоб… Такое ощущение, что все черты лица шутница-природа собрала от разных людей, но смесь получилась атомная. С первого взгляда понятно, что запаса энергии в этом молодом человеке хватило бы на половину шведов и еще осталось.

Красив? Вовсе нет, но личность неординарная, а еще – хозяин. Хозяин всего – жизни, людских судеб, своей собственной судьбы. От таких и правда глаз не отвести.

Над ухом раздался чуть насмешливый голос Вятича:

– Биргер.

– Где? – Я оглянулась, ища глазами пожилого конунга.

– Тот, на кого вы с Лушкой глазеете.

Биргер?! Вот этот круглоголовый и есть Биргер?!

– Шутишь?

– Подойди спроси.

Я все равно не верила:

– Какой же это ярл?

– А он не ярл, будет таковым позже. И лет ему действительно немного, если ты об этом. Биргер Магнуссон ровесник короля Эрика, им чуть больше двадцати.

– А как же…

– Поход? Но ведь и князь Александр тоже не стар.

Я даже глаза прикрыла, вот это да! Я ожидала увидеть рослого, огромного конунга, от громового голоса которого трясутся доски причала и ходуном ходят на причальных канатах суда, пожилого, умудренного опытом, ведь где-то даже читала про седеющие волосы конунга… А тут молодой живчик с пронзительным взглядом круглых глаз и ямкой на подбородке.

Хотя… осторожно покосившись, я поняла, что этот может. Вот этот может прийти не только к Невским порогам, ему и Южный полюс по плечу. Они с князем Александром полная противоположность, но, пожалуй, равны друг дружке. Вот это будет дуэль!

Тут я обратила внимание на другое: этот самый Биргер и наша Лушка стояли, откровенно таращась друг на дружку! Дернув сестрицу за рукав, попыталась утащить ее подальше или хотя бы отвлечь от шведа, но не тут-то было, даже покорно шедшая уже не за мной, а за Анеей Луша все равно крутила головой в сторону Биргера, а тот так и не сводил с нее взгляда. И это был взгляд не что-то заподозрившего военачальника, а взор мужчины, увидевшего заинтересовавшую его женщину. Вот только такой сердечной привязанности нам и не хватало!

– Луша, очнись, это и есть Биргер. – Я постаралась, чтобы меня услышала только сестра.

Она услышала, только, по-моему, Лушке было все равно. Мы с Анеей и Вятичем переглянулись между собой. Любовь с первого взгляда, причем взаимная. Ну и влипли! Мы прибыли, чтобы испортить жизнь именно этому человеку, а моя сестрица, как дура, в него влюбилась. И это Лушка, называвшая свою рязанскую тетку Олену глупой из-за любви к простому кузнецу.

Нормально. И что теперь делать? Вятич тихонько проворчал сквозь зубы:

– Баба на корабле…

Теперь не хуже Биргеровой приподнялась моя бровь.

– Что?!

– Пошли, говорю, нас вон зовут.

Нас действительно звали.

– Луша, это Биргер. – Может, она не поняла с первого раза?

Сестрица кивнула, причем молча! Это было настолько неожиданно, что я внимательно вгляделась в ее лицо. Попыталась свести все к шутке:

– А кто грозил утопить его в бочке или отдать на съедение комарам?

Лушка снова кивнула, и снова молча. Неужели так серьезно зацепило? Хуже не придумать. Покосившись на тетку, я вдруг поняла, что в данном случае Анея на стороне дочери! Ну да, если вспомнить, от кого Лушка рождена… тетка знает толк в запретной любви.

Вечером я попыталась поговорить об этом с Вятичем. Тот только вздохнул:

– Вот больше всего жалею, что вообще заезжал в Новгород.

Анея, видно, поняла наши сомнения и объявила, твердо глядя в глаза Вятичу:

– Любовь делу не помеха. Все будет, как задумали.

Я хотела сказать, что мы ничего не задумывали, кроме как отравить жизнь Биргеру, но промолчала. Чего уж теперь…

Было ясно, что ловить Биргера и тащить его в лес на съедение комарам или болотным гадюкам мы не будем, Лушка такого не переживет, потому мы с Вятичем занялись своей частью работы. Вернее, занимался Вятич, а я просто болталась рядом. Сидеть дома, наблюдая страдальческую физиономию Лушки и не имея никакой возможности помочь, не хотелось.

Вятич продолжил то, что делал на Висбю – он просто подпаивал нужных людей и задушевно с ними беседовал. Впервые я увидела такую картину еще на острове. Если бы не знала, что Вятич вообще не пьянеет, даже когда действительно приходится пить, ни за что не поверила бы, что он трезвый! Вот артист…

Помню, на Висбю мне вдруг передали, чтобы забрала своего мужа из таверны «Гнилая кожа». Внутри взыграло, терпеть не могу пьяных, меня воротит от одного вида глупых рож и лезущих изнутри апломба и наглости. Вот почему нормальные в трезвом состоянии люди, напившись, в большинстве своем превращаются в идиотов? Действительно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Очень не хотелось разочаровываться и в Вятиче, потому шла, как на Голгофу, буквально тащила себя в эту самую «Гнилую кожу». Так и есть, Вятич почти в обнимку с каким-то краснорожим типом, у которого глаза давно собраны в кучку. Орали так, что и прислушиваться не нужно, чтобы понять, о чем речь. А речь, между прочим, шла о силе Новгорода, о том, что вся река буквально утыкана секретными подводными гадостями, обычно уложенными на дно, но в случае необходимости поднимающимися и запирающими фарватер.

Мне бы и заикнуться о таком вслух не позволил, а сам орет. Я подошла, постучала Вятича по плечу:

– Эй, тебе не хватит на сегодня?

Сначала он просто отмахнулся, я готова была уже уйти и не связываться, но сотник вроде разглядел меня:

– О, жена явилась! Садись, щас допью, и пойдем. Выпей с нами…

– Вот еще!

Он почти грубо потянул меня на лавку рядом:

– Сядь.

Вроде собираясь поцеловать, Вятич приблизил свое лицо к моему, закрывая от остальных и… я не поверила себе – у него были совершенно трезвые глаза!

– Тихо, Настя, так надо. – И снова пьяный хохот: – Вот женка, никуда от нее не скроешься!

С тех пор я знала, что пьяный Вятич – это просто аттракцион, чтобы задурить головы остальным. Впечатление было абсолютным, он ничем не выделялся среди остальных, разве что в драки не вмешивался, как-то умудряясь их избегать.

Вот и теперь за несколько дней Вятич умудрился перезнакомиться с самыми разными «нужными» людьми и осторожно внушить, что первому, кто придет на Гардарику и сумеет пройти те самые пороги, достанутся, можно сказать, несметные богатства. Кажется, среди воинов пошло гулять убеждение, что самое страшное у Гардарики это пороги. Это нечто вроде их Локки, водопада в море, низвергавшегося в бездну неизвестно куда. На вопрос, почему же туда спокойно ходят торговые суда и даже по нескольку раз за сезон, следовал ответ:

– А… а… это хитрость! Ш-ш-ш… только тебе по секрету: место заколдовано, торговые корабли пропускает, а боевые застревают на порогах. Вот! Только никому, молчи как рыба!

Взгляд в кучку, речь почти бессвязная, внушается прямо в лицо собеседнику, но громовым голосом. Ясно, мужик напился и выбалтывает государственную тайну врагам, причем в принудительном порядке. Все твердо обещали молчать как рыбы, может, и молчали, но откровения новгородца слышало столько тех, кто был еще в состоянии что-то понимать, что никакой разведки не надо.

Но не всегда Вятич просиживал в кабаках, часто мы ходили по торгу и вообще по городу, интересно посмотреть, как живут люди в древней Швеции. Жили, в общем-то, так же, как и в Новгороде, продавали и покупали, смеялись и плакали, ссорились или братались, выпивали, трудились, радовались… люди везде и всегда люди, это в них неискоренимо.

Плохо то, что прошла почти неделя, а ничего путного придумать так и не удалось. То есть мы изрядно попугали викингов ужасами войны против новгородцев, но прекрасно понимали, что их этим не проймешь и поход не сорвешь. Нам нужен был кто-то серьезней и основательней. Но как попасть к королю или даже Биргеру? Прийти и объявить, что мы с душевной беседой о том, что такое хорошо и что такое плохо? Пошлют подальше в буквальном смысле слова.

Помог, как всегда, его величество Случай. На торге Вятич вдруг кивнул на стоящего чуть в стороне шведа:

– Смотри, Биргер.

Биргер один, трое ражих детин чуть поодаль, готовые в мгновение ока оказаться рядом и расплющить о землю любого, кто посягнет на драгоценную шкуру их хозяина. Я уже давно заметила, что, вообще-то, Биргер никого не боится, а эта троица бездельников явно лишь для престижа.

– Я хочу с ним поговорить.

– О чем?

– Попробую объяснить, что идти на Русь сродни самоубийству.

– Настя, он очень проницателен и многое способен понять и без твоих слов. Как бы не сделать хуже.

Я понимала, что это вполне возможно, но упорствовала:

– Вятич, я попробую рассказать ему о его будущем, а потом предостеречь от похода.

– Неужели ты думаешь, что опытный воин испугается страшилок женщины?

– Ты же сам говоришь, что он проницательный, значит, нутром поймет, что я не такая, как все вокруг.

– Слушай, не такая, а ты не боишься, что именно из-за этого твоя голова может слететь с плеч?

– Я осторожно…

Через пару минут Вятич окончательно убедился, что спорить с женщиной просто бесполезно, и махнул рукой:

– Я буду неподалеку. Очень не рискуй, если почуешь опасность, лучше прикинься дурочкой.

Вот уж спасибо, дельный совет. Радовало одно: если нужно прикидываться, то я, по мнению Вятича, все же не дурочка.

Человек с круглыми глазами стоял, разглядывая толпу на торге. Что он там себе прикидывал, не знаю, но было впечатление, что хозяин присматривает за рабами. Временами его раздвоенный подбородок дергался, в такие мгновения сам Биргер явно с трудом удерживался, чтобы не вмешаться в какое-то происшествие, там, видно, что-то было не по нему.

– Биргер…

Он уловил зов сквозь шум волн и людской гомон, голова повернулась в мою сторону.

– Биргер… мне нужно поговорить с тобой.

Круглые глаза уставились не мигая. Взглядом он мог выпытать больше, чем вопросами. Но я не пряталась, смотрела открыто, за время пребывания в Сигтуне Биргер стал мне симпатичен настолько, что вовсе не хотелось его гибели и даже серьезного ранения.

Этот человек окончательно соберет Швецию, установит в ней порядок, издаст немало мудрых законов. Пусть он будет королем без имени, потомки все равно запомнят Биргера больше, чем его сыновей, затеявших между собой войну. Да ему за один красавец Стокгольм многое можно простить, правда, не попытку вторжения на русские земли и мечты о захвате Новгорода.

Наверное, в моих глазах все же читалось доброжелательное отношение, потому что Биргер, чуть усмехнувшись, кивнул.

– Не здесь. Я хочу говорить наедине.

И снова пронизывающий взгляд. Как он может не мигать по полминуты? Ах, ты так? Я тоже могу! Я вдруг вспомнила детские игры вроде «кто кого пересмотрит». Ну, давай, поиграем в «гляделки».

Не знаю, сколько мы так таращились не мигая, но на нас стали обращать внимание. Возможно, это заставило Биргера прекратить состязание и жестом позвать меня за собой.

Он шел и шел, не оглядываясь, словно знал, что я иду следом, не спешил, чтобы мне не пришлось спешить тоже, но и не останавливался. Биргера приветствовали, он махал рукой или кивал в ответ, ему что-то кричали, он отвечал, но ни на мгновение не замедлил ровный, спокойный шаг.

Я не торопилась, не буду гоняться за ним, достаточно просто не терять из вида. Потом подумала, что если он вдруг резко свернет куда-нибудь, то окажусь в глупом положении, прибавила шаг. Тут возникла новая сложность: со стороны легко заметить, что какая-то женщина преследует Биргера, это может вызвать ненужные подозрения. Так тоже легко попасть в неприятное положение.

В конце концов, почему я должна за ним гоняться, этот разговор не менее важен для него, чем для меня. И такое положение дел он понял.

Разозлившись окончательно, я встала и даже принялась смотреть в другую сторону, не оглядываясь и не ища Биргера глазами. Пусть себе.

– Пойдем. – Он стоял совсем рядом, видно, вернулся, каким-то образом поняв, что я не семеню следом.

Теперь он шел рядом, время от времени указывая направление. Вот так-то лучше. Это была моя первая, нет, вторая победа, первую я выиграла, не сдавшись во время «гляделок».

Конечно, где же лучше беседовать, как не на берегу? Хотя Сигтуна и не морской город, нашелся утес, где вокруг только камни и деревья. Внизу водная гладь, а вдали остановившиеся по знаку Биргера трое ражих детин с мечами в ножнах, готовых метнуться и вцепиться мне в глотку раньше, чем я подниму руку, чтобы потянуться к горлу Биргера.

Зато сбросить меня вон туда вниз ничего не стоило…

Вятича тоже остановили в отдалении. Издали за нами наблюдали четыре пары напряженных глаз, но этого нужно не замечать, иначе толку не будет. Мне не было страшно и даже беспокойно, передо мной стоял человек, которого мне полагалось бы ненавидеть, но я больше хотела предупредить его и постараться избавить от будущей беды, прекрасно понимая, что не послушает.

– Я могу сказать, что ждет тебя впереди. – Мои глаза встретились с круглыми биргеровскими, но сила была на моей стороне, я знала, что его ждет, а он обо мне не знал ничего.

– Заглядывать в будущее вредно, я стараюсь жить сегодняшним днем.

– Нет, неправда. Иначе тебя не было бы рядом с королем.

– Ну, говори.

– Тебя прозовут королем без имени, потому что ты будешь править Швецией…

– Чем править?

– Швецией. Ты окончательно объединишь все три короны, и твои сыновья, сначала Вальдемар, а потом Магнус, будут королями, а ты при Вальдемаре регентом.

Это были немного странные слова, потому что у Биргера пока дочь и один совсем маленький сын, Магнуса еще нет.

Биргер хмыкнул, он уже отвел взгляд от меня и стоял, глядя вдаль на водную гладь. Вернее, гладью это назвать никак нельзя, волны привычно бились о берег, то наскакивая на него, словно норовя толкнуть подальше, то с шипением отбегали, правда, особой ярости в извечном противостоянии моря и суши сегодня не было.

– Еще ты поставишь город на острове Стадсхольмен, который на тысячелетия станет столицей Швеции.

Снова пронзительный взгляд. Я уже знала о том, что Биргер заложил укрепление на этом острове, но он не знал, что я знаю.

– Только одного не делай – не ходи на Гардарики.

– Ах, вот в чем дело! Ты можешь не продолжать и о моем великом будущем тоже.

– Зря не веришь. – На мгновение я притормозила, решая для себя, что стоит говорить, а чего нет, но потом мысленно махнула рукой. – Про твое будущее все правда, и про поход тоже. Он закончится ничем, а тебя в нем ранят, – я вспомнила шрам на реконструкции облика Биргера и кивнула, словно соглашаясь сама с собой, – в правую бровь.

– Ты женщина из Гардарики и потому думаешь, что рана может испугать мужчину. Я воин, и меня шрам только украсит.

– Этот нет, ты даже постараешься все скрыть, выдать за колдовство. А ранит тебя молодой князь Александр из Хольмгарда. Копьем в конном бою.

– Ха! Это значит, что доберусь до Хольмгарда. А город, где я побываю, да еще и на коне, будет принадлежать мне!

Я чуть не ляпнула, что не доберется, что бой будет в устье Невы у порогов, но вовремя сдержалась. Этого говорить нельзя, предупрежденный Биргер может не задержаться на месте будущей Невской битвы или к ней подготовиться.

– Ты можешь верить или не верить, но когда тебя ранит князь Александр, постарайся как можно скорее уйти, иначе… Я не стану тебе рассказывать, что может быть иначе, все равно сейчас не послушаешь, просто запомни мои слова.

Во шантажик! Пусть сам придумает всякие ужасы, от похода его все равно не отговорить, зато если Невский и правда его ранит, то уносить ноги Биргер будет быстро. Не ноги, а ласты… или весла? Какая разница, главное, чтобы не двинулся дальше порогов до нужного времени. Поэтому, уже повернувшись, чтобы уйти, я вдруг оглянулась и добавила:

– И еще. Будь осторожен на порогах в Неве. Их нельзя пройти без попутного ветра, у русских много хитростей приготовлено против незваных гостей, берегись. А лучше всего не ходи!

– Почему ты говоришь все это мне?

Мгновение решило все, я вспомнила Лушку и вдруг заявила:

– Потому что ты нравишься моей сестре.

Бред! Сказать такое мужику, причем такому, как Биргер, могла только женщина, но, видно, это и сработало.

– Почему-то я верю тебе…

Ну и верь, хорошо бы и вовсе в поход не ходить, если веришь. Но он стоял молча, и я отправилась обратно к Вятичу.

От почетного эскорта Биргера мы с сотником удалялись тоже молча, и только на достаточном отдалении Вятич поинтересовался:

– Ну?

– Попугала. Не знаю, что получится, но он поверил.

– Настя, это не остановит, он уже заварил такую кашу, что отказаться теперь не может.

– Вот и я о том же! Раньше надо было приезжать, пока они свой дурацкий ледунг не объявляли!

– Когда? Раньше ты за Батыем гонялась, тебе не до шведов и Биргера было.

Женщина из Хольмгарда ушла, а Биргер все смотрел задумчиво на волны. Он не придал значения ее угрозам по поводу ранения, настоящему мужчине ли бояться ран, даже в лицо? Нужно только запомнить об опасности прохождения порогов в устье реки. Неужели она думала, что сможет испугать Биргера настолько, чтобы отказался от похода? И дело не в том, что объявлен ледунг, а в том, что Биргера самого манили восточные земли.

Хольмгардские купцы привозили такие товары, что руки сами чесались отобрать все. Но Биргер прекрасно понимал, что, отобрав единожды, просто перекроет путь купцам и те повезут свои ценности дальше в Любек. Сигтуна, как когда-то Бирка, во многом держится на товарах с востока, этих купцов обижать нельзя.

Он распорядился, чтобы пришел Агнар. Лучше все услышать от своего человека, который не станет врать или пугать.

Агнар почти недоуменно смотрел на Биргера. С чего это зять короля так заинтересовался Хольмгардом и его молодым князем? Но рассказывал, постепенно втягиваясь и увлекаясь воспоминаниями.

Агнар («достойный воин») бывал в Хольмгарде трижды, а в Альдегьюборге и того больше, даже счет потерял сколько. Приходилось сопровождать купеческие когги. Купцы народ хитрый, они объединились вон в союз, договорились и все чаще ходили не отдельными судами, а целым караваном, нанимая драккары для защиты. Агнар так ходил дважды, когда впереди драккар Севара, за ним три больших когги, потом шел драккар самого Агнара, потом еще два купеческих судна, и замыкал драккар Раудкара.

Ох и досталось тогда рыжему! Нападавшие то ли поздно углядели караван, то ли нарочно взялись за последнего, но больше всех пострадал именно Раудкар. Пока остальные развернулись, пока подоспели, рыжему даже бороду пощипали. Но и нападавшие вольные пираты были биты не на шутку.

Но Биргера не интересовала пострадавшая рыжая борода и кудри Раудкара, он снова спросил о Хольмгарде и князе Александре. Агнар махнул рукой:

– Мальчишка! Борода начала ли расти? В Хольмгарде все решает не князь, а вече, нечто вроде нашего тинга, только туда допускаются все взрослые и свободные жители города. Орут так, что едва ли можно что-то понять, но решениям обязаны подчиниться все, даже князь. Представляешь, Биргер, они князя не выбирают, а нанимают! Вместе с дружиной нанимают, чтоб защищал.

– Какой смысл нанимать молодого князя? Если он совсем мальчишка, то как сможет защитить?

Агнар пожал плечами, он и сам этого не понимал, но никогда не задумывался. Этот хольмгардский князь не жил в самом городе, а потому попадался на глаза редко.

Биргер слушал рассказ Агнара о трудностях плавания в озере, через которое нужно проходить по пути до Хольмгарда, и думал, не об этих ли трудностях говорила женщина.

– А что ты знаешь о порогах, говорят, они тоже опасны.

– Да! И пороги опасны, и озеро. Дурное там все, хотя русы не боятся, умеют договариваться со своим Озерным.

– С кем?

– Они так зовут духа озера. Там осенью река вдруг начинает течь из моря обратно в сторону озера. И ветры хуже морских.

– Мы пойдем летом.

– Надо просто расспросить хольмгардских купцов, да и наших тоже. Они точно знают, когда и что.

Биргер решил для начала еще раз расспросить женщину, предрекавшую ему великое будущее, причем расспросить о князе Александре. Конечно, она будет привирать, чтобы испугать, но можно просто сделать скидку на это вранье.