Миф Линкольна Берри Стив
Steve Berry
The Lincoln Myth
Copyright © Steve Berry, 2014. This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency
© Бушуев А. В., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Вот триллер, который я люблю.
Дэн Браун
Огастесу Эли Райнхардту-четвертому, ни на кого не похожему молодому человеку, посвящается.
Любой народ, где бы он ни проживал, имеет право при наличии соответствующего устремления и необходимой для этого силы восстать и свергнуть свое правительство и создать то, которое будет устраивать его в большей степени. Это одно из самых ценных и самых священных прав – право, благодаря которому, как мы верим и надеемся, мир когда-нибудь станет полностью свободным. И названное право не ограничивается только теми случаями, когда весь народ без исключения желает его реализовать. Любая часть народа, которая обладает такой возможностью, имеет право на подобную революцию на той территории, которую она населяет.
Авраам Линкольн12 января 1848 года
Благодарности
Мне приятно выразить мою благодарность Джине Сентрелло, Либби Маквайр, Ким Хоуви, Синди Мюррей, Дженнифер Херши, Дебби Арофф, Кэрол Левенштайн, Мэтту Шварцу, Скотту Шеннону и всем другим сотрудникам отдела рекламы и продаж. И коллективу издательства «Рэндом хаус» в целом.
Я также хочу поблагодарить Марка Тавани и Саймона Липскара за ценную помощь.
Особо должен отметить:
Гранта Блэквуда, сверходаренного романиста, который очень помог мне на первых этапах разработки сюжета;
Мерил Мосс и ее уникальный коллектив сотрудников, занимающихся рекламой (в особенности же Деб Ципф и Джериэнн Геллер);
Джессику Джоунз и Эстер Гарвер, от которых и по сей день зависит бесперебойная работа «Стив Берри энтерпрайзиз»;
Джона Коула из Библиотеки Конгресса США за организацию весьма полезного для меня визита;
Джона Басби из Де-Мойна, который показал мне Солсбери-хаус.
Особую благодарность выражаю Шоне Саммерс, замечательному редактору из «Рэндом хаус», которая обладает неисчерпаемой информацией относительно всего, что касается мормонов. Сразу же хочу оговориться, что все неточности и ошибки, которые могут встретиться в тексте, – следствие моего собственного невежества.
Ну и, конечно же, выражаю благодарность моей жене Элизабет.
Я посвящал свои романы родителям, детям, внукам, тетке, коллегам, своему редактору, литагентам, деловым партнерам. Когда мы с Элизабет поженились, в нашей семье, кроме нас двоих, был еще и Огастес Эли Райнхардт-четвертый. На тот момент ему было всего четыре года. Теперь он уже подросток. Эли обожает своих родителей. Но мне хочется думать, что у него в сердце остался небольшой уголок и для меня. Так же, как и с Коттоном Малоуном, со мной часто бывает ох как несладко.
Но это совсем не значит, что я безразличен к тому, как относятся ко мне окружающие.
Поэтому свою нынешнюю книгу я посвящаю Эли.
Пролог
Вашингтон
10 сентября 1861 года
Аврааму Линкольну удавалось пока сдерживаться, но женщина, с которой он беседовал, явно испытывала его терпение.
– Генерал совершил то, что сочли бы правильным все достойные люди на свете, – решительно заявила она.
Джесси Бентон Фримонт была женой генерала армии США Джона Фримонта, в ведении которого находились все военные операции к западу от Миссисипи. Герой войны с Мексикой и прославленный путешественник, Фримонт получил свое последнее назначение в мае. Примерно месяц назад, когда Гражданская война на Юге была уже в самом разгаре, он без всяких согласований с кем бы то ни было издал указ об освобождении всех рабов, принадлежащих повстанцам в Миссури, с оружием в руках выступивших против центральной власти в Вашингтоне. Сам по себе этот указ был вопиющим проявлением самоуправства, но Фримонт пошел еще дальше и заявил, что все пленные будут расстреливаться.
– Мадам, – спросил Линкольн, стараясь не повышать голоса, – ваш муж действительно искренне полагает, что любой попавший в плен повстанец должен быть казнен?
– Эти люди обязаны уяснить себе, что они – предатели своей страны, а предателей всегда казнили.
– Неужели вы не понимаете, что стоит только начать, и конфедераты в качестве возмездия будут расстреливать всех наших солдат, взятых ими в плен? Око за око. Жизнь за жизнь. И так до бесконечности…
– Сэр, не мы начали этот бунт.
Взглянув на часы на каминной полке, Линкольн заметил, что время приближается к полуночи. Три часа назад в президентскую резиденцию поступило донесение: миссис Фримонт привезет президенту письмо от генерала Фримонта, а также намерена сообщить ему чрезвычайно важную информацию устно. И она просит назвать любое удобное для него время, когда он сможет принять ее, – либо сегодня вечером, либо завтра рано утром.
Президент ответил, что примет ее немедленно.
Они стояли в Красной гостиной. Линкольн прекрасно знал эту незаурядную женщину. Дочь бывшего сенатора США, получившая превосходное образование, выросшая в Вашингтоне и прекрасно разбирающаяся в политике, против родительской воли в семнадцать лет вышла замуж за Фримонта и родила ему пятерых детей. Она была надежной опорой мужу во время его странствий по Западу и находилась рядом с ним после его назначения военным губернатором Калифорнии и избрания одним из первых сенаторов от этого штата. Она помогала ему в организации предвыборной кампании, когда в 1856 году он стал первым кандидатом в президенты от Республиканской партии.
Фримонт получил прозвище Следопыт. Выдвижение Фримонта кандидатом в президенты вызвало невиданный энтузиазм среди его сторонников. В конечном итоге генерал все-таки проиграл Джеймсу Бьюкенену, но если бы жители Пенсильвании проголосовали за него, то он, несомненно, занял бы президентское кресло. Поэтому для Линкольна, ставшего первым избранным президентом от Республиканской партии, назначение Фримонта командующим военными силами на Западе было логичным и вполне предсказуемым поступком.
Поступком, в котором теперь он жестоко раскаивался.
Линкольн переживал один из самых тяжелых периодов в своей жизни.
То чувство необычайной гордости, которое он испытал в марте, принося присягу в качестве шестнадцатого президента США, теперь сменили тяжелые душевные муки, связанные с разгоревшейся Гражданской войной. Одиннадцать штатов вышли из состава США и образовали собственную конфедерацию. Они совершили нападение на форт Самтер, что заставило Линкольна принять решение о блокаде всех южных портов и о приостановке действия права habeas corpus[1]. Тем временем армия северян потерпела позорное поражение при Булл-Ран, что стало серьезным потрясением для Линкольна. Оно убедило его в том, что конфликт будет долгим и кровавым.
И вот теперь еще ко всему прочему Фримонт с его всеобщим освобождением рабов…
Конечно, Линкольн прекрасно понимал чувства генерала. Бунтовщики нанесли сокрушительное поражение силам Союза Северных Штатов в южной части Миссури и теперь продвигались на север. Фримонт оказался в изоляции, обладая лишь небольшими человеческими и материальными ресурсами. Ситуация требовала решительных действий, и он ввел в Миссури военное положение. После чего зашел уже слишком далеко, издав указ об освобождении всех рабов, принадлежащих повстанцам.
Ни сам Линкольн, ни Конгресс так далеко никогда не заходили.
Несколько президентских посланий и даже непосредственное требование главы государства как-то смягчить условия приказа были Фримонтом проигнорированы. И вот теперь генерал присылает в качестве своего адвоката жену с письмом.
– Мадам, вы должны понять, что существуют более серьезные соображения, влияющие на принятие решений, нежели ситуация в Миссури. Вы сами совершенно справедливо напомнили мне, что идет война, и война жестокая. К несчастью, причины, приведшие к противостоянию сторон в этом конфликте, не столь однозначны.
Однако главной причиной противостояния, как это было всем известно, являлось рабство.
Правда, с точки зрения Линкольна, рабство вообще не было проблемой. Он уже обращался к сепаратистам с мирным предложением, в котором обещал им сохранение всех их рабов. Он даже разрешил им взять новый флаг, послать представителей в Монтгомери и сохранить свою Конфедерацию при условии, что они разрешат взимание пошлин в своих портах. Если южные штаты откажутся от выплаты пошлин, промышленность Севера будет подорвана, и общенациональное правительство признает себя банкротом. Тогда не потребуется никаких армий, чтобы с ним справиться. Пошлины – главнейший источник государственных доходов. Лишившись их, Север окажется в крайне бедственном положении.
Однако, напав на форт Самтер, южане тем самым выразили свое глубочайшее презрение ко всем его попыткам примирения.
– Мистер президент, я целых три дня ехала в переполненном поезде по ужасной жаре. Могу вас заверить, что путешествие было не из приятных. Но я приехала сюда потому, что генерал хочет, чтобы вы поняли: единственные соображения, которые имеют значение, – это соображения блага для всего нашего народа. Бунтовщики выступили против нас и взялись за оружие. Их нужно остановить и положить конец рабству.
– Я уже писал генералу, и ему прекрасно известно мое мнение на этот счет, – возразил президент.
– Он полагает, что оказался в чрезвычайно сложном положении из-за того, что ему противостоят люди, которым вы доверяете.
Это было странное замечание.
– Кого вы имеете в виду?
– Он считает, что ваши советники – те люди, которые находятся к вам ближе, чем он, – способны внушить вам большее доверие.
– И этим объясняется его неповиновение моим приказам? Мадам, его прокламация об освобождении рабов не может быть оправдана никакими военными обстоятельствами или какой-то другой необходимостью. Он принял политическое решение, которое не имел права принимать, так как оно не входит в сферу его компетенции. Несколько недель назад я направил к нему моего личного секретаря, мистера Хея, который попросил генерала изменить ту часть его указа, где он требует немедленного освобождения всех рабов в Миссури. На мою просьбу генерал никак не ответил. Вместо ответа, насколько я понимаю, он прислал вас для личной беседы со мной.
На самом деле все обстояло еще хуже. Как явствовало из донесения Хея, штаб Фримонта погряз в коррупции, его войска находились на грани бунта. И неудивительно. Фримонта всегда отличали упрямство, истеричность и бестолковость. Его карьера состояла из сплошных провалов. В 1856 году, проигнорировав советы политических советников, он сделал отмену рабства главным лозунгом своей президентской кампании. Однако страна была еще не готова к подобным революционным преобразованиям. Фримонт ошибся, положившись на собственные чувства. И эта ошибка привела его к поражению.
– Генерал убежден, – продолжала его супруга, – что война с бунтовщиками будет долгой и страшной. Одним оружием нам их не одолеть. А чтобы получить поддержку иностранных государств, мы должны принять во внимание и другие соображения. Генералу известно отношение англичан к вопросу о постепенном освобождении рабов и стремление многих заметных политических фигур на Юге пойти навстречу англичанам. Мы не можем допустить, чтобы это произошло. Как президенту, вам наверняка должно быть также известно, что Англия, Франция и Испания уже готовы признать суверенитет Юга. Англия – по причине своей заинтересованности в хлопке. Франция – потому что император нас не любит…
– Вы – настоящий политик, мадам.
– Я стараюсь быть в курсе событий. Да и вы сами как человек, которому этот высокий пост достался благодаря случайности, не должны отмахиваться от мнения окружающих.
Подобное оскорбление Линкольну приходилось выслушивать не в первый раз. Он победил на выборах 1860 года исключительно благодаря расколу в Демократической партии, которая совершила непростительную глупость – выдвинула двух кандидатов. Тем временем своего собственного кандидата выдвинула и партия Конституционного союза. Все трое получили 48 процентов голосов на прямых выборах и, соответственно, 123 голоса выборщиков. На долю Линкольна досталось 40 процентов общих голосов и 120 голосов выборщиков, что и обеспечило ему победу. Но он был всего лишь адвокатом из Иллинойса, а его опыт в большой политике ограничивался одним сроком в Палате представителей. В 1858 году он даже потерпел поражение на выборах в Сенат, проиграв своему давнему противнику Стивену Дугласу. И вот теперь, в пятьдесят два года реализовав свою мечту и заняв на очередные четыре года президентское кресло в Белом доме, Линкольн оказался в центре самого крупного конституционного кризиса за всю историю страны.
– Должен вам заметить, мадам, что не могу отмахнуться от мнений окружающих меня людей, так как я ежедневно вынужден их выслушивать. Генералу не следовало втягивать негров в эту войну. У войны иная, гораздо более значимая для страны цель, и негры не имеют к ней никакого отношения.
– Вы ошибаетесь, сэр.
Он разрешал стоявшей перед ним женщине те вольности, которые не позволил бы никому другому, понимая, что она всего лишь защищает своего мужа, как любая верная жена. Но супруги Фримонт приблизились к грани, за которой начиналась государственная измена.
– Мадам, из-за поступков генерала штат Кентукки готов перейти на сторону повстанцев. Мэриленд, Миссури и ряд других пограничных штатов могут в любой момент последовать его примеру. И если б главной причиной нашего конфликта было освобождение рабов, мы, несомненно, потерпели бы поражение.
Миссис Фримонт хотела возразить ему, но он жестом заставил ее замолчать.
– Я не хочу, чтобы у кого-то возникали какие-либо сомнения по поводу той позиции, которую я занимаю. Моя задача – спасти Союз. И я буду добиваться этого теми способами, которые дозволяет мне Конституция. Чем скорее будет восстановлена единая власть в стране, тем скорее Союз вернется к своему прежнему состоянию. Если б я смог спасти его без освобождения рабов, то не задумываясь пошел бы на это. Если б я смог спасти Союз только путем освобождения рабов, я бы тоже не задумываясь сделал это. И если б я мог спасти его, освободив одних, а других оставив в рабстве, то, наверное, пошел бы и на это. Все мои действия по отношению к рабству и к цветному населению страны объясняются исключительно моим стремлением к благу нашего государства. И если я воздерживаюсь от каких-то действий, то лишь потому, что не считаю, что они смогут спасти Союз. В тех случаях, когда я чувствую, что делу единства может быть причинен вред, то бываю предельно осторожен. В тех же случаях, когда я уверен, что дело единства получит от этого пользу, я поступаю со всей возможной решительностью.
– В таком случае вы не мой президент, сэр. И я уверена, что те, кто голосовал за вас, также от вас отрекутся.
– Но, как бы вы ни относились ко мне, мадам, я остаюсь президентом, поэтому передайте, пожалуйста, мои слова генералу. Его направили на Запад с заданием продвигать армию к Мемфису и далее на восток. Таков приказ, полученный им, и генералу придется либо подчиниться ему, либо оставить свой пост.
– Должна предупредить вас, сэр, что вам будет тяжело противодействовать генералу. Он может за себя постоять.
Федеральная казна пуста. Военное министерство пребывает в хаосе. Армия Союза не имеет сил к наступлению. И теперь, ко всему прочему, еще и эта женщина со своим наглым мужем угрожают бунтом. Их обоих следует арестовать. К несчастью, самовольное освобождение рабов Фримонтом сделало его популярным среди аболиционистов и либеральных республиканцев, которым не терпится покончить с рабством. Решительный удар по их кумиру может стать политическим самоубийством для Линкольна.
– Наша встреча закончена, – сказал он.
Миссис Фримонт окинула его неприязненным взглядом – она явно не привыкла к тому, чтобы ее прогоняли. Но Линкольн сделал вид, что не обратил на ее взгляд ни малейшего внимания, подошел к двери и демонстративным жестом распахнул ее, предлагая супруге генерала удалиться. Миссис Фримонт проследовала мимо Хея, личного секретаря президента, не сказав ни слова. Линкольн дождался, когда захлопнулась входная дверь, после чего пригласил Хея.
– Какая настойчивая дама, – заметил он. – Мы ведь все время простояли. Она не дала мне возможности предложить ей сесть. Она с таким упорством испытывала мое терпение, что я, кажется, почти исчерпал все ресурсы вежливости, изо всех сил пытаясь удержаться от оскорблений.
– Ее муж ничем не лучше. Как командир, он абсолютно бездарен.
Линкольн кивнул.
– Ошибка Фримонта в том, что он все пытается делать сам, единолично. Он дистанцируется от окружающих. И, как следствие, имеет весьма смутное представление о том вопросе, который хочет решить.
– Фримонт не желает никого слушать.
– Вы знаете, она ведь пригрозила мне, что генерал может создать свое собственное правительство.
Хей с брезгливой усмешкой покачал головой.
Президент сообщил ему о своем решении.
– Генерала следует отправить в отставку. Но только когда найдем ему достойную замену. Подберите кого-нибудь на этот пост. И постарайтесь сделать это без лишнего шума.
– Понимаю, – кивнул Хей.
Линкольн заметил у помощника в руках большой конверт и указал на него.
– Что это у вас?
– Сообщение, поступившее сегодня из Пенсильвании. Из Уитленда.
Президент прекрасно знал Уитленд. Родной дом его предшественника, Джеймса Бьюкенена. Человека, о котором так много дурного говорили на Севере. Многие считали, что именно из-за него Южная Каролина вышла из состава Союза, объясняя это решение необдуманным вмешательством северян в вопрос освобождения рабов.
Из-за решительного жесткого требования самого бывшего президента.
Вслед за этим Бьюкенен пошел еще дальше и заявил, что те штаты, в которых сохраняется рабовладение, будут сами решать собственные проблемы так, как сочтут нужным. Кроме того, северные штаты должны отменить все законы, которые поощряют бегство рабов. Если же этого не произойдет, то пострадавшие штаты, исчерпав все мирные и конституционные способы получить компенсацию за ущерб, понесенный вследствие потери рабов, будут иметь полное моральное право на революционное сопротивление правительству Соединенных Штатов.
Это заявление президента было равносильно подстрекательству к бунту.
– И чего же желает бывший президент?
– Я не вскрывал конверт. – Хей протянул пакет президенту. На лицевой стороне было начертано, что письмо предназначается лично мистеру Линкольну. – Я полагал, что пожелание мистера Бьюкенена следует уважать.
Президент страшно устал, а встреча с миссис Фримонт отняла у него остатки сил. Но ему было любопытно узнать, что же пишет Бьюкенен, которому в свое время почему-то так не терпелось оставить президентский пост. В день инаугурации, когда они ехали в экипаже из Капитолия, он во всем признался Линкольну. «Если вас так же радует ваш приход в Белый дом, как меня – возвращение в Уитленд, значит, вы по-настоящему счастливый человек».
– Можете идти, – сказал президент Хею. – Я ознакомлюсь с посланием мистера Бьюкенена, а потом отправлюсь спать.
Секретарь ушел, и Линкольн остался в одиночестве. Он вскрыл восковую печать на конверте и извлек из него два листа. Один из них был пергаментный, пожелтевший от времени, покрытый пятнами, высохший и хрупкий. Второй – из мягкой веленевой бумаги, недавно исписанный темными чернилами твердым мужским почерком.
Линкольн начал с послания на втором листе.
«Я оставляю Вам страну в крайне удручающем состоянии, за что должен принести Вам свои извинения. Моей первой ошибкой было заявление на инаугурации, что я не собираюсь баллотироваться на второй срок. Мотивы, руководившие мною тогда, были предельно искренни. Я не хотел, чтобы на мое поведение в качестве руководителя правительства воздействовало что-либо другое, помимо стремления достойно и верно служить моему народу и навсегда остаться в его благодарной памяти. Но получилось совсем не так, как я ожидал. Вернувшись в Белый дом в день принесения президентской клятвы, я получил запечатанный пакет, примерно такого же размера и формы, как тот, что вы держите в руках. Внутри пакета находилось послание от моего предшественника, мистера Пирса, вместе со вторым документом, который я теперь посылаю Вам. Пирс писал мне, что данный документ был впервые передан самому Вашингтону, который решил, что каждый президент должен передавать его своему преемнику, и каждый из них волен поступить с ним так, как пожелает. Мне известно, что Вы, как и многие другие, считаете меня виновником нынешнего конфликта, охватившего нашу страну. Но прежде чем осыпать меня проклятиями, прочтите, пожалуйста, этот документ. В свое оправдание я хочу сказать, что всеми возможными способами старался исполнять его требования. Я внимательно выслушал Вашу речь в день инаугурации. Вы назвали наш Союз вечным. Однако Вы выдаете желаемое за действительность. Многое совсем не таково, каким кажется на первый взгляд. Первоначально я не хотел передавать Вам этот документ. Более того, намеревался сжечь его. Но за прошедшие несколько месяцев, находясь вдали от суеты государственных дел и забот, связанных с общенациональным кризисом, я пришел к выводу, что от истины скрыться невозможно. Когда Южная Каролина вышла из нашего Союза, я официально заявил, что не исключаю того, что могу оказаться последним президентом Соединенных Штатов. Вы же, со своей стороны, публично назвали мое заявление нелепым. Возможно, со временем Вы поймете, что я не был таким уж глупцом, каким Вы меня, по-видимому, считаете. Теперь я убежден, что свято исполнил свой долг, хотя, может быть, был далеко не идеальным президентом. Каким бы ни был результат, я унесу с собой в могилу твердую уверенность, что всегда стремился к благу для своей страны».
Линкольн поднял глаза от письма. Какие странные ламентации! И к тому же какое-то послание, передаваемое от президента к президенту… Которое Бьюкенен хранил у себя до сегодняшнего дня?
Линкольн протер усталые глаза и поднес поближе второй лист. Чернила на нем почти выцвели. Текст написан изысканным витиеватым почерком, читать его не просто.
Внизу стояло несколько таких же витиеватых подписей.
Президент окинул взглядом документ, пытаясь ухватить его основное содержание.
Затем стал читать внимательнее.
Усталость как рукой сняло.
Как там писал Бьюкенен?
«Многое совсем не таково, каким кажется на первый взгляд».
– Этого не может быть! – пробормотал Линкольн.
Часть первая
Глава 1
Побережье Дании
Среда, 8 октября, 19.40
Коттону Малоуну хватило одного взгляда, чтобы понять, что у него появились проблемы.
Эресунн, пролив, отделяющий северный датский остров Зеландию от Скании, южной шведской провинции – одной из самых оживленных водных магистралей в мире, – сейчас был почти пуст. Только два суденышка виднелись на серо-голубых волнах: одно – принадлежащее Малоуну, и профиль какого-то другого, которое быстро приближалось к нему. Он заметил эту вторую лодку, как только они вышли из доков Ландскруне на шведской стороне пролива. Красно-белый двадцатифутовик с двойным внутренним двигателем. Сам же Малоун плыл на взятой напрокат в копенгагенском порту пятнадцатифутовой лодке с одним внешним двигателем. Мотор ревел, яхта вздымала спокойные прибрежные волны. Чистое небо, прохладный вечерний ветерок при полном отсутствии бриза – идеальная осенняя погода для Скандинавии.
Всего три часа назад Коттон работал в своей книжной лавке на площади Эйбро. И собирался поужинать в кафе «Норден», как делал почти каждый вечер. Но звонок от Стефани Нелл, его бывшей начальницы в Министерстве юстиции, заставил Малоуна стремительно изменить планы.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она. – Я не стала бы тебя просить, если б дело не было таким срочным. Есть один человек по имени Барри Кирк. Короткие темные волосы, острый нос. Мне нужн, чтобы ты его нашел.
По голосу бывшей начальницы Малоун почувствовал, что дело действительно срочное.
– Я направила своего агента, но его задержали по дороге. Не знаю точно, когда он доберется до места назначения, но названного человека необходимо как можно скорее найти. Как можно скорее! – настойчиво повторила она.
– Полагаю, ты вряд ли скажешь, зачем он тебе так срочно понадобился.
– Не скажу. Не могу. Но ты находишься очень близко от него. Он сейчас на противоположной стороне залива в Швеции и ждет, чтобы его забрали.
– По твоему тону я чувствую, что возникли какие-то серьезные проблемы.
– Да. У меня пропал агент.
Коттону было всегда неприятно слышать подобные слова.
– Кирк может знать, где он находится, поэтому с ним необходимо связаться как можно скорее. Надеюсь, что мы пока еще не вляпались ни в какие серьезные проблемы. И потому тебе просто нужно привести его в свой магазин и дождаться, пока мой человек не прибудет за ним.
– Я постараюсь выполнить твою просьбу.
– И еще одно, Коттон. Не забудь прихватить с собой оружие.
Он сразу же направился в свою квартиру на четвертом этаже над книжным магазином, отыскал под кроватью рюкзак, который у него всегда был наготове вместе с паспортом, деньгами, телефоном и «береттой», выпущенной специально для агентов отряда «Магеллан», которую Стефани позволила ему сохранить после ухода в отставку.
Теперь пистолет висел у него на поясе под курткой.
– Они приближаются, – заметил Барри Кирк.
Как будто Малоун сам этого не видит. Трудно тягаться с двумя двигателями.
Он твердо держал руль, решив довести мощность мотора до максимальной. Нос лодки то и дело взлетал вверх – она стремительно набирала скорость. Коттон оглянулся. На другой лодке находились два человека: один управлял ею, второй стоял с пистолетом в руках.
Да, подумал Малоун, с каждой секундой дело становится все опаснее.
Пересекая пролив на юго-запад по диагонали по направлению к Копенгагену, они еще не достигли середины и пока находились в шведской его части. Малоун мог бы, конечно, взять напрокат автомобиль и переехать пролив по Эресуннскому мосту, соединявшему датское побережье со шведским, но на это ушел бы лишний час. Путь по воде был быстрее, а Стефани торопила его, поэтому Малоун взял напрокат лодку в той конторе, услугами которой обычно пользовался. Лодку гораздо дешевле взять напрокат, нежели покупать, особенно принимая во внимание то, насколько редко он в последнее время отваживался выходить в море.
– И что вы собираетесь делать?
Идиотский вопрос. Этот Кирк – определенно зануда.
Малоун нашел его в доках, в том самом месте, где, по словам Стефани, он и должен был его ожидать. Она назвала Коттону пароль, чтобы Кирк понял, что имеет дело с ее посланцем. Малоун должен был представиться Джозефом, Кирк получил имя Мороний.
Странный выбор.
– Вам известно, кто эти люди? – спросил Коттон.
– Они хотят меня убить, – уклончиво ответил Кирк.
Лодка стремительно неслась в сторону Дании, вздымая корпусом волны.
– Почему же они хотят вас убить? – спросил Малоун, стараясь перекричать гул мотора.
– А кто вы сами-то такой?
Малоун бросил на Кирка неприязненный взгляд.
– Тот, кто пытается спасти вашу чертову задницу.
Вторую лодку отделяли от них уже каких-нибудь тридцать ярдов.
Коттон окинул взглядом горизонт во всех направлениях и не заметил ни одного другого судна. Опускались сумерки, небо из лазурного становилось свинцово-серым.
Выстрел.
Потом второй.
Малоун резко обернулся.
Второй человек на преследовавшей их лодке начал стрелять.
– На дно лодки! Быстро! – крикнул Коттон Кирку. Он сам тоже пригнулся, но судно, управляемое им, сохраняло прежний курс и скорость.
Грохнули еще два выстрела. Пуля с глухим стуком ударила в фибергласовую перегородку слева от него.
Вторая лодка теперь находилась на расстоянии пятидесяти футов от них. Малоун решил преподнести своим преследователям небольшой сюрприз. Он сунул руку назад, нащупал пистолет и выстрелил по ним.
Вторая лодка неожиданно развернулась к ним правым бортом.
От датского берега их отделяло чуть больше мили, они были почти в самой середине Эресунна. Вторая лодка сделала крюк вокруг них и теперь приближалась к ним справа, грозя перерезать им путь. Малоун заметил, что пистолет в руке преследователя сменил короткоствольный автомат.
Выбора не было. Начиналась игра в «кто первым струсит».
Вспышка автоматического огня сотрясла воздух. Коттон опустился на дно лодки, одной рукой продолжая удерживать руль. У него над головой зажужжали пули, причем несколько из них пробили нос лодки. Он рискнул поднять голову и посмотреть. Вторая лодка объезжала их сзади, чтобы нанести удар с тыла – там, где из-за открытой палубы они были наиболее уязвимы.
Малоун решил, что самым лучшим вариантом будет лобовая атака.
Но все нужно очень точно рассчитать.
Его лодка продолжала нестись вперед почти на предельной скорости. Второе судно следовало за ними по пятам.
– Не высовывайся! – приказал он Кирку.
Вряд ли тому пришло бы в голову нарушить его приказ. Кирк лежал на полу у боковой панели. Малоун держал свою «беретту» так, чтобы ее не было видно преследователям. Вторая лодка стремительно приближалась.
Очень быстро. Пятьдесят ярдов… Сорок… Тридцать…
Малоун резко сбросил скорость и перевел лодку на холостой ход. Нос судна погрузился в воду. Еще несколько ярдов они проехали по инерции, затем остановились. Их преследователи неумолимо приближались.
Вот они уже поравнялись с ними. Человек с автоматом прицелился. Но прежде чем он успел спустить курок, Малоун выстрелил ему в грудь.
Лодка противника пронеслась мимо.
Коттон снова включил мотор.
Он видел, как в другой лодке рулевой присел, пытаясь нащупать упавшую винтовку. Лодке-преследовательнице пришлось совершить большую петлю, прежде чем она смогла снова выйти на прежнюю траекторию.
Один раз его уловка сработала, но вряд ли ему повезет еще раз.
До датского побережья оставалась почти целая миля пути, и у него не было никаких шансов уйти от преследователей. Можно, конечно, пытаться петлять, но на сколько у него хватит сил и сноровки? Нет, так не получится. Придется пойти на прямое столкновение.
Малоун пристально вглядывался в сторону датского берега, прикидывая свое местоположение.
Он находился примерно в пяти милях к северу от окраины Копенгагена, рядом с тем местом, где когда-то жил его старый друг Генрик Торвальдсен.
– Посмотрите сюда! – услышал он слова Кирка и обернулся.
Преследовавшая их лодка находилась на расстоянии сотни ярдов и продолжала приближаться. Но на темнеющем небе с западной стороны появился одномоторный самолет «Сессна», который шел на снижение. Его хорошо всем известный трехколесный посадочный механизм находился уже на расстоянии не более шести футов над поверхностью воды. Он, словно граблями, прошелся по лодке-преследовательнице, чуть не сбив колесами рулевого, который, правда, успел пригнуться, отпустив руль, из-за чего лодка резко отлетела влево.
Малоун воспользовался этим, чтобы направить свою лодку на преследователей.
Самолет снова набрал высоту и стал разворачиваться для следующего удара. У Коттона возникла мысль: понимает ли пилот, что на лодке есть оружие, из которого можно вести обстрел летающих объектов? И потому он решил на предельной скорости, которую ему позволял его мотор, двигаться на лодку-преследователя. Она застыла на месте, все внимание человека на ней было полностью сосредоточено на самолете.
Что позволило Малоуну беспрепятственно приблизиться.
Вначале он обрадовался тому, что внимание преследователей отвлекла «Сессна», но почти сразу же понял, что нежданная помощь могла обернуться страшной катастрофой. Автомат человека в лодке был нацелен на самолет.
– Вставай! – крикнул Малоун Кирку.
Но тот не пошевелился.
– Не заставляй меня поднимать тебя!
Кирк встал.
– Держи руль! Постарайся, чтобы мы не сбились с курса!
– Я?.. Что?
– Выполняй! Быстро!
Кирк ухватился за руль. Коттон прошел на корму, нашел надежную опору и прицелился.
Самолет продолжал снижение. Человек на другой лодке держал свое оружие наготове. Малоун понимал, что шанс попасть из-за постоянных толчков судна у него невелик. Но человек на другой лодке внезапно осознал, что, помимо самолета, ему угрожает еще и лодка.
Что же делать?
Коттон выстрелил дважды. И промахнулся.
Третьим выстрелом он все-таки попал в лодку.
Человек на ней метнулся вправо, решив, что лодка представляет для него большую опасность, чем самолет. Четвертый выстрел Малоуна угодил его противнику в грудь, и тот, перевалившись за борт, упал в воду.
Самолет с ревом приближался. Его шасси пронеслись над самой головой.
Коттон с Кирком пригнулись.
Малоун выхватил у Кирка рулевое колесо и, немного сбавив скорость, развернул лодку по направлению к преследователю. Они приближались с кормы. Коттон держал оружие наготове. Мертвое тело покачивалось в воде, еще одно лежало на палубе. Больше никого в лодке не было.
– Ты – серьезный источник проблем, – сказал Малоун, обращаясь к своему спутнику.
Вокруг них царило спокойствие, которое лишь немного нарушал холостой гул мотора. Вода безмятежно плескалась о борта обеих лодок. Предстоит связаться с местными властями, подумал Малоун. Со шведами? Или с датчанами? Однако, вспомнив о Стефани и оценив ситуацию, понял, что это далеко не самый лучший вариант. Стефани ненавидела разборки с местными властями.
Он поднял голову и увидел, что «Сессна» уже находится на высоте примерно двух тысяч метров и пролетает прямо у них над головой.
Затем с самолета кто-то прыгнул.
Раскрылся парашют, и его владелец стал спиралью опускаться, приближаясь к ним. Малоун несколько раз в жизни прыгал с парашютом и потому сразу же понял, что этот человек неплохо владеет своим ремеслом – он умело направлял парашют в сторону лодки. Ему удалось опуститься в воду на расстоянии менее пятидесяти ярдов от них.
Коттон медленно подогнал лодку к нему.
Молодому человеку, взобравшемуся на борт, скорее всего, не было еще и тридцати. Взъерошенные светлые волосы. Приятное, чисто выбритое лицо, согретое широкой белозубой улыбкой. На нем был темный пуловер и джинсы, плотно облегавшие мускулистое тело.
– Водичка здесь холодная, – заметил молодой человек. – Спасибо, что подождали меня. Извините за опоздание.
Малоун указал в сторону самолета, удаляющегося на восток.
Читать бесплатно другие книги:
