Миф Линкольна Берри Стив
– Интересно… Я не знала, что тебе об этом известно.
– Да, известно. Я даже анонимно внес на это дело пожертвование.
– Первый раз об этом слышу.
Хусепе искренне восхищался этой женщиной. Кассиопея была умна, имела дипломы в области инженерии и средневековой истории. А еще она – единственная наследница компаний ее отца, общая стоимость которых оценивалась в несколько миллиардов евро. Он был в курсе ее деловых успехов и ее голландского фонда, тесно сотрудничавшего с ООН в вопросах здравоохранения и борьбы с голодом. Ее личная жизнь не освещалась, но и он не пытался в нее лезть, ограничиваясь информацией в открытом доступе.
Тем не менее того, что он знал, было достаточно, чтобы прийти к неутешительному выводу: зря он тогда позволил ей уйти.
– Она больше не уйдет. Никогда, – шепнул ему на ухо ангел.
– Я не шутила, когда сказала тебе за ужином, – произнесла Кассиопея. – Я совершила ошибку и в отношении моей веры, и в отношении тебя.
Боже, как долго он был один…
Никакая другая женщина не смогла занять место его покойной жены.
Затем однажды Хусепе наткнулся на фотографию, на которой был запечатлен вместе с Кассиопеей. Фото было сделано в те далекие дни, когда они были вместе. И вот теперь оно наполнило его сердце радостью. Хусепе не стал прятать снимок, а выставил на видное место, чтобы каждый день он был у него перед глазами.
И вот теперь ее образ вновь был перед ним. Даже не образ, а она сама. Во плоти и крови.
Снова.
Он чувствовал себя окрыленным.
Глава 18
Солт-Лейк-Сити
Роуэн слушал Сноу, желая постичь важность содержимого деревянного ящика.
– Бригам Янг бросил вызов нескольким американским президентам, отстаивая нашу религиозную и политическую независимость. Он игнорировал Конгресс и все законы, с которыми не был согласен, и даже показывал нос местным военным командирам. Наконец, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году Джеймс Бьюкенен решил, что с него довольно, и бросил на наше усмирение войска. – Сноу с минуту помолчал, а потом добавил: – Многоженство было ошибкой и Смита, и Янга.
У пророков Ветхого Завета, таких как Авраам, обычно было много жен. У Соломона их якобы имелось семьсот, плюс триста наложниц. В 1831 году Джозеф Смит обратился с молитвой к Господу и в ответ получил откровение, смысл которого сводился к тому, что многоженство есть часть истинного Завета, хотя Церковь публично не признавала его вплоть до 1852 года.
По нескольку жен имели всего два процента мужчин, которые вдумчиво отбирались Пророком. В большинстве случаев женами были немолодые женщины, неспособные сами заботиться о себе. Они главным образом помогали по дому и всегда принимались в семью с одобрения первой жены. Что, однако, не исключало чадородия, ибо Господь заповедовал, чтобы каждый оставил для Него семя свое.
Роуэн отдавал себе отчет в том, что многоженство оскорбляло и возмущало американское общество. Закон Моррила от 1862 года позволял лишить гражданских прав любого мужчину, имевшего больше одной жены. Принятый позднее, в 1887 году, Закон Эдмундса – Такера объявил многоженство уголовно наказуемым преступлением.
– Смит и Янг недооценили эффект многоженства как на «святых», так и на приверженцев других религий, – сказал Сноу. – Однако вместо того, чтобы мудро отказаться от него как чреватого разного рода конфликтами, они продолжали гнуть свою линию и требовали политической автономии.
Чем лично Роуэн всегда восхищался.
«Святые» переселились на берега Соленого озера, где нашли надежное пристанище. Они заняли пустующие бесплодные земли, на которых никто не хотел жить, и создали общество, в котором Церковь и государство составляли единое целое. В 1849 году было создано временное правительство и выдвинуто требование государственности. Свое будущее государство «святые» назвали Дезерет. В Книге Мормона это слово означало улей, символ совместной деятельности и трудолюбия. Его границы включали бы в себя территорию современных штатов Юта и Невада, треть территории Аризоны и части земель Колорадо, Вайоминга, Айдахо и Орегона. В государственности было отказано. Однако Конгресс принял новую землю как территорию США, уменьшил ее границы и переименовал в Юту. Янг был назначен первым губернатором, и он мастерски проделал работу по сохранению единства Церкви и государства.
– С одной стороны, – продолжил Сноу, – мы хотели быть частью большого общества. Вносить свой вклад в процветание всей страны. Хотели быть примерными гражданами США. С другой, мы требовали права оставаться такими, какие мы есть.
– Это был вопрос веры. Вопрос свободы. Многоженство было частью нашей религии.
– Брось, Таддеус. Если б наша религия побуждала к убийству других людей, разве стали бы мы это делать? Довод слаб и малоубедителен. Многоженство в физическом смысле было ошибкой. Это следовало признать еще раньше, до восемьсот девяностого года, когда мы наконец проявили мудрость и навсегда от него отреклись.
Роуэн был не согласен.
– Бригам Янг принял много мудрых решений, – продолжал Сноу. – Он был прекрасным администратором и настоящим визионером. Мы многим ему обязаны. Но даже он допускал ошибки. И пусть отказывался открыто признать их при жизни, они все равно были ошибками.
Роуэн решил, что с Пророком лучше не спорить. Ему нужна была информация, и конфликт ни в коей мере тому не способствовал.
– Я хотел бы поговорить о пророчестве Белого Коня, – произнес Сноу.
Неужели он ослышался? Роуэн удивленно посмотрел на Пророка.
– Я в курсе твоих изысканий в закрытых архивах. Мне известно, что брат Салазар сумел отыскать в них. Вы оба уже долгое время заняты изучением этого пророчества.
Хитрить бесполезно, подумал Роуэн.
– Я хочу узнать наш секрет, Чарльз. Мы должны его отыскать.
– То, о чем ты говоришь, кануло бесследно много лет назад.
Да, но старинные фургоны в пещере вселили в него надежду.
– После твоего вчерашнего звонка я принял решение, – продолжил Сноу. – Что-то подсказывает мне – это нужное место.
Старик вновь умолк, пытаясь перевести дыхание.
– Пророк Бригам спрятал этот секрет, – сказал Роуэн, – в надежде, что когда-нибудь мы его отыщем.
Сноу покачал головой.
– Этого мы не знаем.
Только он и Пророк могли вести такой разговор, поскольку эта история была известна только им. Увы, каждый обладал лишь своей половинкой знания. Его часть была результатом долгих изысканий в Юте и в округе Колумбия. Сноу своя досталась от его предшественника.
Ее-то он и хотел узнать.
– Каждый Пророк после Бригама Янга сталкивался с той же самой дилеммой. Я надеялся, что сумею ее избежать… – Сноу указал на деревянный ящик. – Открывай!
Роуэн послушно открыл крышку.
Внутри лежала кипа каких-то потрепанных документов, каждый из которых был помещен в запаянный пластиковый пакетик. Главным образом книжки и газеты, изрядно поврежденные сыростью и плесенью.
– Это то, что мы извлекли из капсулы времени в тридцать третьем году, – пояснил Сноу. – Никому не интересные тексты тех времен. За исключением вон тех двух, на самом верху.
Роуэн уже обратил на них внимание. Внутри прозрачных пластиковых пакетов лежало по листку бумаги. Их края были в бурых пятнах, как будто обожжены, но сам текст сохранился.
– Можешь посмотреть оба документа, – разрешил ему Пророк.
Роуэн взял в руки первый листок. Почерк был мелким, чернила почти полностью выцвели.
Боюсь, что слишком много волос смешалось с маслом, что отнюдь не на пользу маслу. Творящим зло наверняка хотелось бы – ибо великая Гражданская война сегодня уже отошла в область воспоминаний – вновь привлечь к нам внимание и бросить на наше усмирение армию. Они открыто признаются в своем намерении уничтожить власть священства и разгромить нашу святую Церковь. Когда-то мне казалось, что мы можем сосуществовать. Что договоры будут свято соблюдаться.
Но негоже нам смешиваться с остальным миром и надеяться тем самым обрести дружбу и благосклонность. И я пытался делать то, что представлялось мне правильным и порядочным. За всю мою жизнь я ни с кем не разговаривал об этом. Вместо этого я оставляю сие послание для тех правоверных, которые будут жить после меня. Знаю, что на нас лежит тяжкое бремя, возложенное на наши плечи самим Линкольном, однако принятое нами добровольно. Когда разразилась Гражданская война, я воспринял ее как исполнение пророчества Белого Коня.
Пророк Джозеф предсказал многие события, в том числе и наше переселение в Скалистые горы, и свою собственную кончину. К 1863 году конституция фактически висела на волоске, и, согласно пророчеству, Конгресс принял закон, призванный уничтожить нас. Поэтому я отправил доверенного человека к Линкольну. Тот принял его приветливо. Я поручил моему человеку расспросить о нашей государственности, однако Линкольн постоянно уходил от этой темы. Вместо прямого ответа я получил послание. Линкольн написал, что оставит нас в покое, если мы оставим в покое его. Именно этого мы и ожидали услышать долгие годы. Мы добивались всего лишь свободы жить так, как мы хотим. Линкольн знал нас по Иллинойсу. Он сказал моему посланнику, что читал Книгу Мормона, что было приятно услышать. Однако было бы неразумно заключать договор с любым президентом без гарантий того, что условия такового договора будут неукоснительно соблюдаться.
Линкольну так и было сказано, и тот предложил нечто, что мы сочли достаточной гарантией с его стороны. В свою очередь, он потребовал от нас того же, на что я и ответил в удовлетворившей его манере. Мы достигли взаимного согласия, и обе стороны соблюдали условия договора. К несчастью, мистер Линкольн умер прежде, чем мы вернули друг другу наши залоги.
Никто из членов правительства никогда так и не спросил нас о том, что хранили мы, а что хранили они, – и это заставило меня прийти к выводу, что об этом никому не известно, кроме меня. Поэтому я хранил молчание. Таким образом, я исполнил оставшуюся часть пророчества, в которой сказано, что мы, как Белый Конь, станем спасителями страны.
Однако Пророк Джозеф завещал нам чтить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дарована нам вдохновением Божьим. Этого не произошло, во всяком случае, при моей жизни. Я открыл мистеру Линкольну секрет местонахождения наших богатств. Начиная с 1857 года, когда в Юту пришли федеральные войска, «святые» говорят о пропавшем золоте. И вот теперь я объявляю вам, что это золото в целости и сохранности.
Напротив, оно было использовано к вящей нашей пользе. Я представил карту тайника, где спрятал, кроме золота, также и то, что доверил мне мистер Линкольн. Спустя два месяца после того, как мы заключили наш договор, Линкольн прислал мне телеграмму, в которой говорилось, что наш секрет посреди Слова охраняет ламаниец[5] Самуил, что вселило в меня спокойствие. Он также сообщил, что ежедневно хранит рядом с собой самую важную часть нашего секрета.
Я ответил ему, что Провидение и природа хранят его половину нашей сделки. Похоже, ему нравилась наша с ним великая тайна. Пророк Джозеф был прав во всех своих предсказаниях. Пусть и вы тоже окажетесь правы.
– Неужели это написал Бригам Янг? – спросил Роуэн.
– Это его почерк.
– Потерянное золото и наш великий секрет как-то связаны между собой?
Сноу кивнул.
– С самого начала. Разреши одну загадку – и разгадаешь другую.
– Что имел в виду Пророк, упомянув Самуила и телеграмму?
– Линкольн оказался очень даже умен. В середине шестьдесят третьего года, чтобы проверить бесперебойную работу телеграфных линий, он отправил Бригаму Янгу телеграмму. Он сообщил Пророку, что то, что он прочел о Самуиле в нашей Книге, похоже на правду и потому наилучшим хранителем тайны может быть только ламаниец.
Сплошные загадки. Но любая новая информация всегда такая.
– Телеграмма сохранилась?
– Она надежно спрятана, и видеть ее может только Пророк. Ее содержание нарочито бессмысленно. Понять ее может лишь тот, кто прочел то, что сейчас у тебя в руках. Теперь правду знаем мы оба. Скажи мне, Таддеус, откуда ты узнал про этот секрет? О нем положено знать лишь Пророкам.
Притворяться было бессмысленно.
– Как сказал Пророк Бригам Янг, у этой сделки были две стороны. Мы – и президент Линкольн. В государственных архивах до сих пор хранятся свидетельства контактов Янга с вашингтонским правительством.
– Некоторое время назад я узнал, что ты ведешь поиски среди архивных документов. Твой сообщник, сеньор Салазар, уже начал порядком всех раздражать.
– Ты что-то имеешь против Хусепе?
– Он – фанатик, а фанатики всегда опасны, независимо от того, насколько они искренни в своем фанатизме. Он слепо следует заветам Джозефа Смита, игнорируя откровения, которые Пророки получили в более поздние годы.
– Звучит как богохульство.
– Богохульство? Лишь потому, что я усомнился в правоте того, что мне известно? А по-моему, это разумно и практично.
– Странно слышать такое из уст Пророка.
– Но в этом-то и весь смысл, Таддеус. Я – живой Пророк. И мои слова имеют тот же вес, что и слова моих предшественников.
– Почему ты решил это мне показать? – Роуэн указал на письмо Янга.
– Потому что я тоже хочу знать этот великий секрет. Пророчество Белого Коня всегда считалось фальшивкой, состряпанной через много лет после смерти Смита. Ее авторы нарочно включили в текст то, что давно уже стало реальностью, чтобы придать достоверность тому, что якобы говорил Джозеф.
– Это не подделка, Чарльз. Брат Салазар это доказал.
– Будет интересно ознакомиться с его доказательствами.
– У нас есть возможность выполнить пророчество. Мы можем защитить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дарована вдохновением Божьим.
– Даже если это уничтожит все, что Он создал?
– Значит, так тому и быть.
– Посмотри на второй документ.
Роуэн посмотрел на второй запаянный в пластик лист. Им оказалась какая-то карта.
– Здесь спрятаны и секрет, и золото, – пояснил Сноу.
– Но тут ничего не помечено.
– Янг нарочно усложнил поиски. Предполагаю, что для этого имелась веская причина. Похоже, тебе нужно найти то, что спрятал Линкольн. Только так можно разгадать эту загадку.
Роуэн уже знал, где искать.
– Могу я взять это себе?
Сноу покачал головой.
– Оригиналы – нельзя. Но я дам тебе копии.
– Ты хочешь, чтобы я занялся поисками?
– Молись, дабы Господь наставил тебя на путь истинный. Каким бы ни был ответ небес, действуй в соответствии с ним. Я поступал именно так.
Глава 19
Атланта
Стефани нашла в Интернете решение Верховного суда США «Техас против Уайта» от 12 апреля 1869 года.
Спор был донельзя прост.
Были ли действительны десять миллионов долларов в казначейских облигациях, переведенных Техасом частным лицам после того, как штат вышел из Союза? Все сходились на том, что их перевод нарушал федеральный закон и был произведен в то время, когда Техас объявил о своем выходе из Союза и установил собственные правила, легализующие такой перевод. Поэтому если выход Техаса из Союза был законным, то облигации действительны и соответствуют своей номинальной стоимости. Если же нет, то они стали грудой бесполезной бумаги. Элементарный спор, который, однако, поднял монументальный вопрос.
Дозволяла ли конституция выход из Союза?
Стефани снова бегло просмотрела судебное решение, как то они с Эдвином сделали пару часов назад. Кстати, он уже уехал – торопился на встречу, которая вечером была назначена у него в Вашингтоне. С ней же они встретятся лишь завтра. Нужная ей часть обнаружилась в середине текста.
Союз штатов не был искусственным или случайным. Он возник из колоний и был результатом общего происхождения, взаимной симпатии, родственных отношений, сходных интересов и географической близости. Борьба за независимость подтвердила и упрочила его, а благодаря Уставу Конфедерации, то есть первой конституции, принятой в 1777 году и ратифицированной в 1781 году, он обрел определенную форму, характер и законность.
В ней Союз был торжественно объявлен «вечным». Когда же этот Устав – он же первая конституция – оказался не соответствующим ситуации в стране, конституция предписала «создать более совершенный Союз». Невозможно передать смысл нерушимого союза более ясно. Что может быть нерушимым, если даже вечный союз, сделанный более совершенным, не является таковым?
Таким образом, Техас, став одним из Соединенных Штатов, вошел в нерушимый союз. Все обязательства вечного союза и все гарантии республиканского правительства сразу перешли и к штату. Акт, который закреплял принятие Техаса в Союз, – это не просто договор двух сторон. Это включение в политическое образование нового члена.
И он был окончательным. Союз, заключенный между Техасом и другими штатами, был такими же полным, вечным и нерушимым, что и союз между первыми штатами. Он не оставлял места для пересмотра принятого решения или аннулирования его иным способом, кроме как путем революции или через одобрение других штатов.
«Ордонанс о сецессии», декларирующий выход из состава США, принятый законодательным собранием штата и одобренный большинством его граждан, а также все законодательные акты, предназначенные для легализации этого документа, не имели юридической силы. А потому были недействительны. Обязательства штата как члена Союза, а также каждого гражданина Техаса никоим образом не изменились. Из чего следует, что штат не перестал быть штатом, а его жители – гражданами Союза. В противном случае штат стал бы иностранным государством, а его граждане – иностранцами. Война перестала бы быть войной, направленной на подавление мятежа, но превратилась бы в войну завоевательную.
Именно в этом свете Юг и рассматривал данный вооруженный конфликт. Не как войну между штатами. Не как Гражданскую войну. Но как агрессию со стороны северян. Войну завоевательную и захватническую. Абсолютно.
Так тогда считали южане. Многие думают так до сих пор. Попробуйте отъехать южнее Атланты в центральную Джорджию, как сама Нелл делала не раз, и упомянуть имя генерала Уильяма Текумсе Шермана. У вас появится шанс получить плевок в лицо.
Стефани никогда всерьез не задумывалась о возможности выхода из Союза. После Линкольна считалось, что вопрос этот решен. Нет, конечно, время от времени в прессе появлялись сообщения о том, что тот или иной город, округ или маргинальная группировка требуют независимости. Как, например, в свое время Ки-Уэст. Однако из этого ничего и не вышло.
Затем она послушала Эдвина. Будь он из тех чокнутых, что пытаются уклониться от налогов или плюют на закон, который им не по нутру, или просто хотят поступать, как им заблагорассудится, – это одно. Увы, перед ней был вашингтонский чиновник, глава штаба Белого дома.
И он был напуган.
– Это может стать серьезной проблемой, – сказал Дэвис. – Мы надеялись, что со временем она разрешится сама собой. Однако, согласно имеющейся у нас информации, этого, увы, не произошло.
– И что же вас так напугало?
– Стефани, мы круглосуточно смотрим новости, слушаем радио, читаем редакционные статьи газет. Информация поступает к нам постоянно. У каждого есть свое собственное мнение буквально обо всем. У блогеров, у журналистов, у читателей. Твиттер и Фейсбук для многих превратились в авторитетные источники. Никто ни на что не обращает внимания. Мы лишь скребем по поверхности, и это считается достаточным.
Дэвис ткнул пальцем в абзац текста на экране компьютера. Из решения «Техас против Уайта».
Стефани еще раз перечитала его.
«Таким образом, мы считаем, что, несмотря на транзакции, о которых мы говорили выше, Техас продолжал оставаться штатом, причем штатом Союза. На наш взгляд, такое заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительства, а, напротив, полностью соответствует целой серии подобных законов и деклараций, принятых после первой вспышки мятежа».
– Верховный суд, черт его подери, лишь слегка поскоблил поверхность, – сказал Дэвис. – Было высказано лишь политическое мнение, а не законодательное. Его автор, председатель Верховного суда Селмон Чейз, был членом кабинета Линкольна. Что он мог сказать? Разве он мог назвать Гражданскую войну незаконной, противоречащей конституции? Разве мог признать законным выход из Союза? Или то, что шестьсот двадцать тысяч человек погибли зря?
– Тебе не кажется, что твои речи отдают мелодраматизмом?
– Нисколько. «Техас против Уайта» остается недвусмысленным заявлением Верховного суда по вопросу выхода из Союза. Если любой из штатов пытается отделиться, любой судья в США немедленно объявит эту попытку неконституционной, сославшись на прецедент дела «Техас против Уайта».
Что ж, в этом он прав.
– Однако это мнение было далеко не единодушным, – заявил Дэвис. – Трое судей высказались иначе.
Стефани снова посмотрела на экран.
«И на наш взгляд, это заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительств».
Стефани вновь мысленно услышала слова Эдвина, особенно его последнюю фразу:
«Что будет, если мы узнаем нечто такое, чего не знал в 1869 году Верховный суд?»
Действительно, что?
Глава 20
Дания
Малоуну не понравилось, что он услышал из уст Кассиопеи.
Затем вернулся Люк и застал конец ее разговора с Салазаром. Только не дергайся, сказали его глаза. Этот парень, похоже, в курсе его отношений с Кассиопеей.
– Позволь, я отвезу тебя в отель, – предложил Салазар.
Малоун показал на открытую дверь в шести футах от них, и они с Люком проскользнули в затемненный видеозал. Напротив огромного телеэкрана – явной новинки в старом доме – стояли мягкие кресла.
Малоун и Люк прижались к стене.
В кабинете послышалось движение, а затем, уже в коридоре, – шаги. В полуоткрытую дверь он увидел Салазара и Кассиопею. У него на глазах Хусепе схватил Кассиопею за руку, притянул к себе и поцеловал.
Она обняла его в ответ, лаская ему плечи.
Что и говорить, зрелище было малоприятным.
– Как давно мне хотелось это сделать, – признался хозяин дома. – Я никогда не забывал тебя.
– Я знаю.
– Что же нам теперь делать дальше?
– Вместе наслаждаться жизнью. Я скучала по тебе, Хусепе.
– Наверняка у тебя кто-то был.
– Верно, был. Но то, что было между нами, ни с чем не сравнимо, и мы оба это знаем.
Салазар вновь поцеловал ее. Нежно. Ласково.
Малоуну сделалось не по себе.
– Если хочешь, я могу остаться на ночь, – сказала Кассиопея.
– А вот этого лучше не надо, – возразил Салазар. – Ради нас обоих.
– Понимаю. Но знай, что я могла бы.
– Знаю – и ценю даже больше, чем ты себе представляешь. Завтра я заеду за тобой примерно в десять утра. Собери вещи и будь готова к отъезду.
– И куда же мы поедем?
– В Зальцбург.
Затем они исчезли в глубине коридора. Было слышно, как открылась, а потом закрылась какая-то дверь. Спустя несколько секунд взревел автомобильный мотор. Впрочем, вскоре его рокот стих вдали.
Малоун стоял неподвижно, чувствуя, как гулко стучит его сердце.
– С тобой всё в порядке? – спросил Люк.
Коттон снова взял себя в руки.
– С какой стати со мной что-то может быть не в порядке?
– Это ведь твоя девушка, и она…
– Я уже не школьник-старшеклассник. И откуда тебе известно, что она моя девушка?
– Догадайся с трех раз. Лично мне было бы хреново, окажись я на твоем месте.
– Ты не на моем месте.
– Все. Я понял. Тема не обсуждается.
– Это Стефани велела тебе молчать о том, что она будет здесь?
– Их с Салазаром, по идее, здесь не должно было быть. Работа Витт состояла в том, чтобы выманить его отсюда на целый вечер.
– Ее работа?
– Она помогает Стефани. Оказывает ей любезность. Нам стало известно, что когда-то они с Салазаром были знакомы. Причем очень даже близко. Что мы только что видели собственными глазами. Стефани попросила ее возобновить контакт и попытаться выведать у Салазара, что происходит. Она всего лишь разрабатывает его.
Малоуна его слова не убедили. Неужели Кассиопея действительно лишь играет отведенную ей роль? Пытается войти в доверие Салазару? Если да, то она превосходная актриса. Каждое ее слово звучало убедительно. Теперь сам Салазар просит ее о помощи.
– Хочу заглянуть в его кабинет.
Малоун схватил Люка за руку.
– Это все, что ты утаил от меня?
– Ты еще в своем книжном магазине сказал, что знаешь о мормонах. Ты знал, что Кассиопея Витт родилась в мормонской семье?
Коттон смерил Люка колючим взглядом.
– И что из этого? Она здесь сейчас потому, что они с Салазаром – друзья детства. Их родители дружили и, да, были членами одной Церкви.
Похоже, сегодня ночь сюрпризов.
– Может, ты все-таки отпустишь мою руку?
Малоун ослабил хватку. Люк проскользнул в кинозал. Коттон последовал за ним.
Они вошли в кабинет, теплый и просторный. Деревянные стены были выкрашены в зеленый цвет. Свет был включен, шторы задернуты.
– Неужели он не держит в доме прислугу? – удивился Малоун. Не хватало нарваться на какого-нибудь лакея.
– Согласно имеющейся информации, прислуги в доме немного и она никогда не остается здесь на ночь. Салазар предпочитает одиночество.
Зато сюда в любой момент могут нагрянуть остальные даниты.
– Те двое уже вполне могли разгадать уловку с телефоном. Живо делай зачем пришел. Он читал ей что-то вроде старинного дневника.
Люк подошел к письменному столу. При помощи служебного телефона быстро сфотографировал рисунки на потрепанных страницах, особенно те, что были отмечены бумажными закладками, после чего принялся изучать содержимое ящиков письменного стола. Малоун в это время рассматривал установленную на пюпитре карту. Из подслушанного разговора он запомнил названия мест, где селились мормоны во время их странствий к берегам Большого Соленого озера.
В свое время Коттон побывал в Науву, в штате Иллинойс, где в течение семи лет находилась штаб-квартира мормонов. Нынешний храм был новоделом, воздвигнутым на месте старого, разрушенного погромщиками в XIX веке.
Ненависть. Как же она бывает сильна!
Как и ревность.
В данный момент им владели оба чувства.
Он должен прислушаться к самому себе – он не какой-то там старшеклассник, а мужчина, которому эта женщина небезразлична. Он десять лет не жил с первой женой и развелся три года назад. Он слишком долго был один. Кассиопея буквально перевернула его жизнь. Изменила ее к лучшему. По крайней мере, ему так казалось.
– Посмотри-ка сюда, – окликнул его Люк.
Малоун шагнул к столу, огромному, инкрустированному слоновой костью, с причудливой чернильницей из оникса. Люк протянул ему какой-то том. Как оказалось, каталог «Доротеума», одного из старейших аукционных домов, со штаб-квартирой в австрийском Зальцбурге. Малоун имел с ним контакты, как в связи с заданиями «Магеллана», так и по своим книжным делам.
– Похоже, завтра вечером там будут торги, – произнес Люк. – В Зальцбурге.
Коттон запомнил дату, время и место торгов, которые были отмечены в каталоге. Пролистав его, он понял, что на торги выставлено имущества целого дома – мебель, фарфор, книги. Уголок одной из страниц был загнут. Лот был представлен Книгой Мормона. Издание – март 1830 года. Издано Э. Б. Грендином в Пальмире, штат Нью-Йорк.
Это издание было ему знакомо.
После 1830 года Книга Мормона издавалась не раз, но до наших дней сохранилось всего несколько экземпляров того, первого издания. Коттону вспомнилось, как несколько месяцев назад он прочел о том, что эта книга ушла с молотка едва ли не за двести тысяч долларов.
– Так вот что нужно нашему Салазару, – сказал он.
Не просто книга, а одно из редчайших изданий.
Малоун отошел от стола и снова принялся разглядывать карту. Кто-то пометил розовым фломастером Техас, Гавайи, Аляску, Вермонт и Монтану.
– Для чего раскрасили эти штаты? Только не говори мне, что не знаешь.
Люк оставил его вопрос без ответа.
Малоун ткнул пальцем в Юту, раскрашенную желтым цветом.
– А это что?