Миф Линкольна Берри Стив
– И что это нам дало? Как только война закончилась и угроза миновала, Конгресс принял билль Эдмундса-Такера, запрещавший полигамию, и в результате сотни наших собратьев подверглись гонениям. И куда только исчезло это хваленое доверие?
– Полигамия идет вразрез с устоями нашего общества, – возразил президент. – Даже ваши лидеры это в конечном итоге поняли.
– Нет, нас заставили это сделать, ибо в противном случае мы лишились бы нашего штата. В то время все верили, что, имея собственный штат, мы придем к процветанию и свободе. Увы, сегодня это далеко не так.
Роуэну было неприятно думать о том, что случилось более ста лет назад. Билль Эдмундса-Такера практически привел к уничтожению Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Никогда – ни до, ни после – Конгресс не выплескивал столько яда ни на одну религиозную организацию. Этот закон не только вбил последний гвоздь в гроб Церкви, но и сделал возможной конфискацию всего ее имущества. А в 1890 году Верховный суд, в котором окопался сам сатана, признал эти деяния законными.
– Чего ты добиваешься? – спросил Дэниелс.
– Лишь блага для народа Юты. Лично мне федеральное правительство до лампочки. От него уже давно нет никакого толка.
– Я напомню тебе эти слова, когда враг покусится на твои границы.
Роуэн усмехнулся.
– Сомневаюсь, что кто-то нападет на Дезерет. Разве только вы.
– Так, значит, вы уже выбрали имя?
– Оно исполнено для нас великого смысла. Так наша земля должна была называться с самого начала. Но правительство настояло на имени Юта.
И все это – часть презренных и позорных уступок. 25 сентября 1890 года. Роуэн не мог думать об этом дне без содрогания. Тогдашний Пророк издал декларацию, в которой принимал верховенство федеральных законов. С полигамией было покончено. Через шесть лет «святые» получили свой собственный штат. Постепенно им вернули часть собственности, в том числе храм в Солт-Лейк-Сити. Но сама Церковь лежала практически в руинах. Вся в долгах, разделенная как по вопросам веры, так и по вопросам финансов. На то, чтобы ее возродить, ушли долгие годы.
И она возродилась.
Теперь ее активы составляли миллиарды долларов. Точную сумму знали лишь избранные – Апостолы и горстка администраторов высшего уровня. И сенатор не намерен менять эту ситуацию.
– При желании мы можем купить и продать все остальные штаты вашего Союза, – бросил Роуэн президенту, – плюс столько же государств мира.
– Вы пока еще не вышли из состава страны.
– Это лишь вопрос времени. Вам, надеюсь, известно, что завещали нам Отцы-Основатели, когда в семьсот восемьдесят седьмом году поставили свои подписи?
– Разумеется. Но мне известно и кое-что из того, чего не знаешь ты.
Роуэн не знал, говорит Дэниелс правду или просто блефует. Как известно, президент – блестящий игрок в покер. Впрочем, в данном случае внутренний голос подсказывал сенатору, что это не блеф. У Дэниелса наверняка имелся серьезный повод вызвать его к себе.
– Ваша Церковь, – начал президент, – когда-то получила на хранение один документ, который в то время мог бы разрушить единство страны. Но она выстояла, не в последнюю очередь благодаря Бригаму Янгу, хотя ему ничто не мешало поступить иначе. К счастью, после убийства Линкольна никто не потребовал у него вернуть документ. Янг же не стал предавать его огласке.
– Он наивно полагал, что федеральное правительство оставит нас в покое. Но оно не оставило, а спустя двадцать лет сделало все для того, чтобы нас уничтожить.
– И все же никто из вас не осмелился предать документ огласке. Козырь, которым вы ни разу не воспользовались.
– О нем никто не знал. К тому времени Янг умер и унес секрет с собой в могилу.
– Неправда; были те, кто знал.
– Откуда у вас такая уверенность?
Дэниелс отступил к двери и распахнул ее. В дверном проеме, в костюме и при галстуке, как и полагается главе Сиона, стоял Чарльз Сноу.
Пророк шагнул внутрь. Шаги короткие, но в целом твердые. Роуэн лишился дара речи.
– Таддеус, – произнес Сноу. – У меня нет слов, чтобы выразить мое разочарование в тебе.
– Но ведь ты сам приказал мне обыскать церковь!
– Верно. Меня расстроило другое – твои мотивы и выводы.
Впрочем, в намерения Роуэна не входило выслушивать упреки старого маразматика.
– Ты слаб. Мы не можем позволить себе Пророков вроде тебя.
Сноу доковылял до светло-зеленой софы и сел.
– То, что ты пытаешься сделать, Таддеус, разрушит плоды более чем столетних трудов.
Глава 56
Де-Мойн, Айова
Кассиопея внимательно осмотрела флигель. Он чем-то напомнил ей английский сельский домик. Буквально все на территории особняка было пронизано английским духом. Когда она по гравийной дорожке, что вилась среди осенней травы и цветов, вернулась в дом, на нее никто не обратил внимания. Пару раз женщина остановилась, чтобы полюбоваться листвой, а заодно убедиться, что за ней нет никакого хвоста. Флигель стоял примерно в тридцати метрах от особняка. Электрические провода входили внутрь у конька крыши. На ее счастье, вход был расположен по другую сторону от террасы и сада, где стояла почти кромешная тьма.
Деревянная дверь была закрыта на один-единственный простенький замок, чуть повыше дверной ручки. Но Кассиопея была во всеоружии. Набор отмычек всегда был при ней и лежал в косметичке. Коттона это забавляло – разъезжать по свету с целым арсеналом воровских инструментов. Можно подумать, он сам не такой! У него в бумажнике тоже была спрятана отмычка. Ей это нравилось. Нужно всегда быть готовым ко всему.
Кассиопея нащупала в сумочке отмычки и вставила их в замок. Темнота ей не мешала – она давно научилась проделывать такие вещи на ощупь. Пальцами обеих рук она легко угадывала строение внутреннего механизма.
Два щелчка означали очередной успех.
Кассиопея ловко высвободила язычок замка, вошла и, закрыв за собой дверь, заперлась изнутри. Как она и ожидала, распределительные щитки располагались на одной стене. Примерно треть пространства занимал садовый инструментарий. Свет проникал сюда через четыре окна. Ее зрачки уже освоились с темнотой. Вскоре она нашла главный рубильник.
Стоит ей опустить его, как у нее будет минут пять, прежде чем кто-то придет проверить проводку. Кто-нибудь наверняка заметит, что в соседних домах по-прежнему горит свет.
Впрочем, пяти минут ей хватит.
Найдя рядом с газонокосилкой кусок ветоши, она тщательно вытерла ею замок и ручку рубильника.
Солсбери-хаус погрузился во тьму. Малоун улыбнулся.
– Что за фигня, папаша? – раздался в ухе голос Люка.
– Она сделала первый шаг, отличник. Следующий – за тобой.
– Давай, веди ее. Я готов.
Ну что ж. Давно пора.
Когда погас свет, Люк находился в парадной зале. Сначала по комнате пробежал недоуменный шепот. Но как только народ понял, что это, похоже, надолго, шепот перерос в гул голосов. Люк тотчас повернулся и направился в гостиную, где экспонировались карманные часы великого президента. Здесь было темно, хоть глаз выколи. Двигаться приходилось медленно, на ощупь. Он то и дело натыкался на кого-то и постоянно извинялся.
– Она вернулась, – шепнул ему в ухо Малоун. – Желаю удачи.
Люк мог поклясться, что видит на губах напарника усмешку. Впрочем, еще не было такой женщины, с которой он не справился бы. Типичный тому пример – Кэти Бишоп. Да, он был мастер превращать кислые лимоны в лимонад.
Наконец Люк нашел короткую лестницу, которая вела в гостиную. На его счастье, коридор был широк и народа здесь было меньше, чем в зале. Вскоре он шагнул в гостиную. Тени здесь двигались в направлении стен, следуя распоряжениям чьего-то мужского голоса, который велел всем отойти от витрин. Разумно. Не хватало, чтобы в темноте кто-то разбил стекло. И главное, чтобы никакой паники, никакой давки. Значит, здесь есть кто-то главный. Разумеется, сам Люк слушать никого не собирался и, наоборот, шагнул ближе к третьей по счету витрине.
Кассиопея уже опередила его.
– Даже не думайте! – шепнул он.
– Кто вы такой? – спросила она.
– Тот, кто не позволит вам украсть эти часы.
– А вот это ты зря, дружище, – шепнул ему в ухо Малоун. – Никаких намеков.
Люк пропустил совет мимо ушей.
– Немедленно отойдите от витрины! – приказал он.
Темная тень даже не сдвинулась с места.
– Я, кажется, ясно сказал, – повторил он. – Отойдите от витрины.
– Что-то не так? – раздался рядом мужской голос, тот самый, что велел посетителям отойти к стенам. Наверное, это кто-то из копов.
Темная тень пришла в движение.
Одна нога взметнулась вверх. Удар пришелся копу прямо в грудь. Тот тотчас отлетел назад. Падая, задел спиной ближайшую из витрин. Та покачнулась и рухнула на пол. Стекло с оглушительным звоном разбилось вдребезги.
Столпившийся у стен народ громко ахнул.
Не успел Люк прийти в себя, как вторая нога заехала ему в пах. В глазах потемнело. Охнув от боли, он согнулся пополам. Ноги подкосились, и он вслед за витриной рухнул на деревянный пол.
Нет, конечно, он тотчас попытался встать. Увы, боль была нестерпимой. Не в силах даже пошевелиться, Люк прижал руки к животу, пытаясь совладать с подкатившей к горлу тошнотой. Тем временем Кассиопея Витт разбила стекло и схватила часы.
– Что там у вас происходит? – спросил у него Малоун. – Ты почему умолк?
Люк пошевелил губами, но не издал ни звука.
В школе он играл в футбол. Так что такое случалось с ним и раньше. А потом еще пару раз в армии. Но это не шло ни в какое сравнение с тем ударом, который он получил сегодня. Кассиопея же успела раствориться посреди царившего в комнате хаоса.
Кое-как набрав полную грудь воздуха, Люк, шатаясь, поднялся на ноги. Вокруг царила паника. Народ устремился к выходу.
«Возьми себя в руки!» – приказал он себе.
– Она схватила часы и убегает, – добавил Люк в микрофон.
Сказав это, он бросился вслед за ней.
Кассиопея была озадачена. Откуда этот парень мог знать о ее намерениях? Судя по всему, он наблюдал за ней. Голос был молодой, с легким южным акцентом. Похожий акцент был и у Коттона. Неужели Стефани ее выследила? Это было единственное разумное объяснение, из чего следовало, что этот парень здесь не один.
Она двигалась сквозь людскую массу в направлении выхода. Ее машина припаркована всего в сотне метров позади дома. Выбраться из дома в этой толчее было не так-то легко. Куда проще обойти дом снаружи.
Нащупав дверной замок, она открыла его и выскользнула в темноту.
Люк пробирался в направлении парадного входа и парадной залы. В гостиной пол был усеян осколками стекла. Людям рекомендовали проявлять осторожность. Люк не преминул этим воспользоваться, чтобы выскользнуть в коридор и на ощупь двинуться дальше.
Пах горел огнем, но в целом боль уже отпустила.
Он поклялся себе, что не даст Кассиопее Витт уйти. В противном случае ему не избежать праведного гнева со стороны Малоуна и Стефани. Тем более что старикан предупреждал его. Люк свернул за угол и двинулся вдоль стены к лестнице, которая вела в вестибюль. Он услышал, как открылась, а потом захлопнулась дверь. Это она? Похоже на то.
И Люк направился к выходу. Вскоре он уже был снаружи.
Сначала он ничего не увидел.
Затем заметил ее – двигаясь вдоль стены, она поворачивала за дом. На этот раз Люк не стал предупреждать ее о своих намерениях.
– Она движется в твою сторону, папаша, – шепнул он в микрофон и крадучись двинулся следом.
Глава 57
Ричард Никсон вошел в конференц-зал и обменялся рукопожатием с Пророком Джозефом Филдингом Смитом, его двумя советниками и с Кворумом в составе Двенадцати Апостолов. Президент Соединенных Штатов Америки прибыл в Солт-Лейк-Сити в рамках предвыборной кампании местных кандидатов в Конгресс от Республиканской партии.
С ним была супруга, дочь Триша, два члена кабинета министров – Джордж Ромни и Дэвид Кеннеди, оба «святые». Никсон, как то от него ожидалось, несколько раз появился на публике. И вот теперь они уединились за закрытыми дверями в главном административном здании Церкви, в стенах, обшитых дубовыми панелями под сводом деревянного потолка. Никсон и Смит сидели в одном конце полированного стола, остальные Апостолы расположились по бокам.
– Мне нравится приезжать в Солт-Лейк-Сити, где меня всегда ждет теплый прием, – произнес Никсон. – Ваша Церковь – великий общественный институт, который всегда принимал активное участие в делах нынешней администрации.
Сказаны эти слова были 24 июля 1970 года, в День пионеров, официальный праздник штата Юта, учрежденный в честь прибытия в 1847 году первой волны поселенцев на берега Большого Соленого озера. По этому случаю были устроены парады, фейерверки, родео и прочие праздничные мероприятия. Своего рода уменьшенное подобие Четвертого июля, но только в честь Святых Последних Дней. На знаменитом родео должен был присутствовать сам Ричард Никсон.
– Я не знаю другой такой группы людей в Америке, которые внесли бы столь значительный вклад в наше моральное лидерство и наши высокие моральные принципы, то есть тот самый несгибаемый дух, который вел Америку вперед и в успешные, и в трудные времена. Никто другой не сделал для этого столь многое, как члены вашей Церкви.
– Почему вы здесь? – неожиданно спросил его Смит.
Похоже, Никсон был озадачен столь резким вопросом.
– Я ведь только что сказал. Я здесь для того, чтобы воздать вам хвалу.
– Мистер президент, вы лично просили о встрече со мной, моими советниками и Кворумом Двенадцати. Это первая просьба к нам со стороны президентов Америки. Вы наверняка понимаете, что на этот счет у нас имеются вопросы. И вот мы вместе. Одни. Так что же вам от нас нужно?
Смит, джентльмен до мозга костей, был, однако, отнюдь не глуп. Он был десятым по счету Пророком, ставшим главой Церкви, его отец – шестым, а его дед приходился братом самому ее основателю Джозефу Смиту. Сам он стал Апостолом в 1910 году, в возрасте двадцати пяти лет, и лишь полгода назад, в возрасте девяноста четырех, был избран Пророком – самым старым за всю историю Церкви. Он единственный из присутствовавших был очевидцем освящения храма в Солт-Лейк-Сити, которое состоялось в 1903 году.
И он ни перед кем никогда не склонял головы. Даже перед президентом США.
Никсон изменился в лице. Льстивая маска сменилась холодным выражением.
– Ну хорошо. Я люблю прямоту. Это экономит время. В восемьсот шестьдесят третьем году Авраам Линкольн вручил вам некий документ, который вы так и не вернули. Я хотел бы получить его назад.
– Это почему же? – поинтересовался Смит.
– Потому что он принадлежит Соединенным Штатам.
– Он был отдан нам на хранение.
Никсон обвел взглядом лица присутствующих.
– Вижу, вы знаете, о чем идет речь. Отлично. Это существенно облегчает мою задачу.
Смит ткнул в президента сухим, морщинистым пальцем.
– Вы ведь понятия не имеете, о чем там говорится, не так ли?
– Я знаю только, что он доставил Линкольну немало душевных мук. Мне также известно, что у него была причина избавиться от него. Известно мне и то, что как часть сделки Бригам Янг открыл Линкольну расположение некой шахты, которую уже давно искали. Считалось, что там спрятано огромное количество золота, потерянное в годы Мормонской войны, когда двадцать две повозки бесследно исчезли в неизвестном направлении.
– То золото не было потеряно, – сказал один из Апостолов. – Ни единая унция. Все оно, как только угроза со стороны федерального правительства миновала, вновь влилось в экономику. Пророк Бригам приложил к этому все усилия. Здесь нет никакой тайны.
– Странно, что вы это говорите, – заметил Никсон. – Я поручил проверить эти факты. Бригам Янг отправил золото в Калифорнию. Однако, если верить вашим же анналам, повозки подверглись нападению, люди были убиты, золото украдено и куда-то исчезло. Или вы хотите сказать, что к этой краже причастен ваш же Пророк?
– Мы ничего такого не говорим, – подал голос другой Апостол. – Лишь то, что золото было утрачено.
– Скажите, пророчество Белого Коня имеет для вас какой-то смысл? Разве вам не предначертано стать спасителями конституции?
За столом раздались смешки.
– Это сказка, – заявил один из Апостолов. – Первые отцы Церкви сочинили ее, чтобы поднять на щит новую религию. Обычный вымысел из тех, что распространяются подобно любым другим слухам. Такие истории вы найдете у любой религии. Правды в них ни на йоту. Мы давно уже отреклись от этой басни.
Никсон усмехнулся.
– Джентльмены, я сыграл не одну партию в покер. Причем против самых сильных противников. И вам меня не провести. Бригам Янг заключил с Авраамом Линкольном сделку, и обе стороны, к их чести, остались верны своему слову. Я читал записку, которая сохранилась с тех времен; написанная от руки Джеймсом Бьюкененом, она была послана Линкольну. Видел я и другие бумаги, из которых следует, что искомый документ в конечном счете попал к вам как часть того договора. И до сих пор остается у вас, не в последнюю очередь благодаря неожиданной и безвременной смерти Линкольна.
– Разрешите поинтересоваться, – произнес Смит. – Допустим, мы вернули бы этот документ. Что вы намерены с ним сделать?
– Все зависит от того, что в нем сказано. Смею предположить, что это как-то касается Отцов-Основателей, а именно того, что они сделали – или же не сделали – в Филадельфии.
– Конституция для нас – великий документ, составленный в мудрости Божией, – заявил Пророк. – Это небесное знамя. Для всех нас, кто благословлен свободой, она подобна прохладной тени и освежающему глотку чистой воды посреди сухой безжизненной пустыни.
– Прекрасное сравнение, – произнес Никсон. – Но вы не ответили на мой вопрос.
Смит обвел взглядом Апостолов.
– Перед вами – пример того, с чем мы постоянно сталкиваемся с самого начала. Высокомерие федеральной власти. Они являются к нам, в наш дом, и требуют, чтобы мы подчинялись их приказам.
Апостолы закивали в знак согласия.
– Я дал согласие на эту встречу в надежде, что президент поведет себя иначе, – продолжал Смит, глядя в глаза Джорджу Ромни и Дэвиду Кеннеди. – Двое из нас служат в этом правительстве, что мы считаем добрым знаком.
Пророк Смит умолк, как будто собираясь с мыслями. Он долгие годы прослужил историком и архивариусом Церкви. И кому, как не ему, было знать, что записано в церковных анналах.
Наконец он повернулся к Никсону.
– Да, мы действительно являемся хранителями некоего документа, переданного нам много лет назад. Однако Бригам Янг принял решение оставить то, что было вручено нам, и все Пророки после него поступали так же. Сегодня решение за мной. И я отклоняю вашу просьбу.
– То есть вы отказываетесь подчиниться требованию самого президента Соединенных Штатов?
– В нашей собственной доктрине и заветах, в главе сто девятой, стих пятьдесят четвертый, сказано: «Будь милостив, о Господь, ко всем народам земли, будь милостив к правителям нашей страны, и да будут принципы, которые честно и благородно защищались, в частности, конституцией нашей страны, нашими отцами, неприкосновенны навеки». Вот чему я подчиняюсь, господин президент. А не вам.
Роуэн посмотрел на Чарльза Сноу и Дэнни Дэниелса.
Он выслушал все, что Сноу рассказал ему о том, что случилось более сорока лет назад.
– Я был там, – добавил Сноу. – Я сидел за тем столом. Относительно молодой Апостол, я наблюдал за тем, как Джозеф Филдинг Смит разговаривал с Ричардом Никсоном. Тогда я впервые узнал про существование нашего великого секрета.
– А другие знали?
Сноу кивнул.
– Самые старшие – да.
– Чарльз, – произнес Роуэн. – Ты велел мне найти его. Ты поручил мне его поиски.
– Нет, Таддеус. Я открыл тебе наш секрет лишь затем, чтобы вручить тебе веревку, на которой ты мог бы повеситься. Мы с президентом Дэниелсом обсуждаем этот вопрос уже не первый месяц.
Роуэн отказывался поверить собственным ушам. Пророк – шпион? Предатель? Для него интересы неверных выше интересов «святых»?
– Джозеф Филдинг Смит, – продолжил Сноу, – был блестящей, выдающейся личностью. Он отдал служению Церкви три четверти двадцатого века. После того как Никсон уехал, нам вкратце поведали о том, что случилось в восемьсот шестьдесят третьем году. Но лишь сам став Пророком, я узнал все остальное. С тех пор каждый Пророк передавал информацию своему преемнику. Все те, кто присутствовал на той встрече с Никсоном, давно мертвы. В живых остался только я. Но долг передать тайное знание дальше заканчивается на мне. Я тебе ничего не скажу.
– Чарльз, еще многое в наших руках, – произнес Роуэн. – Мы можем покинуть эту отступившуюся от Бога страну, со всеми ее законами и правилами. Она нам больше не нужна. Мы провели опрос. Народ Юты выступает за отделение штата. Люди одобрят любую резолюцию, призывающую к выходу из состава США.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что будет, если ты попытаешься воплотить это в жизнь? – спросил Дэниелс. – Ведь США – мировая держава.
– Неужели потеря Юты что-то изменит? – парировал Роуэн. – Не смешите меня.
– К сожалению, Ютой дело не закончится. За ней последуют и другие штаты. Ибо таков твой план. Все правильно, у нас полно проблем. Люди готовы к независимости. Они считают, что так им будет лучше. Но я скажу вот что: лучше не будет. Несмотря на все наши недостатки, мы лучшая в мире политическая система. Она работает. Но только как союз пятидесяти штатов. И я не позволю тебе ее уничтожить.
– Даже если Отцы-Основатели не возражали против выхода?
Сноу вздохнул.
– Таддеус, Отцы-Основатели много чего говорили. Какие-то вещи были мудрыми, какие-то – нет. И наш долг, наша святая обязанность – игнорировать плохое и хранить и преумножать хорошее. Времена изменились. То, что работало в семьсот восемьдесят седьмом году, не работает сегодня.
– Это решать не нам! – с пылом воскликнул Роуэн. – Пусть решает народ! Люди имеют право знать правду!
– Если это так, – подал голос Дэниелс, – тогда для чего мы храним секретную информацию, которая не подлежит огласке? И почему встретились сегодня втайне от всех? Потому что это наш долг как представителей того самого народа принимать мудрые решения. Люди избирают нас и вручают нам это право. И раз в несколько лет они имеют шанс высказать нам все, что думают о нас. Сенатор, мы – президент страны и ваш собственный Пророк – просим вас прекратить вашу деятельность.
Первая мысль Роуэна была о том, как там дела в Айове. Обнаружился ли в часах Линкольна последний фрагмент загадки? Кстати, не причастна ли к тому, что произошло, Стефани Нелл? Ведь это она снабдила его ключевой информацией… Да, но какое признание только что сделал Сноу?
«Вручил веревку, на которой ты мог бы повеситься».
– Это ведь вы подослали ко мне Стефани Нелл, не так ли? – спросил он у Дэниелса.
– Я никого не посылал. Нелл – предательница и воровка. Я собираюсь ее уволить и даже отправить за решетку. Кстати, на пару с тобой, если ты не остановишься.
Роуэн посмотрел на Сноу.
– Ведь у нас есть право жить свободно, как мы считаем нужным, как нам завещали Пророки. Мы это заслужили.
– Мы и так свободны, Таддеус.
– Как ты можешь говорить такое! Наш долг – исполнить пророчество Белого Коня.
– Это фантазия, вымысел! От начала и до конца!
– Неправда! Нам завещано чтить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она дана нам по вдохновению Божьему. Что означает – «во всей ее полноте». Что я и делаю. Согласно Отцам-Основателям, любой штат может покинуть Союз, если такова воля его граждан. И я готов проверить, хочет этого народ Юты или нет.
Внезапно ему в голову пришла одна мысль.
– Вы ведь солгали Никсону о пророчестве, верно я говорю?
Сноу в упор посмотрел на него.
– Да-да, именно так вы и поступили, – продолжил Роуэн. – Вы сказали ему, что это плод чьей-то фантазии.
– Мы лишь повторили то, что Церковь всегда публично заявляла по этому поводу, – пояснил Сноу.
– Иначе говоря, повторили ложь. Ты только что сам сказал, что начиная с Бригама Янга правда была вам известна. То, что мы хранили ради Соединенных Штатов.
– Это никак не связано с тем пророчеством, – возразил Сноу. – Зато напрямую связано с будущим нашей страны. Мы просто отказались разрушать ее. Продолжи ты свою деятельность, конституция и впрямь оказалась бы на волоске.
– Где этот документ, Чарльз? – потребовал Роуэн. Его буквально трясло. – Где он? Скажи мне.
Сноу покачал головой:
– Этот секрет не перейдет от одного Пророка к другому. И уверяю тебя, я – единственный, кому он известен.
– В таком случае ты предал свою веру и все, что она означает.
– Я готов ответить за свои поступки перед Небесным Отцом. А ты?
– И я. Абсолютно. Я знаю, что Линкольн развязал войну, которой не должно было быть. У Юга было право выхода, и он прекрасно это знал. Но он сделал свой личный выбор. Развязал войну, на которой погибли сотни тысяч людей. Что, по-твоему, скажут американцы, когда им станет известна правда?
– Что Линкольн выбрал Союз, – ответил Дэниелс. – Он выбрал эту страну. Я бы сделал то же самое.
– В таком случае вы тоже предатель.
– Линкольн решил, что Соединенные Штаты гораздо важнее штатов, взятых по отдельности, – продолжил Дэниелс. – Согласен, сейчас другие времена. Мы не стоим перед тем вызовом, перед которым стоял он. Но это не значит, что у нас нет своих вызовов. Есть, и еще сколько! Причем мирового масштаба! И для нас важно, чтобы страна жила и процветала и дальше.
Роуэн поднял взгляд и посмотрел президенту в глаза.
– Она рухнет, – отчетливо произнес он.
– Я снимаю с тебя звание Апостола, – произнес Сноу. – Ты должен сложить его с себя.
– А я требую, чтобы ты покинул Сенат, – добавил президент.
– Идите вы оба ко всем чертям собачьим!
Ни разу в жизни Таддеус не произнес таких слов. Не в его правилах было сыпать проклятьями. Но он был зол. И еще он надеялся, что Салазар справится с возложенной на него задачей. От его успеха зависело все.
Роуэн повернулся к двери, однако не удержался от комментария. Хотел, чтобы последнее слово все же осталось за ним.
– Миф о Линкольне рано или поздно изживет себя. Нация поймет, кем он был на самом деле. Человек, который развязал войну, который во имя собственных целей скрыл от народа правду. В отличие от вас обоих, я доверяю голосу народа. Люди решат, вечен этот Союз или нет.
Глава 58
Малоун не сводил глаз с темного силуэта Солсбери-хаус. Света там не было вот уже минут пятнадцать. Наконец во флигеле, где Кассиопея вырубила электрощит, замелькали вспышки фонариков, а еще через пару минут дом вновь вспыхнул огнями. Коттон не сомневался: свет в доме кто-то вырубил неспроста. Впрочем, скоро сюда приедет полиция и начнет искать виновника.
– Она движется в твою сторону, папаша, – раздался в наушнике голос Люка.
Малоун оставил свой пост и направился через заросли кустов и деревьев к тому месту, где оставил автомобиль. Машина стояла на обочине дороги, под кроной дерева. Дома в этом месте отстояли от проезжей части метров на тридцать. Это был старый район, построенный в те времена, когда всем хотелось уединения, а земля была дешева.
Что, собственно, произошло внутри Солсбери-хаус, Коттон знал. Шустрый парнишка не сообщил ему никаких подробностей. А вот то, что часы теперь у Кассиопеи, говорило лишь об одном: Люк ее недооценил.
Большая ошибка с его стороны.
Люк ускорил шаг. В паху до сих пор было больно. Она за это дорого заплатит. Он дошел до угла дома и свернул за него. Густая растительность – деревья, кусты – подходила почти вплотную к боковой стене. Впереди раздался хруст – ага, значит, эта самая дамочка Витт куда-то направляется. Тем временем в доме снова зажегся свет. Лился он и из окон первого этажа.
Люк забился поглубже в заросли кустарника.
Малоун сейчас должен быть где-то на той стороне сада. Витт направляется прямиком к нему.
Кассиопея, не выходя из-под крон деревьев, обошла сад позади дома. Машина ждала ее метрах в пятидесяти, на улице под названием Гринвуд-драйв. Часы у нее. Хусепе будет доволен. Возможно, как только она передаст их ему, он наконец расскажет ей, почему они так важны. Пока же Салазар ограничился словами о том, что это последний фрагмент головоломки. Скажет ли она хоть что-то Стефани Нелл?.. Пожалуй, нет.
Тем временем вдали завыли сирены. Дом снова сиял огнями, так что следы кражи налицо. Пора уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.
– Она движется прямо на тебя, – сказал Люк в микрофон.
Молчание.
– Малоун?
Опять молчание.
Черт побери, что там случилось с этим старичком?
Похоже, пора брать это дело в свои руки, решил Люк. Боль почти оставила его. Тренированное тело было готово к поединку. Нервы – натянуты как струны.
И он устремился вперед.
Кассиопея услышала за спиной у себя чьи-то шаги.