Птица-лира Ахерн Сесилия

Глава тридцать пятая

Бо сидела в опустевшей и тихой квартире и смотрела на часы. Соломон еще не вернулся из Голуэя и даже не позвонил. И она не звонила. Не знала, сегодня он вернется или завтра. И кажется, ей было все равно. В последнее время ничего хорошего они друг другу сказать не могли, и стало ясно: это конец. Не ухабистый участок дороги, где нужно сбавить скорость, подумать, всмотреться в себя и происходящее, – нет, огромный стоп-сигнал, который прямо-таки вопил им обоим: «Остановитесь!» Дальше пути нет.

Вот она сидит за столом, мысли мечутся, Бо пытается снова собрать свою жизнь. Замысел документального фильма рухнул. Преследовать Лору по суду, как предлагал отец, она никогда и не думала, и о фильме пора забыть. Нужно двигаться дальше. Пока это все, что она знает. Но двигаться куда? И растерянность – еще не самое худшее, что с ней случилось. Пострадала, пусть не очень сильно, ее репутация, но опять-таки и не это мучает Бо. Главная беда – как заставить себя взяться за следующий сюжет, не разобравшись с прежним? Соломон не совсем прав со своими упреками – в историю Лирохвоста Бо вложила душу.

Зазвонил телефон, и при виде высветившегося номера сердце екнуло. С тех самых пор, как они разошлись и начался ее роман с Соломоном, Джек всегда ухитрялся позвонить в самый тяжелый момент. Словно на расстоянии чуял, когда она наиболее уязвима, готова его принять. Все эти дни юридической тягомотины из-за «прав на Лирохвоста» Бо втайне молилась, чтобы возобновились эти звонки, – а ведь сама же просила его прекратить.

– Алло!

– Привет, – сказал Джек тоном человека, признающего свое поражение.

– Спасибо, что перезвонил наконец. – Она и не пыталась скрыть свой гнев.

Он вздохнул:

– Бо-Пип, мне нужна помощь.

Это было странно. Таким она его не помнила.

– Тут последние дни черт-те что творится. С ума можно сойти. Я страшно устал, Бо, – сказал он и умолк на миг. – Думал, научился на собственных ошибках, мало я, что ли, их натворил. Думал, теперь я знаю, как помочь новичку. Не допущу, чтобы с участниками моего шоу случилось то же, что со мной. Думал я… – Он тяжело вздохнул. – Я все испортил. Все, я сдаюсь. К черту адвокатов. Всех к черту. Мне нужна твоя помощь.

– Моя?

– Лирохвост не выходит из своей комнаты. Уже несколько дней. Ни с кем не разговаривает, не издает свои звуки. Без нее финала не будет. И мы не можем давить на нее, мы слишком на виду сейчас. Все так за нами и следят. Ждут, чтобы шоу провалилось, чтобы она осрамилась. Послушай, когда это случилось – что сенсация стала важнее таланта? Ее я ни в чем не виню. Я через все это и сам проходил.

Бо ничего подобного не ожидала. Она готовилась к яростному спору о правах.

– Бо, нам нужна твоя помощь. Ты ее лучше знаешь. Что нам делать?

– Я подсказывала, как нужно организовать полуфинал. Говорила тебе – лесная тема. По нотам расписала, что нужно делать, а вы все испортили.

– Знаю, знаю, виноват, – повторил он. – Накосячили. Я гордился тем, как защищаю талант, и вовсе не ждал такого. Знаешь, она чем-то похожа на меня, она сейчас – каким я был, когда у меня все пошло прахом. Меня тоже откинуло назад… – Голос его затих. – То есть нет, пить я не стану, – кажется, он старался убедить прежде всего себя. – Ни за что. Но сигарету выкурил. Одну. Надеюсь, ты дашь мне еще шанс, – пошутил он невесело, не веря в успех.

– Давай встретимся? – Бо выпрямилась, мгновенно наполнилась энергией – вернулась прежняя Бо. Она беспокоилась за Джека и была счастлива, что вновь оказалась востребованна. Снова в деле.

– Давай, – выдохнул он. – Нам нужна помощь. Любая. Срочно нужна твоя помощь.

– Сделаю все, что в моих силах. – Она уже встала и торопливо швыряла в сумку необходимые вещи. – Один маленький совет для начала.

– Слушаю.

– Называй ее Лорой, – мягко подсказала она.

– Хорошо! Понял! – отозвался он.

Глава тридцать шестая

Лора проснулась рывком, сердце резко билось, в ушах пронзительно свиристело. Может быть, ей приснился кошмар, который она забыла при пробуждении, но паника все еще заставляла трепыхаться ее сердце. Что-то ее напугало. Снизу доносились голоса других финалистов, они болтали, смеялись, пили после очередной драмы, в результате которой один участник шоу покинул дом, а другой занял его место.

Из «Поиска звезд» выгнали певца кантри Кевина, обнаружив, что его контракт со студией звукозаписи еще не истек. Никто из участников шоу не должен иметь иных обязательств, нарушающих эксклюзивные права StarrGaze на новооткрытый талант. Больше всех радуется Брендан, вот только бедняга не знает одного: когда Кевин вернулся за своими вещами, Элис сделала ему на прощание подарочек. За стеной у Лоры слышался скрип изголовья и в такт с ним гортанные вскрики Кевина: «Господи Исусе!» Тайные любовники обсудили ближайшие публикации в журналах, возможность поучаствовать в шоу знаменитостей «Большой брат», после чего Кевин упаковал ковбойские сапоги и шляпу и был таков.

На освободившееся место взяли двенадцатилетнюю акробатку. Она торчала в саду, отрабатывала прыжки через горящий обруч под наблюдением родителей, одетых в одинаковые тренировочные костюмы с ее именем и фотографией на спине.

Элис быстро осушила слезы после расставания с Кевином и уже бранилась в коридоре с Бренданом, упрекавшим ее в недостатке внимания и сосредоточенности. Лора села на постели и прислушалась. Сосредоточься на своей карьере, твердил Брендан, подумай о себе и обо мне. Элис резко ответила: она сыта по горло, ей нужна личная жизнь помимо карьеры, это шоу – ее путь в большой мир. Лучше бы она Брендану пулю в сердце пустила.

Но сквозь их спор Лора слышит какое-то чириканье, свист. Этот звук исходит не от нее. Уже несколько дней, как все звуки замерли, словно в ее гортани опустилась шторка. Включив свет, Лора садится и оглядывает купающуюся в приглушенном оранжевом свете комнату.

А сердце все никак не угомонится.

Она стала медленно вдыхать и выдыхать, стараясь успокоиться, недоумевая, откуда эта тревога. Уже несколько дней спальня служит ей надежным убежищем. Шторка в гортани стала плотной завесой, отделяющей Лору от всего мира, – на какое-то время это позволило ей чувствовать себя в безопасности, защищенной. А сейчас она словно в ловушку угодила, стены как будто смыкаются вокруг нее. В комнате, еще недавно казавшейся просторной, вдруг закончился воздух. Клетка.

Чириканье или свиристенье послышалось снова, и Лора догадалась наконец, откуда этот звук. Сбросив одеяло, она поспешно оделась, выглянула в окно. Два часа ночи, фотографы разошлись поспать, ее никто не увидит. Сложила в рюкзак кое-какие вещи и небольшие суточные, выплачиваемые студией. Выбраться отсюда не так-то просто: хотя до ближайшей деревни несколько минут пешком, в темноте не дойти. Придется вызывать такси, а телефоны есть только на первом этаже. Элис и Брендан, продолжая спорить, прошли дальше по коридору. Лора осторожно открыла дверь и двинулась по коридору на цыпочках, молясь о том, чтобы не наткнуться на Элис, которая, похоже, о каждом ее шаге сообщала журналистам.

Скрипнула под ногами половица, напугав Лору. Но вроде бы все разошлись по своим комнатам отсыпаться или готовиться к финалу – уже завтра. Она вошла в гостиную и собралась звонить в службу такси, как вдруг в дверях возникла какая-то фигура.

– Алан! – испуганно шепнула она.

– Лора! – Он тоже растерялся. – Что ты здесь делаешь?

– Вызываю такси.

– Я тебя отвезу.

– Ты даже не знаешь куда.

Он пожал плечами:

– Сейчас где угодно будет веселее, чем здесь.

Она улыбнулась сочувственно:

– Что не спишь так поздно?

– Единственное время, когда можно порепетировать. Днем тут какое-то безумие. Слишком много нас, и все друг за другом следят. Завидую тебе порой, закрылась в комнате и сидишь безвылазно.

– Ну извини.

– Не за что извиняться.

– Мне нужно уехать, – заторопилась она.

– Но ты вернешься?

– Надеюсь, – честно ответила она. Да, она хотела вернуться, чтобы никого не подвести. Никто из тех, кто помогал ей, не виноват, что все так обернулась, только она сама и виновата. Но как принять участие в финале – без звуков? Уже и радио, и телевизор твердят, что Лирохвост забыла свои песни.

У Алана был усталый вид.

– Иди спать, Алан. Завтра трудный день.

– Не могу уснуть. – Он потер глаза. – Никогда в жизни так не нервничал, – выдавил он из себя. – Вот Мейбл – она ложится вовремя, боится морщин.

Лора засмеялась:

– Очень хочу, чтобы ты победил. Никто этого так не заслуживает, как ты.

– Думаю, мы с тобой оба этого заслуживаем, – ласково отозвался он.

И они улыбнулись друг другу.

– Если один из нас выиграет, счастливы будем мы оба, – подытожил он. – Можно задать тебе вопрос? Почему ты согласилась участвовать? Казалось бы, ты не тот человек, чтобы заинтересоваться такой жизнью. Нет-нет, я никого не с-сужу, – он снова начал заикаться. – Если б ты знала мою историю, ты бы поняла, почему я в это влез. У меня ничего нет. Живу с мамой и папой. Я и Мейбл… вот и все. Если у меня тут ничего не выйдет, запасного пути нет. Все остальное я уже перепробовал. – Он горестно покачал головой. – Перепробовал и потерпел поражение. У меня нет никого и ничего, кроме Мейбл.

Лора призадумалась.

– Наверное, Алан, у нас много общего – больше, чем ты думаешь. Я тоже не знала, куда еще идти, если не в это шоу, но вот еще чего я не знала: что можно так усложнить, даже испортить себе жизнь, делая то, что я умею и люблю.

Он грустно улыбнулся:

– И это нам еще повезло. А если бы мы так ничего и не поняли?

И, пока она обдумывала его слова, добавил:

– Пойду за ключами.

Им удалось выбраться из дому незамеченными, хотя Лора была готова и к тому, что в прессе появятся сообщения о ее тайном романе с Аланом. Элис была способна на все, лишь бы подорвать позиции конкурентов. Несомненно, это Элис – источник утечки «о закулисных разногласиях Лирохвоста с продюсером».

До города они доехали спокойно и быстро, в такой час движение почти прекращалось.

– Квартира того звуковика? – спросил Алан, припарковавшись перед домом.

– Да, – подтвердила Лора. – А ты откуда знаешь?

– Видел тебя с ним, – ответил он. – Мейбл думает, между вами что-то есть.

Лора откинула голову на спинку сиденья.

– Мейбл ошибается. Ничего между нами нет.

И постаралась не расплакаться.

– Ну, не знаю, Мейбл довольно проницательна, – возразил, присматриваясь к ней, Алан. – Бьянка оставляла тебе его телефон, ты же знаешь.

– Знаю, – вздохнула она. – Но я не могла позвонить. После такого позора.

– Лора, надо это пережить и забыть. Когда мой брат женился, я напился так, что пустился в грязный танец с его тещей. Сам я наутро ничего не помнил. А потом посмотрел запись. Я разодрал на себе рубашку и прижимался к ней голой грудью. Хватал ее за лицо, чуть в глаз пальцем не ткнул. И если после этого я не прячусь от нее на семейных праздниках – в дни рождения, на Рождество и на Пасху, – обойдется все и у тебя.

– Спасибо, Алан, – засмеялась она.

Он не хотел уезжать, пока не убедится, что Лора вошла в подъезд, но она схитрила: сделала вид, будто звонит в домофон, помахала Алану рукой – и он поехал обратно в дом для финалистов, несомненно беседуя по дороге с Мейбл, невидимо присутствовавшей в машине.

А Лора зашла под балкон и прислушалась. На миг ей показалось, будто Соломон перебирает струны гитары. Она с надеждой подумала, что этот звук издала она сама, но нет, на ее связках все еще плотно лежит та загадочная шторка. Девушка подняла глаза к окну комнаты, где она спала в окружении вешалок с его рубашками и футболками. Ей нравился запах его вещей, их присутствие – музыкальное оборудование, гитара в углу комнаты, аппаратура для звукозаписи. Она вспомнила, как Соломон занимался любовью с Бо, и сердце заныло. Нет, нужно держаться от него подальше. Нужно жить без него. Она приехала сюда не затем, чтобы войти в их квартиру.

Снова то чириканье в голове, звук, пробудивший ее от кошмара. Столы и стулья, принадлежавшие ресторанчику на первом этаже, на ночь не убирали, только составили в угол, у витрины. Это сгодится. Она старалась двигаться как можно тише, помня, как отчетливо доносится в ту комнату, где она прежде спала, любой звук снизу. Правда, она восприимчивее к звукам, чем большинство людей: только Соломон слышит так же ясно, как она. Его слух натренировался в ту пору, когда Соломон музицировал, совершенствовался благодаря работе в звукозаписи – всегда напряжен, отслеживает фон. Составив один на другой четыре стула, Лора попыталась вскарабкаться наверх. Но пирамида вышла неустойчивая, и не хватало высоты. Она подтащила под балкон стол, стулья взгромоздила на него. Стол она поднять не осилила, ножки шаркали по асфальту – Лора задрала голову, проверяя, не потревожила ли жильцов. Свет нигде не горел, балконы пусты, из окон не выглядывали растрепанные головы. Она использовала еще один стул как приступку, чтобы забраться на стол. Уцепилась за раму окна в кафе и стала подниматься выше по стульям. Новая конструкция вышла достаточно высокой, чтобы добраться до балкона, однако опасно кренилась под ее весом. Пришлось рискнуть – ухватиться одной рукой за перила, подтянуться, поставить ногу на балкон, в то время как вторая нога все еще опиралась на самодельную лестницу из стульев. Набрав в грудь побольше воздуха, Лора сделала рывок и встала обеими ногами на балкон, пока снаружи, держась за перила. При этом она оттолкнулась от верхнего стула, и все это сооружение опрокинулось со стола на землю, грохот разнесся по кварталу до самого канала. Затаив дыхание, Лора прижималась к перилам балкона – авось никто не разглядит ее в темноте. Вероятно, пока что ей ничего не грозило, но спуститься тем же путем она не сможет – сама уничтожила пути к отступлению.

Она снова услышала птичью трель и пустилась искать клетку. Пол балкона уставлен коробками с игрушками, игрушки надо убирать на ночь, заботливая мама использует каждый уголок небольшой квартиры, чтобы разместить имущество ребенка. Лора пришла сюда освободить птицу. Она так долго слушала ее из квартиры Соломона и Бо, так долго наблюдала за ней и подражала ее голосу, что, хотя говорить по-птичьи и не умеет, эту песенку разгадала: «Я в плену. Выпустите меня». Но тщетно она искала на балконе клетку. Птица исчезла.

Чувствуя себя совершенно беспомощной, бесполезной, никчемной, Лора расплакалась.

Вдруг внутри вспыхнул свет, и Лора запаниковала. Прыгать на стол? Высоко и опасно. Если стол перевернется под ее весом, она рухнет на асфальт. Все-таки рискнуть?

Занавеска отодвинулась, появилось женское лицо. При виде Лоры хозяйка квартиры закричала. На польском. Лора выпрямилась, показала ей открытые ладони.

– Все в порядке, – сказала она, догадываясь, что женщина ее не слышит, а если бы и услышала, понимает ли она по-английски? – Прошу вас…

В квартире Соломона тоже вспыхнул свет.

Паника лишила Лору способности рассуждать. Нельзя, чтобы он застал ее здесь, не так, не в таком виде. Дверь соседнего балкона отодвинулась, Соломон, заспанный, шагнул наружу. Голый по пояс, тренировочные штаны сползают с бедер. Даже в своем паническом состоянии Лора ухитрилась внимательно его рассмотреть. Соломон потер глаза, словно не веря тому, что перед ними предстало.

– Лора?

Она снова заплакала, чувствуя себя дурой – нелепой, жалкой и вместе с тем счастливой только оттого, что снова видит его. Все эти взаимоисключающие чувства разом.

Соломон постучал в дверь. Он слышал, как визжит внутри Катаржина, плачет ее ребенок. Дверь она не открыла, но, похоже, разговаривала с кем-то внутри квартиры. Разговаривая, она вскрикивала и рыдала, маленький мальчик вторил ей. Соседи выходили из своих квартир и сонно взирали на Соломона, который молотил кулаками в дверь, – похоже, главным виновником переполоха сочли его. Но он ни на кого не обращал внимания. Главное – попасть в ту квартиру.

– Кася! – крикнул Соломон еще громче, и плевать на шиканье и шипение соседей.

Наконец Катаржина открыла дверь. Испуганные глаза покраснели от слез, двумя ручьями стекавших по щекам, она усиленно шмыгала носом, укачивая на руках младенца и прижимая к уху телефон. Старший мальчик цеплялся за ее ногу.

– Я Соломон, ваш сосед, – заговорил Соломон, и ужас на лице польки сменился растерянностью. Они не были знакомы, обменивались на ходу приветствиями, если сталкивались на площадке, и ничего более.

– На балконе грабитель, – прорыдала она и вновь пулеметной очередью выстрелила по-польски в телефон. Оставив дверь открытой, Катаржина ушла внутрь квартиры, держась при этом как можно дальше от балкона – видимо, страшась того грабителя, что сидел, оказавшись в ловушке, на каменном полу, уткнувшись лицом в ладони.

– Вы полицию вызвали? – спросил Соломон.

– Что?

– Полицию.

– Нет! Мужа! Друзья приедут.

– Нет-нет, – заговорил он и попытался отобрать у нее телефон, объяснить все тому человеку, с кем она говорила, но соседка сильно ударила его по руке, застала врасплох. Младенец взвыл громче прежнего, а мальчик исхитрился пнуть чужака. – Кася, послушайте же! – взмолился Соломон, спеша ее успокоить, чтобы она перестала орать в трубку. – Это ошибка. Это не взломщик. Моя подруга. На балконе не взломщик. Это моя подруга.

Катаржина смолкла наконец и подозрительно уставилась на Соломона.

– Это недоразумение. Моя подруга хотела сделать мне сюрприз. Перепутала балкон.

По правде сказать, Соломон понятия не имел, зачем Лора влезла на этот балкон, может, и правда ограбить квартиру задумала, но в любом случае он будет стоять за нее до конца. Мужа Катаржины ему довелось как-то раз увидеть. Иметь дело с его друзьями – врагу не пожелаешь.

– Ошибка! Она влезла на ваш балкон по ошибке!

– Зачем она лезла на ваш балкон?

– Это… Это… Романтика, понимаете? Шекспир. «Ромео и Джульетта». Балкон. Знаете? Честное слово, она не воровка. Это недоразумение. Скажите мужу, не надо звать друзей.

Катаржина обдумала услышанное и снова выпустила в трубку пулеметную очередь гневных слов.

Пока она трещала, Соломон открыл раздвижные двери и, сев на корточки, окликнул Лору. Та съежилась на полу, обхватив себя руками, и еще больше сжалась, когда заскрипела дверь. Ноги подтянула к животу, обхватила руками, уткнулась лицом в колени.

– Все в порядке, – шепнул он, придвигаясь ближе, пытаясь заглянуть ей в лицо.

– Я хотела ее освободить, – ответила она сквозь слезы.

– Кого освободить? – нахмурился он.

– Птицу. – Она подняла наконец глаза. – Я слышала птицу. Это меня разбудило. Она хочет на волю. Я пыталась ее освободить, но ее тут нет…

Так вот что она хотела сделать!

– Ох, Лора! – Он обнял ее, прижал к себе, крепко прижал, почувствовал прикосновение обнаженной кожи там, где топ высоко задрался на ее талии. Поцеловал Лору в макушку, вдохнул аромат ее волос. Так бы и стоял вечность. Она прижималась к нему с тем же отчаянием, с каким он обнимал ее. Всем своим существом он отдался этим объятиям, растворился в этой минуте.

Она оторвала мокрое лицо от его груди и заглянула ему в глаза. При этом движении ее лоб скользнул по его обнаженной груди – его кожу кололо иголками, от ее кожи исходил жар. Сердца их стучали в унисон. Она задрала подбородок, чтобы смотреть ему прямо в глаза, их губы оказались так близко, что дыхание смешивалось. В его глазах она нашла тот ответ, который был ей нужен. Увидела желание в его расширенных зрачках. Улыбнулась ему.

И тут к двери подошла Кася. Младенец все еще рыдал у нее на руках.

– Пошли, – шепнул он.

Никуда идти ему не хотелось, но надо выбираться, пока не явился муж. Лора покорно двинулась следом, их руки сами нащупали друг друга, сцепились. В этот момент, распрямившись, Соломон увидел фигуру на соседнем балконе. На балконе своей квартиры. Бо. Наблюдала за ними.

– Ох, простите! – шмыгала носом Лора, свернувшись в кресле, поджимая под себя ноги. Даже укрывшись одеялом, она все еще дрожала. И не могла смотреть в глаза ни Соломону, ни Бо.

Они оба смотрели на нее с дивана. И хотя они снова образовали треугольник, позиции в нем сместились – Бо как можно дальше отодвинулась от Соломона, на самый край дивана.

– У меня был кошмар. Я проснулась и почувствовала, что я в клетке, и я услышала птицу.

– Что именно услышала? – уточнила Бо в надежде вызвать у нее звук.

Лора подумала и покачала головой – ни звука.

– Наверное, я схожу с ума. – Она устало потерла глаза. – О чем я только думала!

– Нет, ты совершенно нормальная, – тихо ответила ей Бо. Соломон от нее такого не ожидал.

Не обращая внимания на Соломона, Бо принесла из кухни стул и пододвинула его вплотную к креслу, села напротив Лоры. То ли нарочно загородила от него женщину, которую он с первой встречи пожирал глазами, то ли не хотела смотреть на него, чтобы не сбиться, – этого Соломон не знал.

– Вокруг тебя творилось безумие – вот в чем дело. Как можно было ожидать, что ты с этим справишься? Вот ты и нашла выход. Стала по балконам лазить.

Лора изумленно вытаращилась на Бо, и обе они расхохотались, дав выход нервному напряжению.

– Это канарейка. У меня такая в детстве была. Они живут в клетках. А по ночам их уносят в дом, в тепло, – пояснила Бо.

– Ох! – в очередной раз хлюпнула носом Лора. – Мне следовало это знать.

– Думаю, дело не столько в желании выпустить канарейку, сколько в твоих ощущениях – ты попала в ловушку, ты хочешь освободиться, – подсказала Бо.

Соломон был ошеломлен этим разговором. Сидел тихо, впервые поверив, что Бо может справиться и с этой проблемой – с Лорой.

– Все были так добры, – сказала Лора. – У меня ни единой причины не было сходить с ума. И ты, и Соломон были так добры ко мне, внимательны, гостеприимны. – Она быстро глянула на Соломона и тут же отвела взгляд, не желая предавать Бо, которая так хорошо все понимала. – Я не хотела вам все портить. Не хотела подводить, ставить в неловкое положение.

– Ничего такого и не было! – Бо сердилась не на Лору, на саму себя. – Мы… Нет, я вправе говорить только за себя. Я обязана была тебя защитить, а я бросила тебя на съедение. Я видела, что происходит, но сказала себе, что это для твоей же пользы. Это была неправда.

Лора и Соломон слушали ее с изумлением.

– Нет, наоборот, ты меня спасла, – возразила Лора. – Я очень благодарна за все.

– Не за что благодарить, – негромко ответила Бо. – Прошу, пойми: мы все были в таком восторге, какая ты замечательная, уникальная, невероятная, – мы потеряли голову. Твой талант…

– Нет у меня никакого таланта, – перебила Лора. – Вот у Алана – талант. Он репетирует ночами, каждую ночь, отрабатывает свой номер. Сначала пишет сценарий, потом разыгрывает его и сам чинит свою куклу, когда она обтреплется. Пятнадцать лет путешествует по всей стране, готов выступать всюду, куда позовут. Его освистывают, над ним смеются, платят гроши – он идет на все, лишь бы оттачивать свое искусство.

При слове «оттачивать» она снова увидела Гагу с ножом, но ни звука – ни в голове, ни вслух. Эта внутренняя немота еще больше побуждала ее говорить о других:

– Элис, какая бы она ни была противная, по четыре часа в день проводит в спортзале. Каждый день. В рот не возьмет ничего вредного. Складывается, словно на тысяче шарниров, всю жизнь посвятила своему искусству. Спаркс – он занимается карточными фокусами с семи лет. С семи! И репетирует по шесть часов ежедневно. Селена поет словно ангел, а еще у нас есть двенадцатилетняя девочка, прыгающая сквозь огонь. Вот это талант. А я что? Странное существо, разевает рот и подражает всяким звукам. Ничего оригинального. Вроде попугая или… или мартышки. Какой-то каприз природы. Урод, годный для цирка, а не в шоу талантов. Я – подделка, фальшивка. Меня правильно назвали лгуньей. Ничего подлинного, уникального, оригинального – я воспроизвожу чужие звуки и зачастую даже сама этого не замечаю. Мне тут не место, я прекрасно это понимаю. Нельзя мне было вторгаться в вашу жизнь, в ваши отношения – я же вижу, что я натворила, я прошу за это прощения… – Слезы все лились. – Но я не видела другого выхода. Не знала, куда еще пойти. Некуда больше – и вернуться нельзя. Я стараюсь, все время стараюсь двигаться дальше, но за что бы ни схватилась – не нахожу опоры… – Голос ее сник, заглушенный слезами.

Соломон сам едва не плакал. Если бы не Бо, он бы уже вскочил, подошел к ней, обнял, он бы ее целовал, каждый сантиметр ее тела, говорил бы ей, какая она красивая, какая талантливая, совершенство во всем. Самая талантливая, самая уникальная, самый подлинный человек, какого он видел. Сказал бы, что она околдовала его сразу, ей достаточно для этого просто быть самой собой. Но он не вправе: здесь, в одной комнате с ними, Бо, и любым словом, любым движением он выдаст себя – предаст Бо. И он сидел молча, пленник, заточенный в собственном теле, смотрел, как женщина, которую он полюбил, разваливается на куски и рыдает перед той женщиной, которую он пытался любить.

И вдруг женщина, которую он пытался, но не сумел полюбить, сказала все за него – лучше, чем он, – и он всегда будет ей за это благодарен.

– Позволь я объясню тебе про твой талант, Лора. – Бо говорила с большой убежденностью. – Часть его заключается в умении передать красоту мира. Ты подмечаешь мельчайшие детали в людях, животных, вещах – во всем. Ты слышишь то, чего мы не слышим вообще или давно перестали слышать. Ты подхватываешь все это и предъявляешь нам. Напоминаешь нам о забытой красоте.

Говорят, я то же самое делаю в моих фильмах. Показываю людям характеры, судьбы, которые оставались невидимыми. Нахожу сюжет, человека и помогаю ему раскрыться всему миру. Ты делаешь это с помощью звуков. Иногда достаточно мгновенно ускользающего запаха, чтобы перенестись в прошлое, – так, вдохнув аромат маминых духов, я снова попадаю в детство. Но ты одним звуком переносишь всех зрителей в другое время и место. Ни одно сердце не остается равнодушным. Пойми же это, Лора!

Соломон рассказывал мне, как ты повторила песню его матери на семейном празднике, и Мари сказала, что ничего прекраснее в жизни своей не слышала. Она играет на арфе уже пятьдесят лет, но впервые услышала свою мелодию по-настоящему – от тебя. Понимаешь ли ты, как это важно? Помнишь Кэролайн? Ты увидела ее впервые, а через минуту она уже со слезами на глазах вспоминала, как маленькой девочкой сидела под столом, когда ее мама строчила на машинке. Ты видишь, что ты делаешь с людьми? Раскрываешь всю красоту мира, печаль повседневности, чудо обыденного. Лора, тебя взяли в шоу после того, как ты шестьдесят секунд подряд изображала кофемашину.

Они засмеялись – все трое.