Птица-лира Ахерн Сесилия

Глава тридцать вторая

– Мне кажется, она в шоке, – заявила Селена, оперная певица. Дыхание ее отдавало дымом: она только что вернулась из сада, выкурив очередную ментоловую сигаретку и воображая, будто никто этих ежечасных отлучек не замечает.

Полуфиналы «Поиска звезд» закончились, все, кто прошел в финал, собрались теперь в этом доме. Ночью прибыли двое последних: девятнадцатилетний маг Спаркс и юный, очаровательный исполнитель песенок в стиле кантри Кевин. Пройти в финал должен был только один, но голоса разделились поровну, зрители запали на обоих – и Джек, поддавшись слабости, не смог сделать выбор и взял в финал обоих. Так завершилась неделя безумного напряжения и слез. Благодаря милосердию Джека финала – в следующие выходные – дожидались шестеро участников, которым предстояло прожить вместе целую неделю, готовясь к заключительному туру. И теперь пятеро участников столпились вокруг кровати Лоры. Лора, свернувшись клубком, смотрела в пустоту и никому не отвечала.

– Да, явно в шоке, – подтвердил Мастер Брендан, демонстрировавший цирковые номера в паре с Элис. – Эта история даже меня доконала, могу себе представить, как себя чувствует она.

– Вот что я люблю! – признался Кевин, исполнитель кантри.

Исполнив песню в честь своей не названной по имени пассии, признавшись ей в любви с экранов телевизоров, он набрал полмиллиона просмотров на YouTube. И пожалуй, не милосердие, а здравый расчет побудил Джека сохранить столь популярного исполнителя до финала. Кевин тем временем перенес свою страсть с той, кого он воспевал в прямом эфире, на Элис, пару Брендана в цирковом дуэте.

– Она слышит нас? – громко спросила Элис. – Может, ее удар хватил и она нас не слышит? Или нервный срыв?

– Разумеется, слышит, – вмешался Алан. – Просто не хочет отвечать.

– Идиотка хренова, – добавила Мейбл.

– Повежливее не помешало бы! – вступился за свою очередную пассию Кевин.

– Чувство юмора не помешало бы! – рявкнул Брендан на исполнителя кантри, вздумавшего увиваться за его феноменально гибкой партнершей, которую он и сам много лет втайне обожал. Когда они познакомились, ему было двадцать четыре, а ей четырнадцать, и при такой разнице в возрасте он долго не считал себя вправе говорить о своих чувствах, но теперь ей исполнилось двадцать два года, ему – тридцать два, и можно бы объясниться, если бы не путался под ногами этот придурок с песенками.

– Но ведь она ничего не говорит! – напомнила Селена.

– Знаю, не глухая! – огрызнулась Мейбл.

– Я не про слова, – уточнила певица, обращаясь к Мейбл. Куклу все воспринимали как полноправного соседа по дому, тем более что Алан явно не справлялся с ее воспитанием. – Она звуков не издает. Раньше она все время издавала свои звуки.

Они уставились на Лору – съежившуюся в постели, смотревшую в стену и словно не замечавшую собравшихся возле нее участников шоу талантов. Действительно, с ее губ не слетело ни единого звука. Для нее это было необычно.

Одна только Элис ликовала. Главная соперница устранена.

– Похоже на детективную загадку, – хихикала она. – Кто украл песенку у Лирохвоста? Уж точно не я.

– Они, – ответил Алан, окидывая взглядом валявшиеся вокруг кровати газеты. Поднял с пола раскрытый таблоид со статьей, где мать и бабушка Лоры обвинялись в убийстве ее деда. Статья вышла накануне, в последний день полуфиналов «Поиска звезд». «ГНЕЗДО ПТИЦЫ-ЛЖИЦЫ», – вопил заголовок. Лора и так-то была молчалива с тех самых пор, как Алан поил ее чаем четыре дня назад, но, прочтя это, ушла в себя и перестала замечать все вокруг. Алан всерьез беспокоился за Лору. Смяв газету, он сунул ее под мышку – надо изорвать, чтобы не попадалась больше Лоре на глаза. Другой таблоид расписывал жуткую подоплеку общения пресловутого Лирохвоста с настоящим лирохвостом под Мельбурном: ради фотосессии прекрасную птицу жестоко вырвали из родной среды. Отчет сопровождался огромной фотографией Лоры рядом с клеткой, где сидел лирохвост, – и все любители животных и птиц были возмущены.

– Надо сообщить продюсерам, – испуганно предложил Спаркс.

– Нет! – остановил его Алан. – Им мы ничего не скажем. Они-то и довели ее до такого состояния и с удовольствием вытащат в таком виде на сцену, если понадобится.

– Тогда Бьянке? Она пару дней назад звонила, передавала, что Лора должна поговорить с каким-то парнем. Оставила его телефон, но Лора и слушать не стала.

– Нужно, чтобы она поговорила с тем, кто может помочь, – продолжал Алан. – Как насчет того психотерапевта, был же разговор?

– Ларри, – уточнил Спаркс. Ему удалось выполнить в прямом эфире свой фантастический карточный фокус, но после нервы разгулялись так, что маг и волшебник не смог унять дрожь пальцев. Трехчасовая беседа с Ларри его спасла.

– Он хорош? – уточнила Селена.

– Покажи руки! – пискнула Мейбл, и Алан сердито на нее покосился.

– Прости, – извинился он за ее неуместное требование перед Спарксом.

– Все в порядке. – Спаркс тоже воспринимал Мейбл и Алана как две разные личности.

– Вызовешь к ней психотерапевта? – спросил Алан.

– Ага.

– Умница.

– Можешь положиться на Спаркса, – заметила Мейбл вслед фокуснику, торопливо вышедшему из комнаты. – У него рука не дрогнет, у нашего Спаркса.

Все чуть не прыснули со смеху. Алан снова сделал замечание своей кукле.

Лора их слышала. Разумеется, она все слышала. И была им благодарна за такую заботу, но еще больше за то, что они наконец ушли. Как только за ними закрылась дверь, она села и подумала с ужасом: а ведь они правы, она сама этого не заметила, а они правы – звуки исчезли. Она не слышала ничего, ее губы не шевелились – да, иногда она сама того не замечала, но на этот раз звуков и правда не было. Она перестала думать о своем прошлом, пропали все воспоминания – и счастливые, и печальные. Какое-то тупое оцепенение мешало ей заглянуть в прежнюю жизнь, оторваться от момента здесь и сейчас – хотя здесь и сейчас ничего, кроме пустоты. Но там, в прошлом, все слишком больно. Ее разум закрылся от воспоминаний, от мыслей и чувств. Сосредоточился на пустом здесь, этом, сейчас. А потом паника схлынула и наступил покой.

Если она умолкла, так, наверное, и мир вокруг замолчит и не будет больше говорить о ней. И в этом – ее свобода.

Глава тридцать третья

Соломон места себе не находил от ярости. Съемки документального фильма прекратились: «Поиск звезд» и близко не подпускал съемочную группу. Ситуацию пытался разрулить отец Бо, известный юрист, но пока ничего не добился. Но и он имел дело только с юристами агентства StarrGaze, и через них не было возможности добраться до Лоры. Не собирается ли «Свежее дыхание» предъявлять Лирохвосту иск из-за нарушенного контракта, поинтересовался отец Бо, и, к огромному облегчению Соломона, Бо ответила решительным отказом.

Все пошло под откос, на фильм он уже и не рассчитывал, думал только об одном: увидеться с Лорой. Словно наркоман, он чувствовал потребность видеть ее, и чем дольше ее не видел, чем чаще ему повторяли «нет», захлопывали перед ним дверь и вешали трубку, тем отчаяннее он рвался к ней. Поскольку сезон «Уродских тел» закончился, ему нечем было больше заняться. Не мог он сидеть в квартире вместе с Бо, неизвестно чего дожидаясь. Жизнь замерла – теперь они оба видели, что их жизнь, их отношения полностью зависели от этого проекта. Проект лопнул, и они остались ни с чем. Говорить они могли только о Лоре. Сначала о том, какая она замечательная, потом о том, как ее вернуть. Словно у них отняли единственного ребенка. А все жадность Бо – и ее наивность, и его глупость привели к такому итогу. Пока Лора была рядом, она вбивала между ними клин, но, утратив ее, они ею оказались соединены. Без нее или разговоров о ней у них не оставалось ничего общего. Жизнь зашла в тупик.

Главным его занятием в ту неделю стали попытки связаться с Лорой – то он пытался пробиться через охрану дома для финалистов, то обращался к Бьянке, а Бьянка передавала Лоре просьбу позвонить ему – но впустую. Он не знал, можно ли верить Бьянке, что она сообщила Лоре его телефон. Когда и последняя такая попытка не дала результата, он не мог больше оставаться с Бо в квартире. Какое-то преддверие ада, а не жизнь. И их работа, и их отношения – все в подвешенном состоянии. Лучше бросить все это и смотаться в Голуэй, выбить дерьмо из Рори. Он с самого начала об этом мечтал, со вторника, когда газеты заполонили фотографии Лоры – и прохиндейской рожи его младшего брата. Он тщательно обдумывал, смаковал расправу – и теперь был готов.

За три часа дороги его гнев ничуть не смягчился, скорее возрос. Было достаточно времени, чтобы мысленно перебрать все фотографии, всплывавшие на мутной поверхности таблоидов при каждом упоминании имени Лоры. Как она падает. Как лежит на земле. А Рори хохочет. Хохочет!

Суббота. Он позвонил Мари, выяснить исподволь, дома ли Рори. Рори работает с отцом, и оба возвращаются домой на обед. Он говорил очень спокойно, просто задал вопрос. Не может же она заподозрить, что он надумал приехать, что он уже в пути. Но мать слишком хорошо его знает. Когда он добрался в Голуэй, застал дома и родителей, и старших братьев Кормака и Донала, и сестру. Целый родственный комитет поджидал его за кухонным столом.

– Чего собрались? – гневно приветствовал он их.

Мари опустила глаза, потом и вовсе отвела – чувствовала себя виноватой. Наконец вскочила и отошла к плите, поставила чайник. Правильно, выпить чаю. Снять напряжение.

– Соломон нашел новый способ управлять гневом, – попытался шутить Донал.

Но Соломон не в том настроении, чтобы смеяться. Пора пустить в ход кулаки, слова ни к чему. Он так давно этого ждал, столько дней, и после нескольких часов за рулем его распирала энергия. Не стоило тратить ее зря.

– Где он? – спросил Соломон, не собираясь маскировать цель своего приезда.

– Сначала поговорим, – предложил отец.

– Где этот засранец? – прорычал он. – Вы на себя посмотрите, собрались тут его спасать, вечно его защищаете. Трусливого паршивца ни разу за всю жизнь не ткнули носом в то, что он натворил. А много ему пользы от вашего заступничества? Так и сидит дома с мамочкой и папочкой, так и ходит каждый день на работу с бутербродами. Ты уж прости, мама, но он – балованный засранец, и больше ничего. И всегда таким был.

Мари все-таки обиделась.

– Он очень жалеет обо всем, милый. Ты бы видел…

– Жалеет? – сердито усмехнулся Соломон. – Прекрасно. Так скажи, где он, и предоставь мне самому судить, достаточно ли он об этом жалеет или еще добавить.

Мари непроизвольно вздрогнула.

– Хватит! – сурово сказал отец.

– Он идиот, Соломон, – дипломатично вмешался Донал. – Мы все это понимаем. Натворил дел, но он же этого не хотел. Сам не понимал, к чему это ведет.

– Ребята! – Соломон попытался взять себя в руки и говорить спокойно, чтобы они наконец поняли. – Он загубил ее жизнь. Уничтожил ее репутацию. У нее ничего не было, она жила на своей горе, никого не знала, никто не знал о ее существовании – и вдруг она стала знаменитостью. У нее появился шанс… – Гнев снова завладел им, но Соломон изо всех сил боролся с ним. – Она никогда прежде спиртного в рот не брала. Ни капли.

Мари грустно поглядела на него.

– А он потащил ее в паб. Оттуда – в ночной клуб, где знаменитости тусуются. Использовал ее, чтобы попасть туда. Плевать, что ей нужно, чего она хотела, – все только под себя. Прикатил на выходной в Дублин поразвлечься. Ни разу не догадался позвонить мне. Я бы выручил. Их окружили фотографы, она уже на ногах не стояла, – как он поступил? Потащил ее дальше, на гребаную вечеринку. Позволил, чтобы ее фотографировали, когда она блевала, валилась с ног, когда она вырубилась. Где он был, на хрен? Он обязан был присмотреть за ней. В тот вечер он за нее отвечал.

Но это же Соломон мог бы сказать самому себе. Он за нее отвечал, он сам сознавал это. Он позволил ей уйти и виноват во всем, что произошло. И он хочет избить Рори до полусмерти – за собственное упущение.

– Какого черта я должен это слушать? – раздался вдруг голос Рори, и Соломон, резко обернувшись, оказался лицом к лицу с младшим братом. – Мы в каком веке живем? Она взрослая женщина, Сол, и никто не обязан за ней присматривать.

Соломон сжал кулаки. Выбрал подходящее место на смазливой физиономии Рори – куда нанести первый удар. Не торопился, растягивал удовольствие. Слышал, как проехались по кухонному кафелю ножки стульев – братья и Кара поднялись, тоже приготовились. Встали у него за спиной.

– Рори, – заговорил отец, – ты поступил дурно, и сам это понимаешь. Признай это, извинись перед Соломоном, и покончим с этим. Поступите оба как мужчины.

– Почему вдруг извиняться перед Соломоном? Какое отношение он имеет к Лоре? С ней я готов объясниться.

– Ты к ней и близко не подойдешь, – прорычал Соломон.

– Похоже, и тебе не судьба, – ухмыльнулся Рори.

Они мерили друг друга взглядами.

Рори покосился на сжатый кулак брата.

– Что, надумал меня поколотить? – хмыкнул он, издеваясь.

Соломон припомнил, как мальчишкой младший брат передразнивал дефекты его речи, картавость и заикание. Его обуял уже неконтролируемый гнев, такая ненависть, что он испугался самого себя. Очень хотелось врезать Рори покрепче, только бы не искалечить.

– Немедленно извинись перед Соломоном, Рори! – твердо велела сыну Мари, а ребенком вновь почувствовал себя Соломон.

– Мне правда жаль, – сказал наконец Рори. – Честное слово. Я и думать не думал, что она так напьется. А тебе я не позвонил, потому что она была против.

Сердце резко забилось. Каждым словом Рори умышленно дразнил брата, нарываясь на драку. Но ударь он его сейчас – и все кинутся спасать Рори, а Соломон выйдет обидчиком младшего.

– У нее есть имя.

– Лирохвост, – закатил глаза Рори. – Лирохвост сказала, чтобы я тебе не звонил.

– Ее зовут Лора, – сквозь стиснутые зубы проскрежетал Соломон. – Ты даже имени ее не знаешь, черт тебя дери!

– Я не знал, куда ее везти, – продолжал Рори свое псевдоизвинение. – Она не хотела возвращаться в гостиницу, не могла поехать и в твою квартиру, поскольку вы поссорились и ей пришлось уйти, вот я и подумал, раз добрые люди предлагают помочь, зачем отказываться. На той вечеринке девушки присматривали за ней. Я подумал: с ними она будет в безопасности. Не мог же я предвидеть…

Выражение лица Рори не соответствовало тону его голоса. Братья плотно стояли у Соломона за спиной, он слышал их дыхание.

– Разумеется, никакой проблемы тут и вовсе не было бы, мы же все это понимаем, если бы Соломон не приревновал только из-за того, что я пригласил Лору выпить.

– Остановись, – велела Мари.

– Пожмите друг другу руки, – велел отец.

Рори протянул руку, и Соломон ее принял. Ему хотелось рвануть его на себя и ударить головой в лицо. Разбить подонку нос. Для такого мелкаша рукопожатие у Рори было сильным и крепким. Он давно разработал собственную тактику выживания в большой семье – как привлечь к себе внимание, как оказаться на виду. Но такого, чтобы все на него ополчились, не случалось никогда. И, хотя Рори прикидывался, будто ему все равно, хотя изображал полнейшее хладнокровие, Соломон понимал, что ничего страшнее для Рори быть не может: вся семья выступила против него и заставила извиниться, причем он и сам понимал, что виноват. И вдруг Соломон ощутил прилив радости: пусть Рори думает, будто и на этот раз всех перехитрил, на этот раз всем стала ясна слабость Рори и его неправота. Напряжение чуть-чуть уменьшилось, плечи Соломона слегка распрямились.

Вероятно, Рори почуял, как Соломона отпускает гнев. Понял, что Соломон выиграл эту схватку, – и не выдержал.

– Но в постели она – что надо, – заявил он.

Мари передернуло, отец сердито прикрикнул на Рори. Тот выпустил руку Соломона. Соломон облизал пересохшие губы, сердце сильно билось, атавистические барабаны звали к бою.

И вдруг кулак просвистел в воздухе и врезался в лицо Рори. Рори пошатнулся. И это был кулак не Соломона. Кормака. Старшего брата, самого из них ответственного. Все в изумлении уставились на него, никто не сообразил помочь Рори, который в итоге рухнул наземь, но тут Кормак пронзительно завопил, и все словно очнулись.

– Я палец сломал! – кричал Кормак.

Рори приподнялся, схватился за голову:

– Кто меня треснул в лоб?

Кара умирала со смеху. Подняла фотоаппарат и принялась фотографировать всех участников свары.

Вечером братья и сестра устроились во дворе за круглым садовым столом с изрядным запасом пива. Мать в их сторону и не глядела, наказывая за дурное поведение молчанием, и отец вынужденно солидаризировался с ней, хотя пива ему, конечно, тоже хотелось.

У Кормака рука на перевязи. Два пальца оказались сломаны. Сочетание болеутоляющего с алкоголем превратило его в потеху для всей компании.

Рори устроился подальше от Соломона, на лбу у него вздулась шишка размером с яйцо. Прошла гроза, всюду мокро, они с трудом нашли сухие места, чтобы пристроиться. Одна мысль неотступно терзала Соломона: в самом ли деле Рори переспал с Лорой? Он был почти уверен, что Рори выдумал все ему назло, в очередной раз ткнул в самое больное, – и все же он не мог отделаться от этого вопроса. К счастью, Кара пришла ему на помощь.

– Вообще-то, Рори, если ты действительно переспал с Лорой, тобой может заинтересоваться полиция.

– Что ты несешь? – взвыл младшенький.

– Добровольное согласие. Слыхал про такое? – И Кара пустилась разъяснять: – Женщина должна сказать «да», Рори. Это серьезно. Нормальные мужчины не занимаются сексом с женщиной, которая вырубилась и ничего не соображает. Им важно, чтобы женщина понимала, с кем она и что происходит. Конечно, ты привык к иному, но…

– Заткнись, Кара!

Подмигнув Соломону, она продолжала:

– Мы же все видели фотографии. Весь мир их видел. Она еле волочила ноги. Если ты привел ее на вечеринку и сделал с ней что говоришь, у тебя могут быть неприятности, и серьезные.

Рори оглядел их всех, кроме Соломона:

– Ой, ну ладно. Хорошо. Разумеется, я с ней не спал. Она собственного имени не помнила. Ее всю ночь полоскало.

Огромное облегчение для Соломона. Но тем больнее ему за Лору. Почему она должна была пережить такую ночь – и одна?!