Ладья викингов. Белые чужаки Нельсон Джеймс
Она покрепче вцепилась в корону.
— Со мной все в порядке.
Пусть Корона Трех Королевств и околдовала ее своим великолепием, рассказ Орнольфа о Торгриме заворожил ее не меньше. Старики, еще цеплявшиеся за старую веру, рассказывали о людях, умевших превращаться в волков, но Морриган раньше всегда отмахивалась от подобной бессмыслицы.
А теперь она не могла отрицать, что Торгриму, похоже, действительно известно то, что скрыто от остальных. И она никогда не встречала воинов, которые сражались бы столь яростно. В Ирландии, стране, исполненной волшебства, сложно было отмахиваться от очевидного. Морриган поняла, что это ее и пугает, и восхищает.
Торгрим отошел от нее к носу драккара. Она наблюдала, как он пробирается между воинами Орнольфа хотя с первого взгляда было видно, кто в действительности ими командует, — негромко с ними переговариваясь. Торгрим был хорошим вожаком — сильным, уверенным. При этом он заботился о своей команде. Морриган заметила это еще в Дуб-Линне, когда впервые пришла обработать их раны.
Она прислонилась к борту, прижимая корону к груди и невольно задумавшись о том, какое несметное богатство держит в руках. Золото и драгоценные камни, из которых ее создали, стоили столько, что на вырученные за них деньги Морриган с Фланном могли бы прожить несколько жизней, а ведь они были родственниками короля Тары.
«И подобную вещь спрятали, отдали во владение богатым аббатам богатого королевства!» — думала она.
Торгрим наконец вернулся на корму.
— Я беспокоюсь, — сказал он.
— Беспокоишься? — Морриган, почувствовав укол вины, отвлеклась от своих мыслей.
Викинг опустился на сундук рядом с ней.
— Я беспокоюсь о Харальде. От него исходит ощущение беды. Что-то не так.
Морриган очень хотелось спросить его о волчьих снах, но она не осмелилась, отчасти потому, что боялась услышать ответ.
— У тебя… бывают предчувствия?
— О да, — ответил Торгрим. — Иногда даже кажется, что у нас с Харальдом одно сознание на двоих. Я знаю, когда он в беде, и знаю, когда с ним все хорошо. Всегда так было.
Морриган обдумала его слова.
— А у Харальда бывают такие предчувствия?
— Иногда. Иногда бывают, он знает, что со мной и что я собираюсь делать. Но не так четко, как я.
— Король не причинит ему вреда, — сказала Морриган.
Она пыталась приободрить его, но ей не хватало уверенности в том, что она говорит правду. Маэлсехнайлл порой вел себя как жестокий, бессовестный ублюдок. По правде говоря, Морриган не знала, что он способен сотворить с пленными викингами, несмотря на то что они являлись заложниками.
Вполне возможно, что Маэлсехнайлл уже давно убил Харальда. Она не знала, что будет делать после приезда в Тару, и старалась пока об этом не думать.
Торгрим взглянул на нее так, что Морриган поняла: никакими словами его сейчас не успокоить. Ее неловкая попытка лишь усилила его тревогу. Морриган видела в нем уязвимость, которой не замечала раньше, страх за сына, который может пострадать. Ей подумалось, что это единственное, чего Торгрим Ночной Волк боится.
Фыркнув, он наконец ответил ей:
— Вскоре узнаем.
Какое-то время он вглядывался в ночь, а затем спросил:
— Ляжешь спать?
— Да.
Торгрим поднялся, а затем устроился на палубе, на груде мехов, которую сложил для себя. Морриган по привычке улеглась рядом. В окружении северян она чувствовала себя уязвимой и только возле Торгрима ощущала, что она в безопасности. Даже сейчас, не зная, кем или чем на самом деле является Торгрим, она понимала, что только рядом с ним способна расслабиться.
Торгрим натянул на них обоих тяжелую медвежью шкуру, накрывая их с головой. Под шкурой было тепло, мех защищал от мелкого дождя, который так и не прекратился. Морриган крепче прижала к себе корону. Голова отчего-то кружилась. Заснула она на удивление быстро.
Морриган проснулась среди ночи, вновь прижала корону к себе и прислушалась к ночным звукам. Где-то на берегу совы перекрикивались странными голосами, от которых ее бросило в дрожь. Драккар, вытащенный на берег, тихо скрежетал по гальке в такт набегающему прибою. Кто-то, лежащий рядом, издавал раскатистый храп, громкий звериный звук, на который, по ее мнению, были способны только эти варвары.
Торгрим спал, забросив на нее руку, и Морриган чувствовала, как поднимается в мерном дыхании его грудь. Почти машинально она просунула руку под скрывающую корону ткань, провела пальцами по гладкой золотой поверхности. Она придвинулась поближе к Торгриму, и тот тихо заворчал, но не проснулся.
Морриган развернула ткань и взглянула на желтый металл Короны Трех Королевств. Корона теперь принадлежала ей. Отчего-то этот факт все менял.
Она перекатилась так, чтобы ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Торгрима. Он хмурился, на лбу собрались морщинки, и она подумала, что во сне он, наверное, бежит с волчьей стаей. Торгрим издал тихое рычание.
Корона оказалась между ними, и Морриган осторожно поставила ее на палубу над головой, впервые выпустив из рук с тех пор, как отняла у Эгиля Ягненка.
Она потянулась к Торгриму и прижалась губами к его губам. Его борода колола и щекотала ей кожу, но Морриган это даже нравилось. Ее охватило внезапное и отчаянное желание близости. Она слишком давно не испытывала ничего подобного.
Торгрим не проснулся от поцелуя, поэтому Морриган прижалась к нему плотнее и поцеловала его настойчиво, жадно. На этот раз он вздрогнул и открыл глаза. Он сел и принялся нашаривать меч, который всегда клал рядом с собой.
— Тише, тише, — мягко шептала Морриган, и звук ее голоса был похож на убаюкивающий шорох прибоя.
Она видела, как Торгрим расслабился, осознав наконец, что именно его разбудило. Он снова лег, теперь уже на бок, и натянул на них обоих медвежью шкуру. Их лица почти соприкасались, и какое-то время они просто лежали, наслаждаясь близостью друг друга. Затем Торгрим склонился над Морриган и поцеловал ее, а она ответила на поцелуй. Сильные руки обняли ее, привлекая к себе, и она почувствовала себя защищенной в его мощных объятиях. Она прижалась губами к его губам, теряясь в запахе, вкусе, ощущениях.
Мозолистые ладони Торгрима прошлись по ее спине, погладили волосы с необычной для сурового воина лаской.
В те времена, когда она была рабыней, Орм овладевал ею грубо, когда сам того хотел, и Морриган привыкла думать, что никогда уже не сможет наслаждаться мужскими объятиями. А теперь она дрожала от удовольствия под руками Торгрима, тая в теплом коконе из медвежьей шкуры.
Морриган отстранилась от него, схватилась за влажный ворот своего шерстяного платья и принялась стягивать его через голову. Она чувствовала, как рука Торгрима исследует ее тело, скользит по спине все ниже. Мурашки пробежали по ее рукам и шее.
Схватив подол его туники, она потянула за него, даже не пытаясь снять, а только давая понять, что хочет раздеть его. Торгрим понял ее и принялся избавляться от одежды — быстро, но не так ловко, как она.
Морриган нырнула глубже под меховое покрывало, словно в теплую пещеру, и нащупала завязки, которые удерживали штаны Торгрима на талии. Одного движения оказалось достаточно, чтобы распустить их; она помогла Торгриму стянуть и штаны. Пока он пинками сбрасывал их с ног, Морриган ласкала и гладила его, наслаждаясь тем, как он трепещет в ответ на ласку, как пытается сдержать стоны.
Она скользнула губами по его напряженному животу, запустила пальцы в густые волосы на груди, очертила старые шрамы. «Он ведь сейчас полуволк, не важно, оборотень он или нет», — подумала она, и воспоминание о его тайне лишь возбудило ее сильнее.
Она толкнула Торгрима на спину и оседлала его бедра. Грубо выделанная медвежья шкура царапала ее обнаженную спину. Тела сошлись идеально, и она задвигала бедрами вперед и назад, закрыв глаза и с трудом подавляя рвущиеся наружу стоны. Таких приятных ощущений она не испытывала уже очень долгое время.
Они двигались в унисон, потерявшись в собственном маленьком мирке под теплой шкурой, и все ужасы, которые Морриган пережила и к которым была готова, перестали существовать.
Торгрим гладил ее широкими ладонями, ласкал ее спину и груди, затем придержал за талию. Мягко подтолкнув ее, он перевернулся вместе с ней. Теперь она лежала на спине, утопая в волнах теплого меха, а Торгрим, приподнявшийся на локтях, нависал над ней. Она обвила ногами его талию, сцепила лодыжки, упираясь пятками в его поясницу, и они стали двигаться быстрее, поддавшись растущему желанию.
Морриган чувствовала, как нарастает внутри напряжение, как будто ее тело готово было разлететься на осколки. Она прикусила губу, чтобы не закричать во весь голос, и ощутила во рту медный привкус собственной крови. Закинув руки за голову, она коснулась Короны Трех Королевств, схватила ее и сжала до боли в ладонях. Торгрим быстро раскачивался над ней, и Морриган видела, как сверкают его сжатые зубы, всем телом содрогаясь от каждого мощного толчка.
Они оба вскрикнули, не в силах сдержаться, и затихли, не разрывая объятий. Сумев немного отдышаться, Морриган услышала храп спящих и скрежет киля по галечному пляжу, перекличку птиц в темноте. Она спрятала корону обратно под шкуру и вскоре заснула вслед за Торгримом.
Они проспали всю долгую ночь, и до утра их никто не тревожил.
Торгрим заерзал под шкурой первым. Морриган в полусне встрепенулась в ответ на его движение, размышляя, зачем викингу понадобилось покидать их теплое убежище.
И вдруг она подумала, что он мог превратиться, что он собирается на охоту в другой, волчьей форме. Паника вмиг овладела ею. Глаза ее расширились от страха, она откатилась в сторону.
Торгрим стоял рядом, натягивая штаны. Выглядел он как человек и на нее взглянул с удивлением.
— Не хотел тебя будить, — шепнул он ей.
Морриган молча смотрела на него. Он не отличался красотой, но и не был лишен привлекательности — той, что заставляет женщину почувствовать себя в безопасности. А это лучше, чем красота.
— Куда ты идешь?
— Мне нужно проверить дозорных, — ответил он.
Опустившись на колени, он поцеловал ее, подхватил тунику и меч и исчез в темноте.
На рассвете драккар вернулся в море, викинги сели за весла, а затем натянули парус, ловя ранний утренний бриз. Продвигаясь на север, они сделали несколько длинных галсов и оказались меж двух зеленых берегов устья реки Бойн, распахнувшихся передними, как челюсти. Словно одна из великих римских дорог, этот водный путь вел в самое сердце Ирландии.
Морриган стояла на привычном месте недалеко от руля и наблюдала, как берега становятся все ближе, радуясь, что корабль бежит по реке, а не качается в морских волнах. Океан пугал ее своей грандиозной пустотой. Кроме того, она боялась, что викинги могут отплыть к родным берегам. Ее жизнь уже несколько лет подчинялась капризам разных мужчин. Она убила Орма, сбросила рабское ярмо и не собиралась вновь поступаться своей свободой.
Юго-восточный ветер и слабый парус помогали им двигаться против течения. Морские волны сменились спокойными водами Бойн, а вскоре море совсем скрылось из виду. Морриган почувствовала себя счастливой.
Еще час они шли под парусом, а затем ветер им изменил. Пришлось опустить рей и взяться за длинные весла. Северяне задали привычный медленный ритм, который, как Морриган уже знала, они могли держать несколько часов кряду. Она больше не удивлялась их мощи и выносливости.
К полудню они преодолели немалое расстояние, но с палубы «Красного Дракона» Морриган почти ничего не могла разглядеть, разве что иногда замечала пастухов с отарами, которые бежали прочь, едва заметив драккар, да еще редкие укрепления вдоль берега. Викинги перешептывались, предлагая задержаться и устроить набег, но ограничивались лишь разговорами, не отвлекаясь от размеренной гребли.
Они прошли по широкому изгибу реки туда, где берега становились пологими и переходили в поля с редкими рощицами. У южного берега покачивалась на привязи небольшая кожаная лодка футов двадцати в длину. Она выглядела брошенной.
— Посмотри-ка, — сказал Торгрим Орнольфу, кивая на лодочку.
Орнольф только фыркнул, не впечатленный ее видом.
— Что думаешь, Морриган? — спросил Торгрим.
— Рыбацкая лодка. Я видела сотни таких же.
— Она может нам пригодиться, — настаивал он.
— Да будь она проклята! — заявил Орнольф. — Тупые ирландцы делают лодки из коровьих шкур.
Морриган ничего не сказала. Она знала, когда следует хранить молчание. В рабстве подобному учатся правде всего.
— И все же я хотел бы взглянуть, — сказал Торгрим тоном, не допускающим возражений.
Орнольф снова хмыкнул. Торгрим развернул руль, меняя курс драккара.
Драккар пересек реку, направляясь к дальнему берегу, и Торгрим велел своим людям сушить весла. Длинные весла вскинулись вверх, напомнив Морриган крылья большой птицы, и «Красный Дракон» бесшумно преодолел оставшееся расстояние до кожаной лодки. Воины, стоявшие у левого борта, перегнулись через планширь, схватили лодку и увели ее из-под носа драккара.
Торгрим прошел вперед. Он не позвал за собой ни Морриган, ни Орнольфа, но девушке стало очень уж любопытно, чем эта скромная лодочка так заинтересовала Торгрима, и она зашагала следом.
Торгрим остановился в центре драккара и взглянул вниз, на кожаную лодку. Сети, ведра, рыбацкие снасти были разбросаны на дне. Темная ряса, натянутая от борта до борта над передней скамьей, создавала подобие укрытия. Торгрим спрыгнул в лодку. И замер, не шевелясь, внимательно разглядывая ее изнутри. Затем быстрым движением он схватил длинное весло, лежавшее поперек скамей, и уставился на лопасть, щурясь и хмурясь.
Обратно на драккар он взобрался, держа весло в руках.
— Орнольф! — позвал он, и ярл подошел ближе.
Торгрим протянул ему весло, и Морриган тоже увидела, что лопасть покрыта вырезанными значками. Она узнала руны северян.
— Взгляни на это, — сказал Торгрим, держа весло так, чтобы Орнольф мог разглядеть письмена.
Тот зашевелил губами, всматриваясь.
— Выглядят как руны Харальда, тут не спутать, сказал Орнольф. — Мало кто настолько образован, чтобы знать их, но при этом писать так же плохо, как мой дорогой внук. Ты разобрал слова?
Торгрим взглянул на весло.
— Харальд сын Торгрима… вырезал… эти… руны… И ушел… искать… свою… — На лице Торгрима появилось странное выражение. — Искать свою невесту, — закончил он и покачал головой.
— Ха! — завопил Орнольф. — Либо Харальд перепутал руны, либо успел жениться на ирландской девке!
Торгрим повернулся к берегу, всматриваясь в бескрайние поля.
— Так или иначе, но мы отправимся за ним.
Глава тридцать пятая
Люди на кораблях, воины с копьями, лишенные всякой веры,
Великим будет их набег,
Населят они половину всего острова…
Путешествие и Мак Риаглы, ирландская поэма IX века[33]
Магнус догадывался, что девчонка окажется ценной, очень ценной добычей, но не знал, как получить за нее эту цену.
Перед ним стояла не крепкая селянка и не жена рыбака, это становилось ясно с первого взгляда. Она отличалась особой, утонченной красотой, а не заурядной привлекательностью крестьянских девок — ее кожа была очень гладкой и белой. Ее одежду, пусть грязную и мокрую, сшили из дорогой ткани и умело подогнали по фигуре.
Он слушал, как она говорит, и пытался разобрать слова. Некоторые были ему знакомы — он стал немного понимать варварский ирландский язык после года жизни в Дуб-Линне и путешествия с Кормаком. Судя по всему, девчонка пыталась объяснить ему, кто она такая и насколько она важна. Он услышал имя Маэлсехнайлла мак Руанайда, а значит, если он верно понял, девчонка приходилась ему дочерью. На такую удачу он не смел и надеяться.
Он уже два дня мчался на запад от побережья. Асбьерн пропал, и Магнус решил, что тот вернулся в Дуб-Линн и сообщил Орму о его предательстве. Кормак Уа Руайрк, бывший союзник, стал его кровным врагом. Из всех, кто обладал в этой стране властью и с кем можно было договориться, оставался лишь Маэлсехнайлл из Тары.
Магнус следовал вдоль берега реки Бойн, направляясь именно в Тару. Он собирался предложить Маэлсехнайллу свою помощь и сообщить о планах Кормака Уа Руайрка, оставшегося в Бреге.
И вот, похоже, у его ног оказалась дочь Маэлсехнайлла, которая молила его о помощи.
— Меня зовут Магнус сын Магнуса, я друг твоего отца, — сказал он, надеясь, что ей известен язык данов.
Но, по всей видимости, это было не так. Девчонка лишь широко раскрыла глаза и попятилась на шаг, потом еще на один.
— Нет, подожди! — крикнул Магнус, зная, что это бесполезно.
Девчонка не понимала слов. Она развернулась и побежала в том направлении, откуда пришла.
— Ох, Тор, прибей эту суку! — с раздражением рявкнул он и пришпорил коня, бросаясь в погоню.
Девчонка мчалась со всех ног, пытаясь добраться до зарослей, где могла скрыться. Магнус обогнал ее, загораживая дорогу, она развернулась и бросилась в другую сторону.
Магнус легко мог снова догнать ее и отрезать путь к отступлению, но знал, что верхом ее не поймает. Он натянул поводья и спрыгнул на землю. Девчонка мчалась к деревьям. Мышцы его ног болели после долгих часов, проведенных в седле, и Магнус ковылял, как старик. Девчонку он догнал у самой кромки деревьев, схватил за плечо и толкнул на землю, а сам рухнул сверху, потому что ноги опять его подвели.
Он охнул, упав поперек нее, и не успел даже подобраться, чтобы встать, как она ударила его локтем в висок с такой силой, что голова его дернулась в сторону, а в глазах потемнело. Затем она ударила его ногой в живот, и Магнус задохнулся от боли.
— Ах ты тварь! — заорал он.
Она снова его ударила, выворачиваясь из его рук. У него кружилась голова, но Магнус сумел поймать девчонку за ногу и повалить обратно, как только та поднялась.
Она извернулась и полоснула по его липу ногтями. Магнус ощутил, как на щеке проступают пять жгучих полос. Девчонка пыталась снова вцепиться ему в лицо, но он перехватил ее запястье и дернул за руку, перебрасывая через себя, лицом в траву. Она билась и выкрикивала гэльские ругательства, но преимущество было на его стороне. Магнус забросил ногу ей на спину, оседлав, и потянул ее руки на себя.
С тем же успехом он мог оседлать медведя — ему ничто не угрожало, лишь пока он сидел на ней верхом. Магнус удерживал ее и ждал, когда утихнет боль от многочисленных ран и прояснится в голове. Затем он стянул с себя пояс и связал ей запястья. Это оказалось непросто, но он все детство провел, рыбача на побережье родной Дании, и привык справляться с трепыхающейся скользкой добычей.
Поднявшись, Магнус поставил девчонку на ноги.
— Я пытаюсь помочь тебе, дура, — злобно выговорил он, хоть и знал, что она все равно его не поймет.
Судя по ярости в ее глазах и словам, которыми она его осыпала, пленница не верила в его добрые намерения.
Не важно. Если она дочь Маэлсехнайлла, она для Магнуса просто бесценна. Он либо вернет ее Маэлу, завоевав его расположение, либо использует как заложницу, потребовав денег и личной неприкосновенности. Он потянул за свободный конец пояса. Девчонка отчаянно сопротивлялась — Магнусу она напоминала козу, которую нужно вести туда, куда той не хочется, — но до лошади они добрались.
Магнус дернул за привязь, и девушка упала на землю. Вначале он хотел перебросить ее через седло и везти перед собой, но она молотила ногами в воздухе, норовя угодить ему в голову. Он мог бы избить ее, чтобы усмирить, но едва ли Маэлсехнайлл поблагодарит его за это.
—Да чтоб тебя! — выкрикнул он.
Вытащив из седельной сумки моток веревки из моржовой кожи, он сделал петлю и набросил ее пленнице на шею. Другой конец он обвязал вокруг своей талии и взобрался в седло.
— Если не хочешь сломать шею, советую тебе поторопиться. — Его голос звучал спокойно, Магнус вернул себе душевное равновесие.
Он пустил коня шагом. Девчонка, на лице которой застыла маска ярости, неловко поднялась и зашагала следом. У нее не было другого выхода, если она не желала удавиться.
Они двигались через поле, и Магнус следил за тем, чтобы конь ступал медленно, приноравливаясь к шагу пленницы. Сама она спешить не желала. На этом открытом пространстве и с пленницей на веревке он чувствовал себя чересчур уязвимым для внезапных атак.
«Заложница…» — подумал он. Нет, он не сможет явиться к Маэлсехнайллу, волоча на поводке его дочь. Стать героем в его глазах не получится.
Придется найти место, чтобы ее спрятать, а затем искать Маэлсехнайлла — в надежде, что хоть один человек в Таре знает датский язык. Магнус выругался про себя.
Он думал, что эта девчонка станет переломным моментом в его судьбе, принесет удачу, но она только все осложнила. Он понятия не имел, что с ней делать. Отпустить ее он тоже не мог, потому что она наверняка отправится к отцу и расскажет, что Магнус с ней сделал, разрушив все надоеды на будущий союз с королем. Без Маэлсехнайлла здесь, в Ирландии, одинокий Магнус мог считать себя покойником.
«Но, наверное, можно просто ее убить, — размышлял он. Спрятать тело и больше о ней не вспоминать…»
Вскоре ему уже казалось, что это единственный выход из положения. Вначале Магнус принял ее за истинный дар Одина, но теперь склонялся к мысли, что к подарку, скорее всего, приложил свою руку хитрый Локи. Вот так боги и играют с людьми, даруя то, что казалось счастливым шансом, а затем переворачивая все с ног на голову…
«Можно убить ее, принести тело Маэлсехнайллу, рассказать, что я пытался спасти ее от разбойников…» — продолжал размышлять Магнус.
Он никак не мог принять решение, а царапины от ее ногтей всерьез разболелись. Магнус остановил коня, спешился, снял веревку с талии и привязал ее к узде. Вынув мех с вином из седельной сумки, он уголком туники промокнул саднящие порезы на лице. Девчонка пронзила его уничтожающим взглядом.
— Это все из-за тебя, — сказал он.
Та в ответ процедила несколько слов, не похожих на извинения.
Магнус выпил вина и достал из сумки сушеное мясо, которое чуть раньше отнял у какого-то путника на дороге. Присев на корточки, он принялся за еду. Протянул кусок и девчонке, надеясь решить дело миром, но она только плюнула в него.
Магнус встал и потянулся, отчаянно желая лечь в траву и поспать немного, но с дикой ирландской кошкой на длинном поводке он не мог себе этого позволить.
Отойдя в сторону, он сел и начал обдумывать варианты, как же все-таки обернуть встречу с ней себе на пользу. Спустя некоторое время он снова поднялся. «Поеду к Таре, там посмотрю по обстоятельствам», — решил он. Лучшего плана пока не предвиделось.
Конь щипал мокрую длинную траву, сердитая девчонка сидела на земле.
— Пора в дорогу, красавица, — сказал Магнус, подходя к ней, и в ответ услышал неразборчивое ирландское проклятие.
В этот момент его отвлекло какое-то движение на том поле, которое они только что пересекли. Магнус замер и присмотрелся.
Это был человек. Бегущий к ним человек. Пока что он находился довольно далеко, но Магнус различил светлые волосы и что-то вроде посоха в его руках, возможно копье.
Девчонка взглянула в том же направлении, что и Магнус. Если она и знала бегущего, то ничем себя не выдала.
«И что теперь? — подумал Магнус. Кем бы он ни был, человек бежал прямо к ним. — Это ее любовник? Один из воинов ее отца?»
Сбежать от этого малого вместе с пленницей он не мог, разве что волоча ее по земле за собой.
Магнус вздохнул. «Что ж, придется убить дурака», — подумал он, досадуя на очередную отсрочку.
Вытащив меч из ножен, он стал вращать запястьями, расслабляя руки. Впрочем, тот идиот бежал с такой скоростью, что бой обещал быть недолгим. Магнус сбросил щит со спины, продел руку в кожаные петли и поудобней перехватил его, поправляя.
«Всего лишь мальчишка…» — подумал он, наблюдая, как приближается противник. Одет тот был как северянин, отчего происходящее казалось еще более странным.
Паренек находился всего в десяти шагах, когда Магнус подготовился к атаке. Тот был молод и не выглядел как викинг, но Магнус знал, что сейчас произойдет. Рвущийся в бой дурачок наверняка бросит в него копье, Магнус отобьет его щитом и выставит меч, на который противник налетит на бегу. Такое уже не раз случалось, Магнус привык драться с неумелыми крестьянами.
В десяти шагах от него юный безумец занес копье. Магнус криво улыбнулся — его забавляло, насколько тот предсказуем. Он поднял щит на уровень груди, однако противник вдруг сделал то, чего Магнус никак не ожидал.
Он остановился так резко, что чуть не упал, и, вместо того чтобы бросить копье наконечником вперед, взмахнул им, как дубинкой, атакуя снизу, под щит. Удар пришелся Магнусу между ног.
Магнус вскрикнул от неожиданности и рубанул мечом, чтобы помешать копью нанести непоправимый ущерб. Но он сбился, раскрылся, а мальчишка опять взмахнул копьем, и, если бы Магнус не успел вскинуть щит, древко наверняка врезалось бы ему в висок.
Магнус попятился, чтобы перегруппироваться, выиграть дистанцию, заново оценить своего противника. Он перехватил меч поудобнее и двинулся вправо, не сводя глаз с юнца, который вновь нацелил в него наконечник копья.
«Я уже видел его раньше, — подумал Магнус. — В Дуб-Линне?» Но в Дуб-Линне не было никого, кто не знал бы Магнуса сына Магнуса. Где же тогда?
Юнец атаковал снова, чередуя уколы с размашистыми ударами. Магнус парировал. «Парень хорош в бою, но молод…» — решил Магнус. Если он будет недооценивать мальчишку, тот победит. Наверное.
— Ты не ирландец, парень, — сказал Магнус, когда они оба отступили на шаг, приглядываясь друг к другу. — Ирландцы не умеют так сражаться. Ты дан?
— Я из Вика, что в Норвегии! — высокомерно произнес парень.
— Из Вика! Я сам из Тронхейма[34], но мне пришлось сбежать оттуда из-за этих проклятых данов!
Магнус мог рассказывать о себе что угодно, потому что Кьяртан Быстрый Меч, без сомнения, мертв и возражать не станет. Возможно, мальчишку это тронет…
Юный норвежец снова напал, мельницей завертев копье и чередуя удары острием и древком. Магнус, с трудом отбивая атаки, осознал, что договориться не удастся.
«Норвежец?» Магнус тяжело дышал, но и мальчишке было не легче. И тут он вспомнил.
Проклятые норвежцы из медового зала! Только теперь он понял, что парень может быть не один, прочие викинги наверняка где-то рядом. Он оглянулся на далекие деревья, со стороны которых появился мальчишка, и охнул. К ним через поле мчалось не менее сорока человек. Отвлекшись всего на секунду, он получил серьезный удар в висок.
Магнус попятился, спотыкаясь, и следующий удар пришелся уже на щит. Но в этот раз он сам бросился на мальчишку и толкнул его щитом, пытаясь заставить потерять равновесие и раскрыться для удара мечом.
Тот попятился, и Магнус атаковал, но парень отклонился и перехватил его за запястье.
Магнус попытался изогнуть кисть, поднять клинок выше, чтобы концом задеть пареньку горло, но тот удерживал его руку с удивительной силой. А затем парнишка опустил взгляд и его глаза расширились от изумления. Он потрясенно выдохнул:
— Железный Зуб!
И настал его черед поплатиться за невнимательность. Магнус ударил его щитом, попав умбоном прямо в челюсть. Мальчишка разжал пальцы, неловко отступая назад, и Магнус полоснул его мечом по груди. Белая кожа под туникой разошлась кровавой раной. Мальчишка упал на спину, вскидывая копье. Магнус шагнул ближе, готовясь отбить копье и нанести последний удар, прежде чем паренька спасут его сородичи.
В этот миг за спиной послышалось фырканье лошади, копыта мягко застучали по траве.
Магнус оглянулся. Девчонка сумела улечься животом на седло и свеситься с него, неловко вскинув связанные руки. Она пинала коня, подгоняя его вперед. А далеко за полем, на западе, раздавался лай собак.
Глава тридцать шестая
Знаю сам:
в сыне своем
я дурного зерна не сеял.
Сага об Эгиле[35]
Магнус завопил от ярости. Он в последний раз рубанул мечом лежавшего на земле паренька, но больше от злости, чем в надежде на то, что удар окажется смертельным. Парнишка, истекающий кровью, но все еще готовый сражаться, отбил меч древком копья и сделал выпад в сторону Магнуса. Однако Магнус уже закончил с ним и бежал прочь, сжимая в руках меч и щит.
У Магнуса появились более серьезные проблемы.
— А ну вернись, жалкая сучка! — кричал он на бегу, устремляясь вслед за лошадью, которая все ускоряла шаг с каждым пинком висевшей в седле девчонки.
Норвежцы приближались с востока, еще какие-то воины скорее всего, люди Маэлсехнайлла, — спешили через поле с запада, и если Магнус не поймает коня и не успеет вскочить в седло, то те или другие выпустят ему кишки.
— Стой! — заорал он снова, потому что злость требовала хоть какого-то выхода.
Конь вырвался вперед, зато веревка, которой он привязал девчонку к поводьям, волочилась следом, цепляясь петлей за влажную траву. Магнус смотрел именно на нее.
Он тяжело дышал, ноги его слабели, но, заслышав возобновившийся лай собак и поняв, что те уже близко, он внезапно почувствовал прилив сил.
Магнус прыгнул на веревку, распростершись в воздухе, словно ныряя в воду. Уже в прыжке он понял, что если ухватится за тот край, который тянулся к шее девушки, а не за тот, который был ближе к поводьям, то, скорее всего, задушит ее насмерть. Но другого выхода не оставалось. Конь был нужен ему больше, чем заложница.
На землю он рухнул с глухим стоном, у него весь воздух вышибло из легких. Магнус ощутил, как веревка змеится прочь из-под него, бросил меч и поспешно вцепился в нее. Пальцы сжались с такой силой, словно он хватался за канат в штормовом море и от этого зависела его жизнь.
Конь натянул веревку, поводья дернулись, заставляя его развернуться, не позволяя встать. Девчонка с воплем вылетела из седла и ушиблась о землю, будучи не в состоянии смягчить падение связанными руками.
Все трое — Магнус, девчонка и конь — поднялись на ноги. Магнус был первым. Он подобрал меч, на бегу сунул его в ножны, переместил щит обратно на спину. Затем он обхватил пленницу за талию и забросил ее на плечо так резко, что ее протестующий крик превратился в сдавленный выдох.
Он видел собак, несущихся через поле, а за ними всадников в ярких туниках армии ирландского короля.
Магнус поймал поводья. Девчонку он перебросил через шею коня; она отчаянно пиналась, пытаясь попасть в Магнуса, но он предусмотрительно отступил. Найдя ногой стремя, он запрыгнул в седло. Погоня была в четверти мили от них, у него еще оставался шанс. Он пришпорил коня, разворачивая его. Ирландцы приближались с запада, викинги — с востока, а Магнус устремился на север.
Идти по следам Харальда Торгриму было легко. Даже если бы тот не оставлял таких очевидных меток, как обрывки одежды на острых ветках, Торгрим Ночной Волк и его воины прошли бы по изломанному подлеску и примятой мокрой траве, как по торной дороге.
Викинги вооружились всем, что смогли найти, — и этого, по их меркам, было удручающе мало. Все присоединились к охоте, все сорок два оставшихся воина. Для того чтобы гнаться за Харальдом и охранять драккар, у них не хватало людей. Приходилось держаться вместе, рассчитывая свои силы.
Торгрим первым услышал собак, сначала вдалеке, затем все ближе.
— Стоять, — велел он, вскидывая руку.
Он напряг слух, стараясь отрешиться от шума деревьев и переклички птиц в густых кустах. Собак было много, а значит, и людей с ними. Возможно, они охотились на зверя, но Торгрим в этом сомневался.
— За мной, — сказал он, ускоряя шаг, а затем побежал по тропке примятой травы.
Они добрались до места, где только что прошла какая-то стычка: трава примята, земля разворошена, но крови нигде не видно. «Здесь дрался Харальд?» — спросил себя Торгрим и решил, что в этом случае кто-то остался бы лежать на поле: либо Харальд, либо его соперник. По крайней мере они наверняка увидели бы кровь.
Они поспешили дальше, судя по всему, направляясь к той же добыче, за которой послали собак. Миновав очередную рощицу, Торгрим услышал новые звуки — где-то рядом шел поединок. Звенело железо, хотя и не с тем лязгом, с каким скрещиваются мечи, но все же то был звон оружия; также он мог различить топот ног и сдавленные возгласы.
Викинги выбрались из рощи. В четверти мили от них, посреди открытого поля, сошлись в бою два человека. Одним из них был Харальд, Торгрим не сомневался в этом.
— Ох, во имя богов! — воскликнул Торгрим. Его сын сражался у него на глазах, но вне досягаемости. — Идем!
Он побежал так быстро, как только мог в свои годы, когда суставы отзывались болью на каждый ухаб на дороге, все быстрее и быстрее — к своему сыну. Прошло несколько недель, полных тревоги, и вот он наконец нашел Харальда, но теперь мог потерять его навсегда, не успев прийти на помощь.
Лай собак звучал все громче, однако Торгрим сосредоточился на схватке. Он видел, как Харальд попятился, вскинул руки, а тот, с кем он дрался, рубанул его мечом.
— Нет! — крикнул Торгрим.
Харальд упал и скрылся в траве, возможно, мертвый. А его противник развернулся и погнался за лошадью, на которой виднелся еще один всадник. Он споткнулся и упал, затем снова поднялся, тоже взобрался на лошадь, и та направилась к горизонту с двойной ношей.
Харальд не умер, Торгрим знал это, в глубине души он был в этом уверен, а потому бежал и бежал, не сводя глаз с того места, где упал его сын. Он видел, как тот поднимается из травы, хватаясь за грудь, видел, как, прихрамывая, бредет к ним, медленно переставляя ноги.
За Харальдом Торгрим заметил всадников и собак.
Тридцать всадников в туниках и тускло поблескивающих шлемах пришпоривали своих коней, приближаясь к ним.
Харальд остановился и оглянулся через плечо. У Торгрима перехватило дыхание, он сам ощутил панику Харальда, который попытался ускорить свой бег. Он знал, как и Харальд, что уже слишком поздно. Пешие викинги не успеют к нему раньше, чем ирландцы на лошадях.
— Нет, нет! — заорал Торгрим в отчаянии, но не замедлил бега, наоборот, он мчался из последних сил, чтобы успеть заслонить своего мальчика от готовой настичь его смерти.
Расстояние между всадниками и Харальдом сократилось до десятка перчей, но тот все пытался уйти, тяжело хромая. Торгрим потянулся к рукояти меча и вдруг почувствовал, как сильные руки хватают его за плечи и заставляют остановиться. Он забился, пытаясь вырваться на свободу.
— Отпустите меня, сукины дети! — кричал он.