Почему я отвлекаюсь. Как распознать синдром дефицита внимания у взрослых и детей и что с ним делать Хэлловэлл Эдвард
Тут отец не выдержал:
— Что значит «не знаю»? Я могу принять что угодно, но не это. Ты просто хочешь, чтобы от тебя отстали. «Не знаю!..» С какой стати ты не знаешь? Не можешь придумать, почему ты такой бестолковый? Может, ты просто глупый? Но я-то знаю, что ты не глупый, хотя уже начинаю сомневаться. Перестань косить под дурачка!
Мама схватилась за голову:
— Как мне хочется махнуть на тебя рукой! Просто дать тебе жить, как хочется, и не думать обо всем этом.
— Так дай, — мрачно пробубнил Томми.
Мама с папой посмотрели друг на друга, сын нервно грыз ногти, а Большая борьба в очередной раз не принесла результатов. Это был далеко не первый разговор. Томми уже исполнилось шестнадцать, он учился в десятом классе. Первые годы в школе все было неплохо, и учителя считали его очень сообразительным и творческим мальчиком. Но в последние несколько лет ситуация изменилась. Теперь он едва справлялся. Родителям казалось, что они относятся к учебе серьезнее сына. В доме было так много споров по поводу Томми, что младший брат начал на него обижаться, а старшая сестра, уже заканчивавшая школу, пыталась стать миротворцем между Томми и родителями.
Отчет о последних школьных годах юноши напоминает сводки из генерального штаба.
Март. Томми обещает регулярно заниматься с учителем по французскому. Потом говорит, что так и делает, и родители ему верят.
Июнь. Учитель по французскому отправляет домой записку, в которой удивляется, почему Томми не обращается к нему за помощью, ведь он близок к тому, чтобы не быть аттестованным. Томми с отцом так ссорятся, что подросток убегает из дому.
Октябрь. На родительском собрании родителей Томми спрашивают, все ли у них в порядке дома. В школе юноша ведет себя так безобразно, что учителя беспокоятся, не принимает ли он наркотики и нет ли каких-то неизвестных им проблем. Родители заверяют, что в их браке все нормально и дома тоже все хорошо. Вернувшись домой, выясняют, что не так с Томми.
Январь. Томми, всю осень говоривший родителям, что самостоятельно работает над проектом по естествознанию, за неделю до сдачи признается, что так ничего и не сделал. Папа говорит, что может вытерпеть все, кроме обмана, и Томми должен ощутить последствия на себе. Мама возражает, что последствия — это плохая оценка по предмету, и оно того не стоит. Папа: «И что ты предлагаешь? Сделать все за него?» Мама: «Да, но как-то его наказать». За неделю юноша с папой делают призовой проект, основанный на идее компьютерной программы, которую подросток придумал сам, но так и не сумел воплотить в жизнь. Оказалось очень интересно работать над проектом, папа забывает о наказании, и некоторое время после получения награды вся семья сияет от счастья.
Март. В день, когда семья должна уехать в отпуск, Томми вдруг говорит, что никуда не поедет. Под давлением он признается, что ему душно в семье. Папа читает сыну лекцию о том, как он должен быть всем благодарен. Подросток пассивно слушает и едет на отдых. Там его по достоинству оценивает охрана гостиницы: он спрыгивает в бассейн с балкона второго этажа, потому что, по его словам, скучает. Мама с папой запирают его в номере на сутки и ссорятся.
Июнь. Томми обещает покосить траву, чтобы заработать в пятницу поход с друзьями в кино, но забывает об этом. На следующий день обещает, что покосит после футбола, но опять забывает. В воскресенье отец предупреждает его, что тот не выйдет из дома, пока газон не будет скошен. Томми видит в этом вызов и самовольно уходит, перед этим подговорив сестру сказать, что он занимается на втором этаже. Отец ловит его, когда тот возвращается домой. В ярости он начинает кричать на сына, потом бьет кулаком по кухонному столу. Отец сжимает кулак и уже отводит руку для удара, но вовремя спохватывается. Томми пугается. Спустя секунду, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, отец говорит: «Даже не представляешь, как ты меня разочаровал, сын».
Томми вздрагивает и чувствует, что на этот раз все серьезно: до этого папа никогда не называл его «сын». «Я просто хотел сходить к Питеру, а потом подстричь газон. Ты бы не разрешил». Отец разворачивается и выходит. «Пап, прости! Я сейчас все покошу! Честное слово, я не хотел!» Отец не оглядывается.
Наконец Элдриджи решили обратиться за помощью к специалисту. Они поговорили с репетитором сына, и он предложил пройти диагностику у детского психиатра. «Мне кажется, мы что-то упускаем», — сказал он родителям Томми.
Психиатр побеседовал с подростком наедине, потом с родителями, а затем со всеми вместе. Юношу направили на ряд тестирований, а затем врач предложил им снова встретиться для окончательной оценки.
Был поставлен диагноз СДВ. Когда психиатр объяснял, что это значит, мать Томми пристально смотрела на него. «Синдром дефицита внимания, или СДВ, — это распространенное заболевание, — начал доктор, — и для него разработаны хорошие методы лечения. Однако пока оно не диагностировано и им не занимаются, может возникнуть серьезное непонимание. Думаю, это произошло и в вашей семье. Многое в поведении Томми можно объяснить с точки зрения этого синдрома. Основные симптомы — сильная отвлекаемость, импульсивность и беспокойность. Все это есть у мальчика».
Психиатр продолжал объяснять, и тут мама Томми расплакалась. «То есть он ни при чем? Я все эти годы ругала сына за то, с чем он не мог справиться? Я чувствую себя такой виноватой! Это ужасно».
Если СДВ у ребенка диагностировано сравнительно поздно, скажем в старших, а не начальных классах, родители чувствуют вину и гнев. Они винят себя, что не смогли распознать болезнь раньше, и злятся, что им никто про нее не рассказал. Если смотреть со стороны, довольно очевидно, что диагноз легко не заметить, поскольку во многих школах и у многих специалистов знания об СДВ все еще отрывочны. Когда диагноз поставлен, не только ребенок, но и многие родители нуждаются в помощи, чтобы справиться с тяжелыми чувствами. Диагноз может потребовать полного перераспределения семейных ролей.
— Итак, ты больше не семейный псих, — заговорил четырнадцатилетний брат Томми на сеансе психотерапии, призванном объяснить всей семье поставленный диагноз.
— Алекс, не говори так! — сказала мама.
— Но это же правда! Он был шутом, а теперь мы будем говорить, что у него какая-то болезнь. По-моему, это просто чудесная отговорка.
Реакция Алекса типична для братьев и сестер, узнавших о диагнозе. Они чувствуют обиду, что больному уделяют столько внимания, и злятся, полагая, что их собственный труд не оценят по достоинству.
— Знаешь, мне приходится много трудиться, чтобы все было как надо. Давай, я тоже скажу: «Ой, на этой неделе я не могу, у меня СДВ». Ко мне тоже будет особое отношение?
— Но ты же здоров! — возразил папа.
— А откуда тебе знать? Спорим, что если я себе позволю, то тоже «заболею»? А Томми наверняка выздоровел бы, если бы старался.
— Что ты имеешь в виду? — не поняла мама.
— Доктор тут говорил, что при СДВ сложно удерживать внимание и концентрацию. А с кем такого не бывает? Я вам точно говорю: когда урок ведет мистер Хэйворт, мне тоже невероятно сложно быть внимательным и сосредоточиваться. Я не понимаю, почему нельзя называть обманом, когда Томми врет о выполненной домашней работе. Его СДВ заставляет врать? Это какая-то лицензия на убийство? Теперь он может увернуться от чего угодно.
— Это совершенно не так, — прервал его психиатр. — На Томми по-прежнему надо возлагать ответственность, просто теперь мы лучше понимаем, с чем он сталкивается. Это то же самое, как если бы он много лет страдал близорукостью, а теперь мы дали ему очки.
— Не знаю, — буркнул Алекс, глядя на брата так, как будто тот только что ограбил банк. — По-моему, это какая-то ерунда.
Томми отклонился назад, показал брату средний палец и сказал:
— Ты просто зануда.
— Вот видите? — кивнул на него Алекс.
— Погодите минуту, — прервал папа. — Давайте не будем опять ссориться. У нас последнее время хватало ссор.
— А что нам остается? — спросила сестра. — Если нельзя говорить о Томми, нам будет не о чем говорить.
— Это неправда, Сьюзи, — возразила мама.
— Может, и неправда, но, если перестать воевать по поводу Томми, нам точно не о чем будет говорить.
— А кто тебе сказал, что мы не будем спорить о Томми? — спросил Алекс. — Я, например, не говорил, что с этим смирюсь.
— Никто и не говорит, что надо с этим мириться, — прервал его психиатр. — Сьюзи высказала хорошую мысль. Ваши споры по поводу Томми могут служить какой-то цели, поэтому их сложно заменить.
— Какой цели, например? — спросил папа.
— Ну, во-первых, они могут доставлять удовольствие, — пояснил психиатр.
— Удовольствие? Что вы подразумеваете? — мама задохнулась от изумления. — Это же кошмар какой-то!
— Не могу утверждать, но мне кажется, что даже самые ужасные ссоры могут быть своего рода семейным развлечением.
— По-моему, так оно и есть, — сказала Сьюзи, глядя на Алекса. — Я знаю по крайней мере одного человека, которому это явно нравится.
— И что из того? — возразил Алекс. — Он же сам на них напрашивается.
— Могут быть и другие причины для ссор, — продолжил психиатр. — Пока Томми принимает удар на себя, он снимает груз с других.
— Вы так говорите, как будто Томми просто невинная жертва, — сказал папа.
— Я не это имел в виду. Просто предполагаю, что каждый из вас может захотеть оставить все как есть.
Семьи, как и большинство сообществ, противятся переменам. Например, если один член семьи хочет уйти, это часто считают предательством. Если кто-то растолстел и пытается сбросить вес, другие начинают саботировать его усилия. А если какой-то член семьи хочет выйти из роли, которую играл годами, это обычно дается нелегко, потому что остальные родственники стремятся ему помешать. Если человек играет роль клоуна, он останется клоуном. Если он ответственный старший ребенок, скорее всего, в семейной иерархии таковым и будет до конца дней. Если человек паршивая овца, ему будет сложно избавиться от этого образа в глазах родных, сколько бы хороших поступков он ни совершил.
То же самое с СДВ. Когда диагноз поставлен и семья сталкивается с необходимостью перемен, этот вызов часто встречают сильным сопротивлением. В описанной выше ситуации недовольство выразил брат Томми, Алекс, но говорил он не столько за себя, сколько за семейную систему в целом. Если представить семью в виде взаимосвязанной группы, а не набора отдельных личностей, легче увидеть, как движения одного ее члена приводят в движение другого, словно по цепочке нейронов. Один человек может выражать мнение, которое вся семья в какой-то мере разделяет, но не озвучивает, потому это возложено на кого-то определенного. В примере выше Алекс, выражая скептицизм и обиду на поставленный диагноз, позволяет другим членам семьи быть более понимающими по отношению к Томми. Давайте посмотрим, что произойдет, если младший брат начнет колебаться.
— По-вашему, я не хочу, чтобы Томми поставили этот диагноз, потому что иначе огонь будет направлен на меня? — спросил Алекс.
— Да, что-то в этом роде, — произнес психиатр.
— Наверное, вы правы.
— Алекс, ты нормально себя чувствуешь? — спросила мама с натянутой улыбкой.
— Да, мам. Почему ты постоянно ставишь под вопрос мое мнение?
— По-моему, Алекс хочет нас переиграть, — сказал папа, — и согласиться еще до того, как мы его заставим.
— Это он пытается проявить благородство, — заметила с сарказмом Сьюзи.
— Да. Его прямо распирает от доброты, — бросил Томми, скрестив руки на груди. — Не верьте ему ни на секунду.
Само то, что Алекс пытается потихоньку выйти из своей роли; сомнение в назначенной ему линии поведения подвергается огню критики со стороны всех членов семьи. У Алекса есть работа — роль, которую надо играть. Если он этого не делает и хоть немного колеблется, семья начинает беспокоиться и нападает.
Такого рода невидимые процессы часто встречаются в семейных отношениях. Их сложно уловить, и они могут помешать изменениям, через которые должна пройти семья после постановки диагноза СДВ.
«Погодите минуту, — вмешался психиатр. — Дайте Алексу шанс. Может быть, он открывает двери переменам». При поддержке психиатра Алексу разрешили на некоторое время выйти из роли антагониста и скептика и допустить, что Томми действительно по-настоящему болен и это оправдывает пересмотр семейных ролей и правил. Хотя в нашем случае ответственным за этот шаг стал Алекс, решение приняла вся семья. Именно она дала разрешение на изменения или, по крайней мере, на рассмотрение такой возможности. В этом случае Большая борьба может пойти на убыль, и есть шанс подготовить почву для мирного соглашения.
Когда Большая борьба утихает, семья может начать переговоры. Ключевые предпосылки для достижения консенсуса — во-первых, постановка диагноза СДВ и, во-вторых, убеждение «семейного бессознательного» изменить привычную систему. Как обратиться к «семейному бессознательному»? Как заставить его принять перемены? Психотерапевты обычно используют интерпретацию (в примере выше психиатр применил ее, когда предположил, что по каким-то причинам семья не хочет перестать воевать с Томми), а также конфронтацию (когда психиатр открыто вмешался в процесс, предложив дать Алексу шанс и не позволив родственникам заставить его вернуться к своей старой роли). Другие методики, которыми может воспользоваться психотерапевт, — это направление, поддержка и внушение. Их можно применить как во время семейной терапии, так и вне ее. Обычно начать процесс изменений помогает какая-то форма семейного совета или совместный визит к психотерапевту. Не стоит думать, что психотерапия необходима для согласования изменений, однако семье полезно учесть некоторые ловушки таких переговоров. Какой бы вариант ни был выбран, надо понимать, что существует такая вещь, как «семейное бессознательное», и оно может попытаться саботировать самые конструктивные и благожелательные попытки изменить ситуацию.
Когда семья намерена измениться, лозунгом должно стать слово «переговоры». Поначалу это может оказаться сложной задачей, но надо пытаться выносить напряжение, связанное с поиском консенсуса, слушать и мириться друг с другом до тех пор, пока каждый не будет услышан и не примет участие в выработке окончательного решения. Людям легче выполнять согласованные, а не навязанные договоренности.
На одном из сеансов психотерапии с участием Томми и его родителей мама сказала:
— Нам, так или иначе, придется придумать, как быть с твоей домашней работой.
Юноша вжался в кресло. Психиатр заметил это и предложил:
— Давайте подойдем к проблеме по-новому.
Повисла напряженная пауза.
— Хорошо, — сказал папа. — Видимо, мне придется взять это на себя. Кажется, теперь я понимаю, что мой подход был не самым разумным. Что я могу сказать? Так вырастили и меня. Мой отец тоже был упрямый. Если я не делал того, что было сказано, он снимал ремень и порол меня до полного послушания.
— Это помогало? — спросил психиатр.
— Конечно, помогало. Но ненадолго. Делать я делал, но стал ненавидеть его. Теперь, думаю, я простил его: он по-другому не умел, и с ним самим, вероятно, поступали точно так же. Но это стоило нам хороших отношений. Я до сих пор не могу с ним нормально общаться. Не представляю, как с ним обсуждать что-то важное. Мы разговариваем очень сухо. Но мы просто хотим, чтобы отношения когда-нибудь наладились.
Томми с явным интересом посмотрел на отца.
— Ты никогда не говорил мне об этом, пап.
— Да, по-моему, не говорил. Но я не хочу и не буду совершать ту же ошибку! Пойми меня правильно: я ни разу не брался за ремень, но и не хотел идти у тебя на поводу. Когда мы пришли в этот кабинет, я думал о многом. Мне очень не хочется, чтобы мы с тобой всю жизнь не разговаривали. Не знаю почему, но мне нравится твоя наглая рожа и твой писклявый голосок.
— Эй, пап, мне тоже нравится твоя метровая талия!
Мама Томми смотрела и слушала. В какой-то момент, когда ни сын, ни муж не слышали, она одобрительно кивнула психиатру.
— Девяносто шесть сантиметров, — поправил папа.
— Ладно, пусть девяносто шесть. Значит, ты тоже хочешь взять на себя домашнюю работу? — спросил подросток.
— Да. Хорошо бы, конечно, чтобы ты захотел делать домашнюю работу, но ты ведь не хочешь. А что ты вообще хочешь?
— Много свободного времени, денег, девушек и крутую тачку, — усмехнулся Томми.
Затем папа с сыном при молчаливом мамином одобрении стали согласовывать план, который устраивал их обоих. Чтобы это произошло, сначала нужно было создать атмосферу поддержки и сотрудничества, а затем отказаться от противостояния в переговорах.
К сожалению, иногда СДВ настолько угрожает родительской власти, что один или оба супруга реагируют чрезмерно и пытаются взять под контроль все до последней детали, начинают настаивать на своем праве диктовать, как все должно быть сделано. Теоретически просвещенная монархия может показаться привлекательным решением, однако в семьях с СДВ она редко приносит результат. Тому есть несколько причин. Во-первых, монархи обычно совсем не такие просвещенные, как им самим кажется. Во-вторых, членам семьи по понятным причинам не нравится, когда им постоянно указывают, что делать. В-третьих, властная рука, как правило, не снимает напряжение и конфликты. Например, если бы на описанном выше сеансе папа Томми начал говорить что-нибудь туманно воинственное и конфронтационное, вроде «Томми, не забывай, что мы тут главные и ты должен жить по нашим правилам», — беседа вряд ли прошла бы конструктивно. Стороны заняли бы полярные позиции, напряжение возросло, и даже если бы Томми отчасти согласился с отцом, то никогда в этом не признался бы, боясь потерять лицо.
Конечно, переговоры возможны не всегда, а в младшем возрасте нередко и нежелательны. Маленькие дети, больные СДВ, остро нуждаются в структуре и рамках. Они сами хотят ограничений и будут испытывать родителей, пока не добьются своего. В таком возрасте разумнее сказать: «Мы идем в Макдональдс», а не «В какой из пяти ресторанов нашего района ты хочешь сходить сегодня вечером?» Ребенок окажется во власти стимуляции и восторга, связанного с таким обилием вариантов, и он может два часа увлеченно размышлять, где поужинать. В этом случае лучше проявить здравый смысл, вмешаться и принять решение. Вердикт «мы идем в Макдональдс» может вызвать протесты, но в глубине души ребенок испытает облегчение.
Искусство переговоров — ключ к семейному управлению СДВ, нужно учиться ему с ранних лет, но нельзя на него полагаться, если речь идет о маленьких детях. В некоторых случаях они просто не в состоянии вынести такое напряжение. Порой ребенок превращает переговоры в спор, получая от этого большое удовольствие. Пререкания стимулируют, а больные СДВ обожают стимулы. Скучающий малыш может специально провоцировать ссоры в семье просто потому, что ему нравятся связанные с этим эмоции. В таких случаях уместно применить родительскую власть: «Будет, как я сказал, потому что я так сказал», — и пресечь любые дискуссии до тех пор, пока ситуация не стабилизируется.
Когда дети подрастут, переговоры станут очень важным инструментом: это рычаг управления поведением не только в семье, но и во всех человеческих сообществах. Тем не менее семье, столкнувшейся с СДВ, встать на путь переговоров очень сложно. Не отчаивайтесь, если беседа постоянно превращается в противостояние. Во-первых, имейте в виду, что больной СДВ в любом возрасте диалогу предпочитает борьбу, потому что она сильнее стимулирует. Ссоры в семье возбуждают больше, чем разумное, мирное сосуществование, а кидаться картофельным пюре в сестру интереснее, чем вежливо передавать тарелку. Большинство таких людей обожают возбуждение и стимуляцию, поэтому Большая борьба обычно привлекает, захватывает их сильнее, чем какие-то нудные переговоры.
Во-вторых, переговорный процесс для человека с СДВ всегда сложен тем, что влечет за собой фрустрации. Их сложно вынести любому человеку, но при синдроме дефицита внимания проблема глубже: больному проще быстро завершить разговор, пусть и вопреки собственным интересам, чем мучительно трудиться и доводить дело до конца. Это как спокойно сидеть на уроке: для большинства детей и взрослых с СДВ почти невыносимо. (Практическая рекомендация: предложите больному походить по комнате во время переговоров.)
Есть ли какие-то общие принципы, которые, с учетом всего вышесказанного, помогут провести семейные переговоры? Одну из лучших книг, посвященных искусству переговоров, выпустил Harvard Negotiation Project[26]. Это «Переговоры без поражения: Гарвардский метод»[27]. Изначально работа предназначалась для бизнеса и дипломатии, но она учит эффективно вести переговоры в семье лучше, чем многие книги по психологии и семейной терапии.
Авторы рекомендуют метод, который они называют принципиальными переговорами, или переговорами по существу. В его основе лежат четыре базовых пункта.
1. «Отделяйте людей от проблемы». Смысл в том, чтобы искать решение без опасения задеть чье-то эго или гордость. Если проблема носит личный характер, человек может не согласиться с самым разумным вариантом, чтобы сохранить свое реноме.
2. «Концентрируйтесь на интересах, а не на позициях». В этом разница между переговорами и дебатами. Дебатирующие команды любой ценой защищают или атакуют определенную позицию. Это их единственный интерес. Как у пехоты: ни шагу назад. Нельзя допускать, чтобы переговоры перерастали в «окопную войну». Во время переговоров у сторон может быть много интересов, и именно ими, а не какой-то позицией надо руководствоваться. Вообще говоря, позиция человека не всегда совпадает с его интересами, поэтому не все хотят отождествляться с какой-либо точкой зрения, чтобы сохранить возможность ее изменить. Это особенно верно для подростков: в пылу спора они иногда упрямятся, не слыша противника, и в результате из гордости отстаивают то, чего на самом деле совершенно не хотят.
3. «Находите взаимовыгодные варианты». Это особенно важно в семьях с СДВ: у больных этим синдромом есть склонность преждевременно прекращать обсуждение, чтобы избежать связанного с ним напряжения. Не думайте, что все нужно обсудить за один раз. Поднимите проблему и позвольте всем несколько дней подумать. Пусть каждый предложит разные варианты и выходы из ситуации: намного легче думается, когда на тебя никто не давит. Ни в коем случае нельзя никого запугивать или слишком рано настаивать на каких-то соглашениях.
4. «Настаивайте на использовании объективных критериев». Это позволяет сторонам обращаться к какому-то стандарту, а не только к собственной воле или мнению. Вот примеры объективных стандартов, которые могут пригодиться в семейных переговорах: как поступают в таких случаях другие семьи? Что советуют в школе? Какова рыночная цена этой услуги/вещи? Что говорят врачи о безопасности такого действия? Какое расписание рекомендует тренер? Что говорит закон? Есть ли некие ценности или религиозные предписания, которые могли бы помочь в переговорах?
Часто родители переключаются между «жестким» и «мягким» стилем. Они то вводят жесткие ограничения и суровые наказания, то раскаиваются в излишней «жесткости» и переключаются в «мягкий», но также неэффективный режим. Томми испытал и то и другое: его выгоняли из дому, а потом мама пекла для него печенье, пытаясь поддержать. В принципиальных переговорах, описанных Фишером и Юри, главное не мягкость или жесткость, а разговор по существу, о принципах и проблемах, поиск обоюдного выигрыша и разрешение конфликта интересов на основе справедливых стандартов, а не власти и силы воли.
Так, для семьи Томми было важно положить конец противостоянию между ним и родителями и перейти к проблеме успеваемости. Пока преобладала борьба за власть и проблема была неотделима от людей (согласно терминологии Фишера и Юри), Большая борьба не утихала. Как только Томми с папой смогли дружелюбно поговорить и найти точки соприкосновения, появилась возможность начать настоящие переговоры.
После того как семья разработала план действий, произошло то, что часто бывает в семьях с СДВ: один из них попытался снова спровоцировать конфликт. Томми согласился раз в два дня делать с репетитором свою домашнюю работу. Однажды за ужином Алекс решил подразнить брата за то, что ему приходится заниматься с учителем.
— Репетиторы нужны только умственно отсталым, — заявил он.
— Да пошел ты… — начал Томми.
— Погоди секунду, — прервала мама. — Алекс, зачем ты пристаешь к брату? Не видишь, что он старается? Когда мимо будет проходить Шэрон Макколл, мне тоже над тобой посмеяться?
Алекс покраснел. Томми расхохотался. На некоторое время за столом воцарился мир.
Чтобы подавить Большую борьбу, нужно потрудиться. Нужна ежедневная работа, иначе проблема появится снова.
Ниже приведены некоторые принципы борьбы с СДВ в семьях.
Двадцать пять советов по борьбе с СДВ в семье
1. Получите точный диагноз. Это отправная точка любой терапии синдрома дефицита внимания.
2. Займитесь просвещением. Все члены семьи должны знать факты об СДВ. Это первый этап лечения. Когда все поймут, в чем дело, многие проблемы решатся сами собой. Образовательный процесс по возможности должен охватить всю семью. У всех будут возникать вопросы. Позаботьтесь, чтобы они не остались без ответа.
3. Попытайтесь изменить семейную репутацию больного. Репутация в семье, как и в городе, и организации удерживает человека в определенной группе и форме. Изменение репутации может сделать ожидания человека оптимистичнее. Если от кого-то ждут ошибки, скорее всего, он действительно поскользнется. Если ожидают успеха, вероятность неудачи резко снижается. Поначалу в это сложно поверить, но СДВ скорее дар, чем проклятие. Постарайтесь заметить и развить у обладателя синдрома позитивные стороны и скорректировать его репутацию так, чтобы эти стороны стали заметнее. Помните: этот человек, как правило, вносит в семейную жизнь что-то уникальное: энергию, креативность, особое чувство юмора. Такие люди обычно оживляют своим присутствием любую встречу, и с ними интересно, даже когда они нарушают порядок. Они не терпят дураков, лишены благоговения перед авторитетами и не боятся говорить то, что думают. Они способны многое дать, и семья в большей степени, чем любая другая группа людей, может помочь им реализовать свой потенциал.
4. Сделайте так, чтобы все поняли: в СДВ никто не виноват. Не виноваты мама и папа. Не виноваты братья и сестры. И бабушка тоже не виновата, и даже сам больной СДВ не виноват. Не виноват никто. Крайне важно донести эту мысль до всех членов семьи. В нее должны поверить. Скрытое чувство, что СДВ — просто оправдание безответственного поведения или следствие лени, будет сводить лечение на нет.
5. Объясните, что СДВ касается всех. В отличие от большинства заболеваний, этот синдром серьезно и ежедневно затрагивает каждого члена семьи. Все должны участвовать в решении, поскольку каждый — часть проблемы.
6. Отслеживайте «баланс внимания» и стремитесь корректировать любые нарушения. Больному СДВ ребенку родители изо дня в день уделяют больше внимания, чем его братьям и сестрам. Это внимание может быть и негативным, но такой дисбаланс все равно приводит к обидам и лишает остальных детей того, в чем они нуждаются. Имейте в виду, что брат или сестра с диагнозом СДВ — это нелегкое бремя. Детям нужно дать возможность выразить свои опасения, беспокойства, обиды и страхи, связанные с этой ситуацией. Им нужно позволить сердиться и приходить на помощь. Следите, чтобы из-за неравномерного распределения внимания больной СДВ не стал хозяином положения и не начал доминировать на семейной сцене.
7. Попытайтесь уклониться от Большой борьбы. Она часто осложняет ситуацию, если СДВ не диагностирован или лечение не приносит успеха. Борьба настраивает больного ребенка против родителей или взрослого больного против супруга и приводит к ежедневному выяснению отношений. Негативные эмоции плохо влияют на всю семью. Как и отрицание и попустительство, характерное для семей, страдающих от алкоголизма, Большая борьба нередко определяет (и разъедает изнутри) семьи с СДВ.
8. Когда диагноз поставлен и семья поняла, в чем он заключается, надо устроить семейный совет и сообща найти решение. Пользуясь изложенными выше принципами, попробуйте договориться о приемлемых для всех правилах игры. Чтобы избежать тупика Большой борьбы и непрерывного конфликта, разумно выработать привычку к переговорам. Для этого может потребоваться серьезная работа, но со временем обычно удается достичь соглашения. Любые условия надо четко оговаривать. Лучше всего их записать, чтобы при необходимости было к чему обратиться. Следует оговорить конкретные обязательства всех сторон, а также план действий в случае достижения или невыполнения поставленных задач. Пусть война закончится мирным договором.
9. Если дома переговоры не приносят пользы, подумайте, не стоит ли обратиться к семейному психотерапевту. Опытный специалист поможет членам семьи выслушать друг друга и прийти к согласию. Во взрывоопасной обстановке очень полезно иметь рядом человека, способного удержать ситуацию под контролем. Подумайте о приобретении пособия по переговорам, например уже упомянутой книги Фишера и Юри.
10. В контексте семейной терапии нередко выручают ролевые игры. Они позволяют показать членам семьи, какими они видят друг друга. Поскольку больные СДВ плохо умеют наблюдать за собой, им необходимо посмотреть, как их изображают: это живо продемонстрирует поведение, которое они, вероятно, и изменили бы, если бы осознавали. В этом поможет видеосъемка.
11. Если чувствуете, что начинается Большая борьба, попытайтесь отступить и прекратить ее в самом начале. Разгоревшийся конфликт очень сложно погасить, поэтому лучший способ — профилактика. Не позволяйте борьбе стать непреодолимо притягательной.
12. Каждый член семьи должен быть услышанным. СДВ влияет на всех, хотя не все об этом говорят. Дайте высказаться молчунам.
13. Постарайтесь остановить негативный процесс и превратить его в позитивный. Аплодируйте, поощряйте успехи. Человек должен быть нацелен на победу, а не мрачно ожидать неизбежного провала. Замечать только положительное — одна из самых сложных задач, с которыми сталкивается семья в борьбе с СДВ, однако, если это получится, результаты могут быть потрясающими. Воспользуйтесь услугами хорошего семейного психотерапевта, тренера — кого угодно, лишь бы сосредоточиться на выработке позитивного подхода друг к другу и к проблеме.
14. Распределите обязанности. Каждый должен понимать, чего от него ожидают. Каждый должен знать правила и последствия их невыполнения.
15. Родители должны избегать циклов любви и ненависти. Бывает, что сегодня ребенок раздражает и его наказывают и отталкивают, а на следующий день он радует и его хвалят и любят. Этого плохо в любом случае, но для детей с СДВ особенно, поскольку они очень быстро превращаются из маленьких дьяволят в ангелов и обратно. Постарайтесь, чтобы ваше отношение к ребенку было ровным. Если будете колебаться вместе с ним, семейная жизнь станет бурной и непредсказуемой.
16. Выделите время, чтобы посоветоваться с супругом. Постарайтесь действовать единым фронтом: чем меньше вами будут манипулировать, тем лучше. Постоянство помогает вылечить СДВ.
17. Не скрывайте диагноза в узком семейном кругу. Здесь нечего стыдиться, и чем лучше родственники понимают, что происходит, тем эффективнее смогут помочь. Кроме того, не исключено, что у кого-то из них тоже есть это заболевание, хотя его обладатель об этом не догадывается.
18. Постарайтесь нацеливаться на проблемные зоны. Типичные примеры — время учебы, сна, ужина, утренние часы, переходные моменты (выход из дома и т. д.) и отпуска. Когда проблемная зона четко определена, к ней можно подойти конструктивнее. Обсуждайте возможные улучшения, выдвигайте конкретные предложения.
19. Устраивайте всей семьей мозговые штурмы. Пока не наступил кризис, общайтесь и думайте, как скорректировать проблемную зону. Пробуйте предложенные решения, отбирайте самые лучшие. Подходите к проблемам сообща, не забывая о позитивном отношении и вере в собственные силы.
20. Прислушивайтесь к советам учителей, педиатров, психотерапевтов, других родителей, детей. Иногда человек не слышит близких или не верит им, но готов прислушаться к такому же совету извне.
21. Постарайтесь сделать так, чтобы на СДВ смотрели как на любое другое заболевание: сделайте его как можно естественнее в глазах всех членов семьи. Подстройтесь к болезни, как к особому таланту или интересам, например музыкальному дару или спортивным способностям, развитие которых повлияло бы на семейную рутину. К больному надо приспособиться, но нельзя давать болезни доминировать. В минуты кризиса это может казаться невозможным, но помните: плохие периоды не длятся вечно.
22. СДВ может лишить семью сил, исказить отношения и настроить родственников друг против друга. Для эффективного лечения нужно время. Иногда ключ к успеху прост: не сдаваться и сохранять чувство юмора. Сложно быть оптимистом, когда дела, кажется, идут все хуже и хуже, но не забывайте, что терапия может подолгу не давать видимых результатов. Еще раз обратитесь за консультацией, прибегните к дополнительной помощи и не сдавайтесь.
23. Никогда не переживайте в одиночку. Постарайтесь привлечь как можно больше людей: педиатра, семейного врача, психотерапевта, группу поддержки, профессиональные организации, друзей, учителей, школу. Используйте любую помощь, какую только сможете найти. Группы поддержки могут удивительным образом уменьшать непреодолимые преграды и помогают сохранять трезвый взгляд на ситуацию. Человек ловит себя на мысли: «Получается, мы не единственная семья с этой проблемой?» Даже если сама проблема остается, она начинает казаться решаемой, менее необычной и угрожающей. Ищите поддержку. Никогда не переживайте в одиночку.
24. Обращайте внимание на ограничения и чрезмерный контроль. Больные СДВ часто преступают границы, не желая того. Важно, чтобы каждый член семьи знал и чувствовал, что он личность, а не игрушка в коллективе. Кроме того, диагноз СДВ может показаться кому-то из родителей такой угрозой его власти, что он превращается в тирана, фанатично настаивающего на постоянном тотальном контроле. Такое отношение только усиливает напряженность и пробуждает у других желание взбунтоваться. Членам семьи становится сложнее выработать в себе чувство независимости, необходимое для эффективного функционирования в обществе.
25. Не теряйте надежду. Надежда — краеугольный камень терапии синдрома дефицита внимания. У вас должен быть человек, которому можно позвонить и рассказать плохие новости и который поможет собраться с духом. Никогда не забывайте о положительных аспектах СДВ: энергии, креативности, интуиции, добросердечности. Помните, как много обладателей этого заболевания добиваются успеха в жизни. Даже если кажется, что болезнь топит вас и вашу семью, верьте: все наладится.
Синдром дефицита внимания способен разорвать семейные узы в любом возрасте. Джордж родился в Новой Англии[28], в консервативной, уважаемой семье. В жизни он перепробовал много профессий, содержал жену и детей, но так и не реализовал своего потенциала и не исполнил ожиданий, которые возлагали на него аристократичные родственники. Когда в пятьдесят семь лет мужчина узнал, что болен СДВ, и именно болезнь стала причиной его неудач в жизни, он пришел в восторг и поспешил поделиться новостью со старшей сестрой. Та ответила холодно: «Джордж, если ты нашел повод для радости, я рада за тебя».
«Я не ожидал многого. Пусть даже просто “Не может быть!” Но вообще ничего? Я этого не понимаю».
Приведенное ниже письмо Джордж написал сразу после разговора с сестрой, но не стал отправлять. На одном из сеансов он передал его мне с объяснением: «Неотправленное письмо моей старшей сестре, безупречной c виду дочери, жене солидного бизнесмена, ставшей безупречной с виду матерью, женой и столпом общества, классическому порождению идеальной семьи. С тех пор как в середине марта я поделился с ней недавним открытием — диагнозом СДВ, я не получил от нее ни единой вести. Это занятно, потому что она довольно много времени тратит на добрые дела для всех окружающих. Письмо я написал в качестве упражнения. Наверное, оно мне поможет, даже если никогда его не отправлю».
«Дорогая Патриция,
как ты, несомненно, помнишь, со времени нашего последнего разговора прошло достаточно много времени. Если не ошибаюсь, я звонил тебе в середине марта, чтобы поделиться своим открытием — синдромом дефицита внимания. Потом мы обменялись парой слов на Пасху, но ты быстро (и, должен сказать, довольно бесцеремонно) перепоручила меня Дэвиду. Я пару раз безуспешно пытался до тебя дозвониться, но потом стало очевидно, что ты сама не делаешь никаких заметных усилий, чтобы со мной связаться. Чем больше проходило времени, тем сильнее я убеждался, что лучше подойти к вопросу иначе. Не могу точно сказать, в чем дело; следовательно, не уверен, что выбрал правильную форму. Тем не менее я решил как можно искреннее сообщить тебе о своих мыслях.
Не знаю, известно ли тебе, что синдром дефицита внимания лишь недавно в достаточной степени изучили у детей, а для взрослых пациентов в этом диагнозе кроется еще много неясного. Не знаю, известно ли тебе, что… хотя, погоди минутку, письмо не об этом. Рассказать тебе об СДВ на самом деле не главное. Гораздо интереснее попробовать чуть подробнее описать изменения, которые происходят в моей жизни, и, возможно, побудить тебя ответить взаимностью.
Если помнишь, в марте я позвонил тебе, чтобы поделиться, без сомнения, важнейшим прозрением моей жизни. Эта болезнь не просто тихо мешала мне выполнять то, чего от меня ожидали: она заставила меня (и многих других) верить, что неспособность добиваться результата — это сознательный выбор, глубочайший недостаток характера. Сколько себя помню, я искренне полагал, что так оно и есть. При этом и мне, и всем, с кем я общался, было очевидно, что у меня есть способности, ум, хорошие внешние данные, тактичность и все остальное, что представляется важным в погоне за успехом… Стоп. По-моему, я опять пишу не о том.
На самом деле мне просто хочется спросить: что происходит у тебя в голове? Твой брат, которого ты много раз заверяла в искренней любви и преданности, рассказывает, что у него серьезное неврологическое заболевание и побочные эффекты буквально окутывают все его действия, отношения и мысли. Почему ты не предложила мне поддержку, не посочувствовала, не проявила интерес — вообще никак не отреагировала? Если ты почему-то не испытываешь этих чувств, почему же не возмутилась и не назвала меня симулянтом, помехой, пятном на нашем образцовом американском семействе? Почему ты вообще ничего не сделала? Может быть, я незначительный раздражающий фактор, раз ты со своих высот не удостоила меня снисходительным ответом?
Пэтти, это не имеет ни малейшего смысла. Я твой брат, Джордж. У меня неврологическое заболевание, которое называется «синдром дефицита внимания». Никто не виноват, что оно у меня есть, никто специально не влиял на то, чтобы оно как-то проявлялось. Я не сержусь и не сожалею об этом, хотя из-за болезни у меня были бесчисленные проблемы с самыми простыми действиями, которых я ожидал от себя, а другие ожидали от меня. Я не властен над стороной моего разума, отвечающей за удержание интереса почти ко всему значительному в моей жизни. Я казался себе и другим ленивым и немотивированным человеком, растрачивающим природные таланты. Это хронически отбивало у меня всякую охоту что-то делать. Я очень, очень долго был не в состоянии выдавить из себя ни капли настоящего энтузиазма к чему бы то ни было, кроме вылезания из долгов. Это не плод моего воображения и не оправдание неудачной жизни. Эта болезнь есть не только у меня, но и у тысяч мне подобных. Мой диагноз несомненен. Его безоговорочно подтвердили три независимых специалиста по СДВ у взрослых. Я прочитал не один и не два рассказа о жизни с недиагностированным синдромом, и в большинстве случаев сам мог бы написать что-то подобное. Характеристики симптомов как будто писали с меня самого. К счастью, я не оказался в тюрьме, как многие другие больные, не спился и избежал множества других печальных, но не столь редких исходов.
Сейчас я пробую различные комбинации лекарств, которые помогут мне управлять концентрацией внимания, и одновременно пытаюсь распутать накопившиеся за много лет схемы творческого поведения, благодаря которым я пережил столько взлетов, падений, отчаяния, смущения и даже немало веселых минут. Не могу сказать, что этот коварный недуг — благословение, но признаю, что это везение — узнать о нем, а не бороться с собой до конца своих не очень радостных дней.
Пожалуйста, поделись своими мыслями. Я не ожидаю от тебя ничего конкретного, но мне интересны твои мысли по этому поводу, какими бы они ни были. Будет мило с твоей стороны, если наши кровные и семейные узы сохранятся и мы по-прежнему будем делиться друг с другом жизненным опытом. Но если ты по каким-то причинам считаешь это невозможным, я переживу. Просто поставь меня в известность.
С уважением,
твой брат Джордж»
После некоторых колебаний Джордж решил не отправлять письмо. «Я думаю, пришло время перестать выпрашивать у нее какое-то одобрение. Она все равно не сможет его дать. Сам не понимаю, почему в таком возрасте я оглядываюсь на других». Со временем он начал получать одобрение окружающих и, прежде всего, стал доволен самим собой. Его долгую борьбу смогли наконец понять, по крайней мере он сам, жена и дети. Тем не менее было бы легче, если бы сестра сумела войти в его положение.
Семья обладает большой силой. Она может исцелить человека и причинить ему боль. Если семья захочет по-новому взглянуть на раненого родственника, помочь его вылечить, это может оказаться эффективнее, чем все лекарства, терапевтические приемы и заклинания, вместе взятые. Но если родные откажутся по-другому посмотреть на своего Джорджа, если начнут говорить: «Очередная глупая отговорка! Может, просто возьмешься за ум?» — это может снизить эффективность любого лечения. Немногим из нас дано пересилить влияние семьи, ее способность и опустошить нас, и вдохнуть в нас жизнь. Немногие способны перешагнуть через потребность в любви и одобрении отца и матери, братьев, сестер, других родственников. Если это желание будет исполнено, оно принесет добро и поддержку. Если человека отвергнут — будет нанесен вред.
Чтобы использовать свою мощь во благо, семья должна принять вызов. Все сообщества, и особенно семьи, избегают нарушения статус-кво, какой бы плохой ни была ситуация. Когда больной СДВ хочет измениться, он приглашает семью измениться вместе с ним. Это всегда сложно, причем не только в проблемных, но и в здоровых семьях. Однако, руководствуясь знаниями, информацией и при должном ободрении и поддержке большинство семей способны успешно адаптироваться.
Глава 6
Из чего состоит слон
Подтипы СДВ
До сих пор не существует общепринятого краткого определения синдрома дефицита внимания, поэтому приходится полагаться на описания его характерных симптомов. Такие описания часто относятся к какому-то одному элементу, подчеркивают тот или иной аспект синдрома, и все это напоминает притчу о слепцах, которые пытаются описать слона. Один из них щупает хобот и заявляет, что слон — продолговатый, трубчатый и выпускает теплый воздух. Другой схватился за хвост и рассказывает о чем-то тонком и гибком. Третий щупает ногу и утверждает, что слон похож на ствол дерева. Еще один трогает живот и возражает: слон — это что-то громадное и мягкое, как губка. И ни один слепой не может отойти от слона и увидеть его целиком.
То же самое можно сказать про СДВ. Сосредоточиваясь на отдельных элементах этого синдрома, мы рискуем упустить из виду другие, которые разительно отличаются. Например, если делать акцент на невнимательности, можно не заметить того, что большинство больных СДВ периодически способны невероятно фокусировать внимание. Или можно рассказать о гиперактивности и проигнорировать, что многие подобные люди — тихие мечтатели. Сложно, глядя на большую картину, понять, что все эти аспекты — часть единого целого. Тем не менее, исследуя различные элементы (подтипы) синдрома дефицита внимания, можно прийти к более полному пониманию этого сложного явления. Формально диагностическая номенклатура признает всего два подтипа СДВ: с гиперактивностью и без гиперактивности. Еще одна широкая классификация — деление на СДВ у детей и СДВ у взрослых.
Мы хотели бы ввести еще несколько подтипов. Не все из них получили официальное признание, но, основываясь на нашем клиническом опыте, считаем их полезными для выделения самых частых и характерных проявлений этого заболевания. Поскольку многие связанные с СДВ вторичные симптомы развиваются постепенно, перечисленные ниже подтипы преимущественно относятся к взрослым. Список начинается с самых распространенных.
1. СДВ без гиперактивности.
2. СДВ с тревожностью.
3. СДВ с депрессией.
4. СДВ с нарушениями обучаемости.
5. СДВ с возбужденностью или манией.
6. СДВ со злоупотреблением алкоголем и наркотиками.
7. СДВ у творческих личностей.
8. СДВ с рискованным поведением и СДВ «сильной стимуляции».
9. СДВ с диссоциативными состояниями.
10. СДВ с пограничными чертами личности.
11. СДВ c кондуктивным и оппозиционным расстройствами (у детей) и антисоциальными чертами личности (у взрослых).
12. СДВ c обсессивно-компульсивным расстройством.
13. Псевдо-СДВ.
СДВ без гиперактивности
Одно из самых распространенных заблуждений в отношении синдрома дефицита внимания — мнение, что он всегда сопряжен с гиперактивностью. Многие уверены, что если ребенок не лезет на стену, не имеет проблем с поведением и дисциплиной, то у него нет и СДВ. Или если взрослый не беспокойный, то у него не может быть этого синдрома. Порой кажется, что диагноз в общественном сознании сводится к симптому двигательной гиперактивности.
Это ошибочно, но неудивительно, ведь синдром дефицита внимания впервые был описан именно у гиперактивных детей, и наши знания о нем во многом базируются на исследованиях этой популяции. Сравнительно недавно ученые пришли к пониманию, что СДВ можно болеть и без гиперактивности, во всяком случае во взрослом возрасте, однако репутация успела прижиться, и устаревшие убеждения не торопятся сдавать позиции.
Современные данные свидетельствуют, что в мире множество детей и взрослых имеют полный набор симптомов СДВ, но при этом не только не гиперактивны, но даже не проявляют активности вообще. Скорее наоборот: они ведут себя медлительно.
Такие люди — мечтатели. Это дети, часто девочки, которые сидят на задней парте, крутят пальцем волосы, смотрят в окно и подолгу о чем-то думают. Это взрослые, которые «отключаются» во время разговора или посреди страницы. Такие люди склонны иметь очень развитое воображение. Они строят лестницу в небеса и убегают по ней в середине беседы, или пишут в уме пьесы, хотя не закончили работу на день, или вежливо кивают головой в знак согласия, хотя вообще не слышали, что было сказано. Они уходят тихо, без лишнего шума, характерного для их гиперактивных собратьев, но в остальном все так же.
СДВ без гиперактивности встречается у обоих полов, но у девочек и женщин, по-видимому, распространен шире, что может быть связано с особенностями экспрессии соответствующего гена или с отсутствием хромосомы Y.
В таких случаях главным симптомом обычно служит отвлекаемость — тихое, незаметное смещение внимания, которое, однако, происходит четко, как разрыв кинопленки. Представьте, что вы только что были в одном месте, а уже в следующую секунду перемещаетесь куда-то еще. Сами этих движений даже не замечаете: вы смирились с ними, как со сменой сцен в фильме. Перед вами разворачивается своя мысленная история, внутренняя экранизация событий дня, и вас точно так же увлекает нить повествования.
В каком-то отношении это очаровательный симптом. Разум блуждает, как ручеек, ветвится, повторяет изгибы ландшафта: тут свернет, там блеснет водопадом, тихо, по собственному расписанию пробивая путь к большой реке мысли.
Но, с другой стороны, ничего очаровательного в этом нет. Временами невозможность положиться на свою способность что-то запомнить, успеть в срок, не сбиться во время важного разговора, сосредоточиться на том, что очень хочется прочитать, или на проекте, который ждет завершения, совершенно сковывает человека. Кажется, что блуждающий ручей уносит вас очень далеко, и совсем не туда, куда вы стремитесь.
«Бывает, я работаю за своим столом, — жалуется одна пациентка, — и вдруг, сама того не осознавая, переключаюсь на какую-то другую идею, подсказанную проектом. Потом начинаю следовать за мыслью или даже выхожу из-за стола, чтобы что-то принести, но, пока иду, забываю, зачем шла. Я почти как лунатик. Такое рассеянное состояние может продолжаться часами. В голове проплывает много интересных мыслей, я размышляю над множеством творческих идей, но работа не выполняется. Если я на что-то отвлекаюсь, несколько минут могу сознательно бороться и сосредоточиваться, но, как только перестаю следить за своими действиями и погружаюсь в работу, попадаю во власть этих причуд. Если бы получалось сосредоточиться хотя бы на час, я бы, наверное, сделала свою работу за день».
После того как женщина вылечила СДВ, ее жизнь преобразилась. «Это чудесно, — призналась она. — В общем и целом ощущения такие же, как и раньше, но я стала выполнять всю положенную работу! Я начала завершать проекты, которые много лет откладывала, и в конце дня не могу поверить, сколько всего удалось сделать. Но производительность — это еще не все. Я стала совершенно по-другому смотреть на себя, перестала считать себя какой-то чудной и ущербной, начала верить, что не просто не глупее других, но и довольно умна. Знаете, это разительная перемена. Жалко, конечно, что я не узнала о своей болезни раньше».
Концентрации внимания может мешать не только СДВ, но и многие другие факторы. Самые распространенные из них — лихорадочный темп повседневной жизни, травмирующие события в прошлом и настоящем, депрессия, злоупотребление алкоголем и наркотиками, лекарственные препараты, тревожные расстройства, реакция на горе, серьезные жизненные перемены и различные заболевания (например, некоторые виды эпилепсии, которые требуют консультации врача).
Тем не менее диагноз СДВ нельзя игнорировать. Особенно внимательным нужно быть, если отсутствует гиперактивность. Такой человек кажется просто одним из многих, кто «не может собраться с мыслями». Хочется встряхнуть его и сказать: «Проснись! Возьмись за дело! Перестань разменивать жизнь на пустяки!» Но если кто-то из близких вдруг поймет, что проблема не в лени и общей незадачливости, а в чем-то более глубоком, жизнь человека станет гораздо лучше.
СДВ с тревожностью
Некоторые больные синдромом дефицита внимания живут в состоянии хронической тревожности. Их беспокоят не невнимательность или импульсивность, связанные с этим заболеванием, а, скорее, сопутствующая им тревога.
Тревога бывает логичной, очевидной и иррациональной, скрытой. Логичную тревогу человек испытывает, когда хронически забывает о своих обязанностях, «спит» наяву, необдуманно действует и говорит, опаздывает, не укладывается в сроки. Все это типично для СДВ, и жизнь в таком состоянии, конечно, вызывает непрерывное беспокойство: «Что я забыл?», «Что еще пойдет не так?» Человек пытается уследить за своими делами, как жонглер за мячиками.
В существование скрытой тревожности сложно поверить, но мы часто наблюдаем это явление в клинической практике. Она выражается в том, что больной тревожным СДВ активно ищет поводы для тревоги и волнения. День или любой момент отдыха для него начинается c быстрого сканирования горизонтов психики в поисках причины для беспокойства. Обнаружив ее, больной «берет цель», как самонаводящаяся ракета, и больше не отпускает. Каким бы банальным ни был повод, какие бы страдания ни причиняло волнение, человек возвращается к навязчивой мысли и ярко ее переживает. Некоторые из этих людей действительно больны обсессивно-компульсивным расстройством, но большинство нет. На самом деле беспокойство для них — это способ организовать свое мышление. Они как будто чувствуют, что лучше потерпеть болезненные переживания, чем бороться с неуверенностью и хаосом.
Прочитайте описание, сделанное пациентом: «В ту самую минуту, когда из головы уходит одна проблема, я берусь за поиски следующей. Обычно это какая-то ерунда, например неоплаченный счет или то, что мне пару дней назад сказали по поводу веса. Но я мучаюсь этими мыслями, пока они не испортят настроение».
Склонность концентрироваться на волнении — определяющая черта СДВ с тревожностью. Это встречается нередко. Почему мысли такие навязчивые? Отчасти потому, что человек не знает причины своего поведения. Это, как большинство психологических привычек, будет сохраняться до тех пор, пока не наступит прозрение и больной не начнет сознательно менять ситуацию.
Другим объяснением навязчивого, нередко крайне болезненного стиля мышления мы считаем реакцию испуга при СДВ. События развиваются следующим образом.
1. Что-то пугает человека. Это может быть изменение состояния, например пробуждение или переход от одной задачи к другой; завершение дела или какая-то новость. Повод обычно банальный, однако испуг все равно требует некоторой реорганизации части головного мозга.
2. За испугом следует небольшая паника. Мозг не знает, куда смотреть и что делать: он был на чем-то сосредоточен, а теперь от него требуют перемен. Это очень дезорганизует, поэтому разум тянется к чему-то горячему, на чем можно сконцентрировать внимание. Поскольку волнения — это очень горячие эмоции и тем самым хорошо организуют, нужно найти повод для беспокойства.
3. Панику сменяет тревожная руминация. Это неприятно, но, по крайней мере, приносит порядок. Человек может раз за разом, тысячи раз в день прокручивать в голове одно и то же: «Я успею заплатить налоги?», «Она на меня как-то не так посмотрела. Может, она сердится?», «Я сдал экзамен или не сдал?» — и паника, вызванная «испугом», сменяется сосредоточенной болью.
Весь смысл этой последовательности — избежать хаоса. Никто не любит хаос, но большинство людей могут потерпеть миллисекунду и даже секунду, чтобы перейти от одного задания к другому, из одного состояния в другое, от стимула к стимулу. Разум же, пораженный СДВ, нередко не способен на это. Он вынужден фиксироваться на волнении и концентрируется на нем. Вернее, увязает.
СДВ с депрессией
Иногда первый симптом, который приводит больного СДВ в кабинет психиатра, — это проблемы с настроением, особенно депрессия. Синдром дефицита внимания обычно описывают другими характерными симптомами — отвлекаемостью, импульсивностью и беспокойством, поэтому при жалобах на депрессию этот диагноз не рассматривают. Однако СДВ и депрессия, несомненно, часто сосуществуют.
Это совсем неудивительно, если взглянуть на жизнь типичного человека, больного синдромом дефицита внимания. Уже в детстве он сталкивается с хроническими фрустрациями и чувством поражения. Он никак не добивается результата, его называют глупым, ленивым, упрямым. Ему необычайно сложно справиться с требованиями повседневной жизни, он отключается, вместо того чтобы сосредоточиться, раз за разом срывает сроки. Его переполняет энергия, но самооценка подпитки не получает. Человек может прийти к выводу, что не стоит и пытаться, жизнь слишком сложна и сводится к борьбе, поэтому, наверное, будет лучше, если она закончится.
Отрадно наблюдать, как люди с недиагностированным СДВ мужественно смотрят в глаза отчаянию. Они не сдаются. Даже если их уже много раз сбивали с ног, они встают, снова падают и еще раз поднимаются. Их очень сложно повалить окончательно. Такие больные обычно не склонны жалеть себя: они скорее разозлятся, встанут и возьмутся за дело снова. В этом смысле их можно даже назвать упрямыми: они не смиряются с поражением. Тем не менее депрессия может сохраняться.
Хотя к депрессии, часто наблюдаемой у больных СДВ, отчасти может подталкивать жизненный опыт, не исключены и биологические факторы. Вполне вероятно, что у СДВ и биологической депрессии (вызванной не жизненными событиями, а биологией) общая патофизиология, то есть оба состояния могут быть физиологически и генетически связаны. То, что нарушается при депрессии — «патологическая» часть физиологии, — может нарушиться и при СДВ.
Джеймс Хадсон и Харрисон Поуп из Школы медицины Гарвардского университета опубликовали инновационное исследование, в котором предложили интересную гипотезу: у восьми заболеваний, в том числе депрессии и СДВ, может быть общая патофизиология. Они назвали эту группу «расстройства аффективного спектра», и кроме двух упомянутых болезней включили в нее булимию, обсессивно-компульсивное расстройство, катаплексию[29], мигрень, паническое расстройство и синдром раздраженного кишечника. Такая классификация поддерживается клиническими данными и тем, что заболевания реагируют на схожие препараты. Если лекарство, которое успешно лечит глубокую депрессию, так же хорошо лечит и СДВ, может быть, имеет смысл предположить связь между этими состояниями? Хотя это необязательно соответствует действительности — в медицине есть несвязанные заболевания, которые лечат теми же лекарствами, — гипотеза, безусловно, достойная внимания, тем более что Хадсон и Поуп приводят убедительные доказательства физиологической связи восьми расстройств аффективного спектра.
Учитывая биологию и жизненный опыт, неудивительно будет обнаружить, что депрессия связана с СДВ.
Часто, однако, проблемы с настроением при синдроме дефицита внимания не столь очевидны. Они недостаточно тяжелы, чтобы назвать их депрессией, но и не просто обычное плохое настроение. Посмотрите, как свое состояние описывает больная.
«Я вряд ли когда-нибудь буду по-настоящему счастливым человеком. Сколько себя помню, постоянно грустила. Иногда я забываюсь и в такие моменты, наверное, могу даже показаться счастливой. Но как только начинаю думать, неприятные чувства возвращаются. Это не отчаяние. Я никогда не пыталась совершить самоубийство. Ничего подобного. Просто дело в том, что я никогда не чувствовала себя удовлетворенной — ни собой, ни жизнью, ни будущим. Это неравный бой. Кажется, я всегда считала, что жизнь просто не может быть другой: это одна большая череда разочарований, которые прерываются редкими проблесками радости».
Это описание вызывает в памяти ремарку Сэмюэла Джонсона[30], человека, в жизни которого можно найти достаточно свидетельств СДВ и депрессии. Он как-то заметил, что «жизнь — это путь не от удовольствия к удовольствию, а от надежды к надежде». Также он пишет: «В жизни надо вынести многое, и мало найдется поводов для радости». Еще говорил, что «наш мир кишит грехами и печалями».
Неутихающая грусть и безрадостность часто сопутствуют СДВ и иногда исчезают после успешного лечения синдрома. Это как убрать из глаза соринку: человек начинает видеть красоту там, где были какие-то неясные, размытые контуры. У людей, страдающих этим подтипом СДВ, отвлекаемость — неотъемлемая часть заболевания — мешает осознавать удовольствие, воспринимать порядок и чувствовать, что в жизни все может быть хорошо.
Процитированной выше пациентке даже не приходило в голову, что жизнь может измениться к лучшему. Если что-то шло на поправку, она просто этого не замечала и постоянно отвлекалась на какие-то сравнительно безобидные переживания, которые так сбивали ее, что она за деревьями не замечала леса. Чувство хронического разочарования было в равной степени порождением действительных неудач и неспособности замечать порядок и стабильность своего мира.
Мы не хотим сказать, что любая депрессия связана с СДВ. Это далеко не так. Однако существуют хронически безрадостные люди, у которых синдром дефицита внимания действительно есть, но они об этом не подозревают.
Здесь возможны два варианта. Первичное нарушение — неспособность уделять внимание — может привести к вторичной проблеме — депрессии, или обе болезни — СДВ и депрессия — сосуществуют и независимо развиваются из той же физиологической патологии.
СДВ с нарушениями обучаемости