ИГ/РА. НЕидеальный мужчина #1 Килина Диана

Глава 20

Я устал от чужих городов,

Я устал колоть этот лёд.

Я хотел бы уснуть,

Но нет времени спать.

И опять за окнами ночь,

И опять где–то ждут меня,

И опять я готов идти.

Опять…

Виктор Цой и Кино «Сосны на морском берегу»

Когда в моём доме впервые появилась женщина, то есть — Ольга, я не чувствовал неловкости. Не чувствовал, что привычный уклад жизни рушится, почва уходит из–под ног, что меня захомутали и теперь я обязан жениться и всё такое. Мне даже было любопытно, к чему это приведёт, и я с интересом наблюдал за дальнейшим развитием событий. Ну, или наших отношений, давайте будем честными.

Сейчас я испытал дикий восторг, когда она по–хозяйски распахнула дверь дома (моего дома), шагнула внутрь, и направилась к кухне, сбрасывая на ходу свои туфли. Я, почти привычным жестом, поднял их и отшвырнул в прихожую.

То ли недолгая разлука так на меня повлияла, то ли магнитные бури, но я не мог оторвать от неё взгляда, как только она переступила порог моего кабинета. Собранная, сдержанная, с лёгкой улыбкой на аппетитных губах и кокетливым глубоким разрезом на юбке, отчего при ходьбе её бедро обнажалось. Я триста раз проклял всё на свете, что ехал в машине перед ней, а не рядом с ней. Хотя, с другой стороны — хорошо, что я не видел этой светлой кожи на её ножке, мог бы не сдержаться. Я, конечно, не насильник, но от флюидов, которые испускает эта женщина, башню срывает капитально.

Она включила кофеварку, заправив её не менее хозяйственным жестом, и улыбка на моём лице достигла критических размеров. Пока она носилась по кухне, изучала содержимое холодильника и вытаскивала из него какие–то продукты, я просто наблюдал. Наблюдал за тем, как плотно обтягивает ткань юбки её задницу; наблюдал за тем, как вырез белоснежной шёлковой блузки чуть расходится, когда она двигается, и, конечно, наблюдал за этим разрезом на бедре, будь он неладен.

— Проголодалась? — произнёс я, подпирая щёку рукой.

— Есть немного, — промычала Оля, намазывая сливочное масло на хлеб.

Следом за маслом последовал толстый, нет — толстенный, слой печёночного паштета. О вежливости Сладкая, по всей видимости, забыла, потому что есть начала жадно, перепачкав пальцы в вязкой субстанции коричневого цвета.

— Охренеть, как вкусно, — промычала она с набитым ртом, — Я обожаю российский паштет.

От грубого словца, которое вылетело из её уст, я слегка опешил, а потом засмеялся. Она дожевала свой бутерброд, проглотив последний кусок как питон, и принялась ковыряться в коробке пальцем, соблазнительно его облизывая.

Я мысленно простонал, а потом не выдержал:

— Сладкая, не делай так, пожалуйста, — проскулил я, закрывая глаза рукой.

Она тихо ойкнула и затихла. Я посмотрел на неё сквозь пальцы и снова засмеялся, увидев выражение её лица — выражение нашкодившего ребёнка, которого застукали за чем–то нехорошим.

— Откуда у тебя привычка есть руками? — спросил я серьёзно, когда она принялась отмывать свои пальцы от паштета и масла.

Оля ненадолго застыла, а потом повернула голову и тихо сказала:

— Родители. Меня редко кормили дома, — выключив кран и вытерев руки полотенцем, она подошла к кофеварке и налила кофе в приготовленные для этого заранее кружки, — Когда доставалась какая–то еда, я была так голодна, что ела руками.

Я принялся изучать её лицо, когда она села на высокий табурет рядом со мной. Её глаза заволокло грустной дымкой, и она одарила меня вымученной улыбкой.

— Ратмир этого терпеть не мог, — тихо сказала она, потупив взгляд, — Постоянно переучивал, но привычка — вторая натура, кажется, так говорят.

Кивнув, я потянулся к своей кружке и отпил щедрый глоток. Положив локти на стол, я постучал кончиками пальцев по столешнице.

— Какие у тебя дела в Питере?

Сладкая судорожно вздохнула, и отвернулась к окну, обхватив свою кружку тонкими пальчиками.

— Людмила Соколова, — коротко сказала она, и я нахмурился, — Жена Михаила. Я общаюсь с ней.

— Чувствуешь вину?

— Немного.

— Почему немного?

Оля пожала плечами, а потом снова заговорила:

— Соколов был не плохим человеком, если конечно об окружении Ратмира можно такое сказать, — коротко усмехнувшись, она медленно отпила свой кофе, — Он помог мне, хотя мог этого не делать. Я могу курить в доме? — спросила она, переводя тему.

— Можешь, — я допил свой кофе и встал, чтобы убрать посуду, — Я заберу твою сумку из машины и отнесу её наверх. Как твоё плечо?

— Нормально. Я уберу здесь, — Оля медленно моргнула, проследив за моими телодвижениями.

— Договорились.

Взяв ключи от её машины с кухонного островка, я вышел из кухни, а затем и из дома. На улице было прохладно, и тёмные тучи подсказали мне, что лето в Питере закончилось. Пока я шёл к машине и обратно, начало мелко накрапывать.

Из кухни доносился приглушённый голос Ольги. Вспомнив разговор с загадочным «другом» Артёмом, я навострил уши и прислушался, застыв перед лестницей.

— Я не уверена, что успею. Послушай, я всё сделала, — она замолчала, — Ляль, не кипятись, он признается. Какой психолог? — пауза, — А, ты об этом. У него есть видео, — опять молчание и судорожный вздох, а потом тихие шаги по полу, — Да, этот подонок снимал детей на видео. Да, я уверена. Найдите их, — шаги продолжались: туда–сюда, туда–сюда, — Так сделай что–нибудь и раздобудь ордер на обыск! — Сладкая перешла на крик, а потом снова притихла, — Ляль, послушай меня — я могу не вернуться, — вот тут мой рот удивлённо приоткрылся.

Что значит: «Я могу не вернуться»?

Разговор тем временем продолжался:

— Найдите видео. Покажите их любому детскому психологу, и он подтвердит, что детей принуждали, — снова вздох, — Да. Действуй. Пока.

В кухне что–то с грохотом разбилось, а потом послышалось смачное ругательство. Я моргнул и медленно поставил сумку на первую ступеньку лестницы, а затем сделал несколько шагов и появился в арке.

Оля стояла, опираясь руками о столешницу, и раскачивалась вверх–вниз на носках. От этих движений её голова тихо билась об угол верхнего шкафчика кухонного гарнитура.

— Сладкая? — осторожно произнёс я, не решаясь подойти ближе, — Всё в порядке?

Она медленно выпрямилась и повернулась. Кивнув, она обхватила себя руками и откинула голову назад, снова ударившись о шкаф.

— Работа. Тяжёлый случай.

— Ты ведь работаешь с детьми, да? — я всё–таки шагнул на кухню и обошёл остров, чтобы встать перед ней.

Прикрыв глаза, она снова кивнула.

— Насилие?

Снова кивок.

— Ясно, — отрезал я, погладив её родинку большим пальцем, — Хочешь чего–нибудь выпить?

— Нет, — не открывая глаз, ответила она, — Поцелуй меня.

От этой просьбы я слегка опешил. Не то, что я был против, но она сама впервые попросила меня о чём–то подобном.

Стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы не спугнуть её, я приблизился вплотную и наклонился над ней. Глаза Ольга так и не открыла, даже чуть нахмурилась, когда моё лицо застыло в сантиметре от неё.

— Ты побыстрее можешь? — тихо шепнула она.

Мои губы сами собой скривились в усмешке, и я провёл ими по её щеке и своей любимой родинке. Оля судорожно вздохнула и убрала руки с груди, положив их на мои плечи.

— Лазарев, не тормози, — фыркнула она, повернув голову.

Мой рот накрыл её, и я осторожно, по глоточку, начал пить её вкус. Сладкие розы и соль, странное сочетание, дурманящее, кружащее голову и сводящее с ума. Одной рукой я обхватил её талию, а другой провёл по лицу и шее, ощущая, как под моими пальцами расцветают крупные мурашки и тонкие светлые волоски встают дыбом.

Она осторожно прижалась ко мне и чуть запрокинула голову, впуская мой язык в свой рот. От этого в моём мозгу что–то выключилось, и я рывком оторвал её от пола и усадил на столешницу. Острые коленки прижались к моему возбуждённому члену, и я просунул бедро между ними, раздвигая её ноги.

Сладкая что–то промычала в мой рот, и я приоткрыл глаза. Она хмурилась, но не отрывала своих губ от моих, как будто не хотела отпускать. Я провёл ладонью по её обнажённому бедру, которое так выигрышно выглядывало из–под выреза юбки. Моя рука, покоящаяся на её талии начала вытаскивать блузку, а потом самым наглым образом прошмыгнула под тонкую ткань. Пальцы нащупали тёплую кожу, стали пробираться выше, пока я не почувствовал тонкие выступающие линии.

— Стоп, — Ольга резко отстранилась и оттолкнула мои плечи, — Хватит.

Её голос дрожал, но был холодным. Я отступил на шаг, сжав руки в кулаки и послушно кивнул:

— Как скажешь. Можно вопрос?

Спрыгнув на пол, Сладкая поправила свою юбку и одёрнула смятую блузку.

— Валяй, — наигранно небрежно бросила она.

— Что это был за рисунок?

Она резко вдохнула воздух и со свистом его выдохнула. Покачав головой, Оля прошла мимо меня и уже у самого выхода из кухни тихо бросила:

— Крылья. Я хотела, чтобы у меня были крылья.

Глава 21

Сегодня кому–то говорят: «До свиданья!»

Завтра скажут: «Прощай навсегда!»

Заалеет сердечная рана.

Завтра кто–то, вернувшись домой,

Застанет в руинах свои города,

Кто–то сорвётся с высокого крана.

Виктор Цой и Кино «Следи за собой»

— Привет, Люсь, — я вошла в крошечную прихожую однокомнатной квартиры на Хасанской улице и осторожно сняла туфли, стараясь лишний раз не шуметь, — Спит?

Люда кивнула и протянула руки для объятий. Похлопав её по спине, я мягко отстранилась.

— Пошли на кухню, я суп варю, — шепнула она.

Я всунула свои ноги в мягкие тапочки, и крадучись пошла за ней следом, окидывая крохотную однушку хмурым взглядом. Мебель была убогая, местами потёртая, полы противно скрипели и обои пожелтели от старости. В кухне царил привычный порядок и стоял аромат куриного бульона, который тонкой струйкой уходил в приоткрытое окно. Радует, что хозяин этой квартиры хотя бы поставил пластиковые стеклопакеты.

— Ты надолго в Питере? — тихо сказала хозяйка скромного жилища, помешивая на плите то, что так приятно пахло.

— Не очень, — я уселась на шаткий стул и убрала волосы за уши, — Как ваши дела?

— Да ничего, потихоньку. Вчера снова обзванивала детские сады, чтобы куда–нибудь пристроить Даньку. Мест нет, — она глубоко вздыхает, — Дай Бог, если к двум годам возьмут, а так не раньше трёх попадёт в городской.

— Совсем туго с деньгами? — осторожно спрашиваю я, изучая её затылок исподлобья.

— Терпимо. Репетиторством подрабатываю, но с Данькой тяжело — отвлекает.

— Ты на дому?

— Да, — Людмила отхлебнула супа из ложки и поморщилась, — Соли мало.

— Что кашеваришь–то?

— Суп с клёцками. Данькин любимый. И дёшево, — всё это она проговорила, отойдя от плиты и высыпая муку в небольшую пластмассовую чашку.

Туда же разбилось одно яйцо и залилось полстакана воды. Люся принялась размешивать тесто, повернувшись ко мне.

— А ты как? — спросила она, с улыбкой.

— Нормально.

— Ты в гостинице остановилась? — она пристально меня разглядывала, не переставая активно работать рукой.

— Нет, — я запнулась, ища подходящее слово, — У друга.

— Друга? — Люська вскинула бровь и улыбнулась, — И как зовут твоего друга?

Я замолчала, уставившись глазами на кончики своих ногтей, с которых начал отколупываться чёрный лак. Затем я подняла глаза, и ответила:

— Игорь.

— Хорошее имя, — Люся кивнула и отставила чашку. Взяв ту же столовую ложку, которой она размешивала суп, она запустила её в тесто, а потом начала лить его тонкой струйкой в кастрюлю, — Сильное.

— Что оно означает? — вкрадчиво спросила я, зная её страсть к толкованию имён.

— Игорь? Имя старорусское, образовано от двух слов: «Иго» и «Рь».

— «Иго» звучит знакомо, — промычала я, нахмурившись, — А «Рь» — это что?

Люська коротко хмыкнула:

— «Рь» — это решение. Сила воли, сила духа. В данном сочетании оно усиливает значение первого слова, — Люда вздохнула и полуобернулась ко мне с лёгкой улыбкой, — Я думаю, что твой друг из той породы людей, которые никогда не останавливаются, пока не получают желаемое.

— Да, звучит знакомо, — промычала я, — А какое точное значение у слова «Иго»?

— Угнетающая, порабощающая сила — дословно. Рабство, бремя, — я удивлённо округлила глаза, но Люся не увидела этого и снова попробовала суп, — Но в значении имени это немного искажается.

— Каким образом?

— Ну, вряд ли в наше время можно быть рабовладельцем, — она хмыкнула, а я судорожно сглотнула, — Но, у него, например, может быть страсть всё контролировать и подчинять себе. Продумывать каждый шаг и следовать чёткому плану. Такой человек — хороший руководитель и люди готовы идти за ним, — выключив плиту, она обратилась ко мне, — Будешь?

Я кивнула, и продолжила допрос:

— Люсь, а что ты знаешь об имени Ратмир? — осторожно спросила я, не в силах совладать с любопытством.

— Редкое, но красивое. Хорошее очень. «Рать» и «Мир».

В горле встала желчь, и я попыталась её протолкнуть обратно вниз, но не вышло.

Воин мира? Это должно быть шутка.

Уставившись в одну точку на полу, я не сразу поняла, что Людмила села за стол и поставила передо мной тарелку с супом. До меня приглушённо донёсся её голос, но я не расслышала, что она сказала.

— Что? — переспросила я.

— Как вы познакомились?

— С кем? — я удивлённо моргнула.

— С Игорем, — Люся нахмурилась, — С кем же ещё.

Я невольно ухмыльнулась.

— Столкнулись на дороге.

— Это романтично, — Люся облизала ложку и грустно улыбнулась, — Мы с Мишей в ресторане.

— Это тоже звучит романтично.

— Ничего подобного, — Люда широко улыбнулась, но в уголках её глаз стояли крошечные капли, — Я работала официанткой и опрокинула на него поднос с едой. Меня сразу же уволили, и я рыдала на ступеньках чёрного входа, когда он шёл к своей машине на парковке. Обозвал меня криворукой дылдой, — она нахмурилась, — А я назвала его престарелым мудаком и пнула его Мерседес.

— Это на самом деле романтично, — я не сдержала улыбку и накрыла её руку своей ладонью, — А потом?

— А потом он извинился и протянул мне носовой платок. На самом деле, он нужен был ему — потому что на подносе у меня была паста болоньезе, и его рубашка вся была в оранжево–красных разводах, — Люда коротко хихикнула, — Он отвёз меня домой, а на следующее утро мне позвонил директор ресторана и позвал обратно на работу.

— Да, Мишка был такой… — я коротко зажмурилась, чтобы подавить в себе желание заплакать, — Он мог быть таким.

— Угу, — промычала она, опустив глаза.

Люда сделала вид, что ест суп, но я заметила, как несколько слезинок упали в её тарелку. Так и не найдя никаких ободряющих слов, я тоже принялась за еду.

Мы поговорили ещё с полчаса, а потом проснулся Данила. Я сослалась на ещё одно дело, попрощалась с ними, крепко обняв на прощание, и вышла из квартиры, предварительно забрав у Людмилы ключ–карту от ячейки хранения, которую ей передал мой связной.

На улице опять лило, как из ведра, поэтому я быстро прошмыгнула в свою машину, уже в салоне сбивая капли с бежевой кожаной куртки. Мой телефон завибрировал в кармане, и я не глядя сняла трубку:

— Алло.

— Оль, привет. У меня к тебе просьба, — спокойно начал Лазарев.

— Какая? — с любопытством спросила я.

— Мы с ребятами после работы хотим закрытое дело обмыть. Ты сможешь меня забрать?

— Смогу. Во сколько и откуда?

— На Садовой есть баревич один, недалеко от офиса. Я скину тебе точный адрес.

Я что–то промычала, повернув ключ в зажигании.

— Хорошо. Во сколько? — повторилась я, выезжая со двора.

— Часов в девять–десять.

— Заберу, — отчеканила я, собираясь положить трубку, но его голос меня остановил.

— Ты чем занимаешься?

— По делам мотаюсь. А что?

— Да так, переживаю, не заскучала ли.

Из меня вырвался смешок:

— Нет, не заскучала. В девять–десять заберу тебя. Пока.

Не давая ему возможности задать ещё один вопрос, я отключила телефон и бросила его на соседнее сиденье.

Времени у меня было предостаточно, но зная Питерские заторы на дорогах, я не стала терять его даром. Съездив на вокзал, я забрала небольшую барсетку из автоматической камеры хранения. Спрятала её под заднее сиденье, предварительно проверив старинный Наган 1895 года выпуска. К нему в комплекте шли две пули, и я невольно покрутила их в руках на удачу.

Решив скоротать оставшиеся часы в каком–нибудь уютном месте, я достала из бардачка гостиничный путеводитель, который остался там с прошлой поездки, и принялась изучать описания ресторанов. Недолго думая, я выехала на Невский проспект и поехала на Васильевский остров, любуясь видами города сквозь лобовое окно. Добравшись до угла Университетской набережной и Первой линии, я припарковала машину, и пошла по направлению к теплоходам.

Устроившись на нижней палубе за столиком у окна, я заказала себе классический чёрный чай и выбрала самое дорогое блюдо из меню — филе говядины с овощами и соусом из портвейна. Захотелось побаловать себя, находясь в Питере последние дни. За окном по поверхности воды били огромные капли, оставляя круглые разводы на Неве.

Когда я впервые приехала в Санкт–Петербург была такая же погода. У меня с собой была только одежда, которую мне собрал Миша, чёрная спортивная сумка, а в руке я сжимала тонкий клочок бумаги с написанным на него адресом. Чернила стали немного размытыми от сырости и того, что я часто теребила листок в руках, но тогда он казался мне какой–то связью с внешним миром — чем–то важным, и я не решилась его выкинуть, хотя могла бы — адрес я вызубрила наизусть.

Помню, как промокла насквозь тонкая ветровка, а я шла по проспекту Большевиков, не обращая внимания на чвакающие кроссовки и холод, который окутал, как одеяло. С волос стекали тонкие струйки, зуб на зуб не попадал — челюсти просто отбивали барабанную дробь. Когда я дошла до шестого дома на улице Коллонтай, из меня можно было отжать воду и напоить ею пол Африки.

Кажется, это было ещё вчера, но с тех пор столько времени прошло…

Моргнув, я уставилась в тарелку, которая самым волшебным образом появилась на столике передо мной. Отпив остывший чай, я взяла вилку в руки и принялась есть, медленно пережёвывая еду.

В ресторане я пробыла почти до восьми вечера, до тех пор, пока на мой мобильник не пришла эсэмэска от Игоря с адресом. Оплатив заказ, я быстрым шагом направилась к своей машине, игнорируя проливной дождь и промокающую одежду.

Когда я добралась по указанному адресу, было почти десять вечера. Я специально колесила по городу, не задумываясь куда еду и зачем. Иногда я так делала: включала музыку на полную громкость, облокачивалась локтем о дверь машины и ехала, куда глаза глядят, просто развеяться. Припарковав машину на тротуаре, я поморщилась и набрала Лазарева.

— Я на месте, — без приветствий сказала я в трубку, поглядывая в стороны.

— Зайдёшь? — радостно проверещал он, перекрикивая людской гомон.

— А ты долго?

— Не знаю, — невнятно промычал он, — Заходи, с ребятами познакомлю.

Закатив глаза, я сбросила вызов и глубоко вздохнула.

Не нравится мне сама идея познакомиться с ребятами.

Выйдя из машины, я щёлкнула брелоком сигнализации и направилась ко входу в бар.

Их компанию я распознала сразу. Во–первых, по знакомой кудрявой чёрной макушке. Во–вторых, за сдвинутыми столиками прямо напротив входа сидел Тимур, а уж его рожу я точно никогда не забуду в жизни.

Подобравшись поближе к шумной толпе, я кивнула Агееву и встала за спиной Игоря. Тот обернулся, и его лицо осветила задорная улыбка.

— Сладкая, — прогоготал он, поднимаясь, — Привет.

За приветствием последовал смачный поцелуй в губы. Я даже зажмуриться не успела, да что там — не моргнула, как этот странный человек пропел всем собравшимся, которые теперь не отрывали глаз от моей скромной персоны:

— Знакомьтесь, это моя Оля.

Тимур фыркнул, и спрятал широкую улыбку, опустив голову. У меня от удивления открылся рот, и челюсть отвисла почти до груди.

— Здрасьте, — первым меня поприветствовал Стас, высокий и худой, как палка, парниша, которого я видела вчера в офисе.

Я кивнула и воззрилась на Лазарева с молчаливым вопросом.

Только сейчас я заметила, что он слегка пошатывается. Если раскачивания в стороны примерно в полметра можно охарактеризовать, как «слегка».

«Надрался, значит» — подумала я, мысленно покачав головой.

— Поехали, — сухо сказала я, мягко потянув его за руку.

— Знакомься, это моя команда, — продолжал радостно ворковать он, — Это Стас — наш компьютерный гений, ты с ним уже встречалась, а это…