Всё сложно. Как спасти отношения, если вы рассержены, обижены или в отчаянии Лернер Харриет

Согласно распространенному мифу, мужчины более напористы, чем женщины, но только не в интимных отношениях. Скорее, для женщин типична жалоба: «Он не желает говорить об этом». В старые недобрые времена (то есть до феминизма) семейные психотерапевты придумали в качестве способа разрешить тупиковую ситуацию а-ля «он не хочет говорить / она не хочет заниматься сексом» следующее. Жене давали жетоны, которые она должна была выдавать мужу в обмен, скажем, на двадцать минут разговора. После того, как муж накапливал определенное количество жетонов, он мог обменять их на «хороший штапинг» («секс» на идише), как выражается одна моя коллега. Жена удовлетворяет свои разговорные потребности, а муж – сексуальные, и у них опять все хорошо. К счастью, польза этого «терапевтического решения» была опровергнута. Но жалоба женщины по-прежнему звучит знакомо.

Говорят, что мужчины молчат, потому что хотят показать свою власть над женщиной, но я не согласна с этим. Мужчины не сидят в прокуренных комнатах с картами и кнопками, мучительно размышляя над тем, какая стратегия управления женщинами эффективнее – разговаривать или молчать. Мужчины предпочитают не говорить, потому что не знают, как сделать так, чтобы их услышали; они считают, что проблема только усугубится, если о ней заговорить; потому что боятся конфликтов и критики или потому что не хотят участвовать в беседе, которая кажется им ужасной. Многие представители сильного пола не понимают, почему считается, что мужчина доминирует, ведь в частных беседах они чувствуют себя как угодно, только не доминирующими.

Мыслить тройками

Серьезнее всего потеря голоса у мужчин проявляется в треугольниках. Например, так было с моим отцом, когда он чувствовал себя зажатым между взаимоисключающими требованиями жены и матери и не мог занять четкую позицию ни с той, ни с другой. Треугольники есть в каждой семье, и их части могут относиться к разным поколениям и семьям. И вправду, мы все участвуем в треугольниках, где конфликт в одних отношениях неизбежно сказывается на других, из-за чего труднее разобраться, какая проблема откуда взялась и кто с кем должен разговаривать о ней.

Лучший способ объяснить, как работают треугольники, – описать один из них. Вот история впечатляющего шага одного мужчины на пути к обретению собственного голоса в крайне напряженном, но вполне типичном треугольнике с неродными отцом или матерью. Даже если вы никогда не были частью такой семьи, эти уроки применимы и к другим вашим отношениям.

Ни туда ни сюда

Билл пришел ко мне в состоянии великой скорби после недавней женитьбы на Элис, его второй жене. На стадии ухаживания все шло хорошо, но теперь напряженность в семье стала невыносимой. Элис постоянно жаловалась, что Донна, 16-летняя дочь Билла, неопрятна, ленива и непослушна. Элис обвиняла в плохом воспитании Кэрол, мать Донны, и решила сформулировать и установить «новые правила внутреннего распорядка» («Донна должна заправлять постель по утрам и тщательнее соблюдать личную гигиену!»).

Та резкость, с которой Элис взялась за это дело, отражала высокую степень ее тревожности и не принесла пользы. Бывшая жена Билла неприязненно отзывалась о ней как о человеке, от которого «одни неприятности». Элис не только не любила Кэрол, но и чувствовала угрозу с ее стороны, поэтому была не в состоянии поддерживать Билла в его общении с бывшей женой как с матерью своей дочери. Кроме того, Элис пыталась влиять на Донну в соответствии с собственными представлениями о том, как следует воспитывать подростков. В результате отношения между падчерицей и мачехой только ухудшались.

Такую картину я получила после встречи с Биллом: идеальный портрет злой мачехи и невозможной падчерицы-подростка. Должна заметить, что в этой семье проблемой были не Элис и не Донна. Так не бывает, чтобы ситуацию, где участвует несколько человек, формировал только один член семьи. Элис просто справлялась со своим беспокойством не так, как Билл. Она пыталась изменить других членов семьи, сосредоточив на них внимание в форме критики и обвинений, а Билл был чемпионом на дальних дистанциях. Из-за неспособности Билла занять четкую позицию касательно Донны и ее матери отношения Элис с обеими женщинами испытывали колоссальные перегрузки и втягивали ее прямиком в роль «злой мачехи».

Мачехам приходится соответствовать таким ожиданиям, каких не смог бы оправдать даже святой. Когда Билл женился во второй раз, он ожидал, что Элис возьмет на себя ответственность за его дочь, потому что, в конце концов, жена «должна это делать». Сам Билл так и не сформулировал четкого представления о том, как воспитывать Донну, и всегда отдавал связанные с этим вопросы на откуп первой жене. Элис с места в карьер должна была восполнить этот пробел – отчасти потому, что Билл оставил за собой огромное пустое пространство, которое просто необходимо было заполнить.

Боязнь конфликта

Несмотря на то что Билл не одобрял поведения Элис, он очень боялся высказывать свои мысли, отличные от ее. Он был раздавлен, когда от него ушла Кэрол, и не хотел повторения с новой женой предыдущей неудачи. В отчаянном желании сделать новый брак успешным он ходил перед Элис на цыпочках. Он смотрел, как ведет себя его дочь-подросток Донна в ответ на попытки Элис «совладать с ней», но самому ему не хватало уверенности для того, чтобы наказывать свою дочь. И Билла, и Элис увлек мощный водоворот социальных гендерных ролей: он будет зарабатывать, а она моментально станет матерью (просто добавьте детей и перемешайте). Эта модель была обречена.

Когда я впервые увидела Билла, отношения между всеми членами семьи были напряжены до предела. Он был в недоумении, какую позицию занять по отношению к трем главным женщинам в его жизни, а те, в свою очередь, выплескивали неразряженное эмоциональное напряжение в общении друг с другом. Для треугольников это типично. Конечно, если вы просто сторонний наблюдатель, гораздо легче проникнуться сочувствием к дистанцирующемуся, который кажется хорошим парнем, осаждаемым со всех сторон, нежели к жалобщице, оказавшейся в роли невозможной мачехи и впавшей в отчаяние.

К чести Билла, он не стал обвинять Элис и начал вкладывать в семейные отношения больше себя и своего голоса. Он был мотивирован на эту трудную работу из-за своих страданий и страха, что новый брак может потерпеть крах. Часто люди находят в себе мужество говорить по-новому только после того, как боль из-за прежнего становится невыносимой.

Растопить сердце жены

Билл научился говорить так, как прежде и не мечтал. Во-первых, ему нужно было сделать теплее отношения с Элис, чтобы она успокоилась и почувствовала себя любимой, уважаемой, занимающей центральное место в их браке. Он был полон решимости сделать все для сохранения брака, но в своей наэлектризованной семье он забывал делать те вещи, что согревали душу Элис: например, готовить ее любимый завтрак или приглашать в кино. Он стал забывать все качества Элис, что привлекли его к ней изначально, и перестал говорить ей о них. Он больше не выражал свою любовь и восхищение и не делал маленькие повседневные жесты, дающие понять, что ее любят и ценят.

Биллу было трудно сосредоточиться на позитиве, когда ему казалось, что он и его дочь – основные причины несчастья Элис. Но он оказался на высоте, сумев ей показать, что она любима и что, несмотря на семейные конфликты, она приносит радость в его жизнь. Он начал стараться делать так, чтобы они иногда проводили время наедине.

Еще один способ, выбранный Биллом для того, чтобы Элис почувствовала себя любимой и единственной, – создание четкой границы вокруг брака. Для этого ему пришлось установить соответствующие ограничения в общении с Кэрол. Например, Билл в начале наших сеансов сказал мне, что «не может заставить Кэрол положить трубку», когда она звонила, чтобы обсудить дочь. Его неспособность сделать это была одним из многих примеров, когда молчание и пассивность отрицательно сказывались на Элис. Поэтому он научился выражать свое мнение Кэрол и говорить что-то вроде: «Мы с Элис сейчас готовим ужин, а потом уходим. Прости, сейчас не время болтать. Когда можно перезвонить тебе завтра?» Билл должен был осознать, что обостренная реакция Элис на Кэрол была связана с его неумением общаться с последней.

Ответственность за дочь

Поиск отцовского голоса стал для Билла, пожалуй, самой сложной задачей, потому что Донна превратилась в капризного, грубого подростка. И на то были причины. Когда Билл женился на Элис, Донна утратила свою особую роль той, кто о нем заботился (которая так нравилась ей, когда они жили вдвоем по будням после развода родителей тремя годами ранее). Теперь она оказалась между двумя женщинами, обладавшими конкурентным преимуществом для исполнения этой роли, в то время как ее отец мало что делал. Как подчеркивает Бетти Картер, дочь-подросток – преданный факелоносец своей матери, а мачеха – естественная мишень для ее гнева. Хотя Билл описал Элис как «любительницу брать инициативу на себя», не менее верным было и то, что он передал родительские обязанности новой жене вместо того, чтобы нести ответственность за дочь самостоятельно. Билл должен был понять, что передача Донны в руки «главной женщины в доме» – лучший способ вынудить Элис играть роль злой мачехи.

В отличие от Элис с ее твердыми убеждениями относительно того, как правильно и неправильно воспитывать девочку-подростка, Билл ощущал сумбур, беспокойство и неуверенность, когда дело касалось вопросов воспитания. До женитьбы на Элис он перекладывал на Кэрол все проблемы, связанные с дочерью, причем это происходило даже после их развода. Он никогда даже не думал о том, что может быть по-другому. Теперь, попав в эпицентр напряженных отношений между Элис и Кэрол и между Элис и Донной, он больше не мог пытаться удовлетворить все их требования, предоставляя им самим решать свои проблемы.

На сеансах Билл работал над детализацией своих представлений о том, как лучше воспитывать дочь. Это позволило ему высказать свое мнение Кэрол и занимать определенную позицию в общении с Элис в случае необходимости. К примеру, он сказал: «Элис, я знаю, как для тебя важна чистота в доме, и хочу поговорить с Донной о том беспорядке, что она устроила на кухне. Я больше не позволю ей этого делать. Дай мне самому поработать над тем, чтобы она была опрятнее. Но она никогда не заправляла постель, и у нее всегда было грязно в комнате, а я всегда ограничивался тем, что просто закрывал туда дверь. Не думаю, что стоит ссориться из-за этого, так что давай не будем больше об этом».

Билл научился дисциплинировать Донну и стал ежедневно заниматься ее воспитанием. Он не мог попросить Элис отступить, если сам не был готов вмешаться. Поэтому, если дочери нужно было куда-то ехать или что-нибудь еще, он был готов организовать это сам, а не безучастно ожидал, что этим займется Элис. Кроме того, Билл дал понять дочери, что ей необязательно любить Элис, но она должна относиться к ней с уважением, и это правило не подлежало обсуждению.

«Ты должна уступить!»

Билл должен был попросить Элис не перегружать их отношения негативом по поводу Донны и Кэрол («Я просто не могу видеть, как одевается Донна! Почему Кэрол позволяет ей ходить в таких коротких юбках и обтягивающих свитерах?»). Но Билл не решался начать этот разговор, потому что боялся, что несогласие с ней приведет к скандалу.

Поворотный момент случился однажды утром, когда Билл собрался поговорить по телефону с бывшей женой, чтобы обсудить размер суммы, которую он давал на одежду дочери. Он был уже напряжен, потому что считал, что Донне нужно меньше денег на одежду, чем требовала Кэрол, и уже настроился на ссору. Элис довольно эмоционально заметила, что Кэрол постоянно командует, манипулирует Биллом и избаловала Донну. Билла переполняли эмоции. Он повернулся к Элис и выпалил: «Ради бога, полегче! Хорошо, тебе не нравится Кэрол. Мне она тоже не всегда нравится. Но она мать моего ребенка, и ты должна уступить, потому что мне нужно как-то общаться с ней, а я постоянно на взводе!»

Элис закричала в ответ: «Ты пытаешься заткнуть мне рот! Я тоже часть этой семьи, и я не потерплю этого!» Биллу захотелось отреагировать привычным образом – отстраниться и избежать скандала. Но, к его собственному удивлению, он продолжил разговор. Он ответил: «Нет, Элис, я не затыкаю тебе рот. Я готов выслушать твое мнение о Кэрол или о чем угодно. Но мне просто невыносим твой постоянный негатив в ее адрес! Когда ты все время критикуешь ее, мне становится только труднее с ней общаться».

Поскольку Билл высказывался в напряженный момент, его «коммуникативные навыки» оставляли желать лучшего. Конечно, ничего нельзя достичь, если Билл будет обвинять Элис в том, что она обвиняет Кэрол и Донну. Обвинять обвинителя бесполезно. Но Билл излил душу, последовала гневная перепалка – и никто не упал замертво и не подал на развод. Для начала неплохо.

Установка новых границ

Билл постоянно просил Элис смягчить неконструктивный негатив. Он говорил что-то вроде этого: «Пожалуйста, не критикуй Кэрол перед Донной и не закатывай глаза, когда Донна пересказывает слова мамы. У Донны должны быть самые лучшие отношения с Кэрол, на какие они только способны. Плюс, критикуя Кэрол, ты становишься мишенью для гнева Донны, а это несправедливо по отношению к тебе».

Для Билла такое безоговорочное формулирование пределов допустимого было новой моделью поведения. С помощью наших сеансов он учился вырабатывать собственную позицию. Он тренировался говорить Элис: «Послушай, твой тон, когда ты расстроена, парализует меня. Это непродуктивно. Я не хочу обвинять тебя, но и не могу продолжать разговор, ощущая себя парализованным. Итак, давай найдем другой способ поговорить». Он постоянно описывал Элис, что ему нужно и как он переживает ее слова и поступки: «Мне нужно, чтобы ты перестала критиковать или исправлять меня на людях. Я хочу, чтобы ты выражала критику одним коротким абзацем. У меня голова лопается от твоих долгих монологов». Я сказала ему, что он заслужил орден почета за свои настойчивые усилия по изменению методов взаимодействия с близкими, хотя в течение всей его жизни преобладала модель приспособленчества.

Билл продолжал вести с Элис разговоры о воспитании. Он говорил, например: «Элис, мне так повезло, что ты моя жена. Мне действительно очень интересно, что ты думаешь. Но мне очень трудно, когда ты берешь на себя ответственность и просто указываешь мне, как следует поступать. Я знаю, у тебя есть отличные идеи о воспитании детей, и я хочу их выслушать. Но есть вещи, которые мы видим по-разному. Я отец Донны, и мне нужно общаться с ней так, как я сам считаю правильным, даже если я ошибаюсь».

Я поддерживала и Элис, помогая ей понять, что, пока все считают, что женщины должны заботиться о детях, включая чужих, попытки мачехи взять на себя ответственность, как правило, приводят к неприятным последствиям. Это особенно верно, когда речь идет о дочери-подростке. В любом случае никто не может войти в семью со своей отдельной историей и мгновенно стать матерью. Элис могла бы какое-то время появляться на заднем плане, чтобы забыть о своих намерениях стать одной большой дружной семьей и отказаться от идеи стать матерью для Донны. Если она со временем сможет развить в себе материнское отношение к девочке (что гораздо вероятнее при наличии пасынков и падчериц помладше), это замечательный дар, но не данность. Усилия Элис в поиске своего голоса в новой семье обречены, если она попытается осуществить невозможное.

Укрепление других связей

В качестве последнего, но не менее важного шага я призвала Билла укрепить свои связи за пределами брака и открыть каналы общения с друзьями и членами семьи. Он нуждался в поддержке. Кроме того, если бы он сосредоточился только на браке, тот выжал бы из него все соки. Наконец, если бы Билл мог обрести голос в той семье, где рос, он бы обрел почву под ногами, и ему было бы легче ясно и уверенно выражать свои мысли с Элис, Донной и Кэрол.

Например, отношения Билла с его овдовевшей матерью были сердечными, но поверхностными, поэтому здесь он тоже столкнулся с проблемой необходимости внести больше тепла и научиться не молчать. В полном соответствии с принятыми в обществе гендерными ролями Билл работал, когда она приезжала в гости, а Элис развлекала ее. Я предложила Биллу взять несколько дней отпуска и провести какое-то время вдвоем с матерью. Он едва мог вспомнить, когда в последний раз они ходили куда-то вдвоем. И Билл не осознавал, что его задача – развлекать маму и что, если он будет иногда брать отгулы на время ее визита, для нее это будет очень много значить.

Когда речь идет о семье, где они родились, мужчины часто говорят мне, что все в порядке. Иными словами, отношения кажутся спокойными, потому что есть дистанция. Я предложила Биллу поговорить с мамой. Он считал, что много разговаривает с ней, но на самом деле он очень мало рассказывал о себе. Он также должен был проявить больше фантазии, задавая вопросы маме, потому что: «Как дела, мама?» – предсказуемо вызывает ответ ни о чем: «Очень хорошо».

Билл постарался на славу. Он взял отгулы, когда мама приехала в гости, и начал задавать ей конкретные вопросы о ее прошлом, текущей ситуации и тревогах о будущем. К его удивлению, она обрадовалась возможности ответить на такие личные вопросы. Сын спрашивал об отце, который умер, когда Биллу было семнадцать, и показал, что ему интересно больше узнать об их семье. Он общался с матерью так, будто она может предложить ему что-то ценное, и обнаружил, что это действительно так.

Я настоятельно рекомендовала Биллу самому завести разговор с матерью о его разводе с Кэрол. Билл не сообщал ей ничего о проблемах в первом браке, в том числе о тех ролях, которые и он, и Кэрол сыграли в образовании дистанции между собой, приведшей к ее уходу. Его мать была ужасно расстроена из-за развода, но никогда не чувствовала себя достаточно свободной, чтобы расспросить его или выразить свою озабоченность. Теперь Билл сам предложил ей сделать это, спросив, как она отреагировала на новость о его разводе и повторном браке и испытывает ли тревогу сейчас. Он рассказал, как она важна для его дочери и как он рад, что у Донны такая бабушка.

Перед этими разговорами его мать неприязненно реагировала на Элис. Возможно, ее негатив был обусловлен ощущением пренебрежения со стороны Билла, который изначально выстроил стену вокруг своей новой семьи, а затем оставил свою жену один на один с матерью. Это еще один вариант того, как может сказаться напряженность между женщинами, когда мужчины просто маячат на заднем плане не вмешиваясь.

Простых решений нет

Я не хочу сказать, что Билл просто укрепил свою уверенность в себе и родительские навыки, затем поработал над проблемами в отношениях с матерью, и все жили долго и счастливо. Я наблюдала каждого члена семьи, включая Элис, Донну и Кэрол, вместе и по отдельности больше года, прежде чем обстановка в их семье разрядилась и они пришли к комфортному согласию, чему в итоге поспособствовал отъезд Донны в колледж.

Как старший партнер в крупной юридической фирме Билл прекрасно умел отдавать приказы на работе. Но в течение долгого времени ему становилось дурно от одной мысли о том, чтобы занять какую-то твердую позицию с Элис, хотя он очень любил ее. Он мог бы пойти по пути наименьшего сопротивления и бесконечно сваливать на нее все проблемы. Или – переехать в другой город, оставив дочь с Кэрол, чтобы сохранить спокойствие в новом браке. Отцы так часто теряют связь с детьми после развода или повторной женитьбы, и не из-за отсутствия любви, а потому, что чувствуют себя беспомощными в плане эффективного взаимодействия с другими значимыми взрослыми в жизни ребенка. Билл не стал искать легких путей и научился разговаривать со всеми ключевыми людьми в своей семье.

Развод и повторный брак – чрезвычайно сложные этапы жизненного цикла. В них заложен потенциал для конкуренции, ревности, конфликтов лояльности и образования «аутсайдеров» и врагов как внутри одной семьи, так и между семьями. История Билла показывает, как невероятно трудно мужу и отцу занять твердую и ответственную позицию в невидимой сети семейных треугольников. Даже в менее сложных ситуациях люди могут избрать путь наименьшего сопротивления, предпочитая молчание разговору, потому что «не стоит из-за этого ругаться». Но те, кто выбирает молчание в отношениях с самыми важными женщинами в их жизни, платят очень высокую цену.

Та же история с женщинами. Элис не была «злой мачехой», а Донна – «невозможным подростком». Элис и Кэрол стали врагами не из-за собственной незрелости. Каждый член семьи увяз в паутине отношений, где поступок одного человека создавал волновой эффект во всей системе. Так происходит с любыми семьями. Когда мужчины сидят тише воды, ниже травы, отказываясь выйти на ринг, это часто выливается в скандалы между важными для них женщинами.

Критика, как и сама жизнь, не всегда справедлива. Иногда она просто ужасно несправедлива. Давайте рассмотрим такую проблему, как незаслуженные нападки. Как нам использовать свой голос, когда нас ставят в неудобное положение? Как нам разъяснить свою позицию с достоинством и твердостью, не занимая обороны и не нападая в ответ, но и не отступая? Как нам не потерять контакта с человеком, когда хочется нанести ответный удар?

Дочки-матери: жизненно важная связь

Когда Кэтрин обратилась ко мне за помощью, она еще не оправилась от обвинений дочери. Ди, которой было 26 лет, приехала погостить к Кэтрин на праздники и в канун Рождества вывалила на нее целый ворох старых обид. Ди выбрала неподходящий момент, и ее слова стали для Кэтрин настоящим ударом.

Ди обвинила Кэтрин в том, что та была эгоистичной и эгоцентричной матерью, виноватой в проблемах Ди с мужчинами и в ее мрачном взгляде на собственное будущее. Кроме того, Ди винила мать за пьянство отца после развода, случившегося, когда девочке было девять. Дочь упомянула, что поняла это на сеансах психотерапии, за которые, кстати, платила Кэтрин.

Когда я познакомилась с Кэтрин, она сказала мне, что с момента этого гневного излияния чувств они с дочерью ни разу не общались. Сама она не собиралась инициировать контакт, потому что ждала от Ди извинений за ее «жестокое нападение».

Пара слов об обвинении матери

Если вы отождествляете себя с Кэтрин, вам будет полезно знать, что многие дочери рано или поздно вступают в серьезный конфликт с матерями. Матери часто несут на себе бремя гнева за двоих, потому что дочери ожидают от них слишком много, а от отцов – ничтожно мало. Кроме того, матери менее, чем отцы, склонны давать отпор, а следовательно, являются более «безопасным» объектом нападения.

Винить во всем мать по-прежнему типично для нашей культуры, и эта плохая привычка глубоко закрепилась в семейной жизни. На матерей возлагают ответственность не только за их собственное поведение (что достаточно справедливо), но и за поведение их детей, на которое они могут влиять, но не способны его контролировать. Матерей обвиняют (да они и сами себя винят) во всех проблемах семьи. Многие матери занимают оборонительную позицию еще до того, как на них нападут. И Кэтрин не стала исключением.

Но вот что нужно иметь в виду. Когда речь идет о семье, некоторые из жалоб близкого человека все же справедливы, так как мы не можем понимать все и всегда (или даже большую часть времени). Только после того как мы сами сумеем услышать критику и гнев своих дочерей и будем готовы извиниться за неизбежную боль и ошибки, которые причиняет и совершает каждый родитель, можно ожидать, что они тоже нас услышат. Мы должны научиться слушать и только тогда сможем сами донести свои мысли. Это хороший совет для любых отношений.

Намерение сначала выслушать не означает, что мы не должны выражать своего разочарования. Конечно, должны быть какие-то пределы. Например, Кэтрин могла бы сказать: «Ди, то, что ты говоришь мне, действительно важно. Но сегодня канун Рождества, и мне трудно продолжать этот разговор прямо сейчас. Чтобы я могла выслушать тебя с полным вниманием, давай подождем следующего дня после Рождества».

Мы не должны мириться с грубостью. Можно, конечно, не отреагировать на первый взрыв эмоций, но, судя по тому, что описала мне Кэтрин, поведение Ди выходило далеко за рамки приличия. Поэтому Кэтрин могла бы заявить: «Ди, я люблю тебя, но я не могу слушать тебя, когда ты кричишь или оскорбляешь меня». Продолжая терпеть хамство в любых отношениях, мы подрываем самоуважение обеих сторон. Если же мы прекращаем разговор, следует подойти к близкому человеку, когда оба успокоятся, и начать беседу снова.

Как нам сделать так, чтобы в момент, когда на нас обрушиваются с критикой и обвинениями, наше мышление оставалось ясным? Это невозможно. Между Кэтрин и Ди возникла ссора, накал которой только возрастал – никто никого не слушал, – и это нормально. Важно то, что произойдет с этого момента впредь и какова будет реакция Кэтрин на слова дочери (словами или молчанием): снимет ли она напряжение или только усилит его. Очевидно, что и у матери, и у дочери здесь многое поставлено на карту.

Ясное мышление

Кэтрин все еще трясло от злости, когда я с ней познакомилась. Ее побег от дочери имел смысл. Она была потрясена, и ей нужно было защитить себя. Попытка продолжить разговор была бы контрпродуктивной, пока Кэтрин не совладала бы с эмоциями. Никто не способен ясно мыслить в эпицентре торнадо.

Я стала задавать Кэтрин вопросы, которые могли помочь поместить конфликт с дочерью в более широкий контекст. Вопросы помогают нам думать, а не просто реагировать. Чем отношения Кэтрин с дочерью были похожи на ее отношения с собственной матерью и чем отличались от них? Что Кэтрин знает об отношениях своей матери с бабушкой? Типичны ли были ссоры или дистанция между родителями и детьми в предыдущих поколениях?

Что еще происходит в жизни ее дочери или других родственников, что могло бы усилить беспокойство Ди как раз на момент ее визита? Как отреагировала Ди на ее развод, и изменилось ли ее отношение со временем? Сколько Ди разговаривала с каждым из родителей, чтобы лучше понять причины развода? Какие беседы с дочерью о болезненных событиях прошлого инициировала Кэтрин?

Картина взаимодействий между поколениями в этой семье показала, что матери и дочери не очень хорошо ладили. Мать и бабушка Кэтрин, например, не разговаривали друг с другом почти восемь лет после ссоры, произошедшей вскоре после смерти деда Кэтрин. Ее отношения с матерью были спокойными, но хронически дистанционными.

Обладать голосом значит задумываться о том, как мы хотим строить свои отношения, чтобы не получалось автоматического повторения семейных традиций, с одной стороны, или бездумного сопротивления им – с другой. Являются ли дистанция и разрыв той картиной, которой Кэтрин хочет довольствоваться? Желает ли она передать это наследие дочери? Каковы ее собственные убеждения и ценности касательно того, какой матерью (сестрой, дочерью, внучкой, тетей и кузиной) она хочет быть? Есть ли у нее какое-то представление о том, какими должны быть ее отношения с Ди, скажем, лет через пять?

Налаживание контакта

Через несколько недель после начала нашего курса Кэтрин однажды начала сеанс так: «Я боюсь, что потеряю дочь. Что мне делать?» Рассмотрев все возможные варианты, она поняла, что ее порыв просто набрать номер дочери легко может привести к эскалации конфликта. Вместо этого она решила написать Ди записку.

Кэтрин была адвокатом, склонным проговаривать детали, поэтому краткость не была ей свойственна. Первым ее импульсом было «изложить обстоятельства дела», а это шаг в неверном направлении, если вы хотите снизить, а не повысить напряженность. В итоге Кэтрин решила купить открытку, где написала короткое сообщение для прощупывания почвы:

«Дорогая Ди, как ты?

После твоего последнего визита мне было трудно решиться на это письмо. Я знаю, что он был болезненным для нас обеих. Я пытаюсь обдумать сказанное тобой как можно более объективно. Это трудно, потому что, когда меня критикуют, я ухожу в глухую оборону. Но я буду стараться. Я думаю о тебе.

С любовью, мама».

Ди не ответила на открытку Кэтрин или, точнее, ответила молчанием. Трудностью для Кэтрин было воспринять молчание Ди как информацию о ее степени тревожности и напряженности и не принимать его близко к сердцу. Кроме того, ей следовало напомнить себе, что существенные изменения в семейных отношениях – процесс медленный и в один момент произойти не могут.

Упрямство

Примерно через десять дней после отправки первой открытки Кэтрин написала Ди снова. Я предложила ей взять телефон и позвонить, но она не чувствовала себя готовой к этому. Ей хватило мудрости, чтобы оценить, какую степень беспокойства она в состоянии вынести. В ее письме говорилось примерно следующее:

«Дорогая Ди!

Сижу на красном диване и думаю о том, как ты там. Я по-прежнему обдумываю твои слова во время последнего приезда. Жаль, что между нами такая враждебность. По твоему молчанию я делаю вывод, что тебя в данный момент лучше оставить наедине с собой.

Я ценю то мужество, какое наверняка потребовалось тебе, чтобы поделиться со мной своими чувствами так прямо. Я хочу, чтобы у нас были такие отношения, где можно открыто говорить обо всем.

С момента твоего визита я больше думаю о моих отношениях с собственной мамой. Я никогда не могла сказать ей, когда злилась на нее, и никогда не противилась ей. В результате наши отношения были гладкими, но довольно поверхностными. Может быть, поэтому я чувствовала себя совершенно не готовой к конфликту между тобой и мной.

Моя мама однажды сказала мне, что она и ее мать постоянно ссорились. По рассказам твоей бабушки, это был один сплошной скандал, и после смерти дедушки они не разговаривали друг с другом почти восемь лет. Поэтому она и я отреагировали на эту историю противоположным образом и никогда не позволяли разногласиям встать между нами.

Когда я думаю об этих моделях поведения матерей и дочерей в нашей семье, то понимаю, как сильно мне хочется, чтобы у нас с тобой были совсем другие отношения. Я думаю и о членах моей семьи, которые не разговаривают друг с другом. Не могу представить себе ничего более болезненного, чем то, что происходит между тобой и мной. Так давай попробуем еще раз, когда ты будешь готова, и я постараюсь внимательно выслушать тебя.

С любовью, мама».

Это вдумчивое письмо иллюстрирует принципы теории семейных систем Мюррея Боуэна. Кэтрин сосредоточилась только на себе. Она не просила и не требовала от дочери конкретного ответа. Она расширила рамки проблемы матерей и дочерей. Она протянула руку, не скатываясь в нравоучения. Она не перегружала общение слишком длинными монологами. Она не настаивала на контакте до тех пор, пока Ди не будет к нему готова.

Ди ответила на письмо Кэтрин, хоть и кратко. Она написала: «Спасибо за письмо. Я завалена бумажной работой. Напишу, как только смогу». Эти три предложения были важным признаком того, что Ди не зациклилась на обиде. Вскоре мать и дочь снова стали общаться.

Когда Кэтрин начала курс терапии, она была намерена не контактировать с Ди, пока та не извинится. Было бы неплохо, если бы Ди попросила прощения за грубость, но этого ждать не стоило. Кроме того, грубость Ди была не так важна, как то, что она наконец собралась с силами и поговорила с матерью о разводе и его последствиях. Если бы Кэтрин по-прежнему сосредоточилась на желании увидеть первый шаг со стороны дочери, ничего бы не изменилось. Так вот, если вам нужен рецепт провала любых важных отношений, просто упритесь, как осел, и отказывайтесь изменить свое поведение, пока другой человек не изменится первым.

Слушать по-другому

Кэтрин предпочла бы избежать своего следующего шага. Когда страсти улеглись, она взяла на себя инициативу и вновь завела разговор на актуальные темы, стремясь лучше понять причины гнева Ди. Кэтрин спрашивала: «Ди, расскажи мне, каким образом повлиял на тебя развод?», «Что было самым трудным для тебя тогда?», «А теперь?», «В Рождество ты сказала, что я не обращала внимания на тебя в период развода. Расскажи мне подробнее о своих воспоминаниях».

Когда кто-то из членов семьи критикует нас, мы естественным образом начинаем защищаться. Мы слушаем только для того, чтобы опровергнуть или поправить то, что кажется нам несправедливым или неверным. Иногда следует заранее решить для себя, что мы будем стараться слушать по-другому: только слушать и задавать вопросы, которые позволят лучше понять суть претензий близкого человека. А оборону можно отложить до будущего разговора.

Не каждый на это способен. Трудно слушать о чьих-то обидах, когда в них обвиняют нас. Мы автоматически начинаем выискивать неточности, преувеличения и искажения. Чтобы слушать с открытым сердцем, чтобы понять другого человека, нужны решимость, твердость и тренировки. Это духовная практика в прямом смысле слова.

Найдите то, с чем сможете согласиться

Следующий шаг Кэтрин – извиниться за ту часть причин конфликта с Ди, которую она понимает и с которой согласна. Если она может постичь всего два процента того, что говорит Ди, она может согласиться хотя бы с этими двумя процентами.

Ди обвинила мать в «эгоистичном пренебрежении», особенно в годы до и после развода. Она понятия не имела о том, что происходило с ее матерью во время кризиса. Кэтрин была очень подавлена после развода и физически измотана, затратив много сил на то, чтобы свести концы с концами. Ей казалось, она делала все, что могла, но она знала и то, что мало внимания уделяла Ди. Думая о ее чувствах, Кэтрин смогла понять ощущения Ди, будто ее забросили, и нашла в себе смелость извиниться за то, что недостаточно была с ней рядом в этот болезненный период.

Определение разногласий

А как насчет тех слов Ди, что показались Кэтрин неправильными, несправедливыми или абсолютно взятыми с потолка? Кэтрин могла бы попросту проигнорировать часть из них. Необязательно обсуждать всякую несправедливость или неточность. Но пара обвинений дочери засели в голове женщины, и она должна была поговорить о них. Кэтрин сделала первый шаг, сформулировав свое мнение в письме, где в остальном много лишнего, основное же содержится в трех следующих абзацах:

«Ди, я все думаю о нашем последнем разговоре. Теперь я гораздо лучше понимаю, как глубоко ты переживала наш развод и как это повлияло на тебя. Я сама очень страдала из-за того, что не уделяла тебе достаточного внимания. Как я уже сказала, я очень сожалею. Если бы я могла повернуть время вспять, я постаралась бы больше быть рядом с тобой. Я не смогла бы остаться с твоим отцом, как ты хотела. Но я могла бы лучше справиться с ситуацией.

Вот здесь мы видим это по-разному. Я не считаю, что виновата в твоем неумении выбирать мужчин и неверии, что ты способна удачно выйти замуж. Не сомневаюсь, что в прошлом совершила что-то, что добавило тебе проблем. Но я не хочу брать на себя ответственность за решения, которые принимаешь ты, будучи взрослой. Я больше уверена в тебе и в хорошем будущем твоих отношений, чем ты сама в данный момент. Кроме того, я не считаю себя виноватой в пьянстве твоего отца после развода. И, как ты знаешь, когда люди разводятся, их взгляды на произошедшее, как правило, сильно расходятся. Но что бы ни случилось между мной и твоим отцом, я признаю ответственность только за свои поступки, но не за его. Он был взрослым человеком, и мне жаль только, что он не получил помощь, в которой нуждался.

Знаю, что мы, вероятно, видим эти вещи по-разному, и надеюсь, что мы сможем открыто поговорить о спорных моментах. Не могу дождаться весенних праздников, когда снова увижу тебя.

С любовью, мама».

То, что началось как кризис и могло привести к очередному разрыву на восемь лет, стало возможностью и для Ди, и для Кэтрин узнать больше о себе и друг о друге. И каждая из женщин вышла из конфликта с более сильным и уверенным голосом.

Не давайте себя оскорблять!

У одной женщины, написавшей мне в журнал New Woman, возникла проблема: как лучше всего реагировать на постоянную критику мужа. Ее ситуация – напоминание о том, что быть открытым для критики – не то же самое, что терпеть оскорбления. Вот что она написала:

«Я хотела бы знать, как бы вы поступили, если бы ваш муж, как мой, постоянно твердил, что вы толстая и что это его сильно беспокоит? С прошлого года, когда мне исполнилось 40, я набрала 10 кг. Я уже устала слушать его нападки».

Здесь кроются две сложные проблемы, связанные с голосом. Эта женщина должна дать понять мужу, что не желает слушать хамство, что это неприемлемо. Тем не менее ей следует оставить открытыми для обсуждения темы ее веса и чего угодно еще и выразить свою готовность к продолжению диалога.

Окажись я на месте этой женщины, начала бы с чего-то вроде: «Мне трудно говорить с тобой о моем весе, когда ты унижаешь или оскорбляешь меня. Но мне интересно послушать твои мысли по этому поводу». Я задала бы ему вопросы, чтобы больше узнать о его чувствах и ассоциациях. Что конкретно его беспокоит? Неловко ли ему за меня? Влияет ли полнота на мою сексуальную привлекательность в его глазах? Или он беспокоится о моем здоровье? Были ли полные люди в семье, где он рос? Как он и другие домочадцы относились к ним? Я выразила бы искреннюю заинтересованность в его мнении, признав, что это, возможно, щекотливая тема для нас обоих.

Хотя я не стала бы терпеть оскорбления, я постаралась бы не наказывать его за честность, потому что не хочу, чтобы он скрывал свои истинные чувства и неудовлетворенность. Я попыталась бы слушать, а не защищаться. Кроме того, я и сама была бы честной. Я могла бы сказать: «Ты знаешь, мой вес меня тоже беспокоит, и мне трудно с ним бороться». Или: «Вот как я понимаю, почему набрала вес сейчас. Что ты об этом думаешь?» Или: «Это мой естественный размер, я чувствую себя комфортно».

Но если бы мой муж продолжал критиковать мой вес или говорить мне, что я толстая, я потребовала бы, чтобы он прекратил. Наверное, я сделала бы это с легкостью и юмором, присовокупив более серьезное объяснение, что его замечания задевают меня и ничему не помогают. Если бы я собиралась похудеть, то сообщила бы ему, что конкретно он мог бы сделать, чтобы поддержать меня, и какие из его комментариев только затрудняют выполнение этой задачи.

Если бы он продолжил свои критические выпады, я перевела бы разговор на следующий уровень. Выбрала бы момент, когда мы близки и я нисколько не сержусь. Тогда я могла бы сказать: «Я не могу понять кое-что. Я несколько раз говорила тебе, что меня задевает, когда ты критикуешь мой вес. Тем не менее ты продолжаешь этим заниматься. Может быть, проблема в том, что ты не веришь мне, когда я говорю, что это больно и бесполезно? Или дело как раз в том, что ты мне веришь и все равно делаешь это? Помоги мне в этом разобраться». Дала бы ему понять, что, хотя он имеет право на свои чувства, он не должен выражать их в ущерб мне. Я была бы готова поговорить с ним о моем весе, если бы он обратился ко мне с сочувствием и уважением. Но если его критические замечания унизительны или неконструктивны, я бы провела черту и просто не позволила бы ему идти дальше. Некоторые разговоры даже не заслуживают того, чтобы называться разговорами, и лучше твердо (или ласково и игриво) отказаться их продолжать.

Десять пунктов о том, что можно делать и чего нельзя

Один женский журнал недавно взял у меня интервью о том, как вести себя в ответ на критику. Я предложила следующие советы тем, кто стал объектом нападок:

1. Внимательно слушайте человека, который вас критикует, не планируя свой ответ.

2. Задавайте вопросы обо всем, чего не понимаете.

3. Избегайте оборонительной позиции. Слушайте не для того, чтобы спорить или опровергать. Вместо этого прислушайтесь к той части критики, с которой можете согласиться, даже если она сочетается с преувеличениями и неточностями.

4. Извиняйтесь, в первую очередь, за эту часть.

5. Никогда не критикуйте того, кто критикует вас. Вам нужен момент, чтобы изложить свои обиды, но только не тогда, когда другой человек взял на себя инициативу, чтобы высказать собственные жалобы.

6. Сохраняйте спокойствие. Не нужно бурной реакции, общайтесь с человеком сдержанно. Тревога и эмоциональные всплески – движущие силы непродуктивных моделей поведения.

7. Сообщите о том, с чем вы не согласны («Вот здесь я с тобой не согласен…»), только после того, как будете уверены, что сможете сделать это, не критикуя, не обвиняя и не унижая критика.

8. Остановите непродуктивный разговор, который происходит в ущерб вам. Прекрасный вариант – сказать: «Мне нужно немного времени, чтобы подумать над твоими словами. Давай договоримся, что обсудим это в другой раз». Или: «Я чувствую себя униженной, когда ты так со мной разговариваешь. Ты задеваешь мои чувства». Или: «Пожалуйста, давай ограничимся только одним обвинением за раз. Когда ты начинаешь вспоминать прошлые грехи или перечислять их один за другим, я отключаюсь и не могу слушать».

9. Говорите только о действительно важных вещах, а остальные просто опустите.

10. Когда вы находитесь под властью сильных эмоций, помните прописную истину: «Недостаточно просто что-то сделать. Нужно это отстоять!»

Никто не любит быть объектом критики, но из этой проблемы можно извлечь много пользы. С опытом мы можем развить в себе способность слушать по-другому, задавать вопросы, справляться с эмоциями, делать шаг навстречу близкому человеку, а не от него. Мы учимся извиняться за ту часть критики, с которой согласны, и высказывать несогласие с другой частью. Как показывает история Кэтрин и Ди, искренние извинения могут стать настоящим исцелением и восстановить отношения после разрыва.

Полезно иметь в виду, что люди, как правило, критикуют нас не с намерением причинить вред. Скорее, это происходит по тем же причинам, по каким мы критикуем их. Они хотят быть полезными и способствовать нашему совершенствованию. Или у нас есть черта, которая их беспокоит и поэтому влияет на наши отношения, и им действительно нужно поговорить об этом. Они могут думать, что отношения не будут дальше развиваться, если мы не подумаем над своим поведением и не извинимся.

Иногда причина критики со стороны близкого человека – в нем самом, а не в нас. Человек может испытывать тревогу или у него был неудачный день. В таких обстоятельствах нам стоит не принимать все близко к сердцу и просто абстрагироваться от негативной оценки, вместо того чтобы делать из нее проблему. Сложнее, если близкие хронически фокусируют на нас критическое внимание, контролируя или давая субъективные оценки, как муж, издевавшийся над весом жены. Мы уже услышали, что они хотят сказать, поэтому задача состоит не в том, чтобы слушать дальше. Скорее, мы должны сказать: «Хватит!», – не заметая важную тему под ковер. Мы должны потребовать, чтобы партнер сбавил тон и нашел другой способ поговорить с нами, как это сделал Билл с женой Элис (см. главу 11).

Но иногда у нас самих есть жалобы, и мы хотим, чтобы близкие услышали нас. Мы жаждем извинений от важного человека в нашей жизни. Давайте рассмотрим проблему извинений и людей, которые могут или не могут извиняться.

Как-то раз я стала свидетелем чрезвычайно трогательного момента между матерью и дочерью. Я работала с Летти, когда она решила пригласить свою 24-летнюю дочь Ким присоединиться к нам на один сеанс. Ким избегала ее. Что-то было явно не так, но Ким отказывалась говорить об этом.

Когда Ким было двенадцать, ее отец приходил ночью к ней в спальню и приставал к ней в течение нескольких недель. Мать Ким не знала тогда, что происходит, но после того, как все открылось, отреагировала адекватно, отправив всю семью к психотерапевту. Отец Ким недавно умер от сердечного приступа, и его смерть снова всколыхнула воспоминания, в том числе ее бешеную ярость.