Поиск источника: настойчивость на пути художника Кэмерон Джулия
4. Произошло ли за эту неделю что-либо еще, что вы считаете важным для самопознания? Опишите в подробностях.
Неделя 6
Взращиваем чувство решимости
Творчество строится на конкретных действиях. В мире художника нет феечек с волшебными палочками. Этим миром нужно управлять. Чтобы творить, необходимо энергично трудиться. Ключ к успеху – в действии. Выполняя задания этой недели, вы уделите внимание малым действиям, из которых вырастают крупные. Ведро наполняется по капле – так и творческая жизнь расцветает с каждым крохотным действием. Вы вновь обратитесь к Великому Творцу, чтобы он помог действовать. И совершая все то, что так давно откладывали, вы, возможно, ощутите, как растет ваша самооценка.
Наслаждение вкусом
Стоит прекрасный день – ясный, прохладный, солнечный, – однако я слишком занята сомнениями в себе и не замечаю всей его прелести. Как легко завязнуть в сравнении невидимых вариантов: а может, следовало сделать так? А правильно ли я поступила? А сейчас я все правильно делаю? В такие минуты мы превращаемся в Пруфрока[17] и гадаем, осмелимся ли закатать брюки по последней моде. Нет, я намерена забрать этот день себе.
Птицы поют после бури; почему же людям не пристало так же свободно наслаждаться тем, что им осталось?
Роза Кеннеди
Жизнь разворачивается перед нами по дню, день за днем. То и дело встречаются в ней ситуации, которые разрешатся сами, если мы дадим им на то время и позволим Богу проявить свою волю. Главное, не паниковать. Главное, не принимать близко к сердцу. Жизнь разворачивается по дню, и это нужно принять. Такой я назначила себе урок.
Сегодня телефон зазвонил раньше обычного. Это была моя подруга. Она очень нервничала. Она набросала «прыжки», которые ей предстояло совершить в этом месяце, и оказалось, что их многовато, и все – не из простых. Я предложила несколько упростить дело. Но мой совет пропал втуне. Подруга была слишком занята, чтобы думать о дне нынешнем. Мыслями она унеслась далеко в будущее, и оно до крайности ее тревожило.
Из самых диких жеребцов порой получаются лучшие кони.
Плутарх
Ах, как легко устремиться вперед, к страху и панике. Как легко не заметить красоту, которая окружает нас здесь и сейчас. А ведь источником радости могут стать сущие мелочи. Сегодня утром, гуляя с собакой в парке, я видела семью с фотоаппаратом. Мы повстречались в той части парка, где цветущие вишневые ветки сплетаются над головами прохожих розовым балдахином и свешиваются так низко, что почти касаются земли. Проходя мимо, я увидела, как мама помогает ребенку влезть на пень и встать, удерживая равновесие. Ребенок очень старался и растопыривал руки, чтобы не упасть. «А теперь улыбнись», – сказала мама. И конечно, лицо ребенка тотчас же осветилось широкой залихватской улыбкой – и готово, вот она, фотография смешливого шестилетнего малыша, навеки запечатленного в пышном розовом облаке. «Какая замечательная фотография», – заметила я вслух.
В нашей жизни очень многое похоже на фотографию. Нужно лишь остановиться, уловить момент и в полной мере насладиться дарованной радостью. Наслаждение – это искусство из тех, которым можно научиться, но для достижения совершенства в нем постоянно надо практиковаться. Должно быть, мама ребенка приметила розовые цветы и решила принести с собой фотоаппарат. Ее малыш каждый день растет, и другой такой весны в его жизни не будет. И ей захотелось запечатлеть эту весеннюю субботу на фотографии.
На этой неделе ко мне ненадолго приезжала из Калифорнии дочь. Мы два дня подряд обедали в маленьком греческом ресторанчике на углу квартала, а потом рука об руку прогуливались по окрестностям. Поднявшись вверх по улице на три квартала и перейдя четвертый, оказались у школы верховой езды «Клермонт». В старой конюшне бурого песчаника стояли лошади. Здесь дочь училась ездить верхом, когда ей было четыре года. Сейчас она гораздо старше, у нее уже свой четырехлетний ребенок, поэтому мы просто стояли бок о бок, смотрели, как занимаются дети, и вспоминали прошлое. Дочь погладила меня по руке.
– Ты была поменьше, – сказала я ей, глядя, как ребенок объезжает на лошади манеж.
– По-моему, я едва дотягивалась до стремян, – припомнила дочь.
– Как хорошо, что я научила тебя ездить верхом, – сказала я. Это было правильное решение.
– Да, верховую езду я любила больше всего, – ответила она, и ее голос дрогнул от нахлынувших чувств. Ребенок пустил лошадь рысью и стал подниматься и опускаться в седле.
Когда едешь верхом, поезжай туда, куда направляется лошадь.
Вернер Эрхард
У меня хранится одна памятная фотография, где мы с дочерью. Ей два года, мне – 31. Она сидит на маленьком пегом пони. Я шагаю рядом, держа повод. Дочь улыбается храбро и широко, в точности как тот малыш в парке. Обе эти фотографии – и та, что хранится у меня, и та, которую снимали в парке, – представляют собой трогательную смесь защищенности и восторженной радости. Наверное, этого мы всегда и ищем – защищенности вкупе с радостью.
Мне как художнику полезна та защищенность, которую даруют ежедневные утренние страницы. В них есть какая-то стабильность. Они меня «баюкают». Еще мне полезно ходить на творческие свидания, где меня неизменно поджидает маленькая порция приключений – крохотное дерзание, сродни тому, чтобы править пони или стоять, пошатываясь, на пне. Мне не нужно больших приключений. Мне хватит малого. И когда приключение наконец наступает, сердце мое парит, словно на крыльях, и улыбается широкой детской улыбкой.
Волшебная лозаУ меня есть подруга, прекрасная романистка. Она ежедневно ходит на прогулку, а вернувшись, вставляет в книгу увиденные по дороге мелочи. Она всегда примечает выразительную деталь, всегда готова посмотреть на что-либо свежим взглядом и доставить это удовольствие читателю.
Где бы мы ни жили, как бы непригляден ни был мир, вокруг всегда можно подметить что-нибудь волшебное. Я живу на одиннадцатом этаже, дом мой стоит в самой гуще города, но мимо окна пролегают пути крупных птиц, летящих в сторону парка. При определенном внимании можно увидеть сокола, цаплю, стаю канадских гусей. На стене у окна – ржавая пожарная лестница. В дождливые дни на ней блестят серебристые капли. В сухие дни на перекладину лестницы часто садятся две неразлучные голубые сойки.
Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по пятую. Представьте, что вы пишете роман и его действие происходит в окрестностях вашего дома. Перечислите пять приятностей, которые можно найти неподалеку. Например, греческий ресторан или газетный киоск. Или стебли цикория, пробивающиеся рядом с уличным почтовым ящиком. Постарайтесь увидеть мир таким, каким увидел бы его человек, попавший в ваш район впервые и испытывающий искренний интерес ко всему вокруг.
Чувства не есть факты
Нет лучшей платы, чем большая радость.
Уильям Шекспир
Прекрасный день наполнен дивными ароматами. В Центральном парке бурно и торжествующе цветут плодовые деревья. В воздухе кружатся крошечные розовые лепестки. Люди целыми семьями выходят на прогулку, прихватив с собой воздушных змеев, и взрослые наперегонки с детьми бегают туда-сюда, запуская змеев в воздух. «Папа, моя очередь!» Желтые и белые нарциссы уже отцвели. По траве привольно разбросаны одуванчики. Друзья неторопливо прогуливаются парами. У ворот, выходящих на Западную 86-ю улицу, я натыкаюсь на счастливую семейную пару – знаю, что они любят бегать вместе. На них короткие шорты и футболки. Они заразительно улыбаются. «Как у вас дела? – осведомляется жена. – Все хорошо?» Перед лицом этой сияющей жизнерадостности не нахожу в себе сил признаться в истинном положении дел.
А каково же оно, истинное положение? Я переживаю не самые легкие времена. Меня терзают страхи и тревоги. Я мучаюсь бессонницей, а город – Нью-Йорк, Нью-Йорк! – кажется огромным и пугающим. Это, наверное, называется «плохая неделя». Ко мне все время придирался Найджел, мой внутренний критик, никак не хотел уняться и твердил, что я глупая и мои мечты бессмысленны. Я говорила со старой подругой Бернис, и она очень точно заметила, что у меня эмоциональный запой – то, что я называю «без вина пьяна». Я чувствую себя пьяной, лишенной трезвости рассудка, не могу воспринимать разлитую вокруг красоту и надежду и мучаюсь вместо этого отчаянием.
«Чувства не есть факты», – твержу я себе. Утренние страницы снова и снова напоминают, что не нужно ничего усложнять. Я боюсь ложиться спать, потому что знаю: буду лежать без сна, в то время как передо мной станут вереницей проходить мои страхи в самых омерзительных и правдоподобных обличьях. В эти дни я окружена негативом, как облаком дешевых духов. «Только не пей, – напоминаю я себе. – Если не будешь пить, переживешь любой срыв». Каждый день, прожитый в трезвости, – это небольшая победа. Каждый день – это еще шаг назад от бездны. Проходя мимо газетного киоска на углу, я стараюсь не смотреть на броские заголовки в прессе. Новости ведь в основном плохие, да? Похоже на то.
Я учусь находить удовлетворение в любом состоянии, каким бы оно ни было.
Хелен Келлер
Я не настолько утонченна, чтобы находить прибежище в цинизме и сбросить дурное со счетов. Ничего не понимаю в понтах. Я не умею быть «суперсовременной». Порой я вообще думаю, что так и не выросла. Не понимаю, как можно выслушать дурные новости, а потом отряхнуться и весело пойти дальше. Я говорю женщине, что боюсь и чувствую приближение срыва, а она мне отвечает: «Этот город многих свел с ума». И что на это прикажете отвечать? «Большое спасибо»? Такое ощущение, что она целенаправленно подтолкнула меня к обрыву, каким я вижу его в своем воображении.
Бернис считает, что достичь трезвости мышления можно, если думать о малом. «Не замахивайся на крупное, – советует она. – Придумай маленькие шажки и делай их. Бог не в абстракциях, а в конкретике. Вымой голову».
И я мою голову – чистые волосы и впрямь выглядят лучше, приятно блестят. Разбираю хлам, скопившийся на крышке бюро в спальне. Застилаю постель. Каждое крошечное действие вновь вселяет в меня оптимизм, а вместе с ним приходит надежда. Я надеюсь, что вскоре этот отрезок моей жизни закончится и я вновь обрету чувство равновесия. Надеюсь, начну видеть все то небольшое и красивое, что есть в моем мире. Надеюсь, сумею стряхнуть трагичность, которую несут с собой чужие замечания. Просто нужно как-то прожить вторую половину дня и не упасть. Я – здесь, и здесь мне нужно найти красоту, здесь мне нужно найти веру. Я живу в одном квартале от Центрального парка. В парке красиво. Да и прочей красоты вокруг предостаточно, и я увижу ее, если последую совету Бернис – не буду замахиваться на крупное и сконцентрируюсь на мелочах. В одном квартале от моего дома, если идти по Коламбус-авеню, есть славный цветочный магазинчик. Там живет красота. Как-то раз, выбравшись на небольшое творческое свидание, я купила там букет турецких гвоздик и маленькую узамбарскую фиалку в горшочке. Фиалку поставила на стол в столовой. Ее нежные, как папиросная бумага, лепестки отливают яркими глубокими цветами. Бархатистые зеленые листья покрыты тончайшим пушком: фиалка прекрасна.
«Напиши для своего цветка стихи, – советует Бернис. – А компьютер накрой яркой тканью». Она хочет, чтобы я прониклась духом игры.
Когда я поддаюсь игре, вновь ощущаю в себе детскую веру, и вера эта говорит мне, что я удержусь. «Думай о малом, стремись к малому, будь маленькой», – говорю себе я. Все большие достижения состоят из множества маленьких шажков. Если не можешь сейчас охватить все сразу, охвати хоть что-нибудь. Сделай еще один правильный шаг. А каков мой следующий правильный шаг?
Меня одолевают воспоминания. Всякий раз, когда я лежу в постели без сна, в голове прокручивается хит-парад мыслей, неизменно принимающих дурной оборот. Вспоминаю, как мне было плохо и как я испугалась. Но если я не хочу, чтобы было плохо снова, нужно держаться простейшей мысли: «Только не пей, не поддавайся отчаянию и не убивай себя. Это уже было – мне просто нужно прожить этот день, эту ночь и по шажку идти вперед. Я это уже делала – и выжила. И в этот раз тоже выживу. Ко мне вернется мой всегдашний настрой, а вместе с настроем придет смелость».
Сад начинается с семечка. Семена невелики и вид имеют скромный. И все же именно из семян вырастают цветы, а из цветов – надежда. Надежда – это то, что твердит нам: просто живи нынешним днем, и нечто направит твой шаг. Надежда говорит, что всегда есть какая-то, пусть самая крохотная, но возможность; всегда есть такое место, где мы повстречаемся с Богом.
Кто знает, что для него достаточно, – богат.
Лао-Цзы
Волшебная лозаУ людей духовных есть выражение «темная ночь души». Так они называют необъяснимый период черного отчаяния, которое охватывает нас вдруг, безо всякой причины. У меня сейчас как раз такой период. Имея склонность к срывам, я считаю темные ночи души делом неприятным, но обыденным. За годы борьбы с алкоголизмом и депрессиями я выучила массу способов самозащиты. В ход идет все. И еще мне нужны такие друзья, как Бернис, которые всегда ненавязчиво напомнят об этих способах.
В программе реабилитации алкоголиков есть трюизм: «Нельзя исправить свои действия силой мысли, но действиями своими можно исправить мысль». Перед лицом отчаяния маленькие действия превращаются в противоядие. И мы можем научиться защищать себя.
Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по десятую. Перечислите десять небольших действий, которые вы можете предпринять, чтобы почувствовать себя лучше. Например: «сделать красивую стрижку». Или «почистить ботинки». Или «рассортировать рецепты». Или «вымыть холодильник». Если у вас депрессия, может показаться, что даже такие простые вещи вам не по силам. Выбирайте самые маленькие дела, которые пугают вас меньше всего, – и все равно делайте.
Дождь
День сегодня пасмурный, дождливый. Крыши коричневых домов у меня под окном мокрые, в лужах, соединяют блистающее серебро и черноту. Бесстрашные любители загара сидят по домам. Все засели в тепле и уюте и ждут, пока минует ненастье. Птицы, и те прячутся – нахохлились под карнизами крыш, забились в кроны высоких деревьев. Никому не хочется промокнуть – даже тем, кто уже мокрый. Сегодня приключения никому не нужны.
Незрим для глаз, зовется он довольством: такой венец король имеет редкий.
Уильям Шекспир
Меня дождь не пугает. Я все равно пойду в Центральный парк. Собакам там понравится, особенно когда они перестанут брезгливо фыркать на дождь и лужи. Мы пройдем вокруг пруда, минуем благоуханные деревья в розовом цвету. Повседневные дела недооценивают, а между тем в слове «рутина» скрыта масса достоинств. Жизнь соткана из маленьких радостей, а приходят они тогда, когда мы готовы умалять, а не возвеличивать себя.
Что значит – умалять себя? Это значит, в пасмурный день помнить о том, как красивы капли дождя на перекладине пожарной лестницы. Мы слушаем песни птиц, даже когда этих птиц не видно. Серый день отлично подходит, чтобы почистить ботинки, вставить новые шнурки в кроссовки, протереть мокрой тряпкой оконные рамы, стирая осевшую грязь. В серый день мы похожи на детей, и, пожалуй, в этот день самое время вести себя по-детски.
Я не стремлюсь к приключениям – их преподносит мне судьба.
Винсент Ван Гог
В моем кабинете стоит высокий шкаф, в котором одна полка занята детскими книгами. У меня есть книги о рыбках, об Африке, поездах и – книжка для этого дня – о птицах. Подобные книги дают детям лет 12 в школе, чтобы прочли их и подготовили доклад. Под стук дождя в окно я медленно переворачиваю страницы. Я узнаю, что самая маленькая птица в мире весит всего 14 граммов, а самая крупная – больше 120 килограммов.
Свернувшись в большом кожаном кресле под лампой, разгоняющей серые сумерки, я читаю о том, что у птиц полые кости, упроченные внутренними перегородками. У голубя скелет такой легкий, что его вес составляет всего 1/20 веса всей птицы. Голубю часто приходится срываться с места, чтобы избежать опасности, поэтому у него очень сильная мускулатура крыльев, на которую приходится целая треть общего веса. Благодаря сильным мышцам крыльев голубь способен быстро взлететь и почти сразу набрать скорость до 80 километров в час. Голубь создан для того, чтобы избегать опасностей.
Неужто вы не видите, насколько мир, исполненный боли и невзгод, необходим для воспитания разума и превращения его в душу?
Джон Китс
А вот сапсан, наоборот, – воплощенная опасность. Он может пикировать на скорости 280 километров в час, падает на добычу, валит наземь и рвет когтями. В Нью-Йорке сапсаны гнездятся в северной оконечности Центрального парка. В парке множество любителей наблюдать за птицами; они пробираются по его лесистым частям, крадутся по заболоченным участкам. С собой у них бинокли, часто – справочник Сибли[18]. Они увлеченно негромко переговариваются и быстро записывают все увиденное за день. По-моему, эти люди сами похожи на какой-то экзотический вид.
Хмурый день становится светлее. Окутывающий высокие здания серый туман начинает таять. На перекладинах лестницы все еще висят капли, но новые уже не появляются. Нам обещали дождь до вечера, но дождь прошел, и, быть может, теперь немного развиднеется. Собаки уже скачут у двери в ожидании прогулки в парк.
Всякий раз, когда кто-нибудь говорит: «Я в фей не верю», – какая-нибудь фея тут же падает и умирает.
Джеймс Барри
Порой нам приходится играть с самим собой в детектива, выяснять, что нам по душе. Идти туда, куда тянет, отдаваться на волю любопытству. Пробираться по заболоченным землям, стараясь не спугнуть птиц, которых мы ищем. Такими вещами хорошо заниматься на энтузиазме. Вот, допустим, мы интересуемся Парижем, как я недавно. Для начала можно поискать в интернете путеводитель по городу. Можно его заказать. Потом можно попробовать себя во французском языке. Мы с Эммой перед тем, как поехать в Париж, учили французский по дискам Pimsleur Method. Внимательно слушали диски в нужном порядке и отвечали диктору, который спрашивал: «Где находится гостиница?» или говорил: «Я хотел бы поужинать с вами в девять». Правда, нас несколько обескуражило количество способов заказать вино, но я честно учила все положенное. К счастью, в конце концов выучила, как отказаться от бокала. Мне как непьющему алкоголику было необходимо научиться говорить «нет». И это «нет» я говорила на протяжении всего путешествия, которое и стало нашим следующим шагом. «Non, merci, merci bien» («Нет, спасибо, спасибо большое»), – выговаривала я, отказываясь и от красного вина, и от белого, и от розового.
Еще только планируя поездку, мы стали учить названия еды, с которой предстояло иметь дело. Узнали, что горячий шоколад называется chocolat chaud. Ветчина с сыром – jambon et fromage. Когда мы приехали в Париж, проверять новые познания на практике было ужасно волнительно. В киоске у подножия Эйфелевой башни я заказала блинчик. В уютном бистро – малиновое суфле и отказалась от десерта – блинчика с начинкой, в которую был добавлен ликер Grand Marnier. Каждое утро на завтрак заказывала caf crme (кофе со сливками). А к кофе – pain chocolat (булочку с шоколадом). Было невероятно приятно чувствовать себя новичком в языке, выговаривать слова по слогам. Я учила французский в старших классах почти 40 лет назад, и спустя столько лет слова стали всплывать в памяти снова.
Красота есть истина, истина – красота.
Джон Китс
К вечеру тучи разошлись. Мы с «девочками» гуляем в парке. Ветер дует совершенно парижский – легкий, свежий, с ноткой тумана. Проходя мимо скамеек, выстроившихся вдоль ведущей на запад дорожки, я слышу, как хозяйка зовет собаку: «Fifi. Ici. Ici, Fifi». («Фифи. Ко мне. Ко мне, Фифи».) Фифи – кремовая собачонка со славной мордочкой, – послушно пристраивается у ноги хозяйки. «Bonjour» (добрый день), – говорю я и шагаю с моими подопечными к выходу.
Волшебная лозаМы часто говорим «удивляется, как ребенок», но не задумываемся об истинном смысле этой фразы. А ведь это готовое руководство к действию. Чтобы пробудить в себе умение удивляться – неотъемлемую часть творчества, нужно стремиться быть ребенком. Об этом твердят разнообразные духовные практики. По словам Христа, чтобы верить, мы должны «быть как дети». Но творчество – это как раз вопрос веры, а значит, когда мы подобны детям, это идет на пользу нашим творческим порывам. Нужно научиться исследовать мир открыто и с любопытством. А что подходит для этого лучше, нежели магазин детских книг?
Выделите один час. Отведите себя в хороший магазин детской литературы. Разрешите себе насладиться приятным процессом перебора всех книг подряд. Скорее всего, вас заинтересует очень многое. Бывают книги о машинах, поездах и бабочках. Книги о птицах, рептилиях и динозаврах. Книги об индейцах и книги об Индии. Забудьте о том, что вы взрослый, и рассматривайте любые книги, которые вам понравятся. Книга о собаках, кошках или лошадях – что может быть интереснее? А вдруг вам хочется разобраться, как работает автомобильный двигатель?
После детской книги о Магеллане я целый год писала о нем. Ученые скажут, что Магеллан – это для взрослых, но детские книги о его путешествиях воспламенили мое воображение сильнее, чем посвященные ему серьезные биографии.
Помните, что избыток информации подавляет воображение. При желании вы всегда сможете изучить полюбившуюся тему подробнее, но идеальным началом все равно остается детская книга.
Прежде чем скажет себе, что не видит Бога, он должен вырвать глаза свои и не видеть ничего живого; прежде чем скажет себе, что Бога нет, должен он извергнуть себя из рода человеческого и отвергнуть разумную душу свою.
Джон Донн
Упорство мечты
У подруги депрессия. Она долгое время старалась обнародовать свою мечту, но та поманила ее и ускользнула. Подруга не знает, что делать дальше. Без мечты, которая была путеводной звездой, она чувствует себя потерянной. Что же она такое без мечты?
– Я уважаю тех, кто не сдается, – говорит она. – Уважаю людей, которые идут вперед, невзирая ни на что. – В ее тихом голосе слышится печаль.
– Может, надо просто решить, что ты тоже такая? – предлагаю я. Я говорю ей то же, что и сее: – Действиями можно исправить мысль.
– Я не прочь, – вздыхает она. И голос усталый, тихий и грустный.
– Делай самые простые вещи, – говорю я. – Выстрой необременительный распорядок и держись за него. Вернись к азам. – Я советую ей писать утренние страницы, ходить на творческие свидания, гулять. Я говорю, что мало-помалу оптимизм к ней вернется, – именно это я твержу себе и именно в это верю. У меня самой сейчас темный период, черная полоса, но я верю, что когда-нибудь она кончится. Я говорю подруге все то, что больше всего хочу услышать сама.
Мечты ниспосланы нам из божественного источника. Если мы станем им следовать, они вновь приведут к божественному источнику. Работая над осуществлением своей мечты, мы трудимся, чтобы приблизиться к Богу. Ища совета относительно мечты, мы ищем Бога. Наши мечты – отнюдь не пустяк. Они рождаются вовсе не из нашего эго. Их корни уходят в нашу душу. Моя подруга не зря испытывает страх перед крахом мечты. Мечты нужно беречь, словно детей, и словно детей, их нужно питать и утешать.
Искусство – не более чем способ жить, вести более насыщенную жизнь… Становясь концом всего, искусство побеждает само себя.
Генри Миллер
Художнику часто очень трудно бороться с разрушающим действием критики. Когда мы получаем неопределенный или попросту не имеющий отношения к делу отклик о своей работе, с трудом можем наскрести в себе достаточно стойкости, чтобы снова встать на ноги. Мою же подругу отказы, связанные с мечтой, ранили особенно сильно, потому что она знает – ее работа сделана хорошо. Она пользуется поддержкой и одобрением двух достойных уважения авторитетов – к сожалению, предложить ей практическую помощь ни тот, ни другой не имеют возможности. «У тебя отличное шоу, – сказали они ей. – Продолжай стараться».
Сейчас подруге требуется дар исцеления. Ее раненое сердце должно отыскать способ восстановиться. Я посоветовала больше ходить: при ходьбе боль ослабевает и уже не застит собой все вокруг. Ходьба – это способ восстановить картину мира. Но подруга смеется. Она и так часто ходит. Но на ходу ей становится лишь больнее, потому что она сознает реальность своих мечтаний.
«Я шла от Таймс-сквер до самого дома, – рассказала подруга. – Но чем дольше шла, тем сильнее становилась моя мечта».
«Значит, ты не можешь сдаться», – говорю я.
Мы идем вперед по шажку, причем порой – в буквальном смысле слова. Если мечта моей подруги лишь крепнет, значит, ей следует попытаться еще раз. Она просила совета – и получила рекомендацию гнуть свою линию. Чтобы быть художником, нужно быть изрядным упрямцем. Нам нужен внутренний осел, которого нельзя забодать, как быка, или напугать, словно корову. В глубине души всегда должен жить голосок, который твердит: «Я своего добьюсь». «Я все равно придумаю, как это сделать» – вот мантра, которую мы должны твердить как молитву.
Каждое произведение художника должно быть выражением чего-то глубоко пережитого.
Сомерсет Моэм
Успех частенько входит в двери, о существовании которых мы и не подозревали. Когда стандартные варианты исчерпаны, успех показывается в невиданном обличье. Сколько раз срабатывал самый маловероятный вариант и сдвинуть дело с мертвой точки помогала какая-нибудь «двоюродная сестра зубного врача»? Сколько раз мы обнаруживали, что некая Высшая Сила провела нас по лабиринту из удачных случайностей и совпадений? И во имя мечты моя подруга готова вступить в этот лабиринт вновь. «Укажи мне путь, Господи» – так могла бы звучать ее молитва.
Еще один мой друг – проповедник. Он предостерегает нас, советуя не уповать на единственный источник благополучия. «Бог может повстречаться с вами тысячью способов», – говорит он. И предупреждает: «Не ждите, пока кто-нибудь разрешит вам идти дальше. Решив, что все случайные удачи должны исходить из одного источника, вы тем самым отрицаете силу Господа, который может идти самыми разными путями. Доверьтесь Богу и не пропустите указаний свыше».
В издательском мире не переводятся истории о популярнейших авторах, которым поначалу приходилось издаваться за собственный счет. Когда мой знакомый издатель слышит очередную байку на этот счет, он горько смеется. «Да уж, доля истины в этом есть, и немалая, – говорит он. – Очень часто случается, что книгу везде отвергают, потом автор публикует ее за свой счет, сам развозит по магазинам и в конце концов добивается ошеломляющего успеха».
Каждый художник должен быть готов стать Дон-Кихотом и сражаться с ветряными мельницами, как бы глупо он при этом ни выглядел в глазах окружающих, да и в своих собственных. В каждом художнике живет Внутренний Мечтатель. Эту часть души можно назвать верящей – это она всегда готова идти вперед, опираясь на одну лишь веру. Еще в каждом художнике живет Внутренний Цензор, скептик, или Дьявол, – та часть, что твердит нам, будто игра окончена и пора ее бросать.
Дьявол умен и заходит с разных сторон. Он всегда хочет, чтобы мы усомнились в Божьей силе. Один из наиболее распространенных обликов Дьявола – стремление к самодостаточности. Мы рассчитываем на себя и перестаем рассчитывать на Высшие Силы. Мы полагаем, что должны все постичь самостоятельно, а когда не удается, называем себя никчемными людьми, лицемерами, безумцами. Дьявол умеет нащупать нашу ахиллесову пяту и не стесняется бить по слабому месту. Допустим, нас беспокоит финансовый вопрос. Дьявол подскажет, что скоро мы лишимся крыши над головой. Нас волнует престиж? Дьявол тут же начнет прокручивать варианты будущего, в котором мы получаем один плохой отзыв за другим. Вы специалист в какой-то области? Дьявол скажет, что все ваши познания и опыт ничего не стоят. Всякий раз, когда решение проблемы буквально под носом, но мы ослеплены страхом и потому не можем протянуть к нему руку, Дьявол уверяет, что решения не существует. Мой Дьявол похож на опьянение. У меня алкоголизм, а бывших алкоголиков не бывает. Приходя ко мне, Дьявол твердит: «Что толку сопротивляться? Налей мне. Налей. Налей выпить».
Если человек идет не в ногу со своими спутниками, возможно, это потому, что он слышит другой барабан. Пусть он шагает под ту музыку, которая ему слышится, в каком бы ритме она ни звучала.
Генри Торо
А между тем помочь нам готовы очень многие. Многие охотно протянут руку. Помощь придет по первому зову. Мысль о том, что помогать никто не станет, – наше собственное изобретение. Сердца закрыты для той ненавязчивой помощи, которую могла бы получить страждущая душа. А мы всего-то хотим, нам всего-то и нужно, что глоток воды. Задача и трудность заключаются в том, чтобы, мучаясь духовной жаждой, этот глоток найти. Требуется легкое дуновение поддержки, вода духовной истины. Нужно услышать, что Бог существует. Нужно поверить, что Он заботится о нас.
Искусство – это когда творческая Душа человека откликается на зов Реальности.
Рабиндранат Тагор
Волшебная лозаВ прошлых упражнениях вы уже писали смиренное письмо Богу, а может быть, и не одно. Вы ощутили благодать духовной искренности. Есть что-то целительное в том, чтобы рассказать Богу, где и что у вас болит. Сбросить с плеч ношу уныния – какое это облегчение! Для выполнения этого упражнения потребуется еще большая открытость. Я предлагаю вообразить ответ на ваши молитвы.
Выделите час времени. Возьмите ручку и напишите Богу письмо обо всем, что вас сейчас тревожит. Потратьте на это как минимум полчаса. Потом снова возьмите ручку, но на сей раз прислушайтесь к ответу и напишите письмо от Бога вам. Вспомните самые смелые надежды и мечты – что ответил бы на ваши мольбы Бог, как выразил бы понимание? Отдайтесь воображению. Подарите себе ласку и покой, какие вы хотели бы получить от Бога. Прислушайтесь к самым глубинам своей души: какие решения и перспективы может предложить вам Бог? Внутри вас живет мудрость, к которой непременно следует прислушаться. «Тихий голос» ее звучит в каждом из нас.
Проверка
Цель художника – делать вещи не такими, какими их сотворила природа, а такими, какими она могла бы их сотворить.
Рафаэль
1. Сколько раз за эту неделю вы писали утренние страницы? Если пропустили день, то почему? Что вы ощущаете благодаря этому упражнению? Быть может, ясность? Многообразие эмоций? Большую отрешенность, целеустремленность, спокойствие? Было ли что-нибудь такое, что вас удивило? Не всплывали ли повторяющиеся темы, которые так и просят, чтобы вы с ними разобрались?
2. Были ли вы в эту неделю на творческом свидании? Почувствовали себя лучше и благополучнее? Что делали, что при этом ощущали? Помните, что поход на творческое свидание может даваться нелегко; возможно, придется уговаривать себя сходить.
3. Выбирались ли вы на еженедельную прогулку? Как себя почувствовали? Какие всплыли эмоции, инсайты? Возможно, удалось погулять больше одного раза? Как подействовала прогулка на оптимизм и на видение будущего?
4. Произошло ли за эту неделю что-либо еще, что вы считаете важным для самопознания? Опишите в подробностях.
Неделя 7
Взращиваем чувство стойкости
Как правило, мы плохо знаем свои сильные стороны. Эссе и задания этой недели помогут сконцентрироваться на теме вашей стойкости. Уделив особое внимание доступным ресурсам, вы увидите, что у вас достаточно топлива, чтобы преодолеть дистанцию. Если вы не пожалеете времени на уход за колодцем вашей души и, заботясь о себе, все время будете наполнять его, этот колодец не пересохнет никогда. Вы прошли уже половину курса, связь с Великим Творцом стала глубже и интимнее. Она поможет найти внутренние силы, о существовании которых вы, скорее всего, и не подозревали.
Поддержка
Истинное благословение нередко приходит к нам в образе боли, утрат и разочарований.
Джозеф Аддисон
Сегодня утром я навещала Терезу – пожилую женщину, которая живет в уютной квартире в нескольких кварталах к югу от меня. В глазах Терезы светится живой и острый ум. Терезу не обманешь.
«Беда в том, что люди слишком часто считают себя самодостаточными, – сказала Тереза. – Мы начинаем полагаться на себя, а не на Бога, а потом удивляемся, отчего так одиноки. Сначала закрываемся, а потом жалеем, что рядом никого нет. А ведь на самом деле мы не одиноки».
Тереза знает, о чем говорит. Она сама – живой пример того, чего можно достичь с Божьей помощью. Бывший запойный алкоголик, она сумела завязать и ведет трезвый образ жизни. Некогда беспомощная пьянчужка, сейчас помогает другим.
– Мне трудно писать, – говорю я Терезе. – Слова никак не находятся. Я будто онемела.
– Иногда немота может быть полезна, – отвечает Тереза. – Когда мы обращаемся к самым глубинам души, болтовня ни к чему. Время от времени полезно побыть немым.
– Но если я онемею, то не смогу зарабатывать на жизнь, – возражаю я, хотя в глубине души понимаю, что в словах Терезы есть своя правда. Интересно, каково было бы на время перестать говорить и начать просто жить, покоиться в потоке жизни, словно блестящий серый камень, омываемый текучими речными струями.
История состоит из двух вещей: из сети и воздуха, который через эту сеть проходит.
Пабло Неруда
– Тебя терзают страхи о самой себе, – говорит Тереза. Вот уже в который раз ее безыскусные слова точно очерчивают состояние, в котором я пребываю.
Меня мучают страхи, главный герой в которых – я сама. Я боюсь снова пристраститься к выпивке, остаться без денег, потерять кров, оказаться выброшенной на улицу и бродить бесприютно, как те заблудшие души, что в изобилии бродят по Манхэттену. Я борюсь, но мое воображение все равно подсовывает самые черные тона. Снова и снова снится сон: дочери четыре года, мы скитаемся с ней по улицам Нью-Йорка, и нам негде приклонить голову.
«Это всего лишь плохой сон, – говорю я себе. – Просто сон».
И все же боюсь, что он может стать реальностью. Я знаю: чтобы это случилось, мне достаточно взяться за стакан и пойти туда, куда он меня поведет.
Снова слышу голос Терезы:
– Тебе нужно рассказать о своих чувствах. Выпусти их наружу.
– Тереза, я сама должна знать все ответы. Я не пью уже 28 лет. Люди приходят ко мне за ответом. А у меня ответов больше нет. Мне нужна помощь.
– Тебе нужна поддержка, – поправляет Тереза.
И вновь ее слова точно описывают то состояние, для характеристики которого у меня не находилось слов. В душе все смешалось и перепуталось. Мне нужно почувствовать, что Высшие Силы меня не бросили. Я отчаянно нуждаюсь в помощи и чувстве безопасности, которое могут подарить окружающие. Говорят, алкоголизм – это болезнь одиночества. Все правильно, так оно и есть. И мне в очередной раз придется из этого выбираться.
Думать прежде, чем говорить, – девиз критика; говорить прежде, чем думать, – творца.
Эдвард Форстер
Волшебная лозаДаже в самые одинокие моменты жизни любой из нас способен все же назвать несколько друзей и надежных людей, на помощь которых можно рассчитывать. В период уныния и отчаяния источников помощи у нас все равно больше, чем кажется. Когда отчаяние твердит, что вы – отрезанный ломоть, помощи ждать неоткуда и не видать вам понимания ни от Бога, ни от людей, на самом деле у большинства все же остаются друзья. И эти друзья готовы нас понять – если только мы дадим им такую возможность. Одиночество, брошенность – это выдумки разума. У нас есть союзники. И чтобы их вспомнить, нужен список ресурсов, но составленный не в грусти и печали. Попробуйте составить этот список сейчас.
Вы уже перечисляли пять человек, поддерживающих вас и ваше стремление творить. Возьмите этот список и посмотрите, есть ли там человек, который может оказать вам общую эмоциональную поддержку.
Скорее всего, таких будет несколько. Выберите одного. Сделав выбор, позвоните этому человеку, отправьте ему обычное или электронное письмо. Объясните, что пытаетесь выбраться из западни, это для вас нетипично, но именно сейчас вам пригодилась бы толика поддержки. Не особо скрывайте свою уязвимость, не стесняйтесь показать, что на самом деле прячется за парадным фасадом, который вы с таким трудом поддерживаете.
Когда ваш друг откликнется, не спешите и постарайтесь понять, как на вас влияет его ответ. Вы сейчас в поиске, вы отбираете тех друзей, с кем можно быть и большим, и маленьким. Кому-то из друзей мы нравимся, только когда дела у нас идут хорошо. А другие, обладатели более широкой эмоциональной палитры, готовы принимать нас в любом виде. (Будьте осторожны и избегайте друзей, которые стыдят вас за чувство уязвимости. В подавленном состоянии мы не всегда можем чувствовать себя лучше, даже если знаем, что для этого нужно сделать.) Вы ищете друзей, которые примут вас таким, какой вы есть.
«У тебя усталый голос, – может сказать такой друг. – Ты хорошо себя чувствуешь? Расслабься хоть чуть-чуть». Все мы люди, и слова поддержки неизменно помогают ослабить мучительное чувство одиночества. Главное в друзьях – они ведут себя как друзья. Когда мы выгорели, не стыдят нас и не гонят обратно к станку. Они побуждают быть гибче и добрее к себе. Они заботятся не только о нашей работе, но и о нас самих. Позвольте себе ощутить их поддержку.
Отдай что имеешь. Быть может, для другого это будет драгоценнее, чем ты мог помыслить.
Генри Лонгфелло
Проницательность
День сегодня солнечный, но прохладный, очень, очень прохладный. С запада дует резкий пронизывающий ветер. Люди на улице придерживают пальто и куртки. Куда делась весна? Неужели всего день или два назад на носу было лето? От этого внезапного похолодания возникает такое чувство, словно нас предали.
В парке дрожат на ветру бледно-розовые цветы вишни. Цветущая слива от холода кажется почти фиолетовой. И все же день стоит славный, и в пышных вишневых зарослях установили свои мольберты художники-пейзажисты. Одна художница ставит ровнее зеленую чашечку с водой. Она работает акварелью, легчайшими мазками пишет миниатюру.
После обеда я получила письмо от Ронды. Она пишет, что получила мою последнюю книгу и с удовольствием ее читает. Письмо написано на красивой почтовой бумаге. Ронда украсила свое послание замысловатыми сердечками и цветочками. Она пишет, что ждет не дождется лета, чтобы гулять вместе со мной. Ронда привыкла, что я каждую весну возвращаюсь в Нью-Мексико. Я тоже к этому привыкла, и потому ее письмо наполняет меня печалью.
«Ах, боже мой, – думаю я. – Не будет больше прогулок с Рондой. Не будет долгих походов по Эль-Сальто-Роуд мимо буйволов и лам». Нет, это лето я проведу дома. Я стану гулять вокруг пруда и порой буду уходить к небольшому озерцу на юге Центрального парка. По нему катаются на лодках. Если повезет и если избегать часа пик, в парке почти никого не будет и я смогу любоваться цветами и животными.
Когда перестаешь приносить пользу, начинаешь умирать.
Элеонора Рузвельт
Если повезет, я сумею обуздать свой пессимизм. Я буду гулять тогда, когда того требуют мои не слишком строгие планы. Это лето станет экспериментом, попыткой обогнать беду. Прошлым летом в Нью-Мексико на меня «нашло» внезапно и сильно, так, что я едва выстояла. Надвигался срыв. Врачей в округе не было, диагноз мне поставили по телефону. Оставалось только принимать лекарства ударными дозами да долго-долго ехать до Манхэттена, где было сравнительно безопасно. На Манхэттене всегда неподалеку найдется врач. И еще друзья, которым уже случалось видеть мои мрачные периоды. В Нью-Мексико есть лишь красота и страх. Нет, в этом году я не поеду в Нью-Мексико. Я намереваюсь наслаждаться той природой и красотой, что удастся отыскать на Манхэттене.
Только вчера Эмма рассказывала, что видела какую-то крупную птицу. «По-моему, не орел, но большая такая, очень большая. Голова коричневая, а не белая, а на ногах – пышные перья».
Как по мне, эта новость – безусловно, повод выбраться в парк и поискать там странную птицу. Может быть, это сапсан, а может, какой-нибудь ястреб. Можно взять с собой бинокль, с которым я хожу смотреть на птиц, – вдруг да повезет. Это, конечно, не экспедиция на Рио-Гранде, где можно день напролет любоваться кружащими над головой орлами. Тут приключение поменьше, покамерней. Но все равно сойдет.
Чтобы вернуть равновесие, нужно каждый день делать все те небольшие дела, с помощью которых я возрождаю в себе оптимизм. Проснувшись, удобно устраиваюсь в большом кожаном кресле и, подобрав ноги, пишу утренние страницы. Я молюсь. Читаю Эрнеста Холмса. Сажусь за компьютер и работаю. После работы отправляюсь в небольшое путешествие.
Взяв на поводок Тигровую Лилию и повесив на шею бинокль для наблюдения за птицами, отправляюсь в парк. Я ищу ту большую птицу, которую видела Эмма. А нахожу множество малиновок и одного красноплечего трупиала. Ближе к вечеру, вновь сидя за компьютером, бросаю взгляд в окно и вижу пролетающую мимо цаплю. Мой покойный отец любил цапель, и в гостиной у меня висят две репродукции с рисунков цапель кисти Одюбона. Птица, летящая высоко в небе в сторону Центрального парка, кажется мне добрым предзнаменованием. Я готова видеть добрые предзнаменования во всем.
На крыше дома через улицу от нашего устроен садик. Его сторожат две большие глиняные совы: они призваны отпугивать голубей. Замершие совиные фигуры как бы говорят: «Опасность. Вы проникли на вражескую территорию». Этот садик голуби облетают по широкой дуге.
Мы, художники, тоже должны уметь различать, кого и что следует обходить десятой дорогой. По возможности следует избегать людей, которые иссушают наш энтузиазм, обрезают крылья воображению. Острый язык критика подобен острым шпорам на ногах у совы и с их легкостью способен изорвать в клочья наш оптимизм. Мы живучи, но нас легко задеть. Нужно быть настороже.
Если сердцу – хоть одному – не позволю разбиться, я не напрасно жила.
Эмили Дикинсон
Мы, художники, должны быть бдительны. Контролировать всех вокруг мы не в силах, но можно ведь понять, чье общество благотворно на нас влияет, а чье – иссушает и устрашает. Когда мы примемся устанавливать новые границы, непременно пробудим в ком-то ярость и вызовем сопротивление. Когда скажем: «Руки прочь!» – кто-нибудь обязательно ущипнет нас напоследок.
Вот она, горькая истина: многие из тех, кто обращается к нам, художникам, понятия не имеют о том, как вообще обращаться с художником. Эти люди не хотят плохого, но никакая благонамеренность не в силах сгладить ущерб, который они нам наносят практически походя. Нас, американцев, учат разбирать, а не собирать. Школьная система учит критиковать, а не строить. В результате человек умеет высказаться о том, что плохо, но не научен уравновешивать свою критику упоминанием о хорошем. А художник, который слышит лишь критику, словно бы выключается. Как бы ни были разумны замечания, художника они чуть ли не вгоняют в гроб. «Ах, к чему все это?» А может взыграть мрачное упрямство: «Ничего не буду менять». И тут опять нужны друзья – пусть помогут проанализировать критику и найти в ней здравое, хотя и горькое зерно.
Опыт подсказывает, что любой художник весьма отзывчив на справедливую критику. Если слова критика бьют точно в цель, нас охватывают азарт и желание поработать, особенно если интуиция подсказывает, что от этого наш труд станет только лучше. Хочется сказать не «Ой», а «Ага!» – и вот уже двигатель фырчит, колеса творчества крутятся, и мы «чиним» то, что нуждается в починке, при этом почти неважно, хочется нам того или нет. Но иногда, чтобы верно воспринять критику, нужен друг в роли переводчика. «Может быть, на самом деле он имеет в виду то-то и то-то», – может заметить друг, и замечание критика покажется уже не таким обидным. Или друг скажет: «Ой, Джулия, не обращай на него внимания, он какую-то чушь несет», – и хотя сказать легче, чем сделать, но и сделать с помощью друзей тоже вполне можно.
Молодой писательницей я жила в квартире рядом с Вашингтонским зоопарком. Каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер, встречая сумерки, слышала рев диких зверей, перекрывавший даже шум дорожного движения. То ревели львы, тигры и медведи – много-много медведей. Под этот экзотический аккомпанемент я писала рассказы. А звери всегда были рядом – звери и неумолчный первобытный звук, за которым не был слышен гул большого города. Это и успокаивало, и пугало.
В те дни лучшей моей подругой была Джуди Бахрах. Она тоже и успокаивала меня, и пугала. Она тоже была начинающей писательницей и всегда имела твердое мнение по поводу любой моей работы. Мы обе писали статьи для The Washington Post. Она была штатным автором и, следовательно, принадлежала к числу небожителей. Я была мелким писакой, фрилансером на побегушках, и в газете не работала, а подрабатывала. Джуди была гибкой и высокой и удивительно походила на Лорен Бэколл в молодости. Джуди была моей группой поддержки и моим же суровейшим критиком. «Это печатать нельзя, – сказала она об одном рассказе. – Этим ты себе загубишь всю карьеру».
Тот, кто делает добро другу, делает добро себе.
Эразм Роттердамский
То, что карьеры как таковой у меня тогда не было, Джуди вовсе не смущало. Она верила в меня и мое творчество и ничуть не сомневалась, что и карьера у меня тоже будет. Она чувствовала, что должна – вместе со мной – оберегать это будущее. Я не стала публиковать тот рассказ. Я сунула его в нижний ящик и принялась за рассказы, которые заслужили бы одобрение Джуди и не нанесли ущерба моей карьере. Всем нам нужна такая Джуди – друг, который достаточно бдителен, чтобы заметить, когда работа провисает (а это неизбежно). Такие друзья – словно сторожевые совы, и мы можем воспользоваться их помощью для защиты своего творческого сада.
Борьба великого человека с превратностями судьбы – вот истинная отвага.
Сенека
Если разговор не приводит к действию, лучше ему не звучать вовсе.
Томас Карлейль
Волшебная лозаДжулианна Маккарти научила меня одной салонной игре, в которую, пожалуй, стоит уметь играть всем художникам. Игра называется «С кем пойти в разведку». Ваша задача – перебрать своих друзей и оценить, насколько каждый способствует вашему благополучию и помогает достигать поставленных целей. В большинстве случаев в результате этого мы обнаруживаем, что друзей, с которыми могли бы пойти в разведку, на самом деле немного. Но они есть.
Я пошла бы в разведку с тем, кто умеет сохранять спокойствие и объективность в самых сложных обстоятельствах. И такой друг, он же – «волшебное зеркало», у меня есть. Это Эд Тоул. Он проницателен, дальновиден, однако способен приструнить свои эмоции и лишь тогда браться за поиски наилучшего решения. Ему никогда не изменяют юмор и практичность. Если я, обуреваемая эмоциями, о чем-нибудь ему расскажу, он рассмотрит мой рассказ в рамках «большой картины». Да, с Эдом я пошла бы в разведку.
А вот с Фелицией я в разведку не пошла бы. Фелиция все драматизирует. При первых же признаках опасности она ударилась бы в панику и заразила бы ею и меня. В обществе Фелиции все мои страхи немедленно поднимают голову. Нет, на ее хладнокровие рассчитывать не приходится.
С Джулианной, которая придумала эту игру, я пошла бы в разведку. Джулианна хладнокровна, но способна к сопереживанию. Она всегда смотрит на вещи крайне трезво, никогда ничего не преувеличивает и не преуменьшает. Если я позвоню ей по надуманному поводу и примусь жаловаться, она отрежет: «Да все у тебя нормально! Много лет назад ты вообще была мертва, а это куда хуже!» Она имеет в виду мой алкоголизм и хочет сказать, что день без выпивки – уже победа. Когда же повод для жалоб у меня есть, Джулианна немедленно предлагает свое сочувствие. «Жизнь – трудная штука, и тебе сейчас тоже трудно», – говорит она. От ее сочувствия всегда становится легче.
Возьмите ручку. Переберите своих друзей – с кем вы пошли бы в разведку? Запишите их имена и те качества, что вы в них особенно цените. Это задание поможет натренировать проницательность.
Совет – это то, чего мы просим, когда уже знаем ответ, но он нам не нравится.
Эрика Йонг
Исцеление
Солнце играет с нами в прятки. Высунется – и вокруг тепло. Спрячется за облако – прохладно. Дети напялили шорты и футболки и носятся на скейтбордах. Взрослые поплотнее запахивают куртки. Вздыбилась на ветру шерсть пушистого колли. У входа в парк цветет чубушник. Одеваются листвой клены. Цветущие плодовые деревья – яблоня, слива, вишня – нарядились в белое, сиреневое и розовое, кто во что горазд. Весна уже близко, с каждым днем все ближе, но теплая погода все никак не установится.
По дороге в мир СПИДа я узнал о любви, самопожертвовании и человеческом понимании больше, чем в том беспощадном мире конкуренции, где прожил всю жизнь.
Энтони Перкинс
Сегодня днем я созванивалась с Бернис. Она живет в Боулдере штат Колорадо. «У нас тут сильный снег, – сказала она. – Это, конечно, хорошо, потому что прошлым летом была засуха. На земле слой снега от силы в дюйм, зато в горах настоящие завалы».
Мы созваниваемся с Бернис каждую неделю. Я нуждаюсь в мудрости и юморе моей подруги. Она старше меня на десять лет. Она выслушивает мои рассказы о жизни и с высоты своего возраста делится присущей ей мудростью.
Сегодня я сказала Бернис, что никак не приду в себя, Нью-Йорк меня подавляет, и мне ужасно хочется в Нью-Мексико – туда, где видно на мили вдаль, где расстояние делает вещи такими, какие они есть. Мне нужно убедиться – ведь правда же, что сейчас я так же близка к срыву, как тогда, в прошлом году, в Нью-Мексико?
Красота так же относительна, как свет и тьма.
Пауль Клее
«Нет. По-моему, сейчас все лучше, чем тогда, – ответила Бернис. – Но до полной победы еще далеко. По-моему, ты горюешь. У тебя было много потерь в сфере творчества, ты насквозь измучена. Лучше тебе пока сосредоточиться на малом. Помнишь, что я тебе говорила? Будь маленькой».
Быть маленькой – хороший совет, означающий, что двигаться вперед предстоит по сантиметру. В программе «12 шагов» рекомендуют «сделать следующий правильный шаг». Переживая потери в сфере искусства, мы нуждаемся в небольших позитивных действиях, которые станут для нас шагом вперед. Я страшно разочарована тем, что происходит с «Медиумом во весь рост», но могу снова и снова слушать мюзикл, напоминая себе, что он удался, как бы там его ни приняли. Иногда приходится действовать во внешнем мире – например, в очередной раз отправлять в издательство стихотворение. А иногда требуется действие во внутреннем мире. Можно написать детский стишок, чтобы успокоить внутреннего творческого малыша. Иногда нескладный стишок становится для нас мостом через пропасть.
Когда я страдала над плохим отзывом в воскресном номере The New York Times – единственным плохим отзывом на книгу «Темная комната» (The Dark Room), которая всем остальным понравилась, – справиться с депрессией мне помог наспех написанный стишок. Я адресовала его автору того самого неприятного отзыва:
Уважаемый Билл Кент,
Неприятный есть момент:
Вы критиковали Юнга,
А вовсе не мою книгу.
Тому, кто не верит в Бога, остается верить лишь в порядочность… Порядочность – это очень хорошо. Лучше быть порядочным, чем непорядочным. И все же, по-моему, одной порядочности недостаточно.
Гарольд Макмиллан
Сочиняя этот стишок, я ощутила какую-то озорную власть над происходящим. Это было все то же проказливое ощущение игры, свидетельствующей, что мы смотрим на вещи здраво. Когда жизнь становится убийственно серьезна, мы теряем чувство соразмерности и придаем вещам больше или меньше значения, нежели они того заслуживают. Особенно ясно я понимаю это сейчас, когда перед глазами все время маячит стакан. Порой кажется, что главной чертой моего алкоголизма можно назвать склонность жалеть себя. Если периодически навещающие меня депрессии порождены биохимическими процессами в организме, сражаться с ними следует любым оружием, от таблеток до укрепления духа. Но стоит оказаться на краю стакана, и искушение пожалеть себя становится почти неодолимым.
Днем я давала интервью журналисту из крупного канадского журнала. «Каково это – носить ярлык автора книг о самопомощи?» – пожелала узнать она. Вопрос попал прямиком в одну из моих самых болезненных точек – я страшно боюсь, что всегда буду известна в первую очередь как учитель и моему таланту художника не суждено будет воссиять. Я честно ответила той женщине, что не могу позволить себе думать о том, как меня видят другие. «Для меня это все равно что выпивка, – объяснила я. – Только начни думать, что меня не ценят и не будут ценить, как немедленно услышишь: “Ах, бедняжка, бедняжка, выпей, бедняжка, стаканчик!”»
Нас, художников, невозможно уничтожить; даже попав в тюрьму или в концлагерь, в моем мире творчества я останусь всемогущ, даже если мне придется писать картины языком в пыли на полу камеры.
Пабло Пикассо
Я объяснила этой женщине, что главным моим учителем была необходимость воздерживаться от алкоголя. Все стратегии, которые я научилась использовать в творческой жизни, берут начало в методах, освоенных в стремлении перестать пить. Когда Бернис говорит: «Будь маленькой», – я слышу: «Да, делай по шажку за раз». Когда Бернис говорит, чтобы я составляла маленькие списки дел и выполняла перечисленное, я думаю: «Да-да, просто нужно сделать следующий правильный шаг. Только не забегать вперед».
Сейчас опять чувствую, что растекаюсь в пространстве. У меня нет «я», от имени которого можно было бы писать. Мое эго, а за ним и проза, пошли трещинами. Я смотрю на книги, которые написала в прошлом, и лишь удивляюсь тогдашнему слогу и мудрости, которая в этих книгах заключена. «Куда же исчезла эта мудрость? – гадаю я. – Откуда вдруг такое косноязычие?»
Пятница, вечер, Манхэттен. По Коламбус-авеню рука об руку прогуливаются парочки. Банкомат на углу не устает трудиться. Но нигде, ни в одном лице я не вижу и следа утраченного слога. Люди заняты своими делами. Люди счастливы. Мое косноязычие – мой грустный маленький секрет. Я оставляю молодых влюбленных бродить по улицам, а сама поднимаюсь в квартиру – писать. Бернис сказала, что привычный темп и качество я наберу через несколько недель. Она считает (и я тоже), что мне сейчас полезно делать все по простому расписанию, жить скучной повседневной жизнью – и тогда душа моя успокоится. Я же, в свою очередь, страстно стремлюсь окунуться в рутину. Пусть у меня не будет лета с долгими прогулками в Таосе[19] – зато будет лето с долгими прогулками по Манхэттену. Нужно как следует размять ноги, а заодно и воображение. Нужно найти исцеление – и исцелиться.
Диктаторы зачастую относят секс и творчество к подрывной деятельности, потому что и то и другое помогает понять, что твое тело (а с ним и твой голос) принадлежит тебе одной – а ничего более революционного и вообразить невозможно.
Эрика Йонг
Волшебная лозаВ монастырях крупнейших мировых религий жизнь течет в строгом соответствии с ритуалом и расписанием. Звук гонга – монахи идут на молитву. День их плодотворен и поделен между обычными делами. Мы, живущие в миру, сами должны создавать для себя ритуалы и расписания. Начать день можно с утренних страниц. Прогулка в середине дня помогает размять и душу, и тело. Вечером целителен ритуал отхода ко сну. При таком образе жизни всякий наш день начинается с контакта с духовным и им же заканчивается.
Некоторые мои ученики обнаружили: чтобы ощутить благодарность и готовность принять происходящее, достаточно перечислить пять прекрасных вещей, увиденных в течение дня. Они перечисляют их перед самым сном и нередко устанавливают сознательный контакт с Высшей Силой. Я хотела бы, чтобы упражнение, о котором я сейчас расскажу, вы проделали именно с таким настроем – открытыми и готовыми к принятию.
Возьмите ручку. Напомните себе, что Бог есть Великий Слушатель. Напишите простую молитву. (Вы это уже делали, когда было не по себе. А теперь сделайте то же самое в «обычный» вечер.) Можете рассказать Богу о прожитом дне. Можете вспомнить свои мечты или разочарования. Можете попросить о совете или чтобы на следующее утро проснуться с осознанием, чего же хочет от вас Бог. Вечерняя молитва может быть исполнена благодарности, а может стать просьбой. Не так важно, что вы скажете, главное – сказать. Вечерняя молитва – время откровенности. Пусть время молитвы походит на разговор двух влюбленных в ночной тиши. Откройте Богу все самое потаенное, что есть на душе.
Не сдаваться
Сегодня первое мая. Погода под стать календарю – солнце, легкий ветерок, 20 градусов выше нуля. В парке, куда ни взгляни, расположились любители пикников. У поворота дорожки – там, где кончается Большой луг и начинается сосновая роща, – стоят два складных столика с пирожными и газировкой. Скучающий взрослый держит майский шест в лентах, а вокруг скачет в буйном танце целая ватага ребятишек.
У Черепашьего пруда кишат черепахи, всю зиму спавшие под скованной льдами поверхностью. Теперь водная гладь блестит на солнце. Нарушает ее лишь след, оставляемый плывущими утками. Черепахи взбираются на камни и бревна и лежат, блаженно впитывая солнечное тепло, которое сменило долгие зимние морозы. На выдающемся вперед помосте стоят отец с сыном и разглядывают пруд сквозь прутья ограды.
– Смотри, черепаха! – говорит отец, показывая на панцирь разнежившейся ленивицы. Черепахи похожи на бесчисленные блестящие речные камни: с берега их нелегко разглядеть.
– Вижу, вон она! – радостно вопит шустрый пятилетка и тычет пальцем в черепаху, неспешно бредущую к воде.
– Ну, там их вообще-то много, – говорит отец. – Можешь разглядеть?
– Нет! – голос ребенка звучит сердито. – Хочу мороженое!
Неподалеку виднеется поставленный как раз для таких случаев киоск. Там продают крендельки, хот-доги, полужидкий фруктовый лед и мороженое.
– Давай лучше кренделек, – отец гнет в сторону более здорового питания.
– Нет, я хочу мороженое!
– Какое у вас есть мороженое?
Продавец указывает на большой щит, на котором перечислена добрая дюжина разных сортов.
– Ясно, – сердито бросает отец. Встреча с нездоровым сахаром неизбежна. Ребенок подпрыгивает на одной ножке: уж не надо ли ему в туалет?
– Какое ты хочешь? Апельсиновое? Радужное? Ванильное?
– Радужное! – Ребенок указывает пальчиком на разноцветную картинку.
Ему вручают радужное мороженое. Малыш радостно хватает рожок с неестественно ярким содержимым – закрученными по спирали розовыми, оранжевыми, ядовито-зелеными и белыми полосами.
– Вкусно? Доволен? – с ноткой беспокойства спрашивает отец. Я бросаю взгляд на его левую руку. Кольца нет. Очередной разведенный папа стремится выжать максимум из еженедельного визита. Видеться с ребенком раз в неделю – это мало, но он очень старается.
Поспешай медленно, и вскоре достигнешь цели.
Миларепа
Ничуть не меньше старается немецкая овчарка, ковыляющая навстречу, – передние лапы перебирают бодро, задние приподняты и закреплены на некоем подобии велосипеда. Немецкие овчарки подвержены болезням тазобедренных суставов, но хозяин, по-видимому, не захотел усыплять своего питомца.
«Иди, Макс, давай, иди сюда», – зовет хозяин, судя по виду – бегун. Чтобы подождать отстающую собаку, он бежит на месте. Макс быстро трусит вперед. Он уже привык к приспособлению, которое помогает ему вести нормальный образ жизни.
Разведенного отца и хозяина собаки по имени Макс объединяет одно качество – несгибаемая решимость. Оба попали в сложную ситуацию, но намерены сделать все, что в их силах. Оба не пожелали покориться судьбе. Оба обратились внутрь себя и отыскали там резервы, позволившие достичь равновесия.
Если мы разобьем жизнь на посильные фрагменты, то обнаружим, что у нас куда больше сил, чем казалось. В самой трудной ситуации мы можем сделать все возможное – «есть слона по кусочкам», назначить распорядок дня и рассматривать ровно такой кусочек жизни, с каким в силах управиться.
Здесь и сейчас мы можем как можно лучше провести время с ребенком. Здесь и сейчас можем вывести собаку на прогулку. Здесь и сейчас можем стоять и не сдаваться.
Художнику умение не сдавать позиции бывает нужно очень часто. Порой мы не видим ни единого просвета, ни единого верного пути, по которому могли бы следовать в своей работе. «К чему все это? – шипит внутренний критик. – Все равно ничего не выйдет». Шипение критика – это голос Дьявола. Он всегда подталкивает нас к отчаянию, старается сделать так, чтобы мы видели не то, чего добились, а дальнюю дорогу, которая нас еще ожидает. «Никакой надежды на успех», – объявляет внутренний критик, одним взмахом руки руша все наши надежды.
В искусстве лучшее – это достаточно хорошее.
Иоганн Гете
И все же надежда есть. Если мы готовы не сдаваться и идти дальше, впереди еще будут солнечные дни, и будут дождливые. Если соберемся с духом и продолжим путь, то надежда на успех останется с нами. Сконцентрируемся на возможности успеха. Положимся на себя и на благожелательную Высшую Силу, которая желает нам добра. Что же для этого потребуется?
С ростом знания мир становится не более постижимым, а более загадочным.