Поиск источника: настойчивость на пути художника Кэмерон Джулия

Фраза «ешь слона по кусочкам» в творчестве уместна как нигде. Крупные достижения складываются из маленьких шажков, которые мы делаем каждый день. Чтобы создать роман, надо написать страницу, а потом еще одну и еще. Чтобы нарисовать картину – сделать мазок кистью, и еще один, и еще. Замахиваясь на малое, мы обретаем возможность расти. Пуская талант в дело, ощущаем тревожную радость творческого процесса. Мы, как спортсмены, все время тренируемся. И с каждым новым ежедневным забегом становимся все выносливее и сильнее.

20 минут

Райская птица садится лишь на ту руку, что не пытается ее схватить.

Джон Барри

Небо оловянно-серое. На перекладинах пожарной лестницы висят крупные капли. Внизу по улицам бегут пешеходы с закрытыми зонтиками под мышками. За облаками то разгорается, то вновь тускнеет солнце – ему не терпится вырваться из плена. Новости из Висконсина: дождь, дождь, снова дождь. А нам, как всегда, донашивать за ними погоду.

Утром в электронной почте обнаружились фотографии кухонного стола, который моя сестра Либби расписала форелями. Форели вышли чудесные – тут сбиваются в стайки, там поднимаются к поверхности. Весь стол целиком похож на пруд с декоративными рыбами. Как, должно быть, весело ставить поверх этих рыб тарелки.

Но при попытке думать об этом «весело» меня охватывает напряжение. Я все еще в объятиях депрессии, и пока «веселье» понятие по большей части теоретическое. Говоря с сестрой по телефону, буквально заставляю себя не отвлекаться и вести осмысленную беседу. Либби весело болтает, а я изо всех сил вслушиваюсь в ее слова и стараюсь не провалиться в исподволь подступающее отчаяние, голос которого в моей голове давно уже не умолкает. Мне нужна дисциплина, нужна преграда в мыслях, чтобы сдерживать мрачные настроения. «Настройся на позитив, – наставляю сама себя. – Старайся побольше общаться и быть полезной. Интересуйся другими людьми, не уходи с головой в собственные переживания».

Вчера вечером из Чикаго позвонила моя подруга Соня. Она ужасно устала, наработалась до изнеможения и была страшно расстроена. Ей надо писать книгу, а в расписании нет ни единой минуты свободной. Ей так не хватает бескрайних просторов свободного времени. Правда, такая роскошь Соне вряд ли светит, поэтому я советую пользоваться любой свободной минутой и писать по странице. «Что есть, с того и начни, – говорю я. – Что-нибудь да напишется, а потом мы пойдем с этого места дальше».

Я говорю «мы» потому, что я – «волшебное зеркало» Сони-писательницы. Я уже видела ее книги – они пользуются успехом. Когда у Сони возникают какие-то сомнения, она просто звонит мне и узнает, что ее книги – уже реальность, а не просто мечта. Это ее восьмая книга. Рано или поздно она осознает себя настоящей писательницей. А пока каждое произведение кажется ей просто счастливой случайностью, свалившимся везением.

Я люблю деревья за то, что они безропотнее всех прочих придерживаются данного им пути.

Уилла Кэсер

«Попробую написать первую страницу, – заявляет Соня. Она втиснет эту страницу между чтениями, преподаванием и интервью. – Книга будет небольшая. Это ведь не так сложно, у меня получится, правда?»

«Давай писать по страничке», – говорю ей я.

Не бывает так, что человек внезапно просыпается сверхпопулярным писателем, продюсером – обладателем «Тони» или драматургом – лауреатом Пулитцеровской премии. В области искусства успешная карьера делается постепенно. Книги пишут по страничке. Пьесы – тоже. Автор песен сначала пишет одну песню, потом – вторую. Актер каждый день погружается в свое ремесло. Сконцентрировавшись на том, чтобы оттачивать вещи мелкие и реалистичные, мы совершаем дела крупные, о которых даже помыслить не могли. Для этого достаточно лишь разбить все на ежедневные дела и спросить себя: что я могу сделать сегодня?

Дни, когда невозможно выкроить даже 20 минут, выпадают редко. А 20 минут – это уже одна страница текста. Двадцать минут – это одно занятие на фортепиано. Или один монолог. В идеале, конечно, нам хочется не 20 минут, а больше, и нередко мы это «больше» получаем, но, по моему опыту, 20 минут – минимальный подходящий отрезок времени, высвободить который можно почти всегда.

– Но послушай, Джулия, – говорит мне Соня, – 20 минут – это только-только раскачаться.

Фокус в том, чтобы выкроить – а не урвать – время и писать.

Бернард Маламуд

– Совершенно с тобой согласна. Вот и раскачаешься. Тебе ведь именно это и нужно.

– Да, пожалуй, – неохотно признает Соня. – Я даже сейчас в уме сочиняю текст.

– Ну так выдели 20 минут и запиши его, – советую я.

– Ладно-ладно. Но имей в виду, я знаю, что это просто твой очередной приемчик.

Я верю в простые приемы. Я верю во все, что помогает работать продуктивнее. А значит, верю в 20-минутные отрезки времени, которые можно потратить на страницу текста. Это такой творческий эквивалент быстрого секса – не идеально, но все-таки очень даже неплохо.

– Вообрази, будто ты страстно влюблена, – говорю я Соне. – И у тебя только 20 минут на встречу с любимым. Ты к нему пойдешь?

– Ну конечно, – смеется Соня.

– Ну, вот…

Когда страстно хочется творить, мы становимся похожи на пылких влюбленных. Мы безудержно стремимся хоть на мгновение остаться с предметом страсти, нам хочется еще, но и того, что есть, достаточно, чтобы жить дальше. Вчера я 20 минут провела за пианино. Наиграла кое-что из «Магеллана», а потом просто дурачилась. Когда я встала из-за инструмента, зазвонил телефон. Это был продюсер, которого заинтересовал «Магеллан». Он хотел договориться о встрече. Восприняла ли я это со всей открытостью? Да, ведь в случившемся была некая синхронность – я только что слегка прикоснулась именно к этому проекту. Назначив продюсеру встречу, пообещала себе, что организую перед ней еще несколько небольших свиданий с пианино. Мое отношение к музыке очень похоже на отношение Сони к писательскому труду: я сочинила уже немало, но никак не отделаюсь от мысли, что мне просто повезло. Моя музыкальная карьера складывается понемногу, по чуть-чуть. День за днем, нота за нотой – вот так она и рождается.

Идеального стихотворения не существует. В день, когда его напишут, наступит конец света.

Роберт Грейвс

Когда мы думаем лишь о том, что возможно, то перестаем замечать вероятное. Перестаем безуспешно гадать о том, что могло бы быть. Стоит заняться делом, как все препятствия на творческом пути немедленно теряют в размерах. Шансы на то, что ваш роман будет опубликован, чертовски подскакивают, если он уже написан. Иными словами, когда мы концентрируемся на том, что делаем, дальнейшие шаги из безумных фантазий становятся логическим следствием сделанного.

Сейчас я пишу эту книгу и работаю над «Магелланом». Я пишу книгу ежедневно. Мои привычки по части письма давно устоялись. Чтобы так же серьезно относиться и к музыке, приходится делать над собой усилие. Но и тут на помощь спешит подход «есть слона по кусочкам». Я касаюсь клавиш, и Магеллан отдает швартовы. Его паруса наполняются ветром, моя страница – новыми нотными знаками. А на улице сияет прорвавшееся сквозь облака солнце.

Без доброты невозможна истинная радость.

Томас Карлейль

Волшебная лоза

Попробуйте в течение недели ежедневно уделять 20 минут своему творчеству. Поставьте таймер. Это ведь «всего лишь» 20 минут. Поупражняйтесь в игре на пианино. Запишите свое выступление на магнитофон. Сядьте за стол и напишите еще кусочек книги. Загрунтуйте холст и начните писать. Двадцать минут – это совсем недолго. При желании 20 минут найдутся у каждого. Посмотрите, чем занят ваш день. Где можно выкроить 20 минут?

Возможно, чтобы сесть за работу, вам потребуются помощь и поддержка «волшебного зеркала». Возьмите список друзей, которые вас поддерживают, и назначьте одного из них своим коллегой. Позвоните ему и объясните, что вы намерены писать по 20 минут в день и нужно, чтобы кто-то за этим следил. Когда я переписываю «Магеллана», ежедневно созваниваюсь с Дейзи Пресс, мой подругой и оперной певицей. «Привет, Дейзи, – говорю. – Я сажусь за пианино». Звонок Дейзи дает мне опору под ногами. Дав ей обещание, я уже не могу увильнуть. В конце концов, это же «всего лишь» 20 минут.

Отвага творить

Даже если пробудить в себе интерес мы не можем, быть добрыми нам вполне под силу.

Сэмюэл Джонсон

За окном, на Коламбус-авеню, завывают и проносятся сирены, одна за другой. На мгновение они заглушают разговор. Потом снова становится тихо или относительно тихо, и опять можно расслышать голос Дейзи. Мы пришли пообедать.

– Для меня музыка – это чистый экстаз, – говорит она. – Когда я пою хорошо, то чувствую, что сливаюсь с Богом. Это ни на что не похоже. Такая тесная связь!

– Я тебя понимаю, – подхватываю я. – Когда я сажусь за пианино и пишу музыку, то тоже чувствую себя так, словно едина с Богом. Я как будто становлюсь больше. Ничто другое подобного чувства мне не приносит.

Мы сидим в маленьком греческом ресторанчике. Официант хорошо меня знает. Он предлагает тарелку супа и чашку ромашкового чая. Моя компаньонка, оперная певица, заказывает мятный напиток. Золотится вечерний небосвод, а мы с Дейзи все беседуем о том, как наша работа помогает установить связь с Богом. Мы обе обретаем Бога в музыке. Это даже немного пугает.

– Так что же, тебе было сказано, что сейчас твое дело – музыка? – допытывается Дейзи. Это к ней я обращаюсь за поддержкой в своих музыкальных штудиях.

– Мне было сказано, что я должна заниматься пианино. Если хочу научиться играть на пианино, надо потратить на это время. Но мне страшно за ним сидеть. И мне не нравится чувствовать то, что чувствую.

– Как я тебя понимаю! Когда садишься за пианино, чувства бывают самые спутанные.

– А я как-то не готова к спутанным чувствам.

– Вот-вот, – смеется она. – Я тоже не готова.

Официант снова наполняет чайник водой. Мы замолкаем и сидим в тишине, наслаждаясь обществом друг друга. Через минуту обе признаемся, что стараемся увернуться от работы. Она нас пугает. Но когда начинаем говорить об этом, вдруг страшно хочется заняться своей работой.

Горе можно пережить в одиночестве, но чтобы познать радость, надо разделить ее с другими.

Марк Твен

– Давай я буду звонить тебе на автоответчик и говорить, что сажусь за пианино, – решаюсь я.

– Давай я буду звонить тебе на автоответчик и говорить, что собираюсь сесть писать музыку.

– А ты будешь писать утром или днем?

– Не знаю, но буду обязательно. А ты?

– И я буду.

Так мы и договариваемся. Я вернусь к работе над «Магелланом», а подруга впервые попробует написать музыкальную композицию. Она виртуозная певица с прекрасным сопрано, но ей всегда хотелось писать музыку. И она решила попробовать. Для этого только и нужно было, что обратиться к «волшебному зеркалу». И разбудить в себе готовность принять помощь. «Там, где двое или трое собраны во имя Мое…»

Как часто оказывается, что достаточно лишь поделиться с другим – и творческий ступор куда-то исчезает. Мы можем помочь друг другу, и если этой возможностью воспользуемся, впереди нас могут ждать великие свершения.

Творить – все равно что бежать марафон. Бегун бежит сам, но как же помогают ему подбадривающие его друзья!

Всякий раз, выступая на сцене, актер не прячется, а раскрывается навстречу зрителю.

Жанна Моро

«У тебя получается лучше, чем ты думаешь, – может, например, сказать Соня. – Пусть тебе не нравится то, что ты пишешь, но ты же пишешь. Ты садишься за работу, даже если не хочется, а это уже очень много. Почему никто никогда не рассказывал нам о том, что художнику нужна отвага?»

Отвага творить – это отвага, которая нужна, чтобы переплавить наши чувства. Из вихря эмоций рождается некая мощная форма – сочетание мазков краски, стих, несколько тактов песни. Это – наша личность в чистом виде, какой бы облик она ни приняла. Мы стремимся выразить то, что хочет быть выражено через нас. Причем порой выражать это неприятно, и эго твердит, что получилось плохо, да и сами мы очень так себе.

Сегодня днем позвонила одна весьма уважаемая писательница. Она начала новую книгу, но никак не может с ней справиться. «Я поняла, что все время говорю себе: начни заново. А потом думаю: нет, не начинай заново, постарайся поверить». Не всегда удается поверить, что мы лучше всех можем судить то, что приходит через нас в этот мир. Иногда мы оказываемся довольно грубыми. Не видим красоты, которую сами же создаем. Некоторые из моих книг казались мне плоскими и лишенными искры – а потом оказывалось, что именно об этих книгах пишут мне читатели много лет спустя.

Я полагаю, нужно признать: наше творчество нам не принадлежит. Это мы принадлежим ему. Думаю, чем скорее мы это признаем и оставим попытки контролировать все и вся, тем лучшую услугу себе окажем. По каким-то неведомым причинам Бог избрал некоторых из нас и велел писать, и поделать с этим ничего невозможно. Я верю, что все люди наделены творческим даром, и я неотделима от своего дара. А значит, должна постараться отодвинуть эго в сторону и не позволять ему влиять на все, что делаю. Мнение эго так часто оказывается неверным. Помнить бы только об этом.

Увидеть истинную красоту в человеке можно, лишь когда он станет старше..

Анук Эме

Мы с моей товаркой сидим в уютном уголке греческого ресторанчика, строим планы относительно своей работы и изо всех сил стараемся перехитрить собственное эго. Мы стараемся смириться – это самый надежный способ справиться с его упрямым противостоянием. Скажите: «Я готова творить плохо», – и обретете возможность творить, а зачастую – и очень хорошо. Завтра надо позвонить подруге, а потом сесть за пианино.

Волшебная лоза

Стремясь к вдохновению, мы первым делом должны научиться смирению. Прочистить канал и получить помощь свыше часто помогает молитва. Занятые собой, желанием выказать ум или оригинальность, мы зачастую перекрываем собственный творческий поток. А ведь как часто хорошие идеи приходят в тот миг, когда мы пытаемся помочь другому!

Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по пятую. Перечислите пять способов применить свои таланты с пользой. (Можете попросить: «Господи, пусть этот мой труд будет полезен».) Когда мы стараемся быть полезны, то даже выражаться начинаем понятнее. Мы говорим простыми и ясными словами. Когда просим помочь быть полезными, то обращаемся к чувству щедрости. Готовые отдавать, тоже исполняемся чувства щедрости. Мы больше не сжимаемся в точку – мы растем, обретаем ощущение свободы, и работать становится легче.

Я не верю в старение. Я верю, что человек вечно меняется вслед за солнцем. В этом я оптимистка.

Вирджиния Вулф

Отказаться от роли автора

Утром, сев за пианино, я начала выстраивать новое вступление к «Магеллану». Ночь, море, шторм, 13 месяцев в пути – все это должно звучать в музыке. Матросы готовы взбунтоваться, Магеллан исполнен решимости и намерен идти вперед любой ценой. Сидя за пианино, слышу обрывки мелодии. Одна тема спорит с другой. Я изо всех сил пытаюсь перенести эту сумятицу на бумагу. Звоню Эмме: «Вот, послушай. Как по-твоему?»

«По-моему, хорошо», – отвечает Эмма.

Я работаю над «Магелланом» уже более шести лет. Самые первые мелодии приходили ко мне разом, песня за песней. Я старалась уловить их, поскорее включала магнитофон, царапала на листке бумаги ноты, пыталась записать услышанное. На самых первых кассетах «Магеллана» в фоне слышны обрывки разговоров – я как раз забежала в ресторан перекусить, и тут меня одолела музыка. Еще одну кассету записала за рулем. Музыка просто пришла без спроса, нахлынула, не интересуясь, чем я занята. Эмма работает над «Магелланом» уже три года. Эти мотивы одолевают ее так же часто, как меня. Мы с ней изучили многочисленные биографические труды о Магеллане и внимательно прочли дневник его секретаря Антонио Пигафетты. История путешествия Магеллана – это история великих свершений, и мы изо всех сил стараемся рассказать ее, не умаляя. Всего у нас 45 музыкальных произведений, которые нужно объединить в целое.

Вчера я говорила с писательницей, которая только что начала писать новый роман. Обычно текст приходит к ней внезапно, вдруг. Поэтому она вышла на улицу и гуляла, прислушиваясь к разворачивающейся истории. «Мы не контролируем то, что создаем. Оно само приходит в мир через нас, – призналась она. – Такое впечатление, что этого хочет некая сила, которая во много раз больше нас самих». И вот она ждет, чтобы эта Великая Сила показалась вновь.

Работая над «Магелланом», я часто чувствовала, что через меня в мир рвется нечто, многократно меня превышающее. Музыка приходила когда хотела, вне зависимости от того, чем я была занята и где находилась. Музыка хотела звучать так, а не иначе. Я могла услышать ее звучание и перенести на нотный стан. Но я не создавала эту музыку. Она приходила ко мне уже готовой. Я была ей не хозяйкой, а служанкой. Музыка сама знала, что ей нужно.

Люди с планеты, где нет цветов, наверное, думали бы, что мы день-деньской упиваемся счастьем, имея вокруг себя такую красоту.

Айрис Мёрдок

Когда мы позволяем творчеству свободно течь сквозь нас, отказываемся от роли автора. Творчество само становится своим автором, само выбирает ту форму и цвет, которые ему по вкусу. Я могу запланировать, что за чем идет, но потом все равно должна буду принять ту последовательность, которая пожелает родиться. Это и есть вдохновение – готовность покориться гласу свыше, тончайшим вибрациям самого произведения.

Художник Роберт Мазервелл утверждает, что первый мазок на холст кладет он сам, а дальше кисть пускается гулять по грунтовке сама. Так же получается и с музыкой. И с актерским мастерством. Нечто пытается родиться на свет с нашей помощью, и лучшее, что мы можем сделать, – не мешать его появлению.

Чтобы творить, надо ослабить контроль. Мы должны идти вперед на одной лишь вере. В этом отношении искусство всегда оказывается на шаг впереди художника и зовет нас вперед. Очень хорошо описывает это танцовщица Агнес де Милль: «Жизнь предполагает отсутствие уверенности, незнание того, что и как будет дальше. Едва только вы узнаете это, как начнете понемногу умирать. Творческие люди никогда не знают наверняка. Мы угадываем. Мы можем ошибаться, но все же делаем прыжок в темноте».

Чтобы не знать, нужно смирение. Чтобы быть смиренным учеником собственного творчества, нужна отвага. Вчера я получила письмо от одной писательницы: «Наши творения – наше зеркало. Когда у нас дела идут негладко, то и они нехороши собой. Когда у нас нет на них времени, то и у них на нас времени не находится. Когда устаем мы, устают и они, а если мы слишком долго сжимаем их в руке, вся пыльца с их крылышек осыпается. Наша с ними связь тонка и неистова, но без них мы не стоили бы ничего. А значит, будем делать то, что следует».

Как нам не дано выбора, так и творческой личности не позволено отворачиваться от какого бы то ни было существования: один-единственный самовольный отказ лишает художника благодати и делает его вечным грешником.

Райнер Рильке

А чтобы «делать то, что следует», нужно неустанно питать свое творчество. Нужно делать все, чего оно потребует, ибо, как заметила моя знакомая, «без них мы не стоили бы ничего». И потому я пишу утренние страницы, каждую неделю хожу на прогулки и бываю на творческих свиданиях. Я стараюсь внимательно следить за тем, что прорывается на свет. Я сажусь за письменный стол или за пианино и прислушиваюсь до тех пор, пока не услышу, что через меня хочет явиться в мир. Я стараюсь быть ненавязчивой и усердной. Стараюсь ничего не пропустить. Творчество приходит в мир через меня, и потому мой внутренний механизм не должен бить током или пребывать в напряжении. Я молюсь, чтобы мне позволено было приносить пользу и жить сегодняшним днем. Творчество рождается во мне каждое мгновение, каждый день. Нельзя торопиться – у него свое понимание скорости. «Есть слона по кусочкам» не значит «да успокойся ты». Это значит – «делать простые действия и получить результат».

Борясь с депрессией, я одновременно борюсь с инерцией. Чтобы заставить себя шевелиться, нужна помощь Божья. Я прошу об этой помощи каждый день. «Забери прочь то, отчего мне трудно, – молюсь я. – Пожалуйста, забери у меня навсегда все те недостатки, что мешают быть полезной тебе и моим товарищам». Чтобы изо дня в день выполнять все необходимое творческому человеку, мне нужна дисциплина. Хорошо, что есть моя юная оперная певица Дейзи – я могу позвонить ей и рассказать о своей музыке. Хорошо, что есть знакомый писатель – с ним можно поговорить о моей книге. И каждый из них задает один и тот же вопрос: «Ты сегодня работала?» И сегодня я могу честно ответить: «Да».

Волшебная лоза

Эго держится за нас мертвой хваткой. Чтобы увидеть это воочию, попробуйте простое упражнение: десять раз закончить одно и то же предложение. Готовы? Пишите: «Я не могу допустить, чтобы создателем моей работы стал Бог, потому что…» Вот увидите: вы не доверяете Богу. Увидите, что не доверяете себе самому. Да что там, сам вопрос уже может немало вас разозлить.

Снова возьмите ручку, а лучше фломастер. Нарисуйте небольшую табличку и разместите ее так, чтобы было хорошо видно с вашего рабочего места. На табличке должно быть написано: «О’кей, Бог, ты позаботься о качестве, а я – о количестве».

Изобретение и то, что рождается изнутри художника, – вещи разные.

Эдвард Хоппер

Радость

Бессознательное творит, эго – редактирует.

Стэнли Кьюниц

В здании на пересечении 89-й улицы и Амстердам-авеню, скользя, отъезжает вбок дверь. Аккуратно ступая, оттуда выходят две лошади. Их седоки, сведя брови, бдительно следят за происходящим. От академии верховой езды «Клермонт» до парка – три квартала по оживленным улицам, и проехать это расстояние верхом не так-то просто. Добраться до начала маршрута, которым катают по парку новобрачных, – уже победа.

Но в парке, под сенью деревьев, наездники причмокивают, встряхивают поводьями, и лошади пускаются бодрой рысью. Катание длится около часа. Этого времени хватает, чтобы проехать вокруг озера и сделать крюк по лесу на северной его оконечности. Когда моя дочь Доминик была совсем малышкой, я держала в «Клермонте» нашу Аппалузу. Усадив дочь в седло перед собой, ехала с ней в парк. Не одно утро встретили мы у пруда, споря с бегунами за гравийную дорожку.

Нынче по утрам я гуляю вокруг пруда с Тигровой Лилией на поводке, но в воображении по-прежнему вижу малышку дочь. Сейчас ей 29, и недавно она купила себе лошадь. Мы перезваниваемся каждый день, и я знаю об этой лошади все.

Когда Доминик спрашивали, что ее больше всего радует, она отвечала: «Лошади». Моя дочь поняла: чтобы уравновесить все связанные с карьерой неприятности, ей нужна ежедневная порция радости. В конце концов, конкурировать с другими актрисами за роли не так-то просто. А Велосити, конь Доминик, любит свою хозяйку просто за то, что она – хозяйка, и приветствует бодрым ржанием, не выясняя, дали ей роль или нет.

Воображение хранит в себе такие ресурсы и знаки, о каких мы и не подозреваем.

Синтия Озик

Для художника лошадь – весьма солидный инструмент обретения душевного равновесия. Моя подруга Трейси, специалист по реставрации квилтов[24], много лет ухитрялась держать лошадь. И сейчас ездит верхом по утрам каждой среды, выезжает из «Клермонта» с первыми лучами зари, когда те ложатся на городские улицы.

У Элисон средства поскромнее, но она взяла из приюта борзую. По утрам их обеих тоже можно видеть в Центральном парке. По правилам до девяти утра собаку можно выгуливать без поводка, а ее борзая любит побегать.

«Я боялась, что буду от нее отставать, – признается Элисон. – До того, как в моей жизни появилась Зефирка, я была совсем нетренированной и только думала все время: “Надо больше двигаться”. Вот, теперь двигаюсь».

Я пишу из любопытства и недоумения.

Уильям Тревор

Для моего приятеля Нельсона источник радости – пара роликовых коньков. «Пока сам не встал на ролики, все время фыркал недовольно. Пролетает мимо человек на коньках, а я думаю: “Что он о себе воображает?” А теперь знаю: когда у тебя есть пара роликов, у тебя есть весь мир. Следует еще добавить, что я сбросил девять килограммов, а это тоже мотивирует. Теперь спортивный парень, который проносится мимо вас во весь дух, – это я и есть. Выглядит по-дурацки, но мне нравится. Это чистое удовольствие».

А когда Кэролайн захотелось радости в жизни, и вовсе обошлось без покупок. «Я всю жизнь жила в городе, но чувствовала себя там чужой. Как будто я нездешняя, как будто томлюсь в плену. А потом стала много ходить пешком, и все изменилось». Для начала по дороге на работу Кэролайн стала выходить из метро на одну остановку раньше и проделывать остаток пути пешком. Это ей так понравилось, что она начала гулять в обеденный перерыв. А одним душистым весенним вечером попробовала пройти пешком всю дорогу до дома.

«Теперь я каждый день прохожу по несколько миль. Вместо сумочки обзавелась хорошим кожаным рюкзаком. Я не стала составлять себе фитнес-программу с ходьбой, но могла бы. За неделю я потеряла что-то около килограмма. Но главное – стала по-другому смотреть на мир. Я ощутила себя частью города. Перестала быть чужой. И еще я заметила, что во время прогулок очень хорошо думается. Когда я хожу, то становлюсь умнее, и, бог свидетель, мне это страшно нравится».

Не смущайтесь собственных мыслей, ведь если все время, что вы работаете, кто-то подглядывает из-за вашего плеча, вы так ничего и не напишете.

Никки Джованни

На плоской крыше дома пониже окна моего кабинета в компании подруги нежится на солнце сосед, любитель солнечных ванн. Они лежат, обнявшись, пока день катится к вечеру, а воздух становится прохладнее. Ближе к пяти в «Клермонт» возвращаются лошади. Их копыта звонко выстукивают по тротуару. Лошади идут домой. Сгущаются сумерки, а мне еще только предстоит выбраться на прогулку.

В борьбе с депрессией приходится сражаться и с апатией. Я знаю, что после прогулки почувствую себя лучше, и все-таки очень трудно собраться. «Помоги мне обрести волю, – молюсь я. – Прошу тебя, забери все, что мешает мне быть полезной».

Как часто бывает в минуты бессилия, я цепляюсь за силу других. «Не хочешь прогуляться вокруг пруда?» – спрашиваю я Эмму. Если она отвечает: «Хочу», – я зову собак, которые всегда рады прогулке, пусть и поздней. Мы добираемся до парка. Через час уже стемнеет. На дорожке бегуны – я подмечаю, что вечером они еще серьезнее, чем их дневные сотоварищи. Худощавые, целеустремленные, они молнией проносятся мимо и исчезают в сумерках. Тигровая Лилия делает кульбит и натягивает поводок – погналась за загулявшейся белкой. Я смеюсь над ее проделками и ощущаю внезапный прилив оптимизма – награду за то, что я заставила себя двигаться, ответ на мои молитвы.

Заканчивая работу над картиной, я подношу к ней нечто, созданное Богом, – камень, цветок, ветвь дерева, собственную руку – и так проверяю свою работу. Если рядом с тем, что не может быть создано человеком, картина не теряется, значит, это истинное искусство.

Марк Шагал

Волшебная лоза

Вы уже составляли список вещей, которые любите. А теперь составьте список из десяти дел, доставляющих вам радость. Например: варить овощной суп, печь пироги с фруктами, готовить рисовый пудинг, ходить в парикмахерскую к настоящему профессионалу. В список идет все – и мелочи, и крупное. Выберите то, что не составляет труда, и сделайте. На следующей неделе постарайтесь каждый день делать то, что приносит радость.

Программа Анонимных художников построена на том, что многие из нас обретают болезненную тягу к сопротивлению искусству. Мы, как анорексики, получаем удовольствие от самоограничений.

Не творить для нас становится так же привычно, как для них – не есть. Но этот порочный круг нужно разбить, и для этого достаточно каждый день делать самую малость. Писать утренние страницы, ходить на творческие свидания, гулять. Позвонить другу-«волшебному зеркалу» и попросить его поддержки. Небольшие творческие действия отрезвляют и помогают прочно встать на ноги. Доставьте себе эту радость – радость твердой земли под ногами.

Циклы

Ах, искусство – религия без догмы.

Эллен Кей

Сегодня под окном не нежатся любители загара. Погода прохладная и пасмурная. Это День павших, и в городе царит сдержанное спокойствие. Еще вчера стояла по-праздничному прекрасная погода, прямо у гравийной дорожки лежали на ковриках загорающие, а меж ними лавировали родители с детскими колясками. Собаки натягивали поводки и приветственно махали хвостами. Тигровая Лилия и Шарлотта, гулявшие на общем поводке, на пару преследовали белок и изо всех сил тянули поводки в попытке обрести свободу. Но то было вчера. Сегодня собаки не рвутся на улицу. После обеда они растянулись на восточных коврах и решили потратить остаток этого пасмурного дня на сладкий сон.

Мы, художники, тоже должны уметь жить так, как того требует наше внутреннее время года. Нужно понять, когда стоит тянуться вдаль и узнавать новое, а когда – залечь в спячку, чтобы скорее прошел остаток серого дня. В творческой жизни есть свой ритм. Она то растягивается, то сжимается, словно мышца. И нужно научиться действовать в соответствии с этим ритмом, прислушиваясь к собственной душе, которая подсказывает, что именно нам требуется сейчас.

Искусство – это отражение радости в труде.

Уильям Моррис

«Наши творения похожи на детей – все время кривят губы да дуются, – сказал мне недавно один знаменитый писатель. – Но если мы не будем ими заниматься, они отобьются от рук. Им нужно наше внимание».

Уделять внимание своим творениям – значит чувствовать, когда им нужна свежая струя, а когда – покой. Если жизнь становится слишком суматошной, искусство отступает на задний план. В жизни, наполненной беспорядком и спешкой, искусству места нет.

Чтобы сесть работать, мне требуются спокойствие и уравновешенность – и одновременно некоторая доля бодрости. И это надо как-то совмещать. Приходится следить за потоком своей жизни и управлять им. Слишком бурный поток – и я переутомляюсь. Слишком слабый – впадаю в апатию. Мне нужно равновесие. В поисках этого равновесия нужно быть очень внимательной, потому что мои потребности все время изменяются.

Из всех достижений человека, умудрившегося-таки встать с четверенек, самым продуманным можно назвать искусство.

Джеймс Тёрбер

Вот и опять ночью я никак не могла расслабиться, а сон не шел до двух часов ночи. И вновь проснулась усталой и почувствовала, что на плечи мне плащом лег пессимизм, а на шее повисло отчаяние. Я истово молилась, пока писала утренние страницы, просила помочь подготовиться к новому дню. И тут подумала: «А что бы я сделала, если бы хорошо себя чувствовала?» Ответ пришел сразу – пошла бы на творческое свидание. Уж где-где, а на Манхэттене приключений долго искать не приходится.

Выпив кофе и написав утренние страницы, я отправилась в Американский музей естественной истории. Каждый год с октября по май там проходит выставка бабочек. «Я вас пропущу как лицо старшего возраста, – сказал билетер на входе. – Но на самом деле не такого уж старшего, правда?»

«Ну да, не особо». Билетер сделал приглашающий жест, и я вошла.

На выставке бабочек узнаёшь массу новой информации, начиная с простейшей: на свете существует 250 000 видов существ, которых мы считаем бабочками, но на самом деле лишь 18 000 из них действительно бабочки. Средняя продолжительность жизни бабочки составляет несколько недель. В тщательно изолированном зале, уставленном кадками с тропическими растениями, свободно порхали бабочки доброй сотни разных видов – оранжевые в полоску, небесно-голубые, большие мохнатые мотыльки. Четверо сотрудников музея с бейджиками на груди готовы были ответить на любые вопросы. Впрочем, они и сами все рассказывали, не дожидаясь, пока их спросят.

Ужели нет холста, иль музыки, иль вереницы слов, которые есть жизнь, и сами – жизни глас?

Уильям Вордсворт

Я узнала, что мотыльки по большей части – ночные создания. Бабочки спариваются и начинают брачный танец прямо в воздухе. Владимир Набоков был знаменитым лепидоптерологом[25]. Отрывок одной из его школьных статей о бабочках лег в основу «Лолиты». В Африке, в регионе Дзанга-Санга, водится 950 видов бабочек, преимущественно нежно-голубого и кобальтового цветов. Образцы во всем их многообразии были представлены в стеклянных витринах.

«Мы заказали около сотни различных видов, – рассказывал музейный сотрудник. – Их привозят со специальных ферм в виде куколок – так легче транспортировать. У нас они выходят из куколок. Иногда спариваются, но мы не держим растений, на которых могли бы жить гусеницы. Обычно бабочки живут несколько недель, но монархи и другие мигрирующие виды – дольше, до девяти месяцев».

Среди бабочек ходят дети с круглыми от любопытства глазами. «Не пугайтесь, если она на вас сядет, – предупреждает сотрудник. – Только не трогайте руками. Если бабочка на вас сядет, я сам сниму». Но дети, не слыша предупреждений, тянутся пухлыми ручонками к крылышкам хрупких созданий.

«Аккуратнее, аккуратнее», – журят их матери.

Достоинство художника – в его обязанности удерживать ощущение чуда в мире.

Гилберт Честертон

«Смотрите, какие они красивые, – привлекает внимание детей сотрудник. – Мы им даем специальную еду, и им очень нравится».

Бабочки легко поднимаются от пола к потолку, перепархивают с цветка на цветок и время от времени садятся на посетителей.

«Не шевелитесь, – предупреждает сотрудник. – Не шевелитесь и не делайте резких движений. Я сейчас сниму этого дружка».

Такие творческие свидания, как это, щедро питают воображение. Они вспыхивают причудливыми красками. Они побуждают нас играть. А поскольку «искусство – это игра идей», творческое свидание становится подпиткой нашего творчества. Оно бережно наполняет наш внутренний колодец. Искусство как система работает на образах, и творческие свидания пополняют наш запас образов. Даже если мы не используем напрямую образ тонких, ярких, словно крошечное витражное окно, сложенных крылышек, он все равно подпитает нашего внутреннего художника и разбудит в душе ощущение чуда.

Каждый из нас – художник. Каждый из нас – Бог. Просто мы подавляем в себе эти сущности.

Йоко Оно

Серое небо становится еще мрачнее. Не вьются пчелы вокруг верхушки дерева под моим окном. Погода не располагает к пикникам на крыше. Любители отдыха отдыхают у себя дома. Вернувшись к себе, я листаю книжку о бабочках – трофей с творческого свидания. Серый день катится к вечеру, а я разрешаю себе почитать.

Я увидел ангела в куске мрамора и резал камень, пока не освободил его.

Микеланджело

Волшебная лоза

Искусство нас преображает. Мы не лечимся искусством, но оно, безусловно, лечит нас. Пока мы пользуемся средствами для пробуждения творческого начала – пишем утренние страницы, ходим на творческие свидания, гуляем, – над нами работает сам Великий Творец. Перемены, которые с нами происходят, совсем малы, так малы, что мы можем даже не заметить их. Но сейчас попробуем их зафиксировать.

Возьмите ручку. Запишите все перемены, которые с вами произошли; для начала воспользуйтесь небольшим списком вопросов. Быть может, вы по-новому обустроили место, где живете? Выбросили что-нибудь? Разлюбили одни цвета и полюбили другие? Начали по-новому относиться к музыке? Стали прямолинейнее? Как с личными отношениями – в них что-нибудь изменилось? Вы стали энергичнее или, наоборот, более вялыми? Набрали вес или, наоборот, похудели? Или вы бросили – или серьезно думаете о том, чтобы бросить, – какую-нибудь вредную привычку? Заметили ли вы, что в повседневной жизни есть возможности, которых вы не видели прежде? Изменились ли ваши взаимоотношения с Высшей Силой? Стали ли лучше относиться к духовной стороне своей личности? Начала ли она чаще проявляться в повседневной жизни?

Пока вы будете все это писать, с вами могут произойти и другие изменения. Вы можете начать больше заниматься спортом или сменить вид физической активности. Вы можете спать больше или меньше обычного. Возможно, станете яснее запоминать свои сны. Или утратите вкус к «мусорной» еде. Внимательно следите за всеми изменениями. Вы – бабочка. Какие еще перемены ждут вас?

Бог есть красота.

Франциск Ассизский

Проверка

Мир вокруг нас и все, что в нем есть, проникнуто божественным величием. Но прежде чем узреть это величие вокруг себя, мы должны вначале открыть божественное в себе самих.

Рудольф Штайнер

1. Сколько раз за эту неделю вы писали утренние страницы? Если пропустили день, то почему? Что вы ощущаете благодаря этому упражнению? Быть может, ясность? Многообразие эмоций? Большую отрешенность, целеустремленность, спокойствие? Было ли что-нибудь такое, что вас удивило? Не всплывали ли повторяющиеся темы, которые так и просят, чтобы вы с ними разобрались?

2. Были ли вы в эту неделю на творческом свидании? Почувствовали себя лучше и благополучнее? Что делали, что при этом ощущали? Помните, что поход на творческое свидание может даваться нелегко; возможно, придется уговаривать себя сходить.

3. Выбирались ли вы на еженедельную прогулку? Как себя почувствовали? Какие всплыли эмоции, инсайты? Возможно, удалось погулять больше одного раза? Как подействовала прогулка на оптимизм и на видение будущего?

4. Произошло ли за эту неделю что-либо еще, что вы считаете важным для самопознания? Опишите в подробностях.

Мы сильнее, чем нам кажется. Мы как глубокие колодцы – всегда храним в себе ресурс для длительной творческой работы. К нам возвращаются позабытые мечты. Вы уже научились пользоваться творческим инструментарием. На этой неделе я попрошу вас сделать все, чтобы продолжать подпитывать себя и впредь. Помните: творческое начало расцветает лишь в атмосфере безопасности и принятия. На этой неделе займитесь созданием здоровой среды для своего внутреннего художника.

Мечты

Писать – значит мечтать.

Хорхе Борхес

Календарь утверждает, что сегодня наступило лето. Но погода не знает календарей – за окном сыро, холодно и пасмурно. На Среднем Западе идет дождь. Фронт движется в нашу сторону. Небо сегодня «грозное». К вечеру оно прольет на нас все накопленное. Будут дождь, гром, молния. Эммина Шарлотта, маленький вест-хайленд-уайт-терьер, недавно начала бояться грозы. При первом раскате грома она принимается дрожать и трясется до тех пор, пока гроза не окончится. Успокоить ее невозможно. Она знает, что гроза сильнее нас, и слова утешения для нее – пустой звук. «Все хорошо, все в порядке», – говорю я ей, но она верит в неумолимость судьбы. Я не в силах ее успокоить.

В большинстве случаев вере в фатум нас учит жизнь. Подобно Шарлотте, мы трясемся от страха перед ликом превосходящей силы. Но гроза идет за грозой, и мало-помалу мы понимаем, что наши страхи ничего не могут изменить. Страх – словно жертва, которую мы приносим богам, чтобы те позволили нам выжить. Но богам не нужны такие жертвы. Наши страхи не более чем пустые страдания. С таким же успехом мы можем выбрать не страх, а веру. Или оптимизм. Мы можем пережить все грозы – и мы их переживаем. «Это пройдет», – говорю я себе, когда вспоминаю о недавних переживаниях.

Я вижу, как лежу на смертном одре, стремясь скорее коснуться следующего мира, жадно, словно юноша, вымаливающий свой первый поцелуй.

Алистер Кроули

Художнику очень полезно быть оптимистом. Как легко скатиться в пессимизм, как легко преувеличить все те препятствия, что, безусловно, громоздятся на пути. Легко поддаться – и легко сдаться. Легко признать собственное поражение и жить всю жизнь, вздыхая «ах, если бы только…». Но разве мечта умирает так легко? Мечты – штука стойкая. Они неистребимы, словно сорняки. И если даже в какой-то миг покажется, что мы вновь вырвали мечту с корнем, она немедленно проклюнется снова и будет искушать нас поверить в невозможное. Пока есть мечта, есть возможность воплотить ее в жизнь. Со своими мечтами можно воевать, а можно дружить. Мечты – вещь цепкая. Они не сдаются просто так.

Создавая свое произведение, мы всякий раз мечтаем о плодах, которые оно принесет. Мы пишем книгу и надеемся, что ее напечатают. Пишем картину и рассчитываем, что ее увидят. Недавно я закончила роман, судьба которого клонилась то туда, то сюда, его «почти» купили, но – только почти. В конце концов агент вернула роман. «Кажется, в нем чего-то не хватает, – сказала она. – Вот только я не знаю, чего именно».

Если бы я хотела, чтобы мой роман остался жить, то сделала бы – и сделаю – все необходимое, чтобы его поправить. Я выбрала четверых друзей и предложила прочесть роман. Попросила их подумать, каким образом можно улучшить книгу. Я прочла ее сама в поиске той самой недостающей детали. Все мы словно сыщики – разыскиваем нечто неуловимое. Моему эго это, между прочим, совсем не по вкусу. Мое эго желает заявить, что книга и без того хороша и что издатели, которые не стали ее покупать, просто этого не видят. Порешив так, эго с облегчением убрало бы книгу с глаз долой, перестало за нее бороться, упрятало бы в нижний ящик стола и занялось другими делами. Но мне-то нужно совсем не это! Мне нужна вера. Мне нужна вера, которая поможет работать над книгой. Вера, чтобы вложить в книгу еще больше. Вера, чтобы снова рискнуть. В мечту нужно верить. Если уж у мечты хватает отваги жить, то и у нас должно хватить отваги помочь ей. Предпримем еще одну попытку. Потому-то я и читаю вечерами собственный роман. И дергаю друзей, требуя, чтобы они мне помогли.

– Не вижу никаких крупных недочетов, – жалуюсь я одной подруге.

– А может, дело не в крупном недочете. Может, дело в нескольких маленьких недоработках. Например, надо переписать сцену с чудовищем. Или чуть-чуть улучшить фрагменты тут и там. Может, надо просто чуть-чуть изменить настрой.

– Ой, только не это! Терпеть не могу!

Когда я вижу звезды, начинаю мечтать.

Винсент Ван Гог

Подруга сочувственно хмыкает. Она сама писательница, она знает, как трудно сделать то, что она мне сейчас предлагает.

Звонит мой литературный агент. Голос у нее настороженный, словно она имеет дело не с человеком, а с ручной гранатой, которая того гляди взорвется.

– Я хотела узнать, как у вас дела, – осторожно говорит она. – Вы нашли, что надо изменить, или пока еще ищете?

– Пока ищу, – отвечаю я. – Я перечитала книгу целиком и сейчас составляю подробное описание. И дала прочесть друзьям, они закончат на этой неделе.

– Что ж, хорошо. Я просто хотела убедиться, что вы в порядке.

– Я в порядке.

Мне хочется сказать, что на самом деле я – маленькая собачка, не больше Шарлотты. Я дрожу в преддверии перемен, которые должна совершить, но не знаю, как. Уверена, что этот этап работы станет той грозой, что меня прикончит, и трясусь, не успев взяться за дело. С другой стороны, а что еще мне остается? Просто сдаться? Убрать почти подходящий роман подальше и не подарить ему шанса на последнюю попытку? Я уже давно пишу и знаю, что, если мне помогут, я буду писать еще лучше. Не раз и не два у меня бывали книги, которые после переписывания становились лишь лучше. Не раз и не два я начинала дело заново – и получала хороший результат. Как бы ни хотелось моему эго объявить, что книга и так хороша, я не поддамся именно потому, что помню обо всем этом, и буду пытаться снова, даже если ужасно не хочется.

Ах, один лишь мир за раз!

Генри Торо

С запада надвигается буря. Как по расписанию, на Шарлотту нападает дрожь. Я берусь за роман и просматриваю страницы, ставя пометки тут и там. «Шарлотта, – говорю я собачке, – все будет хорошо».

Шарлотта может в это не верить, но я – верю. И в этот раз перемены не убьют меня, а если повезет, я даже сумею сделать шажок вперед. Мой роман станет лучше. Он переживет хирургическое вмешательство и окрепнет. Как бы там ни было, я как художник буду становиться сильнее и добьюсь самоуважения, которое приходит к тем, кто всегда готов снова прилагать силы ради исполнения своей мечты.

Мы пишем не так, как хотим, а так, как можем.

Сомерсет Моэм

Волшебная лоза

Жизнь в искусстве всегда сопряжена с разнообразными задержками и изменениями маршрута. Иногда приходится откладывать один проект, чтобы добиться успеха с другим (или другими). Погрузившись в повседневную жизнь, мы не замечаем некоторых мечтаний. И все же эти мечты не умирают. Они терпеливо, порой годами, ждут, чтобы со временем мы их все же заметили. Сегодня постараемся выкопать такую «забытую» мечту. Помните, что пробужденная заново мечта может слегка саднить. Проснувшись, она нередко несет с собой шок или боль.

Возьмите ручку. Ответьте на вопросы. Вам случалось откладывать на будущее мечту, связанную с писательской деятельностью? Случалось откладывать на будущее мечту из области изобразительных искусств? Случалось откладывать на будущее мечту, связанную с музыкой? Случалось откладывать на будущее мечту, связанную с публичными выступлениями или театром? С кино или телевидением? С танцами или движением? С кулинарией? С ручной работой? С фотографией? Подумайте над этими вопросами – возможно, они наведут вас на мысль о мечте из какой-либо не упомянутой здесь области.

Теперь спросите себя, почему вы отложили эту мечту. Готовы ли вы еще раз попытаться ее реализовать? Что такого небольшого могли бы для этого сделать? Допустим, когда-то вы писали множество стихов, а потом много лет этим не занимались, – теперь можете попробовать набросать простенькое стихотворение. Или побывать на «открытом микрофоне» и послушать, что пишут другие. Можете купить себе антологию современной поэзии или пойти послушать, как читает свои стихи известный поэт. Выберите то, что вам под силу. Будьте скромнее. Вы хотите вернуться в этот мир – но не переборщите с целями. Не надо пугать себя. Будьте к себе добры. Позвольте себе побыть новичком.

Общество

На западе клубятся тяжелые облака. Закат исчертил небо алыми полосами. Шел дождь, потом прояснилось, потом опять пошел дождь. Очередная вода уже на подходе: воздух пахнет озоном. Деревья вздрагивают под порывами ветра. Люди на улицах разбегаются по домам, спеша забраться под крышу, пока не хлынуло. В такой вечер хорошо посидеть с книжкой.

Приходи почаще к своему другу: тропа, по которой редко ступает нога человека, зарастает сорняками.

Ральф Эмерсон

На моем прикроватном столике громоздятся кипы книг. Многие из них написаны моими друзьями. Как приятно вечером залезть под одеяло с книгой, автор которой мне хорошо знаком. Со страниц встают образы друзей. Это почти как побывать у них в гостях. В последнее время я читаю книги моей подруги Сони Чокет. Они пропитаны оптимизмом: так хочется вобрать его в себя. Сегодня утром получила по электронной почте письмо от писателя Тима Фаррингтона. Обычно мы пишем друг другу раз в неделю, а иногда и чаще. Но последние шесть недель Том хранил полное радиомолчание. А теперь объявился вновь и объяснил, в чем было дело. Он пишет:

«Приветствую тебя, мой потерянный друг! Прости мое исчезновение. Я был дома и почти все время работал над романом. Остались две небольшие скучные главки – пожалуй, к следующей неделе закончу. Потом, наверное, неделю буду рыдать, а после осмотрюсь, что же осталось от моей так называемой жизни. Меня вывернуло, перетряхнуло и выжало, как мокрую рубаху, но очень скоро я буду вывешен на просушку (если позволят Бог и небесная канцелярия). Очень хочу с тобой увидеться. Мне нас не хватало».

Рано или поздно наступит миг, когда все, что может сказать близкий друг, тебе уже известно. Тут-то и проявляется присущее истинной любви терпение.

Нед Рорем

Это короткое письмецо меня порадовало. Мне тоже не хватало компании Тима, хотя я и знала, где он все это время был, – писал. А Соня сейчас как раз входит в туннель под названием «следующая книга». Ближайшие несколько недель погода в ее душе будет зависеть от того, хорошо или плохо ей сегодня работалось. Я для нее – «перчатка ловца». Она каждый день звонит и рассказывает, как идут дела, а я ее подбадриваю.

Этим утром я отключила звонок на телефоне, но получила сообщение от еще одной подруги, тоже писательницы. «Ах, Джулия, как я рада, что ты не берешь трубку. Для нас, писателей, утро – святое время…» Потом она предложила втиснуть в рабочее расписание передышку и завтра вместе подольше погулять. Я с удовольствием ее повидаю и с удовольствием окунусь в необременительную близость, возникающую на долгой прогулке. В общении с другими писателями есть своя прелесть. Эта подруга недавно заставила себя сделать решительный шаг и окунулась в работу над новой книгой. На прогулке нас будет четверо: писательница, ее роман, я сама и книга, над которой я работаю.

Наши произведения – словно дети. Они умеют настойчиво требовать того, чего хотят и в чем нуждаются. Если мы оттолкнем их, они оттолкнут нас. Если мы станем игнорировать их, они станут игнорировать нас. Порой они дуются, ершатся, вопят, пререкаются, и так до тех пор, пока не обратят на себя наше внимание. В конце концов все равно приходится идти у них на поводу. Никак иначе с ними не договориться.

Договориться со своим творчеством – первейшая задача художника. Кто-то из нас – мама. Кто-то – жена или муж. Мы – коллеги, друзья, но в первую и главную очередь мы художники, обязанные хранить верность своему творчеству. Если мы изменяем нашим творениям, они восстают против нас.

«Я был весьма нетребовательным мужем, – вспоминает Тим Фаррингтон. – Для счастья мне было нужно совсем немного: всего-то пару часов тишины, чтобы писать. Если я вставал пораньше и писал с утра, счастливее меня человека не было. А больше мне почти ничего и не требовалось».

Друг – это тот, кому можно позвонить в четыре часа утра.

Марлен Дитрих

Я развелась десять лет назад. Дочь уже взрослая. Вся моя жизнь вращается вокруг одного: я пишу. Я пишу дважды в день, утром и вечером. Если я пропускаю рабочее время, то сразу это чувствую. Творение грызет меня до тех пор, пока я к нему не вернусь.

На прошлой неделе я обедала с коллегой-писательницей, которая пишет на политические темы. Она нередко работает в комитетах, решающих разнообразные важные вопросы. Мы договорились пообедать в кафе «Сдоба», названном так по имени главного тамошнего блюда. Вид у коллеги был так себе: она пришла прямо с заседания.

– Как ты вообще справляешься? – спросила я. – Как все успеваешь?

– Я пишу в Коннектикуте, – ответила она. – Уезжаю туда на все выходные. Там так тихо, зелено… – с этими словами она устало потерла глаза.

– Но ведь большую часть времени ты живешь в Нью-Йорке, так?

– Да, но если я не выбираюсь на выходные за город, то скучаю. Мне очень нужно писать.

А писать в Нью-Йорке она не может.

Место, где царит суета, становится нашим злейшим врагом. А в Нью-Йорке всегда суета, и художникам в ней порой бывает нелегко. Им приходится жить в обороне. Приходится учиться работать продуктивно, не обращая внимания на многочисленные соблазны вокруг.

Я отношусь к тебе как к другу и прошу разделить со мной сегодняшние минусы в надежде на то, что в будущем я попрошу тебя разделить со мной мои плюсы.

Кэтрин Мэнсфилд

Я сама должна решить, с какой скоростью двигаться – со своей, а не с той, с какой живет этот город. Мне нужны долгие прогулки и длинные периоды в тишине и одиночестве. Мне нужна возможность выключить телефон и отклонить большинство приглашений. Только бы не поддаться соблазну, только бы быть художником, а не притворяться.

Льет дождь. Очень хочется в постель, в груды подушек, в пышные одеяла. Я беру с прикроватного столика Сонину книгу «Чего хочет сердце». В Чикаго вечер. Соня сидит за столом и пишет. В Нью-Йорке вечер. Я читаю то, что она написала. На улице темно, грохочет гром, но этот вечер я проживаю с удовольствием.

Волшебная лоза

Бывать с друзьями очень полезно. Полезно бывать с ними даже тогда, когда на самом деле их рядом нет. Но если мы будем старательно беречь нашу связь, то укрепим отношения.

Купите небольшой фотоальбом или альбом для вырезок. В нем вы разместите портреты ваших друзей и их проекты. Начните с фотографий. Приклейте фотографию в журнал и оставьте несколько пустых страниц для всего того, что напоминает об этом друге.

Возьмите стопку журналов и поищите в них картинки, напоминающие о ваших друзьях. Подпишите на каждой имя друга, вырежьте картинку и поместите в альбом. Можете добавить открытки или письма, которые они вам посылали. Вложите в альбом театральный билет – память о том, как вы вместе были в театре. Или пропуск, по которому вы с другом ходили за кулисы на концерте. Ваша задача – создать мгновенный образ вашей дружбы. В итоге получится «компания» для вас и вашего внутреннего художника. Этот альбом, подобно дневнику-ежегоднику, будет напоминать о хороших временах и общих мечтах.

Ушедшие друзья не умерли – они ушли вперед, на шаг опередив тебя на том пути, по которому пойдешь по их следам и ты.

Аристофан

Внутренняя экология

Парк утопает в свежей зелени. По воде скользят лебеди. Из тростника на нас глазеет целая флотилия уток. Стоит на одной ноге белая цапля. В Черепашьем пруду кишат черепахи, крупные и мелкие, высовывают головы из воды, вынюхивают подачки. Я стою на берегу пруда и беседую с известной писательницей. Мы говорим, как важно для писателя каждый день давать себе передышку и подпитывать свои силы.