Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) Майер Стефани
— Я не хочу… ну, обидеть тебя.
— Выкладывай, Бо.
— У меня много вопросов. Но тебе не обязательно на них отвечать. Мне просто любопытно.
— Что именно?
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
С минуту я смотрел на Эдит, пока уголок ее рта не приподнялся в улыбке.
— И давно тебе семнадцать? — уточнил я.
— Давненько, — призналась девушка.
Я тоже улыбнулся:
— Хорошо.
Она посмотрела на меня как на умалишенного.
Но так было лучше. Легче — когда она просто жила, не беспокоясь о том, чтобы держать меня в неведении. Мне нравилось быть в курсе. Я хотел стать своим в ее мире.
— Не смейся… но как ты выходишь на улицу днем?
Она все-таки засмеялась:
— Миф.
Ее смех отдавал теплотой. Казалось, я проглотил пригоршню солнечных зайчиков. И улыбнулся еще шире:
— Сгораете на солнце?
— Миф.
— Спите в гробах?
— Миф, — секунду поколебавшись, Эдит тихо добавила. — Я не могу спать.
Минута у меня ушла на осознание сказанного.
— Совсем?
— Вообще, — прошептала она и печально посмотрела на меня. Я выдержал ее взгляд, попав в прекрасную ловушку золотых глаз. И через пару секунд полностью потерял нить размышлений.
Резко отвернувшись, она опять прищурилась:
— Ты не задал самый важный вопрос.
— Самый важный вопрос? — повторил я, не понимая, о чем она.
— Неужели тебе не любопытна моя диета? — спросила она с насмешкой.
— А, этот.
— Да, этот, — безрадостно подтвердила она. — Разве ты не хочешь узнать, пью ли я кровь?
Я поморщился.
— Ну, Джулс кое-что сказала об этом.
— Да неужели?
— Она сказала, вы… не покушаетесь на людей. Вашу семью сочли не представляющей опасности, потому что вы охотитесь только на животных.
— Она сказала, что мы не опасны? — со скептицизмом переспросила она.
— Не совсем. По словам Джулс, вы не считались опасными. Но квилеты все равно не хотели видеть вас на своей земле, просто на всякий случай.
Хотя взгляд Эдит был устремлен вперед, я не мог с уверенностью сказать, следит ли она за дорогой.
— Так она права? В том, что вы не охотитесь на людей? — как можно ровнее проговорил я.
— У квилетов хорошая память, — прошептала она.
Я понял это как подтверждение.
— Только не позволяй этому успокоить тебя, — предупредила Эдит. — Они правы, что держатся от нас на расстоянии. Мы все равно опасны.
— Не понимаю.
— Мы… стараемся, — объяснила она медленно и обреченно. — Обычно у нас хорошо получается. Иногда мы совершаем… ошибки. Я, к примеру, когда позволяю себе быть с тобой наедине.
— Это ошибка? — я услышал боль в своем голосе, но не уверен, уловила ли ее Эдит.
— И очень опасная, — пробормотала она в ответ.
Мы оба замолчали. Я наблюдал, как фары освещали изгибы дороги. Их свет двигался слишком быстро, нереально, как в видеоигре. Я ощущал время, ускользающее так же быстро, как черная лента дороги под нами, и вдруг пришел в ужас от мысли, что мне может не выпасть еще одного шанса побыть с ней вот так — открыто, в кои-то веки без всяких стен между нами. Ее слова были похожи на прощание. Моя рука, лежащая поверх ее, напряглась. Нельзя было терять ни минуты из того времени, которое оставалось провести вместе с ней.
— Расскажи мне еще что-нибудь, — мне было все равно, о чём она будет говорить. Просто хотелось слышать ее.
Похоже, перемена в моем тоне испугала Эдит, и она кинула на меня короткий взгляд:
— Что еще ты хочешь узнать?
— Расскажи, почему охотишься на животных, а не на людей, — спросил я о первом, что пришло в голову.
Мой голос звучал хрипло. Я дважды моргнул, прогоняя излишнюю влагу с глаз.
Ответ был очень тихим:
— Не хочу быть монстром.
— Но животных недостаточно?
Эдит помолчала.
— Не уверена, но я сравнила бы это с жизнью на соевом молоке и тофу, мы ведь и зовем себя вегетарианцами — семейная шутка. Это не вполне утоляет голод… точнее, жажду. Но дает силы сопротивляться. Большую часть времени, — мрачно добавила она. — Иногда бывает труднее, чем обычно.
— Сейчас тебе очень трудно?
— Да, — со вздохом подтвердила она.
— Но ты не голодна, — это было утверждение, не вопрос.
— Почему ты так думаешь?
— Твои глаза. У меня есть теория на этот счет. Похоже, их цвет связан с настроением, а люди обычно становятся раздражительнее, когда проголодаются, так?
Она засмеялась:
— Ты наблюдательнее, чем я думала.
Я слушал ее смех, запоминая его.
— Значит, все, что, как мне казалось, я видел — в тот день с фургоном… и впрямь произошло. Ты остановила его.
Она пожала плечами:
— Да.
— Насколько ты сильная?
Кинула на меня взгляд искоса:
— Достаточно.
— Ну, к примеру, можешь ты поднять пять тысяч фунтов? (Прим. ред.: примерно 2300 кг)
Казалось, она была немного ошарашена моим энтузиазмом:
— Если понадобится. Но я не слишком увлекаюсь силовыми рекордами. Они способны только вызвать дух соперничества у Элинор, а я никогда не стану такой сильной.
— Что ты имеешь в виду?
— Честно говоря, если бы она захотела, то, думаю, могла бы поднять над головой гору. Но я никогда не скажу этого рядом с ней, потому что тогда она обязательно попробует, — смех Эдит прозвучал безмятежно. Ласково.
— Ты охотилась в этот уикенд с э… Элинор? — спросил я, когда снова наступила тишина.
— Да… — она на секунду замолчала, словно решая, добавить ли что-то или нет, а потом продолжила: — Я не хотела отлучаться, но это было необходимо. Немного легче находиться возле тебя, когда я не голодна.
— А почему ты не хотела уезжать?
— Мне… тревожно… вдали от тебя, — ее взгляд был нежным, но напряженным, и мне стало трудно дышать. — Я не шутила в четверг, когда просила тебя постараться не свалиться в океан и не попасть под машину. Все выходные мне не удавалось сосредоточиться, я беспокоилась о тебе. А после того, что случилось сегодня, остается только удивляться, как ты ухитрился прожить целый уикенд невредимым, — она покачала головой, а потом, похоже, вспомнила о чем-то: — Ну, не совсем невредимым.
— Что?
— Твои руки, — напомнила Эдит. Я посмотрел на почти зажившие царапины у основания ладоней. Она ничего не упустила.
— Я упал.
— Так я и думала, — уголки ее губ приподнялись. — Зная тебя, можно было опасаться чего-то гораздо более страшного — и это мучило меня всё время, пока нас здесь не было. Эти три дня тянулись очень долго. Я здорово действовала Элинор на нервы.
— Три дня? Разве вы вернулись не сегодня?
— Нет, в воскресенье.
— Тогда почему же ты не была в школе? — при мысли о том, как меня изводило ее отсутствие, я почувствовал раздражение, почти гнев.
— Ну, ты спрашивал, не опасно ли мне находиться на солнце… нет, не опасно. Но нельзя выходить из дома в солнечную погоду — по крайней мере, туда, где меня могут увидеть.
— Почему?
— Когда-нибудь я покажу тебе, — пообещала она.
Я обдумал ее слова.
— Ты могла сказать мне.
Она была явно озадачена:
— Я же знала, что с тобой всё в порядке.
— Да, но я не знал, гдеты. Это… — опустив глаза, я замолчал.
— Что? — шелковистый голос Эдит был таким же завораживающим, как ее взгляд.
— Это прозвучит глупо… но… ладно, это сводило меня с ума. Я думал, что ты можешь не вернуться. Вдруг ты каким-то образом догадалась, что я все знаю, и… Я боялся, что ты просто исчезнешь. Не знал, что делать. Мне необходимо было увидеть тебя снова, — я почувствовал, что щеки становятся горячими.
Она молчала. Я взглянул на нее и увидел на ее лице страдание — словно что-то причиняло ей боль.
— Эдит, что с тобой?
— Ах… — тихо простонала она. — Это неправильно.
Я не понял ее реакцию:
— Что такого я сказал?
— Разве ты не понимаешь, Бо? Одно дело, когда я сама несчастна, но совершенно другое — когда в это настолько вовлечен ты, — она отвернулась и уставилась с тем же страдальческим видом на дорогу, ее слова обгоняли друг друга, я с трудом улавливал их смысл: — Не хочу слышать, что ты чувствуешь такое. Это неправильно. Это небезопасно. Я причиню тебе боль, Бо. Тебе очень повезет, если ты уцелеешь.
— Мне всё равно.
— Очень глупо так говорить.
— Возможно, но это правда. Как я уже сказал, мне не важно, кто ты. Слишком поздно.
Ее голос прозвучал тихо, но резко:
— Никогда так не говори. Не поздно. Я могу вернуть все обратно. И сделаю это.
Я уставился вперед, снова радуясь тому, что на мне шарф. Моя шея наверняка превратилась в скопище малиновых пятен.
— Не хочу, чтобы все вернулось обратно, — пробормотал я. И задумался, можно ли мне двигать рукой. Я держал ее неподвижно. Может быть, тогда Эдит забудет, что моя рука там.
— Прости, что поступила так с тобой, — в ее голосе слышалось искреннее сожаление.
Темнота тихо проносилась мимо нас. Я почувствовал, что машина замедляет ход, и даже сумел разглядеть знакомые места. Мы въезжали в Форкс. Вся поездка заняла меньше двадцати минут.
— Я увижу тебя завтра?
— А ты этого хочешь? — прошептала Эдит.
— Больше всего на свете, — в этих словах была настолько очевидная правда, что они прозвучали жалко. Вот тебе и изобразил неприступность.
Она закрыла глаза. Машина ни на йоту не отклонилась от центра полосы.
— Значит, я там буду, — сказала наконец Эдит. — Мне действительно надо сдавать письменную работу.
Потом она посмотрела на меня, лицо ее стало спокойнее, но во взгляде читалась тревога.
Внезапно оказалось, что мы уже перед домом Чарли. В окнах горел свет, мой пикап стоял на обычном месте, все выглядело совершенно нормально. Это напоминало пробуждение ото сна — который не хочется потерять, ради которого лежишь, крепко закрыв глаза, поворачиваешься на бок и накрываешь голову подушкой, только бы вернуться в это сновидение. Эдит выключила мотор, но я не двигался.
— Займешь мне место во время ланча? — нерешительно спросил я.
И был вознагражден широкой улыбкой:
— Это довольно просто.
— Обещаешь? — я не мог заставить свой голос звучать достаточно небрежно.
— Обещаю.
Я пристально смотрел ей в глаза и снова чувствовал себя так, словно она магнит и притягивает меня к себе, а у меня нет сил сопротивляться. И желания тоже. Слово «вампир» всё еще стояло между нами, но игнорировать его было легче, чем я считал возможным. Каждый взгляд на ее невыносимо прекрасное лицо причинял какую-то странную боль. В то же время мне совсем не хотелось отводить глаза. Вот бы узнать, так ли шелковисто-гладки ее губы, как кожа на руке…
Внезапно я увидел, как ее левая ладонь взметнулась в предостерегающем жесте в дюйме от моего лица. Эдит съежилась в дальнем углу, у самой дверцы, испуганно округлив глаза и крепко стиснув зубы.
Я отпрянул:
— Прости!
Эдит долго смотрела на меня, и я мог бы поклясться, что она не дышит. Через несколько бесконечных мгновений она слегка расслабилась.
— Ты должен быть осторожнее, Бо, — сказала она наконец глухо.
Осторожно, словно я стеклянный, она убрала мою руку со своей и отпустила. Я сложил руки на груди.
— Может быть… — начала Эдит.
— Я сумею вести себя лучше, чем сейчас, — быстро перебил я ее. — Только скажи мне правила, и я буду им следовать. Выполнять все, что от меня требуется.
Она вздохнула.
— Серьезно. Скажи мне, что надо сделать, и я сделаю это.
Я пожалел о своих словах, как только они слетели с губ. Что если Эдит попросит меня забыть о ней? Я не всесилен.
Но она улыбнулась:
— Хорошо, у меня есть одна просьба.
— Какая? — осторожно поинтересовался я.
— Не ходи больше один в лес.
— Как ты узнала? — мне не удалось скрыть изумления.
Она прикоснулась к кончику своего носа.
— Правда? Должно быть у тебя невероятное обо…
— Так ты выполнишь мою просьбу или нет? — перебила она меня.
— Конечно, это просто. А можно узнать, почему?
Эдит нахмурилась и напряженно уставилась в окно, избегая моего взгляда:
— Существует риск встретиться там с созданиями, которые даже опаснее меня. Давай на этом и остановимся.
Мрачные интонации, внезапно появившиеся в ее голосе, заставили меня вздрогнуть, но одновременно я почувствовал облегчение. Ведь она могла попросить и о чем-то гораздо более трудном.
— Как скажешь.
Она вздохнула:
— До завтра, Бо.
Я понял, что она хочет, чтобы я ушел, и неохотно открыл дверцу.
— До завтра, — с нажимом повторил я и начал выбираться из машины.
— Бо?
Обернувшись, я неловко согнулся, чтобы снова заглянуть в салон, а она уже наклонялась ко мне, ее божественно прекрасное бледное лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Сердце мое остановилось.
— Сладких снов! — сказала Эдит. Я почувствовал на лице ее дыхание — тот же притягательный аромат, который наполнял ее машину, но в более концентрированном виде. Я моргнул, совершенно ошеломленный. Она отстранилась.
Только через несколько секунд у меня в голове прояснилось настолько, что я снова смог двигаться. Попятившись от автомобиля, я вынужден был ухватиться за дверцу, чтобы устоять на ногах. Мне показалось, что Эдит засмеялась, но звук был слишком тихим, чтобы можно было сказать наверняка.
Она подождала, пока я доковылял до крыльца, а потом завела тихо заурчавший двигатель. Повернувшись, я увидел, как серебристая машина исчезает за углом. И вдруг стало очень холодно.
Я машинально потянулся за ключом и открыл дверь.
— Бо? — окликнул меня отец из гостиной.
— Да, пап, это я.
Заперев дверь, я отправился на зов. Чарли сидел на своем любимом диване напротив телевизора. Шла трансляция бейсбольного матча.
— Кино так рано закончилось?
— Разве сейчас рано? — мне казалось, что я провел с Эдит несколько дней… или, возможно, только несколько секунд. В любом случае недостаточно долго.
— Еще даже нет восьми, — сказал он. — Хороший был фильм?
— Ну… ничего особенно запоминающегося, вообще-то.
— А что это у тебя на шее?
Я схватился за шарф, о котором совсем забыл, и попытался сорвать его, но он был так надежно обмотан вокруг шеи, что я чуть не задушил себя.
— Э… я забыл куртку… и мне одолжили шарф.
— Глупо выглядит.
— Да, знаю. Зато теплый.
— У тебя всё в порядке? Что-то ты бледный.
— А разве я не всегда бледный?
— Наверное.
На самом деле моя голова начала слегка кружиться, я все еще не мог согреться, хотя понимал, что в комнате тепло.
Ну да, ведь как раз в моем стиле будет в конце концов впасть в шок. «Держи себя в руках».
— Я… э… неважно спал ночью, — сказал я Чарли. — Наверное, стоит отправиться на боковую пораньше.
— Спокойной ночи, парень.
Я медленно поднимался по лестнице, сознание постепенно заволакивало туманом, я чувствовал странное оцепенение. У меня не было причин быть настолько выдохшимся — как и настолько замерзшим. Я почистил зубы, плеснул горячей водой себе в лицо — это заставило меня задрожать. Скинув обувь, забрался в постель, даже не дав себе труда раздеться — уже во второй раз за неделю. Плотно закутался в одеяло и подавил пару небольших приступов озноба.
Голова шла кругом. Перед глазами вставали образы… некоторые из них я с удовольствием рассмотрел бы более пристально, а другие не хотелось вспоминать вообще. Проносящаяся мимо дорога, искрящиеся в тусклом желтом свете ресторанной люстры волосы Эдит, ее изогнутые в улыбке губы… или крепко сжатые, когда она хмурилась… глаза Джереми, едва не вылезшие из орбит, стремительно приближающиеся фары и визг тормозов, пистолет, направленный мне в лицо, холодный пот, выступивший на лбу… Я снова задрожал, и кровать подо мной затряслась.
Нет, было слишком много всего, что мне хотелось запомнить, намертво закрепить в голове, так что не стоило понапрасну тратить время на неприятные эпизоды. Я натянул на нос шарф, который все еще был на мне, и вдохнул запах Эдит. Мое тело почти сразу расслабилось, озноб унялся. Я представил себе ее лицо — каждую черту, каждое выражение, каждую смену настроения.
В трех вещах я был совершенно уверен. Во-первых, Эдит действительно вампир. Во-вторых, какая-то часть ее рассматривает меня как пищу. Но все это не имело большого значения. Важно было то, что я полюбил ее, сильнее, чем когда-либо мог себе вообразить. Мне нужна только она… и никогда не будет нужен никто другой.
Глава десятая
Вопросы
Наутро все стало другим.
События прошлого вечера, которые казались вполне возможными в темноте, теперь, при свете дня, начали смахивать на плохую шутку, даже в моем воображении.
Неужели это произошло на самом деле? Правильно ли я запомнил те слова? Эдит действительно говорила мне все это? А у меня и в самом деле хватило храбрости, чтобы сказать ей то, что я вроде бы сказал?
Шарф Эдит — позаимствованный у ее брата — был сложен поверх рюкзака, и я вынужден был подходить, чтобы коснуться рукой мягкой пряжи. По крайней мере, эта часть была реальной.
За окном было мрачно и туманно, то есть абсолютно идеально. Ей незачем пропускать сегодня школу. Я напялил много слоев одежды, памятуя о том, что у меня нет куртки, и надеясь не промокнуть насквозь, пока не найду ее.
Когда я спустился вниз, Чарли уже ушел — я опаздывал сильнее, чем предполагал. В три укуса «уговорив» батончик мюсли, я запил его молоком прямо из коробки и поспешил на выход. Хорошо, если дождь польет не раньше, чем я встречу Джереми. Надеюсь, моя куртка все еще в его машине.
Было очень туманно: казалось, что воздух наполнен дымом. Лицо сразу замерзло от ледяной измороси, и мне захотелось поскорее включить печку в своем пикапе. Туман окутывал землю очень плотно, поэтому я успел сделать несколько шагов по подъездной дорожке, прежде чем заметил на ней еще одну машину — знакомый серебристый автомобиль. Мое сердце как-то странно запнулось, и я понадеялся, что у меня не развивается какая-нибудь серьезная проблема с аортой.
Окно с пассажирской стороны было открыто, и Эдит склонилась в мою сторону, явно стараясь не смеяться над моим ошеломленным лицом, на котором наверняка без труда прочитала: «у меня, возможно, сердечный приступ».
— Подбросить до школы? — спросила она.
Хотя она улыбалась, в ее голосе слышалась неуверенность. Она не собиралась облегчать мне выбор, ей нужно было, чтобы я как следует подумал о том, что делаю. Возможно, она даже хотела, чтобы я отказался. Но этого не случится.
— Да, спасибо, — сказал я, стараясь выглядеть непринужденно. Нырнул в теплый салон автомобиля и сразу заметил светло-коричневую куртку, перекинутую через подголовник пассажирского сиденья. — Что это?
— Куртка Рояла. Не хочу, чтобы ты подхватил насморк или что-то еще.
Я аккуратно пристроил куртку на заднее сиденье. Кажется, Эдит без проблем заимствует вещи своих братьев, но кто знает, как они к этому относятся? Хотя после случая с фургоном прошло уже много недель, мне до сих пор не забыть ту непонятную картину — с каким видом братья и сестры Эдит издалека наблюдали за происходящим. Выражение лица Рояла тогда точнее всего можно было охарактеризовать словом «ярость».
Конечно, мне нелегко заставить себя опасаться Эдит, но с Роялом такой проблемы, по-моему, не возникнет.
Вытащив шарф из рюкзака, я положил его поверх куртки.
— Обойдусь, — я дважды ударил себя в грудь: — Иммунная система в отличной форме.
Эдит засмеялась — правда, не знаю точно, забавным я показался ей или нелепым. Ну и ладно, меня это не волнует, пока можно слышать ее смех.