Сын лекаря Курилкин Матвей

Глава 9

В войне в это время случилось некоторое затишье – ни та, ни другая сторона серьезных действий не предпринимали, так что время на подготовку у нас еще было. Люди пока не оправились от сокрушительных потерь последнего времени, а вот из-за чего так притихли первородные, было не ясно, и эта неизвестность всех очень нервировала.

И вот, наконец, когда наша не слишком обширная компания в очередной раз появилась в казармах, меня вызвали к коменданту:

– Вот что, Варден, вы шляетесь по полям уже больше двух месяцев, – начал комендант. – По мне, так пора уже приносить пользу. Первородные как-то уж очень тихо себя ведут в последнее время, и это хоть и радует, но также и настораживает. Давайте-ка вы прошвырнетесь по лесу и посмотрите, чем они там заняты. А если вам удастся притащить кого-нибудь из них, будет совсем хорошо. Я не отдаю тебе приказ непременно привести пленника, – предупредил готовые сорваться у меня с языка возражения комендант, – Первородного брали в плен всего единожды, да и то вышло случайно, и я понимаю, что вы, хоть и тренируетесь, но в сказочных дриад пока не превратились. И все-таки если пленный будет, это ведь гораздо лучше, чем если его не будет, правильно? Так что отправляйтесь в лес, «тихие», пришло ваше время. И постарайтесь опять вернуться. Недели вам хватит?

Я очень сомневался, что на полноценную разведку нам хватит недели, о чем и сообщил господину коменданту.

– Хорошо, я даю вам две недели, – недовольно проворчал командир. – И постарайтесь вернуться раньше, ясно?

С этими новостями я и пришел к друзьям. Я нашел их с казарме, в нашей с Беаром комнате, потягивающими дешевое вино из изящных хрустальных бокалов. Оба были одеты в свои маскировочные костюмы, лица и руки были вымазаны зеленовато-бурым, но вид у обоих при том был задумчиво-сибаритским. Настроение у меня было подавленным, почему-то казалось, что обучение наше хоть и трудное, но относительно безопасное, будет продолжаться еще долго, и я изрядно нервничал, но эта мирная картина привела в порядок мое пошатнувшееся душевное равновесие. И еще я был озадачен – я совершенно точно помнил, что таких богатых бокалов у нас отродясь не было.

– Ой, да это я еще на королевском приеме стащил, – пояснил Беар, заметив мой взгляд, – Не обращай внимания. Какие у нас новости?

Я рассказал. На разведку решили идти на первый раз тремя тройками. Идти предполагалось не всем вместе, а каждая тройка отдельно – так получится осмотреть большую площадь.

– Предлагаю не напрягать парней захватом пленного, – сказал Беар, когда я рассказал своим заместителям о поступивших распоряжениях. – Пусть спокойно работают, а то либо крышу кому снесет от открывающихся перспектив, и завалятся, либо только этим и будут заниматься. Отправляем на разведку, пусть осмотрятся, посмотрят скопления остроухих. Пусть дойдут до берега Пелары и пройдутся вдоль него. А сами на противоположный сгоняем?

– А вам, коллега, самому крышу не снесло? – поинтересовался Хамелеон. – Объясните-ка мне, какая нужда у нас в посещении территории первородных? Если Эрик правильно передал приказ, нам нужно, как вы выразились, осмотреться, выяснить, не концентрирует ли противник больших сил и, по возможности, взять пленного. Где здесь посещение вотчины первородных?

– Хм. Да, пожалуй, рановато. Мне просто всегда было любопытно, как они там живут. А вообще, знаете, что мы упустили? – Беар даже пальцами щелкнул от избытка чувств.

Мы с Хамелеоном вопросительно уставились на осененного неожиданной идеей.

– Мы же разведчики, парни. Нам бы очень не помешало понимать, о чем будет говорить противник! Язык мы не выучили, вот что. Ну, пусть за пару месяцев стихи на эльфийском мы сочинять бы не стали, но хоть общий смысл понимать надо бы.

– Отличная идея, – согласился Хамелеон. – А, главное, своевременная! Вот только не скажешь ли, мой друг, где нам сейчас срочно найти учебник по эльфийскому? Ну, или на худой конец разговорник какой-нибудь, с фразами, наподобие «Как пройти к вашему генеральному штабу?». Или, может быть, вы собирались пригласить наставника? И где бы мы нашли все вышеозначенное два месяца назад? Не припоминаете, сколько в нашем славном государстве переводчиков с языка первородных?

– Ноль да хрен, – лаконично ответил Беар. – Да понимаю я, что не у кого нам учиться. Но я думал, можно было кого-нибудь из столицы пригласить. Уж не отказали бы нам.

– А я, уважаемый лэр, первым делом, как только вы меня из клетки вытащили, поинтересовался, сколько таких специалистов. И вот что выяснил – последний скончался аж двадцать четыре года назад. Наш бравый командир тогда не родился еще. И, кстати, скончался он от прогрессирующего старческого маразма. Так что мы не на два месяца опоздали, а лет на тридцать. Точнее, не мы, а батюшка его величества, это же надо было додуматься, так бездарно упустить единственного, кому известен язык сопредельного государства!

Мне стало стыдно, что мою работу сделал Хамелеон – ведь это я сам должен был поинтересоваться насчет изучения вражеского языка! Кстати, у Беара вид тоже был не слишком довольный – это же надо так сесть в лужу!

– Ну не переживайте, благородные лэры! – заметив наши перекосившиеся лица, Хамелеон решил нас успокоить. – Кто не ошибается? В конце концов, главное вы сделали.

– Это что же? – мне стало интересно.

– Правильно подобрали подчиненных. Особенно меня.

– Моя заслуга! – мгновенно сориентировался Беар. Мы немного посмеялись.

– Между прочим, лэр Варден! – повернулся ко мне Хамелеон. – Вы должны немного разбираться в эльфийском. Из медицинских книг вы ведь должны знать, что медики зачем-то называют человеческие органы эльфийскими словами?

Действительно, я вспомнил, что все длинные зубодробительные названия, написанные чужим алфавитом, которые мне приходилось заучивать под руководством отца, пришли в медицину из эльфийского языка.

– Правильно, – кивнул Беар. – Встретим первородного, а Эрик ему все-все его органы сразу и перечислит. Мигом взаимопонимание наладится.

– Ладно, проблема с эльфийским, я думаю, решится после того, как мы захватим в плен хоть одного первородного. А теперь давайте поздравим наших коллег с первым боевым заданием, да начнем уже собираться.

Коллеги, как оказалось, уже и сами были в курсе – неизвестно, откуда и какими путями, но слухи о том, что мы отправляемся на вражескую территорию, уже разошлись достаточно широко. Наверное, не было ни одного солдата регулярных частей, который бы не поздравил парней с предстоящей операцией. Мне пришлось разочаровать подчиненных, они были уверены, что отправляемся мы всем составом. Такая мысль обсуждалась, но мы решили не рисковать всем отрядом понапрасну – мало ли, как оно сложится. Зато мы решили, что будет совсем не лишним, если весь срок, отпущенный нам на разведку, где-нибудь посередине между городом и лесом будут тренироваться в скрытности те, кому не повезло этой разведки избежать. Просто на случай, если удирающим из леса товарищам понадобится помощь и прикрытие. Да и перехватить какую-нибудь группу первородных, которые время от времени ходили по степи, уничтожая неосторожных крестьян, или даже обстреливая большие группы солдат, после чего мгновенно исчезали, было бы нелишне.

Вышли из города мы задолго до рассвета. Лето в здешних краях долгое, но даже оно имеет свойство заканчиваться, по ночам было уже ощутимо прохладно. Вода еще ни разу не замерзала, но если бы не эльфийские плащи, теперь обшитые множеством петель для того, чтобы укреплять на них ветви растений, нам стало бы зябко. Члены других троек, которые еще не добыли себе столь удобную одежду, время от времени зябко ежились. Небо было затянуто тучами, и на лице оседал мелкий дождь. Даже не дождь, а вообще непонятный вид осадков, находящийся где-то на границе между дождем и туманом. Нам такая погода была даже на руку – сумрачно будет даже днем, и смотреть сквозь эту странную пелену первородным будет ничуть не легче, чем нам самим, что днем, что ночью. Этот дождь начался еще несколько дней назад, и вряд ли закончится в ближайшие дни – если уж осень началась, то своих позиций она больше не оставит до самой зимы. Мы осторожно пробирались в сторону леса, где-то слева от нас шли еще две тройки, мы их уже потеряли из виду, и я размышлял, не усложнится ли наша работа с приходом зимы? В отличие от севера страны, здесь снег никогда не ложится на всю зиму, и тает почти сразу после того, как выпадает, но деревья все равно сбрасывают листья – сможем ли мы маскироваться так же эффективно в голом лесу? Мне захотелось немедленно обсудить этот вопрос с коллегами, но я удержался, сообразив, что нужно просто успокоиться.

Задолго до того, как в лесу стало возможно различить отдельные деревья, мы легли на животы и дальше передвигались ползком. За последние недели я наловчился довольно резво передвигаться таким способом, при этом не слишком нарушая маскировку – главное, чтобы движения были как можно более плавными. И все равно под кронами деревьев мы оказались уже после того, как мутный рассвет слегка проявил окружающую хмурую действительность. Я сейчас не видел ни Хамелеона, на Беара, но точно знал, что они находятся в двадцати шагах справа и слева от меня соответственно. Нужно было обязательно найти кого-нибудь из первородных, наблюдающих за дорогой на Пагауз, которая находилась пятьюстами шагами к северу от нас – мы заранее решили, что первородные точно не станут оставлять без наблюдения столь важный объект. И наверняка наблюдатели будут время от времени меняться, и тогда, проследив за сменившимся часовым, мы найдем их стоянку.

Я прополз около тридцати шагов вглубь леса, а дальше стал двигаться на север, в сторону дороги. Я внимательно оглядывал землю впереди себя, подолгу замирая на месте, осматривал кроны деревьев, и прислушивался к окружающим звукам. Несмотря на осень, лесные жители еще и не думали затихать. Птицы пересвистывались, некоторые стучали клювом по стволам деревьев, выковыривая насекомых, в общем, лес жил.

Мы долго думали, каким способом подавать сигналы в том случае, если мы не видим друг друга, и при этом не выдавать себя? В результате получилась система сигналов, которую трудно заподозрить в осмысленности постороннему уху. Недостаток был в том, что таковой сигнал мы и сами могли легко пропустить. Тот, кто хочет передать что-нибудь другим членам группы, должен был для начала прислушаться, какие звуки издает в данный момент окружающая живность. Мы все долго учились имитировать щебет, свист, стук, хрюканье и фырканье многих лесных обитателей, так что если рядом с подающим сообщение чирикает какая-нибудь пичуга, он должен подавать свой сигнал щебетом именно этой пичуги. Только щебетать нужно было одну из пяти придуманных мелодий, даже не мелодий, а скорее ритмов. Мы так старательно затверживали эти мелодии, что теоретически, услышав, должны были мгновенно вычленить этот ритм из окружающего птичьего щебета, и понять то, что хочет донести напарник. На деле понять получалось не всегда, и передающему приходилось повторять этот самый ритм, пока не получит подтверждения.

Первым врага обнаружил Беар, который полз чуть ближе к опушке, и ему даже не пришлось повторять сигнал дважды – едва услышав, я просвистел подтверждение, и такое же подтверждение услышал еще и от Хамелеона. Первородный был где-то здесь, нужно было найти его и ждать, когда он решит смениться.

Теперь, зная, что искомый субъект действительно здесь, и Беар его уже нашел, я удвоил внимание, но все никак не мог его найти. В конце концов я догадался задрать голову и с удивлением обнаружил, что в развилке того дерева, к стволу которого я привалился, прямо у меня над головой, на расстоянии трех человеческих ростов расположился первородный, который не слишком внимательно поглядывает на дорогу, просматривающуюся в пятидесяти шагах севернее. Меня прошиб холодный пот. Как я его не увидел раньше – загадка. Как получилось, что меня не увидел он – еще большая загадка и большое везение. Теперь нужно было немного отползти и укрыться получше – неприятно получится, если спустившись с дерева, первородный наступит на меня. Нет, я, конечно, сдержусь и кричать не стану, только это не поможет – все равно ведь за кочку меня не примешь.

Я передвигал руки настолько медленно, что сам не мог отследить свое движение. Я подтягивал себя еще медленное – за час я преодолел пару шагов до ближайшего куста и развернулся так, чтобы не оказаться под ногами кого-нибудь, кто решит подойти к дереву. Оттуда полз уже чуть быстрее и остановился только шагов двадцать спустя, когда нашел очень удобную ямку, которую заполнил собой целиком. А потом замер. То есть совсем не двигался, вообще. Когда-то мне казалось, что лежать неподвижно совсем не сложно. Как же я ошибался! Минут через двадцать тело начинает неметь, а потом легкое покалывание перерастает в боль. Ее можно немного ослабить, если периодически напрягать и расслаблять мышцы. Только делать это надо осторожно, чтобы не дай боги не шевельнуться, не издать какого-то звука, не выдать себя громким выдохом. Последние пару месяцев я много тренировался, но все равно было тяжело. Особенно когда на лицо села уже сонная осенняя муха. Я попробовал осторожно поморщиться, чтобы ее согнать, но вредное насекомое и не думало улетать. Соблазн смахнуть ее рукой или ткнуться лицом в землю был просто невыносим, и я уже почти решился, когда муха все-таки улетела сама. От облегчения я даже не сразу заметил подходящего к «наблюдательному дереву» первородного. Он явно ни от кого не скрывался, шел хоть и тихо, но не очень внимательно глядя по сторонам. Я проследил, как сменщик влез на дерево, дождался, когда сменившийся первородный отошел от меня на достаточное расстояние, и пополз за ним. Убедившись, что со стороны часового меня заметить больше не удастся, я поднялся на ноги и, чуть пригнувшись, последовал за спешившим куда-то первородным. Еще через несколько шагов я заметил Беара, который дожидался меня. Мы остановились и подождали немного, пока первородный совсем не скроется из глаз, и тогда Беар указал мне куда-то ему вслед – вглядевшись, я различил смутный силуэт Хамелеона. В таком порядке мы и пошли – Хамелеон следит за первородным, ну а мы стараемся не отставать от товарища. Если нашего третьего обнаружат, мы сможем ему помочь. Эффект неожиданности. В таком порядке мы и шли около получаса. Стали появляться признаки присутствия разумных – появились едва заметные тропинки. Как бы аккуратно ни передвигались первородные, все равно, если где-то часто ходят, это становится заметным.

Мы шли очень осторожно, и только поэтому мне удалось увидеть еще одного первородного, в паре десятков шагов от нас, первым. Мне пришла в голову ужасная мысль – если сменили того часового, за которым мы следили, то ведь наверняка сменились и другие! И мы приближаемся к стоянке, значит, в любой момент можем столкнуться еще с кем-нибудь из них! Хамелеону нужно немедленно сообщить об опасности, благо он недалеко. Я прислушался к птицам и просигнализировал «внимание» несколько раз. Хамелеон ответил подтверждением. И слился с каким-то кустом, пропустил второго первородного и последовал уже за ним.

Последние несколько десятков метров до стоянки мы снова ползли. Среди жителей нашего королевства часто можно услышать байки о том, что эльфы строят свои жилища и даже целые города на деревьях. Не знаю, откуда пошли эти истории, ни в одной из серьезных книг мне такого не попадалось – мне вообще не попадалось сведений о первородных, не было у нас с ними до сих пор контактов. Так вот, может быть, свои города они действительно строят на деревьях, но здесь, на временной стоянке, ничего такого не было. Был совершенно обычный лагерь, каких мне уже немало доводилось видеть. На небольшой поляне горело несколько костров, над некоторыми из них жарилось мясо, над другими были установлены железные котлы, в которых что-то аппетитно булькало. Первородные вели себя настолько беспечно, что не выставили даже часовых. Сначала я запаниковал – подумал, что они настолько хорошо спрятались, что мы не можем никого из них обнаружить, однако после долгого и тщательного наблюдения ни одного дозорного мы так и не нашли. Поскольку мы время от времени все-таки меняли позиции, переползали с места на место, внимательный часовой наверняка заметил бы движение, и мы уже были бы обнаружены. Но, поскольку тревога так и не поднялась, можно было заключить, что часовых действительно нет.

Лагерь выглядел мирно и как-то совершенно безалаберно. Первородные переходили от одного костра к другому, переговаривались на своем певучем языке, иногда негромко смеялись. В общем, были совершенно уверены, что находятся в полной безопасности. Да и в самом деле – до сих пор ни одному безумцу не приходило в голову соваться в лес, занятый эльфами на разведку. В центре лагеря находился не слишком большой шатер, сделанный из той же ткани, что и эльфийская одежда, так что разглядеть его на фоне леса было бы трудно, не будь он окружен кострами. Часовых возле шатра не было, но пару раз туда кто-то заходил, предварительно спрашивая разрешения, так что мы сделали вывод, что житель этого шатра – важная фигура.

Вот бы его захватить! – подумал я и, скосив глаза на Беара, заметил у него на лице задумчивое выражение. Кажется, подобная мысль пришла и в его голову. В любом случае пока что никаких предпосылок к тому, что нам это удастся, не было. Как ни крути, подойти к шатру через спящий лагерь невозможно, костры расположены довольно часто. В лагере находилось около двухсот эльфов. Интересно, сколько таких всего в лесу? Мы с остальными группами разошлись на довольно большое расстояние, так что получится собрать более-менее правдивую картину. Всю ночь и весь следующий день мы наблюдали за лагерем. Активность не прекращалась ни на минуту, некоторые из первородных укладывались спать, другие в это время просыпались, уходили на свои наблюдательные посты, в каком-то своем ритме, кажется, никак не совпадающим с ритмом смены дня и ночи. Утром в лагерь со стороны реки пришли две дюжины свежих первородных, тяжело нагруженные мешками с провизией. Я уже подумал, что здесь собирается какая-нибудь эльфийская тысяча, или как там у них называются крупные отряды, но в обратную сторону отправился примерно такой же по численности отряд, причем в его составе был также тот самый командир, чей шатер стоял в центре. Принимать решение нужно было быстро, и именно поэтому мы решили проследить за этим самым большим начальством. Немало способствовал этому решению тот факт, что нам до сих пор не приходилось так долго оставаться почти неподвижными. Очень уж близко мы подобрались к вражескому лагерю, нужно было соблюдать осторожность. Как же я проклинал это наше решение в последующие две недели! И все-таки оно было правильным.

Несмотря на то что во время ожидания мы изо всех сил старались разминать мышцы, разгоняя по ним кровь, полноценно двигаться поначалу никто из нас не мог. Даже Хамелеон с трудом сдерживал кряхтение и стоны – после того как мы начали осторожно ползти, в затекшее тело как будто впилось множество иголок. А уж когда мы удалились от лагеря и смогли подняться на ноги! Какое нелепое зрелище мы представляли собой! Если бы нас заметили первородные, то прежде чем убить, они, наверное, неплохо развлеклись бы, наблюдая за нашими мучениями. Догнать ушедших не слишком торопливым шагом эльфов удалось только через несколько часов.

За то время, пока мы шли на относительном удалении от отряда, нам удалось обсудить ситуацию.

– Ребята, может, мне кто-нибудь объяснит, для чего мы за ними тащимся? – поинтересовался Беар.

– Ну как же… Там же кто-то главный, – удивленно ответил я. – Хотелось бы его захватить.

– Не спорю, молодой человек, это было бы чудесно, – согласился Хамелеон. – Однако его сопровождают двадцать четыре других первородных. Вы уверены, что мы сможем их всех перебить? Мне кажется, если мы просто подойдем к нему и вежливо попросим следовать за нами, он может не согласиться. И в таком случае его сопровождение убить все-таки придется.

– Ну, мы можем, по крайней мере, проследить за ними до места, где они переберутся через реку… – неуверенно пробормотал я. Вопрос, для чего нам нужно знать, где они пересекут реку, пришел мне в голову сразу, как я начал говорить, а ответа на него я не знал. Можно, конечно, предположить, что в этом месте первородные перебираются постоянно. Только в данный момент толку от этой информации нам никакого.

– Перебираться через реку, – задумчиво пробормотал Беар. – Там, наверное, не меньше трех лодок. В лагерь пришло двадцать четыре чело… э-э, эльфа, в одной их лодке, насколько я помню, помещается восемь-десять эльфов. Так что, скорее всего да, там три лодки. Три-пять эльфов их охраняют. Мы пока идем практически по прямой. Может, нам разделиться?

– Хм, коллега, поясните, что вы задумали? – заинтересовался Хамелеон.

– Я просто подумал – если там два-три первородных, да расслабленных, драки не ждущих, то мы вполне можем с ними справиться. Обогнать этих, если идти всю ночь, то неплохо их опередим, будет время подготовиться. Вот они приходят и видят, что часовых на месте нет. И следы ведут в разные стороны. Я бы на их месте послал человек по восемь в обе стороны проверить, куда делись часовые? И тогда этот главный останется с восемью всего эльфами. Если устроить несколько ловушек, то можно попробовать их тоже перебить.

Я подумал, что двумя тройками действовать было бы намного проще. Втроем все-таки опасно. Но уж очень соблазнительно было бы провернуть такое дело, и я не смог сопротивляться соблазну, несмотря на то что Хамелеон был против. Беар, кажется, и сам был не слишком рад своей идее, но ему тоже очень хотелось проверить свои силы – в общем, мы решили попытаться воплотить смелый план в жизнь. Сделать то, от чего предостерегали своих подчиненных.

До ночи мы продолжали идти вслед за отрядом первородных, а потом, проследив, как они обустроили стоянку, обошли ее по широкой дуге и к восходу солнца были уже на берегу. Найти место, откуда эльфы собирались переправляться на свой берег, не составило труда – как бы аккуратно ни ходили солдаты по лесу, они ходили одним путем, так что мы давно нашли едва заметную тропу, которая и вывела нас к месту стоянки.

Охранников действительно было всего трое, и были они так беспечны, что сидели все втроем у костра, не особенно глядя по сторонам. Так что убить их проблемы не составило. Лес подходил довольно близко к воде, расстояние между крайними кустами и водой было всего шагов двадцать. Оттуда мы и выстрелили одновременно. Мои коллеги, видимо, стараясь не портить зря ценные эльфийские одежды, которые так необходимы нам для своих подчиненных, стреляли первородным в головы. У меня довоенного опыта в пользовании арбалетом не было, и потому я чувствовал некоторую неуверенность, несмотря на долгие тренировки. Так что стрелял я в торс. Не беда, арбалетный болт – это не срезень какой-нибудь, отверстие от него остается совсем небольшое.

Убитых сноровисто раздели и, набив распоротые животы камнями, утопили в реке. Я малодушно уклонился от этого кошмара и, обув на ноги снятые мокасины, уже старательно натаптывал следы по берегу, вверх по течению. Пройдя около полутора тысяч шагов, я сошел с песка и повернул в лес. В лесу эльфы следов не оставляют – ну и я не стал, вернулся к лодкам. К моему возвращению второй след, ведущий в противоположную сторону, уже был готов, а одна лодка из трех уже была затоплена на глубине, еще одна была притоплена и привязана к единственной, остававшейся на плаву. Их еще предстояло использовать. Мы с Беаром дождались возвращения Хамелеона и отправились заниматься ловушками. Время уже поджимало. С этой работой мы закончили незадолго до восхода солнца, так что сидеть в засаде и долго ждать врагов не пришлось. И очень хорошо, потому что иначе я, наверное, сошел бы с ума от сомнений. А что будет, если они не попадутся на нашу хитрость и не вышлют разведку по берегу? Что делать, если на разведку отправятся не по восемь первородных, а меньше? Мы вроде бы заметили, что их войско делится не на десятки, как у нас, а на восьмерки, но кто знает, как они будут действовать в такой непонятной ситуации?

Слава богам, мои страхи оказались беспочвенными. Вверх и вниз по течению отправились именно восьмерки, а важный первородный с еще одной восьмеркой остались возле лодки и стали осматривать берег в поисках каких-нибудь следов произошедшего здесь. Мы ждали, когда идущие на разведку удалятся на достаточное расстояние. Ужасно хотелось начать побыстрее, до того, как эльфы найдут притопленную лодку или какие-нибудь из наших следов, которые мы, конечно, постарались уничтожить и замаскировать, но кто знает?

Выждав время, мы с Хамелеоном одновременно выстрелили из арбалетов в двух из оставшихся на берегу первородных, вскочили и со всех ног побежали вглубь леса, туда, где мы устроили несколько ловушек. Вокруг засвистели стрелы, но мы были уже достаточно далеко и, пока первородные сориентировались, успели добежать до заранее выбранных мест, перезарядить арбалеты и затаиться. Место для засады мы выбрали очень удачное. Ручей, который тек по глубокому оврагу, склоны которого поросли кустарником и тонкими деревцами. Преследовать нас можно было только по руслу ручья, быстро двигаться по довольно пологим склонам было невозможно – очень уж густо росли кусты. И обходить поверху тоже не получится, по крайней мере, не тогда, когда охотников всего восемь. Так что волей-неволей первородным приходилось идти одной группой, не рассредоточиваясь.

Мы дважды услышали треск и крики, прежде чем увидели первородных – немыслимая удача. Не думал, что после срабатывания хотя бы одной такой ловушки кто-то из первородных попадется в еще одну такую же, однако, похоже, в азарте преследования на первую потерю внимания не обратили. Но после второй шум шагов и плеск воды резко замедлился – эльфы восприняли нас всерьез. Это была еще одна слабость нашего плана. Разумнее всего сейчас первородным было бы остановиться и вернуться к истоку ручья, дождаться возвращения ушедших по следам товарищей и гнать нас уже в большем составе. Беар, который остался на реке, сидя под водой и дыша через трубочку, пропустил преследователей вслед за нами, и теперь сидит на одном из склонов, готовый завалить русло ручья подрубленными деревьями, замедлив отход противника, и поддержать нас выстрелами из арбалета. Вернее, одним выстрелом, после которого, если живые еще останутся, его нашпигуют стрелами. Так что страховка у нас была очень слабая.

Но первородные, видимо, подумали, что ловушки приготовлены для того, чтобы замедлить их продвижение и дать нам время убежать. Или посчитали ниже своего достоинства принимать серьезные меры безопасности против всего двух человек. Подозреваю, что за время войны особого уважения к людям как к противнику мы не заработали. Что ж, в любом случае нам сейчас это было на руку. Перед нами появилась группа противника – я насчитал семь первородных. Что ж, все верно, их было восемь, плюс тот, за кем мы охотимся, и двое сейчас передвигаться не могут, хотя и живы наверняка. Ямы-ловушки, которые мы накопали, не отличались глубиной, и провалиться в них можно было только одной ногой. Зато и вылезти без посторонней помощи не получится – края ямы были утыканы остро заточенными колышками с насаженными на них наконечниками стрел, острия которых смотрели в центр и были наклонены ко дну. Я видел подобные ловушки еще в своем мире, на фотографиях с вьетнамской войны. Внутрь нога проваливалась легко, а вот когда несчастная жертва пыталась выдернуть ногу, то просто насаживала ее на острия. Я порадовался, что мы их столько заготовили, этих колышков, хотя комендант ворчал, что дороговато использовать наконечники стрел для ловушек, которые еще, может, и не сработают.

Мы с Хамелеоном не двигались. Ждали, когда первородные подойдут поближе, чтобы привести в действие нашу главную ловушку. Тоже ничего оригинального – два дерева, растущие по краям оврага, были очищены от веток и согнуты до упора. На стволах мы укрепили те же колья. Труднее всего было замаскировать эту конструкцию листьями, ветвями кустарников и сухими ветками, да еще так, чтобы она не потеряла своей работоспособности. Обычно такие ловушки срабатывают после того, как жертва заденет натянутую веревку. Однако мы не сомневались, что после того, как первородные познакомятся с предыдущими ловушками, они будут осторожнее и уж натянутую веревку не пропустят. Так что мы должны были дождаться, когда эльфы поравняются с примеченным кустарником, и самостоятельно выдернуть стопоры.

К сожалению, эльфы шли не одной группой, а хоть и нерастянутой, но все-таки цепочкой. Смести их всех одним ударом никак не получится. Мы это предвидели, хотя и надеялись на лучшее. Хорошо хоть наш будущий пленник шел последним! Мы дождались, когда первые два преследователя пройдут мимо ловушки, и дружно дернули веревки, после чего, не глядя на результат, я подскочил к одному из первородных и ударил его кинжалом в живот, стараясь при этом стоять так, чтобы он закрывал меня своим телом от идущих сзади. С другой стороны ручья, чуть ли не раньше, чем я, выскочил Хамелеон и напал на второго миновавшего ловушку противника. Оставив кинжал в ране, я достал уже взведенный арбалет и стал судорожно искать взглядом противника. Выстрелил в первого, кто попался мне на глаза, и чуть не застонал от разочарования – это был попавший под распрямляющееся деревце первородный, который теперь висел на нем с пропоротым в нескольких местах животом. Я зря потратил выстрел! Еще один солдат лежал, отброшенный распрямившимся стволом, и пока не подавал признаков жизни, а впереди были видны трое других первородных. В числе которых был и богато одетый командир, который сейчас держался за плечо, из которого у него торчал арбалетный болт – Хамелеон, в отличие от меня, не потерял хладнокровия, и даже сумел выстрелить так, чтобы обезвредить необходимого нам пленника, но не убить его. Двое оставшихся уже натягивали свои луки, и все, что я мог сделать – это поспешно отскочить под защиту своего недавнего противника, который так и стоял, с удивлением глядя на мой кинжал, торчащий у него из живота, и роняя из открытого рта капли крови. Это спасло мне жизнь – стрела с широким наконечником всего лишь резанула меня по ноге, я сначала даже не почувствовал боли. Но стрелок уже снова натягивал лук, а моя такая ненадежная защита через секунду осознает, что мертва, и упадет.

Я расслышал щелчок тетивы и короткий вскрик, бросил взгляд налево, но Хамелеон был жив – лежал в своей мокрой яме, укрывшись за телом своего противника. Значит, стрелял Беар, а кричал кто-то из эльфов. Думать было некогда, поэтому я изо всех сил рванулся вперед, выдернув кинжал из тела так до сих пор и не упавшего первородного, и бросился в сторону врага, ожидая, что вот сейчас меня в грудь ударит стрела, и на этом все закончится. Меня спасло то, что стрелок отвлекся на крик своего товарища, и, развернувшись в сторону Беара, отскочил куда-то вбок. Жаль только, что в противоположную от меня сторону. Теперь нас разделяло не менее дюжины шагов, и я никак не успевал добежать до стрелка раньше, чем он развернется в мою сторону – он уже разворачивался в мою сторону, и я видел, как жало стрелы неумолимо поворачивается ко мне.

Нас разделяло всего четыре шага, когда раненая нога подвела меня, подломилась, и я упал на колени, откидываясь назад и скользя по руслу ручья и разбрызгивая воду. Именно в этот момент стрела сорвалась с тетивы, но, вместо того чтобы воткнуться мне в грудь, всего лишь резанула мне лоб, уходя куда-то дальше, а я, так и не выпустив кинжала, врезался в теперь уже безоружного эльфа, подбив ему ноги, так что он свалился на меня и вдавил своим весом в дно ручья. Я, слегка оглушенный и дезориентированный ударом стрелы, даже думать забыл о том, чтобы воспользоваться кинжалом, вместо этого судорожно задергавшись, попытался сбросить с себя перекрывшего доступ к воздуху врага. Руки и ноги скользили, и я никак не мог вывернуться, перед глазами уже плавали цветные круги, когда внезапно тяжесть исчезла, и я, надрывно кашляя, выскочил из-под воды. Несколько секунд ушло на то, чтобы прийти в себя и оценить обстановку.

Рядом со мной вниз лицом лежало тело моего противника, а Хамелеон обтирал об него свой кинжал. В нескольких шагах стоял Беар, наставив арбалет на раненого предводителя эльфов, который сжимал в здоровой руке уруми. Беар не решался подойти поближе, опасаясь коварного оружия, но держал эльфа на прицеле.

Я с трудом поднялся на ноги. Хмелеон, закончив очищать кинжал, тоже зарядил арбалет и наставил его на врага.

– Брось свою железку, или пристрелю, – предложил Беар и проиллюстрировал свою угрозу, наставив арбалет в лицо первородному.

Я не понял, знает ли первородный человеческий язык, но в любом случае просьбу он понял. Поколебавшись немного, он выпустил уруми. Мы с Хамелеоном подскочили к нему и начали сковывать. Еще в городе, зная, что нам, вероятно, придется брать пленника, мы запаслись двумя парами кандалов, обмотали и даже обшили их материей, чтобы не звенели. Заставив эльфа опустить руки и наклониться, мы сковали их, пропустив цепь между ног. Потом вывели его на сухое место, и сковали ноги. У нас был готов даже кляп, так что вся процедура не заняла и минуты. Цепь у кандалов на ногах была не слишком длинная, но шагать все-таки было можно. На этот раз мы не стали обирать трупы – времени не было. Только собрали их оружие и проверили, что все они мертвы. Того эльфа, который висел на распрямившемся дереве, пришлось добивать – и в данном случае это был скорее акт милосердия. С такими ранами смерть обычно долгая и мучительная. Нам нужно было срочно возвращаться назад, к лодкам. Нужно было успеть до того, как вернутся восьмерки противника, отправленные по ложному следу. Так что нам пришлось бежать, а Беару с Хамелеоном еще и волочить за собой пленника, который бежать из-за кандалов не мог. Я задумался было о том, чтобы на время бега не заковывать ему ноги, но не решился. Слишком опасно, эльф, даже раненый и со скованными руками, мог сильно осложнить нам жизнь. Он ее и так здорово нам осложнил, а ведь ему еще нужно было обработать раненую руку, из которой сейчас торчал болт. И когда он задевал за ветви кустов, первородный мучительно стонал сквозь кляп. А ведь ему и без того было ужасно больно, не шевелить раненой рукой, когда она так скована, было невозможно. Я, в отличие от моих товарищей, бежал налегке, и все равно не отставать было трудно. Рана на ноге, на которую я вначале не обратил внимания, давала о себе знать. Я наскоро перевязал ее, но тут требовалось зашивать, а на это времени не было. Да и с распоротого лба постоянно сочилась кровь. Выйдя на берег, мне пришлось спешно заравнивать за нами многочисленные следы, ведущие к ручью. На этом мы потеряли еще минут пять, так что в общей сложности с того времени, как восьмерки ушли, прошло уже более четверти часа.

Мы быстро добежали до стоянки и загрузились в лодку. Идти на веслах, с привязанной за кормой притопленной посудиной было тяжело, и я, подтянув ее за веревку к борту, начал спешно вычерпывать воду. К тому времени, как мы добрались до противоположного берега, работа была закончена едва ли наполовину. Оставив ту лодку, на которой плыли, мы окончательно освободили от воды вторую и перебрались в нее. Мы надеялись, что вернувшиеся не солоно хлебавши первородные первым делом обратят внимание на приставшую к берегу посудину и решат, что их пропавшие товарищи уже перебрались. Возможно, тогда они не сразу найдут следы драки и трупы товарищей, и это даст нам лишние несколько минут времени. Теперь нужно было замаскировать оставшуюся лодку. Мы обмазали ее грязью, забросали водорослями, вывесили на борта ветви и коряги. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но я очень надеялся, что вся эта конструкция походила на оторвавшуюся от берега кучу валежника. Уложив пленника, мы отогнали лодку поближе к середине реки и сами тоже улеглись на дно, также обмазавшись грязью. Теперь предстояло плыть по течению несколько часов, в надежде убраться из района поисков.

Что мы и делали. Это было мучительно. Осень, которая, казалось, уже плотно обосновалась в наших краях, внезапно сдала свои позиции, с юга подул ветер, а речную гладь заливал яркий солнечный свет. Пока мы ходили по лесу, это было не так заметно, но вот теперь… Грязь, которой мы так обильно себя украсили, моментально высохла, а кожа под ней наоборот, вспотела и ужасно чесалась. Стало трудно дышать, вокруг нас появились, казалось бы, совсем уснувшие до весны мухи. А у меня к тому же еще и ужасно разболелась раненая нога. Терпеть это не шевелясь было бы совершенно невозможно, если бы я не знал, что каждое движение может нарушить нашу и так не очень-то хорошую маскировку, и тогда все предыдущие мучения и страхи окажутся напрасными. Да еще в голову начали лезть всякие неприятные мысли, что-то вроде того, что мы попытались откусить кусок, который не сможем проглотить, что затея наша обречена на провал, и что мы только зря сложим головы. Когда Беар осторожно начал выгребать к берегу, я от жары, духоты и боли впал в какое-то полусонное состояние, так что момента, когда лодка заскребла дном о берег, я не заметил. Только когда зашевелились Беар и Хамелеон, вытаскивая пленника, я пришел в себя. Быстро умылся, заодно сделал несколько глотков тепловатой воды и снова с сожалением обмазал лицо грязью. Впереди было пять дней путешествия по лесу.

Нас искали. И искали очень хорошо. Не знаю, сколько первородных было в лесу, но мы замечали их очень часто. Мы почти не вставали на ноги, все время ползли. Первые два дня у меня даже не было возможности заняться раной, и за это я чуть не поплатился жизнью – нога распухла, боль стала дергающей. У меня начался жар. На третью ночь мы оказались в какой-то узкой промоине, и мне удалось снять грязную повязку, чтобы оценить свое состояние. Рана начала гнить. У меня с собой не было хирургических инструментов, так что рану пришлось вскрывать не слишком удобным кинжалом. Было ужасно больно, несмотря на то что я заранее съел целых три порции обезболивающего порошка, и очень хотелось застонать. Но стонать было нельзя. Порошка, кстати, оставалось совсем немного, потому что мы регулярно скармливали его пленному – это снадобье не только снимает боль, но также вызывает вялость и спутанность сознания. Вообще-то им нельзя злоупотреблять, но мы посчитали, что наша безопасность для нас гораздо важнее, чем здоровье первородного. Тем более что если принимать этот порошок менее двух недель, то последствия вполне обратимы. Прочистив рану и выдавив гной, я снова замотал ее чистым бинтом, вот только особой надежды на то, что теперь она без проблем заживет, у меня не было.

– Беар, Хамелеон, – позвал я шепотом.

Через минуту рядом показался Хамелеон и одними губами спросил:

– Что? – Лицо у бывшего вора было обеспокоенное – мое плачевное состояние давно перестало быть секретом для друзей.

– Когда мы сюда ползли, мне показалось, что пахнет мертвечиной. Или это от меня? – так же тихо ответил я.

– Было такое, – односложно ответил Хамелеон.

– Я сейчас усну, так что двигаться дальше все равно пока не смогу. – Я понял, что зелье уже действует, говорить мне стало трудно, мысли путались.

– Ты что, предлагаешь нам оставить тебя здесь? – удивленно спросил Хамелеон. – Мы скорее этого здесь оставим, а тебя потащим.

Я собрался с мыслями.

– Нет. Там где-то труп. Несвежий. Принесите, – выдавил я и потерял сознание.

Когда я очнулся, увидел над собой лицо Беара. Заметив, что я открыл глаза, он почти нормальным голосом поинтересовался:

– И зачем тебе эта падаль?

Мне пришлось потратить некоторое время на то, чтобы вспомнить, о какой падали идет речь. Меня по-прежнему колотило – жар никуда не ушел.

– Там опарыши есть?

– Есть.

– Собери их, пожалуйста, и принеси сюда.

Кое-как приняв полусидячее положение, я подтянул ногу и снова снял повязку. Нда. Состояние с прошлого раза не слишком улучшилось. Как я и ожидал.

Рядом снова появился Беар, в горсти, брезгливо отставив ее от себя подальше, он нес личинок.

– Будь добр, промой их хорошенько в ручье. Только не передави.

Беар тяжело вздохнул и исчез из моего поля зрения. К тому времени, как он вернулся, я уже подготовился морально к тому, что мне предстоит. В этом мире мне не приходилось слышать о таком способе лечения, а вот в прошлой жизни, на лекциях по истории медицины, преподаватель как-то упоминал, что опарышей использовали раньше для того, чтобы чистить раны. Личинки объедали мертвую плоть, не трогая живой плоти. Тогда этот способ лечения показался мне варварским, но сейчас выбора не было. Аккуратно вынимая из рук Беара извивающиеся личинки, я стал подсаживать их в рану, стараясь затолкать поглубже. Взгляд у Беара стал несчастным и безнадежным. Кажется, он всерьез решил, что я спятил от боли.

– Я не сошел с ума. У меня нет с собой никаких серьезных средств от воспаления, – пояснил я. – Как-то не подумал, что придется столько времени бродить по лесу, будучи раненым. А опарыши выделяют вещество, растворяющее мертвую плоть, а потом ее поглощают. Рана остается чистой. Хорошо бы только вытащить их через день. Наши предки так лечились.

Беар облегченно вздохнул.

– Нам бы надо место сменить. Часа четыре назад, еще до того, как ты вырубился, мимо прошли несколько эльфов. Явно нас искали. Могут вернуться, и будут смотреть уже тщательнее. Ты сможешь ползти хотя бы немного?

– Ползти – смогу. А вот бегать пока не получится.

– Бегать пока и не нужно, – заверил Беар.

Следующие несколько дней ползать пришлось действительно много. Правда, иногда нам удавалось попасть в некоторый промежуток между поисковыми отрядами первородных, и тогда можно было встать и идти. Никогда прежде я бы не подумал, что меня может расстроить тот факт, что можно перестать месить прелую листву животом, встать. Но у меня по-прежнему ужасно болела нога, так что либо Беару, либо Хамелеону приходилось меня практически нести на себе, несмотря на то что я успел выстрогать себе из какой-то палки нечто вроде костыля. Второй в это время вел одурманенного, мало что соображающего эльфа, который за эти несколько дней не только утратил свой гордый, ухоженный вид, но выглядел теперь, пожалуй, еще более жалко, чем я. Я же пытался помочь товарищам хотя бы тем, что пока они вели меня и пленника, во все глаза всматривался в окружающие кусты и деревья, пытаясь вовремя заметить врагов. Правда, и здесь от меня большого толка не было – трудно быть внимательным, когда каждый шаг отдается во всем теле дикой болью. И все-таки, несмотря ни на что, за время этих коротких «прогулок» мы преодолевали гораздо большее расстояние, чем то, что удавалось проползти в остальное время.

Когда мы приблизились к краю леса, о пеших переходах пришлось вообще забыть, последние сутки мы больше лежали, замерев на месте, чем ползли. Мне даже не удалось вовремя сменить опарышей в своей ране, и они выросли до таких размеров, что начали причинять ужасную боль. Особенно мучительной она становилась от осознания того, что избавиться от этой боли я могу самостоятельно, стоит только снять повязку и очистить рану. Вот только сделать это было бы равносильно самоубийству.

Когда среди деревьев появился просвет, мы остановились совсем. Нам удалось заметить двух первородных на деревьях, которые больше смотрели вглубь леса, чем на его опушку. Они явно ждали появления чужаков, пленивших их собрата. Проползти между ними не было никакой возможности.

– Мы на разведку, – показал мне знаками Беар. – Начнется шум – сними обоих и уходи. И груз не забудь. – И оставив мне свой арбалет, начал медленно пятиться назад. Кандалы с ног первородного мы давно сняли, да и руки перевели в более удобное для ходьбы положение, оставив их закованными спереди. Опасаться осмысленных действий от несчастного, после такого количества обезболивающего порошка было бы глупо.

Мне очень хотелось сначала выяснить, о какой разведке идет речь и почему она должна сопровождаться шумом, но я не стал задавать вопросов. Я и так последние несколько часов не уставал проклинать себя за свою дурацкую идею с пленением вражеского командира практически в центре чужой территории. Боль и усталость изрядно пошатнули мой оптимизм, и мне казалось, что я не только провалил задание, но и подвел своих товарищей, которые теперь обречены на гибель. И еще неизвестно, как такие усиленные поиски пережили остальные две тройки, отправившиеся на разведку! И требовать объяснений теперь, когда я фактически являюсь обузой для друзей, я не собирался.

Ждать, когда начнется обещанный шум, было мучительно – прошло не меньше шести часов, когда где-то сзади и справа послышались крики и эльфийский сигнальный пересвист. Я навел арбалет на фигуру одного из наблюдателей и выстрелил. Не глядя на результат, я подхватил второй арбалет и навел его на второго первородного. Это заняло всего пару мгновений, но наблюдателя уже не было на том месте, где я привык его видеть за последние часы. Короткий приступ паники и чувство облегчения – эльф просто уже начал спускаться. Рука у меня от волнения слегка дрогнула, и тяжелый болт, вместо того чтобы попасть в торс противнику, попал ему в голову, пробив ее насквозь и застряв в стволе дерева. Я перевел взгляд на первую мишень, боясь увидеть, что промахнулся, но тут тоже все было в порядке – этот первородный также остался висеть на дереве со стрелой в груди. Я с трудом поднялся на ноги, оперся на свою палку и заставил подняться покорного, находящегося где-то в своих грезах первородного. Я шел очень медленно, но все равно, прежде чем товарищи нас догнали, мне удалось не только выйти из леса, но и оставить его примерно в полутора верстах позади. Пожалуй, за все время, что мы провели в лесу, это было самое ужасное испытание для моих нервов. Я боялся, что Беар с Хамелеоном решили пожертвовать собой, чтобы дать мне возможность уйти. С каждым шагом чувство вины терзало меня все сильнее, я поминутно оглядывался назад, то надеясь, что увижу фигуры своих товарищей, то боясь, что вместо них сейчас появится редкая цепочка первородных. Как же тяжело было тысячнику Орену, у которого не было даже надежды на то, что кто-то из тех, кого он оставил прикрывать отход, сможет вернуться!

Увидев две размытые фигуры с торчащими в разные стороны увядшими ветвями деревьев, догоняющих меня, я испытал такое облегчение, что у меня чуть не подкосились ноги. Усилие, которое потребовалось, чтобы остаться на ногах, было почти запредельным, у меня даже в глазах помутилось.

– Что, небось, думал, мы там отдали свои жизни, чтобы спасти раненого командира? – поинтересовался у меня Беар свистяще-хрипящим голосом, и одновременно подхватывая меня под руку. С другой стороны Хамелеон, ухватившись за капюшон пленника, потянул его вперед, заставляя шустрее перебирать ногами.

Мы бежали до самого заката, прежде чем нам встретилась одна из наших троек, патрулирующих окрестности.

Уже гораздо позже, когда мы отдыхали в гарнизоне, Хамелеон рассказал, что они делали, пока мы с пленником полеживали в кустах, разглядывая рожи первородных.

– Ты же сам понимаешь, мальчик, что если бы мы угробили тех двух часовых и побежали, нас бы мгновенно догнали? Бегун из тебя тогда был никакой, да и доу Лэтеар приз на соревнованиях не взял бы, даже если и захотел. Часовые стояли через каждые триста шагов, а в пятистах шагах сзади, в полной готовности обретались еще восемь первородных. Насколько я понял, они на каждых четырех наблюдателей держали по одной восьмерке как раз. Вот нам и пришлось их… гм… отвлечь. Причем так хорошо отвлекли, что и те часовые, которых ты не дострелил, нас догонять побежали… и не только они. Пошумели мы славно. Четверых первородных положили, еще двое на ловушках покалечились. Следы вглубь леса мы им тоже заранее организовали, а сами укрылись и там уже вас догонять пошли. Вот такие дела.

Одна из троек, уходившая в разведку, так и не вернулась.

Глава 10

И снова началась учеба. Наша сотня увеличилась до трех сотен и теперь называлась тысячей. Ожидалось, что вскоре ее состав станет штатным. Несмотря на такое увеличение, на этот раз было в некотором роде проще – относительно опытных, обученных солдат, которые могли передать свои умения новичкам, теперь хватало. Параллельно шли вылазки в лес – короткие, только для того, чтобы побеспокоить противника и, возможно, добыть несколько комплектов эльфийского тряпья – наши уже стали считать это некоторым экзаменом на звание настоящего «охотника». Если тройке удалось убить хотя бы одного первородного, она уже считалась тройкой ветеранов. Некоторые тройки теперь полным составом щеголяли в трофейной одежде. Однако и «ветеранам» тоже нашлось чему учиться. Во-первых, стало ясно, что арбалеты хоть и удобнее, чем луки, но выстрелить из арбалета во время битвы можно только один раз. Так что пришлось нам всем осваивать ремесло метателя ножей. Но это не главное. Главное – мы стали обучаться эльфийскому. Заставить пленного доу Лэтеара помогать нам против своих соплеменников оказалось совсем несложно. И здесь была моя заслуга, хотя этим «подвигом» я совершенно не гордился. Оказалось, организм первородного обладает гораздо меньшей сопротивляемостью, чем человеческий. Так что в крепость мы привели глубоко зависимого наркомана. И теперь, ради получения очередной дозы обезболивающего, доу Лэтеар готов был на все, что угодно. Я считал, что прикончить его было бы гораздо милосерднее, чем заставлять это опустившееся существо продолжать свое существование… Всегда с отвращением относился к наркоманам. Но он был нам нужен. Каждый раз, когда мне приходилось с ним общаться, я не мог сдержать дрожь. Не знаю, чего было больше – сострадания, брезгливости или чувства вины, но сочетание было очень неприятным. Не знаю, смог бы я повторить то, что сделал с этим несчастным, если бы заранее знал о последствиях. Боюсь, что нет. Некоторые вещи нельзя делать, несмотря ни на какие выгоды, которые они сулят. И также не знаю, кто больше мучился – лишенный очередной порции своего зелья доу Лэтеар, вынужденный рассказывать о военных планах своего народа и обучать языку, который он считал священным, грязных животных, или я, вынужденный за всем этим наблюдать.

Кажется, не я один понял, какую гадость мы умудрились сотворить по незнанию. Комендант почти сразу ограничил общение с первородным для кого-либо, кроме солдат нашей тысячи и служащих особой канцелярии его величества. Первые обучались языку, вторые, кроме этого, обогащались информацией иного рода. И вот они-то были чрезвычайно довольны сложившейся ситуацией:

– Очень, очень удачная находка это ваше обезболивающее зелье, – как-то похвалил меня господин Лерой, глава тех невзрачных господ в серых мундирах, которые проводили большую часть времени в камере доу Лэтеара. – Даже досадно, что это зелье действует таким образом только на первородных, насколько бы нам было проще работать!

Я представил себе такое и содрогнулся. Уж лучше пытки, как-то честнее, что ли.

Тем более что результатами допросов с нами не особенно делились. Нельзя сказать, чтобы от нас что-то всерьез скрывали, но и записи допросов никто не предоставлял. В конце концов, я пришел к выводу, что разумный, которого мы взяли в плен, был почти бесполезен. То ли он не знал планов войны, то ли их просто не было, но выяснить, почему первородные начинают наступление и почему останавливаются, для нас так и осталось тайной. И у меня создалось впечатление, что господам в серых мундирах тоже ничего конкретного выяснить не удалось. На все вопросы пленник отвечал, что очередная волна продвижения первородных начиналась тогда, когда к этому были готовы маги. Когда они были готовы разрушить стены очередного человеческого города, первородные это делали. И люди этот город теряли. Откуда взялась такая разрушительная магия и каким образом ее готовят, доу Лэтеар не знал. Мне, да и не только мне, вообще не верилось, что такая магия возможна.

Теперь по лесу постоянно ходили не менее десяти троек. Первородные стали гораздо бдительнее, и ни о каких походах к реке речи уже не шло. Да в этом больше и не было необходимости. Нашей задачей теперь было просто уничтожать первородных. И у нас это даже получалось, вот только мне казалось, что большого толку от этого в войне не было. Да, теперь на каждого убитого лесника приходилось по два эльфа, солдаты регулярных тысяч нас боготворили, настроение у всех было радужным и веселым – как же, такие невиданные успехи. Вот только эльфы с нашей территории никуда не девались, напротив, их стали все чаще замечать в непосредственной близости от Элтеграба, да и вокруг других городов, близких к границе, не занятой эльфами территории, они стали появляться чаще. Почти все жители уже перебрались вглубь человеческой территории, потому что стало ощутимо не хватать провизии. Купцам было слишком опасно пробираться в город, на них не раз нападали отряды эльфов или разбойники из людей, а, главное, выгоды в этом не было никакой. Все окрестные села вымерли, и хорошо, если их жители успели перебраться куда-нибудь в место побезопаснее. Самых упрямых и самонадеянных давно вырезали эльфы. Так что покупать привозимое купцами стало некому и не на что, а солдаты вполне обходились тем, что привозили военные обозы, и медленно сходили с ума от скуки и безделья, сидя за городскими стенами. Неудивительно, что наша охотничья тысяча пользовалась бешеной популярностью у прочих солдат. К нам стремились, нами восхищались. Но победителем я себя все равно не чувствовал, убей меня боги.

– Мы теряем инициативу, – как-то сказал Хамелеон наутро после того, как мы вернулись из рейда. – Эльфов все равно больше, чем нас, и одной охотничьей тысячей войну не выиграешь. Они стали гораздо осторожнее. Поначалу, когда наши охотники только начали выходить в лес, они возвращались почти без потерь. А теперь мы перестали ходить тройками. Одной тройкой ничего не сделаешь. Отряд теперь состоит минимум из девяти человек, и возвращаются эти девять человек чаще всего, даже не встретившись с эльфами. О чем думает командование?

Мы сидели в кабинете коменданта и докладывали о результатах последних недель работы.

– Командование думает о том, что у нас остро не хватает людей. И развивать ваш успех просто некому. Вот и получается, парни, что вы просто пытаетесь выиграть хоть немного времени для королевства.

– Если бы наша суета действительно их задерживала! У меня как-то сомнения на этот счет, – недовольно вздохнул Беар.

– Вот что, парни, – неожиданно сменил тему комендант. – Вы и в самом деле хорошо поработали. И за этого эльфа вас еще не наградили, а ведь дело того стоит. Я выписал вам увольнительную на два месяца. Тебе, Беар, и тебе, Хамелеон. Сгоняете в столицу, наберете себе пополнение в тамошних темницах. И среди новобранцев посмотрите, сейчас всех завербованных собирают в столицу. Ну и развлечетесь там попутно. Тебя, Эрик, я отпустить не могу, да и не хочу. Вы своих парней уж очень разбаловали, никого кроме вас они в грош не ставят.

Вот так и получилось, что я остался в городе и временно перестал ходить в лес. Впрочем, дел было хоть отбавляй – тренировки, обучение, распределение и обмен трофеев. Первое время все шло хорошо. Но спустя три недели после ухода Беара с Хамелеоном стали приходить дурные вести. Во-первых, из той сотни, что в этот раз возвращалась из леса, целых четыре тройки отсутствовали. А те, кто вернулись, сказали, что первородных в лесу стало как-то подозрительно много. По самым худшим оценкам получалось, что их там не меньше полутора тысяч. И это при том, что обычно на «нашей» стороне леса находилось десять лагерей первородных по пятьдесят эльфов в каждом. Первородные явно собирались нападать, вот только на кого? Приграничными сейчас считались три города. Какой из них будет атакован, было совсем не ясно, остроухие по-прежнему были рассредоточены по всей протяженности леса.

– Отправляй всех, кто не ранен, в лес, – велел мне комендант, когда я принес ему неприятные вести. – Сотня пусть будет в степи, а остальные две чтоб без сведений из леса не возвращались. Разбей всех снова на тройки, пусть ни на кого не нападают, просто смотрят. Я хочу знать о любых изменениях.

Я выполнил приказ. Как бы мне хотелось тоже отправиться в лес! «Люди, за которых я отвечаю, рискуют жизнью, а я сижу тут в безопасности», – размышлял я, тупо глядя на листы со всякой бухгалтерией, безуспешно пытаясь усмотреть в них какой-то смысл. Мне казалось, что с ними вполне мог бы, как и раньше справиться гарнизонный казначей, и мне в этом разбираться нет ровным счетом никакого смысла, тем более теперь, когда на нас явно надвигаются крупные неприятности.

Несколько дней я не находил себе места в ожидании новостей, и однажды утром я их дождался. В казарму влетели сразу несколько троек, и десятники рванули ко мне:

– Эльфы вышли из леса!

– Сколько их?

– Около полутора тысяч. Они разделились. На три отряда по пятьсот лучников.