Жили-были Он и Она. Парадоксальная сказкотерапия отношений Емельянова Елена
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
– Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: «Верно, дома, – думает себе, – уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
– Не бросай меня, неси к мачехе!
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей – тот погасал, как только входили с ним в горницу.
– Авось твой огонь будет держаться! – сказала мачеха. Внесли череп в горницу, а глаза черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся – глаза всюду за ними так и следят. К утру совсем сожгло их в уголь, одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
– Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.
Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
– Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю.
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
– Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:
– Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.
Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
– Что тебе, старушка, надобно?
– Ваше царское величество, – отвечает старуха, – я принесла диковинный товар; никому, окромя тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно – вздивовался.
– Что хочешь за него? – спросил царь.
– Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:
– Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
– Не я, государь, пряла и соткала полотно, – сказала старуха, – это работа приемыша моего – девушки.
– Ну так пусть и сошьет она!
Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.
– Я знала, – говорит ей Василиса, – что эта работа моих рук не минует.
Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладая рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:
– Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.
– Нет, – говорит он, – красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.
Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.
С самого начала сказки мы наблюдаем что-то уже хорошо знакомое. Как будто речь идет про Золушку. Действительно, так же умирает мать, так же отец женится на женщине с двумя дочерьми от первого брака. При этом он так же богат, тоже постоянно отсутствует и мало интересуется жизнью дочери. Но здесь появляется новая деталь.
Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
– Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.
Купчиха дала Василисе куколку, которую в древности называли «материнской утешницей». Это – древний оберег, который мать дарила дочери, умирая, или когда дочь покидала отчий дом (выходила замуж). Через куколку мать передает дочери женскую интуицию, родовую силу, которая помогает девушке пройти через все испытания. «Материнская утешница» выражает внутренний женский дух, голос внутреннего разума, внутреннее знание и сознание. Она – символическая копия души, интуиции.
При этом мать сразу сообщает о некоторых условиях, которые надо выполнять, чтобы куколка помогала: ее надо беречь, никому не показывать и кормить. Что бы это значило? Давайте разбираться.
Итак, передавая дочери куколку, мать подарила ей голос внутреннего разума, то есть женскую интуицию. Но это еще не все. Мать показала своей дочери ее высокую значимость как человека – умирая, мать заботится о Василисе, показывает ей свою любовь, свое желание передать ей все ценное, что имеет сама, – опыт и душевные силы. Кроме того, мать показывает дочери ее важную роль в жизни рода, передавая на сохранность куклу – символ родовой женской силы. У Василисы высокое предназначение, она должна приумножить женскую силу и мудрость и передать ее своим детям.
Вот главное отличие Василисы от Золушки, которая не получила такого материнского благословения.
Базовая сила материнской любви передается человеку, если мать транслирует ребенку, какую великую ценность представляет собою дочь не только для нее, но и вообще, в целом. И она не передается или передается искаженно, если мать делает ребенка уязвимым, чрезмерно критикуя его либо не уделяя внимания. Неважно, по каким причинам, – потому что не любит, или любит, но слишком устает, или просто сама не достигла нужной зрелости и необходимость заботиться ее раздражает. В таком случае она выполняет функцию злой мачехи, не дав ребенку ни сил, ни способности противостоять разрушительному воздействию. Повзрослевший ребенок (дочь или сын) не ощущает ни своего права, ни возможности жить в гармонии (счастливо), вообще не ощущает себя сколько-нибудь ценным.
Если же базовая сила любви передается полноценно, самость человека наполняется «очагом любви», то есть на бессознательном уровне он:
– отчетливо переживает право на жизнь;
– воспринимает мир и социум не как опасную среду, а как ресурс, который всегда будет помогать и поддерживать его;
– всегда сохраняет уверенность в существовании позитивного выхода из любой ситуации.
Кстати, Дж. К. Ролинг тоже объясняет невероятную устойчивость Гарри Поттера к самым страшным заклятиям именно силой любви, которую мать передала ему, умирая. Ролинг называет это древнейшим и сильнейшим защищающим заклятием. Она, конечно, права. И хотя мы живем не в магическом мире, сила любви матери остается лучшей опорой.
Важно различать базовую материнскую любовь и материнскую опеку. Материнская опека (точнее, гиперопека) делает человека слабым и беспомощным. Он привыкает получать все, ничего не добиваясь, не прилагая усилий. Он не умеет преодолевать страх и дискомфорт ради достижения желаемого. Иногда он даже не умеет по-настоящему чего-либо желать, потому что сверхопекающая мать предусматривала все его желания и он не успевал их даже как следует определить. А потом, когда человек вступает во взрослую жизнь, он становится в тупик перед малейшими трудностями, с которыми его сверстники научились справляться еще в детстве.
Обратите внимание: ни Василису, ни Гарри Поттера матери не опекали, не делали за них все, не отстаивали их перед недоброжелателями. Конечно, они слишком рано ушли из жизни, но, уходя, они доверяли их силам и способности адаптироваться в мире. Все, что они сделали, – передали им эту веру в себя. И для этого маме совсем не обязательно умирать. Главное – не слишком распространять свою материнскую тревогу на своего ребенка, не стремиться подстелить соломки. Иногда нашим детям бывает очень больно, и материнское сердце стремится предотвратить эту боль. Но нельзя. Без боли нет опыта, без опыта нет мудрости, без мудрости нет гармонии.
Но вернемся к сказке.
Держать куколку при себе – значит поддерживать эмоциональную чувственную связь с матерью, своим родом, интуицией.
Кормить куколку – значит:
– проделывать внутреннюю работу, обращаться к своим корням, к родовым ценностям, находить в себе передаваемую по наследству силу и способности;
– помнить о себе, о своей сути, о своих ценностях, заботиться об их сохранении, а также сохранять достоинство.
Способность покормить куколку, ущемив при этом себя, – способность пожертвовать чем-то сиюминутным ради чего-то более важного и по-настоящему насущного. Это – способность обращаться к духу, когда душа боится и страдает.
Никому куколку не показывать – значит:
– не хвастаться своими умениями, интуицией и женской силой;
– не хвастаться тем, что любима;
– не конкурировать степенью собственной значимости с другими людьми.
Завещав дочери свою любовь, чувство родовой ценности и важные наставления, мать Василисы умирает, и вскоре девочка попадает под гнет мачехи. Эта особенность развития сюжета встречается так часто, что необходимо понять ее особый смысл.
Смерть доброй матери – это прощание с детством души, отказ от чрезмерной материнской опеки. Вместо этого дочь принимает от матери то, что составляет дух ее рода. Чтобы пройти инициацию (стать женщиной и зрелой личностью), девушка должна научиться самостоятельно отвечать за качество своей жизни, то есть уметь противостоять разрушительному воздействию и созидать желаемое.
Мачеха – противоположность матери, она не принимает Василису и транслирует ей ее ничтожность используя:
– уничижение личности;
– деструктивную критику;
– жесткие ограничения возможностей;
– негативную оценку качеств;
– нивелирование умений и способностей.
Это все то, что всегда будет мучить ее и во внешнем мире, и в ней самой, если она не научится противостоять этому и избавляться от этого.
Вот о чем говорит нам сказка! Значит, без матери мы не получаем базовой силы любви, однако если нас постоянно будет окружать мягкая перина материнской защиты, то мы окажемся нежизнеспособными.
Совсем не обязательно проходить через издевательства злой мачехи. Ее «успешно» заменяют другие люди и обстоятельства. Но суть испытаний, которые каждый из нас проходит в жизни, остается прежней.
И какова же цель таких негативных воздействий? Показать нам нашу ничтожность, возвыситься за счет унижения нас, внушить нам ограничения и неспособность? Получается, это – конкуренция, причем чрезвычайно деструктивная. Грустно, но так устроена наша жизнь. Вокруг много людей, которые хотят не мира, а войны. Первая мысль, которая приходит в голову, – эти испытания предназначены для Анимуса; они – проверка того, насколько мы можем защищать себя, насколько смелы и уверены в себе. Частично это так и есть.
Однако мы должны обратить внимание на то, что данный список испытаний описан в «женской» сказке и обращен к Аниме. Но Анима не воюет, она сочувствует и принимает. Неужели она должна принять такое? Конечно, нет. Но она должна максимально помочь человеку принимать самого себя. Именно ощущение своей ценности, уважение к себе помогают нам противостоять разрушительному воздействию. А какая Анима умеет принимать нас такими, какие мы есть? Та, которая получила пример базовой материнской любви и знает, как это ощущается. Именно она может встать плечом к плечу с Анимусом и защищать вас спокойно, уверенно, даже легко – так, что недоброжелатели отступают, не причинив вам вреда.
Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Всякий раз, когда я говорила об этом во время групповой работы, мне задавали вопрос: а что же делать, если не повезло с материнской любовью? Что если мама была слишком критична, груба и требовательна? Или была слишком занята своей личной жизнью и старалась почаще оставлять своего ребенка бабушке или сестре? Что же, тогда совсем нет надежды почувствовать в себе это «материнское благословение» и чувство самоценности?
Если в вашем детстве не было ни одного взрослого, который транслировал бы вам принятие и вашу ценность, как ни грустно, «материнского благословения» в таком случае уже не получить. И не стоит искать подобную любовь в своем партнере. Максимум, к чему это может привести, – к построению родительско-детских отношений между супругами и в любом случае к постоянному недовольству супругом, поскольку он/она не дает вам безусловной любви. Но супруги и не могут давать безусловную любовь друг другу. Супружеская любовь предполагает множество условий, причем в каждой паре они свои.
А вот развить позитивное самоотношение и воспринять свою ценность можно и при неблагоприятных обстоятельствах детства. Важно только не путать понятия «самооценка» и «самоценность». Самооценка – это положительная или негативная оценка своих качеств и достижений. А самоценность – это принятие своей ценности, независимо от качеств и достижений. Например, мы можем иметь высокую самооценку (из-за отличной учебы, выигранного конкурса или потому, что имеем ряд качеств, которые считаем положительными), но при этом низкую самоценность. Яркий пример – Золушка. Она знала, что умеет многое и делает это отлично; что очень любит отца, и это хорошо; и т. п. Так что если бы ее попросили дать оценку себе, она без сомнения сказала бы, что хорошая дочь и замечательная рукодельница, неплохая хозяйка. Но собственной ценности она, как мы уже знаем, не чувствовала, отсюда и ее неспособность быть счастливой.
Развитие самоценности идет через полный пересмотр своего опыта, установок, системы ценностей, отсоединение чуждого от истинно своего, долженствований от собственных приоритетов и т. п. У людей с негативным детским опытом где-то в тайном уголке души всегда живет грустинка, их Внутренний Ребенок часто бывает пугливым и ранимым. Но все это можно исцелять. Конечно, это процесс длительный, но интересный и благодатный. Просто начните это делать, сделайте одним из приоритетных направлений жизни, и все получится.
А сейчас нам пора обратиться к содержанию сказки, которая, к вящему удивлению, сообщает нам, что Василиса отдыхает в холодочке, рвет цветочки, а куколка за нее всю работу делает. Вот тебе и на! А где же противостояние или страдание? Ведь мачеха бьет ее (!), и они с дочерьми такие злющие, что даже сохнут от зла. Парадокс! А значит, есть скрытые смыслы.
И действительно, «отдыхает в холодочке, рвет цветочки», значит, умеет получать удовольствие от жизни, умеет видеть позитивные стороны жизни. А «куколка за Василису всю работу делает» означает опору на родовые ценности – базовая (пока еще не осознанная) сила любви позволяет ей позитивно относиться к ситуации, сохранять ресурс. Обратите внимание: к Золушке фея является только однажды, чтобы отправить ее на бал, и только тогда помогает ей сделать всю работу. А куколка постоянно находится с Василисой. Вот почему Василиса не погружается в страдания, не забывает о себе и своей внешности (как это делала Золушка), а только расцветает с каждым годом. Она все время чувствует себя значимой и достойной жизни. Василиса пока не может противостоять издевательским заданиям мачехи, но обладает интуитивным чувством самосохранения.
…купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке Бабы-яги.
И вот еще один интересный момент. Мачеха хотела, чтобы Баба-яга уничтожила Василису, для того и посылала ее в лес. А мы знаем, что встреча с Бабой-ягой – это всегда инициация, околосмертный опыт. Чтобы пройти его, надо быть готовым к такому испытанию. Василиса еще не была готова повстречаться с подобным опытом, и куколка уберегала ее.
Куколка не подпускала к избушке Бабы-яги, значит, базовая сила любви не позволяла Василисе переступать территорию знаний и опыта, к которым она еще не была готова (интуитивное самосохранение).
Мы уже понимаем, почему мачеха не соглашалась выдать Василису замуж прежде своих дочерей (чтобы не объявлять их перестарками), но вот желание полностью ее извести означает жесткое и полное выталкивание падчерицы из своей семейной системы.
Заговор между мачехой и сводными сестрами начинает реализовываться через потухший огонь свечи. Мы уже говорили об огне как о символе очищения, убирающего все наносное, ложное, отжившее, и трансформации, прозрения, расширения понимания. При общем значении существует дополнительная детализация образа. Огонь очага – согревающий огонь, то есть сохраняющий любовь и заботу. Факел освещает дорогу, это символ знаний. Свеча освещает пространство, позволяет видеть его. Свеча светит, оплавляясь, – материальное превращается в свет. Значит, свеча означает трансформацию бытового опыта в знание. Эта свеча, стоящая перед Василисой, гаснет (в соответствии с заговором мачехи и сестер). Значит, знание, определенное данным бытом, в данных условиях больше не может быть актуальным для Василисы. Она достигла поворотной точки в свой судьбе.
Погашенный огонь – это кризисная точка, точка поворота, окончание этапа, после нее невозможно вернуться к прежней жизни. Для Василисы погашенный огонь – это смерть отслужившей части личности (девочка), которую должна заменить другая (женщина). Ей пора пройти испытание и перейти на новую стадию.
На этот раз куколка допускает Василису к Бабе-яге. Это значит, что Василиса чувствует свою готовность пройти испытание и смело идет в темный лес. Лес – образ бессознательного. Василиса, проходя через лес, проходит уроки (вспоминаем «Путешествие Анимы и Анимуса»), благодаря которым ее Анимус развивается.
Василиса идет к Бабе-яге испытывать свою Аниму (в отличие от мужской задачи победить страх перед женщиной и получить сексуальный опыт). Но мы знаем, что Анима не может развиваться без сильного Анимуса. К сожалению, отец Василисы не передал дочери мужского начала, так как постоянно отсутствовал или самоустранялся. Отсюда ее полное неумение защищать себя вначале и лишь тайное инстинктивное стремление сохранить себя в разрушительной обстановке. Вот почему Василисе пришлось идти в темный лес (она идет туда именно ночью).
По дороге Василиса встречает трех всадников. Это символы ее трансформации (развития) по мере движения по лесу.
Три всадника – число три – полный цикл развития:
– начало – середина – конец;
– рождение – жизнь – смерть;
– прошлое – настоящее – будущее;
– тело – душа – дух.
Белый всадник (утро) – возрождение, надежда.
Красный всадник (день) – энергия, сила.
Черный всадник (ночь) – смерть отжившего, темные негативные силы, тяжелое испытание, темные мысли и чувства.
Испытание черным всадником заканчивается, когда человек постигает свои темные стороны, темные мысли, чувства, желания и принимает себя с ними. Теневая сторона себя – те качества, мысли, желания, которые человек не демонстрирует миру, боится их или скрывает даже от самого себя. Принятие в себе теневой стороны – окончание внутреннего конфликта между идеальным и реальным Я.
Итак, пройдя через лес, Василиса обретает надежду и энергию, познает и принимает (с помощью материнского благословения) свою теневую сторону, преодолевает страхи, обучается прокладывать собственную дорогу (ходить без посторонней подсказки и помощи).
Теперь она полностью готова к встрече с Бабой-ягой. Значение Бабы-яги для женщины то же, что и для мужчины (за исключением страха мужчины перед женщиной):
– образ символической смерти отжившего, слабого, лишнего;
– образ древних знаний и мудрости;
– источник околосмертного испытания: выдержишь испытание или умрешь.
Тот, кто прошел испытание Бабой-ягой, приобщается к мудрости. Однако если мужчина (или Анимус) приходит к Бабе-яге, чтобы получить опыт, то женщина (Анима) приходит к ней, чтобы сдать экзамен на зрелость. И вот какие экзамены сдает Василиса.
Вычистить двор – уметь упорядочивать свое социальное окружение: убирать лишние, мешающие связи, знакомства, контакты, освобождать место для важных, значимых отношений.
Вымести избу – уметь наводить порядок в своем внутреннем мире: убрать все лишнее, мешающее, очистить мысли, упорядочить стремления.
Постирать белье – уметь очищать свою душу:
– очищаться от всего наносного, чужеродного, отжившего;
– заменять устаревшие защиты на более совершенные и живые, актуальные в новой жизни,
– изменять свой имидж (внешнее выражение себя) на новый, соответствующий обновленному Я.
Приготовить обед – уметь из разрозненных, простых, слабых ресурсов создавать единый сильный ресурс, который можно не только использовать для себя, но и делиться с другими.
Отделить зерна пшеницы от мусора – уметь отделять важное от незначительного, главное от второстепенного.
Отделить мак от земли – это сложное умение: в массе, на первый взгляд однородной, уметь видеть зерна ценного; есть еще одна трактовка: уметь отделять иллюзии от реального, субъективное от объективного, сон от яви, мечты от намерений.
Задания, в принципе, совсем не отличаются от заданий мачехи. Василису пугают высокие требования Бабы-яги – если ей не понравится, она уничтожит. На помощь снова приходит куколка. Она выполняет все задания, кроме одного. Другими словами, Василиса все задания, кроме одного, выполняет привычным способом – она спит, куколка делает, то есть она не прикладывала к этому ум, знания, делала все интуитивно, автоматически. А одно задание выполняет «без куколки», прикладывая осознанное творчество к исполнению.
Чем это отличается от аналогичной ситуации, когда Иван-царевич кручинился, опасаясь, что его жена не сможет выполнить задание царя, а она его успокаивала и укладывала спать? Почему там мы говорим о детской позиции Ивана, а здесь – об автоматических и интуитивных умениях Василисы? Потому что там Иван лишь передает задания жене, и его не интересует, каким образом они выполняются, его жизнь или развитие не зависят от того, как именно выполнит задание лягушка. Он лишь боится неодобрения батюшки. Василиса же обращается к куколке, то есть к внутреннему знанию, интуиции. Это ее задания, и ей нести ответ жизнью или смертью. Куколка – не другой человек, она – часть души Василисы.
В некоторых версиях сказки говорится, что Баба-яга трижды давала Василисе одни и те же задания. И куколка всегда оставляла Василисе для самостоятельного исполнения одно из них, причем трижды они были разные. Таким образом, Василиса каждое задание Бабы-яги выполняла в первый раз автоматически, во второй – творчески, по-своему. Так происходит не только проверка умений, но и их развитие.
После того, как задания выполнены, Баба-яга в последний раз испытывает Василису, причем та не знает, что вновь сдает экзамен. Баба-яга предлагает Василисе задавать ей вопросы. Если Василиса проявит излишнее любопытство, то ее съедят. Но девушка уже умеет не заходить за границы тех знаний, которые готова воспринять. Много раз куколка (то есть интуиция) отводила ее от преждевременной встречи с Бабой-ягой. Так что и этот экзамен Василиса сдала. Она задает вопросы про трех всадников, но не спрашивает про чудеса Бабы-яги.
А между тем руки (в доме) – это деятельность, отделенная от сути человека, автоматические действия, бездуховная исполнительность. Число шесть (три пары) – это соединение мужского и женского (двух треугольников, перевернутых относительно друг друга – как изображения Анимуса и Анимы); сложенные вместе и повторенные три раза – это соединение противоположностей (высокого и низкого, телесного и духовного, чувств и разума) и полный цикл их общего развития. Однако будучи отделенным от тела и головы, это единение противоположностей не утрачивает свою способность к интеграции и развитию и остается механическим выполнением действий. Баба-яга не открывает Василисе тайну о том, что если в соединении мужского и женского (так же как и других противоположностей) будет отсутствовать духовное и душевное начала, это единение превратится в автоматическое выполнение функций.
Да, возможно, на тот момент Василиса не могла воспринять этого – ведь у нее еще не было опыта близких отношений. Но я уверена, что многие люди прекрасно понимают, о чем речь, оказавшись перед фактом: семья есть, дети есть, дом есть, а мужа и жену не связывает ничего, кроме бытовых забот. И супруги превращаются друг для друга в функции, поскольку между ними не появилось душевного понимания и духовного единения.
Похоже, Баба-яга полностью удовлетворена, потому что задает Василисе вопрос о том, что помогло ей так хорошо справиться с заданиями. И девушка честно отвечает ей: материнское благословение. После чего Баба-яга стала гнать ее со двора.
Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.
Это означает, что благословенных дочек неинтересно испытывать – они все равно пройдут испытания; что они неподвластны силам зла; что благословенной дочери не место в темном мире – она должна идти на светлую сторону жизни.
Выгоняя Василису, Баба-яга вручила ей череп с огнем внутри – жуткое зрелище. Однако на самом деле она вручила благословенной дочери, прошедшей все испытания, великую награду. Череп – это связь с предками, глубокое интуитивное знание, средство вызывания духов. Огонь в глазах черепа – это безжалостное видение сути. Таким образом, Баба-яга передала Василисе ведание, способность видеть внутреннее, глубокое, истину.
Василиса приходит домой, видит там огонь и думает, что череп ей уже не нужен. Это – привычная реакция на привычные ситуации. Такое часто бывает. Например, мы уже хорошо знаем причину нашей негативной реакции на человека, поняли, что она не в нем, а в нас, но при встрече по-прежнему переживаем те же эмоции. Старый механизм останавливается не сразу, ему надо пройти инерционный путь. Так же происходит и у Василисы. По привычке она «включает» детскую реакцию непонимания истинной сути происходящего – как будто думает, что ее и правда послали за огнем, а не на погибель. Но череп говорит ей, чтобы она воспользовалась им, то есть предлагает увидеть глубинные смыслы.
Череп пристально смотрит на мачеху и дочерей – Василиса постигает их истинное предназначение, урок, который они несли в ее жизнь, несмотря на все страдания, которые они же ей и причинили.
Мачеха заставляла Василису работать по дому и невольно научила терпению, а также убирать дом, очищать двор, стирать белье, готовить еду, прясть. Мы уже знаем, что это значит на архетипическом языке (про прядение поговорим чуть позже).
Дочери мачехи осуществляли контроль и следили, чтобы «уроки» выполнялись хорошо. Они научили Василису делать все качественно. Благодаря такому обучению Василиса прошла испытание у Бабы-яги и получила от нее «аттестат зрелости» (ведание).
Затем череп сжигает мачеху и дочерей. Нет, это не прямое убийство и не мстительное действие Василисы. Это означает:
– признание факта, что роль мачехи и ее дочерей в жизни Василисы исчерпана;
– освобождение от внутренних ограничений;
– очищение – огонь очищает теневую часть души.
Василиса зарывает череп в землю. Это значит:
– завершить очередной этап жизни;
– отказаться от агрессии и разрушений.
А дальше происходит неожиданное. Вообще-то Василисе есть куда уйти из дома мачехи – в дом отца, который находится в отъезде. Но девушка уходит «в никуда». Она поселяется в простом домике, у бедной, безродной старушки. Уйти к безродной старушке – начать жизнь с чистого листа; соединиться с мудростью Анимы.
Здесь Василиса принимается прясть и ткать полотно. Прясть пряжу – прясть нить своей судьбы. Прясть тонкую пряжу – умелое, искусное сплетание составляющих (направлений, элементов) своей судьбы. Ткать полотно – соединять в единое целое составные части своей судьбы, создавать единство, целостность земного и небесного, души и духа.
Василиса отдает полотно (единое сплетение нитей судьбы) в руки старушке (женской мудрости), чтобы та распорядилась им по своему усмотрению. И старушка сразу несет их к царю в подарок, потому что «такому полотну цены нет». Это признание высокого уровня Василисы. Она может создавать судьбу на уровне зрелости Королевы.
Естественно, что шить рубахи царю (умение соответствовать статусу, создавать тонкие, искусные защиты на высоком уровне, выстраивать и поддерживать соответствующий имидж) поручают тоже Василисе. Она создает дюжину прекрасных рубах.
Дюжина (двенадцать) – завершенный цикл, кольцо, бесконечность. Три – полный цикл развития. Четыре – движение вселенной:
– четыре времени года (весна, лето, зима, осень);
– четыре стороны света (север, юг, восток, запад);
– четыре характеристики пространства (верх, низ, лево, право);
– четыре стихии (огонь, вода, воздух, земля).
Двенадцать – 4x3 – завершенный цикл движения Вселенной.
Сшить дюжину рубах означает, что Василиса может тонко чувствовать, понимать и выстраивать близкие отношения, точно соответствуя движению жизни, учитывая многогранность системы и на высоком уровне зрелости.
Естественным следствием стало предложение царя стать его женой, что означает, что Василиса достигла высочайшего уровня развития зрелости – Королевы. И – самое главное – она достигла целостности: ее Анимус и Анима объединились на высоком уровне зрелости.
Сказка заканчивается сообщением, что царственные супруги жили дружно и счастливо, и Василиса до конца жизни держала куколку при себе, то есть значимость материнского благословения не утрачивает значения ни при каких обстоятельствах, ни в каком возрасте.
Глубинный смысл сказки «Василиса Прекрасная»:
1. На пути тяжелых испытаний нет добровольцев, но каждое испытание – это ценный урок.
2. Базовая сила материнской любви помогает пройти испытания.
3. Сказка дает полный алгоритм действий, необходимых женщине (или Аниме в человеке) для приобретения зрелости.
Теперь вы можете прописать алгоритм развития Анимы, изложенный в сказке «Василиса Прекрасная». Проанализируйте свой опыт в этом отношении. Наметьте три первых шага по развитию и укреплению своей Анимы. Проанализируйте свои отношения с партнером: как влияет на них проявление вашей Анимы? Что в них надо сохранить и развить, а что – изменить?
Аленький цветочек
В сказке «Царевна-лягушка» мы говорили о страхе мужчин перед женщинами. Следующая сказка показывает, как справиться с женским страхом перед мужчинами. Ну и конечно, в ходе исследования мы найдем еще немало полезного.
Сказку «Аленький цветочек» записал известный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791–1859) со слов ключницы Пелагеи, которая рассказывала ему сказки, когда он болел. Впервые она была напечатана в 1858 году. На самом деле это русский вариант популярной в Европе сказки «Красавица и Чудовище». Но, на мой взгляд, русская версия сказки ничуть не хуже европейской по своей глубине и архетипическим посылам, так что я остановилась именно на ней. Что ж, давайте разбираться. Но вначале – полный текст сказки «Аленький цветочек» в изложении Аксакова. Курсивом я выделила те слова и предложения, на которые надо обратить особое внимание.
В некиим царстве, в некиим государстве жил-был богатый купец, именитый человек. Много у него было всякого богатства, дорогих товаров заморских, жемчугу, драгоценных камениев, золотой и серебряной казны, и было у того купца три дочери, все три красавицы писаные, а меньшая лучше всех; и любил он дочерей своих больше всего своего богатства – по той причине, что он был вдовец и любить ему было некого; любил он старших дочерей, а меньшую дочь любил больше, потому что она была собой лучше всех и к нему ласковее.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецким делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу – не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно, и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами захотите, и даю я вам сроку думать три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
Думали они три дня и три ночи и пришли к своему родителю, и стал он их спрашивать, каких гостинцев желают. Старшая дочь поклонилась отцу в ноги да и говорит ему первая: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни мехов черного соболя, ни жемчуга бурмицкого, а привези ты мне золотой венец из камениев самоцветных, и чтоб был от них такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, и чтоб было от него светло в темную ночь, как среди дня белого».
Честной купец призадумался и сказал потом: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, привезу я тебе таковой венец; знаю я за морем такого человека, который достанет мне таковой венец; а и есть он у одной королевишны заморской, а и спрятан он в кладовой каменной, а и стоит та кладовая в каменной горе, глубиной на три сажени, за тремя дверьми железными, за тремя замками немецкими. Работа будет немалая: да для моей казны супротивного нет».
Поклонилась ему в ноги дочь середняя и говорит: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни черных мехов соболя сибирского, ни ожерелья жемчуга бурмицкого, ни золота венца самоцветного, а привези ты мне тувалет из хрусталю восточного, цельного, беспорочного, чтобы, глядя в него, видела я всю красоту поднебесную и чтоб, смотрясь в него, я не старилась и красота б моя девичья прибавлялася».
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной; и схоронен тот тувалет в терему каменном, высоком, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажень, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь с саблею наголо булатною, и ключи от тех дверей железных носит королевишна на поясе. Знаю я за морем такого человека, и достанет он мне таковой тувалет. Потяжеле твоя работа сестриной, да для моей казны супротивного нет».
Поклонилась в ноги отцу меньшая дочь и говорит таково слово: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни черных соболей сибирских, ни ожерелья бурмицкого, ни венца самоцветного, ни тувалета хрустального, а привези ты мне аленький цветочек, которого бы не было краше на белом свете».
Призадумался честной купец крепче прежнего. Мало ли, много ли времени он думал, доподлинно сказать не могу; надумавшись, он целует, ласкает, приголубливает свою меньшую дочь, любимую, и говорит таковые слова: «Ну, задала ты мне работу потяжеле сестриных: коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете? Буду стараться, а на гостинце не взыщи».
И отпустил он дочерей своих, хороших, пригожих в ихние терема девичьи. Стал он собираться в путь, во дороженьку, в дальние края заморские. Долго ли, много ли он собирался, я не знаю и не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Поехал он в путь, во дороженьку.
Вот ездит честной купец по чужим сторонам заморским, по королевствам невиданным; продает он свои товары втридорога, покупает чужие втридешева, он меняет товар на товар и того сходней, со придачею серебра да золота; золотой казной корабли нагружает да домой посылает. Отыскал он заветный гостинец для своей старшей дочери: венец с камнями самоцветными, а от них светло в темную ночь, как бы в белый день. Отыскал заветный гостинец и для своей средней дочери: тувалет хрустальный, а в нем видна вся красота поднебесная, и, смотрясь в него, девичья красота не стареется, а прибавляется. Не может он только найти заветного гостинца для меньшой, любимой дочери – аленького цветочка, краше которого не было бы на белом свете.
Находил он во садах царских, королевских и султановых много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать, да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет на белом свете; да и сам он того не думает. Вот едет он путем-дорогою со своими слугами верными по пескам сыпучим, по лесам дремучим, и, откуда ни возьмись, налетели на него разбойники бусурманские, турецкие да индейские, и, увидя беду неминучую, бросает честной купец свои караваны богатые со прислугою своей верною и бежит в темные леса. «Пусть-де меня растерзают звери лютые, чем попасться мне в руки разбойничьи, поганые и доживать свой век в плену во неволе».
Бродит он по тому лесу дремучему, непроездному, непроходному, и что дальше идет, то дорога лучше становится, словно деревья перед ним расступаются, а часты кусты раздвигаются. Смотрит назад – руки не просунуть, смотрит направо – пни да колоды, зайцу косому не проскочить, смотрит налево – а и хуже того. Дивуется честной купец, думает не придумает, что с ним за чудо совершается, а сам все идет да идет: у него под ногами дорога торная. Идет он день от утра до вечера, не слышит он реву звериного, ни шипения змеиного, ни крику совиного, ни голоса птичьего: ровно около него все повымерло. Вот пришла и темная ночь; кругом его хоть глаз выколи, а у него под ногами светлехонько. Вот идет он, почитай, до полуночи, и стал видеть впереди будто зарево, и подумал он: «Видно, лес горит, так зачем же мне туда идти на верную смерть, неминучую?»
Поворотил он назад – нельзя идти, направо, налево – нельзя идти; сунулся вперед – дорога торная. «Дай постою на одном месте, – может, зарево пойдет в другую сторону, аль прочь от меня, аль потухнет совсем».
Вот и стал он, дожидается; да не тут-то было: зарево точно к нему навстречу идет, и как будто около него светлее становится; думал он, думал и порешил идти вперед. Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Перекрестился купец и пошел вперед. Чем дальше идет, тем светлее становится, и стало, почитай, как белый день, а не слышно шуму и треску пожарного. Выходит он под конец на поляну широкую и посередь той поляны широкой стоит дом не дом, чертог не чертог, а дворец королевский или царский весь в огне, в серебре и золоте и в каменьях самоцветных, весь горит и светит, а огня не видать; ровно солнышко красное, инда тяжело на него глазам смотреть. Все окошки во дворце растворены, и играет в нем музыка согласная, какой никогда он не слыхивал.
Входит он на широкий двор, в ворота широкие растворенные; дорога пошла из белого мрамора, а по сторонам бьют фонтаны воды, высокие, большие и малые. Входит он во дворец по лестнице, устланной кармазинным сукном, со перилами позолоченными; вошел в горницу – нет никого; в другую, в третью – нет никого; в пятую, десятую – нет никого; а убранство везде царское, неслыханное и невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая.
Дивится честной купец такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина нет; не только хозяина, и прислуги нет; а музыка играет не смолкаючи; и подумал он в те поры про себя: «Все хорошо, да есть нечего» – и вырос перед ним стол, убранный-разубранный: в посуде золотой да серебряной яства стоят сахарные, и вина заморские, и питья медвяные. Сел он за стол без сумления, напился, наелся досыта, потому что не ел сутки целые; кушанье такое, что и сказать нельзя, – того и гляди, что язык проглотишь, а он, по лесам и пескам ходючи, крепко проголодался; встал он из-за стола, а поклониться некому и сказать спасибо за хлеб за соль некому. Не успел он встать да оглянуться, а стола с кушаньем как не бывало, а музыка играет не умолкаючи.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть» – и видит, стоит перед ним кровать резная, из чистого золота, на ножках хрустальных, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего. Дивится купец такому чуду новому, новому и чудному; ложится он на высокую кровать, задергивает полог серебряный и видит, что он тонок и мягок, будто шелковый. Стало в палате темно, ровно в сумерки, и музыка играет будто издали, и подумал он: «Ах, кабы мне дочерей хоть во сне увидать!» – и заснул в ту же минуточку.
Просыпается купец, а солнце уже взошло выше дерева стоячего. Проснулся купец, а вдруг опомниться не может: всю ночь видел он во сне дочерей своих любезных, хороших и пригожих, и видел он дочерей своих старших: старшую и середнюю, что они веселым-веселехонъки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж:, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка. И стало у него на душе и радостно, и нерадостно.
Встал он со кровати высокой, платье ему все приготовлено, и фонтан воды бьет в чашу хрустальную; он одевается, умывается и уж новому чуду не дивуется: чай и кофей на столе стоят и при них закуска сахарная. Помолившись богу, он накушался и стал он опять по палатам ходить, чтоб опять на них полюбоватися при свете солнышка красного. Все показалось ему лучше вчерашнего. Вот видит он в окна растворенные, что кругом дворца разведены сады диковинные, плодовитые и цветы цветут красоты неописанной. Захотелось ему по тем садам прогулятися.
Сходит он по другой лестнице из мрамора зеленого, из малахита медного, с перилами позолоченными, сходит прямо в зелены сады. Гуляет он и любуется: на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, инда, глядя на них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные, махровые, пахучие, всякими красками расписанные; птицы летают невиданные: словно по бархату зеленому и пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны воды бьют высокие, инда глядеть на их вышину – голова запрокидывается; и бегут и шумят ключи родниковые по колодам хрустальным. Ходит честной купец, дивуется; на все такие диковинки глаза у него разбежалися, и не знает он, на что смотреть и кого слушать.
Ходил он так много ли, мало ли времени – неведомо: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. И вдруг видит он, на пригорочке зеленом цветет цветок цвету алого, красоты невиданной и неслыханной, что ни в сказке сказать, ни пером написать. У честного купца дух занимается; подходит он ко тому цветку; запах от цветка по всему саду ровно струя бежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосом радостным: «Вот аленький цветочек, какого нет краше ни белом свете, о каком просила меня дочь меньшая, любимая».
И проговорив таковы слова, он подошел и сорвал аленький цветочек. В ту же минуту, безо всяких туч, блеснула молния и ударил гром, инда земля зашаталася под ногами, – и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь не зверь, человек не человек, а так какое-то чудище, страшное и мохнатое, и заревел он голосом диким: «Что ты сделал? Как ты посмел сорвать в моем саду мой заповедный, любимый цветок? Я хранил его паче зеницы ока моего и всякий день утешался, на него глядючи, а ты лишил меня всей утехи в моей жизни. Я хозяин дворца и сада, я принял тебя, как дорогого гостя и званого, накормил, напоил и спать уложил, а ты эдак-то заплатил за мое добро? Знай же свою участь горькую: умереть тебе за свою вину смертью безвременною!»
И несчетное число голосов диких со всех сторон завопило: «Умереть тебе смертью безвременною!» У честного купца от страха зуб на зуб не приходил, он оглянулся кругом и видит, что со всех сторон, из-под каждого дерева и кустика, из воды, из земли лезет к нему сила нечистая и несметная, все страшилища безобразные. Он упал на колени перед набольшим хозяином, чудищем мохнатым, и возговорил голосом жалобным: «Ох ты гой еси, господин честной, зверь лесной, чудо морское: как взвеличать тебя – не знаю, не ведаю! Не погуби ты души моей христианской за мою продерзость безвинную, не прикажи меня рубить и казнить, прикажи слово вымолвить. А есть у меня три дочери, три дочери красавицы, хорошие и пригожие; обещал я им по гостинцу привезть: старшей дочери – самоцветный венец, средней дочери – тувалет хрустальный, а меньшой дочери – аленький цветочек, какого бы не было краше на белом свете. Старшим дочерям гостинцы я сыскал, а меньшой дочери гостинца отыскать не мог; увидел я такой гостинец у тебя в саду – аленький цветочек, какого краше нет на белом свете, и подумал я, что такому хозяину, богатому-богатому, славному и могучему, не будет жалко цветочка аленького, о каком просила моя меньшая дочь, любимая. Каюсь я в своей вине перед твоим величеством. Ты прости мне, неразумному и глупому, отпусти меня к моим дочерям родимым и подари мне цветочек аленький для гостинца моей меньшой, любимой дочери. Заплачу я тебе казны золотой, что потребуешь».
Раздался по лесу хохот, словно гром загремел, и возговорит купцу зверь лесной, чудо морское: «Не надо мне твоей золотой казны: мне своей девать некуда. Нет тебе от меня никакой милости, и разорвут тебя мои слуги верные на куски, на части мелкие. Есть одно для тебя спасенье. Я отпущу тебя домой невредимого, награжу казной несчетною, подарю цветочек аленький, коли дашь ты мне слово честное купецкое и запись своей руки, что пришлешь заместо себя одну из дочерей своих, хороших, пригожих; я обиды ей никакой не сделаю, а и будет она жить у меня в чести и приволье, как сам ты жил во дворце моем. Стало скучно мне жить одному, и хочу я залучить себе товарища».
Так и пал купец на сыру землю, горючими слезами обливается; а и взглянет он на зверя лесного, на чудо морское, а и вспомнит он своих дочерей, хороших, пригожих, а и пуще того завопит истошным голосом: больно страшен был лесной зверь, чудо морское. Много времени честной купец убивается и слезами обливается, и возговорит он голосом жалобным: «Господин честной, зверь лесной, чудо морское! А и как мне быть, коли дочери мои, хорошие и пригожие, по своей воле не захотят ехать к тебе? Не связать же мне им руки и ноги да насильно прислать? Да и каким путем до тебя доехать? Я ехал к тебе ровно два года, а по каким местам, по каким путям, я не ведаю».
Возговорит купцу зверь лесной, чудо морское: «Не хочу я невольницы: пусть приедет твоя дочь сюда по любви к тебе, своей волею и хотением; а коли дочери твои не поедут по своей воле и хотению, то сам приезжай, и велю я казнить тебя смертью лютою. А как приехать ко мне – не твоя беда; дам я тебе перстень с руки моей: кто наденет его на правый мизинец, тот очутится там, где пожелает, во единое ока мгновение. Сроку тебе даю дома пробыть три дня и три ночи».
Думал, думал купец думу крепкую и придумал так: «Лучше мне с дочерьми повидатися, дать им свое родительское благословение, и коли они избавить меня от смерти не захотят, то приготовиться к смерти по долгу христианскому и воротиться к лесному зверю, чуду морскому». Фальши у него на уме не было, а потому он рассказал, что у него было на мыслях. Зверь лесной, чудо морское, и без того их знал; видя его правду, он и записи с него заручной не взял, а снял с своей руки золотой перстень и подал его честному купцу.
И только честной купец успел надеть его на правый мизинец, как очутился он в воротах своего широкого двора; в ту пору в те же ворота въезжали его караваны богатые с прислугою верною, и привезли они казны и товаров втрое противу прежнего. Поднялся в доме шум и гвалт, повскакали дочери из-за пялец своих, а вышивали они серебром и золотом ширинки шелковые; почали они отца целовать, миловать и разными ласковыми именами называть, и две старшие сестры лебезят пуще меньшей сестры. Видят они, что отец как-то нерадостен и что есть у него на сердце печаль потаенная. Стали старшие дочери его допрашивать, не потерял ли он своего богатства великого; меньшая же дочь о богатстве не думает, и говорит она своему родителю: «Мне богатства твои ненадобны; богатство дело наживное, а открой ты мне свое горе сердешное».
И возговорит тогда честной купец своим дочерям родимым, хорошим и пригожим: «Не потерял я своего богатства великого, а нажил казны втрое-вчетверо; а есть у меня другая печаль, и скажу вам об ней завтрашний день, а сегодня будем веселитися».
Приказал он принести сундуки дорожные, железом окованные; доставал он старшей дочери золотой венец, золота аравийского, на огне не горит, в воде не ржавеет, со камнями самоцветными; достает гостинец середней дочери, тувалет хрусталю восточного; достает гостинец меньшой дочери, золотой кувшин с цветочком аленьким. Старшие дочери от радости рехнулися, унесли свои гостинцы в терема высокие и там на просторе ими досыта потешалися.
Только дочь меньшая, любимая, увидав цветочек аленький, затряслась вся и заплакала, точно в сердце ее что ужалило. Как возговорит к ней отец таковы речи: «Что же, дочь моя милая, любимая, не берешь ты своего цветка желанного? Краше его нет на белом свете». Взяла дочь меньшая цветочек аленький ровно нехотя, целует руки отцовы, а сама плачет горючими слезами. Скоро прибежали дочери старшие, попытали они гостинцы отцовские и не могут опомниться от радости. Тогда сели все они за столы дубовые, за скатерти браные за яства сахарные, за пития медвяные; стали есть, пить, прохлаждатися, ласковыми речами утешатися.
Ввечеру гости понаехали, и стал дом у купца полнехонек дорогих гостей, сродников, угодников, прихлебателей. До полуночи беседа продолжалася, и таков был вечерний пир, какого честный купец у себя в дому не видывал, и откуда что бралось, не мог догадаться он, да и все тому дивовалися: и посуды золотой-серебряной, и кушаний диковинных, каких никогда в дому не видывали.
Заутра позвал к себе купец старшую дочь, рассказал ей все, что с ним приключилося, все от слова до слова, и спросил: хочет ли она избавить его от смерти лютой и поехать жить к зверю лесному, к чуду морскому? Старшая дочь наотрез отказалася и говорит: «Пусть та дочь и выручает отца, для кого он доставал аленький цветочек». Позвал честной купец к себе другую дочь, середнюю, рассказал ей все, что с ним приключилося, все от слова до слова, и спросил, хочет ли она избавить его от смерти лютой и поехать жить к зверю лесному, чуду морскому? Середняя дочь наотрез отказалася и говорит: «Пусть та дочь и выручает отца, для кого он доставал аленький цветочек». Позвал честной купец меньшую дочь и стал ей все рассказывать, все от слова до слова, и не успел кончить речи своей, как стала перед ним на колени дочь меньшая, любимая, и сказала: «Благослови меня, государь мой батюшка родимый: я поеду к зверю лесному, чуду морскому, и стану жить у него. Для меня достал ты аленький цветочек, и мне надо выручить тебя».
Залился слезами честной купец, обнял он свою меньшую дочь, любимую, и говорит ей таковые слова: «Дочь моя милая, хорошая, пригожая, меньшая и любимая, да будет над тобою мое благословение родительское, что выручаешь ты своего отца от смерти лютой и по доброй воле своей и хотению идешь на житье противное к страшному зверю лесному, чуду морскому. Будешь жить ты у него во дворце, в богатстве и приволье великом; да где тот дворец – никто не знает, не ведает, и нет к нему дороги ни конному, ни пешему, ни зверю прыскучему ни птице перелетной. Не будет нам от тебя ни слуха, ни весточки, а тебе от нас и подавно. И как мне доживать мой горький век, лица твоего не видаючи, ласковых речей твоих не слыхаючи? Расстаюсь я с тобою на веки вечные, ровно тебя, живую, в землю хороню».
И возговорит отцу дочь меньшая, любимая: «Не плачь, не тоскуй, государь мой батюшка родимый; житье мое будет богатое, привольное: зверя лесного, чуда морского, я не испугаюся, буду служить ему верою и правдою, исполнять его волю господскую, а может, он надо мной и сжалится. Не оплакивай ты меня живую, словно мертвую: может, бог даст, я и вернусь к тебе».
Плачет, рыдает честной купец, таковыми речами не утешается. Прибегают сестры старшие, большая и середняя, подняли плач по всему дому: вишь, больно им жалко меньшой сестры, любимой; а меньшая сестра и виду печального не кажет, не плачет, не охает и в дальний путь неведомый собирается. И берет с собою цветочек аленький во кувшине позолоченном.
Прошел третий день и третья ночь, пришла пора расставаться честному купцу, расставаться с дочерью меньшою, любимою; он целует, милует ее, горючими слезами обливает и кладет на нее крестное благословение свое родительское. Вынимает он перстень зверя лесного, чуда морского, из ларца кованого, надевает перстень на правый мизинец меньшой, любимой дочери – и не стало ее в ту же минуточку со всеми ее пожитками.
Очутилась она во дворце зверя лесного, чуда морского, во палатах высоких, каменных, на кровати из резного золота со ножками хрустальными, на пуховике пуха лебяжьего, покрытом золотой камкой, ровно она и с места не сходила, ровно она целый век тут жила, ровно легла почивать да проснулася. Заиграла музыка согласная, какой отродясь она не слыхивала. Встала она со постели пуховой и видит, что все ее пожитки и цветочек аленький в кувшине позолоченном тут же стоят, раскладены и расставлены на столах зеленых малахита медного, и что в той палате много добра и скарба всякого, есть на чем посидеть-полежать, есть во что приодеться, есть во что посмотреться. И была одна стена вся зеркальная, а другая стена золоченая, а третья стена вся серебряная, а четвертая стена из кости слоновой и мамонтовой, самоцветными яхонтами вся разубранная; и подумала она: «Должно быть, это моя опочивальня».
Захотелось ей осмотреть весь дворец, и пошла она осматривать все его палаты высокие, и ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее батюшка родимый. Взяла она из кувшина золоченого любимый цветочек аленький, сошла она в зелены сады, и запели ей птицы свои песни райские, а деревья, кусты и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое, пригорок муравчатый, на котором сорвал честной купец цветочек аленький, краше которого нет на белом свете. И вынула она тот аленький цветочек из кувшина золоченого и хотела посадить на место прежнее; но сам он вылетел из рук ее и прирос к стеблю прежнему и расцвел краше прежнего.
Подивилася она такому чуду чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них стоит стол накрыт, и только она подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское, на меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый», – как на белой мраморной стене появилися словеса огненные: «Не господин я твой, а послушный раб. Ты моя госпожа, и все, что тебе пожелается, все, что тебе на ум придет, исполнять я буду с охотою».
Прочитала она словеса огненные, и пропали они со стены белой мраморной, как будто их никогда не бывало там. И вспало ей на мысли написать письмо к своему родителю и дать ему о себе весточку. Не успела она о том подумати, как видит она, перед нею бумага лежит, золотое перо со чернильницей. Пишет она письмо к своему батюшке родимому и сестрицам своим любезным: «Не плачьте обо мне, не горюйте, я живу во дворце у зверя лесного, чуда морского, как королевишна; самого его не вижу и не слышу, а пишет он ко мне на стене беломраморной словесами огненными; и знает он все, что у меня на мысли, и в ту же минуту все исполняет, и не хочет он называться господином моим, а меня называет госпожой своей».
Не успела она письмо написать и печатью припечатать, как пропало письмо из рук и из глаз ее, словно его тут и не было. Заиграла музыка пуще прежнего, на столе явились яства сахарные, питья медвяные, вся посуда золота червонного. Села она за стол веселехонька, хотя сроду не обедала одна-одинешенька; ела она, пила, прохлаждалася, музыкою забавлялася. После обеда, накутавшись, она опочивать легла; заиграла музыка потише и подальше – по той причине, чтоб ей спать не мешать. После сна встала она веселешенька и пошла опять гулять по садам зеленым, потому что не успела она до обеда обходить и половины их, наглядеться на все их диковинки. Все деревья, кусты и цветы перед ней преклонялися, а спелые плоды – груши, персики и наливные яблочки – сами в рот лезли. Походив время немалое, почитай вплоть до вечера, воротилась она во свои палаты высокие, и видит она: стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные, и все отменные.
После ужина вошла она в ту палату беломраморную, где читала она на стене словеса огненные, и видит она на той же стене опять такие же словеса огненные: «Довольна ли госпожа моя своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?» И возговорила голосом радостным молодая дочь купецкая, красавица писаная: «Не зови ты меня госпожой своей, а будь ты всегда мой добрый господин, ласковый и милостивый. Я из воли твоей никогда не выступлю. Благодарствую тебе за все твое угощение. Лучше твоих палат высоких и твоих зеленых садов не найти на белом свете: то и как же мне довольною не быть? Я отродясь таких чудес не видывала. Я от такого дива еще в себя не приду, только боюсь я почивать одна; во всех твоих палатах высоких нет ни души человеческой».
Появилися на стене словеса огненные: «Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты почивать одна, дожидается тебя твоя девушка сенная, верная и любимая; и много в палатах душ человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть». И пошла почивать в опочивальню свою молодая дочь купецкая, красавица писаная, и видит: стоит у кровати ее девушка сенная, верная и любимая, и стоит она чуть от страха жива; и обрадовалась она госпоже своей, и целует ее руки белые, обнимает ее ноги резвые. Госпожа была ей также рада, принялась ее расспрашивать про батюшку родимого, про сестриц своих старших и про всю свою прислугу девичью; после того принялась сама рассказывать, что с нею в это время приключилося; так и не спали они до белой зари.
Так и стала жить да поживать молодая дочь купецкая, красавица писаная. Всякий день ей готовы наряды новые, богатые, и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером описать; всякий день угощень я и веселья новые, отменные: катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую. И стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом; стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, – стала привыкать к своему житью-бытью молодая дочь купецкая, красавица писаная; ничему она уже не дивуется, ничего не пугается; служат ей слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без коней катают, в музыку играют и все ее повеления исполняют. И возлюбляла она своего господина милостивого день ото дня, и видела она, что недаром он зовет ее госпожой своей и что любит он ее пуще самого себя; и захотелось ей его голоса послушати, захотелось с ним разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных.
Стала она его о том молить и просить; да зверь лесной, чудо морское, не скоро на ее просьбу соглашается, испугать ее своим голосом опасается; упросила, умолила она своего хозяина ласкового, и не мог он ей супротивным быть, и написал он ей в последний раз на стене беломраморной словесами огненными: «Приходи сегодня во зеленый сад, сядь во свою беседку любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и скажи так: "Говори со мной, мой верный раб"». И мало спустя времечка побежала молодая дочь купецкая, красавица писаная, во сады зеленые, входила во беседку свою любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и садилась на скамью парчовую; и говорит она задыхаючись, бьется сердечко у ней, как у пташки пойманной, говорит таковые слова: «Не бойся ты, господин мой, добрый, ласковый, испугать меня своим голосом: после всех твоих милостей не убоюся я и рева звериного; говори со мной не опасаючись».
И услышала она, ровно кто вздохнул за беседкою, и раздался голос страшный, дикий и зычный, хриплый и сиплый, да и то говорил он еще вполголоса. Вздрогнула сначала дочь купецкая, красавица писаная, услыхав голос зверя лесного, чуда морского, только со страхом своим совладала и виду, что испугалася, не показала, и скоро слова его ласковые и приветливые, речи умные и разумные стала слушать она и заслушалась, и стало у ней на сердце радостно.
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры почитай целый день – во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высоких. Только спросит молодая дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.