Хозяйка Англии Чедвик Элизабет

Глава 22

Редингское аббатство, Беркшир, январь 1136 года

Бриан кутался в меховой плащ и старался дышать через рот. Холодная погода и густо накуренный ладан не скрывали запаха гниения, исходящего из накрытого пурпурным шелком гроба, который стоял перед алтарем Редингского аббатства. Свинцовые пломбы неплотно закрывали швы саркофага, где разлагалось тело бывшего короля, и с одного края сочилась зловонная черная жидкость. Под поврежденный угол поместили миску, и время от времени туда плюхалась очередная капля. Генрих скончался более месяца назад. В Руане из него извлекли внутренности и погребли в соборе. Затем тело набили солью, обернули в бычью шкуру и поместили в гроб, который потом запечатали. В таком виде его привезли в Англию, как только ветер позволил безопасно пересечь море. Все это время соль вытягивала из трупа телесные соки, и теперь отвратительная жижа стекала в миску на полу церкви, пока архиепископ Кентерберийский служил погребальную мессу.

Стефан надел корону, которую две недели назад на него возложили в Вестминстере, и держался с царским достоинством. Он подставил плечо под похоронные дроги и помог перенести саркофаг в церковь аббатства. Генрих, епископ Винчестерский, и Роджер, епископ Солсберийский, красовались в богато украшенных нарядах, каждый стоимостью с небольшое баронство. На их лицах застыло торжественное выражение, но, как и у многих других, собравшихся здесь, из-под него проглядывало не менее отвратительное, чем смрад из гроба, самодовольство.

У Бриана не было никаких сомнений в том, что Стефан украл английскую корону и нормандское герцогство, хотя, как и все остальные, он преклонял колено и присягал на верность Матильде. Тело Генриха еще не остыло, а Стефан уже сел на корабль, шедший из Виссана, чтобы захватить трон. Конечно, это заранее спланировали, и Бриан готов был съесть свои кожаные сапоги с серебряными шнурами и всем остальным, если это окажется не так.

Стефан действовал так быстро, что завладел Англией прежде, чем все сообразили, что происходит. Лондонцы горой за него стояли, как и жители Винчестера. Кентербери и Дувр держали ворота на запоре, но только до тех пор, пока не узнали, что Стефан получил доступ к казне в Винчестере. Гуго Биго клялся спасением души в том, будто Генрих на смертном одре освободил баронов от данной Матильде клятвы, но Бриан не верил ему, потому что такой поступок был совсем не в духе старого короля. Он подозревал, что Генрих вообще ничего не сказал, поскольку цеплялся за власть до последнего дыхания.

После неожиданной смерти Генриха земля ходуном заходила у Бриана под ногами. У него не осталось другого выбора: пришлось присягнуть на верность Стефану, потому что так поступили все и не с кем было объединиться. Король Шотландии находился слишком далеко, чтобы быстро оказать помощь, а сама Матильда в Анжу. Какой смысл поднимать восстание, если нет ни вождя, ни направления? Он не мог обсудить сложившиеся обстоятельства с Робертом Глостерским, так как тот все еще был в Нормандии. Роберт не восстал открыто, но и не приехал ко двору, чтобы преклонить колено у трона Стефана.

После того как бывшего короля опустили в могилу перед алтарем, похоронная процессия медленно вышла из аббатства в сырой январский день.

Галеран де Мелан остановился рядом с Брианом и посмотрел на него оценивающе.

– Итак, – сказал он, выпуская изо рта с каждым словом быстрые облачка пара, – дело сделано, и мы теперь живем при новом короле. Лично я рад, что мы наконец выбрались оттуда. Гробовщики не сумели как следует спрятать прогнивший мир.

– Он заслуживал лучшего, – заметил Бриан.

– Теперь это не имеет никакого значения, – пожал плечами де Мелан.

– Это всегда имеет значение, милорд. Мы должны с уважением относиться к человеку, мертв он или жив.

Де Мелан его раздражал. Трения между ними начались, когда де Мелан находился в заключении в Уоллингфорде; в последующие годы неприязнь только росла. Галеран и его брат-близнец стремились полностью завладеть ухом короля, и все, кто не принадлежал к их стану, уже оказались оттесненными к краю придворной жизни.

Галеран засунул большие пальцы рук за ремень и горделиво выставил одну ногу.

– Для вас это наверняка серьезная потеря, – произнес он. – В Англии у вас никого нет, кроме родственников вашей жены, из которых ни один не стоит времени и усилий. – С ехидной усмешкой он добавил: – И наследников у вас нет, а земли, которыми наделил вас Генрих перед женитьбой, не принадлежат вам. Королевский дар могут забрать, как только вассал проявит неверность по отношению к королю.

– Что вы имеете в виду? – ледяным тоном поинтересовался Бриан. – Давайте-ка начистоту, милорд.

– Это очевидно, Фицконт. Пусть в вас течет кровь правителей Бретани, но, как и милорд Глостер, вы незаконнорожденный, а потому даже в большей степени, чем он, зависите от щедрот короля. Генрих поднял вас из грязи, значит вы можете снова упасть в грязь.

Бриану стало противно.

– Как и любой из нас.

– Кто-то с большей вероятностью, кто-то с меньшей.

Небрежно кивнув, Галеран вернулся к своему брату-близнецу Роберту де Бомону и к Гуго Биго, который держался важно, словно толстый боров. Бриан остался стоять в стороне. Да, Галеран был прав, говоря о его одиночестве. Однако минуту спустя к нему подошел коннетабль Херефорда Майлс Фицуолтер, известный своим твердым характером и рассудительностью военачальник из приграничных земель.

– Де Мелану надо бы вести себя поосторожней, – заговорил он с Брианом. – Тот, кто ходит, задрав нос к небу, не заметит дерьма у себя под ногами, пока не вляпается в него.

Бриан невольно усмехнулся:

– Вы тоже обратили на это внимание, милорд?

– Нужно всегда следить за тем, что происходит при дворе, – ответил Майлс. – На вашем месте я бы появлялся здесь только по необходимости и старался найти повод проводить побольше времени в своих землях.

Бриан кивнул:

– Мне тоже кажется, что пришла пора заняться Уоллингфордом. Нужно возводить новые здания, чинить старые, да и супруга жалуется, что совсем не видит меня. – Он едва не состроил гримасу при этих словах. – А как ваши дела, милорд?

Майлс взъерошил редеющие волосы песочного цвета и растянул губы в невеселой улыбке.

– Я солдат и потому люблю, чтобы во всем был порядок. Иногда надо атаковать стремительно, и наш новый король нам всем это только что продемонстрировал, а иногда лучше проявить осмотрительность. Вот лорд Глостер сейчас как раз это и делает. – Он глянул в сторону Стефана, которого плотно обступили братья Бомон, Биго и епископы Солсберийский и Винчестерский. – Но ему придется сделать выбор. Что же до меня самого, то я подожду и посмотрю, что за короля нам купили, а пока буду горевать об уходе поистине великого монарха. Вряд ли нам с вами доведется увидеть второго такого же.

– Госпожа, – сказала монахиня и знаком пригласила Аделизу пройти в покои, которые для нее приготовили.

Ступив через порог, Аделиза осмотрелась. Обстановка скудная, но ей другой и не надо. В комнате навели чистоту, сильно пахло свежей известкой. Вдовствующая королева прикоснулась к стене, и на пальце осталось влажное белое пятно. По углам горели жаровни, наполняя помещение теплом, к балкам потолка поднимались завитки ароматного дыма. На кровати с веревочным каркасом лежал пуховый тюфяк, накрытый плотной льняной простыней, валик и две большие мягкие подушки. Это все, что нужно: спокойный уголок, где можно укрыться от всего, молиться и привыкать к глубоким переменам, свершившимся в ее жизни.

Пятнадцать лет она была королевой Англии, супругой одного из величайших монархов христианского мира, и вдруг этому пришел конец. У нее остались фамильные поместья и родовитое происхождение, но больше она не является средоточием дворцовой жизни. За Генриха ее выдали совсем еще юной девочкой. Теперь ей приходится искать в той девочке взрослую женщину, и если это означает постриг, так тому и быть. В мире превеликое множество явлений, от которых ей хочется отвернуться и обратить взор в себя, отдаться размышлениям и молитвам. Она будет писать Матильде и делать все, чтобы поддержать и утешить падчерицу, потому что таковы обязанности мачехи. Но помимо этого, отринет суетный мир и окунется в жизнь Уилтона, посвятит себя заботам о соседнем лепрозории в Фагглстоуне. Платья из гладкого шелка она уберет подальше, будет скромной перед Богом, и со временем Он покажет, чего ждет от нее.

Матильда крепко зажмурилась и напрягла все силы в финальной потуге, чтобы вытолкнуть плод из чрева.

За стенами мощной крепости Аржантан стоял удушающе жаркий июль, и хотя за массивным камнем было прохладнее, чем под открытым небом, волосы Матильды липли ко лбу, а кожа блестела, словно намазанная маслом. Как всегда, роды оказались трудными. Она вознесла множество молитв и призывов Деве Марии, прося о помощи и о благополучном разрешении ее третьим ребенком. Последние несколько месяцев Жоффруа провел на полях сражений; теперь настал ее черед сражаться.

Старшая повитуха велела ей пока не тужиться, а подышать.

Матильда послушалась и вскоре почувствовала рвущую боль между ног, а потом внезапное облегчение. Мгновение спустя женщина уже держала на руках плачущего мокрого младенца.

– Хороший мальчик, – широко улыбнулась повитуха. – Госпожа, у вас и милорда родился еще один сын.

Опустошенная, Матильда откинулась на валики.

– Жоффруа хотел на этот раз девочку, у него были на нее политические планы, – с улыбкой выговорила она, пытаясь отдышаться. – Опять он будет упрекать меня в упрямстве, но вряд ли огорчится.

На самом деле Жоффруа возгордится. Будь супруг петухом, думала Матильда, то с каждой навозной кучи кукарекал бы о том, что трижды от него рождались мальчики и что это доказывает выдающуюся силу его семени.

– Как вы его назовете, госпожа?

– Вильгельм, – ответила она сразу же. – В честь его деда, который завоевал Англию и Нормандию.

– А почему не Фульком – в честь отца графа?

Матильда строго взглянула на повитуху, но решила не отчитывать ее за дерзкий вопрос.

– Достаточно того, что имя нашего среднего сына взято из анжуйской родословной, – резко произнесла она. – Да, мой свекор – король Иерусалима, но Иерусалим далеко, в отличие от Англии и Нормандии.

– Конечно, госпожа.

Оробевшая повитуха перерезала пуповину и отдала ребенка своим помощницам, чтобы те искупали его, пока она занимается последом. Матильда глянула за окно. Солнце уже миновало зенит, но пекло по-прежнему немилосердно.

Скоро придут бури, подумала она, бури всякого рода.

Наконец вымытый и запеленутый новорожденный мальчик оказался у нее. Матильда положила младенца себе на согнутый локоть. Его тончайшие реснички поблескивали золотом, а ротик делал сосательные движения. Она возблагодарила Господа за то, что сын пришел в этот мир здоровым. Теперь надо молиться о своем выздоровлении. Деторождение так изнуряет. Три сына за четыре года. Хочет Жоффруа дочерей или нет, Матильда твердо решила, что в последний раз рисковала жизнью. Больше она не ляжет с мужем, потому что ей необходимо завоевывать королевство и герцогство, и она давно занялась бы этим, если бы не этот малыш.

– Приведите старших, – приказала она камеристкам. – Пусть познакомятся с братиком.

Генриха и Жоффруа немедленно привели в родильные покои. Генриху хотелось посмотреть на младенца, но, едва взглянув, он потерял к нему интерес. Сам-то он уже был большим мальчиком и не проникся особой симпатией к крошечному свертку на руках у матери. В его душе шевельнулась ревность – почему это мама обнимает не меня, а его? – но чувство это не было чересчур сильным. Генрих твердо знал: все равно он лучше всех. Он приложился губами к лобику младенца, как было велено, и тут же убежал искать себе более увлекательное занятие. Жоффруа остался сидеть на кровати Матильды и старательно выговаривал имя Вильгельм.

Матильда смотрела на троих сыновей – будущих королей, герцогов и графов, но только если она и Жоффруа обеспечат им эти титулы. Пока же они утрачивают свои позиции: в апреле папа римский подтвердил права Стефана на корону и издал соответствующую буллу, и король Франции тоже признал Стефана монархом. Матильда намеревалась оспорить решение папы, но на это потребуется время, а пока длятся дипломатические битвы, Стефан будет укрепляться на троне. Вскоре после издания папской буллы сдался ее брат Роберт и принес Стефану клятву верности. Матильда надеялась, что это вынужденная мера и что, находясь при дворе, брат будет общаться с другими лордами и сможет повлиять на них, однако пока она воспринимала его клятву как предательство и слабость, особенно ввиду того, что раньше он хотел вручить корону брату Стефана – Тибо.

Младший сын уснул у нее на руках и тихо засопел. Матильда передала младенца повитухе, чтобы та уложила его в колыбель. Пусть хотя бы он поспит в покое и неведении.

Глава 23

Аржантан, Нормандия, сентябрь 1136 года

Мама, смотрите! Смотрите на меня!

Матильда оторвалась от беседы с шорником и посмотрела, как Генрих держится в седле на кауром пони.

Он выпрямил спину и поднял подбородок. Сентябрьский ветерок шевелил его золотисто-рыжие волосы и придавал глазам оттенок морской воды. Сын приступил к урокам верховой езды две недели назад и был от них в полном восторге. Пока обучение состояло в том, что один из конюхов медленно водил пони Генриха по кругу. Для мальчика специально изготовили седло по размеру, чтобы он не ерзал между передней и задней луками. Генриху еще не позволяли брать поводья в руки – ему не хватало силенок управлять лошадью, – однако он уже уверенно чувствовал себя, сидя верхом, учился держать равновесие, набирался знаний и опыта.

– Да, ты замечательно смотришься, – ответила она с гордостью. – Настоящий король с головы до ног.

– Я хочу скакать галопом!

– Обязательно поскачешь, но не сейчас. Ты должен еще кое-что выучить и немного подрасти.

– Нет, я уже большой!

Губы Матильды дрогнули – как он возмущается!

– Конечно большой, но нужно стать еще больше.

Конюх повел пони под уздцы неспешным шагом.

– Быстрее! – закричал Генрих. – Я хочу быстрее.

Она оглянулась на стену с бойницами – с той стороны донесся шум. Через мгновение оттуда прибежал воин.

– Госпожа, у ворот английский лорд, он просит разрешения въехать в замок. Это милорд Болдуин де Ревьер и его рыцари.

Матильда встрепенулась. Болдуин де Ревьер – это же единственный английский барон, который отказался присягнуть Стефану. Он заявил, что уже поклялся в верности Матильде и будет держать свое слово до последнего вздоха. Стефан осадил его замок в Эксетере, и де Ревьеру пришлось отступить, когда из-за летней жары пересохли колодцы. Потом Матильда слышала только, что он обосновался в замке Карисбрук на острове Уайт и досаждает кораблям Стефана на пути между Англией и Нормандией.

– Впустите его, – приказала она, – и окажите радушный прием.

Ворота открылись, и внутри замковой стены оказался отряд всадников на заезженных лошадях. Люди тоже выглядели усталыми, их покрывала пыль долгого путешествия, и снаряжение их было поношенным. Тем не менее они постарались привести себя в порядок и держались гордо.

– Моя королева. – Де Ревьер спешился и со склоненной головой опустился у ее ног на колено. Рыцари последовали его примеру, а с ними – и женщины, поскольку в изгнание мужчины отправились со своими семьями.

– Встаньте, – велела Матильда. – Все вы – встаньте.

Она сама подняла де Ревьера и поцеловала в обветренные щеки.

Короткое распоряжение, и слуги бегом бросились готовить еду и питье. Еще пара слов, и для нежданных гостей стали подбирать конюшни и покои. Матильда поприветствовала спутников лорда и подозвала конюха, который привел за собой пони с мальчиком в седле.

– Это мой сын и наследник, – сказала она де Ревьеру. – Будущий герцог Нормандии и король Англии. Генрих, это преданные нам люди. Что нужно сказать?

– Добро пожаловать! – выпалил Генрих. – Да хранит вас Бог! – И он поклонился в седле.

Де Ревьер, а за ним и весь его отряд снова преклонили колени. Матильда прикоснулась к плечу барона в безмолвном повелении встать.

Тот едва заметно изогнул суровые губы.

– Милорд уже совсем как рыцарь, – проговорил он.

– С каждым днем он дорастает до короны, которая принадлежит ему по праву рождения, – ответила Матильда. – Придет время, когда Генрих повзрослеет и станет королем, и тогда он не забудет вашей службы. Пойдемте в дом, вы расскажете мне новости.

Де Ревьер умылся с дороги и осушил кубок вина.

– Я приехал, чтобы предложить вам и графу Анжуйскому свой меч и свою службу, – сказал он. – В Англии я не могу больше жить. Я потерял свои земли. Все, что у меня осталось, уместилось в мешки на спинах лошадей. Но пока жив, я буду сражаться за вас и за вашего сына.

– Благодарю вас за преданность, – произнесла Матильда. – Как только я смогу вознаградить вас и ваших людей, я сделаю это. Пока же располагайтесь в замке, мы рады дать вам кров и пищу. У нас есть умелый оружейник, ваше снаряжение и доспехи будут починены.

Де Ревьер низко поклонился.

– Я слышал об искусстве Робера из Аржантана, – признался он. – И видел его работу. У графа Глостерского панцирь из его мастерской.

– Пока граф обретается при дворе, панцирь ему без надобности, – сухо заметила Матильда.

– Думаю, госпожа, он уже очень скоро оставит Стефана. Когда меня осаждали в Эксетере, я много чего слышал и видел. Короля толкают то в одну сторону, то в другую те силы, что стоят за троном. С графом Глостерским он обращается вежливо, однако не зовет его на совет. Братья Бомоны – вот звезды на тверди небесной, а также епископ Винчестерский, хотя между ним и Бомонами возникла вражда, потому что и епископ, и братья желают быть правой рукой короля.

Матильда села сама и жестом пригласила Болдуина тоже садиться. Это были как раз те новости, в которых она нуждалась, причем прямо из уст человека, преданного ей до последней капли крови.

– Достаточно ли сильна эта вражда, чтобы расколоть двор?

– Еще нет, госпожа, но уже возникли трещины, которые можно углублять и расширять. Бомоны и епископ Винчестерский стремятся заполучить полный контроль над Стефаном, а у епископа Солсберийского свои заботы: он страшится утратить доступ к казне. Епископ Винчестерский замыслил получить престол архиепископа Кентерберийского после смерти Вильгельма де Корбейля, а ее ждать уже недолго, Корбейль очень слаб. Но Бомоны прочат архиепископом своего человека. Граф Глостерский и Вильгельм Ипрский не находят общего языка. Те, кто присягнул вынужденно, только и ждут, чтобы перейти в другой лагерь.

– А Бриан Уоллингфордский? – В душе Матильды шевельнулась глубинная боль: он тоже поклялся Стефану, тоже предал ее.

– Его редко видят рядом с королем, госпожа. Как я слышал, он занят у себя в поместье хозяйственными делами, но я бы сказал, что при дворе теперь его советов не ждут.

Итак, вокруг Стефана разгораются конфликты, которые можно обратить себе на пользу. Матильда все запоминала, чтобы обдумать и использовать позднее. Разделяй и властвуй. Она надеялась, что именно затем Роберт находился при дворе Стефана, а не потому, что предал ее. В Англии она и сама должна будет появиться, только сначала надо обрести под ногами твердую почву. Атаковать короля из этого маленького уголка Южной Нормандии невозможно.

– Граф Анжу готовит поход, – поведала она. – Оставайтесь здесь, чините свое оружие, а потом, когда он пересечет границу, присоединяйтесь к нему. Супруг будет рад получить в подкрепление таких опытных воинов.

– Госпожа, я служу вам, а не графу, – нахмурился Болдуин.

Она скупо улыбнулась ему:

– И я ценю это и премного признательна вам. Но сейчас вы будете мне полезнее, если поможете моему супругу. Когда я приду в Англию, то сделаю вас графом, вы получите все, что потеряли, и даже больше, обещаю.

Его взгляд метал молнии.

– Я делаю это не ради богатства или славы. Я делаю это, потому что дал клятву, и только смерть освободит меня от нее.

– Да благословит вас Господь, – сказала Матильда, проглотив подступивший к горлу ком.

Великое множество людей присягнули ей на верность, но как мало тех, кто сдержал слово. Не устояли даже те, кого она любила, кому доверяла. Все искали свою выгоду, и потому бескорыстное служение де Ревьера глубоко тронуло ее.

Матильда наступила на подставленную ладонь Болдуина, и он помог ей вскочить в седло. Вокруг них толпились рыцари Аржантана, тоже верхом и готовые в путь. Утреннее солнце отражалось от начищенных кольчуг и копий, превращая отряд в серебристый косяк. Кони били копытами и ржали, полоскались знамена на порывистом осеннем ветру.

Среди провожающих няньки поднимали кверху Генриха и Жоффруа, чтобы они посмотрели, как отбывает их мать со свитой. Даже малыш был здесь, в надежном кольце рук кормилицы. Матильда один раз оглянулась через плечо на сыновей и потом смотрела только вперед, выставив подбородок. Прошлым вечером прибыл посыльный от Жоффруа с просьбой как можно скорее прислать подкрепление в Лизьё. Король Стефан направил целую армию под руководством Галерана де Мелана, чтобы защитить город, и существовала угроза, что Галеран может повернуть и атаковать сам Аржантан.

Матильда считала это маловероятным, поскольку в тех регионах, что находились под ее контролем, она были сильна. Тем не менее рисковать она не смела.

Военные действия Жоффруа до сего дня шли с переменным успехом. Он легко занял Карруж и Аснабек. Монтрёй сопротивлялся, но Ле-Мутье сдался. Жоффруа едва не захватил Лизьё, но прибыл де Мелан с войсками и преградил анжуйцу дорогу.

Ранним утром подкрепление с Матильдой во главе рысью выехало на Лизьё, до которого было двадцать пять миль. Ей пришлось бороться с желанием скакать быстрее. Нужно беречь лошадей на тот случай, если им придется сразу броситься в бой. Она молилась о том, чтобы Галеран отступил при виде хорошо вооруженных, закаленных воинов.

Ее капитан Александр де Богун выслал вперед разведчиков на самых быстрых жеребцах. Один из них вернулся галопом, когда ее армия приблизилась к окрестностям Лизьё.

– Госпожа, город горит! Милорд де Мелан поджег пригороды, и пламя охватило все поселение.

Матильда подняла голову. Действительно, если принюхаться, чувствовался слабый запах дыма.

Разведчик похлопал своего взмыленного коня:

– Граф Анжу из-за этого повернул на Ле-Сап.

Глаза Матильды потемнели.

– Что?

В разговор вступил де Богун:

– Госпожа, ни одна из сторон не захочет начинать открытое сражение. Если де Мелан сжег Лизьё, то либо он хотел уничтожить припасы, которые могли понадобиться нашей армии, либо его люди вышли из-под контроля. У нас недостаточно солдат, чтобы самим двинуться на Лизьё и атаковать де Мелана.

– Ле-Сап… Это далеко?

– Примерно девятнадцать миль к югу, – ответил де Богун. – Если не жалеть лошадей, то будем там через два часа с небольшим.

– Тогда не жалейте, – мрачно велела Матильда.

Если они будут в Ле-Сап первыми, то у них хотя бы появится место для отдыха. Там войска Жоффруа взбодрятся, получив подкрепление, и отдохнут, а потом оттуда можно опять пойти на де Мелана.

Де Богун отдал приказ, и Матильде подвели сменную лошадь – крепкого белого иноходца, на нем она покидала Жоффруа, думая, что навсегда. Его плавный ход и выносливость опять пригодятся ей. Те рыцари, у которых тоже имелось по два коня, пересели на свежих лошадей, а те, кто не имел смены, передвинулись в конец колонны. Де Ревьер с поклоном протянул Матильде флягу с вином и рог для питья, инкрустированный серебром.

– За ваше здоровье, госпожа.

Она сделала несколько живительных глотков.

– Жаль, что мы не приехали на полдня раньше, – огорченно сказала она, возвращая рог. – Все могло бы быть иначе.

– Возможно, – отозвался де Ревьер, пожимая плечами, – но время назад не воротишь. Если все сложится удачно, то граф Анжу одолеет сопротивление у Ле-Сапа, а то, что Мелан сжег Лизьё, нам только на руку – местные жители не станут ему помогать.

Ле-Сап показался, когда солнце за их спинами уже опускалось к горизонту. Снова запахло дымом – на этот раз сильно и терпко. На дороге валялись трупы людей и животных. В маленьком городке полыхало множество домов. Огонь пожирал и церковь; священнику, стоящему перед ней, оставалось лишь ломать руки и взывать к Богу. Над крепостными башнями развевалось знамя Жоффруа со львенком, а рядом – знамена его союзников: лорда Талваса, герцога Аквитании, графов Вандома и Невера. Капитаны и сержанты размещали войска на постой. Кучка несчастных пленников, уже закованных в кандалы, жалась к стене. На возведенной на скорую руку виселице покачивалось несколько трупов с передавленными шеями. Одному из повешенных к тому же вспороли живот, и его внутренности вывалились наружу склизкими синеватыми веревками.

Вонь, как на скотобойне, кровавая и густая, смешивалась с непереносимым запахом гари, и Матильде пришлось прикрыть лицо вимплом, чтобы не задохнуться.

– Госпожа, слава богу, вы здесь.

Кто-то тронул ее за руку, и она обернулась. Это был близкий друг и союзник Жоффруа, Гийом Талвас. Лицо его было запачкано жиром, которым смазывали панцири, а под скулой засох багровой прерывистой линией порез.

Матильда отодвинулась.

– В Лизьё я не поспела, но вы, судя по всему, захватили Ле-Сап, хотя и довольно грязно, – добавила она неодобрительно, кивнув на горящую церковь.

– Мы послали за помощью, потому что в нашей армии много воинов заболели кровавым поносом и не могут сражаться, и у нас есть раненые с прошлых битв. Нам очень нужно подкрепление.

– Где граф Анжу? – Она ожидала увидеть его гораздо раньше – разъезжающим по побежденному городу, отдающим приказы с заносчивым видом.

Талвас потер затылок:

– Это еще одна причина, которая заставляет меня радоваться вашему прибытию. Его ранили. Тот человек, которого мы повесили, метнул дротик и попал Жоффруа в ногу. Граф в верхних покоях крепости, к нему позвали костоправа.

Матильда подавила приступ паники. Она не могла потерять Жоффруа сейчас, когда так много от него зависит и пока их сыновья еще совсем маленькие.

– Рана опасная?

Талвас пожал плечами:

– Какое-то время ему придется носить только один сапог.

Матильда поспешила разыскать супруга и нашла его в верхних покоях, как и сказал Талвас. Жоффруа уже наполовину осушил флягу вина и продолжал пить. Алые пятна горели на его щеках, взгляд затуманился от боли. Потные волосы прилипли ко лбу, и цветом они были уже не ярко-золотые, а бурые. Жоффруа лежал на окровавленных простынях, в грязных после битвы рубашке и брэ. Костоправ мыл руки в миске, вода была красной. На столе сбоку от кровати лежал развернутый в виде ленты чехол-скрутка с инструментами, среди которых было и несколько устрашающего вида игл. Нога Жоффруа, плотно забинтованная, опиралась на сложенные горкой подушки.

– Боже милостивый! – ахнула Матильда.

Он обратил на нее налитые кровью глаза:

– А, моя дорогая супруга. Я все думал, когда же вы появитесь. Боюсь, вы опоздали. Делать уже нечего, только злорадствовать над моим состоянием.

– Зачем мне злорадствовать, ведь вы сражаетесь за мои интересы! – резко ответила Матильда. Она испугалась сильнее, чем хотела признать. – Вас серьезно ранили?

Он состроил гримасу:

– В моей ступне теперь дыра, как в потрошеной сельди. Я не могу ступить на ногу, не могу ездить верхом. Мне придется ходить с палкой, как тем бродягам под монастырскими воротами, и, возможно, не одну неделю.

– Это правда? – Матильда обернулась к врачевателю, который скорбно кивнул.

– Я сделал все, что в моих силах, госпожа, но граф не сможет сесть на лошадь несколько дней, и ему ни в коем случае нельзя опираться на ногу.

Она поджала губы и снова повернулась к мужу.

Тревога сделала ее раздражительной. Матильда не хотела думать о Вильгельме Клитоне, умершем от незначительной раны, которая воспалилась и отравила его кровь.

– Тогда что теперь делать? Оставаться на этом пожарище вам нельзя, а Галеран де Мелан со своей армией совсем близко.

– У меня ранена нога, но с головой-то все в порядке! – фыркнул Жоффруа. – Я прекрасно знаю, где сейчас находится де Мелан. С каких это пор вы стали командовать войском?

– С тех пор, как вы попросили меня прислать подкрепление из Аржантана, – парировала она.

– Которое прибыло недостаточно быстро. Если бы вы поторопились, я бы взял Лизьё.

Глаза Матильды вспыхнули гневом.

– Мы пришли так скоро, как смогли. А раз мы нужны были вам раньше, то надо было раньше высылать гонца. Это ваша ошибка, а не моя, милорд.

Он с усилием поднялся и сел в кровати.

– Придержите язык, злобная ведьма. Вы понятия не имеете, через какой ад мы прошли, сколько крови и пота пролили, чтобы дойти досюда, пока вы спокойно сидели за высокими стенами Аржантана. А теперь, проведя один день в пути и даже ни разу не вынув оружия, вы имеете наглость обвинять меня в ошибках? – Его голос сорвался на последних словах, а в глазах заблестели слезы ярости.

Она нетерпеливо отмахнулась: