Хозяйка Англии Чедвик Элизабет
– У меня есть для тебя поручение, – заявил он. – Я задумал подарить госпоже королеве сторожевого пса для ее покоев, но он совсем еще щенок и тоже тоскует по своей маме. Вот я и хочу, чтобы ты ухаживал за щенком, пока он не подрастет. Как думаешь, у тебя получится?
Адам смотрел на него, широко раскрыв круглые глазенки:
– Этот щенок сейчас у вас?
– Нет, но я пришлю его с псарни до конца недели, обещаю. Должен сказать тебе, что я всегда держу свои обещания. – Он взглянул на Аделизу при этих словах, и она тоже посмотрела на него влажными глазами. Потом Вилл снова повернулся к мальчику. – Это очень важное поручение. Такое дело я не доверил бы кому попало.
Мальчик закивал и вытянул тощую спину, словно солдат в строю. Вилл скрепил их договор своим твердым кивком. Мгновение спустя появилась толстая монахиня и закудахтала над мальчиком, будто курица над цыпленком. Значит, это и была Хелла.
После того как она увела Адама мыться и переодеваться, Аделиза обратилась к Виллу:
– Это был добрый поступок.
Он смущенно пожал плечами:
– Забота о ком-то другом отлично помогает справиться со своей печалью. Мне, во всяком случае.
Вилл снова опустился перед ней на колено, прощаясь, встал и шагнул к лошади. Аделиза смотрела, как он садится на красивого скакуна – мощного и плотного, как сам всадник, с такими же добрыми глазами.
– Спасибо вам, – проговорила она. – Спасибо за все…
Не умея подобрать слов, он что-то смущенно промычал, поклонился Аделизе еще раз и пустил жеребца вскачь.
Смотритель запер монастырские ворота. Аделиза прислушивалась к топоту копыт и позвякиванию упряжи до тех пор, пока их не заглушил птичий щебет. Потом она вернулась в дом. За то время, что Вильгельм Д’Обиньи находился в ее комнатах, исходящая от него кипучая энергия растревожила здешний покой, и теперь тут и пахло, и дышалось иначе, как будто в мгновение ока одно время года сменилось другим.
Стефан смотрел на золотистый комок, вертящийся на руках у Вилла.
– И это подарок для королевы-вдовы? – На его лице были написаны недоумение и насмешка. – Да этот щенок изорвет ее башмаки и обмочит платье, а вы знаете, как привередлива она в таких вещах. Уж если хочешь завоевать ее расположение, то подыщи подарок получше.
Вилл вздернул подбородок, но щенок, словно повторяя за ним, тоже вскинул морду с быстрым розовым языком и лишил жест всякой внушительности.
– Я обещал прислать щенка одному ребенку из лепрозория в Уилтоне, которому попечительствует вдовствующая королева.
Стефан поднял брови:
– Ребенку, больному лепрой?
Вилл отрицательно мотнул головой:
– Он сирота. Миледи заботится о нем.
– Понятно. – Стефан прищурился, что-то соображая. – Но ты решил сам отвезти пса в монастырь, не пошлешь со слугой?
Вильгельм опустил щенка на пол, и тот немедленно вцепился в его сапог.
– Сир, – глубоко вздохнув, выговорил Д’Обиньи. – Я прошу вашего позволения сделать королеве-вдове предложение о замужестве.
Стефан уставился на него в изумлении:
– Кровь Господня, вот куда ты замахнулся! – Поначалу короля забавляла эта беседа с Д’Обиньи, но теперь он посерьезнел. – И как давно ты вынашиваешь эту идею?
Вилл осторожно отодвинул собаку ногой, она недовольно заворчала.
– Я всегда высоко чтил королеву-вдову, сир, и считал ее образцом женственности. Аделиза провела в трауре два года, и я подумал, что раз она не решила уйти в монастырь, то я мог бы предложить ей достойный брак.
– А путь к сердцу женщины лежит через добрые дела, особенно когда нет надежды дать ей больше, чем она имела, будучи королевой, так? – хитро улыбнулся Стефан.
Это утверждение не очень понравилось Виллу. В чем-то король был прав, но его слова делали грубой ткань, которую он, Вилл, считал весьма тонкой. Он может дать Аделизе много такого, чего не было у нее, когда она восседала на троне Англии. Тем не менее Д’Обиньи промолчал, лишь поджал губы.
Стефан потряс головой:
– Ты оказался темной лошадкой. Не ожидал от тебя такой прыти, но я все больше убеждаюсь в том, что люди редко на самом деле таковы, какими кажутся. Ну ладно, по крайней мере, твоя просьба не более чем безвредное честолюбие.
– Сир, я клялся вам в верности на церемонии коронации и буду предан вам.
Стефан хмыкнул:
– Да, все так говорят, но тебе я верю. Что же… – Он махнул рукой. – Иди, ухаживай за своей королевой, и если миледи примет твое предложение, я пожалую тебе графский титул в качестве свадебного подарка, чтобы ты мог быть достойным супругом этой дамы.
– Сир! – Вилл обрадовался неожиданной милости, но тут же напрягся: король проявил щедрость – значит он захочет что-то взамен.
Стефан задумчиво тер подбородок.
– Возможно, это даже неплохо, если королева-вдова получит нового мужа и с ним новую жизнь. А то в монастыре у нее много времени, чтобы думать всякую всячину, и слишком уж она цепляется за прошлое. – В его глазах вспыхнул холодный блеск. – Если ты женишься на ней, то, уверен, сумеешь удержать ее от неосмотрительных поступков. А то она очень переживала из-за своих прав на Уолтхемское аббатство, хотя оно должно принадлежать правящей королеве, а не вдовствующей. Я рассчитываю, что ты внушишь ей верное понимание ситуации. Само собой, пусть она продолжает заниматься богоугодными делами, только в своих владениях.
Вилл склонил голову. Это условие показалось ему не таким уж трудным.
– Конечно, сир.
Стефан одобрительно кивнул:
– Мне всегда казалось, что мой дядя не ценил Аделизу по достоинству. Он не видел в ней того тонкого очарования, которое видят другие.
– Сир.
Вильгельм подхватил щенка и с поклоном удалился из зала, чувствуя себя замаранным грязью и счастливым одновременно. Ему дано разрешение просить руки Аделизы и к тому же ему пообещали графство, потребовав в обмен совсем немногое. Все, что остается, – это добиться согласия самой Аделизы.
Она не ожидала, что Вилл Д’Обиньи вернется так скоро, но встретила его радушной улыбкой и мысленно похвалила за то, что он не только привез Адаму собаку, но и провел с парнишкой и его новым питомцем немного времени, пока те осваивались друг с другом. Аделиза понаблюдала за тем, как Вилл возится и играет с мальчиком и щенком – так естественно, будто сам был еще ребенком.
– Вы любите детей, милорд, – заметила она, когда они отправились в ее покои подкрепиться и выпить немного вина.
Он улыбнулся и пожал плечами:
– С ними легче иметь дело, чем со взрослыми. В этом дети похожи на животных. Если ты их любишь, они будут тоже любить тебя, и всегда можно понять, что им нужно. Эта их природная простота очень мне нравится.
От его слов у Аделизы защемило сердце. Такое редко услышишь.
– Я хотел бы спросить вас кое о чем, – сказал он, когда они приблизились к входной двери.
– О лепрозории?
Она вскинула на Вилла глаза и чуть не утонула в его сияющем взоре. Нет, не о лепрозории, подумалось ей, потому что эта тема не наполнила бы его взгляд такой силой и не окрасила бы его лицо в столь яркий румянец.
Аделиза споткнулась о порог, и Д’Обиньи поймал ее за руку, чтобы удержать от падения. Она ощутила мощь его хватки.
– Нет, – ответил он на ее вопрос, – то есть не совсем.
По кивку Аделизы Юлиана приняла у Вилла мантию. По кубкам разлили вино. Затем все придворные дамы были отпущены с указанием ждать неподалеку.
Сложив руки, как монахиня, Аделиза напомнила:
– Вы хотели о чем-то спросить?
К этому моменту его щеки полыхали огнем. Он сглотнул, собрался с духом и заговорил. Слова складывались в целую речь, так что Аделиза догадалась: Вилл готовился, вероятно, с того момента, как попрощался с ней после первого визита.
– Я давно восхищаюсь вами. Если вы не сочтете мое предложение нахальством, то я хотел бы просить вашей руки и сердца. Король дал мне позволение жениться на вас, если вы согласитесь, и сделает меня графом, чтобы брак со мной не уронил вашего достоинства.
Аделиза открыла рот и закрыла его снова. Пятнадцать лет она была королевой одного из величайших правителей во всем христианском мире и знала, что сказать любому собеседнику, но сейчас у нее пропал голос, остался только взгляд.
– Я напугал вас, – спохватился Вилл. – Простите меня, я такой чурбан.
Она старалась собраться с мыслями. Да, когда Вилл упомянул, что хочет спросить ее о чем-то, Аделиза предположила, что произойдет нечто подобное. Уилтон был мирным уголком, где можно спрятаться от мира и невзгод. Мужское жизнелюбие Вилла пугало ее. Когда он входил в комнату, то наполнял ее земной суетой, а вдова привыкла к духовному покою. Но она же просила Бога ниспослать ей знамение, так, может, этот мужчина и был им. Не парящее в облаке чудо, а нечто сотканное из пряжи обыденного – нечто, чего она никогда не имела.
– Это большая честь для меня, милорд, – выговорила Аделиза и закашлялась, потому что у нее вдруг пересохло в горле, – но сейчас я не могу дать вам ответ. Мне нужно посоветоваться со своим сердцем и с Богом о том, что вы просите.
Она заметила, что Вилл огорчился, но быстро взял себя в руки.
– Понимаю. Я надеялся на ответ прямо сейчас, но не ждал, что получу его. Сам я думал об этом уже много времени, а вы услышали впервые. По правде говоря, я бы не хотел, чтобы вы думали так же долго, как я, но буду терпелив.
Аделиза позволила удивлению взять верх над хорошими манерами.
– Почему я, милорд? Почему вы выбрали меня?
– Никто не сравнится с вами, – выпалил Д’Обиньи. – Вы красивы и добры, и вы королева. У вас прекрасный характер. Имея такую жену, я мог бы строить великие замки, закладывать монастыри и богоугодные заведения. А вечерами сидел бы у огня и беседовал с вами, пока вы шьете… или держите на коленях нашего ребенка.
Эта последняя фраза пронзила душу Аделизы огненной стрелой, и колени у нее чуть не подкосились. Она подумала, что Вилл, вероятно, осознает, какое впечатление производят на нее такие слова.
– И если вы спросите, почему вам следует выбрать меня, – добавил он негромко, – то я отвечу вот как: я буду защищать ваши земли. Я наполню вашу жизнь любовью и детьми.
– Только Господь в силах сделать это, – едва сумела выдавить Аделиза. – Он не подарил мне такого счастья с моим первым супругом, хотя от других женщин у него было много детей. Что, если я бесплодная?
В его глазах промелькнула искра.
– Я очень сильно сомневаюсь в этом.
– Но если да? – настаивала она. – Что тогда?
– Я готов пойти на этот риск, и я не откажусь от вас и от всего, что вы есть.
Аделиза чувствовала себя так, будто тонет на мелководье. Разговор о детях пробудил в ее чреве некое тепло, словно семя будущей жизни уже зреет в ней, ждет своей минуты. Тем не менее Аделизе хватило трезвости рассудка, чтобы понять: слова «все, что вы есть» означают не только ее физическую личность. Вилла привлекает и блеск ее королевского звания, и богатство, которым она обладает. Арундел, Шрусбери, Бикнор. Сейчас можно поступать так, как ей заблагорассудиться, а если она снова выйдет замуж, то придется опять во всем слушаться мужа.
– Что сказал Стефан, когда давал позволение на наш брак? – Хотя прошло два года, Аделиза так и не могла заставить себя называть его королем.
Вилл опустил взгляд, но она успела заметить в его глазах то ли смущение, то ли раскаяние.
– Он пожелал мне успеха.
Да, Стефан вполне мог так сказать, подумала она. Вильгельм Д’Обиньи – верный сторонник нового короля, и значит рост его положения будет полезен.
Вилл вздохнул.
– Я оставлю вас, чтобы вы смогли поговорить с Господом, – сказал он. – Пошлите за мной, когда примете решение. Надеюсь, это произойдет скоро, но я готов ждать.
Она видела: ждать он действительно готов, но не знала, что это будет за ожидание: упорство охотника, сидящего в засаде перед берлогой, или более мягкое терпение земледельца, подстраивающегося к смене времен года.
И вновь Аделиза пошла провожать Вилла до конюшни. Выскочил откуда-то Адам с вертящимся, лижущим все подряд щенком на руках. Псу дали кличку Рекс, поскольку родом он был с королевской псарни. Вилл взъерошил мальчишке волосы, потрепал щенка, поклонился Аделизе и вскочил в седло.
Когда он уехал, Аделиза испытала мгновенное облегчение, а потом ее охватила дрожь, будто она забыла надеть накидку в холодный день. Покусывая указательный палец, вдова отправилась в церковь. Попытки представить супружескую жизнь с Виллом Д’Обиньи только смутили ее. На ее тарелку положили новое кушанье, такое отличное от всего, что она когда-либо ела, и ей не хватало смелости попробовать хотя бы кусочек.
Из Уилтона Вильгельм Д’Обиньи ехал с высоко поднятой головой. Аделиза не отказала ему сразу. Ей просто нужно подумать. И пока остается нерешенность, жива и надежда. Аделиза так утонченна и необыкновенна, что в ее присутствии Вилл всегда чувствует себя глупым, неуклюжим медведем. Как же он завидует изысканным манерам Бриана Фицконта или Галерана де Мелана и непробиваемой самовлюбленности графа Честерского, однако ни то ни другое не свойственно его открытой, дружелюбной натуре. Аделиза будет молить Бога, чтобы тот помог ей дать верный ответ, и ему в свой черед надо молиться о том, чтобы данный Господом ответ оказался верным.
По возвращении в Винчестер, едва Вилл успел спешиться, к нему подбежал его рыцарь по имени Аделард с известием о том, что Роберт Глостер отказался от присяги, принесенной Стефану.
– Он провозгласил себя вассалом императрицы и закрылся от короля в Бристоле!
Вилла эта новость огорчила, но не удивила. После нормандского похода – тогда Стефан вернулся в Англию, а разобиженный Роберт остался в Кане – все только и ждали, когда же Глостер перейдет на другую сторону. Теперь за ним последуют прочие недовольные, а поскольку у Глостера есть земли по обе стороны от Узкого моря, волнения начнутся и тут и там. Разумеется, новость плохая, тем не менее Вилл увидел в ней и хорошее: король станет охотнее вознаграждать тех людей, которые сохраняют верность. Кто знает, какие еще дары достанутся ему, помимо графского титула и женитьбы на королеве?
Глава 27
Крепость Карруж, Нормандия, лето 1138 года
Матильда села на кровать в своих покоях в Карруже. У нее дико болела голова. Несмотря на ажурность, корона была тяжелой, а Матильда провела в ней почти весь день, посвященный формальным церемониям и приемам. Вес давил на шею, обод стягивал виски, и все равно снимать корону Матильда не собиралась. Только с короной на голове она – королева и императрица, только с короной у нее есть власть.
Захватив небольшую скамейку, Генрих протопал к буфету и вскарабкался на нее, чтобы рассмотреть два гравированных серебряных кубка. Их преподнесли ему и брату жители Сомюра в обмен на хартию.
– Когда я буду пить вино из своего кубка? – спросил он, оглянувшись на мать.
– Когда станешь мужчиной, – ответила Матильда. – Это не обычные чаши для питья, а символы соглашения между нашей семьей и жителями Сомюра. – В ее голосе звучали строгие нотки. Своего сына она знает: он может собак из этих кубков поить или придумает что-нибудь еще хуже. – И подарок Вильгельма тоже не трогай, – добавила она, заметив, что Генрих потянулся к кубку самого младшего брата.
Кубков было два, а не три, потому что Жоффруа, их средний сын, воспитывался при дворе вассала ее супруга – Госелина де Ротонара. Не стоит хранить все яйца в одной корзине. Вильгельма тоже отдадут в приемную семью, когда он подрастет, а пока не достигшего еще двух лет мальчика держали при матери. Генрих не обращал на него никакого внимания – тот ведь малявка, а он наследник и самый важный человек на свете.
В комнату вошел Жоффруа. Его лоб также венчала золотая корона – не столь богато украшенная, как у супруги, но тем не менее символ его статуса, как и небольшие золотые львята, вышитые на его котте из голубого шелка. Платье Генриха было сшито из того же материала. Жоффруа отстегнул меч, который надевал для церемонии, и повесил его на спинку кресла.
Почти сразу за ним появились единокровные братья Матильды Роберт и Рейнальд в компании Болдуина де Ревьера. Роберт подошел к племяннику и с серьезным интересом стал разглядывать серебряный кубок.
– Если пить из серебра, то никогда не отравишься, – поделился он.
Генрих сурово поправил его:
– Мама сказала, что это чаша не для питья. Она говорит, это символ соглашения.
Роберт постарался сдержать улыбку:
– Она правильно говорит, но все равно надо всегда класть в свою флягу серебряную монетку, чтобы питье не испортилось. Ты знал об этом?
Генрих помотал головой, но видно было, что он старательно укладывает в памяти дядины слова. Так он запоминал все новое, впитывая знания, как губка воду.
– Вы прямо кладезь мудрости, Роберт, – сухо заметил Жоффруа.
– Мой отец считал, что всем детям надо давать образование. – Роберт облокотился о комод. – Зачем полагаться на церковников и шарлатанов, когда ценой учебы можно вооружиться до зубов?
Матильда вступила в их диалог:
– В случае с женщиной именно образование помогает увидеть, насколько ты во власти церковников и шарлатанов.
– Не означает ли это, что вы, дорогая моя супруга, предпочли бы остаться невеждой? – спросил Жоффруа с иронией.
– Это означает, что для женщины вдвойне важно быть образованной и в десять раз сложнее быть услышанной.
Матильда обвела взглядом мужчин и увидела, что они никогда не поймут ее, да и не стремятся к этому. То, что она оказалась выше их по положению и рождена от царствующих монархов, вызывает зависть, но отнюдь не поклонение. Будь она мужчиной, то возглавила бы обсуждение, ради которого они все здесь собрались, и без единого возражения с их стороны, а так, несмотря на то что является главной фигурой, от нее не ждут участия в беседе. Как не ждут и участия в сражениях. Жоффруа прибыл в Карруж со своей армией, заново вооруженной на полученные от Стефана в прошлом году две тысячи марок. Он хотел обсудить тактику с Робертом, а не с Матильдой.
Она откашлялась:
– Я подготовила наброски писем папе римскому, моему дяде королю Шотландии и моей мачехе. – Матильда подняла пачку пергаментных листов. – Мы должны уговорить папу отменить его вердикт о праве Стефана на трон. Я буду работать над этим вместе с епископом Анжера, а Бриан Фицконт пишет трактат о моем праве престолонаследования с мирской точки зрения.
– Только нам нужно нечто большее, чем слова, – бросил Жоффруа и повернулся к Роберту. – Пойдет ли Бриан Фицконт на то, чтобы отказаться от присяги Стефану?
– Да, – твердо ответила Матильда, хотя вопрос был задан не ей.
Роберт согласно кивнул:
– Фицконт будет помогать нам во всем. Пока он осторожничает, но, как только мы высадимся в Англии, перейдет на нашу сторону. Можно смело рассчитывать на Уоллингфорд. Майлс Фицуолтер тоже пообещал, что пойдет за нами, как и маршал Джон Фиц-Гилберт, который контролирует долину реки Кеннет с замками Мальборо и Лагершол.
Жоффруа пристально посмотрел на Роберта.
– Скажите, – произнес он, – если бы Стефан оказался образцовым королем и хорошо относился к вам, были бы вы здесь сегодня?
Роберт вспыхнул:
– Я не горжусь тем, что нарушил клятву, данную отцу и сестре; напротив, я глубоко сожалею об этом. Только иногда обстоятельства сильнее наших лучших намерений. Я подумал, что, может, такова воля Господа, но это оказалось ошибкой. – Он обернулся к Генриху, который слез с табурета и взялся за игрушку – вырезанного из дерева рыцаря на коне. – Больше я не отступлю от своего слова.
Все уселись вокруг огня, чтобы обсудить дальнейшие планы. Вторгаться в Англию рано. Еще оставалось много сделать: собрать больше войска, найти новых сторонников, но будущий год может стать годом решительных действий.
– Вы сказали, что переписываетесь с вдовствующей королевой, – обратился Роберт к Матильде. – Я слышал, она удалилась в монастырь и помогает больным лепрой.
– Да. – Матильда кивнула. – Но это лишь часть ее жизни, не большая, чем мое покровительство Ле-Беку.
– Все-таки большая, поскольку она живет среди них. Я даже слышал, что Аделиза может принять постриг.
На это Матильда замотала головой:
– А вот это пустые слухи. Аделиза по-прежнему занимается делами Арундела и других своих владений. Есть только одна проблема. – Она показала брату последнее письмо от мачехи, которое он прочитал и, поджав неодобрительно губы, передал Жоффруа.
– Д’Обиньи? – вскинул брови граф Анжу.
– Его отец – один из королевских виночерпиев и сеньор земель в Норфолке, включая замок Бакенхем, – пояснил Роберт.
– Захочет ли он присягнуть нам?
Глостер нахмурился:
– Не знаю. Больше всего он похож на здорового дружелюбного пса. Вилл умен и силен, но человек несложный.
– И что это значит?
– Это значит, что ухищрения и скрытность не в его духе. Он будет выполнять свои обязанности в надежде на то, что его оставят в покое. Скорее всего, Вилл не изменит клятве, данной Стефану, и если станет лордом Арундела, нам это доставит массу неприятностей.
Матильда кусала губы. Вилла Д’Обиньи она знала лишь поверхностно. Тот казался ей добродушным и милым человеком. Несмотря на рост и физическую силу, он был гибок и легок в движении и обладал даром смешивать вино. Женщины благоволили ему. От него исходила аура чистой, цветущей мужской силы, чего он не замечал и не использовал, по крайней мере осознанно, и потому эта сила не несла в себе угрозы. И все-таки… невозможно представить утонченную Аделизу в брачной постели с этим человеком!
– Хорош ли он как стратег?
Роберт развел руками:
– Сомневаюсь, что в его свершениях числится что-то, кроме сбора рыцарей для службы королю, но это говорит нам только о его неопытности и не означает, что он несведущ. Мы пока ничего о нем не знаем, и это может быть опасно.
Матильда вздохнула:
– Я буду писать Аделизе и дальше. Выйдет она замуж за него или нет, к Стефану мачеха любви не питает и всегда будет поступать так, как считает правильным.
– Ну, тогда будьте аккуратны с тем, что пишете ей, – велел Жоффруа. – Не хотелось бы, чтобы женские сплетни разрушили все наши планы.
Матильда смерила его холодным взглядом:
– Не беспокойтесь, милорд. Любые «сплетни», которыми я обмениваюсь с Аделизой, пойдут нам исключительно на пользу. Вы не понимаете, что колеса ваших замыслов не завертятся, не будучи смазаны такой перепиской. Занимайтесь битвами и воинами, а это предоставьте мне. Я знаю свою мачеху лучше, чем вы.
Жоффруа раздраженно фыркнул:
– Делайте, что хотите, только не забывайте об осторожности.
– Не надо меня учить! – вспылила Матильда. – Лучше думайте о том, что делать вам.
Атмосфера накалилась и грозила взорваться ссорой, но Роберт хлопнул в ладони и воззвал к супругам:
– Нам предстоит многое обсудить, это только начало. – Он поочередно остановил взгляд на каждом из них. – И первое, что я предлагаю, это заключить длительное перемирие.
Глава 28
Уилтон, Уилтшир, август 1138 года
Аделиза собрала только что прочитанные письма и тщательно сожгла их в своих покоях. Она внимательно следила за тем, чтобы каждая страница превратилась в пепел, и лишь потом подбрасывала в огонь новую. Ей было зябко. За окном стоял жаркий август, но у нее мерзло не тело, а душа.
Матильда сообщала о своем намерении прибыть в Англию и отвоевать у Стефана корону. Поход еще только планируется, но когда придет время, говорилось в письме, падчерица будет просить Аделизу впустить ее в замок Арундел.
Аделиза покусывала кончик пальца. Править Англией должна Матильда, а не Стефан, и маленький Генрих – ее законный наследник. Вдовствующей королеве и в голоу не приходило, чтобы отказать той, но пугали последствия. Она еще никак не могла смириться с тем, что произошло в Шрусбери. Тамошний коннетабль восстал против Стефана, и король подавил мятеж, повесив всех воинов крепости. Не пощадил никого. Аделиза понимала: на войне так бывает, однако Шрусбери – это ее город, полученный ею в качестве приданого, когда она выходила замуж за Генриха. Вина за то, что она не сумела вмешаться и спасти жизнь тех несчастных, тяжким бременем легла ей на сердце. Восстания возникали в Англии повсюду, их затаптывали, как очаги пожара, но они тут же возгорались снова в других местах. Совсем недавно в страну вторглась шотландская армия и после жестокой битвы при Норталлертоне отступила. Король Давид едва избежал пленения, увезенный с поля боя личной охраной. Аделиза была близко знакома с ним в годы правления и считала его своим хорошим другом. Один из его писцов составил для нее жизнеописание Генриха. Думать о нем как о враге было невыносимо.
Наконец последний лист пергамента обратился в пепел. Аделиза отошла от очага, тяжело вздохнула и открыла дверь во двор. Там, посреди зеленой травы, окруженное тропинками и скамьями, росло вишневое дерево. Под ним сидели Юлиана и Мелизанда, негромко болтали и шили сорочки для бельевой лепрозория.
Аделиза услышала, как взметнулся где-то неподалеку радостный голосок Адама, и спустя минуту из-за угла выбежал сам мальчик, едва поспевая за крупным молодым псом, несущимся во всю прыть. Следом за этой парочкой показался Вилл Д’Обиньи. Он шел быстрым, но размеренным шагом. Аделиза подавила желание куда-нибудь сбежать. В конце концов, это же она сама призвала его.
– Госпожа! – Адам попытался поклониться ей, удерживая при этом собаку, а та рвалась вдогонку за улепетывающим в дом котом, который до их появления мирно спал на клумбе. – Я привел к вам гостя!
– Вижу. – Ее сердце отчаянно билось, когда их с Виллом взгляды встретились, однако ровный и вежливый голос не выдавал волнения. – Господин Д’Обиньи, добро пожаловать.
– Госпожа. – Вилл поклонился и с улыбкой показал на мальчика с собакой. – Они оба так изменились, что я не сразу узнал их.
– Да, они хорошо растут.
Аделиза отпустила мальчика, поблагодарив его, и тот убежал со своим четвероногим другом, причем они поочередно тянули поводок каждый в свою сторону. Вдовствующая королева прошла по тропинке и уселась на скамье поодаль от придворных дам. Вильгельм присоединился к ней. Аделиза украдкой посмотрела на его профиль и заметила заживающую ссадину на челюсти. Он похудел, короче обрезал волосы, но они по-прежнему вились кудрями.
– Ваше письмо застало меня в лагере королевской армии. Я снял доспехи чуть ли не в первый раз с середины лета – и полагаю, ненадолго.
Слуга принес им вина и блюдо с горячими тонкими лепешками, сбрызнутыми розовой водой. Ветерок шуршал листьями вишневого дерева, от цветочных бордюров поднимался запах лаванды и левкоя.
– Вы были в Шрусбери? – спросила она сдавленно. – Там нашло вас мое письмо?
Он помрачнел:
– Да, там. Я знаю, это ваше владение, и мне очень жаль. Но терпение короля подошло к концу. – Вилл уставился вдаль посуровевшим взглядом. – Настали трудные времена. Я хочу защищать и оберегать вас от горестей.
Аделиза смотрела на чашу в руке:
– Но стены Шрусбери не спасли тех, кто там был…
– То были солдаты, кто пошел на риск, а не женщины, – возразил Вилл. – Они восстали против помазанного на царствие короля.
Против короля-узурпатора, мысленно поправила его Аделиза. Должно быть, это отразилось на ее лице, потому что Вилл добавил:
– Вы писали, что решили принять мое предложение. Не хотите ли теперь сказать, что передумали?
Она ощущала, как он взвинчен, и сама испытывала волнение. Даже сейчас, когда ее решение закрепило письменное слово, уверенности у нее не было.
– Клянусь, если вы примете меня, я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть справедливым и честным. – Д’Обиньи взял ее руку в свои, сложенные теплой и надежной раковиной.
– Нет, я не передумала. – Она покачала головой. – Когда я попросила у Господа совета, Он послал мне вас. У меня были мысли о том, чтобы принять монашеский обет, но есть много такого, что я должна сделать вне стен монастыря. – Она тревожно нахмурилась. – Так трудно решиться на то, чтобы оставить эту тихую жизнь и вновь окунуться в мирские дела.
Вилл нежно погладил большим пальцем плененную руку Аделизы.
– Мне было просто принять решение, – сказал он.
Помолчав, Аделиза подняла свободную руку и легким, как дыхание, жестом прикоснулась к его щеке.
– Я очень надеюсь, что оно было верным.
– В этом я уверен.
Вилл одной рукой обнял ее за плечо. Аделизе стало так удобно и уютно, как будто его ладонь была создана специально для нее. Очень робко она прижалась к нему.
Второй рукой он продолжал гладить ее, направив взгляд на залитый солнцем монастырский дворик.
– У нас будет много таких дней, – произнес Вилл. – Мы проведем их вместе – вы, я и наши дети. Обещаю вам.
От нахлынувших чувств у Аделизы сдавило горло.
– Если вы сможете дать мне обещанное, тогда я пойму, что и мое решение верное.
Аделиза смотрела на свои туфли. Сделанные из мягкой лиловой ткани, они заканчивались острыми носами и были сплошь расшиты серебряными нитями и самоцветами. Туфли королевы. Она не носила их с тех пор, как в последний раз восседала с Генрихом в тронном зале на дворцовом пиру. Потом он уехал на охоту и больше не вернулся.
Утро невеста провела в молитвах с Германом, своим духовником, перед алтарем церкви замка Арундел. Она и сейчас молилась, хотя уже встала с колен.
– Господи, помоги. Помоги мне излечить мое сердце и поступить правильно.
Уверенность насчет нового брака так и не пришла. Раньше ей было трудно разделить чувства Матильды, когда той приказали выйти замуж за Жоффруа Анжуйского, но теперь Аделиза лучше понимала падчерицу, и это не утешало, потому что она видела, чем обернулся этот брак для супругов.
Она сделала шаг, потом еще один, наблюдая, как ее туфли появляются и исчезают под летящим подолом серебристого платья.
Это путь, на который ее наставил Господь, а иначе Он не прислал бы к ней Д’Обиньи. Вилл – хороший человек, несмотря на преданность Стефану. С этим ей еще предстоит справиться с Божьей помощью. Вилл обещал ей дни, наполненные счастьем и детьми. Мысль о детях и толкала ее вперед, и сдерживала. Аделиза отчаянно хотела зачать и в то же время безумно боялась, что не способна на это. Пятнадцать лет бездетного брака с мужчиной, который плодил внебрачных детей почти до самой смерти, растоптали ее надежды и покрыли душу шрамами.
Вилл ждал ее перед церковью вместе с баронами и рыцарями из владений Д’Обиньи и приглашенными на свадьбу гостями, включая короля. Церемонию вел епископ Вустерский. Его стихарь был белым, как грудка чайки, и только блестели на солнце золотые нити вышивки. Высоко подняв голову, с опущенными долу ресницами, Аделиза заставляла себя идти вперед – шаг, еще шаг.
Подошел Вилл и взял ее за руку. Как и тогда, в Уилтоне, она почувствовала тепло и жизненную силу, исходящие от него и проникающие ей в самое сердце. Когда Аделиза подняла на него глаза, жар его взгляда чуть не опалил ее. Генрих никогда так не смотрел на нее.
– Вы всегда будете королевой, – прошептал он и перевел взгляд на изящную диадему, венчающую ее вуаль из легкого шелка.
Аделиза зарделась, как девочка, несмотря на то что была зрелой женщиной тридцати пяти лет.
Свадьба состоялась у церковных ворот на виду у всего честного народа, а потом все вошли внутрь, чтобы отслужить праздничную мессу. Здесь было много тех, кто присутствовал, когда она выходила замуж за Генриха. Те же лица Аделиза видела и на его похоронах в Рединге, но сейчас нельзя об этом думать. Это время радости. На торжественном пиру после мессы Аделиза принимала поздравления гостей и мечтала о том, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте. Она не могла сказать, искренни ли улыбки тех, кто сидит с ней за одним столом. Рады они или только делают вид? Не сотрут ли улыбку с лица, едва отвернутся?
– Счастлив за вас обоих, – говорил Стефан, целуя ее в щеки. – Вильгельм Д’Обиньи – прекрасный человек, и мой новый граф Линкольн сумеет хорошо защитить вас, а? – Он хлопнул Вилла по плечу.
«Хорошо охранять» – вот что имеет в виду Стефан, думала Аделиза и прятала свою неприязнь под вежливыми фразами. Что ж, посмотрим. Король заполучил клятву Вилла, но он же не делит с ним жизнь, постель и кров, как будет делить она. Аделиза всматривалась в лицо Стефана, на котором разглядела новые морщины. Ей казалось, что его веселость деланая, призванная скрыть утомление. Возможно, наконец он узнал, что корона – более тяжкое бремя, чем ожидал. Возможно, просто плохо спит по ночам. Что бы ни делал Стефан, ему никогда не сравниться с Генрихом.
– Да, сир, – услышала она свой голос.
Потом ее поцеловала невысокая и плотная жена Стефана – Маго.
– Для вас настанет совсем иная жизнь, – сказала королева. – Но я знаю, вы обладаете талантом приспосабливаться.
Аделиза пробормотала в ответ ничего не значащие слова. Внутри у нее все сжалось. Когда-то она сама была королевой Англии и обладала той властью, которую ныне имеет Маго. Из всего, что отобрала у нее эта низенькая, цепкая, как терьер, женщина, самой горькой утратой было попечительство над Уолтхемским аббатством. Теперь оно принадлежит Маго как царствующей королеве, а у Аделизы не осталось никакого влияния, чтобы побороться за эту привилегию.