Вкус дыма Кент Ханна
– Ты дешевка, Агнес. Я ошибся в тебе.
– Если я дешевка, то только потому, что ты меня такой сделал!
– О да, продолжай. Ты чиста и свята, а виноваты все остальные.
– Нет, только ты!
– Прости, но я думал, что ты сама этого хотела. – Натан схватил меня за плечи и грубо притянул к себе. – Я думал, что ты хочешь выбраться из той долины. А тебе, как выяснилось, хочется именно того, что ты не можешь получить.
– Я хотела тебя! Я хотела покинуть долину, чтобы быть с тобой! – Меня замутило от бешенства. – Я больше не могу здесь оставаться.
– Так уходи! – Натан отступил на шаг и схватил меня за запястье. – Убирайся! Все равно от тебя одни неприятности!
С этими словами он поволок меня к выходу из бадстовы. Краем глаза я заметила, что Сигга проснулась и сидит на кровати, глядя на нас. Тоуранна расплакалась.
– Пусти меня!
– Я просто даю тебе то, чего ты хочешь. Ненавидишь меня? Хочешь уйти? Отлично! Вот порог.
Натан был невысок ростом, но силен. Он протащил меня по коридору и вытолкнул на крыльцо. Я запнулась о порог и, как была нагая, растянулась в снегу. К тому времени, когда я поднялась на колени, Натан захлопнул передо мной входную дверь.
Снаружи было темно и шел обильный снег, но от гнева и горя я словно утратила чувствительность. Мне хотелось замолотить кулаками в дверь, побежать к окну и крикнуть Сигге, чтобы впустила меня в дом… но еще мне хотелось наказать Натана. Обхватив руками голые плечи, я задумалась, куда же податься. Холод пробирал до костей. Мелькнула мысль покончить с собой, пойти на берег моря и окунуться в ледяную воду. Стужа убьет меня; даже не придется топиться. Я представила, как Натан найдет на берегу мое мертвое тело, выброшенное на берег вместе с водорослями.
И пошла в коровник.
Заснуть в таком холоде было невозможно. Я свернулась калачиком возле коровы, прижалась нагим телом к ее теплому боку и натянула на себя попону. И засунула мерзнущие пальцы ног в коровью лепешку, чтобы им стало хоть немного полегче.
Позже ночью в коровник кто-то вошел.
– Натан? – Голос мой прозвучал тоненько и жалобно.
Это была Сигга. Она принесла мою одежду и башмаки. Глаза ее припухли от слез.
– Натан не пустит тебя в дом, – сказала она.
Я медленно одевалась, едва шевеля закоченевшими от холода пальцами.
– А если я здесь умру?
Сигга повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за плечо.
– Поговори с ним, попробуй его образумить! На сей раз он действительно спятил.
Сигга глянула на меня, и в глазах ее появились слезы.
– Как же мне обрыдло здесь, – прошептала она.
Проснувшись утром, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. Затем в памяти всплыли события минувшей ночи, и тугой комок гнева подкатил к горлу, придав мне новые силы. Я прислонилась к корове, отогревая застывшие пальцы и кончик носа, и стала размышлять, что делать дальше. Я хотела уйти прежде, чем Натан выйдет задать корм скоту.
Тоути проснулся в полумраке бадстовы Брейдабоулстадура и увидел отца, который сидел, привалившись к стене, в изножье его кровати. Седая голова священника свесилась на грудь. Он спал.
– Пабби! – С губ Тоути сорвался лишь едва слышный шепот, и от попытки заговорить тотчас заныло горло.
Он попытался толкнуть отца ногой, чтобы разбудить, но все тело казалось невероятно тяжелым, точно налито свинцом.
– Пабби! – сделал он вторую попытку.
Преподобный Йоун шевельнулся и вдруг открыл глаза.
– Сынок! – Он вытер бороду и наклонился к Тоути. – Ты пришел в себя. Хвала Господу.
Тоути попытался поднять руку – и обнаружил, что она привязана к боку. Он был весь запеленат в одеяла.
– Тебя лихорадило, – пояснил отец. – Тебе нужно было хорошенько пропотеть.
Он приложил мозолистую ладонь ко лбу сына.
– Мне нужно в Корнсау, – пробормотал Тоути. Пересохший язык едва ворочался во рту. – Агнес…
Отец покачал головой.
– Ты из-за нее-то и заболел.
На лице Тоути промелькнуло беспокойство.
– Не могу вспомнить, какой сейчас месяц.
– Декабрь.
Тоути попытался сесть, но преподобный Йоун мягко прижал его голову к подушке:
– Забудь о ней, пока Господь не вернет тебе силы.
– Она совсем одна, – возразил Тоути, вновь пытаясь приподняться. Тело почти не повиновалось ему.
– И поделом, – отозвался отец. В тесноте скромной бадстовы его голос прозвучал неожиданно громко. Он удерживал сына за плечи, не давая привстать, и лицо его в сумраке казалось серым. – Она не стоит времени, которое ты на нее тратишь.
С минуту Маргрьет молчала. Молоко в ее кружке совсем остыло.
– Он вышвырнул тебя на снег?
Агнес кивнула, настороженно вглядываясь в нее. Маргрьет покачала головой.
– Ты же могла замерзнуть до смерти.
– Натан был не в себе. – Агнес плотнее запахнула наброшенный на плечи платок. – Он хотел, чтобы Сигга принадлежала ему. И в конце концов понял, что она предпочитает Фридрика.
Маргрьет фыркнула и кочергой затолкала в глубь очага откатившийся к краю горящий уголек.
– Что ж, тебе виднее. – Она украдкой глянула на Агнес, которая неотрывно смотрела в огонь. – Продолжай, – тихо проговорила Маргрьет.
Агнес вздохнула и расцепила руки.
– Я отправилась в Катадалюр, где жили родители Фридрика. Прежде я там не бывала, но знала, что хутор расположен по ту сторону горы, а день выдался достаточно ясный, чтобы я смогла добраться туда пешком, не попав в буран. Тем не менее путь занял у меня несколько часов, и к тому времени, когда я вошла в устье долины, где стоял Катадалюр, сознание мое уже помутилось от усталости. Мать Фридрика обнаружила меня на пороге своего дома – я стояла на коленях.
Катадалюр – ужасное место. Жалкие постройки покосились, крыша вот-вот провалится, и внутри хозяйский дом так же непригляден, как снаружи. Кизячный дым осел копотью на стенах кухни, бадстова больше смахивает на хлев. Когда я вошла туда, стайка ребятишек – все братья и сестры Фридрика – сбилась на одной кровати, прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Фридрик вместе с отцом и дядей сидел на другой кровати и точил ножи.
Первое, что вырвалось у него при виде меня, было: «Что он еще натворил?» Фридрик спросил, уж не решил ли Натан жениться на Сигге.
Я помотала головой и пояснила, что Натан вышвырнул меня из дому, что я провела ночь в коровнике. Фридрик не выказал ни капли сочувствия. Только спросил, чем я вызвала такую немилость, и я сказала, что повздорила с Натаном, потому что не могла выносить того, как он обращается с Сиггой.
Именно тогда в разговор вмешалась мать Фридрика. Все это время она помалкивала, слушая нас, а теперь вдруг схватила сына за руку и заявила:
– Он хочет отнять у тебя жену!
Мне показалось, что Фридрик при этих словах украдкой глянул на нож, лежавший на кровати, и меня охватил страх.
Я предложила Фридрику поговорить со священником из Тьёрна или обратиться к старосте… но Тоурбьёрг, мать Фридрика, снова меня перебила. Она поднялась, крепко взяла Фридрика за плечи и, глядя ему в глаза, проговорила:
– Сигга не будет твоей, пока Натан жив.
Потом все они уселись и, по всей видимости, именно тогда, покуда я спала, решили убить Натана.
Маргрьет молчала. Огонь погас. Лишь один раскаленный уголек живо и ярко мерцал в серой толще золы. Снаружи все так же завывал ветер. Маргрьет медленно выдохнула, ощутив вдруг безмерную усталость.
– Наверное, нам стоит вернуться в постель.
Агнес повернулась к ней:
– Разве ты не хочешь дослушать до конца?
Глава 12
В Лаугаре, в Селиигсдале, Гудрун рано была на ногах, сейчас же после восхода солнца. Она пошла туда, где спали ее братья. Она разбудила Оспака. Он сразу же проснулся, а также и некоторые из других братьев. И когда Оспак узнал свою сестру, он спросил ее, что ей нужно и почему она так рано на ногах. Ей хочется знать, ответила Гудрун, что они будут делать в течение дня. Оспак ответил, что они думали провести этот день спокойно.
– Ведь сейчас мало работы, – пояснил он.
Гудрун сказала:
– Ваш нрав можно было бы назвать прекрасным, если бы вы были дочерьми какого-нибудь бонда, так что никому от вас не было бы ни пользы, ни вреда. Несмотря на все обиды и оскорбления, которые Кьяртан вам нанес, вы спокойно спите в то время, как он едет мимо вашего двора с одним-единственным провожатым. У таких людей память, как у свиней. Я теряю надежду, что вы когда-нибудь нападете на Кьяртана в его доме, раз вы не осмеливаетесь встретиться с ним сейчас, когда он проезжает мимо с одним или двумя людьми, а вы сидите дома и ограничиваетесь громкими словами, хотя вас так много.
Оспак отвечал, что она слишком взволнована, но что на ее слова трудно возразить, и сейчас же вскочил и стал одеваться, а вместе с ним все остальные братья. После этого они начали приготовления, чтобы устроить засаду Кьяртану.
Сага о Людях из Лососьей долины
КОГДА МЫ С ФРИДРИКОМ ПРИБЫЛИ в Идлугастадир, Натана там не было. Не представляю, что произошло бы, окажись он дома. Нам пришлось стучать добрых несколько минут, прежде чем Сигга открыла дверь и впустила нас в дом. Она держала на руках дочь Натана.
– Он велел прогнать тебя, если вздумаешь вернуться, – сказала она, но тем не менее нас впустила.
Я согласилась выпить кофе, который принесла нам Сигга.
– Где Натан? – спросила я.
– Из Гейтаскарда прислали работника с письмом. Ворму нездоровится. Натан уехал рано поутру.
– Как он?
Сигга глянула на меня.
– Не в духе.
– Он опять приставал к тебе? – Фридрик шарил на полке у кровати Натана. Сигга обеспокоенно наблюдала за тем, как он взял пару коробок и потряс, прислушиваясь.
– Что ты ищешь?
– Вознаграждение за хлопоты, – пробормотал Фридрик. И выглянул в окно, за которым белел снег. – Бьюсь об заклад, он зарыл все во дворе.
Я поглядела на Сиггу.
– Натан говорил что-нибудь обо мне?
Она покачала головой.
Я невесело, через силу усмехнулась:
– Ничего такого, что ты решилась бы повторить мне в лицо.
Фридрик смахнул снег с плеч и устроился рядом с Сиггой, усадив ее к себе на колени.
– Птичка моя, – проговорил он. – Моя милая женушка.
Сигга увернулась от его ласк и пересела на кровать.
– Не зови меня так, – сказала она.
Фридрик побагровел:
– Почему это? Ты же моя.
– Натан сказал мне, что передумал. Он не позволит мне стать твоей женой. – Речь Сигги перешла в судорожный всхлип. – Никогда.
– Будь он проклят!
Несмотря на общее безрадостное настроение, трудно было удержаться от улыбки, услышав этот надрывный возглас.
– Уверена, что Натан все же сменит гнев на милость, – сказала я.
Сигга вытерла глаза и покачала головой.
– Он говорит, что если кому-то и суждено взять меня в жены, так только ему.
Сердце мое упало, и я заметила, что Фридрик побледнел.
– Что?!
– Да, так и сказал, – шмыгнула носом Сигга.
– А ты что ответила? – Голос мой сорвался.
Сигга вновь разразилась бурными рыданиями.
– Ты же не сказала, что согласна? Не сказала, верно? – Фридрик одной рукой обнял ее за плечи. Сигга уткнулась лицом в его шею и горестно взвыла.
Следующие два дня мы провели в Идлугастадире, решая, куда податься. Сигга подумывала о возвращении в Стоура-Борг, а я предлагала ей, как только позволит погода, отправиться со мной в долину. Фридрик сказал, что я могла бы устроиться до конца зимы на хуторе Аусбьярнастадир. По его словам, хозяин этого хутора терпеть не может Натана и, вполне вероятно, проникся бы ко мне сочувствием.
Примерно в таком духе мы разговаривали как-то днем, после обеда, когда увидели, что по горной тропе спускаются к хутору два всадника. Мы настолько были поглощены обсуждением планов бегства, что даже не заметили их появления. Погода улучшилась, и разговор велся во дворе, на свежем воздухе, а потому прятаться было поздно – нас наверняка уже заметили.
– Агнес! – громко прошептала Сигга. – Это же Натан! Когда он увидит тебя здесь, он с меня шкуру спустит!
Сердце мое колотилось, словно армейский барабан, но я собралась с духом и скрыла страх.
– Сигга, он не один. При постороннем он ничего такого себе не позволит.
Мы стояли втроем, ожидая всадников. Когда они подъехали ближе, я с изумлением обнаружила, что рядом с Натаном скачет Пьетур-Овцеубийца.
– Гляди-ка, Пьетур, – проговорил Натан, – по двору шныряют три лисицы.
Он усмехался, но глаза его оставались холодны. Я ждала, что он накинется на Фридрика, но вместо этого Натан, спешившись, подошел ко мне.
– Что она здесь делает? – Усмешка его исчезла. Я жарко покраснела и украдкой глянула на Пьетура. Тот явно опешил.
– Позволь ей остаться хотя бы до весны, – вступилась Сигга.
– Агнес, ты мне надоела.
– Чем я провинилась? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
– Ты сказала, что хочешь уйти, так уходи! – Натан сделал шаг ко мне: – Убирайся!
Лицо Сигги исказилось тревогой.
– Натан, ей негде заночевать, и вот-вот пойдет снег.
Натан рассмеялся.
– Не умеешь ты, Агнес, отвечать за свои слова. Говоришь одно, а имеешь в виду совсем другое. Ты собиралась уйти отсюда? Уходи!
Я хотела сказать Натану, что мне нужен только он; мне нужно, чтобы он любил меня, как прежде… но я промолчала – да и что тут было говорить?
Молчание нарушил Фридрик:
– Я не допущу, чтобы ты женился на Сигге! – процедил он сквозь зубы.
Натан расхохотался.
– Снова здорово! Видишь, – обратился он к Пьетуру, – что получается, когда живешь в одном доме с детьми? Они втягивают тебя в свои детские игры.
Пьетур натянуто усмехнулся.
– Ладно. – Натан повел свою лошадь через двор. – Агнес может остаться на ночь, но не в бадстове. Пьетур и я намерены здесь заночевать, а утром снова отправимся в Гейтаскард. Если ты, Агнес, еще будешь тут, когда мы вернемся, я передам тебя в руки сислуманна как злоумышленницу. А ты, Фридрик, пошел вон, пока я не велел Пьетуру перерезать тебе горло.
Он захохотал, но Пьетур опустил глаза, уставившись себе под ноги.
И опять я ночевала в коровнике. Было не так холодно, как в ту ночь, когда Натан выставил меня из дома, и Сигга, прежде чем вернуться в дом, помогла мне устроить что-то вроде постели. Мое ложе воняло навозом, пол кишел вшами, но в конце концов я все же заснула.
Когда я проснулась, было темно. Я поднялась, подошла к дверному проему и увидела, что окно дома до сих пор светится. Сон освежил меня, и мелькнула мысль зайти в дом и попробовать как-то договориться с Натаном, но тут по снегу за коровником захрустели чьи-то шаги.
– Сигга?
Негромкий хруст снега замер, но тут же возобновился. Шаги приближались. Я отступила в темноту коровника, прижалась спиной к стене.
И услышала едва различимый шепот:
– Агнес!
Это был Фридрик.
Он проскользнул в коровник.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Фридрик тяжело дышал. В темноте я не могла разглядеть его лица, зато чуяла запах пота. Что-то звякнуло.
– Ты пришел пешком из Катадалюра?
Фридрик закашлялся и сплюнул.
– Да.
– Натан тебя убьет, если увидит.
– Я дождусь, покуда он заснет.
– Зачем? Если Натан проснется и обнаружит, что вы с Сиггой воркуете на соседней кровати, он тебя на месте вздернет и четвертует.
Я услышала, как Фридрик фыркнул.
– Я пришел не за этим.
Что-то в его тоне вынудило меня остановиться и призадуматься.
– Фридрик, зачем ты сюда пришел?
– Я намерен разобраться с этим делом раз и навсегда. Я пришел за тем, что принадлежит мне.
Позади нас глухо замычала корова. Я услышала, как ее копыта скребут земляной пол.
– Фридрик?..
– Ты ведь тоже этого хочешь, Агнес. Признайся.
В это мгновение из-за пелены облаков выскользнула луна, и я увидела, что Фридрик держит в руках. Молоток и нож.
Что я помню? Я ему не поверила. Меня вдруг охватила усталость, и я вернулась к своему жалкому ложу на полу коровника. Я не хотела иметь с Фридриком ничего общего.
Что произошло дальше?
Я задремала вполглаза, потом проснулась и вышла наружу. Свет в окне дома погас. Фридрика нигде не было видно.
Я отправилась искать его. Мне вдруг стало страшно. Ночное небо было ясно, и подворье заливал лунный свет. Колюче сверкали звезды. Под моими башмаками повизгивал снег. С засовом пришлось повозиться, но все-таки дверь со скрипом отворилась.
Сигга скорчилась у стены коридора, крепко прижимая к себе дочурку Роусы. Обе тихонько хныкали.
– Сигга?
Она не сразу сумела отозваться на мой голос.
– В бадстове, – прошептала она. Я едва сумела разобрать ее шепот.
Я пошла дальше по длинному коридору. Что-то надоумило меня взять из кухни лампу. Сердце застряло тугим комком в горле.
Что случилось?
Меня била крупная дрожь, руки тряслись, и я уронила в темноте лампу. В ноздри ударил запах погасшего фитиля, и из угла донеслись какие-то звуки. Скрип половицы, частое прерывистое дыхание и глухие удары – словно ребенок молотил кулаками подушку. Раздался стон, влажный чавкающий звук – и кто-то прошептал:
– Агнес!
Сердце мое подпрыгнуло. Мне показалось, что меня зовет Натан.
Но это был Фридрик.
– Агнес, – повторял он, – Агнес, где ты?
Голос у него был тонкий, едва слышный.
– Я здесь, – отозвалась я. И нагнулась, ощупью шаря по полу. – Я уронила лампу.
Я услышала, как Фридрик шагнул в темноте на звук моего голоса.
– Агнес, я не знаю, жив он или мертв. – Голос его на последнем слове дрогнул. – Я не могу понять, жив он или мертв.
Сердце мое застыло. Пальцы не желали двигаться. Я водила ими по шершавым половицам, пытаясь отыскать лампу, но костяшки пальцев словно окаменели. Фридрик не убил Натана. Он мальчишка, почти ребенок. Он не убил Натана.
Каким-то образом мне удалось найти лампу. Я сгребла ее, занозив ладонь о половицу.
– Агнес!
– Да здесь я! – Звук собственного голоса изумил меня. В нем не было и следа моего страха. – Мне нужно зажечь лампу.
– Тогда давай поскорее, – сказал Фридрик.
Я ощупью двинулась по коридору – туда, где в настенном подсвечнике горела одна-единственная свеча. Я зажгла от нее лампу и повернула назад, к бадстове. Руки мои дрожали, и отсветы пламени беспокойно плясали по шероховатым стенам, выхватывая из темноты черный провал входа в бадстову. Дойдя до дверного проема, я ощутила, как горло стиснул страх. Я не хотела входить туда. Однако мне нужно было увидеть, что натворил Фридрик.
Вначале я решила, что он меня обманул. Вытянув руку с лампой к кровати Натана, я увидела, что он укрыт одеялами и глаза его сомкнуты, как у спящего. Все как будто бы в порядке. Затем Фридрик прошептал: «Сюда, Агнес, посвети сюда», и, когда свет лампы скользнул по кровати, стало видно, что у Пьетура размозжена голова. Подушка почернела от крови. Что-то влажно поблескивало на стенах, и, опустив глаза, я увидела капли крови, медленно расползающиеся по половицам.
– Господи, – пробормотала я. – Господи Боже мой.
Я перевела взгляд на молоток в руке Фридрика и увидела, что к головке молотка прилипли волосы. Тогда меня стошнило – прямо на пол.
Фридрик помог мне подняться. Он все так же сжимал молоток, готовый в любой момент пустить его в ход.
– Что ты сделал с Натаном? – спросила я, и Фридрик велел мне поднести лампу ближе к кровати. Натан тоже истекал кровью. Одна сторона его лица выглядела странно – словно ему расплющили скулу, и кровь, которую я вначале сочла кровью Пьетура, натекла в ямку между ключиц.
Пронзительный крик вырвался из моей груди, и силы разом покинули меня. Я опять выронила лампу и упала на пол в нахлынувшей темноте.
Фридрик, должно быть, принес свечу из коридора. Когда он вошел в комнату, я увидела его лицо, лоснящееся в отблесках пламени. А затем мы оба услышали какой-то звук.
– Что это было? – Фридрик поспешил ко мне, помог встать. Мы оба дрожали. Звук повторился. Стон.
– Натан? – Я выхватила у Фридрика свечу, метнулась к кровати, поднесла свечу вплотную к лицу Натана. Веки его дернулись от яркого света, и он попытался шевельнуться. – Что ты с ним сделал?!
Фридрик был бледен, как мертвец, зрачки его так расширились, что глаза казались черными.
– Молоток… – пролепетал он.
Натан вновь застонал, и на сей раз Фридрик нагнулся к нему, прислушиваясь.
– Он сказал: «Ворм».
– Ворм Бек?
– Может, ему что-то снится.
Мы замерли, высматривая, не подаст ли Натан еще какие-то признаки жизни. В комнате стояла глухая, мертвая тишина. Затем Натан медленно открыл один глаз и поглядел прямо на меня.
– Агнес? – пробормотал он.
– Я здесь, – отозвалась я. Безмерное облегчение охватило меня. – Натан, я здесь.
Читать бесплатно другие книги:
