Сплав закона Сандерсон Брендон
С открытыми глазами, собрав все силы, Мараси в ужасе смотрела на то, как раны начали исцеляться. Это невозможно: с тела Майлза сняли все метапамяти. И тем не менее отверстия от пуль затянулись. Улыбка бывшего законника сделалась шире, глаза бешено засверкали.
– Вы все дураки! – заорал он стрелявшим солдатам. – Наступит день, и люди в золотом и красном, носители последнего металла, придут к вам. И вы покоритесь их власти.
Новый залп. Пули прошили Майлза – и раны снова закрылись; но не все. В его последней метапамяти, где бы она ни была спрятана, оказалось недостаточно исцеляющей силы. Мараси почувствовала, что дрожит, когда четвертый залп обрушился на тело бывшего законника, заставив его спазматически дернуться.
– Поклоняйтесь, – затихающим голосом произнес Майлз, и изо рта его хлынула кровь. – Поклоняйтесь Треллу и ждите…
Ударил пятый залп. На этот раз не исцелилась ни одна рана. Майлз обмяк в своих путах, открытые безжизненные глаза уставились в землю.
Констебли выглядели необычайно встревоженными. Один из них подбежал, чтобы проверить пульс. Мараси затряслась. Майлз до самого конца выглядел так, словно не принял смерть.
И все же он умер. Кроветворец вроде него мог исцеляться раз за разом, но если останавливался – если позволял ранам взять свое, – то умирал, как любой другой. Просто чтобы не сомневаться, ближайший констебль поднял пистолет и трижды выстрелил Майлзу в висок. Это оказалось достаточно страшно – Мараси отвернулась.
Все кончено. Стожильный Майлз мертв.
Отвернувшись, Мараси краем глаза заметила человека, который, стоя в тени, наблюдал за казнью. Констебли его будто не видели. Вот он повернулся, взметнув черным одеянием, и скрылся за дверью, ведущей в переулок.
– Дело не только в страховке, – сказал Ваксиллиум, глядя Эдварну в глаза. – Вы забрали женщин.
Эдварн Ладриан ничего не ответил.
– Я собираюсь тебя остановить, дядя. Я не знаю, зачем тебе похищенные женщины, но найду способ, чтобы это прекратить.
– О, прошу тебя, Ваксиллиум. Твоя уверенность в собственной правоте утомила меня, когда ты еще был юнцом. Одна только наша родословная должна была сделать тебя выше этого.
– Моя родословная?
– Ты из благородного рода, ведущего прямиком к самому Советнику Богов. Ты двурожденный и могущественный алломант. Только ценой немалых сожалений я приказал тебя убить, и сделал это лишь под давлением коллег. Я подозревал – даже надеялся, – что ты выживешь. Этот мир нуждается в тебе. В нас.
– Ты говоришь как Майлз, – с удивлением отметил Ваксиллиум.
– Нет, – возразил Ладриан. – Он говорил как я. – Заткнув салфетку за воротник, аристократ принялся за обед. – Но ты не готов. Я позабочусь, чтобы тебе прислали надлежащие сведения. Пока что можешь удалиться и поразмыслить над тем, что я тебе сказал.
– Я так не думаю. – Ваксиллиум сунул руку в карман пиджака за пистолетом.
Ладриан глянул на него с жалостью. Услышав, как взводятся курки, Ваксиллиум повернул голову – в коридоре снаружи стояло несколько молодых людей в черных костюмах. Ни на одном из них не было металла.
– В этом поезде со мной едут почти двадцать алломантов, Ваксиллиум, – ледяным голосом проговорил Эдварн. – А ты ранен и едва можешь ходить. У тебя нет ни единой улики против меня. Уверен, что хочешь начать эту драку?
Ваксиллиум поколебался. Потом зарычал и свободной рукой смахнул со стола дядюшкин обед. Тарелки и их содержимое с грохотом рассыпались по полу. Ваксиллиум в ярости наклонился через стол:
– Однажды я тебя убью, дядя.
Эдварн отпрянул, но нисколько не испугался:
– Отведите его в заднюю часть поезда. Выкиньте. Всего хорошего, Ваксиллиум.
Ваксиллиум попытался достать дядю, но ворвавшиеся люди схватили его и потащили прочь. В боку и ноге немедленно вспыхнула боль. Хотя бы в одном Эдварн оказался прав: день был явно не для драки.
Но такой день наступит.
Ваксиллиум позволил протащить себя по коридору. В конце вагона люди лорда Эдварна открыли двери и швырнули его прямо на проносившиеся внизу рельсы. Ваксиллиум взлетел при помощи алломантии – в чем, разумеется, никто не сомневался – и приземлился на шпалы, глядя вслед убегающему поезду.
Мараси вылетела в переулок за зданием полицейского управления. Ее прямо распирало от любопытства: нужно было во что бы то ни стало выяснить, что это за фигура.
Заметив исчезающий за углом край черного плаща, девушка кинулась следом, одной рукой крепко сжимая сумочку, другой нащупывая внутри маленький револьвер, подаренный Ваксиллиумом.
«Что я творю? Бегу по переулку одна!»
Однако Мараси чувствовала, что должна это сделать.
Пробежав некоторое расстояние, она приостановилась на перекрестке, где от первого переулка отходил второй, еще более узкий. Любопытство стало почти невыносимым.
«Неужели потеряла?» – подумала раздосадованная Мараси и тут же ахнула и попятилась.
В начале маленького переулка ее ждал высокий – больше шести футов ростом – человек. Просторный черный плащ придавал ему грозный вид. Незнакомец поднял бледные руки и снял капюшон, обнажив бритую голову и лицо с замысловатыми татуировками вокруг глазниц, из которых торчали металлические штуковины, похожие на толстые железнодорожные костыли. Одна глазница была деформирована, будто раздроблена. Давно зажившие шрамы и костяные выступы под кожей искажали татуировку.
Мараси знала это существо по мифам, поэтому, едва увидев, похолодела от ужаса.
– Железноглазый… – прошептала она.
– Приношу извинения за то, что выманил вас подобным способом, – тихим скрипучим голосом заговорил Железноглазый.
– Подобным способом? – переспросила – почти пискнула – Мараси.
– При помощи эмоциональной алломантии. Иногда я слишком сильно разжигаю эмоции. Впрочем, мне никогда это не давалось так хорошо, как Бризу. Успокойся, дитя. Я не причиню тебе вреда.
Мараси ощутила мгновенное спокойствие, хотя оно показалось ужасно неестественным, и ее чувства пришли в еще большее смятение. Она была спокойна – и одновременно ей было плохо. Нельзя чувствовать спокойствие, когда разговариваешь с самой Смертью.
– Твой друг, – продолжал Железноглазый, – обнаружил нечто весьма опасное.
– И вы хотите его остановить?
– Остановить? – повторил Железноглазый. – Ни в коем случае. Я хочу ему кое-что сообщить. У Гармонии особые взгляды, и я не во всем с ним согласен. Странное дело, но его особая вера требует, чтобы он это позволял. Вот, держи. – Железноглазый сунул руку в складки плаща и вытащил маленькую книжку. – Здесь содержатся сведения. Тщательно ее храни. Можешь прочитать, если захочешь, но обязательно доставь ее от моего имени лорду Ваксиллиуму.
Мараси взяла книжку.
– Простите, – сказала она, борясь с оцепенением, которое вселил ее удивительный собеседник. Неужели она действительно разговаривает с героем мифов? Может, она сходит с ума? Даже думать удавалось с трудом. – Но почему вы сами ее не отдали?
Железноглазый улыбнулся, не разжимая губ и не сводя с нее головки своих серебристых штырей.
– У меня предчувствие, что он бы попытался меня застрелить. Ему не нравятся вопросы без ответов, но он помогает моему собрату, а я склонен подобное поощрять. Хорошего дня, леди Мараси Колмс.
Железноглазый, шурша плащом, повернулся и двинулся прочь по переулку. На ходу надел капюшон, с помощью алломантии поднялся в воздух, перемахнул через крыши ближайших домов и исчез из виду.
Мараси сжала книгу, потом сунула в сумочку, не переставая дрожать.
Закончив алломантический полет вдоль рельсов, Ваксиллиум приземлился на железнодорожной станции. Хоть он и постарался это сделать как можно аккуратнее, больная нога сразу дала о себе знать.
Уэйн сидел на платформе, закинув ноги на бочку, и курил трубку. Рука его была по-прежнему на перевязи. На то, чтобы исцелить ее быстро, не осталось здоровья. Попытайся Уэйн отложить немного про запас прямо сейчас, он исцелялся бы во время этого процесса медленнее, а потом быстрее, но в конечном счете метапамять осталась бы пустой.
Уэйн читал какой-то романчик, который вытащил из чьего-то кармана в поезде, по пути во Внешние Владения. Вместо книги он подложил алюминиевую пулю, которая стоила раз в сто дороже. По иронии судьбы, если бы хозяин книги обнаружил подмену, то вряд ли осознал бы ее настоящую стоимость и наверняка выкинул бы прочь.
«Надо поговорить с ним об этом, – подумал Ваксиллиум. – Но не сегодня». Сегодня у них другие заботы.
Ваксиллиум присоединился к другу, но продолжал смотреть на юг. В сторону города, куда уехал дядя.
– Очень хорошая книжка, – сказал Уэйн, перелистывая страницу. – Ты должен попробовать почитать. Она про зайчиков. Говорящих. Ужасно интересно.
Ваксиллиум не ответил.
– Ну так что, это был твой дядя? – спросил Уэйн.
– Да.
– Вот мразь. Значит, я тебе должен пятерку.
– Пари было на двадцатку.
– Ага, но ты мне должен пятнадцать.
– Да ладно?
– Конечно! Мы же заключили пари, что ты в конце концов поможешь мне с умыкателями.
Ваксиллиум взглянул на друга, хмурясь.
– Что-то не припомню такого пари.
– Мы его заключили в твое отсутствие.
– В мое отсутствие?
– Ага.
– Уэйн, нельзя заключать пари с людьми, которых нет рядом.
– Мне можно. – Засунув книгу в карман, Уэйн поднялся. – В том случае, если они должны были быть рядом. А ты должен, Вакс.
– Я… – И что сказать в ответ на такое? – Я буду. Отныне и впредь.
Кивнув, Уэйн тоже повернулся в сторону Эленделя. По одну сторону виднелись два небоскреба-соперника, здания поменьше, точно кристаллы, росли из центра расширявшейся столицы.
– Знаешь, – снова заговорил Уэйн, – мне всегда было интересно, каково это будет – прийти сюда, столкнуться с цивилизацией и все такое. Я не понимал.
– Не понимал чего? – спросил Ваксиллиум.
– Что на самом деле это самая дикая часть мира. Что у нас, за горами, жизнь была очень даже легкая.
Неожиданно для самого себя Ваксиллиум кивнул:
– Иногда ты бываешь очень мудрым, Уэйн.
– Все потому что у меня работает соображалка, дружище, – переходя на провинциальный говор, пояснил Уэйн. – Использую голову по назначению, стал-быть. По крайней мере иногда.
– А остаток времени?
– Остаток времени я ничего не соображаю. Потому что, если бы соображал, помчался бы со всех ног туда, где все просто. Смекаешь?
– Да. И нам в самом деле надо остаться, Уэйн. У меня здесь есть дело.
– Тогда мы его сделаем, – просто сказал Уэйн. – Точно так же, как всегда.
Снова кивнув, Ваксиллиум сунул руку в рукав и вытащил тонкую черную книжечку.
– Что это? – с любопытством спросил Уэйн.
– Записная книжка моего дяди. Полная условленных встреч и заметок.
Уэйн тихонько присвистнул:
– Как ты ее добыл? Удар в плечо?
– Взмах по столу.
– Мило. Рад, что за все эти годы, проведенные вместе, я научил тебя чему-то полезному. Что ты оставил взамен?
– Угрозу. – Ваксиллиум снова перевел взгляд на Элендель. – И обещание.
Он этого так не оставит. Если кто-то из твоих близких плохо кончил, обязанность все исправить лежит на тебе. Этого требовала честь Дикоземья.
Таблица базовых алломантических металлов
1[2]
1[3]
Список металлов
Алюминий. Туманщик, который воспламеняет алюминий, мгновенно перерабатывает все свои металлы, не производя никакого иного эффекта, кроме устранения алломантических запасов. Туманщиков, воспламеняющих алюминий, называют «алюминиевой мошкарой» ввиду неэффективности этой способности самой по себе. Феринги-самотворцы могут хранить духовное чувство самости в алюминиевой метапамяти. Об этом искусстве редко говорят за пределами террисийских сообществ, и даже внутри их его до конца не понимают. Сам алюминий и несколько его сплавов алломантически инертны; к ним нельзя применить толкание или тягу, и с их помощью можно защитить отдельно взятого человека от эмоциональной алломантии.
Бронза. Туманщики-охотники жгут бронзу, чтобы «слышать» пульсацию, исходящую от других алломантов, которые жгут металлы. Разные металлы производят разную пульсацию. Феринги-часовые способны хранить бодрость в бронзовой метапамяти, во время активного накопления делаясь полусонными. Позднее они могут черпать силу из метапамяти, чтобы справиться с дремотой или сделаться более внимательными.
Дюралюминий. Туманщик, который жжет дюралюминий, мгновенно сжигает любые другие металлы, которые воспламеняет в это же самое время, провоцируя сильнейший взрывной приток сил, даруемых этими металлами. Туманщики, способные воспламенять дюралюминий, называются «дюралюминиевой мошкарой», поскольку сама по себе эта способность неэффективна. Феринги-соединители могут сохранять духовную связь в дюралюминиевой метапамяти, что в период активного накопления приводит к ослаблению привязанности и дружбы со стороны прочих людей, и впоследствии способны черпать из метапамяти, чтобы быстро установить доверительные отношения с кем-то другим.
Железо. Туманщики-хвататели, которые жгут железо, могут тянуть за ближайшие источники металла. Тяговое усилие должно быть направлено непосредственно к центру тяжести хватателя. Феринги-порхатели могут сохранять физический вес в железной метапамяти, в период активного хранения снижая свой естественный вес, и пользоваться этим резервом впоследствии, чтобы сделаться намного тяжелее.
Золото. Туманщики-авгуры жгут золото, чтобы увидеть былые версии самих себя или то, кем они могли бы стать, сделав иные выборы в прошлом. Феринги-кроветворцы сохраняют здоровье в золотой метапамяти, становясь больными в период активного накопления, а впоследствии пользуются резервом, чтобы быстро исцелиться или исцелиться от того, что превосходит обычные телесные возможности.
Кадмий. Туманщики-пульсары жгут кадмий, чтобы растянуть время в пузыре вокруг себя, заставляют его внутри пузыря течь медленнее. Из-за этого с точки зрения пульсара события за пределами пузыря развиваются с головокружительной скоростью. Феринги-дыхатели могут сохранять дыхание в метапамяти из кадмия; во время активного накопления им приходится дышать чаще и глубже, чтобы тело получало достаточно воздуха. Дыхание можно изъять из метапамяти позднее, устранив или снизив потребность в дыхании при помощи легких. Они также могут усиливать насыщение крови кислородом.
Латунь. Туманщики-гасильщики жгут латунь, чтобы гасить (приглушать) эмоции ближайших людей. Эту силу можно направить на одного человека или на определенное пространство; гасильщик способен фокусироваться на конкретных эмоциях. Феринги-пламенники могут сохранять тепло в латунной метапамяти, охлаждаясь во время накопления этого свойства. Позднее они могут черпать силу из метапамяти и согреваться.
Медь. Туманщики-меднооблачники (также известные под названием «курильщики») жгут медь, чтобы создать вокруг себя невидимое облако, которое оберегает ближайших алломантов от обнаружения их охотниками, а также защищает всех людей поблизости от воздействия при помощи эмоциональной алломантии. Феринги-архивисты могут сохранять воспоминания в медной метапамяти; то, что вложено в нее, стирается из их настоящей памяти, но может быть получено впоследствии в безупречном виде.
Никросил. Туманщики-никровзрыватели, которые жгут никросил, прикосновением к другому алломанту мгновенно сжигают все его горящие металлы, провоцируя очень сильный (и возможно, неожиданный) взрыв, соответствующий характеру алломантических металлов. Феринги-душеносители хранят в метапамяти из никросила Инвеституру. Об этой силе мало кому известно; в самом деле, я не сомневаюсь, что террисийцы в действительности не понимают, что именно делают, когда пользуются своими способностями.
Олово. Туманщики-ищейки, которые жгут олово, усиливают все пять чувств. Все чувства усиливаются одновременно. Феринги-заклинатели могут сохранять одно из пяти чувств в оловянной метапамяти; для каждого чувства используется отдельная метапамять. В период активного накопления их чувствительность в соответствующей области падает, а во время использования отложенной про запас силы возрастает.
Пьютер. Пьютерные туманщики (также известные как «громилы») жгут пьютер, чтобы увеличить физическую силу, проворство и выносливость, а также способность тела к исцелению. Феринги-бестии хранят физическую силу в пьютерной метапамяти, в период активного накопления становясь слабыми, и впоследствии черпают отложенную про запас силу.
Сталь. Туманщики-стрелки, которые жгут сталь, могут толкать ближайшие источники металла. Толкание должно осуществляться непосредственно от центра тяжести стрелка. Феринги-бегуны сохраняют физическую скорость в стальной метапамяти, замедляясь во время активного накопления, и впоследствии черпают из нее, чтобы увеличить скорость.
Темпосплав. Туманщики-скользуны жгут темпосплав, чтобы спрессовать время в пузыре вокруг себя, заставляя его внутри пузыря течь быстрее. Из-за этого с точки зрения скользуна события за пределами пузыря развиваются необыкновенно медленно. Феринги-поглотители могут сохранять питательность и калории в метапамяти из темпосплава; они способны поглощать большие объемы пищи во время заполнения хранилища, не испытывая насыщения и не прибавляя в весе, а затем обходиться без еды, черпая все необходимое из метапамяти. Отдельная метапамять из темпосплава может схожим образом использоваться для регулирования потребления жидкости.
Хром. Туманщики-пиявки, которые жгут хром, прикосновением лишают другого алломанта всех его алломантических резервов. Феринги-плуты могут сохранять удачу в хромовой метапамяти, становясь неудачливыми во время активного накопления, а позднее могут черпать эту силу, чтобы им в большей степени везло.
Цинк. Туманщик-поджигатель жжет цинк, чтобы усилить (разжечь) эмоции находящихся поблизости людей. Силу можно направить на отдельного человека или на определенную площадь; поджигатель способен сосредоточиться на отдельных эмоциях. Феринги-искрители хранят ментальную скорость в цинковой метапамяти, приглушая способность мыслить и соображать в период активного накопления, и могут использовать ее позднее, мысля и соображая намного быстрей.
Электрум. Туманщики-оракулы жгут электрум, чтобы увидеть варианты своего будущего. Видение обычно длится всего несколько секунд. Феринги-вершители хранят в метапамяти из электрума решимость, впадая в депрессию в период активного накопления, а впоследствии черпают силу, входя в маниакальную фазу.
О трех металлических искусствах
В Скадриале существуют три первичных проявления Инвеституры. Местные говорят о них как о «металлических искусствах», хотя существуют и другие наименования.
Алломантия представляет собой наиболее привычную из трех. В соответствии с моей терминологией, она конечно-позитивна, то есть тот, кто ее практикует, получает энергию из внешнего источника. После этого тело преобразует ее в различные формы. (Фактический результат применения силы не выбирается практикующим, но жестко зафиксирован в его духосети.) Ключ к применению этой силы лежит в использовании различных металлов; при этом существуют особые требования к их составу. Хоть металл и поглощается в процессе, сила как таковая происходит не из него. Можно сказать, металл является катализатором, который начинает Инвеституру и поддерживает ее.
В целом это не сильно отличается от Инвеституры Селя, основанной на особых формах, но в случае Скадриаля взаимодействия более ограниченны. И все же нельзя отрицать стихийную мощь алломантии. Для практикующего она инстинктивна и интуитивна, в отличие от Инвеституры Селя, постижение которой требует долгой учебы и точности.
Алломантия отличается жесткостью, стихийностью и мощью. Существуют шестнадцать базовых металлов, которые для нее годятся, хотя еще два – местные называют их Божественными металлами – могут использоваться для создания сплавов, образующих совершенно иные наборы из шестнадцати элементов каждый. Но поскольку Божественные металлы более не имеют повсеместного хождения, другие металлы не получили широкого применения.
Ферухимия по-прежнему малоизвестна и используется в настоящее время в Скадриале. Разумеется, можно заметить, что сейчас она более широко распространена, чем в былые эпохи, когда не покидала пределов далекого Терриса и ее прятали от всех хранители.
Ферухимия – конечно-нейтральное искусство, то есть сила в ходе его применения не приобретается, но и не теряется. Она также требует металла в качестве фокуса, но он нужен не для употребления внутрь, а как сосуд, в котором способности практикующего на время откладываются. В один день можно вложить силу в металл, в другой – извлечь ее. Это всесторонне развитое искусство, запустившее несколько ответвлений в Физическую сферу, несколько – в Когнитивную, а кое-какие даже в Духовную. С последними силами террисийское сообщество проводит активные эксперименты, но посторонним о них не сообщают.
Следует отметить, что после того, как ферухимики стали заключать браки с остальным населением, их силы в какой-то степени ослабели. Теперь считается обычным делом, что рождаются люди с одной из шестнадцати ферухимических способностей. Существует гипотеза, согласно которой метапамяти из сплавов с Божественными металлами могли бы позволить открыть другие способности.
Гемалургия неизвестна в современном Скадриале. Ее секреты тщательно оберегались теми, кто пережил перерождение их мира, и теперь единственные практикующие это искусство – кандра, которые (большей частью) служат Гармонии.
Гемалургия – конечно-негативное искусство. Некоторая часть силы теряется в ходе его применения. Многие, с учетом исторических событий, заклеймили ее как «злое» искусство, но ни одна из разновидностей Инвеституры на самом деле не является злой. По сути, гемалургия основывается на изъятии способностей – или атрибутов – у одного человека и их передаче другому. Она в первую очередь связана с вещами, имеющими отношение к Духовной сфере, и потому представляет для меня наибольший интерес. Если какое-то из этих трех искусств и можно назвать необычайно важным для Космера, то именно гемалургию. Думаю, в ее использовании кроются великие возможности.
Читать бесплатно другие книги:
