Сплав закона Сандерсон Брендон
Уэйн тихонько присвистнул.
– Клянусь Разрушителем, Ранетт! – воскликнул Ваксиллиум. – Я еще ни разу так не радовался, что мы на одной стороне. – Он поколебался. – Или, по крайней мере, что ты на своей собственной стороне, с которой мы не так уж часто конфликтуем.
– Что вы собираетесь с ними делать? – спросила Мараси.
– Делать? – не поняла Ранетт.
– Вы их будете продавать? – уточнила Мараси. – Запатентуете идею и будете выдавать лицензии на производство?
– Если я так сделаю, их захотят заполучить все, кому не лень! – Болезненно скривившись, Ранетт покачала головой. – Полгорода явится сюда, чтобы мне докучать.
– Патроны для хватателей? – спросил Ваксиллиум, поднимая другую коробку.
– Они похожи, только керамические части по бокам, – пояснила Ранетт. – Не так эффективны – по крайней мере, не при стрельбе на дальних расстояниях. Большинство хватателей защищают себя, притягивая пули к бронированной пластине на груди. Эти пули взрываются, когда их тянут при помощи алломантии, и получается керамическая шрапнель. Должны работать на расстоянии в десять футов или около того, хотя могут и не оказаться смертельными. Мое совет – целиться в голову. Я пытаюсь увеличить дальность.
– Патроны для ищеек?
– Производят более сильный шум. Выстрели несколько раз вокруг ищейки, и обостренные чувства приведут к тому, что он рухнет на пол, зажимая уши. Довольно неплохо, если алломанта надо брать живым, хотя, когда имеешь дело с ищейкой, для начала придется потрудиться, чтобы его разыскать.
Ваксиллиум заглянул в последнюю коробку:
– И патроны для громил.
– В них, по правде говоря, ничего особенного. Пули крупнее, пороха побольше, наконечники широкие и полые, металл мягкий – это чтобы увеличить убойную силу. Громила может продолжать двигаться еще долго после того, как в него попали несколько раз, поэтому его следует повалить на достаточно долгое время, чтобы тело сообразило, что ему следует умирать, а не сражаться. Конечно, самый лучший способ расправиться с громилой – с первого раза попасть ему в голову.
Громилы не могли, как Майлз, мгновенно исцеляться. Они обладали большой выносливостью и не обращали внимания на раны, хотя те в конечном счете могли их убить.
– Хм, – произнес Ваксиллиум, изучая один из длинных патронов. – Они все нестандартного калибра. Нужно специальное оружие.
Ранетт не ответила.
– Это очень хорошая работа, Ранетт, – продолжал Ваксиллиум. – Даже по твоим меркам. Я впечатлен.
Мараси ожидала, что неприветливая женщина отмахнется от комплимента, но Ранетт улыбнулась, хотя явно пыталась скрыть свое удовлетворение:
– Так кому, ты говорил, угрожает опасность?
– Заложницам. Среди них кузина Мараси. Кто-то собирается использовать их, чтобы произвести на свет новых алломантов.
– И Майлз в этом замешан?
– Да. – Тон Ваксиллиума был серьезным. Обеспокоенным.
Ранетт колебалась, все еще согнувшись над разобранным револьвером.
– Третье гнездо сверху, – наконец проговорила она. – В самом конце.
Ваксиллиум прошел вдоль стены, сунул руку в гнездо и вытащил гладкий серебристый револьвер с рукоятью, на которой чередовались разделенные серебряными полосами волнистые вставки из оникса и слоновой кости. Ствол, длинный и серебристый, был так хорошо отполирован, что почти светился в ровном сиянии электрических ламп.
– Это не «стеррион», – сказала Ранетт. – Это лучше.
– Восемь камор, – проговорил Ваксиллиум, удивленно вскинув бровь, когда повернул барабан револьвера.
– Иваринская сталь. Она крепче и легче. Это позволило утончить стенки между каморами и увеличить их число, не делая его слишком громоздким. Видишь рычажок в задней части, под ударником?
Ваксиллиум кивнул.
– Опусти его и покрути барабан.
Он так и сделал. Барабан остановился, дойдя до одной из камор.
– Он пропускает эту камору и ту, что рядом, если стрелять как обычно, – пояснила Ранетт. – Их можно задействовать, только переключив рычажок.
– «Туманные» патроны, – понял Ваксиллиум.
– Ага. Заряди шесть обычных патронов и два особенных. Используй их, если потребуется. Ты зажег сталь?
– Только что.
– Металлические линии на рукояти.
– Вижу.
– Толкни ту, что слева.
Что-то щелкнуло внутри револьвера. Ваксиллиум тихонько присвистнул.
– Что? – подавшись вперед, спросил Уэйн.
– Алломантический предохранитель, – объяснил Ваксиллиум. – Чтобы его переключить, надо быть стрелком или хватателем.
– Механизм внутри рукояти, – подхватила Ранетт. – Никаких внешних признаков его наличия. И не придется беспокоиться, что кто-то выстрелит в тебя из твоего же оружия.
– Ранетт, – с благоговением проговорил Ваксиллиум. – Это гениально.
– Я называю его Виндикацией. В честь Вознесшейся Воительницы, – объявила она. И, поколебавшись, прибавила: – Могу одолжить. Если принесешь мне отчет об испытаниях в полевых условиях.
Ваксиллиум улыбнулся.
– Это, кстати говоря, делал Нуксиль, – сказала Ранетт, махнув в сторону стола.
– Ты про алюминиевый пистолет? – уточнил Ваксиллиум.
Ранетт кивнула:
– Я сразу так и подумала, увидев форму ствола, ну а глянув на механизм…
– Кто он такой? – спросил Уэйн, еще сильнее наклоняясь вперед.
Ранетт демонстративно положила ему руку на лоб и отпихнула.
– Оружейный мастер. Исчез примерно год назад. Мы переписывались. Никто не знает, где он. – Она вытащила из рукояти пистолета плоский кусочек металла. – Кто-нибудь из вас говорит на великоимперском?
Ваксиллиум покачал головой.
– У меня от него башка трещит, – пожаловался Уэйн.
– Я могу на нем читать, немножко. – Мараси взяла у Ранетт квадратную металлическую пластинку, на которой были выцарапаны буквы. – «О воспособлении молю», – прочитала она вслух, медленно проговаривая малознакомые слова. Высокий слог использовался в старых документах, датировавшихся Первоначалом, и еще время от времени для государственных церемоний. – Это зов о помощи.
– Что ж, понятно, откуда у Майлза пистолеты, – разглядывая пластину, задумчиво произнес Ваксиллиум.
– Вакс, я знаю, в Майлзе всегда пряталась тьма, – сказала Ранетт. – Но… Ты уверен?
– Увереннее не бывает. – Он поднял Виндикацию к лицу. – Я смотрел ему в глаза, Ранетт. Он разглагольствовал на тему спасения города, пока пытался меня убить.
– Против него это будет бесполезно. – Ранетт кивком указала на Виндикацию. – Я пыталась создать пистолет, который годился бы против кроветворцев, но он готов пока лишь наполовину.
– И так сойдет, – ровным голосом ответил Ваксиллиум. – Мне нужны любые преимущества. – Его глаза стали суровыми, как отполированная сталь.
– До меня дошли слухи, будто ты отошел от дел, – заметила Ранетт.
– Было дело.
– Что изменилось?
Ваксиллиум сунул Виндикацию в наплечную кобуру.
– У меня есть долг, – негромко проговорил он. – Майлз был законником. Когда кто-то из твоих близких сходит с пути, с ним надо разбираться самому. Не полагаясь на наемных помощников. Уэйн, мне нужны путевые листы. Можешь одолжить парочку из конторы железнодорожников?
– Конечно. Будут через час.
– Хорошо. Тот динамит все еще у тебя?
– Еще бы. В кармане пиджака.
– Ты чокнутый, – сказал Ваксиллиум, не меняя тона. – Детонаторы прихватил?
– Ага.
– Попытайся ничего случайно не взорвать, но держи динамит наготове. Мараси, мне нужно, чтобы вы купили рыболовные сети. Крепкие сети.
Она кивнула.
– Ранетт, – начал Ваксиллиум. – Я…
– Я не вхожу в твою маленькую команду, Вакс, – перебила она. – Меня в это дело не впутывай.
– Я всего лишь хотел попросить у тебя свободную комнату и немного бумаги. Нужно все зарисовать.
– Ладно. При условии, что ты будешь об этом помалкивать. Но, Вакс… ты правда думаешь, что справишься с Майлзом? Он бессмертен. Чтобы его остановить, нужна маленькая армия.
– Хорошо, – пообещал Ваксиллиум. – Ее-то я и намерен собрать.
15
– Вакс скользкий. – Майлз шел рядом с мистером Костюмом по темному туннелю, соединяющему в новом убежище спальные помещения с литейным цехом. – Он так долго прожил именно благодаря тому, что научился избегать встреч с теми, кто сильнее и хитрее его самого.
– Ты не должен был себя раскрывать, – строго заметил Костюм.
– В мои планы не входило пристрелить Вакса, не дав ему увидеть меня, Костюм, – возразил Майлз. – Он достоин этого уважительного жеста.
Майлз не упомянул о первом выстреле, который был нацелен Ваксу в спину. А также о том, как пуля Вакса сдвинула ткань маски и та мешала глазу исцелиться. Потому и пришлось ее снять.
Костюм фыркнул:
– А еще говорят, что Дикоземье – место, где хоронят честь.
– В Дикоземье честь подвешивают, сдирают с нее кожу, а потом, в дюйме от смерти, срезают и бросают в пустыне. Если она выживет, то сделается сильней всего на свете. Уж точно сильней того, что встречается на ваших элендельских званых ужинах.
– И это заявляет человек, который с готовностью отправился убивать друга? – парировал Костюм.
Его тон был по-прежнему подозрительным. Костюм явно предполагал, что Майлз намеренно позволил Ваксу сбежать.
Предполагал, что дело уже не в грабежах. Тропы, избранные Ваксом и Майлзом, пересеклись. Дальнейший путь был возможен либо по одной, либо по другой.
Или Вакс умрет, или Майлз. И тогда все решится. Правосудие Дикоземья. Дикоземье непростое место, зато место простых решений.
– Вакс мне не друг, – с искренностью в голосе произнес Майлз. – Мы никогда не были друзьями, как не могут быть друзьями два короля-соперника. Мы уважали друг друга, занимались схожим делом, работали вместе. И все. Я его остановлю, Костюм.
Они вошли в литейный зал и поднялись по лестнице на балкон, расположенный вдоль северной стороны огромного помещения. Дошли до конца и остановились перед дверью, за которой находился лифт.
– Ты быстро превращаешься в обузу, законник, – заметил Костюм. – Кругу ты не нравишься, хотя – пока что – я продолжаю ручаться за твою эффективность. Не заставляй меня об этом пожалеть. Многие мои коллеги убеждены, что ты обратишься против нас.
Майлз не знал, обратится он или нет. Еще не решил. В общем-то, ему требовалось лишь одно: возмездие. Все его лучшие побуждения перекипели и смешались, превратившись в единственное чувство, которое им и двигало.
Возмездие за пятнадцать лет в Дикоземье, потраченные зря. Если этот город сгорит, возможно – хоть раз, – Дикоземье увидит нечто справедливое. И может быть, Майлз окажется свидетелем того, как здесь, в Эленделе, появится власть, которая не будет порочной. Однако в глубине души Майлз мечтал увидеть, как падут все эти лорды, что правят; констебли, что потворствуют; сенаторы, что говорят красивые слова, но не делают ничего полезного для реальных людей.
Круг был частью власти. Но они тоже хотели революции. Возможно, он не обратится против них. Возможно.
– Мне не нравится это место, Костюм, – сказал Майлз, кивком указывая на помещение, где обосновались умыкатели. – Оно слишком близко к центру. Здесь мои люди как на ладони.
– Мы скоро вас перебазируем, – пообещал Костюм. – Круг покупает железнодорожную станцию. Ты по-прежнему заинтересован в сегодняшней операции?
– Да. Нам нужно больше ресурсов.
– Мои коллеги в сомнениях. Они неприятно удивлены тем, что приложили столько усилий, снабжая твоих людей алюминиевым оружием, которое было утрачено во время единственной драки, и при этом не погиб ни один алломант.
«Это важно, – думал Майлз, – алюминий мне необходим, чтобы организовать собственные операции. – Он стал практически нищим – вернулся прямиком к тому, с чего начал. – Будь ты проклят, Вакс. Чтоб ты провалился к Железноглазому в Гробницу!»
– Ваши коллеги подвергают сомнению то, что я для них сделал? – спросил Майлз, подавшись ближе. – Пять женщин из тех, что им требовались, в вашем распоряжении, и все это – без тени подозрений, которые пали бы на вас или Круг. Если желаете, чтобы это продолжилось, мои люди должны получить соответствующее снаряжение. Один алломант-поджигатель способен заставить всю компанию перебить друг друга.
Костюм внимательно посмотрел на бывшего законника. Худощавый пожилой мужчина при ходьбе не опирался на трость, и спина у него была прямая. Он не казался слабым, несмотря на возраст и явное пристрастие к красивой жизни. Двери лифта открылись, и оттуда вышли двое молодых людей в черных костюмах и белых рубашках.
– Круг дал согласие на сегодняшнюю ночную операцию, – сказал Костюм. – Затем тебе предписано залечь на дно на шесть месяцев и сосредоточиться на вербовке. Мы подготовим новый список целей, которые ты должен будешь захватить. Когда вернешься к активной работе, мы обсудим, нужна ли нашему делу громкая слава этих твоих умыкателей.
– Театральность не позволила констеблям…
– Обсудим после. Сегодня ночью Вакс попытается вмешаться?
– Я на это рассчитываю. Если бы мы захотели спрятаться, он бы рано или поздно нас разыскал. Но до этого не дойдет: он вычислит, кого мы собираемся ограбить, и будет там, чтобы попытаться нас остановить.
– Значит, сегодня ночью ты его убьешь, – просто сказал Костюм. – Женщина, которую ты захватил вчера, останется здесь; используй ее в качестве приманки, если понадобится. Мы не хотим ее никуда перевозить, пока Вакс у нее на хвосте. Что касается этих двоих, – добавил Костюм, указывая на вышедших из лифта мужчин, – то они помогут тебе сделать так, чтобы все прошло гладко.
Майлз стиснул зубы:
– Мне не нужна помощь, чтобы…
– Ты их примешь, – ледяным голосом перебил Костюм. – Ты показал свою ненадежность по отношению к Ваксиллиуму. Это не подлежит обсуждению.
– Ладно.
Костюм подошел ближе, похлопал Майлза по груди и негромко произнес:
– Круг встревожен, Майлз. Наши денежные ресурсы сейчас очень ограниченны. Ты можешь ограбить поезд, но не устраивай хлопот с заложниками. Мы заберем половину алюминия, который ты украдешь сегодня ночью, чтобы оплатить несколько операций, о которых тебе нет нужды знать. Остальное можешь забрать себе.
– Эти двое когда-нибудь сражались с алломантами?
– Они из лучших. Думаю, ты найдешь их более чем умелыми.
Оба прекрасно знали, что это означает. Да, они будут сражаться с Ваксом, но еще и следить за Майлзом. Отлично. Новая помеха.
– Я покидаю город, – продолжил Костюм. – Вакс подобрался слишком близко. Если переживешь эту ночь, отправь кого-нибудь ко мне с отчетом. – Последние слова он произнес с легкой улыбкой.
«Невыносимый мерзавец», – думал Майлз, пока Костюм шел к лифту, где его ждал квартет телохранителей.
Он уезжал на своем обычном поезде, на котором и приехал. Неужели не понимает, что Майлз отслеживает его перемещения?
Костюм удалился, и Майлз остался с двумя молодчиками в черном. Что ж, он придумает, как их использовать.
Сопровождаемый своими новыми няньками, Майлз вернулся в главное помещение. Умыкатели – тридцать или около того оставшихся – готовились к ночной операции. Машину переместили сюда при помощи платформы, которую поднимал на поверхность большой промышленный лифт, потрясающее электрическое чудо.
«Мир меняется», – облокотившись на перила, размышлял Майлз.
Сначала железные дороги, теперь электричество. Сколько времени пройдет, прежде чем люди взлетят в небеса – ведь в Словах Основания написано, что это возможно? Может, наступит день, когда каждый человек познает свободу, ранее доступную одним лишь алломантам-стрелкам.
Перемены не пугали Майлза. Перемены давали возможности, шанс стать кем-то другим. Ни один авгур не беспокоился из-за перемен.
Авгур. Обычно Майлз в себе его игнорировал. Ферухимия сохраняла жизнь – и теперь он едва ли обращал на это внимание, подмечая лишь слабое чувство дополнительной силы в каждом своем шаге. У Майлза никогда не болела голова, он не уставал, не растягивал мышцы, не простужался и не испытывал недомоганий.
Повинуясь внезапному порыву, он схватился за перила, перепрыгнул через них и, пролетев футов двадцать, упал на пол. На краткий миг ощутил то самое чувство свободы. Потом был удар. Одна нога чуть не сломалась – он узнал этот легкий треск. Но трещины в кости зарастали с той же скоростью, с какой появлялись, так что нога толком и не сломалась – трещины возникали с одной стороны и исчезали с другой.
Майлз выпрямился, целый и невредимый. Няньки в черном упали рядом; один, чтобы замедлить падение, бросил перед собой кусочек металла. Стрелок. Что ж, он будет полезен. Другой приземлился плавно, не бросив никакого металла. Видимо, парень – хвататель и, чтобы замедлиться, потянул за металлические балки на потолке.
Майлз зашагал по комнате, проверяя умыкателей, которые готовили снаряжение. Каждый кусочек оставшегося алюминия пошел на пистолеты и патроны. На этот раз из них будут стрелять с самого начала. Во время драки на званом ужине людям Майлза понадобилось некоторое время, чтобы перезарядить оружие, но теперь они знали, чего ждать. Может, их стало и меньше, но они куда лучше подготовлены.
Майлз кивнул Скобе, надзиравшему за работой. Покрытый шрамами бандит кивнул в ответ. Он был достаточно верным, хотя присоединился к умыкателям ради возбуждения, которое даровали грабежи, а не ради какой-то там цели. Из всех только Тарсон – жестокий старина Тарсон – обладал тем, что хоть как-то напоминало истинную преданность.
Скоба твердил, что не предаст, но у Майлза было на этот счет другое мнение. Впрочем, не Скоба выстрелил первым в последней заварушке. Невзирая на торжественные заверения Майлза, что он хочет все изменить, в конечном счете верх одержал его нрав, а не разум.
Конечно, стоило бы проявить осмотрительность. Майлз был из тех, кому на роду написано иметь крепкую хватку и еще более крепкие нервы. Сотворен Треллом, вдохновлен Выжившим, но все равно слаб. Майлз часто сомневался в себе. Неужели это было признаком нехватки рвения? Он ничего в своей жизни не делал, не сомневаясь.
Он повернулся, обозревая своих подданных. Воры, убийцы и фанфароны. Уж какие есть. Майлз перевел дух и воспламенил золото.
Оно считалось достаточно бесполезным алломантическим металлом. Куда менее полезным, чем его сплав, который, в свою очередь, был куда менее полезным, чем сплав любого из боевых металлов. Быть золотым туманщиком считалось немногим лучше, чем туманщиком алюминиевым. Последний обладал настолько бесполезной силой, что вошел в поговорку для обозначения бездельника.
Но золото не было полностью бесполезным. Когда оно загоралось, Майлз раздваивался. Лишь его чувства воспринимали эту перемену, но на миг он становился двумя версиями самого себя – сразу двумя людьми. Один был тем, кем он был раньше – сердитым законником, чья обида росла с каждым днем. Он носил белый пыльник поверх потрепанной одежды и темные очки, чтобы защитить глаза от беспощадного солнца. Темные волосы стриг коротко и зализывал назад. Никаких шляп. Он всегда ненавидел шляпы.
Другой был тем, кем он стал. Одетый как городской рабочий – рубаха на пуговицах, подтяжки, грязные брюки с обтрепанными штанинами. При ходьбе горбился. С каких это пор?
Майлз глядел двумя парами глаз, ощущал два потока мыслей. И каждый из двух этих людей презирал другого. Сердитый и нетерпеливый законник ненавидел все, что не соответствовало строгим нормам правопорядка, и беспощадно вершил суровое правосудие. С особым отвращением он относился к тем, кто когда-то следовал закону, но потом сбился с пути.
Грабитель-умыкатель ненавидел то, что законник позволил другим устанавливать правила. В законе на самом-то деле не было ничего священного. Закон создали власть имущие, чтобы удерживать эту самую власть. Преступник знал, что втайне, в глубине души, законник это понимает. Он был суров с правонарушителями, потому что чувствовал свою беспомощность. С каждым днем жизнь становилась все хуже для хороших людей, которые пытались вести себя правильно, и закон мало чем мог им помочь. Он будто разгонял комаров, не уделяя должного внимания ране на ноге, откуда из рассеченной артерии толчками лилась кровь.
Майлз тихонько ахнул и погасил золото. Он вдруг почувствовал себя слабым и прислонился к стене. Оба охранника с непроницаемыми лицами наблюдали за каждым его движением.
– Идите. – Майлз махнул ослабевшей рукой. – Проверьте моих людей. Используйте алломантию, чтобы определить, нет ли у кого-то на теле металла. Я хочу, чтобы они были чисты.
Охранники переглянулись. Судя по поведению, они не собирались подчиняться.
– Идите, – повторил Майлз более твердым тоном. – Пока вы здесь, от вас должна быть какая-то польза.
Поколебавшись еще мгновение, охранники отправились выполнять приказ. Майлз сполз еще ниже по стене, тяжело дыша: «Зачем я это с собой делаю?»
Ходило множество толков по поводу того, что на самом деле видел золотой туманщик, когда воспламенял свой металл. Безусловно, прошлую версию себя. Только вот было не совсем ясно: в действительности ли существовал такой человек или стал бы таким, избери он другой путь? Эта вероятность всегда вызывала у Майлза смутные мысли о мифическом потерянном металле – атиуме.
Так или иначе, Майлзу нравилось думать, что, зажигая время от времени золото, он каждый раз берет лучшее из того, кем он был, и смешивает с лучшим из того, кем мог бы стать. Делает сплав самого себя. Хотя немного беспокоило, как сильно два человека, которыми он становился, ненавидели друг друга. Он почти чувствовал это – как жар из печи, исходящий от углей и камня.
Майлз поднялся. Несколько человек пялились, но ему было наплевать. Он не из тех преступных главарей, которых часто приходилось арестовывать в Дикоземье. Им следовало выглядеть сильными в глазах подчиненных, чтобы не погибнуть от рук того, кто пожелает захватить власть. Майлза нельзя убить, и его люди об этом знают: как-то раз он у всех на глазах выстрелил себе в голову из дробовика.
Майлз подошел к горе ящиков и сундуков – в том числе принадлежавших Ваксу. Вещи выкрали по приказу мистера Костюма, который надеялся, что они помогут одолеть бывшего законника или его подставить. С самого начала Костюм по каким-то причинам не хотел убивать Вакса.
В дальней части помещения находились собственные сундуки Майлза, поспешно вывезенные из старого логова. Окинув их взглядом, он открыл тот, где лежал его белый пыльник. Вытащил плащ, встряхнул, потом достал плотные дикоземные брюки и такую же рубашку. Засунув темные очки в карман, отправился переодеваться.
Что ж, он и впрямь сделался преступником, раз беспокоился, что его узнают. И если уж избрал такую тропу, следует, по крайней мере, идти по ней с гордостью.
«Пусть увидят, какой я на самом деле».
Он не свернет со своего пути. Поздно выбирать другую мишень, когда уже взведен курок. Хотя еще не поздно выпрямить спину.
Одна сторона комнаты была завалена мебелью, которую Ранетт сдвинула прочь с дороги, чтобы удобнее было перемещаться между мастерской и спальней. Другую занимали ящики с разнообразными патронами, кусками металлолома и литыми стволами для изготовления пистолетов. Повсюду была пыль. Очень похоже на Ранетт. Ваксиллиум попросил у нее что-нибудь способное придать стопке бумаги вертикальное положение и ожидал, что она разыщет нечто вроде мольберта. Ранетт рассеянно вручила ему гвозди и указала, где молоток. Так что он просто прибил бумагу к стене, хоть и морщился, пока вколачивал гвозди в отличные деревянные панели.
Подойдя вплотную, Ваксилиум карандашом набросал для себя заметку. Стопка путевых листов, которые принес Уэйн, лежала в стороне. Похоже, Уэйн оставил вместо них пистолет, который одолжил у Ранетт, считая это справедливым обменом. Ему, наверное, и в голову не пришло, что железнодорожники окажутся совершенно сбитыми с толку, когда обнаружат пропажу бумаг и появление пистолета.
«Майлз нанесет удар у Изгиба Карло», – подумал Вакс, постукивая по бумаге.
Алюминий, на который наверняка позарится Майлз и его банда, нашелся без труда. Дело в том, что Дом Текиэль, устав от грабежей, устроил большую шумиху вокруг нового железнодорожного вагона-сейфа. Вакс понимал ход их мыслей. Текиэли прежде всего известны как банкиры, их предприятие основано на безопасности и защите имущества. Грабежи грозили им катастрофой, вот они и собирались ее предотвратить. Причем с помпой.
Это походило на вызов для Майлза и его умыкателей. Вакс сделал еще одну пометку на листе. Груз Текиэлей должен был проследовать весьма прямым маршрутом в Доксонар. Ваксиллиум нанес маршрут на карту, отметив места, где железнодорожные пути проходили вблизи от канала.
«Я должен не предполагать, а в точности знать, насколько далеко от предыдущей остановки находится Изгиб Карло», – делая еще одну пометку, подумал Вакс.
Времени на подготовку было мало. Он в задумчивости крутил в левой руке серьгу, водя по ее гладкой поверхности большим пальцем.
Открылась дверь. Вакс не повернул головы, но по звуку шагов понял, что это Мараси. Мягкие туфли. Ранетт и Уэйн носили ботинки.
Мараси кашлянула.
– Сети? – спросил Вакс, рассеянно записывая на бумаге число 35,17.
– Я наконец-то их нашла, – проговорила Мараси, приближаясь и разглядывая записи. – Вы способны это разобрать?
– Большей частью. Не считая каракулей Уэйна.
– Они… похожи на ваши портреты. Нелестные и сильно шаржированные.
– Потому-то в них и нет смысла, – сказал Ваксиллиум. – Все знают, что я неисправимо красив. – Он слегка улыбнулся. Это была одна из фраз Лесси. «Неисправимо красив». Она всегда твердила, что со шрамом на лице он бы выглядел куда симпатичнее. Согласно славной дикоземной традиции.
Мараси тоже улыбнулась, но не отвела взгляда от его записей и схем.
– Вагон-призрак? – Она указала на нарисованный им призрачный поезд на рельсах, а также схему, объяснявшую то, как он был сделан.
– Да. Большинство грабежей произошли туманными ночами – видимо, чтобы легче было скрыть тот факт, что «призрачный поезд» на самом деле представляет собой фальшивый фасад с большой лампой, прицепленной к движущейся дрезине.
– Уверены?
– Более или менее, – признался Ваксиллиум. – Они используют для нападения каналы, значит требуется какой-то способ отвлечь людей от того, что подкрадывается сзади.
Мараси задумчиво поджала губы.
– Уэйн там? – спросил Ваксиллиум.
– Да, пристает к Ранетт. Я… честно говоря, я ушла из комнаты, потому что боялась, как бы она его не застрелила.
Ваксиллиум улыбнулся.
– Констебли нашли старое логово, – сообщила Мараси. – По дороге за сетями я купила газету.
– Уже? – удивился Ваксиллиум. – Уэйн сказал, у нас есть время до темноты.
– Уже стемнело.
– Правда? Проклятье. – Ваксиллиум посмотрел на часы. Времени осталось меньше, чем он думал. – И все-таки это не должно было попасть в газеты. Полиция нашла логово слишком рано.
Мараси кивком указала на его рисунки:
– Судя по этому, вы знаете, где умыкатели нанесут удар. Я не хочу бить по хрупкому металлу, лорд Ваксиллиум, но нам и впрямь следует рассказать обо всем констеблям.
– Если сообщить констеблям, их там будет целое море, и это отпугнет Майлза.
– Вакс. – Мараси подошла ближе. – Я понимаю этот независимый дух; он часть того, что составляет вашу суть. Но мы не в Дикоземье. Вы не должны все делать в одиночку.
– Я и не собираюсь. Констебли примут в этом участие, обещаю. Но Майлз не обычный преступник. Он знает, что могут предпринять констебли, и он будет этого ждать. Все надо делать в определенное время и определенным образом. – Ваксиллиум постучал по своим записям на стене. – Я знаю Майлза. Я знаю, как он мыслит. Он похож на меня.
«Чересчур похож».
– Значит, он сможет предугадывать и ваши действия.
– Несомненно. Но у меня это получится лучше.
В тот момент, когда Ваксиллиум выхватил пистолет и сделал первый выстрел в умыкателей, он начал этот путь. А вонзив однажды во что-то зубы, он уже не разжимал челюстей.
– Вы правы по поводу меня, – сказал он.
– Права? Кажется, я ничего о вас не говорила, лорд Ваксиллиум.
– Вы об этом подумали. О том, что я заносчив, раз пытаюсь все сделать по-своему, не привлекая констеблей. Что я безрассуден, раз не ищу помощи. Вы правы.
– Все не так уж плохо, – пробормотала Мараси.
– Все отнюдь не плохо, – парировал Ваксиллиум. – Я заносчив и безрассуден. Я веду себя так, словно все еще нахожусь в Дикоземье. Но еще я прав. – Он поднял руку и нарисовал на бумаге небольшой квадратик, из которого провел стрелку в направлении полицейского участка.
– Я написал письмо, которое Ранетт отошлет констеблям, – продолжал он. – Там описано все, что мне удалось установить, а также мои догадки по поводу того, что сделает Майлз, если мне не удастся его превзойти. Сегодня я не стану ничего предпринимать, пока мы не окажемся на достаточно большом расстоянии от железной дороги и пассажиров. Умыкатели не будут никого брать в заложники. Они постараются действовать как можно быстрее и как можно тише. Но все равно это будет опасно. Люди могут погибнуть, невинные люди. Я изо всех сил постараюсь уберечь их от опасности и твердо верю, что у меня против Майлза больше шансов, чем было бы у констеблей. Я понимаю, что вы учитесь на адвоката или судью и ваше образование предписывает вам обратиться к властям. Принимая во внимание мои планы и обещания, вы воздержитесь от этого и взамен поможете мне?
– Да.
«Гармония, – подумал Ваксиллиум. – Она мне доверяет. Наверное, слишком сильно».
Он вытянул руку и нарисовал прямоугольник вокруг нескольких заметок:
– Это ваша роль.
– Я не буду в вагоне с вами? – Мараси казалась встревоженной.
– Нет. Вы с Уэйном будете наблюдать с вершины холма.
– Вы будете один.
– Да.