Сплав закона Сандерсон Брендон
Мараси помолчала.
– Вы знаете, что я думаю о вас. А что вы думаете обо мне, лорд Ваксиллиум?
Он улыбнулся:
– Если уж мы играем в эту игру по неким правилам, я не могу рассказать вам о своих мыслях. Вы должны их угадать.
– Вы думаете о том, насколько я молода. И вас беспокоит мое участие в этом деле, ведь меня могут ранить.
– Догадаться нетрудно. До сего момента я дал вам… так-так… три возможности сойти с этой дороги и отправиться в безопасное место.
– Кроме того, – продолжила Мараси, – вы рады, что я настояла на том, чтобы остаться, поскольку от меня будет польза. Жизнь приучила вас использовать любые доступные ресурсы.
– Уже лучше.
– Вы думаете, что я умна, и уже говорили об этом. Но вас тревожит, насколько легко я теряюсь, и вы переживаете, как бы это не использовали против нас.
– В тех отчетах, которые вы читали, говорилось про Пыльного Пакло?
– Конечно. Он был вашим заместителем до того, как вы встретили Уэйна.
– Он был хорошим другом. И настоящим законником. Но я ни разу не встречал человека, которого можно было так легко испугать, как Пакло. Тихонько прикрытая дверь могла заставить его вскрикнуть.
Мараси нахмурилась.
– Полагаю, в отчетах этого не было, – заметил Ваксиллиум.
– В них он описан как очень храбрый.
– Он был храбрым, леди Мараси. Видите ли, многие люди принимают пугливость за трусость. Да, Пакло мог подпрыгнуть от выстрела. А потом бежал проверить, кто стрелял. Однажды я видел, как он смотрел на шестерых, целившихся в него из пистолетов, и даже не вспотел. Вы неопытны. Таким когда-то был и я. Все такими были. Человек измеряется не тем, сколько он пережил. Не тем, как он вздрагивает от шума или как быстро демонстрирует эмоции. А тем, какие уроки он извлекает из того, что ему показывает жизнь.
Румянец Мараси сделался гуще.
– Еще я думаю о том, что вам нравится произносить речи.
– Значок законника к такому приучает.
– Вы… его больше не носите.
– Его можно снять, леди Мараси. Но перестать носить нельзя.
Их взгляды встретились. Ее глаза были глубокими и блестящими, как вода в ручье, что внезапно забил посреди Дикоземья. Ваксиллиум собрал волю в кулак. Он плох для нее. Очень плох. То же самое он думал и про Лесси. И оказался прав.
– Я думаю о вас кое-что еще, – негромко проговорила Мараси. – Угадаете?
«Еще как…»
Ваксиллиум с неохотой отвел взгляд и посмотрел на лист бумаги:
– Да. Вы думаете, что мне следует уговорить Ранетт одолжить вам винтовку. Согласен. Хоть я и советую вам научиться стрелять из револьвера, все же лучше, чтобы в этой схватке вы участвовали с более привычным оружием. Возможно, мы даже подберем винтовку, к которой подойдут те алюминиевые патроны, что прихватил Уэйн.
– А-а. Ну да, конечно.
Ваксиллиум притворился, что не замечает ее смущения.
– Думаю, мне стоит пойти и посмотреть, как там Уэйн и Ранетт.
– Хорошая идея. Надеюсь, Ранетт не обнаружила, что Уэйн стащил у нее пистолет на обмен.
Мараси поспешно направилась к двери.
– Леди Мараси? – позвал Ваксиллиум.
Она приостановилась у порога и с надеждой обернулась.
– Вы отлично меня прочитали, – сказал Ваксиллиум, уважительно кивая. – Не многим это удается. Я, как правило, не даю волю чувствам.
– Курс по продвинутым техникам допроса, – пояснила Мараси. – И… ну, я прочитала ваш психологический портрет.
– У меня есть психологический портрет?
– Боюсь, да. Доктор Мурнбру написал его после того, как посетил Везеринг.
– Так крысеныш Мурнбру был психологом? – Ваксиллиум выглядел по-настоящему сбитым с толку. – Я был уверен, что он шулер, который заехал в город случайно и присматривался, кого бы облапошить.
– Э-э, да. Это часть психологического портрета. Вы, ну, склонны считать всех, кто носит слишком много красного, хроническими игроками.
– Правда?
Мараси кивнула.
– Проклятье. Надо будет ознакомиться с этим портретом.
Когда за Мараси закрылась дверь, Ваксиллиум поднял руку и вдел в ухо серьгу. Ее надо было надевать во время молитвы или каких-то очень важных дел.
Ваксиллиум решил, что этой ночью ему предстоит и то и другое.
16
Уэйн ковылял по железнодорожному вокзалу, опираясь на коричневую трость. Толпа собралась немалая, все толкались и пихали друг друга, желая поглазеть на поезд. Несколько человек ринулись в сторону, и Уэйна чуть не сбили с ног.
Какие же все высоченные! Для Уэйна, чья спина согнулась от прожитых лет, не оставалось никакой надежды разглядеть, из-за чего суматоха.
– Никто не замечает бедную старуху, – проворчал Уэйн.
Скрипучий, носовой и более высокий, чем его обычный голос, с примесью милого говора Марготийского округа. Округ уже не существовал – по крайней мере, в той форме, что раньше, – его поглотил промышленный квартал октанта, и жители уехали кто куда. Умирающий говор для умирающей женщины.
– Никакого уважения. Это, я вам скажу, просто какая-то пародия. Только и всего.
Юноша в толпе оглянулся, увидел древнее пальто до самых лодыжек, изборожденное морщинами лицо, серебристые волосы под фетровой шляпой.
– Простите, мэм, – наконец сказал он и отступил, давая дорогу.
«Вот молодец, мальчик», – подумал Уэйн, похлопав его по руке, и поковылял дальше.
Один за другим люди пропускали его. Иногда приходилось изображать маленький приступ кашля, который казался заразным. Уэйн был осторожен, чтобы не выглядеть похожим на нищенку. Это бы привлекло внимание констеблей, которые могли бы подумать, что он ищет, к кому бы залезть в карман.
Нет, он не нищенка. Он Абригайн, старушка, которая пришла выяснить, что тут за суета. Абригайн не богата и не бедна. Бережливая, в тщательно залатанном пальто, в любимой шляпке, которая была когда-то модной. В очках с толстенными стеклами. Несколько совсем молоденьких мальчишек ее пропустили, и Абригайн дала каждому по конфетке, погладив по голове. Милые мальчики. Они напоминали ее внуков.
В конце концов Уэйн пробрался в передний ряд. Там «Несокрушимый» предстал перед ним во всей красе. Это был вагон с толстой стальной броней, блестящими округлыми углами и массивной дверью. Не вагон, а крепость. Или сейф. Как и сейф, он запирался наружным замком с поворотным диском.
Сейчас дверь была открыта, и Уэйн увидел, что к полу в центре вагона наглухо приварен большой стальной контейнер.
– Ой-ой! – воскликнул Уэйн. – Впечатляет.
Стоявший рядом караульный со знаками отличия офицера частной армии Дома Текиэль улыбнулся и, от гордости выкатив грудь колесом, заявил:
– Он отмечает зарю новой эры. Конец бандитского раздолья и грабежей на железных дорогах.
– О, он впечатляет, молодой человек, – повторил Уэйн. – Но вы точно преувеличиваете. Я уже видела железнодорожные вагоны – даже прокатилась в одном, да будет проклят тот день. Мой внук Чаретель хотел, чтобы я поехала вместе с ним в Ковингтар и встретилась с его невестой, и другой возможности не было, хотя я и думала, что раньше-то неплохо путешествовала в карете, запряженной лошадьми. Внук сказал, это называется прогресс. Прогресс, видимо, означает, что тебя запирают в ящике и ты не можешь ни увидеть солнце над головой, ни насладиться поездкой. Так или иначе, тот вагон был в точности как этот. Просто не такой блестящий.
– Я вас уверяю, этот весьма неуязвим. Он все изменит. Видите эту дверь?
– Вижу. Она закрывается на замок. Но сейфы можно взломать, молодой человек.
– Не этот, – возразил караульный. – Бандиты не смогут его открыть, потому что его нельзя открыть – ни им, ни нам. Как только эта дверь закрывается, она запускает механизм, подключенный к тикающим внутри часам. Эти двери невозможно снова открыть на протяжении двенадцати часов, независимо от того, знаешь ты код замка или не знаешь.
– Взрывчатка, – сказал Уэйн. – Бандиты вечно все взрывают. Все об этом знают.
– Это шестидюймовая сталь. Количество динамита, которое потребуется, чтобы ее вскрыть, наверняка уничтожит содержимое вагона.
– Но алломант точно сможет забраться внутрь, – не унимался Уэйн.
– Как? Пусть толкает металл сколько душе угодно: вагон настолько тяжелый, что его просто отшвырнет назад. А если он каким-то образом попадет внутрь, у нас там восемь охранников.
– Ух ты! – Уэйн аж позабыл про говор. – Это и впрямь впечатляет. И чем они будут вооружены?
– Полным набором… – начал было караульный, но замолчал и пригляделся к Уэйну. – Набором… – Его глаза сузились от подозрения.
– Ой, я пропущу чай! – вскричал Уэйн и, развернувшись, заковылял обратно сквозь толпу.
– Остановите эту женщину! – заорал караульный.
Уэйн перестал притворяться, выпрямился и начал протискиваться, энергично работая локтями. Бросил взгляд через плечо. Караульный пробирался следом и вопил:
– Стой! Остановись, будь ты проклят!
Подняв трость, Уэйн нажал на спусковой крючок. Его рука начала трястись как всегда, если он пытался стрелять из пистолета, но здесь были только холостые патроны, так что ничего страшного. Треск, похожий на выстрел, привел толпу в панику, люди волной бросились на землю, словно ветер всколыхнул пшеницу в поле.
Уэйн метнулся прочь, перепрыгивая через распростертые фигуры; достиг края толпы. Караульный поднял пистолет. Уэйн забежал за угол здания вокзала – и остановил время.
Стянул пальто, сдернул блузу, что была под ним, и оказался в джентльменском костюме: черный сюртук, белая рубашка, красный шейный платок. Вакс назвал его «намеренно прозаичным», что бы это ни значило. Снял с внутренней части блузы предметы, изображавшие бюст пожилой дамы: маленькую сумку, складную джентльменскую шляпу и влажную тряпку. Раскрыл шляпу, сунул блузу внутрь, снял парик и напялил на голову шляпу.
Сорвал наружный слой с трости, и она стала черной. Бросил парик и сумку возле стены. Наконец стер с лица грим, выкинул тряпку и убрал скоростной пузырь.
Уэйн вывалился из-за угла здания, изображая, что его толкнули. Выругался, поправил шляпу и, подняв черную трость, гневно ею тряхнул.
Рядом появился запыхавшийся караульный:
– Вы в порядке, милорд?
– Нет! – рявкнул Уэйн, вкладывая в свой голос все аристократическое высокомерие, на какое был способен, до последней унции. Говор округа Мэдион, самого богатого в Первом октанте, где Дом Текиэль владел большей частью земли. – Что за негодяй, капитан! Это отбытие следовало осуществить с достоинством и аккуратностью!
Караульный застыл, и Уэйн понимал, что за мысли у него в голове. Он ожидал, что аристократ окажется случайным прохожим, но видел перед собой человека, который говорил как член Дома Текиэль – то есть был одним из его работодателей.
– Простите, милорд! Но я его прогнал.
– Кто он такой? – спросил Уэйн, приближаясь к брошенному парику. – Он отшвырнул эту штуку, когда пробегал мимо.
– Нарядился старушкой, – объяснил караульный, почесывая в затылке. – Задавал вопросы про «Несокрушимого».
– Будь оно все проклято. Это наверняка был один из умыкателей.
Караульный побледнел.
– Вы хоть понимаете, насколько опозорится наш Дом, если что-то случится во время этого путешествия? – Потрясая тростью, Уэйн шагнул к капитану. – Наша репутация поставлена на карту. Наши головы поставлены на карту, капитан. Сколько у вас охранников?
– Три дюжины, милорд, и…
– Недостаточно! Совершенно недостаточно! Пошлите за подкреплением!
– Я…
– Нет! – перебил Уэйн. – Я сам. Меня сопровождает несколько охранников. Я пошлю одного, чтобы привел еще отряд. Ваши люди патрулируют вокзал, чтобы отловить негодяев вроде этого? – Он указал на парик.
– Э-э, я еще не отдал такой приказ, милорд. Понимаете, я думал, что поймаю его сам, и…
– Вы покинули пост?! – вскричал Уэйн, схватившись за голову руками. – Вы позволили себя выманить? Идиот! Ступайте назад! Быстро! Предупредите остальных. О Выживший Всевышний. Если что-то пойдет не так, мы покойники. Покойники!
Капитан караула попятился и кинулся к поезду, от которого в разные стороны разбегались запаниковавшие люди. Уэйн прижался к стене, сверился с карманными часами и подождал, пока не представился шанс поднять скоростной пузырь. Кажется, никто не заметил.
Снял шляпу. Бросил трость и вывернул пиджак, превратив его в коричнево-желтую куртку военного образца, как у караульных. Стянул накладной нос и вытащил из сумки, которую бросил у стены, треугольную тканевую шапку.
Надел ее вместо джентльменской шляпы. Для дела всегда требовалась правильная шляпа. Это был ключ ко всему. Снял брюки, под которыми находились форменные солдатские, и нацепил на ремень пистолет. Потом убрал пузырь и побежал за угол, к путям. Там он нашел капитана, который выкрикивал приказы своим людям. Рядом спорили друг с другом какие-то сердитые аристократы.
Груз не разгружали. Это хорошо. Уэйн считал, что они просто откажутся от поездки, невзирая на всю шумиху, но Вакс не согласился. Он сказал, что Текиэли раздули из «Несокрушимого» такую сенсацию, что парочка небольших сбоев их не остановит.
«Дураки», – подумал Уэйн, качая головой.
Фарнсвард, в которого он перевоплотился, был не согласен с таким решением. Он служил в частной армии Дома Текиэль вот уже десять лет, хотя большей частью во Внешних Владениях со своим лордом, который страдал хроническим недугом. Фарнсвард многое повидал на своем веку и убедился, что бывают причины, ради которых надо рисковать. Чтобы спасти жизнь, чтобы победить в битве, чтобы защитить доброе имя Дома. Но рисковать из-за того, что ты чего-то там пообещал? Какая глупость.
Уэйн подбежал к капитану, с которым разговаривал раньше, и отдал честь:
– Сэр, я Фарнсвард Дабс. Меня прислал лорд Эвенстром Текиэль!
Говор Внешних Владений с толикой аристократичности, позаимствованной за счет столь долгого проживания бок о бок с высшим обществом.
Начальник караула выглядел измученным.
– Ладно. Думаю, нам не помешает еще один человек.
– Простите, сэр. – Уэйн подался вперед. – Лорд Эвенстром временами легковозбудим. Я знаю, как это бывает. Он не в первый раз послал меня помогать тому, кто не нуждается в помощи. Мы с Бреном не будем путаться у вас под ногами.
– С Бреном?
– О, он же был прямо у меня за спиной… – Уэйн растерянно завертел головой.
Вакс выскочил из-за здания вокзала, одетый в форму, похожую на форму Уэйна. У него имелось также накладное брюхо внушительного размера, в котором были спрятаны некоторые особые материалы, необходимые ему этой ночью.
– Вот же он! – воскликнул Уэйн. – Тупой деревенский олух, сэр. Должность унаследовал от отца, но можно всю ночь бить кремнем по его кресалу и не высечь ни искры, если вы понимаете, о чем я.
– Ладно, охраняйте этот пост, – махнул рукой капитан. – Не позволяйте никому приближаться к вагону, как бы они ни выглядели. – Он оставил новичков и побежал к компании аристократов.
– Ну что, Вакс, – сказал Уэйн, поприветствовав друга прикосновением к шляпе, – готов оказаться проглоченным?
Ваксиллиум посмотрел на здание вокзала. Гражданские рассеивались. На земле тут и там валялись шляпы и носовые платки.
– Ты должен позаботиться о том, чтобы они отправили поезд, Уэйн. Что бы ни случилось, он обязан двинуться в путь.
– Ты же вроде был уверен, что они слишком сильно опозорятся, если не отправят его.
– Касательно первой части – да, уверен. Насчет второй – не очень. Сделай так, чтобы все получилось, Уэйн.
– Конечно, дружище. – Уэйн сверился с часами. – Она опазды…
Внезапно раздались выстрелы. Ружейные. Хотя Уэйн их ожидал, они все равно заставили его вздрогнуть. Караульные вокруг закричали, принялись выискивать источник выстрелов. Ваксиллиум завопил и рухнул, из его плеча брызнула кровь. Уэйн поймал его в тот же момент, когда другой караульный заметил вспышки на крыше здания.
Караульные открыли огонь, а Уэйн попытался утащить Ваксиллиума подальше от опасности. Он принялся озираться, а потом с безумной поспешностью запихнул Ваксиллиума в открытую дверь вагона. Несколько караульных взглянули на него, но никто не сказал ни слова. Глаза Ваксиллиума мертво глядели в пустоту. Другие охранники, наверняка терявшие друзей в стычках с бандитами или мелких войнах между Домами, все поняли. В пылу битвы следовало поместить раненого в безопасное место, а куда именно – проклятье, какая разница?
Стрельба с крыши вокзала прекратилась, но теперь началась со стороны ближайшего здания. Несколько пуль высекли искры из верхней части ближайшей опоры.
«Слишком близко, Мараси», – с досадой подумал Уэйн.
Почему каждая встреченная им женщина пыталась его подстрелить? Просто потому, что он мог исцелиться. Все равно что забрать чужое пиво, потому что тот, кому оно принадлежало, может заказать еще.
Уэйн нацепил обеспокоенную мину.
– Они пришли за грузом! – заорал он.
Потом схватился за дверь большого грузового вагона, передвинул рычаг противовеса и побежал вперед. Дверь «Несокрушимого» закрылась – Вакс остался внутри, а сам Уэйн снаружи. До того, как кто-то сумел его остановить.
Перестрелка прекратилась. Караульные, нашедшие укрытие неподалеку, в ужасе уставились на Уэйна. Дверь вагона щелкнула, запираясь.
– Ржавь и Разрушитель! – воскликнул один из солдат. – Что ты натворил?
– Закрыл груз! – ответил Уэйн. – Смотри, они больше не стреляют.
– Внутри должны были быть солдаты! – подбегая, заорал капитан.
– Они пытались забраться внутрь до того, как вагон закроют, – возразил Уэйн. – Вы же видели, что они делали. Теперь им до груза не добраться. Мы победили!
Капитан караула выглядел обеспокоенным. Он посмотрел на аристократов, которые поднимались с земли. Уэйн затаил дыхание, когда они набросились на капитана с руганью. Капитан, однако, в точности повторил слова Уэйна.
– Но мы же их остановили, – объяснил капитан, зная, что ему – а не Уэйну – предстоит понести наказание, если будет решено, что произошла ошибка. – Они перестали атаковать. Мы победили!
Уэйн отошел и прислонился к колонне, ожидая караульных, которых послали проверить, кто стрелял. Они вернулись с большим количеством гильз от патронов для винтовок, собранных в нескольких местах. На самом деле большинство выстрелов было холостыми. Нескольким беспризорникам заплатили, чтобы те постреляли в воздух, а потом сочинили истории о мужчинах, которые поспешно садились в повозки и уезжали прочь.
Менее чем через час поезд тронулся в путь, а в Доме Текиэль все были убеждены, что отразили большое нападение умыкателей. Поговаривали даже об официальной благодарности для Уэйна, но он переложил всю славу на капитана и ускользнул до того, как кому-то пришло бы в голову спросить, какому же лорду он служил в качестве телохранителя.
17
Прислушиваясь к грохоту колес, Ваксиллиум с промокшим от фальшивой крови плечом ехал в одиночестве в холодном грузовом вагоне. В углу под потолком качалась лампа, которую он повесил на крючок. Еще он закрепил на потолке паутину сетей. Они были намотаны на голенях, бедрах и животе. Униформа, теперь слишком большая, валялась кучей в углу, а Ваксиллиум переоделся в практичные штаны и легкую черную куртку.
Он сидел на полу, прислонившись спиной к грузовому контейнеру и вытянув ноги. Виндикацию держал в руке, рассеянно вертя барабан и переключая рычажок, позволявший воспользоваться особыми каморами. Ваксиллиум зарядил один патрон, предназначенный против стрелков, и другой – против громил. Еще два запасных «туманных» патрона лежали в кармане.
Серьга по-прежнему была в ухе.
«Ты хотел, чтобы я это сделал, – подумал Ваксиллиум, обращаясь к Гармонии. Интересно, можно ли считать молитвой упрек? – Что ж, вот он я. Мне бы не помешало немного помощи, если она входит в твой бессмертный план. Ну, ты понимаешь, о чем я».
Рядом возвышался грузовой контейнер. Ваксиллиум понимал, почему Дом Текиэль так гордился проделанной работой: ворам было бы неимоверно трудно украсть заваренный со всех сторон сейф. Чтобы вытащить его из вагона, понадобилось бы несколько часов работы газовой горелкой или большой электрической пилой. Это, плюс умная дверь и предполагаемые охранники не могло не обескуражить умыкателей, а возможно, и расстроить их планы.
Да, Текиэли были умны. Проблема заключалась в том, что мыслили они не в том направлении.
Ваксиллиум вытащил из-под полы куртки пакет, в котором хранились найденные Уэйном динамит и детонатор. Положил на пол рядом с собой, сверился с карманными часами. Время почти пришло…
Поезд начал замедляться.
– Ага, – сказал Уэйн, прижимаясь к вершине холма и глядя через подзорную трубу. – Он прав. Хотите посмотреть?
Мараси нервно взяла подзорную трубу. Они с Уэйном заняли позицию, примчавшись из города безумным галопом. Мараси была в брюках, одолженных у Ранетт, и чувствовала себя голой. Совершенно неприлично. Каждый встреченный мужчина будет пялиться на ее ноги.
«Может, это помешает умыкателям стрелять», – подумала она, скривившись.
Холм располагался за городом, неподалеку от железнодорожных путей. Была почти полночь, когда наконец послышался перестук колес приближающегося поезда.
Сейчас он как раз замедлялся. Высекая снопы искр, заскрипели тормоза. Мараси вскинула подзорную трубу и вздрогнула: навстречу поезду двигалось призрачное видение, перед которым горел яркий свет. Вагон-фантом.
– Вакс будет счастлив, – сообщил Уэйн.
– Из-за чего? Из-за вагона?
– Нет. Сегодня туманная ночь.
Мараси огляделась. И впрямь собирается туман. Он не был похож на обычное атмосферное явление – он не приходил с океана большой волной. Он проявлялся в воздухе, словно морозный узор на холодном куске металла. Мараси задрожала, когда туман начал их окутывать, придавая головным лампам поездов внизу призрачный оттенок.
Мараси снова направила трубу на приближающийся «поезд». Поскольку ее предупредили, увидеть правду оказалось нетрудно. Это была приманка. Дрезина с мускульным приводом и деревянным фасадом.
– Как они соорудили такой фонарь? – проговорила Мараси.
– Не знаю. Магия?
Фыркнув, Мараси попыталась разглядеть, что прячется за деревянным каркасом.
– Наверное, какая-то химическая батарея. Я читала о работах… но, ржавь и Разрушитель, это мощный прожектор. Сомневаюсь, что он сможет гореть долго.
Когда настоящий поезд остановился, из его вагонов выскочили люди. Дом Текиэль послал охранников. Это вызвало у Мараси улыбку. Может, ограбление все-таки не состоится.
Передняя часть поезда-призрака упала.
– Ох, чтоб меня… – произнес пораженный Уэйн.
– Что это…
Мараси осеклась, когда раздалась серия выстрелов, громких и быстрых. Она рефлекторно отпрянула и пригнулась, хотя никто не целился в них. Уэйн схватил подзорную трубу, поднял.
Разглядеть дальнейшее из-за темноты и тумана Мараси не удалось. И она была только рада. Стрельба, крики…
– Многоствольная пушка, – прошептал Уэйн. – Проклятье, они настроены всерьез.
– Я должна помочь, – сказала Мараси, снимая с плеча винтовку, которую ей дала Ранетт.
Модель оказалась незнакомой, но Ранетт пообещала, что оружие будет точнее всего, чем Мараси пользовалась до сих пор. Она подняла винтовку. Если удастся попасть в умыкателей…
Уэйн положил руку на ствол ее винтовки и аккуратно опустил. Пушка перестала стрелять, и все стихло.
– Вы ничего не сможете сделать, любезная, и нам не следует привлекать внимание этого проклятого орудия. Кроме того, вы правда думаете, что смогли бы попасть в кого-то из них с такого расстояния?
– Я попадаю в красное с пятисот шагов.
– Ночью? – уточнил Уэйн. – В тумане?
Мараси протянула руку и нетерпеливым жестом попросила подзорную трубу. Уэйн отдал.
Из поезда-призрака выпрыгнули шестеро. Они разошлись по обеим сторонам настоящего поезда, держа наготове оружие и наблюдая.
– Отвлекают внимание? – спросил Уэйн, также следивший за происходящим.
– Лорд Ваксиллиум так считал. Он сказал… – Мараси осеклась. – Он сказал следить за каналом.
Она повернулась, разглядывая канал через подзорную трубу. В их сторону направлялось что-то большое и темное. Окутанное туманом, оно выглядело массивным чудовищем – левиафаном, который тихонько плыл по воде. Оказавшись на одном уровне с серединой поезда, оно остановилось. Из черной массы выдвинулась окутанная тенями нога.
«Именем Выжившего, – подумала Мараси, дрожа. – Оно живое».
Но нет… «нога» двигалась слишком скованно. Она поднялась, повернулась, опустилась. И нечто на поверхности канала остановилось, упираясь «ногой» в берег.
«Для устойчивости, – поняла Мараси. – Эта штука и проделала углубление в земле, которое мы видели раньше».
Как только нечто… машина обрела устойчивость, какие-то люди направились сквозь тьму к грузовому вагону. Они работали там несколько минут. Потом из темной массы канала поднялась большая «рука». Повернулась к рельсам, опустилась, схватила весь грузовой вагон и подняла.
Мараси ахнула. Вагон приподнялся всего на несколько футов, но этого было достаточно. Машина оказалась подъемным краном.
Тем временем умыкатели разомкнули сцепку между вагонами и теперь подталкивали грузовой вагон, помогая перенести его над узкой полосой земли к каналу. Черная масса, видимо, была баржей. Мараси быстро произвела подсчет в уме. Чтобы поднять такой груз, баржа должна быть очень тяжелой, со значительным балластом с противоположного борта.
Она подняла подзорную трубу и, к своему удовлетворению, разглядела еще одну стрелу крана, направленную в другую сторону и удерживавшую нечто тяжелое. Баржа осела, когда был поднят грузовой вагон, но не так сильно, как предполагала Мараси. Наверное, у нее очень большая осадка. А возможно, в нижней части еще какая-нибудь раздвижная секция. Этого в сочетании со стабилизирующей стрелой должно было хватить.
– Ой-ой-ой… – прошептал Уэйн. – Вот это номер.
Машина опустила грузовой вагон на палубу баржи и подняла что-то, стоявшее там. Что-то большое и прямоугольное. Мараси уже знала, чего ждать. Копии.
Она смотрела, как вагон-двойник опускают на пути. Сцепка усложняла задачу. Можно было испортить весь план: если опустить вагон неправильно, сцепка сломается, и когда состав тронется, его задняя половина останется на путях. Умыкатели на суше руководили процессом.
Несколько грабителей постреливало в окна пассажирских вагонов тут и там, видимо, чтобы никто не высовывался. Однако пути так изгибались вокруг лесистого холма, что вряд ли кто-то смог бы как следует разглядеть происходящее. Фонарь призрачного поезда исчез пару минут назад. Мараси знала, что он должен удаляться по рельсам в обратную сторону. Где они его прятали? Может быть, загружали на другую баржу, отогнав достаточно далеко, чтобы никто не видел?
Умыкатели, работавшие с баржей, поспешили забраться на борт. Постепенно растворяясь в тумане, баржа двинулась к середине широкого канала.
– Уэйн! – Мараси вскочила. – Мы должны идти.
Тот со вздохом поднялся:
– Ну да, ну да.
– Ваксиллиум в том вагоне!
– Ага. Вы заметили, как часто он оказывается тем, кто путешествует с комфортом, в то время как мне постоянно приходится скакать галопом или ходить пешком? Не очень-то справедливо.
Закинув на плечо винтовку, Мараси поспешила вниз по склону.
– Знаешь, когда я читала отчеты, то даже не предполагала, что ты так много жалуешься.
– Ничего подобного. Довожу до вашего сведения, что я горжусь своим веселым и жизнерадостным отношением к жизни.
Мараси приостановилась и посмотрела на него, вскинув бровь:
– Ты этим гордишься?
Уэйн приложил руку к груди и произнес тоном, чем-то напоминавшим тон священнослужителя:
– Да, но гордость – это плохо, знаете ли. В последнее время я пытался вести себя более смиренно… Быстрее, быстрее! – продолжил он уже обычным своим голосом. – Мы их потеряем. Хотите, чтобы Вакс оказался загнанным в угол и в одиночестве? Ну что вы за женщина.