Дневник девушки, которая дождалась. Своего парня из армии Гарипова София

24 июня 1997. История про библиотечную взяточницу

Сегодня Рома опять приходил в библиотеку.

Чего он тут забыл, что ли, что не все книги сдал? Подошел и поделился открытием:

– Там вчера я пока раскладывал журналы, эти, про приключения… Я обнаружил, что это очень интересные журналы.

В отделе «Периодики» в этот момент находились и другие посетители, человек шесть.

– Вы хотите взять «Чудеса и Приключения»? – я постаралась сохранить всю серьезность и говорить официальным таким тоном, что я на работе.

– Да, я пришел взять несколько журналов «Чудеса и Приключения» – за март 94, июнь 95-го, и сентябрь 96-ого, – сообщил он мне так же официально.

– Примите к сведению, что за возврат журналов с опозданием, за порчу или потерю книг и журналов у нас взимается штраф.

– Хорошо, я непременно сразу же верну, как прочитаю.

Рома протянул мне читательский, а под ним была большая шоколадка «Аленка».

– Рома… Рамис, не надо! – шепнула я, отодвинув шоколадку.

Но Рома в ответ еще настойчивее мне её пододвинул, что она чуть не упала ко мне. Было ясно, что если начну громко шуметь и требовать, чтобы Рома забрал свою шоколадку назад, то привлеку слишком много внимания. Если оставлю шоколадку на месте, то все увидят. Я взяла читательский прямо с шоколадкой, а саму шоколадку втиснула в карман черной школьной юбки «Взяточница!» – подумала про себя.

Мы пошли за журналами – посетитель высотой 190 и работница библиотеки ростом в 156. Я была ниже его подмышки, и чтобы показать что это я тут работаю, а не он, старалась идти впереди Ромы. И не рядом, тем более, мне нельзя флиртовать, и действовать надо формально. Рома же старался идти рядом, он сказал:

– Помнишь, мы в феврале у Андрюхи виделись? Мне ты тогда очень понравилась. Жаль, ты нам не дала номер своего телефона.

– У меня до сих пор домашнего телефона нет.

– Знаешь, я как тебя увидел, то понял, что ты… что ты выше их всех, выше их всех, остальных. Как бы сказать…

Забавно. Неловкая смешная ситуация. Это тонкий юмор, ирония, или он так издевается?.. Выдала ему журналы, записала всё.

– Ты вчера мне сказала, что я выгляжу, как северянин. Ты тоже вроде татарка, Лейсан, – да? А по тебе тоже не скажешь – выглядишь, как девушка «северной расы».

– Вряд ли, скажешь тоже, северные люди – они высокие, а я тебе еле до подмышки достаю. Хотя мама у меня и правда с Севера.

Рамис ушел, шоколадка осталась у меня в кармане.

После этого мне все оставшиеся три часа работы шоколадка эта «жгла карман». Думала и решала, что делать. К концу моего рабочего дня я решила, что надо отнести её руководителю отдела и во всем сознаться. Пришла к Людмиле Васильевне:

– Вот. Я должна признаться, что это взятка, полученная мною от первокурсника Ромы, то есть Рамиса.

Людмила Васильевна наклонила голову набок, сначала серьезно так посмотрела на меня.

– Вы помните, вчера… – я продолжила объяснять.

И строгая и внимательная Людмила Васильевна впервые за все время, что я видела её на работе, рассмеялась:

– Ой, я не знала, что у нас в библиотеке, оказывается, есть взяточники. Убери это! Сколько тут работаю… Даже не предполагала… – она прокашлялась от смеха, как раз все в июне что-то покашливают, – что тут в библиотеке взятки могут давать.

– Да, дают! Но я отказывалась!

– Штраф за просроченные книги сколько? Ну, пять, максимум десять тысяч. А шоколадка «Аленка» сколько стоит?

– Наверное, чуть… больше…

– Примерно двенадцать тысяч стоит «Аленка». Забери свою шоколадку. Иди домой, давай! Не морочь мне голову!

– Тогда я пошла. У меня как раз формуляры закончились. А мне за это точно ничего не будет?

– Служебное порицание тебе будет сейчас. Лично от меня. Больше так не делай, Лейсан! Брать взятки – это нехорошо!

Я вздрогнула от этих слов, и, подняв глаза, обнаружила, что Людмила Васильевна смеется, закрыв рукой рот. Непонятная женщина! Сама говорит, что нехорошо, а сама смеется… Так, получается, эта шоколадка – это не взятка, что ли? Все равно какое-то чувство вины меня грызет. Всё-таки, что-то я сделала неправильно.

25 июня 1997. Письмо от Паши из Елабуги. Елабужско-Челнинская «Санта-Барбара»

Совсем недавно (на годовщину нападения Германии на СССР) я только дала обещание Саше, что он может считать меня своей невестой. Решила больше ни в кого не влюбляться. Особенно нежелательно мне влюбляться в его друзей. А их у Саши трое, и все как на подбор один другого лучше. Разумеется, Саша – он лучше всех! Главное – это чаще себе напоминать об этом!

Вечером проверила почтовый ящик. Получила письмо от Паши. Хотя к нему у меня двоякое отношение, и как к другу и брату, и как к человеку, который «ранен» мною и способен порой говорить дерзкие глупости… и при этом я его обожаю.

Письмо это, разумеется, было написано не вчера. Неделя прошла, пока он написал, пока отправил, пока письмо из Елабуги в Челны три дня шло, и пока я его получила – это вчера забыла почтовый ящик открыть! Он и сам приехал раньше письма.

В письме Паша намутил воды о том, что у него так и не было возможности поговорить со мной лично, и он виноват, и нет никакой возможности загладить свою вину. Но раз я все знаю, то он поймет мое негодование… Но все не так как кажется… И возможно не так как рассказал Алекс. Да, спасибо хоть в марте Саша прояснил мне хоть как-то ситуацию. В ближайшее время некогда будет писать, он поступает в Медицинский Университет в Казани, просит, чтобы я пожелала ему удачи в поступлении. И ещё просит, чтобы я забыла обо всех обидах и простила его. Он окончил колледж не с самыми лучшими, но достаточными баллами, одна надежда теперь на успешную сдачу экзаменов в Казани.

За что прощать? Я так и не знаю – за резкое слово обо мне, сказанное со злости, или за то, что в самом начале этого года он признавался в любви? Тогда я отказала. Было дело. Этот факт мне пришлось скрыть и от Саши, и от моей лучшей подруги Каролины.

Каролина и Паша очень хорошо друг к другу относятся, и, пока что не знаю, как правильно назвать их отношения. Вроде пока у них как и у нас, тоже такая дружба. Пока что Лине (Каролину неформально мы зовем именно так) пятнадцать лет, ей шестнадцать только летом исполнится. А Паше в этом году в августе уже девятнадцать будет. Павел уже только что окончил учебу в медицинском училище. В июле будет пытаться поступить в КГМУ. Конечно, пока что у них чисто дружеские отношения. Да и, зная Пашу, сомневаюсь, что он мог пойти на нарушение закона, опорочив себя связью с малолеткой. Тем более, Лина очень «правильная»… Хотя – он вообще в курсе, что и поцелуй считается за действие сексуального характера

Паша писал о том, что в этом году тоже подумывает поехать на день рождения Булата. К нему в деревню. К себе на день рождения зовет. Надеется, что к августу уже точно будут известны результаты экзаменов, поступил он или нет. У него и так была отсрочка пока медучилище – в этом году ему уже девятнадцать, он на год старше всех своих друзей. Когда-то он был ужасный двоечник и хулиган, остался на второй год. С третьего класса он снова и стал учиться с Ромой, Алексом и Булатом в одном классе. Если он не поступит, нынешний осенний призыв – это его призыв. А Рома и Булат уже первый курс заканчивают.

Знаю и снова убеждаюсь: то, как поступил Саша в понедельник после Пасхи, было правильно и предусмотрительно. Судьба! Не имея прямого намерения на то, чтобы показать, насколько значим он в моей жизни, он неоднозначно-таки поставил под удар мою репутацию и объявил им всем разом о своих серьезных намерениях. Он же мог и умолчать о случае после Пасхи, – и, вероятно, я бы не узнала. Саша сообщил мне, что вышло, чтобы я сама решила, насколько это правильно или неправильно. Этот поступок заставил меня быстро определиться, есть ли у меня намерения в отношении кого-либо из его друзей. А таковые намерения были… поначалу теплились в потаённом закоулке души. Но после признания все иные намерения испарились.

Видимо, он думал о нашем друге Паше, и о том, что мы переписываемся. Алекс ни разу не запрещал мне писать кому-либо, не разу не говорил, что ему это неприятно. Тем более, мы все втроем с ним и Павлом прошлым летом поклялись у Камня Дружбы в нерушимости нашей дружбы. Только та клятва была, скорее, шутлива и несерьезна – похоже, никакая клятва (ни у какого, даже самого волшебного на свете камня) ничего не гарантирует. Нарушение дружбы налицо по всем трем сторонам нашего «треугольника», эта дружба треснула по всем швам. Года не прошло, как каждый из них сделал мне предложения разной степени серьезности и основательности, что в любом случае против всех законов дружбы. Кроме этого, они и между собой уже дрались. Из-за кого-то дрались, на рыбалке сломали друг другу носы. Мне до сих пор не совсем ясно, из-за кого конкретно они дрались. Из-за меня или Гузель. Или из-за того, что Паша нас сравнил и обобщил одним нехорошим словом.

Каким именно – я тоже до сих пор не знаю. В отношении девочек, девушек и женщин предполагаю (думаю и гадаю) о двух вариантах бранного слова. И у них разные значения, разный смысл. Мне жутко любопытно, что же он сказал о нас с Гузель-то? Паша должен был сам мне всё рассказать еще в январе, феврале или в марте, в конце-то концов! Но я сама уже боялась оставаться с ним один на один, и он так ничего и не рассказал.

А Саша предполагал, что Павел мне рассказал обо всем. Саша в феврале как будто и не удивился, что Павла и легко простила, и дружбу восстановила. Да, Пашу все прощают! Конечно, все равно осадок остался. Но не простить его нельзя, всё-таки он классный… все-таки, он мне как брат.

И от того, как Саша поступил в отношении моего укуса, и от того, что Павел позволил себе дерзости на мой счет – это всё оставило меня в состоянии глубокой растерянности. Кому и доверять-то, если самые близкие люди, кому доверяла, поступают так необдуманно и неосторожно.

Да и, положа руку на сердце, мне вообще Булат с самого начала больше всего нравился. Но так вышло, что он опоздал… Ну, даже если бы и хоть как-то торопился. Мы с ним друзья-однофамильцы. Брат моей подруги и друг моего парня, друг моего «духовного брата» – Паши. Можно ли считать шесть встреч в год достаточным основанием для дружбы? Нет. Это просто знакомство. Некоторые ужасные вещи, которые он делал, видимо были должны растопить холодное сердце Снегурочки. Показать мне его внимание, симпатию. Три вещи – глупые и непозволительные: дружеский легкий хлопок по лошади Наташке, чтобы та сдвинулась с места – задевший мою ногу, чайная салфетка на моем колене – когда он забыл убрать руку, а главное – уж (змея!) на моей шее… После такого я решила, что передумала любить его.

И всё-таки… хорошо, что Алекс сам принял решение! Столько радости и эмоций, столько переживаний и «краснеть удушливой волной», это самое четкое признание, и солнце над нашими головами светит на наши светлые головы, и под ногами шар земной катится куда-то, и я сама лечу в синюю-синюю бездну голубого неба, когда иду с ним или без него. С моею влюбчивостью, которая была в десятом классе, со мной по-другому и нельзя. Это мое внутреннее убеждение. А снаружи, конечно, возмущение, как неоднозначно он подставил мою репутацию. Но я простила. Наверное, слишком легко все прощаю, даже то, что другие бы не стали прощать.

Мне кажется, Паше нравится Каролина. Он так и сказал в письме, что она ему симпатична. Между прочим, Каролина очень красивая, каштановые волосы и голубые глаза. Да у меня обе лучшие подруги красивые – и Асия, и Каролина! Люди поговаривают, что якобы среди двух подруг всегда одна бывает красавица, а другая «не очень». Так это все неправда: у меня все подруги красивые! Вот если бы Гузель была у меня в подругах, то я бы, может, немножко и засомневалась в правоте этой уличной истины: Гузель очень красивая, о-очень! Идеальная, шикарная от кончиков волос до кончиков пальцев! Тут бы поговорка подтвердилась…

26 июня 1997. Моя Подозрительность

После защиты диплома Алекс вечерами сидели у меня, мы ремонтировали журналы «Приусадебное хозяйство», подклеивали обложки, складывали все по номерам и по годам. Правда, романтично?

Это не из библиотеки, это домашняя подписка – моя мама этот журнал уже много лет выписывает. Дома лежали груды журналов, бесхозно и не по номерам. Непорядок! Пора делать домашнюю инвентаризацию!

Саша пришел вечером после работы, принес два яблока: как обычно, он носит два, себе и мне.

У меня в гостях была Лина. Мы не до конца разрезали на руках оба яблока напополам – и видно было совершенно ясно, где чьи половинки. Одну половинку взяла мама, половинку второго яблока Саша, Каролина взяла себе половинку «Сашиного» яблока, и вежливо поблагодарила, глядя на него. Мне оставалась только половина маминого яблока. Вот эта маленькая, совершенно ничего не значащая деталь, проронила внутри меня зерно сомнения. Я вот тут Каролину «выгораживаю», убеждаю Сашу в том, что она никак точно не может быть влюблена. А она вот тут берет половину «его» яблока. Ну да, оба яблока были его, но это было «его-мое» яблоко.

Да, это все глупо. Со дня как мы ходили в Цирк я стала осторожно приглядываться к Каролине, подозревать и обнаруживать за нею большие чувства. Да, и этот эпизод про яблоки – самый, пожалуй, глупый безобидный. У меня есть еще несколько интересных наблюдений за моей подругой… Когда мы ходим на Каму просто погулять, она одевает капроновые колготки. Каролина стала краситься. Даже ко мне в гости красится. И так всем видно, что она красивая. Подозрительно все это.

Чужая душа потемки! Кому знать, может, снова я себе навыдумывала… Как в прошлый раз, когда Саша сказал мне «Кажется, я влюбился». Только в этот раз она ничего еще мне и не сказала!

28 июня 1997, суббота. Приезд Паши

В этот раз приезд Паши не был для нас сюрпризом. Мы вместе ждали Павла в эту субботу.

Саша пришел рано утром, потому как выходной. Принес с собой две моркови. Мама как-то странно подозрительно посмотрела на нас с этой морковкой в руках. Мы стояли в коридоре, а я бережно держала руками морковь, корешками вниз и даже понюхала их сверху – будто мне подарили розы.

– Вы сначала попробуйте. Проверьте – эта морковь ничем не хуже яблок. Она даже вкуснее, чем яблоки! – уверенно заявил Саша тоном, не терпящим возражений.

Унесла морковь на кухню, тихо «про себя» давясь от смеха, решила поскорее почистить морковь и потереть на терке.

Моя мама улыбнулась Саше, махнув на меня рукой, а он решил объяснить:

– Я так маме своей утром и сказал. Морковь – это плохая идея! А она говорит: «Смотри, у нас из совхоза этой вкусной моркови целый мешок. Она такая натуральная! Где они в июне такую попробуют»?

Саша, пока выяснялся вопрос с морковью, заметил, что у него пуговица на рубашке оторвалась.

– Это из-за тебя! – сказал он мне.

Нетрудно было догадаться, что он имел в виду. Ему с начала июня частенько приходилось расстегивать карман на рубашке и доставать мне платок.

Папа с мамой спросили, едем ли мы с ними на дачу… Папа рассчитывал, похоже, что Саша пришел к нам пораньше специально, чтобы в выходные поработать у нас на даче. Мы объяснили, что сегодня из Елабуги должен приехать наш общий друг Павел. Вот скоро и Каролина подойдет, и Паша – мы хотели бы все вместе пойти погулять по Набережным Челнам, посмотреть город… А не нашу дачу, сад-огород… Родители махнули рукой и уехали на дачу без нас.

После того, как родители уехали, Саша снял рубашку, чтобы я пришила ему пуговицу. Но пока доставала мамину шкатулку с нитками и подбирала правильный зеленый цвет ниток под его рубашку, пришел Паша.

Как я уже написала тут, мы ждали его, нашего диджея, «нашего любимого музыкального радиоведущего»… «И хотя твоя радиоволна у нас не ловит – но ты от этого не становишься менее любимым» (примерно так я неосторожно и выразилась о Паше 21 июня).

Павел в письме обещал на выходных приехать с аудиозаписями кусочков своей радиопрограммы на кассете, кроме того, привезти кое-что особенное специально для меня.

Он на нас с ним по очереди посмотрел, переводя глаза с меня на него, с него на меня. И тут он стукнул себя кулаком по ладони, и как будто сказал: «Попались!», то есть, мол, «застукал вас!». Или – «получишь от меня потом за это!». Или… не знаю, что это еще могло значить.

Я достала обслюнявленный кусок нитки изо рта и потрясла рубашкой Алекса.

– Ну что, привет, сестренка! – и он глядя на нас – подмигнул

– Привет, братишка! А… Ты не подумай. Тут пуговица с его рубашки отлетела, мы тут пуговицу пришиваем…

Тут снова звонок в дверь. Пришла Каролина. Все столпились в коридоре и смотрели друг на друга, как бы пытаясь понять, что происходит. Сашка в коридоре с голым торсом, Павел с кулаком, зажатым в ладони, Каролина с пакетом семечек и испуганным видом.

– Сейчас мигом все пришью, вы садитесь в зале. Алекс, поставь чайник! – скомандовала я и пошла к себе в комнату, прикрыв за собой дверь.

Пришивая пуговицу с четырьмя дырочками, я сидела и думала: «Вот ведь какой неловкий момент… Как-то все вышло так нескромно. Ну можно было бы пуговицу и после пришить. К тому же, если сейчас оправдываться… Что мы пуговицу только пришивали, что мы тут с Сашей друзья… Что как бы между нами ничего не было и нет, и все по-прежнему… Но ведь Саша только недавно попросил разрешения считать меня его невестой. Без объяснения в любви. И я же согласилась. Если я буду все отчаянно отрицать, – хотя что именно отрицать-то? Отрицание, напротив, наведет и Каролину, и Пашу на сомнения.» – стежки по диагонали в одну сторону закончила, и перешла к стежкам наискосок: «Тут еще немаловажная деталь, которую я никогда не принимала в расчет. То, что Саша хотел сказать мне по поводу Каролины – скорее, правда. Она влюбилась в него. А что, если Паша ездит ко мне по-прежнему не из-за того, что я ему „духовная сестра“. Что, если он по-прежнему, влюблен? Было бы здорово, если Лина стала бы встречаться с Пашей, все проблемы ушли бы сами собой».

Тут уже и пуговица была пришита. Откусила зубами нитку, зашла в комнату, старалась выглядеть скромно и естественно: незаурядная ситуация, ничего необыкновенного и не произошло. Оглядывая своих друзей, я поняла, дела обстоят обыкновенно – никто ничего не спрашивал и не подшучивал над нами.

Паша привез новые музыкальные кассеты. Это были настоящие лицензионные кассеты, и одна из них как раз одной из моих любимых групп. «Ace of Base»!

– Ну ты даёшь! «Ace of Base»! И «Эй-си/ди-си»! «Мадонна»! Ничего себе! Ну ты Вот это да! Можно я кассету перепишу и отдам тебе? А, нет… у меня магнитофон же опять сломался, он проигрывает, но не уже не записывает. Жаль…

– Я тебе могу одну кассету подарить, выбирай!

– Ого! Спасибо тебе, Пашка! Спасибо, солнце! – и я что-то расчувствовалась, от радости прыгнула ему на шею и обняла его.

Взяла себе «The Bridge» – «Ace of Base», это была их самая новая кассета. Поставила на магнитофоне, который только и умеет теперь, что проигрывать кассеты, а как радио его сложно использовать, по Сашиной технологии антенну надо проволокой куда-то привязывать. Поставили, радостные песни о счастливой и красивой жизни и удачливой любви.

От моего нежданного наваждения восторга, от тогокак горячо я бросилась его благодарить, Паша даже покраснел. А когда блондины краснеют – это становится слишком очевидно. Да и я сама такая же… Тут вовремя закипел чайник. Вспомнила, что ничего у нас нет к чаю. Печенье, хлеб, гречневая каша – всё это родители в огород с утра взяли… Я посмотрела на тертую морковь. проверила, что есть сахар и мука, и даже пара яиц в холодильнике (а по рецепту для шарлотки надо три). Решила поэкспериментировать, сделать шарлотку, взять два яйца вместо трех, морковь вместо яблок…

Всё равно пирог получился замечательный! Название пришлось наскоро придумать: «Морковная шарлотка». Саша и чай заварил сам, я его даже не успела попросить. Вообще деловой, без рубашки на кухне хозяйничает, и стулья нам рядом поставил с одного края стола… Пирог испекся минут за двадцать. Чайник пришлось ставить во второй раз.

– Смотрите какая вкусная морковь! – сказала я, улыбаясь, за чаем, показывая на пирог – это Алекс нам морковь принес.

Саша укоризненно посмотрел на меня, потому что предвидел, что… Но никто и никак не отреагировал и на это обстоятельство. Это были действительно для многих «голодные годы», особенно в Набережных Челнах, не было ничего удивительного, что человек мог прийти в гости хоть с самым дешевым нарезным батоном, хоть с луком, хоть с морковью, хоть с семечками… Но все старались, чтобы не с пустыми руками.

Как все-таки здорово, что сам Пашка с Елабуги приехал! Они сидели рядом на диване за столом с Каролиной, они щелкали семечки, складывая шелуху в одну тарелку. Это Саша их туда посадил. Мы с Сашей переглянулись, мол, «помнишь наши планы на их счет?»…

Мы снова сходили на Каму вместе почти на весь день – вчетвером, с Сашей, Каролиной и Пашей. Паша говорит, что он и так весь июнь уже учился да учился, сегодня хоть один выходной. Хотелось ему нас увидеть.

Как всегда, Паша опять влюбленный. В одном из писем я намекнула Паше о том, что якобы Каролина к нему неравнодушна. Я не понимаю, почему так сделала… Каролина и правда интересовалась однажды после приезда Павла этой весной тем, что же он думал о ней, что о ней сказал. Только я тогда не знала. Теперь видно, что Паша нравился Каролине. Сегодня увидела в её глазах неподдельный интерес к нему. И у меня от души отлегло, сердце успокоилось, прошла моя ревнивая подозрительность, будто ей тоже Саша нравится. Наконец, все мои опасения развеялись.

Мне было хорошо, весело, так счастливо… Хочется петь, хочется летать, чтобы все вокруг тоже были счастливы! Мы бросали «блинчики» по Каме, а на обратном пути Паша купил хлеб, сыр и колбасу, и мы у меня дома нарезали бутербродов, и то всего не доели. Говорю: «Возьмешь, может, с собой, колбасу-то?» А Павел возмутился: «Чего ты, Лейсан? Оставь!»

В пять часов Паша поехал на работу в «Шатлык», Саша к Марине Вячеславовне, Каролина пошла домой – так мои гости уже разошлись. Родители приехали в семь, мама открывает холодильник, чтобы положить редиску и листовой салат, а у нас там в холодильнике и четвертинка головки сыра, и половина колбасы.

– Это что это тут такое? – спросила мама.

Да, правда, мы уже давно таких продуктов не видели и не покупали, но не до такой же степени, чтобы забыть названия продуктов. Наверное, мама хотела спросить откуда.

– Это нам гостинцы из Елабуги, от Паши, которого мы ждали.

Ну вот… С голоду я не пропаду. У меня же еще и половина плитки шоколада припрятана, которой меня Рома в библиотеке подкупал. Дома на ужин ели бутерброды, пили чай с остатками морковного пирога, заодно я и шоколад достала – надо хоть делиться, не все же калории мне одной! Сижу счастливая-а!

29 июня 1997. Важный разговор с Каролиной накануне отъезда

И всё-таки… не надо лезть в чужую жизнь, в чужие отношения… Это главный вывод сегодняшнего дня. Сегодня мы с Каролиной и её кокер-спаниелем Голди прогулялись по набережной. У нас был довольно серьезный разговор.

Весь день мы были в огороде, но я заранее попросила родителей, чтобы мы вернулись пораньше: мне надо с Каролиной попрощаться. Трудилась добросовестно: полола и полола. Аж до сих пор сорняки мерещатся! Дома душ приняла, переоделась, и пошла к Лине прощаться.

Завтра Каролина с мамой и Голди уже уезжают в Электросталь к бабушке. Все вещи уже собраны. Увидимся мы только через два месяца: они возвращаются только в конце августа. Каролина предложила прогуляться с собакой, и я согласилась, хотя и так за день устала.

Каролина выпытывала у меня, что же я рассказала Павлу про нее. Сегодня утром Паша приходил к ней в гости и уехал к себе в Елабугу только незадолго до моего прихода. Он у Саши ночевал. Почему она меня спрашивает про Пашу? Однажды в письме намекнула Павлу на то, что он понравился Каролине. Описала Паше, какая она чудесная девушка: и готовит, и вышивает, и с собакой гуляет, и учится неплохо, и английским регулярно занимается. Как она догадалась, что это я дала ему эту информацию? Ну так вчера же видно было, что он ей нравится. Так он же и веселый, и интересный, и голос у него приятный, и как я обрадовалась, что они наконец-то нашли общий язык! Хотела соврать, что ничего ему про нее не говорила. Ну правда же! Я не говорила с ним о Лине. Только писала про нее.

– Не надо меня обманывать. Я знаю, ты ему говорила обо мне. У тебя всё равно не получается обманывать! Тебе тут даже никакой театральный кружок не поможет…

– Ну ладно, я написала ему, что… что он тебе нравится… Намекнула на это…

– Что-о? Мне нравится Павел? Ты вообще – совсем что ли, с дуба рухнула? С чего ты решила, что он мне нравится?

Конечно, он ей нравится. Это видно было. Только она не хочет мне признаваться. Почему она возмущена?

– Ну… Помнишь, когда ты спрашивала меня о том, что он о тебе подумал. Паша такой человек, который практически всем девчонкам без исключения нравится. Ну да, верно, по нему десятки девчонок сохнут… Не каждой с ним удается даже познакомиться. Тут такой шанс…

– Какой шанс? Стать одной из сотни? Я не хочу быть одной из сотни! Я хочу быть единственной.

– Ну, это другая сторона его жизни. Паша у нас от природы такой симпатичный и обаятельный, вряд ли он владеет таинствами «вуду», чтобы пополнять коллекцию влюбленных в него девчат… – продолжила я. – Ну ведь признайся, он тебе правда понравился?

– Хорошо, ладно. Павел мне нравится. И ничего больше. Он герой не моего романа. Ты права, мне Павел понравился. Он еще и головную боль снимать умеет, вообще волшебник. Кудесник и маг. Любую может к себе приворожить… Хорошо хоть, что послезавтра мне уезжать. Не придется искушать судьбу его «пикаперскими» ухаживаниями.

– Какие ухаживания? – переспросила я.

– Пикаперские.

– Что это такое?

– А ты не слышала о таком? У Павла же такая техника: видно, что он работает по пикаперской технике. Это такие ловеласы современные, девушек по-своему с ума сводят.

– Не слышала. А ты откуда знаешь? – заинтересовалась я.

– У меня мама много по-английски читает, и даже мне иногда дает почитать – для самообразования. Но тебе-то к чему, у тебя есть Алекс. Он совсем не такой. Подожди, ничего не говори. Ты не знаешь, как я жила весь этот год?

Это была такая страшная догадка, которую и боялась озвучить.

– Я любила Алекса. Весь этот год. А ты ничего не замечала?

Не замечала. Саша пару раз мне намекал про это, и потом однажды открыто спрашивал. Я не могла ничего сказать, чтобы передать, как что не видела, не замечала, не знала, и безумно сожалею.

– Прости меня. Я ничего не замечала. Правда – я ничего не видела.

– Подожди. Сама не хотела ничего такого тебе говорить, тем более накануне моего отъезда. Но я не могу не переживать за вас. И так долго молчать. Ты смотрела недавно серии «Девушки по имени судьба»?

Кивнула, хотя и не смотрела.

– Я оказалась в том же положении, что и Виктория, когда узнала, что Энрике с Марией любят друг друга…

– Извини, не знаю, о чем ты говоришь… Не смотрела, если честно.

– Ну ладно. Саша заходил ко мне три раза. Не бойся, мы говорили с ним только о тебе. Всё-таки, я тебя уже три года знаю. Он спрашивал о том, что тебе нравится. Кто нравится. Как ты ведешь себя в школе, есть ли у тебя кто-нибудь в школе… Как завоевать твое сердце. Как-то так.

– Да, спасибо. Надеюсь, ты дала мне хорошую рекомендацию и дала ему хороших советов…

– Не надо благодарить. Ты такая… ты такая девчонка, которую все любят. Которую все обожают. Которую они уже чуть ли не хотят взять замуж – пусть тебе только шестнадцать. Заранее! Ты везучая. Знаешь, я тоже тебя по-своему люблю, как свою лучшую и единственную подругу. С Павлом у тебя тоже сложилось интересно, по-хитрому, то есть расчетливо. Как ты с ним поступила?!

Это был, разумеется, риторический вопрос. Мы шли по Прибрежному лесу, и я то и дело спотыкалась о сосновые шишки.

– Хитренькая! Став его «духовной сестрой», ты поставила себя в разряд куда более высших отношений, ты одна такая – «названная» или «духовная сестра». А таких, которые попадаются, как рыбки на его пикаперскую удочку – сотни. И ты еще сама берешь и прямо пальцем ему показываешь: вот, вот, гляди – вот этой ты понравился, вот этой ты полюбился. Ты его наводчик, доносчик и лазутчик. Это ты их в конце прошлого года с Гузель с вашего театрального свела? Верно?

Что сказать? Правильно. Мы остановились на одном месте, стали. Голди улыбался и радостно махал хвостом, поглядывая на хозяйку: «Чего стоим? Кого ждем?»

Мы стояли молча. Вот какие они, последствия легкомысленного проникновения в чужие отношения. Вот передо мною самый проницательный человек, который всё знает! Да, в конце прошлого года, когда в театральном клубе я играла Снегурочку, Паша как раз приехал в Челны, и они познакомились. Ну да, это как бы я и познакомила их, но не нарочно же! Да, всё правда, я Паше все самое хорошее про Гузель рассказывала, получается, рекламировала её. Паша каждый день ездил к Гузель в Челны, пока где-то в середине января не расстался с нею. Но я-то их не заставляла встречаться! Это их дело.

Теперь Каролина. Опять это я, что ли, крайняя? Что она обо мне воображает? Что у меня появился готовый рецепт, что делать с теми девушками, кто положил глаз на Сашу. «Ага, надо их просто с Пашей познакомить, и все дела!». Это так пытаюсь изложить логику Каролины, после того как она последовательно размотала и исследовала нить клубка фактов и предположений о моем поведении. До этого и сама не подозревала о своем коварном вероломстве. Ах, ну да, я «хитренькая»!

Я поняла, что она все-таки «попалась». Паша и правда ей нравится, и не только нравится. Она его даже любит «в своем роде»! К сожалению, в силу чрезвычайно симпатичной внешности и любвеобильного характера Паши, любить такого парня будет непросто. Хорошо, что Лина поедет к бабушке в Электросталь, так даже лучше (это она так считает).

– А что касается Алекса, то знай. Ты меня не бойся, я тебе не конкурент и не соперница. Он тебя любит. Но помни одно: если ты вдруг бросишь Алекса: не будешь ждать его с армии, будешь в школе флиртовать с Сережей Прокофьевым, если снова будешь подавать Паше надежду и знаки внимания, будешь много воображать про других парней и так далее… Если не дождёшься его, то я тебе больше не друг. Знай: я за тобой слежу!

Да уж, вот такие дела, такие требования, вот так ультиматум… Я переживаю и сама, как я смогу пережить предстоящие два года. Всё говорят люди, мало кто сейчас может дождаться своего единственного, да мало тех кто способен прожить настоящим однолюбом всю жизнь. Теперь за мною следить будут. Так вот, все последние полгода за мною за партой сидел страж – настоящий телохранитель, разведчик и доносчик… Вот она – мой Ангел-Хранитель!

Кроме того, что бы Каролина ни говорила, ей уже не обмануть: она влюбилась… Я в смешанных чувствах: возмущение, злость, меня упрекнули в хитрости, расчете, и сводничестве… Я была такой ненаблюдательной и невнимательной, почти до последнего! Жуть, я была такой бесчувственной! И какой я друг после этого?

В конце концов в то же время весьма благородное и самопожертвенное заявление… Неожиданно это всё. И так трогательно. Сашка меня любит… И Лина тоже, по-своему.

30 июня 1997. Как морочить голову молодому человеку

У меня сегодня последний день работы в библиотеке. Сегодня Лина с утра уехала с мамой и Голди в Электросталь. Вспоминала в подробностях историю с Каролиной: как, когда и где я все упустила и не замечала, чего я видела и что нет. Разговор с ней оказал на меня ошеломляющее воздействие. Теперь мне с Алексом и поссориться нельзя, ни с другими флиртовать: «если, как в прошлый раз, будешь при нем подавать Паше надежду и знаки внимания»… Да, я подумала о своем поведении при приезде Паши. Неловко вышло, надо как-то извиниться перед Сашей, давно пора за тот день извиниться.

В Саше есть что-то яркое, лучезарное, прямое и великодушное, он такой ласковый и добрый человек, но самое важное для меня – в нем есть нечто светлое и благородное, он умеет ждать. Вернулась из библиотеки, а Саша уже сидел на лестнице и ждал у моих дверей. Днем он для работы на «КамАЗе» какую-то медкомиссию пройти успел, не для армии, а по работе. Поэтому раньше освободился. С завтрашнего дня у него работа там по-настоящему, лишь с ограничением, как до 18 лет. Мы пошли погулять. Я извинилась за то, что заставила в предпоследний Пашин приезд его ревновать. Зато то, чего я добивалась, сработало: и правда, Паша Каролине очень понравился. Хотя для него-то она совсем ребенок. Да и нам тоже не к чему торопиться…

– Ты права, может, пока мы еще можем подождать, я не хочу тебя слишком торопить. Ты прости, мы тогда, – на дороге и возле школы…

– Не знаю, что нашло… да! – и я решила уточнить: – Ты про тот «один поцелуй», да? Я думала об этом.

Да, это правда, все эти дни я только и думала про наш поцелуй, про все это… Про все то, во что переходит наша светлая и чистая дружба… про «люблю» на ладони… про то, как он на холме коснулся губ – а я потом плакала, про секундный быстрый поцелуй на дороге, и про долгий поцелуй возле школьных ворот. Постоянно думала про это! Но что я про это думала… не помню! Вот вчера Каролина озадачила меня на прощанье, и вытеснив собою все мои мысли про поцелуй….

– Да, и что ты… что ты думала об этом? – спросил меня Саша.

Признаться, тут и вспомнила: я думала, что… я счастлива!

– Я подумала про это… Что это мне очень понравилось! Тем более, что тебе восемнадцать исполнится уже совсем скоро. Мне шестнадцать. У нас осталось менее половины месяца, чтобы успеть нацеловаться. До твоего совершеннолетия. Потом до твоего отъезда в армию это будет нелегально, и возобновить получится только после армии.

Мой молодой человек был так удивлен, он пытался вычислить – всерьез я говорю, или шучу… и я, играючи осмелев, решила продолжить его удивлять.

– Уже меньше месяца до твоего совершеннолетия, так что тебе придется меня поторопить!

– Тогда это… Пошли обратно к тебе домой.

– Зачем?

– Чтобы тебя поторопить…

Я понимала, что тут дело нешуточное. Шутя, нарываюсь сама на что-то такое нежданно-негаданное. Разумеется, я говорила не всерьез… хотя это тоже не «разумеется». Пошутила. А Саша и на самом деле говорил всерьез. И его удивленные вдумчивые глаза меня напугали.

– А… Нет, а это не надо.

– Знаешь, я тоже думал, надо – не надо. Сначала ждали до марта, как минимум до твоего шестнадцатилетия, – тут уж и срок меньше, если что… Ты сама лучше реши, что ты хочешь. Если скажешь, что нам пока лучше не целоваться, пусть так и будет.

Мы продолжили уверенно идти в направлении Камы, крепко сжав руки.

Снова перешли в том же самом месте проспект Раскольникова, и перешагнули тот самый бордюр. Навстречу нам шагали шатающиеся люди, большая компания молодежи с тремя шариками, видимо, праздновали чей-то день рождения. Он сжал мне руку, а я, перешагивая, шепнула ему осторожно, повторила интонацию реплики водителя «Ауди»: «Что вы тут стоите… ммм… на проезжей части?!»… Он поднял руку к затылку, покачал головой, вдохнул и ничего не сказал.

На Каме был красивый закат, а мы сели на пригорке на его куртку. Сидели молча.

– Ничего я не понял. Ничего не понимаю. То такая тихая, такая скромная, осторожная. То вообще как вулкан нежности. То говоришь, что нельзя. Затем говоришь, что можно. Потом я сам – непонятно почему (!) – убеждаю тебя в том, что нам нельзя. Ты даже меня запутала! Чтобы у меня две такие Лейсанки в голове ужились – это же голова лопнуть должна! То ты откровенно даешь мне понять, как ты меня любишь. То даешь право другому надеяться на твою любовь.

Положила голову к ему на левое плечо. Мы сидели на холме и смотрели на закат – я почти всем телом справа оперлась на его левую сторону, а он левой рукой держал локоть правой руки. Подняла голову и шепнула ему в плечо.

– Прости меня. Пожалуйста, прости! Я сама не сразу думаю, что говорю. Не сразу понимаю, что делаю. Все девчонки по-своему немного сумасшедшие… Спасибо тебе.

Саша по-доброму посмотрел на меня в золотом свете заката, его глаза светились и были серо-голубыми, кивнул и понимающе моргнул. Мысленно сказала ему: «Ну хоть улыбнись, пожалуйста». Он посмотрел на меня и улыбнулся!

1 июля 1997. «Годовщина»…

Саша пришел с работы с букетом огромных сортовых ромашек. Первый день самой-самой настоящей работы, хотя пока ему еще семнадцать, и у него рабочий день семь часов, работает как станочник широкого профиля и токарь-универсал. Дальше – больше… Наши встречи теперь все больше напоминают свидания… И тут, совсем как на настоящем свидании, букет цветов…

– В честь чего это? В честь выхода на «КамАЗ» – что ты? Поэтому, что ли?

– Так ведь год, как мы с тобой познакомились. Ты не помнишь? А я помню!

Сказала: «А-а», поблагодарила Сашу… Подумала… говорить или не говорить? Вот в чем вопрос-то! Лучше сказать, конечно.

– Спасибо большое, Саш… А я забыла. Правда. Мы на слёте с тобой познакомились? – переспросила я.

– Да. Как раз ровно год назад.