Дневник девушки, которая дождалась. Своего парня из армии Гарипова София

10 июля 1997. День рождения мамы. 39 лет

Сегодня мы праздновали день рождения мамы в узком семейном кругу. Втроем. Ромашки, которые мне на годовщину знакомства подарил Саша, всё ещё стоят в маминой вазе. Не завяли. День рождения будем отмечать в выходные со всеми. Мама говорит, что это последний раз, потом уже и смысла отмечать нет, только уж там если какие юбилеи.

12 июля 1997. День рождения мамы и его разговор с моим отцом

Саша приходил к нам в эту субботу, а сходил на час с моим отцом на рынок.

Мне кажется, они вдвоем поехали на рынок не только ради того, чтобы Саша помог тащить сумки с рынка. Мы сегодня празднуем мамин День Рождения. Когда я предлагала тоже пойти вместе с ними, они оба сказали, что не надо.

Оказалось, что пока они были там, они говорили обо мне; Саша попросил моего отца, чтобы тот отпустил меня к нему 14 июля на день рождения не до десяти, а до одиннадцати часов вечера; он пригласил меня к семи вечера.

С продуктами мы все и приехали на дачу, там мы принимали гостей. Приезжали Ирина Петровна с сыновьями – за рулем был Марат Нурбулатович. У Нурбулата-абый проблемы со здоровьем, он как раз на отпуске в санатории печень чистит, сказал, чтобы передали привет. Приехали на дачу Наиль-абый и Нина Александровна и со своими ребятами. Саша помогал жарить сосиски. Со всеми тремя мальчишками, торжественно чокаясь, вместе с Сашей пили из стаканов яблочный сок, – все-таки, последние дни, пока Саше нет восемнадцати…

Мы с Сашей стояли вдвоем у кустов с жимолостью, пощипывая сине-фиолетовые созревшие ягодки с сизым налетом. Оказывается, он до этого дня ни разу ни ел жимолости!

Только начали мужики за столом серьезный политический разговор, как Тимур, Рафаэль и Данил вокруг них стали носиться и галдеть. У маленького Данила был водяной пистолет, и ребята постарше так и норовили в шутку отнять его. Стали просить нас пойти на Каму, стачала сами ребята, потом и взрослые, затем снова мальчишки. А то их одних не отпускают. Саша посадил маленького Данила (ему четыре) к себе на плечи, и мы отправились пошли на Каму. По пути на нас прохожие смотрели и оглядывались, вероятно, мы выглядели странно – как очень молодая, но уже многодетная семья: впереди Рафаэль с Тимуром, да Данил на плечах. Когда через пару часов мы вернулись с детьми, как раз начали на торте свечки зажигать. Моей маме 39. А свечек было всего девять! Как-то странно!

– Ну, это уж мы сколько нашли… Главное же – это торт!

Первостепенное решение глубочайшей важности было принято сегодня. До этого дня они с отцом не разговаривали обо мне… До этого дня мы с с отцом тоже о Саше не говорили. Удачное время Саша нашел, уже в конце праздника, после того, как четверо мужчин «уговорили» несколько бутылок водки, он подошел к моему сытому и довольному отцу с нашим принципиальным предложением. Я стояла рядом, хотя хотелось спрятаться, как Данилке, в этот момент к нему под стол залезть… Папа сказал, что сейчас-то решать, вернется с армии – там посмотрим, решение-то в целом за мной. Не знаю, что папа думает про Сашу, но теперь знаю одно: Саша будет просить моей руки, когда вернется с армии. Мой папа, вероятнее всего, не будет против. Я надеюсь.

Да, дорогая Каролина и Вера Алексеевна, вы обе на Масленицу в этом году правы оказались, назвав меня невестой. Как в воду глядели… Мне теперь «и компот не льется в рот»!5 Сердце замерло.

14 июля 1997. День рождения Алекса

«День взятия Бастилии» – так рекомендовал мне Саша запомнить дату его рождения, а я и без этого помню. Ему сегодня исполняется 18 лет. Пошла к нему на День рождения. Папа напомнил, чтобы в одиннадцать я уже была дома. В этот раз мне можно в одиннадцать, это Саша с моим отцом накануне договорился. И на работе, пока его переоформляют на полный рабочий день, у него есть три выходных.

Я подарила ему книгу Тургенева с красивыми акварельными иллюстрациями, там были мои самые любимые истории о любви. Утром испекла ему его любимую шарлотку.

Оказалось, что в пять часов вечера его друзья уже были у него, – и Паша, и Булат (тот, который двоюродный брат Асии), и высокий Ромка-«Турист»… И его сестра Алёна с детьми была. Но через полчаса после того, как я пришла, они все – как по команде – почему-то стали расходиться. Алёна сказала, что в 6 часов ей надо детей купать, да мужу надо ужин приготовить поесть. Рома объяснил, им с Булатом надо на финальный туристический сбор идти, завтра в поход уже 15-го июля их группа отправляется. А еще они не все вещи собрали, не всё проверили. Паша посмотрел на меня и шепнул на прощание, нагнувшись, чтобы надеть обувь: «Смотри, сестренка, будь умницей!».

Все ушли, и дома остались только мы втроем: Саша, Полина Петровна и я. Его мама, проводив гостей, села за ножную швейную машинку и застрочила на ней, ловко шила комплекты фартуков да прихваток.

– Ты не бойся. Я мечтал провести свой восемнадцатый день рождения, этот вечер с тобой.

– Ты их специально выгнал, что ли?

– Ты же видела, я никого не выгонял. Посиди со мною. Ладно? Мы же отпросились до одиннадцати часов.

В этот вечер он сам сделал мне несколько подарков. Во-первых, он вернул мне отремонтированный магнитофон, там теперь всё работало. Только быстрая перемотка кассеты назад не работала. Во-вторых, он надел на палец мне кольцо. А самое главное, он подарил мне чудесный вечер. Самый лучший из всех вечеров, о которых было только можно мечтать.

Саша сообщил, что эту новую кассету с составил и записал для нас Паша. Настоящий эксклюзив с романтическими хитами последних лет (лет, а не десятилетий, – новыми, а не по мнению составителей «Romantic Collection» тридцатилетней давности) … На кассете от руки красивым знакомым мне почерком были написаны на английском названия групп и песен.

– Давай просто посидим и послушаем? – предложил он. Саша отодвинул стул от стола и сел.

– Тут только один стул у тебя в комнате. Мне, может, на кровать тогда сесть? – с откровенным вызывающим флиртом спросила я, присев на кровать.

– Нет, давай, садись лучше сюда, ко мне на колени?

Не знаю, взяла, подошла и села – послушалась. Раз уж мне тут посоветовали добрые люди быть умницей, я буду умницей. Надо ж слушаться старших. Села, положила руку ему на плечи, и мы так мы сидели вместе долго. Мы сидели, слушали музыку да гадали, о чем эти песни, какие английские слова мы из них смогли выделить и различить. А в соседней комнате шумела швейная машинка. Мы сидели так целую вечность… Точнее, 90 минут, пока шла музыка. Это была Пашина новая кассета. Прослушав её до конца, поставили кассету по-новой, Саша сказал, у него уже «ноги затекли… под стол». Мы встали и, как он снова ноги почувствовал, стали танцевать медленные танцы. Стояли и танцевали, обнявшись.

Он наклонился ко мне и сказал:

– Ты и не можешь представить, как я хочу тебя… – он сделал паузу, и посмотрев на меня, остановился (вероятно, выглядела я весьма испуганно), затем продолжил предложение: – …поцеловать…

– Я тоже хотела тебя поцеловать, все это время. Один раз?

И он поцеловал меня очень осторожно, один раз. Дорогой дневник, не буду повторять, как это бывает, когда надо поцеловаться, но можно только один раз. Он ночью родился в половине одиннадцатого, так что мы как бы формально даже успели поцеловаться до его восемнадцатилетия, пока он еще не совсем совершеннолетний был.

Да, кстати, кольцо, которое он мне подарил, было и вправду непростое. Но и не золотое. Саша сказал, что как я и сказала – золотое кольцо – оно на свадьбу. Зато изготовил другое кольцо… Сделал сам. Да, лучший подарок – подарок сделанный собственными руками! Саше сам то ли на практике, то ли на работе в свободное время разрешили выточить в порядке эксперимента это кольцо из стали. Потом его сам отшлифовал до блеска на новом шлифовальном станке, хотя некоторые вмятины остались. Не знаю, насколько сложно это сделать, но на это нельзя не смотреть без восторга! Хотя оно не совсем идеальное. Он от скромности решил добавить, что это из остатка, и ему как раз когда нужно было на работе протестировать на точность новое станочное оборудование, разумеется, не предназначенное для изготовления именно колец… Эти детали можно было бы и опустить.

– Ты согласна быть моей девушкой? Я был бы рад, если бы ты стала моей женой. Когда я вернусь.

– Я согласна и на то, и на другое!

Кольцо это село легко и аккуратно на палец, оно было ровное по форме и достаточно гладкое, но – покрутив его я почувствовала, что оно немного великовато.

– Чтобы ты обо мне не забывала. Мы же всё равно скоро расстанемся на два года. В любом случае, – Чтобы ты помнила, что у тебя есть настоящий друг. Чтобы ты знала, что у тебя есть я…

– Так это, извини… чуть-чуть на вырост тебе. Попробуй на средний палец надеть…

На среднем пальце кольцо сидело в самый раз.

– Да, Спасибо! Это и правда, самый лучший подарок. Только это не ты должен был дарить в день рождения. Это тебе подарки надо дарить… Знаешь, теперь если ко мне кто-либо будет приставать, пока тебя не будет, я знаю, что ему показать. Вот! – я загнула только указательный палец, чтобы не получился совершенно неприличный жест, и продемонстрировала кольцо на среднем пальце.

– Угу-м, – кивнул Саша, – я и не подумал. Ладно, так и покажешь!

Потом Саша проводил меня до дома, неся в руках мой магнитофон. Мы прошли пешком наискосок через весь Новый Город. Дома я была уже в 22:30. Как раз в момент наступления его совершеннолетия. Получилось так, что с обеда ничего не ела. Странный вечер выдался, особенно, с учетом, что побывала на Дне Рождения! Я пришла домой голодная, заглянула в холодильник, нашла там вчерашнего супа в кастрюльке, и стала стоя у холодильника есть суп холодным, не разогревая.

Папа проходил мимо кухни, увидел меня, и спросил по-татарски: «Я не понял. Ты на день рождения ходила? Ты в гостях была? Там не кормили, что ли?».

У меня чуть кастрюля не выпала из рук. Пришлось быстро что-нибудь придумывать. Я ему ответила:

– Юк, эти. Бу матур былтыр тзелгн клмк шундый тыгыз. Шуа кр мин ашамыйм. Шулай булса минем корсагым крен булачак! («Нет, мое красивое прошлогоднее платье стало таким узким, поэтому я не ем. Если поем немного, то у меня живот будет выпирать!»)

Я показала, как мой плоский живот от потребления пищи становится круглым, вдохнула воздуху и надула его.

– Гомер узган, клмк тузган. («Жизнь проходит, платье изнашивается»).

Папа засмеялся и погрозил пальцем.

– Ярар, сиа яа клмк сатып алырга кирк! («Хорошо, тебе новое платье надо будет купить!»)

15 июля 1997. Разрешение на поход. предложение-загадка про пикник вдвоем

Сегодня родители подарили мне новое платье – точнее, папа дал мне денег, чтобы я купила. Он сказал, что только чтобы не короткое покупала. Съездила на рынок на ГЭС с утра, купила себе красивое длинное летнее платье, белое с синими цветочками. Первый раз, когда вещь себе сама покупаю, моя первая самостоятельная покупка в плане одежды. Рома и Булат сегодня вечером уезжают в поход.

Мы пришли к их автобусу возле «Школы Туризма» (которая, оказывается, проводится в обычной школе) попрощаться и пожелать удачи.

Все уже было готово к погрузке. Марат Нурбулатович, Булат, Рома и еще человек пятнадцать стояли и ждали, когда подойдет автобус, считали рюкзаки и располагали, в каком порядке всё складывать. Я расспрашивала Марата Нурбулатовича про то, что они берут – их снаряжение, байдарки и ПСНы (надувные плоты), сколько палаток. Марат Нурбулатович переживал, что так много вещей в этот раз набрали, некоторые даже, помимо рюкзака аж по две сумки взяли. Автобус-то небольшой, как все поместятся? К шести часам пришел автобус ПАЗ-3205 (по-народному говоря, «Пазик»), они погрузили в него все вещи. Рома Марату Нурбулатовичу накидал дельных идей в плане логистики, как грамотно можно все разместить. Саша им тоже немного помог. Все поместилось, и людям место осталось!

Сказала Саше, что тоже очень бы хотела поехать в водный поход. Наверное, это просто здорово! Булат услышал об этом, и сказал, что они с Маратом Нурбулатовичем каждый год ездят от «Школы Туризма». Саша ответил, что ему в ближайшие годы вряд ли светят походы, кроме одного родолжительного похода – служить в армию. Увидев мое расстроенное лицо, Саша перевел взгляд на Булата и улыбнулся:

– Если только Булат возьмется присмотреть там за тобой и поручится мне головой, тогда – иди!

Понятно, конечно, что Булат – лучший друг Алекса. У Булата нелегко прочитать какие-либо еэмоции, – точнее, читается лишь их полное отсутствие. Но даже Булат не ожидал такого поворота, и воспринял всё это не в шутку, а довольно серьезно.

– В следующем году Лейсан только семнадцать. Официальное разрешение на поход выдают – в первую очередь – родители. Но твое разрешение, Алекс, тоже будет принято во внимание, – произнес Булат строгим тоном юриста, глядя на Сашу исподлобья. Какой-то недоверчивый взгляд. Взгляд с вызовом: «Ты серьезно?». Булат выше ростом, но он сидел в это время на корточках у своего рюкзака, проверяя, все ли карманы застегнуты… Этот взгляд исподлобья – ну в точности как у Малдера из «Секретных материалов»…

– Спасибо! – пожал ему руку Алкекс, мы все попрощались с Булатом, Ромой и их командой.

По-моему, лучше всего с вопросом «приглядеть за ребенком» было бы обратиться напрямую к одному из организаторов похода, к Марату Нурбулатовичу. Он-то давно уже совершеннолетний, строгий и порядочный, он во всех вопросах авторитет. Но по-видимому, у Алекса к Булату доверия больше. Даже больше, чем ко мне.

Сегодня меж нами еще один разговор. Дался он мне тяжело. Возможно, спустя годы, нам его будет смешно вспоминать. Темой разговора стало то, как мы с Сашей собрались сделать пикник на двоих в лесу, думали, что бы взять с собой.

– Когда мы пойдем с тобой в лес, я хочу взять с собой такую – так скажем, – вещь… Но не знаю, как ты к этому отнесешься.

– Плохо отнесусь?

– Возможно.

– Это какая-то плохая вещь?

– Нет, это даже не совсем вещь, и не совсем плохая вещь. Я хочу, чтобы ты сама попробовала угадать.

– Не знаю. Что ты можешь взять такое, к чему я могу плохо относиться?

– Вот подумай сама, и скажи. Что может захотеть взять с собой на пикник парень в 18 лет.

– Не знаю…

– Что люди берут с собою? Вообще, что люди берут с собой на пикник.

У меня в голове была мысль: «Всё! Вот оно! Как так? Скорее всего, что еще хочет как 18-летний парень? Что он хочет, – конечно, взять презерватив, и вообще так нагло про это мне сейчас намекает… Что делать? Как быть?!»

Я почувствовала, что начинаю краснеть и негодовать, но тут включила фантазию.

На протяжении получаса я предлагала ему разные вещи взять на пикник, от «сиденьки под попу», коврика для пикника, салата, корзины и до мусорных пакетов.

– Может, ты хотел бы кого-то позвать?

– Нет, лучше, чтобы мы были только вдвоем.

– Что-то для двоих? Можешь подсказать хотя бы?

– Хорошо, я тебе подскажу так: «Запретный плод – сладок»…

После этих слов чувствовала в этом подтверждение предположения, что он хочет «продвинуть» наши отношения вперед, взять презерватив. Меня аж в пот прошибло.

– Ну давай, подумай сама, что мне уже можно, а тебе нельзя?

Теперь я уже была уверена, что он загадал, что он задумал… это! Это, ну это, что-то нехорошее. Как мне быть? Я так и думала, что этот разговор неизбежен…

– Может, взять пластиковую чашку? – не сдавалась в версиях я, хотя бы, чтобы как-то занять время, и вдруг:

– Ближе…

Какое может иметь отношение чашка к этому предмету, который я представила?

– … А что мы будем пить?

– Еще ближе.

– Ты, что ли, вино собираешься брать?

– Не-е, я тут подумал взять ли с собой одну бутылку пива. Но если ты попросишь, то могу взять и две. Хочешь?

Словно гора с плеч свалилась. Так и хотелось ответить: «Да бери хоть две!»…

– Откуда мне знать, хочу я или не хочу? Нет, наверное, пока не хочу.

– Я не знаю, может быть, ты тоже хочешь? Попробовать?

– Бери себе, одну. Я разрешаю.

– Точно не будешь?

– Нет, не буду. Но раз тебе можно… – то тебе и можно. Бери!

Теперь лишь дневнику могу поведать, что же было у меня в голове и как от страха сильно билось мое сердце. Была ли у него мысль о том, что я могу подумать и представить, когда задал мне задачу «что парень может в 18 лет захотеть взять с собой на пикник», может, он знал – или не знал, скорее всего, и не догадывался. Ух, какие вещи мне лезут в голову, аж жуть, страшно…

В итоге мы взяли с собой на пикник коврик для пикника, два салата, корзины только не было, пакет для мусора, воду, пластиковую чашку и бутылку пива. И я при этом не пила пиво. Мне Саша откуда-то раздобыл вкусный «Байкал». А целовались только на прощание – в щечку.

Вот она какая, романтика.

18 июля – 3 августа 1997. Воркута

В воскресенье 3 августа мы с мамой вернулись из Воркуты. Мы летали туда на пару недель с 18 июля по 3 августа на юбилей бабушки Натальи, да погостить. Навестили и мамину сестру Анну (она моя крестная), мою двоюродную сестру – её дочь Светлану. Ходили на кладбище, где похоронен мамин отец. На этом кладбище чаще хоронят рядом с уже существующими семейными и родственными могилами. Каждый, кому уже доводилось хоронить супруга, тут уже при жизни знает, где будет его место, когда он или она покинет этот мир. Бабушка Наталья вздыхает, говорит, что вот – тут рядом с дедом Николаем её место. Моей бабушке в конце июля только исполнилось шестьдесят, хотя выглядит она так, словно и пятидесяти еще нет. Мой дед был старше бабушки на двенадцать лет, он ушел из жизни два года назад.

Пока ходили по кладбищу, рассматривала мемориальные таблички. Раньше на кладбище, проходя мимо них, я подспудно вычисляла в уме, сколько же лет прожил человек, кто умер молодым, а кто в преклонном возрасте. А теперь, глядя на парные могилы, определяла, кто кого пережил, муж жену или жена мужа, на сколько лет. И ведь даже те жены, что остались вдовами в сорок лет – они, по-видимому, точно так же, как и бабушка Наталья, знали, где их будет место. Часто жены переживают мужей – мужчина чаще старше жены, да и умирает «сильный пол» раньше. Кто пережил мужа на пять, кто на десять, кто на двадцать лет, а кто и на сорок… И даже уйдя из жизни лет в восемьдесят-девяносто, те женщины были похоронены рядом с мужьями. Под той же фамилией.

«Вот это, пожалуй, действительно – ожидание встречи». Бабушка говорит, что она знала некоторых из их, да – достойные были женщины. «Неужели никто даже не думал выйти замуж повторно? Или в сорок – наверное, уже поздно?» – спросила я бабушку Наталью. «Это кому как, – ответила она. – В наши времена замуж выходили один раз и на всю жизнь. Сколько уж жизнь отмерит». Может показаться, теперь это звучит слишком высокопарно, но человеку, рожденному в довоенные годы, с тяжелым детством и трудовой юностью это кажется естественным. «Это любовь?» – я не могла не задать такой вопрос. «Да, это и любовь… Как там у вас нынче поется? Узелок завяжется, узелок развяжется. А любовь – она и есть: только то, что кажется!» – уклончиво ответила бабушка, а потом пояснила: «Да раньше порядки такие были. Не то что сейчас…»

Так можно и десятки лет ждать, храня верность… А я тут начала в себе сомневаться, смогу ли ждать два года? Впрочем, казалось бы, ждать в шестнадцать лет, в сорок или ждать в шестьдесят – это разные вещи. Да, физиологически разные. Но ведь что значит ждать? Это не только хранить верность, хотя и это важно. Это светлая незримая нить между людьми сквозь расстояние и время. Такая связь, которая и человека переживет. Вот это и есть любовь.

5 августа 1997. День рождения Булата

В воскресенье вечером к нам на неделю приехала моя двоюродная сестра Маша из Казани, дочка папиной сестры, она тоже школьница, в этом сентябре идет в 10-ый класс. А я в 11-ый. Саша приходит каждый день после работы. Каролина – как обычно, у бабушки в Электростали, Асия снова в деревне, уже отработала июль, сажая деревья. Как только вернулись мы из поездки, встретили Асию. Асия снова приглашала меня в деревню. Как и в прошлом году. Но в этот-то раз я знаю уже, что у Булата день рождения. Не то что в прошлом году, когда я приехала с одной лишь фотографией. И то случайно захватила.

Пишу-то я о Дне Рождения Булата на следующий день, уже 6 августа.

Паша и Рома не приехали. Паша в Казани поступал, вроде не поступил, но пока на ближайшие месяцы так в Казани и застрял. Правду говорят, столица «засасывает» людей – он приехал туда в конце июня, сразу на два месяца снял там жилье, так и живет в Казани. Примерно раз в месяц в Елабугу наведывался. Не поступил, он написал мне. Жаль. Встретился на днях с Сашей, передал через него мне и Булату кассеты. Мне записал кассету из тех самых композиций, которые я ему описывала в прошлом году, не зная ни одного названия. Булату записал свою любимую «Нирвану» – не знаю, что он в ней нашел? Булат даже обрадовался, наверное, он еще не слышал этой… музыки…

Папа нас с Машей свозил к Булату в деревню во вторник с утра перед работой. Саша приехал к Булату сам. На нас троих был один конь Эдельвейс, Булат не катался, он нам как гостям уступил. И мы катались только по кругу и по очереди. Пегая лошадь Наташка, на которой я в прошлом году в августе каталась, – она жеребая, через месяца полтора у них должно быть пополнение. У нас была заготовлена морковка с дачи – только на ту лошадь, на которой мы катались. Чтобы завоевать её расположение. Пока Маша каталась, мы с Сашей ждали её, стояли рядом с кобылой Наташкой. Мы с ним дергали траву за забором, куда лошадь не дотягивалась, скармливали этой милой серой пузатой лошади.

– О чем ты думаешь? – спросила я Сашу, глядя в чуткие и внимательные лошадиные глаза с большими серыми ресницами.

– Это ты мне или лошади? – пошутил он.

Я кивнула на него, и он стал серьезен, как никогда:

– Можно, отвечу правду? Думаю, вот, если ни разу не поцеловались, то так, пожалуй, навсегда, на всю жизнь… остались с тобой просто… друзьями! Я рад, что мы успели поцеловаться хоть один раз до моего совершеннолетия. А ты что думаешь?

– Я думаю, что это очень сильное и хорошее чувство – первая любовь… Ты прости меня за тот наш… «один поцелуй»! Необычное ощущение. Ты сам понимаешь, и я всё понимаю сама – это пока слишком рано. Для меня, конечно, рано – не для тебя. Но все-таки дружба – это может быть еще более сильное чувство. Так выходит, ты для меня сразу всё – и мой лучший друг, и моя первая любовь!

Саша взял мою руку и ею погладил лошадь, которая стояла безмолвно, моргая грустными глазами.

– Что это ты? Ты так обо мне? Это я твоя первая любовь? – он посмотрел восторженными серыми глазами, которые в этот момент стали голубыми, излучая свет восхищения, и в то же время хитрое недоверчивое удивление. Я кивнула в ответ.

– Погоди… Ты мне говорила про свою первую любовь, про два года… Постой, или три года! Что ты «влюблена в одного человека». И теперь он – это уже не первая любовь? – он неодобрительно покачал головой и, нахмурившись, улыбнулся. – Я так и предполагал! Так и знал, мне и Паша говорил, что если девушки называют тебя «первой любовью», то они напрочь забывают свою самую первую любовь.

Я стояла у забора и начала махать Маше, подавая знаки – три пальца (3 круга!). Моя очередь кататься на Эдельвейсе! Потом еще один – и указательным описала еще круг, чтобы показать ей, что её три круга уже на исходе, пора «закругляться»! Но Маша не стала останавливать лошадь, и пошла на четвертый круг. А это была моя очередь!

– Лейсан, посмотри на меня! Ты можешь не бояться сказать о том, что ты когда-то в кого-то была влюблена. Что ты кем-то раньше восхищалась. Это у всех бывает…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но теперь я думаю по-другому. Я знаю, что ты по-настоящему моя первая любовь. Любовь – это взаимное чувство. В школе-то – там не до взаимности, вряд ли там какое особое чувство любви. А наша с тобой история – история о взаимном чувстве.

Сказала ему, что у нас-то не история про безответную любовь, не про ту, которая «в одни ворота».

– А у нас с тобой это все-таки любовь, да? – спросил он.

– Я счастлива тем, что мы с тобой вместе. Признаться, я не решила точно, что это у нас. Любовь или нет. Но в любом случае, это взаимно. Одно я точно знаю, что такого друга, как ты, у меня никогда еще не было, нет и вряд ли когда еще такой будет. Мы с тобой самые лучшие друзья.

– Ничего не понимаю. То любовь, то друзья. Любовь? Друзья? Ну конечно – друзья! Опять я ничего не понимаю, – покачал головой Саша.

Непонятно было, говорит он правду, шутит или издевается. Тут, как раз на фразе о том, что мы с ним друзья, как нельзя не догадаться, к нам подошел из-за сарая Булат, мы его в последний момент заметили. Таслима-апа позвала нас чай пить. Тут и Маша прискакала. На коне Эдельвейсе. Она была такая довольная, дико восторженная, как никогда. «Вы идите, я его распрягу, уведу и подойду», – Булат показал в сторону дома.

Вечером Булат играл на гитаре на кухне какие-то странные древние песни советских лет, которые мне и не слышать ни разу не доводилось. Нашел толстый рукописный песенник в КСП, читал тексты, и ему одна песня понравилась. Песня была наивная и пронзительно-тоскливая, об ушедшей любви, которую не воскресить, о любви как о пепле от погасшего костра. Я так понимаю, вероятно, песня была посвящена Гузель. Они пару месяцев встречались. Оказывается, Гузель поступила в медицинский университет. Булат даже после первого курса хотел перевестись в Казань, из КамПИ6 в КГУ. Чтобы поближе к ней быть. Но они расстались.

Булат играл на гитаре, спел нам эту песню:

А если счастье суждено кому-нибудь с тобой,

Пусть будет не костром оно, а яркою звездой!

Звездой, что всходит вновь,

И вновь горит из года в год!

Люби, и пусть твоя любовь

Тебя переживет!7

Вечером заехал папа, он ехал с работы, забрал маму с работы перед тем как за нами заехать. Родители собирались нас с Машей только забрать из гостей. Тут из дома вышли Таслима-апа и Рустем-абый (так называет их Асия, и я тоже вслед за ней). Они позвали и моих родителей к столу. Отказываться было неудобно, а зазывали они настоятельно. Да и после работы мои родители и так проголодались. Затем Таслима-апа еще и в баню позвала, мы уж отказались. Папа сходил с Рустемом-алый посмотреть баню – он тоже на даче баню строит. Соседи по деревне странно поглядывали, с опаской, особенно маленькая соседская девочка, тёзка хозяйки – Таслима: почему это милиционер ходит по участку, да еще и в баню заглядывает? Со всех сторон вопросительно смотрят из-за заборов, что там у вас стряслось?

Таслима-апа делала рукой маленькой Таслиме успокаивающие жесты, мол, все хорошо. Папа пошутил, мол, скажете, это капитан Хусаинов баню проверил и одобрил. Таслима-апа так удивилась, что мой отец их однофамилец, словно до этого и вовсе не была в курсе, отчего нас с их единственным сыном в шутку «поженили». То есть за стол на всех днях рождениях Асии нас все время, как нарочно, рядом сажали! Не раз раньше бывал такой прикол, чтобы кто-нибудь глянул на нас двоих и произнес: «Кара эле, Хусаиновнар!» (Смотри-ка, Хусаиновы!).

Всей компанией ели шашлык из курицы, который приготовил Рустем-абый. С деревни в Челны вернулись лишь в 11 ночи, Сашу тоже подвезли к нему домой.

Вот так прошел этот замечательный вторник, день рождения замечательного человека.

Всю ночь после этого с Машей не могли уснуть – всё шептались и смеялись до 4-х утра в моей комнате. Мы говорили о жизни, о друзьях, делились сокровенными сердечными переживаниями – обсуждали мальчиков (не без этого!), вспоминали письма друг друга… Родители мои встали, ушли, нас не будили…

7 августа 1997. Шишки. Встреча с владельцем ньюфаундленда…

Саша заезжал к нам каждый день после работы, и сегодня в пятницу вечером опять был у нас. Утром мы провожали мою двоюродную сестру Машу. Жаль, всего неделя – это мало, она уже должна была возвращаться домой в Казань. Я даже расплакалась, когда она уезжала, мы с ней так близко сдружились!

Вечером мы с Сашей решили пойти погулять по лесу. Погода была по-настоящему летняя, хорошая, за день лес прогрелся и веял сосновым запахом, хвоей и смолой. Пели птицы.

– Ты помнишь, что ты сказала на дне рождения у Булата? Что я твоя первая любовь и что мы с тобой друзья.

– Да, а что?

– Хорошо, я согласен быть первой любовью, но считать себя твоим другом я не хочу.

– Почему ты не хочешь быть другом? Ты мой самый любимый друг!

Мы шли по освещенной догорающим солнцем летней тропинке, усыпанной шишками. Розово-рыжий свет солнца сквозь лесную хвую попадал на его лицо, и казалось, будто по Саше бегают колючие тени ёжиков. Он остановился и поднял пять шишек.

– Друзья… Разумеется, друзья! С твоей стороны – «да». Есть несколько «но»… Ты думаешь, что мы просто друзья. А я так не считаю.

Он остановился перед сосной, на вершина которой была был помечена крестиком с красной краской.

– Ты думаешь, что мы просто друзья… Когда никто уже так не думает! – тут он кинул в сосну первую шишку, и она попала прямо в этот крестик.

– Разве ты до сих пор не поняла… что вот я уже за эту дружбу с тобой получил столько, сколько… Мало не покажется, – он кинул в то же место на дереве вторую шишку, и шишка ударилась ровно в ту же мишень.

Саша отошел подальше и посмотрел на меня, ожидая реакции. Но я решила стоять и не двигаться.

– У моих мамы и сестры ко мне по поводу тебя уже слишком много вопросов, – он кинул в сосну третью шишку. Сделал еще шаг назад.

Алекс обычно непоколебим, как и Булат, всегда контролирует свои эмоции. В этот раз он был взволнован, а я всегда видела его до этого только весьма спокойным и уравновешенным.

– После той истории с колготками, которые я тебе подарил, а ты решила вдруг приберечь… Блин, мне за это уже влетело от твоего отца, – он не глядя бросил четвертую шишку. – Хотя я ничего не делал!

Шишка попала в то же самое место! Но он даже не обратил на это внимания.

– Так, что становится даже… обидно. Что мы с тобою всё ещё друзья. А по поводу блюстителей девственности и порядка, – тех пацанов из твоего комплекса… Про те наши постоянные стычки с ними, которые с наступлением весны участились – ты, думаю, всё сама поняла. Ты же сама знаешь, что я 23 февраля не просто упал… Знаешь, я за только за этот март три раза по-настоящему дрался из-за тебя!

Он снова бросил шишку, и опять попал в нужное место.

В этот момент я поняла: нет, не похоже что он потерял терпение и самоконтроль. Он по-настоящему замучился меня ждать. Хотя сам сказал же, что будет ждать столько, сколько нужно… А уж что его друзья не считают нас с ним друзьями – это он сам виноват. Так я уже два месяца как стала считать себя его невестой. Но сама называю его другом. Мне слово «друг» гораздо ближе, нежели «жених».

Я подошла к нему, положила ему руку на спину. Мне резко стало понято всё его расстройство. Ни о чем из этого я не думала. Вообще. Единственная серьезная мысль, которая появилась у меня – это что я не выразила своего протеста, когда он сам показал друзьям мой укус. Но я почти ничего не знала – ни о драках, ни о разговоре с отцом, ни о том, что все остальные со стороны за нас уже решили, что у нас любовь. Каждый довод, каждая шишка – всё это было мне незнакомо, обо всем этом я и правда не думала. Он никогда. Раньше. Не говорил.

Хотелось обнять его. Я прислонилась головой к его груди.

– Прости, – ответила я. – Мне и правда всегда хотелось, чтобы мы были… друзьями. Близкими людьми! Ты такой хороший парень, каких еще поискать…

Он посмотрел на меня и поправил мне воротник платья, и заботливо застегнул верхнюю пуговицу. (Эту пуговицу даже и не нужно было застегивать, платье специально было задумано так, чтобы носить его с открытым воротником).

– Друзья. Ладно, друзья. Да, разумеется, я хороший парень. А каким мне еще быть? Я даже понятия пока не имею, каково это – быть нехорошим парнем. И всё-таки, пожалуйста, пойми меня правильно. Я хочу быть для тебя больше, чем другом. Я хочу, чтобы мы… чтобы мы жили вместе. Всегда. Чтобы ты стала моей женой. Давай подождем еще. Еще несколько лет. Я буду ждать тебя. Столько, сколько нужно.

И мы стояли на истоптанной тропинке посреди леса. Стояли тихо, я прислонилась к нему головой, и он гладил меня по волосам. Я не знала, что я могу сказать. Боялась что-либо ответить. Мне казалось, что – скажи я хоть слово, – так голос будет дрожать, и я вот-вот расплачусь. Мимо нас прошел мужчина красивой черной породистой собакой, она была такой крупной, массивной, с мощным, мускулистым корпусом.

– Какая у вас красивая собака! – вырвалось у меня.

– Это ньюф, то есть ньюфаундленд.

– Как зовут?

– Шериф.