Половинный код. Тот, кто спасет Грин Салли
– Зачем он им? Что он делает?
– Половинка амулета не делает ничего. Но вообще амулеты, когда они целые, исцеляют и защищают. Она потратила немало усилий на поиск одной половинки и, я думаю, полна решимости во что бы то ни стало найти вторую; когда у нее в руках окажется целый амулет, то он, может быть, восстановит свою силу.
– И ты правда совсем ничего про него не знаешь?
– Правда. Для меня это просто вещь, которой владела когда-то моя мать. Письмами я дорожу больше. – Мы оба сидим на краю кровати, но тут он отодвигается назад и опирается спиной о стену. – Пусть Ван берет его себе. Меня такие вещи не интересуют.
– Какие – такие?
– Всякие. Не простые. Амулеты, ножи и прочее.
– Так я и думал.
Упираясь в стену затылком, он не сводит с меня глаз.
– До чего же хорошо снова видеть тебя, Натан. Я так рад, что ты жив. Очень рад. – Вид у него усталый: кожа бледная, почти серая, под глазами темные круги. Он продолжает:
– Кто бы мог подумать, что мы с тобой окажемся здесь, в этом красивом доме? И будем сидеть бок о бок, живые. И пьяные от шампанского.
Но его слова насчет «непростых вещей» не дают мне покоя: может быть, это неправильно, что я так хочу Фэйрборн обратно? Я думал, что если он будет у меня, то я докажу своему отцу, что не убью его. Хотя, может быть, для этого не нужен Фэйрборн.
– О чем ты думаешь?
– Да так, о разном. О Фэйрборне. О моем отце.
– Какой он?
– Мой отец? Сам не знаю. Я вообще его незнаю. Он куда симпатичнее, чем я его себе представлял, в смысле, чище. Носит костюм. Глядя на него, и не подумаешь, что он убил сотни людей.
– Я спрашиваю, какой он человек, а не во что он был одет.
– И что ты хочешь от меня услышать? Что он могучий? Потрясающий? Да, он такой. И даже сильнее, чем я считал возможным. Он сделал такую штуку, вроде как остановил время – снежинки висели вокруг нас и ждали, когда им разрешат упасть, а мы сидели и разговаривали, как будто в порядке вещей. Во мне еще сидела охотничья пуля. Он ее вырезал. Потом дал мне три подарка: кольцо, пулю из моего тела и мою жизнь. – Я снимаю с пальца кольцо и протягиваю его Габриэлю. – Потом он порезал себе ладонь, и я выпил его кровь. Я думаю, что он уже давно, всю мою жизнь, думал о том, как даст мне три подарка. Он ждал, когда я вернусь к Меркури; он знал, что я пойду туда. И он столько сделал: остановил для меня время, спас мне жизнь своими тремя подарками, а потом… ушел! Бросил меня снова! Оставил меня в долине один на один с Меркури и целой стаей Охотников.
Габриэль молчит.
– Я всегда думал, что, когда мы встретимся, я объясню, я докажу ему, что я никогда его не убью. И я пытался сказать ему это, но он как будто не слушал. Он мог меня убить, а вместо этого спас мне жизнь. И все было так удивительно, так замечательно, а потом… все пропало.
– Он твой отец, но он верит видениям – о том, что ты его убьешь.
– Он сказал: «Я не слишком верю видениям. Но я осторожный человек», или как-то в этом роде. То есть, по большому счету, он мне не доверяет. Не верит, что я потерял Фэйрборн. Так что «непростые вещи» кое-что значат, Габриэль, ведь, будь у меня нож и отдай я его отцу, он бы не бросил меня снова. Глупость в том, что я ненавижу его за то, что он ушел. Не за то, что он убивал людей, не за то, что ел их сердца, а за то, что он бросил меня в детстве, а теперь бросил опять.
– Это не ненависть. Это просто злость. – Габриэль усмехнулся. – А значит, ты не питаешь к нему никаких особых чувств, ведь ты почти всегда на кого-нибудь да злишься.
Я отвечаю ему матом, а потом добавляю:
– Я рад, что ты жив, Габриэль. С тобой мне всегда есть на кого злиться. – В голове у меня все плывет, и я утыкаюсь лицом в кровать. – Мне надо поспать. И тебе тоже.
Конечно, я не сплю, потому что мы в доме, но я сижу рядом с ним так долго, как только могу, то есть не очень долго, ведь я не могу спать под крышей ночью. Мне надо на воздух.
Я выхожу и осматриваю территорию вокруг дома. Участок – большой, заросший лесом, со всех сторон огороженный стеной и колючей проволокой – плавно спускается к воде. Но озеро не огородишь, и участок кончается узким каменистым пляжем с небольшим деревянным причалом без лодки. Красиво. Напротив черными силуэтами встают горы. Теплый ветерок разгоняет облака, выглядывает луна. Самое время окунуться.
Вода прохладная. Тихая. В ней словно растворилось отражение луны. Я заплываю далеко от берега, ложусь на спину и долго смотрю в небо.
Вдруг что-то щекочет мне ногу, и я чувствую, как звериный адреналин тут же начинает наполнять клетки моего тела. Но медленно, постепенно, потому что я говорю себе успокоиться, глубоко дышу, объясняю себе, что это всего лишь рыба или еще что-нибудь плавает в воде. И так я дышу и уговариваю себя до тех пор, пока адреналин не улетучивается, не рассасывается в крови, как будто и не было никогда.
Луна по-прежнему смотрится в воду, когда я спрашиваю себя, смогу ли я заставить адреналин вернуться. Я выдумываю всякие опасности, таящиеся в воде, чудовищ, дремлющих в глубинах, рыскающих во тьме, крадущихся ко мне снизу – например, огромного угря, который поднимается на поверхность, чтобы проглотить меня целиком. Я погружаюсь с головой, открываю глаза, оглядываюсь под водой, чувствую, как подо мной темно и холодно, представляю, как угорь подплывает ко мне…
Ничего не происходит. Угри, даже если они здесь есть, спят, и мой адреналин тоже. Я выныриваю и озираюсь, почти надеясь, что какое-нибудь чудовище все же появится, но все спокойно, и через пару минут я уже выбираюсь на берег.
На траве у самой воды сидит Габриэль и ждет меня. Я одеваюсь и сажусь рядом.
Он говорит:
– Я посплю здесь, с тобой.
Я собираю хворост и развожу костер, мы садимся возле него и скармливаем огню одну веточку за другой, а когда они кончаются, я встаю и набираю еще. Мне интересно, спросит Габриэль, почему я не сплю, или нет, но он молчит. Перед рассветом он засыпает. Тогда и я решаюсь, наконец, закрыть глаза. Днем я еще никогда не превращался в зверя, только если меня преследовали Охотники, но не думаю, чтобы это случилось сейчас. А вот ночью… кто знает?
Мы просыпаемся несколько часов спустя, и Габриэль уже выглядит лучше: краски частично вернулись к его лицу, он улыбается, увидев меня.
Мне надо поговорить с ним об Анне-Лизе, но я откладываю этот разговор на потом.
– Ты поспал? – спрашивает он.
– Так же, как и ты. Довольно.
– Хорошо. – Он встает и потягивается. – Нам надо позавтракать. Кофе, круассаны, булочки и яйца… Особенно яйца.
Мы едим весь день. Мы оба порядком отощали: по крайней мере, утром дело обстоит именно так. В обед мы купаемся и лежим на солнышке, чтобы просохнуть. Второй день над нами безоблачное небо и палящее солнце.
Габриэль говорит:
– Мы все говорим да говорим, а о том, в чем мы с тобой расходимся, ни слова.
– А я не хочу с тобой расходиться, мы и так долго не виделись. – Но я знаю, что от разговора об Анне-Лизе никуда не денешься. Я должен ее спасти: как бы смешно, напыщенно и даже глупо это ни звучало, но это мой долг. Не могу же я бросить ее в плену у Меркури. И я говорю:
– Я должен помочь ей.
– Ничего ты не должен.
– Должен, Габриэль. Это из-за меня Анна-Лиза в беде. Эта кома, или что там еще с ней случилось, из-за меня.
– Это не кома, и ты ничего ей не должен.
– Я хочу помочь ей, Габриэль. Мне нужно ее освободить. Анна-Лиза – мой друг. Я очень… мне она очень нравится. Я понимаю, ты ей не доверяешь, но она никогда не предаст меня и никогда не предавала.
Теперь он смотрит на меня.
– Как Охотники узнали о квартире Меркури в Женеве?
– Что?
– Не притворяйся, ты слышал. Как они туда попали? Ты сказал, что они были в той квартире, подстерегали тебя на подступах к ней. Я их туда не приводил. Я там и близко не был в тот день. Так как они узнали?
– Маркус сказал мне, что Охотники научились распознавать проходы в пространстве. Наверное, так они и вычислили квартиру.
Габриэль садится.
– Нет, Натан. Думаю, все было совсем не так. Вряд ли они могут распознавать прорехи с большого расстояния. Умей они это, проход к настоящему дому Меркури уже давно был бы ими найден.
– Может быть, он и найден, откуда нам знать. А может, Меркури успела его уничтожить, и теперь его никто никогда не найдет.
– Ты выдумываешь причины и подбираешь объяснения, тогда как настоящая причина у тебя под носом, просто ты не хочешь ее видеть: Анна-Лиза выдала квартиру Охотникам.
– Ты сам говорил мне, чтобы я не выходил из квартиры, а я вышел. Кто-нибудь, не знаю кто, какой-нибудь информатор, стукач, полукровка, увидел, как я шел за тобой. Он и сообщил Охотникам, вот они и ждали меня там, когда я пришел.
Габриэль молча ложится.
Я говорю:
– Согласись, такое тоже возможно.
Он не смотрит на меня, и я считаю это признанием своей правоты.
Я говорю:
– Габриэль, я ей верю. Она пыталась нам помочь. Она сказала мне о том, как Охотники охраняют свою базу, какими заклинаниями пользуются.
– Просто ей надо было укрепить твое доверие, Натан, доказать тебе свою преданность. Шпионам ведь не пишут на лбу: «Я шпион». Наоборот, они обычно ведут себя так, как будто они на твоей стороне, в этом все дело.
Я вспоминаю Анну-Лизу, как она сидела рядом со мной на крыше коттеджа Меркури и тряслась от страха, и знаю, что она меня не выдавала.
– Я должен хотя бы попытаться помочь ей, Габриэль. Ты сделал это для меня, а я должен сделать то же самое для нее.
Он молчит.
– Она очень нравится мне, Габриэль. Ты же знаешь.
Габриэль закрывает лицо рукой, согнутой в локте. Он молчит, но его грудь часто поднимается и опускается.
– Я хочу обратиться к тебе с серьезной просьбой.
Я жду.
Молчание.
– Ты поможешь мне найти Меркури? – Мы оба знаем, где бы ни была сейчас Меркури, Анна-Лиза с ней. – Мне нужна твоя помощь, Габриэль.
Он не отвечает. И не открывает лица.
Больше сделать ничего нельзя, и я спускаюсь к озеру.
Немного погодя он подходит ко мне, садится рядом, и мы вместе смотрим на тихую воду, горы за ней и чистое голубое небо надо всем этим.
Габриэль говорит:
– Ван говорила мне, что ты умер. Несбит описывал твое тело, рану в боку. Он принес Фэйрборн, а я знал, что ты не отдал бы ему нож, если бы был жив. Поэтому я поверил, что ты умер. У меня не было ни тени сомнения. – Он скользит по мне взглядом, но тут же снова поворачивается к озеру. – Я плакал. Долго плакал, Натан. И придумал, что, когда смогу, пойду, найду твое тело, прижму его к груди и не отпущу больше никогда. Так и останусь с тобой, умру с голоду, но, по крайней мере, с тобой рядом. Я думал, это все, что мне осталось.
– Габриэль… – Но я не знаю, что еще сказать. Я не хочу, чтобы он голодал и умер. – Ты мой друг, Габриэль. Мой лучший, мой единственный друг. Но…
Он поворачивается ко мне лицом.
– Я всегда буду с тобой; куда бы ты ни пошел, я за тобой, всегда. Потому что я не хочу быть нигде больше. Если ты пойдешь к Меркури, значит, и я пойду к ней. Если захочешь, чтобы я помог тебе освободить Анну-Лизу, я помогу.
Я смотрю ему в глаза и вижу, как он сердится.
– Спасибо. – Кажется, я в первый раз благодарю Габриэля, но я знаю, что ему не нужна моя благодарность; ничего такого ему не нужно.
Предложение
– У меня есть одно предложение. – С этого замечания Ван началась наша замысловатая вечерняя трапеза; еда уже почти подошла к концу, а мы так ничего больше и не услышали.
Ван сидит во главе стола, я – слева от нее, а Габриэль – напротив меня. Мы провели вместе весь день: ели, купались, загорали и время от времени ссорились. Габриэль говорит, что мы сейчас в отпуске, как фейны, и что фейны проводят свои отпуска именно так. Ссорились мы не из-за Анны-Лизы, о ней мы больше не говорили. Мы спорили о том, кто из нас бегает быстрее (я, причем на целую милю, но Габриэль доказывал, что это он выигрывал каждый наш забег, применяя к себе какую-то сложную систему вычисления гандикапа, подходящую для тел фейнов), кто дальше проплывет под водой (снова я, на пятьдесят метров, однако гандикап в очередной раз выявил мое отставание), кто быстрее лазает (здесь в саду есть стена для лазания – куда же уважающему себя наркобарону без нее – и уж тут Габриэль выигрывает у меня вчистую, а пересчет наших результатов по системе гандикапа и вовсе низводит меня до скорости улитки). Мы много едим и много говорим о еде: например, во что лучше макать круассан – в кофе или в горячий шоколад, что вкуснее – хлеб с арахисовым маслом или шоколадным спредом, чипсы с майонезом или кетчупом, и так далее в том же духе. Я понимаю, как сильно я по нему скучал. Он отличная компания для отпуска, но, похоже, наш отдых подошел к концу.
Ужин торжественный, с хрусталем, с множеством ножей и вилок, со свечами, хотя я одет по-прежнему. Ван великолепна в безукоризненном костюме сливочного цвета, а Габриэль принарядился в то, что нашел в доме. Они с Ван здорово смотрятся рядом. А вот Несбит далеко не так хорош собой и одет в свою обычную черную одежду. Он повар и официант в одном лице и, должен признать, очень хорош в обоих качествах. Вообще, если подумать, он прямо на все руки мастер: и готовить, и чай подавать, и следы заметать, и Охотников душить. Да, помощник у Ван из самых лучших.
На первое был суп, на второе – ягненок, но десерта не подали.
– Мы и сами сладкие, зачем нам еще сладкое, – прокомментировала эту недостачу Ван. Теперь она отправляет Несбита за кофе.
Он забирает мою тарелку, и я не могу побороть искушение сказать:
– Я грозился отрезать Несбиту язык, если он не назовет мне имя своего босса.
Ван даже не поворачивается в мою сторону, так и продолжает смотреть вслед Несбиту, который удаляется со стопкой тарелок.
– Несбит все сделал правильно. И я рада, что ты тоже так поступил. – Слегка замявшись, она оглядывается на дверь, за которой скрылся Несбит. – Мы с Несбитом старые друзья, и хотя моя жизнь несомненно стала бы куда более спокойной, лишись он в один прекрасный день языка, однако с языком он все же полезнее.
Я так и не могу понять, что их связывает. Ван говорит, что они с Несбитом старые друзья, а сама выглядит моей ровесницей, хотя ведет себя так, словно живет уже целую вечность. И вообще они с Несбитом напоминают слугу и хозяйку, которые вместе уже не один десяток лет.
Я говорю:
– Несбит сказал, что вы эксперт по части снадобий.
– Очень мило с его стороны. Да, я действительно предпочитаю снадобья. И уж точно никогда не стала бы прибегать к такому грубому орудию, как нож, для удаления языка. Снадобья действуют точнее и разнообразнее, чем любой клинок. К примеру, стоит мне поместить, скажем, на твой язык одну каплю некоего снадобья, и ты с удовольствием съешь его – я имею в виду язык.
– Никогда о таком не слышал. А моя бабушка тоже знала толк в снадобьях.
– Полагаю, ты говоришь сейчас о бабушке по Белой линии своего родства? – Ван не ждет от меня подтверждения и продолжает: – Большинство Белых Ведьм не имеют и понятия об истинной силе снадобий Черных Ведьм. Способы применения снадобий бесконечны, а их могущество безгранично. По моему скромному мнению, они есть самое мощное из средств воздействия.
– И как, вы уже к нему прибегали? Заставляли кого-нибудь съесть свой язык?
Ван едва заметно пожимает плечами.
– У меня осталось мало врагов; я почти со всеми разобралась.
Несбит вернулся, он собирает оставшиеся блюда и тарелки и, громоздя их одно на другое, говорит:
– Расскажите им о снадобье для тех, кто не платит долги. – И ухмыляется мне и Габриэлю. – Ребята, я отрабатываю свою кормежку. Пора и вам подумать о том же.
– Не думаю, что это подходящая тема для послеобеденного разговора, – отвечает Ван. – Хотя средство действительно очень эффективное.
– Мне кажется, Габриэль уже отблагодарил вас за помощь, – говорю я.
– Да. В целом я склонна думать, что мы все чисты друг перед другом. Габриэль жив и здоров, а я получила обещанную половинку амулета. Габриэль проявил терпение и такт: идеальный гость и такой же пациент. Да и у тебя, Натан, есть свой шарм.
– Да ну? – Не могу поверить, чтобы Ван видела во мне что-то похожее. Я смотрю на Габриэля, тот ухмыляется – без сомнения, замечанию насчет моего шарма, – и говорю Ван: – Мы уходим завтра.
– Ну, это вам решать.
– Вот именно.
– Могу ли я поинтересоваться вашими дальнейшими планами?
– Можете интересоваться всем, чем захотите.
– Полагаю, вы намерены разыскать Меркури и устроить побег твоей подруге Анне-Лизе. Достойное применение силам юноши, ослепленного любовью. – Она улыбается мне и, не стирая с лица улыбки, поворачивается к Габриэлю.
– Я не ослеплен любовью.
– Нет. Конечно же, нет, – говорит Ван. – Но миссия все равно достойная.
Несбит вносит кофейник и ставит его прямо на середину стола, между всеми нами. Ван продолжает.
– Несправедливо, что я знаю ваши планы, а вы не знаете моих. А я превыше всего ценю справедливость. – Она подает Несбиту знак наливать кофе. – У меня тоже есть миссия, своего рода.
– Найти вторую половину амулета? – спрашиваю я.
Ван покачивает головой:
– Да, надеюсь, что со временем мне удастся сделать и это, однако в данный момент у меня совсем иная задача первостепенной важности.
– И какая же?
– С тех пор как ты, Натан, покинул мир Белых Ведьм, там многое изменилось. Прежнего Предводителя Совета, Глорию Гудейл, подсидели и выжили с должности. Сол О’Брайен воспользовался твоим побегом из здания Совета для того, чтобы ускорить ее падение. Ни один пленник никогда еще оттуда не убегал, а ты не просто пленник, ты сын Маркуса. Твой побег был событием столь же беспрецедентным, сколь и непростительным.
– Но ведь я был пленником самого Сола. – По крайней мере, я всегда так считал.
– Не важно, кто именно привез тебя туда и почему. Нанятые Советом сторожа не смогли тебя устеречь, а магия, охраняющая входы и выходы в здание, не смогла тебя в нем удержать. А ведь все это – здание, стража, заклинания – сфера ответственности Главы Совета. И Глория взяла на себя всю вину, а уж Сол расстарался, чтобы мало ей не показалось.
– То-то у меня всегда было такое чувство, что мой побег дался мне как-то уж очень легко. По крайней мере, никто меня не удерживал.
– Мои источники утверждают, что Сол сам дал тебе уйти. Хотя не все получилось так, как он планировал. Он хотел, чтобы тебе сначала отрезали палец и закупорили его в ведовскую бутылку. В их намерения входило заставить тебя убить своего отца, а потом разделаться и с тобой тоже. Но, как я вижу, все пальцы у тебя пока на месте. – Она поводит рукой с сигаретой в сторону моей руки, лежащей на скатерти. – Тем не менее твой побег все же сослужил Солу хорошую службу. Он помог ему свалить Глорию и самому встать во главе Совета.
– Так, значит, теперь Советом управляет один мужчина, а Охотниками – другой? Наверное, впервые за всю историю. Вряд ли Белым Ведьмам это понравится.
– Ты прав. Женщины, как правило, обладают куда более сильным даром, чем мужчины. Вы с Габриэлем в этом смысле счастливые исключения. – Тут Несбит пытается напомнить о себе громким кхеканьем, но Ван на него даже не смотрит. – В общем, обычно мужчины не занимают оба эти ключевых поста одновременно. Кстати, Клею от тебя тоже не поздоровилось. Сколько Белых Ведьм расстались с жизнью, охраняя Фэйрборн, а нож украли у него, да еще в его дежурство, причем сам он не получил и царапины. Многие стали требовать, чтобы он ушел, и ему пришлось… подчиниться.
– И кто же теперь стоит во главе Охотников? – спросил я, предчувствуя ответ.
– В ту ночь, когда ты похитил Фэйрборн, одна из Охотниц получила от тебя нечто большее, чем синяк. Она, пожалуй, слишком молода и недостаточно опытна для такого поста, зато очень умна и бесспорно талантлива. И, как говорят, жутко обезображена. Твоя сестра, Джессика.
Я вспоминаю Фэйрборн в своей руке, его мощь, его желание резать и то, как он скользнул вниз по ее лицу. И говорю:
– Она была любовницей Клея. Теперь это наверняка в прошлом. Работа для нее наверняка на первом месте.
– Джессика заодно с Солом, она уже раскидывает охотничью сеть по всей Европе. А Сол спит и видит, как бы подчинить своему влиянию европейский Совет Белых Ведьм. Хочет превратить их в своих подпевал. Чтобы они отчитывались перед ним в каждом своем шаге и первым делом выгнали из Европы всех Черных Ведьм, как их когда-то выгнали из Британии. – Ван качает головой. – Я – Черная Ведьма, и Белых не люблю, но здесь, в Европе, мы давно привыкли жить по правилу «живи сам и давай жить другому». У нас Белые живут в своих традиционных местах, Черные – в своих. Между нами гармония.
Ван вытаскивает из кармана пиджака тонкий серебряный портсигар и вынимает из него сигарету со словами:
– А Сола гармония не интересует. Ему нужна лишь власть, как можно больше власти. – Она закуривает сигарету, делает глубокую затяжку и выпускает плюмаж зеленоватого дыма высоко над нашими головами. – Он планирует убить всех Черных Ведьм в Европе. Но не остановится и перед пролитием белой крови, если его сородичи вдруг встанут у него на пути. Он не настоящий колдун.
– И твоя миссия в том, чтобы остановить его?
– Да. Чтобы вернуть гармонию и равновесие, нам надо не позволить Солу подмять под себя европейский Совет Белых Ведьм и остановить Охотников, которые работают на него.
– Кому это «нам»?
– Я собираю альянс ведьм, равного которому не было в истории.
– Любых ведьм? И Черных, и Белых?
– Да, всех ведьм, готовых отстаивать традиционные ценности.
– Традиционные ценности ненависти друг к другу?
– Нет, умения держать дистанцию в отношениях друг с другом, уважения и терпимости друг к другу. Мы все уважаем друг друга, кто бы мы ни были, Белые или Черные. И сейчас нам нужны добровольцы.
– Я? Но я же не Черный и не Белый.
– В тебе есть оба начала. – Она смотрит на Несбита. – Полукровки тоже с нами.
– Так, дайте-ка я соображу: вы скорешились с кучкой Белых Ведьм и собираетесь с ними воевать против Охотников, которые накладывают свои лапы на Европу. И вы хотите, чтобы я с вами воевал на стороне Белых?
– Да.
– Ха! Вы тут про равновесие говорили? Ну, так вот: Белые ненавидят меня, а я ненавижу Белых. Вот равновесие, к которому я привык.
– Вряд ли ты ненавидишь всех Белых Ведьм. Твой брат Арран и твоя сестра Дебора…
– Тоже участвуют?
– По-моему, да.
Я не понимаю, что я чувствую, когда слышу это, но в то, что это правда, я верю. Да, они из тех, кто способен принять это дело близко к сердцу.
Я говорю:
– Вряд ли от кого-то из них будет большой прок в драке.
– В армии нужны не только солдаты. – Ван затягивается сигаретой. – У каждого свои способности, и все могут внести свой вклад в общее дело. Из тебя, вне всякого сомнения, выйдет отличный солдат. Другие, как Арран, будут лечить раненых. А кто-то, как Дебора, собирать информацию.
Я пристально смотрю на нее.
– И сколько у вас уже добровольцев?
– Немало. Белые Ведьмы спасаются из Англии бегством. Не все, только те, кто считает подход Сола экстремистским и имел несчастье произнести это вслух. Они потеряли все и хотят бороться. Кое-кто из Черных Ведьм тоже готов сражаться: те, которые считают, что будущее не сулит нам ничего хорошего, если мы не вмешаемся. Так что наши ряды растут.
– Значит, я вам не нужен.
– Немногие из наших добровольцев умеют сражаться.
– А.
– А тебе, Натан, нужны мы. Допустим, тебе удастся разбудить Анну-Лизу и скрыться с ней от Меркури; думаешь, твои беды на этом и кончатся? Да они будут гнать тебя весь остаток твоей жизни, пока не загонят на край света. И если ты сам можешь бежать, то твоя драгоценная Анна-Лиза не выдержит и минуты.
– Мы спрячемся.
– Охотники найдут.
И я знаю, что она права, конечно. Этому не будет конца.
Я смотрю на Габриэля. Он говорит:
– Я пойду с тобой, что бы ты ни решил.
Я качаю головой.
– Это не моя война.
Ван улыбается.
– Именно твоя.
Я встаю и обхожу стол кругом. Не нравится мне все это. Нет у меня желания воевать с Охотниками и рисковать жизнью ради какого-то общего дела. А уж тем более бок о бок с Белыми Ведьмами, даже с одной. Все, что я хочу, это найти Анну-Лизу, а потом жить тихой жизнью на берегу реки в мире и покое до конца моих дней.
Я выхожу из столовой, бреду в гостиную, сажусь там на диван и гляжу на озеро и горы за ним.
Ночной дым
Похоже, что и здесь меня не оставят в покое. Проходит всего минута, и Ван появляется в гостиной, Габриэль подходит и опускается в кресло рядом со мной, а Несбит занимает позицию у входа, подпирая дверной косяк.
Ван продолжает:
– Сол опасен для всех. Цель альянса…
Я перебиваю ее:
– Мне не интересны ваши цели. Я только хочу вернуть Анну-Лизу.
– И как же ты планируешь это сделать? Меркури – грозная ведьма; у нее исключительный Дар. – Ван принимается выхаживать передо мной, меряя шагами комнату. – Позволь, я угадаю. Анна-Лиза находится в смертельном сне, разбудить от которого ее может только Меркури. Ты надеешься, что если Гэбриэль использует свой Дар и превратится в Меркури, то он сможет снять заклятие.
Я признаюсь, правда, только самому себе, что это и есть мой план и что звучит он, конечно, не очень.
– У твоего плана много слабых мест.
– Я не говорил, что это мой план.
– У тебя есть лучше?
Но даже будь у меня другой план, получше, я бы все равно промолчал.
Ван продолжает ходить и говорить:
– Проблема первая: Габриэль пока не может пользоваться своим Даром. Проблема вторая: ты не знаешь, где находится Анна-Лиза. Проблема третья: даже если ты найдешь Анну-Лизу, а Габриэль сможет превратиться в Меркури, вам еще надо будет понять, как снять заклятие. Проблема четвертая: даже если вам удастся справиться со всеми проблемами с первой по третью включительно, Меркури вряд ли будет стоять в сторонке и ждать, чем кончится дело; она наверняка попытается вас убить, и, по-моему, у нее есть для этого все шансы.
– Да, кое-какие проблемы есть.
– Вот видишь. – Ван присаживается на уголок кофейного столика передо мной. – А я могла бы помочь тебе справиться с некоторыми из них.
– Если я вступлю в альянс?
– Да.
– Как?
– Как я могу тебе помочь? Что ж, начнем с первой проблемы: Габриэль. – Она улыбается Габриэлю. – Не обижайся, милый.
Он пожимает плечами.
Ван продолжает:
– Я могу помочь Габриэлю вернуть его Дар.
– Есть и другие, кто сможет мне помочь, – говорит Габриэль.
– Да, есть, конечно, Меркури, да и кое-кто еще тоже мог бы помочь, но они много попросят взамен.
Габриэль говорит:
Читать бесплатно другие книги:
