Половинный код. Тот, кто спасет Грин Салли
– А ты нет?
Ван улыбается:
– Думаю, вы еще убедитесь, что иметь дело со мной куда проще, чем со многими другими. К тому же я здесь и могу начать, не теряя времени. Я понимаю, что ты, Габриэль, не торопишься спасать Анну-Лизу, но подумай, ты ведь уже год как в теле фейна. Ты лишен доступа к своему Дару почти так же долго, как пользовался им до того. Тебе пора возвращаться к своему настоящему «я».
Он смотрит на меня.
– Это еще не самое ужасное на свете – лишиться Дара. Есть вещи и похуже.
– Я помогу Габриэлю вернуть свой Дар, он превратится в Меркури, но даже так у него может не получиться освободить Анну-Лизу. Все зависит от того, какими заклятиями воспользовалась Меркури. Однако на случай, если ваш способ не сработает, у меня есть другое предложение.
– И какое же?
– Я заставлю Меркури снять заклятие.
– Ха! И как же?
– Очень просто, не сложнее, чем заставить ее проглотить собственный язык. На такой случай тоже есть снадобье. И оно заставит Меркури захотеть разбудить Анну-Лизу.
– Но как заставить ее выпить это ваше снадобье? Вы что, подойдете к ней и скажете: «Эй, Меркури, глотни-ка вот этого!»
– Не всякое снадобье глотают.
Наверное, она имеет в виду свой волшебный дым или еще что-нибудь такое. Но о чем бы ни шла речь, я вынужден признать, что ее план звучит куда убедительнее моего.
– А другое снадобье поможет Габриэлю обрести свой Дар?
– Да. – Ван смотрит на меня, присев на стол и опираясь на него руками, и говорит: – Да и тебе, Натан, я могла бы помочь, если бы ты захотел. Контролировать свой Дар не всегда просто. И чем он сильнее, тем меньше поддается контролю.
– Я учусь.
– Молодец. Ты должен полностью овладеть им, чтобы сражаться с Охотниками на стороне альянса.
– Я еще не дал согласия.
– Ничего, ты еще согласишься, когда поймешь, что без моей помощи Анну-Лизу тебе не выручить. Даже со мной это будет нелегко. К Меркури просто так не войдешь, а если войдешь, то не выйдешь. Но для тех, кто тщательно планирует каждый свой шаг, нет ничего невозможного.
– Если я вступлю в ваш альянс, я потребую Фэйрборн.
– Согласна.
Я ждал, что она будет упираться, но теперь мне совершенно не из-за чего торговаться, остается только тянуть время. Я встаю. Темнеет, мне очень хочется на воздух. Я говорю:
– Мне надо подумать.
– Да, темнеет. В сумерках под крышей неуютно. Но у меня есть простое средство. Несбит, – говорит она, – принеси ночной дым.
Несбит направляется куда-то в дальний конец комнаты и приносит емкость с жидкостью, похожей на молоко. Он чиркает над ней спичкой, и дымное зеленоватое пламя пробегает по кремовой поверхности, скользя и извиваясь, как живое.
– Если вдыхать этот дым, можно оставаться в помещении всю ночь. К тому же он замечательно прочищает мозги.
Она наклоняется над емкостью и делает глубокий вдох.
Я подхожу ближе. Пахнет молоком, травой и лесом. У меня сразу перестает болеть голова. Но я говорю:
– Я предпочитаю спать на улице.
– Понимаю. Я ведь тоже Черная Ведьма, Натан. Помни об этом. Я, как и ты, страдаю в помещении ночью, и Несбит тоже, хотя и в меньшей степени. Но мы научились пользоваться ночным дымом, и я советую тебе поступить так же.
Мы с Габриэлем идем за Несбитом в спальню. Там я открываю окно и сажусь с ним рядом, но Несбит говорит:
– Никакого обмана, парни, это для вашего же развития. – Ставит емкость с дымом на подоконник и закрывает окно. – Просто дышите им, и все, как будто это свежий воздух.
Когда он уходит, я осторожно принюхиваюсь к зеленому дыму.
– Натан, – говорит Габриэль, – ты не рассказал мне о своем Даре.
Я вдыхаю еще немного дыма. Я знаю, что Габриэль единственный человек, кроме, пожалуй, моего отца, кто мог бы меня понять, но я не хочу сейчас даже вспоминать о Даре. Мне и так есть о чем подумать.
– Судя по твоему красноречивому молчанию, ты не хочешь об этом говорить?
Я ложусь на живот на кровать, головой к миске с дымом, и, кивнув на нее, спрашиваю:
– А ты им когда-нибудь пользовался?
– Нет. Когда у меня было тело Черного Колдуна, я предпочитал спать на улице или дремать в доме днем, ночь проводить где-нибудь еще. – Он наклоняется над миской и делает глубокий вдох. – Теперь, когда я в этом теле, он никак на меня не влияет. Я почти ничего не чувствую.
– А что ты думаешь о том, что сказала Ван? Как, по-твоему, этот альянс будет работать? Смогут они справиться с Советом и с Охотниками?
– Даже не знаю. Многие Черные Ведьмы обладают очень сильным Даром, зато неспособность объединяться их самое слабое место. Стоит им собраться встретиться, как начинаются свары и потасовки. Ван необычайно толерантна, и она, возможно, сможет работать с Белыми, но вот о других Черных этого не скажешь.
Я погружаю ладонь в зеленый дым и начинаю гнать его на себя. Он пахнет чистотой. Точнее, не просто пахнет: он прочищает горло и нос, от него становится легче дышать, проясняется в голове. Но все равно он не внушает мне доверия – ведь это же снадобье, наркотик, в конце концов.
Я открываю окно и сажусь на подоконник.
– Посплю снаружи.
Габриэль накрывает миску полотенцем. Пламя, тихо вздохнув, угасает. Он говорит:
– Вряд ли нам стоит сейчас волноваться из-за альянса. Меркури куда опаснее. Она ведь не дура, Натан. И она смертельно опасна.
– Если мы придумаем хороший план, у нас будет шанс. А если план окажется слишком рискованным, мы не будем этого делать.
– Даже с самым красивым планом все может пойти наперекосяк. Почитай любую книгу по истории, увидишь.
– Ты же знаешь, что я не умею читать.
Говорить больше не о чем, и я вылезаю в окно и иду к озеру. Мне надо поплавать, попытаться вызвать свой Дар и, если получится, поспать. О предложении Ван я почти не думаю. Знаю, что другого пути у меня нет. Это мой единственный шанс помочь Габриэлю заново обрести себя и спасти Анну-Лизу. Нельзя его упускать.
Дождь
Той же ночью, позже. Я плыву. Кругом все серо. Небо закрыто облаками, душно. Луны нет. Далекие горы темными силуэтами стоят во мраке ночи. Вода в озере черная. Как чернила.
Я лежу на спине и смотрю в небо. Наверное, скоро пойдет дождь. Вдруг поднимается легкий ветерок, и в ту же минуту случается еще кое-что. Я вплываю в полосу холодного течения; где-то надо мной резко каркает ворона, волна сбоку шлепает меня по лицу, заливая мне глаза и нос. Я зажмуриваюсь. Но вижу не темноту, а лес над пещерой, и понимаю, что рядом Киеран – я не вижу его, он невидимка, но я чувствую его запах, ощущаю его присутствие и привкус его крови во рту. Мою ляжку жжет, как огнем – из мяса торчит кинжал. Я вцепляюсь в Киерана зубами, и он появляется из темноты, а мои глаза заливает черная чернильная жидкость; кровь из его горла льется мне в нос. Киеран каркает в последний раз, хрипло и отрывисто, как ворона, и затихает. Видение длится лишь секунды, но мне все ясно. Это не сон – это память.
Позже я сижу у огня, который развел на берегу озера, и никак не могу согреться. Начинается дождь, но я все не ухожу, пытаюсь вспомнить еще что-нибудь о том, как я был зверем. Я вижу его глазами, болею его болью, чую запах и вкус крови, слышу крик Киерана… я как будто воспринимаю мир через тело зверя, чувствую то же, что и он, но мыслю отдельно от него. Я не принимаю решения. Я в нем как пассажир в машине.
Дождик стал ливнем, я промок до нитки и весь трясусь. Мой костер погас, и я направляюсь к дому, спрятаться под карнизом. Я уже почти поравнялся с ним, когда из дома выскакивает человек и бежит в патио. Там он расставляет на столе пять больших широких мисок и бежит назад, огибая угол и прижимаясь к стене. Я не знаю, что затеял Несбит, но следую за ним, по пути заглядывая в миски. Они пустые, но не обыкновенные, а выдолбленные из какого-то камня: стенки толстые, неровные.
Повернув за угол, я понимаю, что Несбит скрылся в кухне. Там, на окне, миска, из нее идет зеленый дым. Тихо открыв дверь черного хода, я вхожу в крошечную переднюю. Оттуда в кухню ведет другая дверь. Она приоткрыта, но Несбит не узнает, что я здесь, если я буду вести себя аккуратно. Я слышу голоса и понимаю, что Ван тоже там.
– Я выставил миски.
– Хорошо. Сегодняшнего дождя хватит надолго. За завтраком встретимся.
– Я тут подумал, – говорит Несбит.
– Это еще зачем?
– Про парня.
– М-м-м-м?
– По-моему, ему надо сказать.
– Что сказать?
– С кем ты работаешь…
– С кем мы работаем, – поправляет его Ван.
– Он все равно узнает, и… по-моему, ему вряд ли понравится.
– Не все должно ему нравиться. Я и не жду, что ему понравится. Мне все равно, понравится ему или нет. Главное, что он это сделает. Он будет с нами, потому что другого выхода у него нет. Так что нечего мутить воду.
– Да, но…
– Что «но»? – Ван раздражена. – Ты стал ворчливым, как старуха, Несбит.
– Он помесь, Ван. И… ты не знаешь, что это значит – состоять из двух разных половин, а я знаю. По крайней мере, знаю, что такое быть полукровкой. Ты не знаешь, с кем ты, как он теперь не знает, с кем он – с Белыми или с Черными, точнее, ни с теми, ни с другими. В альянсе он мог бы найти свое место. Но для этого он должен доверять альянсу – тебе доверять, – а с этим у него будут проблемы.
– Конечно, ты прав, Несбит. Как это удивительно прозорливо с твоей стороны. Могу ли я поинтересоваться, что делаешь ты, чтобы выковать узы дружбы и доверия между собой и Натаном?
Несбит фыркает:
– Он этого еще не знает, но он мой друг.
Ван начинает хохотать, чего я никогда раньше не слышал: смех у нее искренний, веселый, задорный. Смягчившимся голосом она говорит:
– Несбит, уверяю тебя, я знаю о существовании этой проблемы, и я займусь ею сразу, как только у меня появится возможность, а пока передо мной стоит много других задач, которые тоже ждут своего решения. Прежде всего, нам нужно спасти девушку, а я еще не вполне представляю, как за это приняться.
Несбит коротко и резко взлаивает – смеется.
– Н-да, вот она и правда выплыла.
Ван открывает дверь и выходит, на пороге оборачивается и что-то говорит, но я не слышу.
Кем же может оказаться участник альянса, против которого я буду возражать? Да в общем-то любой Белой Ведьмой.
Дождь ослабевает и скоро перестает совсем. Я смотрю на пол и вижу, что вокруг моих ног собралась лужа. Несбит догадается, что я был здесь, но тут уж ничего не поделаешь. Я снова спускаюсь к озеру, шагая между деревьями вдоль края газона. Скоро я нахожу огромный развесистый кипарис, под могучей кроной которого земля не промокла от дождя. Там я останавливаюсь и забираюсь под шатер из веток, поближе к стволу.
На озере появились две лодки. Обе с небольшими фонарями на корме, обе движутся медленно. В ближней лодке сидят четверо, в той, что подальше, двое, и все глядят на берег, на меня; у них бинокли.
Охотники!
А еще я узнаю одну Охотницу, ту, что в дальней лодке – узнаю по осанке, по манере держать голову. По ее длинной и прямой спине.
Джессика.
Я опрометью бегу к дому и влетаю в кухню. Миска с очным дымом в окне как маяк. Я хватаю тряпку и набрасываю на нее. Несбит пытается возражать, но я кричу ему:
– Охотники! На озере. Шестеро, по крайней мере.
Несбит уже выбегает из кухни.
– Буди Габби и бегите к Ван в спальню. Надо собрать вещи. Через пять минут выезжаем.
– Если они видели дым, пяти минут у нас нет! – на бегу кричу я ему в ответ.
– Тогда молись, чтобы они его не видели.
Меньше чем через пять минут мы с Габриэлем уже у Ван в комнате. Она укладывает последние сосуды в и без того полный ковровый саквояж. И говорит:
– Несбит ездил вчера в Женеву за провизией. Должно быть, за ним проследили.
Она выдвигает ящик из столика у кровати, вынимает оттуда Фэйрборн. Кладет его в большую кожаную сумку, которую тут же перекидывает через плечо. Выходя из спальни, она указывает на пять огромных книг в кожаных переплетах и ковровый саквояж:
– Несите.
Быстрым шагом мы направляемся в гараж, встречая по пути Несбита. Он несет каменные чаши, через плечо у него перекинута еще одна большая сумка.
Минуту спустя Несбит, Ван и я уже расположились на заднем сиденье огромного черного лимузина. Габриэль надевает шоферскую фуражку и садится за руль. Мы выезжаем из подземного гаража навстречу первому утреннему свету, проносимся по подъездной аллее и вылетаем из электрических ворот на улицу. С тех пор как я увидел на озере Охотников, прошло, наверное, минут пять, но мне кажется, что все двадцать.
Шоссе за оградой выглядит так же, как всегда, хотя вряд ли Охотники стали бы разъезжать по нему на танках.
Миновав ворота, Габриэль сворачивает направо, в другую сторону от Женевы. Через полминуты нам встречается фургон, он едет к дому. Габриэль говорит:
– Охотники. Трое впереди, и неизвестно сколько сзади.
Мы молчим, напряженно вглядываясь в каждый автомобиль, который попадается нам на дороге. Полчаса спустя мы покидаем прибрежное шоссе и сворачиваем на север и больше Охотников не видим.
– Кстати, а куда мы едем? – спрашивает Габриэль.
Ван говорит:
– Пока на север, но скоро надо будет повернуть на восток. Я знаю отличное местечко. Это старый замок, он совсем уединенный, хотя и в прекрасном состоянии. В это время года он наверняка пустует.
Словакия
Мы прибываем на место, когда уже темнеет. Ехали весь день, останавливались только раз, чтобы сменить лимузин на менее заметную машину. Замок похож на большой деревенский дом с башенками. Он стоит в густом лесу в самом конце длинного подъездного пути – место явно уединенное.
Ван и Несбит идут внутрь. Несбит обещает собрать что-нибудь поесть через десять минут. Я голоден, но, просидев целый день в машине, не хочу оставаться под крышей, где мне придется нюхать ночной дым. Я говорю Габриэлю, что посплю в лесу. Он хочет пойти со мной, но я качаю головой.
– Нет. Мне лучше побыть одному, Габриэль. А ты оставайся в замке.
– Но…
– Пожалуйста, Габриэль. Я слишком устал, чтобы спорить. Мне надо побыть одному.
Я иду в лес и нахожу укромное местечко. В последний раз я занимался зарядкой тогда же, когда спал нормально, и от усталости валюсь с ног, но в этом лесу хорошо. Деревья старые, тишина, и я знаю, что Габриэль не придет, потому что я его попросил. Я закрываю глаза и погружаюсь в сон.
Я просыпаюсь от легкого шума. Шаги. Не человеческие – робкие, тихие. Олень.
Мой животный адреналин тут же взмывает до небес, но я дышу медленно – вдох, выдох, медленно, очень медленно, – потом задерживаю дыхание и держу его, держу, держу, сколько могу, а сам повторяю себе: «Спокойно, спокойно». Я не хочу совсем подавить в себе зверя; я отмечаю повышение адреналина, он нарастает, и я впускаю его в кровь понемногу. Задерживаю дыхание, а потом выдыхаю. Чем медленнее будет происходить мое превращение, тем лучше, так мне кажется. Я не хочу пугать свое тело. Я хочу привыкнуть к нему, но больше всего я хочу запомнить, что происходит со мной, когда я превращаюсь. Я медленно вдыхаю и говорю себе, что надо не спать. Задерживаю дыхание, потом выпускаю его медленной ровной струей и впускаю порцию адреналина.
я вижу оленя. зверь, в котором я, крадется за ним. он хороший охотник, абсолютно бесшумный, прячется, следит и двигается только тогда, когда уверен, что его не видят. олень останавливается. дергает ушами. поднимает голову и оглядывается. я не хочу убивать оленя. он красивый. я не хочу убивать оленя, но зверь, в котором я, уже присел на задние лапы и ждет подходящего для прыжка момента. я говорю ему: «нет, не убивать». я спокоен, говорю с ним тихо, пытаюсь его приручить. олень напрягается. он что-то почуял, вот он подается вперед, готовый ускакать, но зверь уже толкается задними лапами и летит на оленя, а я кричу ему «нет, нет»…
Я просыпаюсь. Еще темно. По вкусу во рту я понимаю, что олень пошел мне на ужин. Мои руки и лицо в крови, и, поднимая голову, я вижу рядом с собой его останки. Кое-что я помню. Помню, как услышал оленя, еще когда был человеком, помню, как проникал в меня звериный адреналин; наверное, тогда я и превратился, но этого я не помню. Нет, совсем не помню. Помню только, как я пытался остановить зверя, чтобы он не нападал. Я кричал ему изнутри его тела, но я-зверь меня не слушал. В общем, он его убил.
Я щупаю оленье тело: оно еще теплое.
Я нахожу в реке тихую теплую заводь и моюсь, а потом ложусь рядом с оленем. Но теперь я не могу заснуть. Усталости нет, но я смущен. Зверь не обратил на меня никакого внимания. Он я, и в то же время не я. Он убил оленя, хоть я этого не хотел. Он делает то, что хочет.
Когда светает, я иду в замок, искать Ван. Надо узнать, когда она будет готова помочь Габриэлю вернуть его Дар. Я прохожу через кухню в столовую, музыкальную комнату, бальную залу, кладовую, оружейную, спальни и ванные и никого не нахожу. Возвращаюсь в кухню и по дороге встречаю Несбита, который говорит:
– Ван в кабинете. Хочет с тобой переговорить.
Я иду туда, куда мне указал Несбит, ищу кабинет. Толкаю уже третью по счету тяжелую деревянную дверь, она вдруг подается, и я слышу голос:
– У тебя такой вид, как будто тебе не помешала бы сигарета. – И Ван протягивает мне свою, но я качаю головой.
В кабинете деревянные панели. Большой письменный стол из хрома и черного стекла сплошь заставлен какими-то тарелочками. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть. На каждой тарелочке лежит кучка какого-то материала, все разного цвета. В основном это зерна или травы, но некоторые крупнее остальных и напоминают большие семена.
Я протягиваю руку, чтобы потрогать одну кучку, но Ван меня останавливает:
– Пожалуйста, не надо. – Я отдергиваю руку. Она сидит у стены на стуле, на ней мужской костюм в тонкую полоску.
– Это будет снадобье для Габриэля: я как раз определяю точное соотношение ингредиентов.
– Сколько это займет?
– Недолго, ведь главное у меня уже есть.
Я смотрю на нее.
– Дождь, который прошел, когда мы были в Женеве, – это раз. Несбит собрал достаточно: дождь, прошедший в ночь полнолуния.
– Это так важно?
Она глядит на меня как на помешанного.
– Нет ничего неважного, Натан.
Я вспоминаю, как бабушка говорила, что свойства растений меняются с фазами луны, и думаю, что и с водой может быть то же. Может, луна влияет вообще на все. Например, мое тело в разные фазы луны исцеляется с разной скоростью.
– А какой второй ингредиент? – спрашиваю я.
– О, я думала, ты уже знаешь, – говорит Ван и тушит окурок сигареты.
По тому, как она смотрит на меня, как говорит со мной, я понимаю, что нужный ингредиент – это какая-то часть меня.
– Моя кровь? – догадываюсь я.
Ван улыбается:
– О нет, мой милый мальчик, все куда мрачнее. Нам понадобится твоя душа.
Магическая мумба-юмба
Я сижу за столом в кабинете Ван и наблюдаю за тем, как она курит одну из своих вечных сигарет.
– Габриэль не может найти обратный путь к себе потому, что у него сильный Дар, необычайно сильный. Он превратился в такого натурального фейна, что теперь сам не может отыскать ту часть себя, которая делает его Черным Колдуном.
– Звучит убедительно, – отвечаю я.
– Ну спасибо, Натан. – Она подходит ближе и опирается на стол рядом со мной. – Но эта часть все еще внутри него. Ему надо ее найти, а для этого ему нужна помощь сильного колдуна.
– Но почему я? Ведь я же не Черный; я полукод.
– Белый, Черный, одна половина, другая – не имеет значения. Ему нужен тот, кому он доверяет. А тебе он доверяет безоговорочно. И считает тебя великим колдуном.
Я трясу головой:
– Нет, не считает.
– Да ты хотя бы представляешь, что он на самом деле думает о тебе? – Она затягивается сигаретой. – Ты для него – совершенство.
– Чего?
– Объединение Черного и Белого начал в одной личности. Как это было в древние времена, когда ведьмы еще не делились на Черных и Белых.
– О! Но… – Но я не знаю, что тут можно сказать.
Тут раздается стук в дверь и входит Несбит с подносом.
– Извольте жрать! – говорит он. – Ван, я принес вам чаю с тостами.
– Спасибо, Несбит. Попроси, пожалуйста, Габриэля прийти к нам сюда.
– Сейчас?
– Вот именно, – говорит Ван.
И Несбит исчезает, ворча:
– Вообще-то я вам не слуга, знаете ли. Я здесь партнер, причем полноправный, и, думаю, всякий сразу видит, кто из нас вносит наибольший вклад… – Так он и уходит по коридору, не переставая ворчать.
– Без него я как без рук.
Я не уверен, что правильно было бы говорить сейчас об их абсолютной несовместимости, и потому отвечаю:
– Он очень умелый.
– Да. Я сама его всему обучила. А он, надо отдать ему должное, оказался способным учеником. Мы уже двадцать пять лет вместе.
– Двадцать пять? – Ван самой не больше двадцати с виду, но ведет она себя как зрелая, опытная женщина. – Сколько же тебе лет, Ван?
– Вообще-то спрашивать даму о возрасте – дурной тон. Но снадобья и тут мне помогают: с ними я выгляжу моложе.
В комнату входит Габриэль и захлопывает дверь прямо перед носом у Несбита. Жалобы последнего слышны даже сквозь закрытую дверь.
– Габриэль, спасибо, что не заставил себя ждать. Мы тут как раз с Натаном говорили, что до возвращения тебя к самому себе остался всего один шаг.
– О’кей, – осторожно отвечает Габриэль, садясь напротив меня.
– Так что нам надо делать? – спрашиваю я.
– Вы оба выпьете снадобье, которое я составлю. Вы будете соединены вместе и вместе войдете в транс, и вместе отыщете ту сущность, которая составляла прежнего Габриэля. Думайте о ней как о веревке, которая вас соединяет. Найдя ее, вы вернетесь с ней в «здесь и сейчас».
Я гляжу на Габриэля и еле заметно качаю головой. Он ловит мой взгляд и, словно читая мои мысли, говорит:
– Это магия. В ней все бессмысленно – и все же все имеет смысл.
Я закатываю глаза и смотрю на Ван.
– А что, если мы не найдем сущность или пойдем за ней не туда?
– Тогда вы останетесь в трансе.
– Что? Навсегда?
– Пока не умрете с голоду.
– Не самый приятный способ, – говорю я.
– Раньше я считал, что когда человек бежит, а в него стреляют, то это увлекательно, – Габриэль улыбается мне. – Потом сам попробовал и убедился, что ничего интересного в этом нет.
– И сколько на это понадобится времени? – спрашиваю я.
Ван закуривает следующую сигарету и выдувает клуб дыма.
– Столько, сколько понадобится.
– То есть ты не знаешь.
Она не отвечает.
– А какова вероятность того, что мы ничего не найдем? – спрашиваю я.
– Понятия не имею. Все зависит только от вас двоих.
– Мне это не нравится.
– Твой энтузиазм восхитителен, Натан. Он всегда кстати. – И Ван треплет меня ладонью по колену. – К счастью, этот замок удачно расположен. Здешние деревья, река и древние холмы – это ты, твоя природа. – Она смотрит на меня в упор, и синева ее глаза превращаются в искрящуюся под солнцем реку. – К несчастью, у нас есть еще одна маленькая проблемка.
– Какая? – спрашиваю я.
– Для проведения этого ритуала не годится никакая луна, только молодой месяц.
– Что? Но это же через две недели. – Я уже стою.
– Да. – Ван выпускает в воздух над собой столб дыма.
– Но Анна-Лиза … Она может умереть. Охотники могут отыскать Меркури и убить их обеих или захватить в плен.
– Вряд ли у нас есть основания сомневаться в способности Меркури укрыться от Охотников. В конце концов, она с успехом делала это десятки лет.
– Но Анна-Лиза слабеет. Мы не можем просто сидеть здесь и ждать две недели.
– Можем и будем, Натан. Ты прав – Анна-Лиза становится все слабее, но время у нас еще есть. Она может оставаться в этом состоянии не один месяц.
– Легко вам говорить, вы-то живая, здоровая и свободная.
Я бросаюсь к столу. Мне хочется смести все ее травки на пол. Но Габриэль уже понял, куда я направляюсь, и заступает мне путь. Я матерюсь на него и выскакиваю вон из комнаты, громко хлопая дверью. Я знаю, что веду себя по-детски, но тут я вижу Несбита, который стоит в коридоре и ухмыляется. Не знаю, подслушивал он или нет, но я отталкиваю его и несусь вон из дома, пиная и отшвыривая все, что попадается мне на пути.
Разговор с Габриэлем
Я нахожу способ убить две недели. Я знаю, что я не в лучшей форме, делать все равно нечего, и я начинаю тренироваться. Моя выносливость прибывает день ото дня, и не только из-за тренировок, но и благодаря моему Дару. С тех пор как я его получил, у меня словно прибавилось и сил, и жизни. Днями я тренируюсь с Несбитом и Габриэлем, ночами – один. Спать совсем не хочется, особенно если днем удается вздремнуть разок-другой.