Шепчущие Коннолли Джон

Они посмотрели в стаканы, будто надеясь, что вот сейчас оттуда выглянет и призывно махнет хвостом русалка.

Я попытался повернуть разговор в нужном направлении.

– Насчет Гарольда Проктора…

– Я, в общем-то, удивился, когда услышал, – сказал Гиган. – Не из тех он был…

В последнее время эта фраза звучала слишком часто. Беннет Пэтчет отозвался так о своем сыне. Кэрри Сандерс сказала примерно то же самое о Дэмиене Пэтчете и Бретте Харлане. Если они правы, то получалось, что слишком многие попали в мертвецы без достаточных на то оснований.

– Почему вы так считаете?

– Крепкий парень. Никогда не сожалел о том, что там делал, а делал он там такое, что не везде можно рассказать. Ну, то есть, для меня это был хардкор, но я ведь никого не убил. Надеюсь, и не убью.

– Вы с ним ладили?

– Выпивал пару раз зимой. Гарольд помог, когда у меня генератор полетел. Жили по-соседски, но приятелями не были. Так здесь заведено. Потом он начал как-то меняться. Я говорил об этом со Стандсом, и он сказал то же самое. Стал всех сторониться, меньше общаться, хотя и болтуном никогда не был. Грузовик заводил в неподходящее время, иногда даже после полуночи. И фура к нему приходила. Большой тягач – по-моему, красный – с трейлером.

Красная фура. Как у Джоэла Тобиаса.

– Номер не помните?

Гиган назвал. По памяти. Все так, номер Тобиаса.

– У меня фотографическая память, – объяснил он. – Помогает в моих делах.

– Когда это было?

– Четыре или пять раз. Два раза в прошлом месяце, один раз в этом и последний – вчера.

Я подался к нему через стол.

– Фура приходила вчера?

Гиган заволновался, словно испугался, что мог ошибиться. Сосредоточился, прикидывая.

– Ну да, вчера утром. Я возвращался из города и видел, как она уезжает, так что когда приехала, не знаю.

Из того немногого, что сообщил Уолш, я знал, что Проктор был мертв дня два или даже три. Определить точнее мешала жара в комнате, ускорившая процесс разложения. Получалось, что Тобиас был в мотеле, когда Проктор уже умер, но даже не стал его искать. Либо он знал, что Проктор мертв, но не сообщил, что представлялось маловероятным. В кого бы ни стрелял Проктор, он стрелял не в Тобиаса.

– И это точно была та же фура, что и раньше?

– Да, я же и говорю. Та самая. Гарольд и тот другой парень, водитель, – нет, стоп, однажды их было вроде бы трое – сняли груз, и фура ушла.

– Вы с Гарольдом об этом говорили?

– Нет.

– Почему?

– Меня это не касалось, а Гарольду расспросы могли бы и не понравиться. Он, наверное, понимал, что я вижу их или слышу, но в здешних краях совать нос в чужие дела не принято.

– Не пытались понять, чем он занимается?

Гиган неловко заерзал.

– Думал, может, хочет снова открыть мотель. Гарольд говорил об этом иногда, но денег на восстановление у него не было.

– И?..

Гиган упорно не смотрел мне в глаза.

– Гарольд любил покурить «травку». Я тоже. Он знал, где ее достать, а я платил. Много не брал, ровно столько, чтобы пережить долгие зимние месяцы.

– Гарольд был дилером?

– Нет, не думаю. Просто у него был поставщик.

– Но вы считаете, что он мог хранить наркотики в мотеле, так?

– Возможно. Особенно если он хотел заработать на открытие мотеля.

– А взглянуть соблазна не возникало?

Гиган снова замялся.

– Разве что однажды. Когда Гарольда дома не было.

– И что вы увидели?

– Все комнаты были заперты, но некоторые недавно открывались. Древесные стружки, вся земля взрыта. И борозды на траве, как будто внутрь закатили что-то тяжелое.

– А вы никогда не видели, что они заносили?

– Фуру ставили так, чтобы легче было разгружать, то есть задом к мотелю. Что они там переносят, я так толком и не разглядел.

«Толком не разглядел».

– Но что-то все-таки разглядели?

– Вам это покажется странным.

– Поверьте, странным мне уже ничего не кажется.

– Ну, это была, наверное, статуя. Вроде тех, греческих. Белая, знаете, как в музее. Я сначала подумал, что это тело, но у нее не было рук. Как у Венеры Милосской. Только эта была мужская.

– Черт, – пробормотал я. Значит, не наркотики, а антиквариат. Джоэл Тобиас полон сюрпризов.

– Вы уже говорили с полицией?

– Нет. Они, наверное, и не знают про меня.

– Поговорите с ними завтра утром, только попозже. Расскажите то же, что и мне. И последнее. Полиция считает, что Гарольд покончил с собой три дня назад. Плюс-минус. Вы слышали в это время выстрелы?

– Нет. Я ездил в Бостон, навещал родных и вернулся позавчера. Наверное, Гарольд покончил с собой, когда меня не было. Он точно застрелился?

– Думаю, что да.

– Тогда почему он забаррикадировался в комнате? В кого стрелял перед смертью?

– Не знаю.

Я сделал знак бармену – повторить. За спиной у меня открылась дверь, но я не оглянулся. А вот Станден и Гиган встрепенулись, лица их изменились и даже просветлели после наших мрачных разговоров.

– Похоже, кому-то сегодня может подвалить удача. – Гиган поправил волосы. – Надеюсь, этим кем-то буду я.

Я осторожно обернулся, но женщина уже стояла рядом.

– Вас угостить, мистер Паркер? – спросила Кэрри Сандерс.

Глава 28

Гиган и Станден поднялись на выход.

– Похоже, опять ни черта не выйдет, – вздохнул Гиган. – Прошу прощения, мисс.

– Не извиняйтесь, – отмахнулась Сандерс. – И к мистеру Паркеру у меня вопрос профессиональный, а не личный.

– То есть я еще могу на что-то рассчитывать? – оживился Гиган.

– Нет.

Он огорченно вздохнул, а Станден утешительно похлопал его по спине.

– Пойдем, пусть поболтают о своих делах. У меня дома припасена бутылочка, попробуем решить твои проблемы.

– Виски?

– Нет. Спирт. Только его разбавлять чем-то надо.

Гиган бросил прощальный взгляд в направлении Сандерс, и парочка, извинившись, двинулась к выходу. Парень явно засиделся в лесу, и я подумал, что если он чего-нибудь не предпримет в ближайшее время, то станет угрозой для всей лесной живности.

– Ваш фан-клуб? – поинтересовалась Сандерс, когда официантка принесла ей бутылку «Микелоб ультра».

– Только часть.

– А у вас поклонников больше, чем я ожидала.

– Группа небольшая, но стабильная, в отличие от вашей клиентской базы, которая, похоже, сокращается день ото дня. Может, стоит подумать о смене профессии или заключить сделку с похоронной конторой.

Она нахмурилась. Один – ноль в пользу задиры.

– Гарольд Проктор не был моим пациентом. Медикаменты ему выписывал местный врач. Я связывалась с ним, предлагала принять участие в моем исследовании, но он не захотел и за профессиональной помощью ко мне не обращался. И мне не нравится ваше пренебрежительное отношение к тому, что я делаю, и к умершим бывшим военнослужащим.

– Не читайте мне нотаций, доктор Сандерс. Вы не спешили с предложением помощи при нашей последней встрече, когда у меня сложилось впечатление – как оказалось, ложное, – что мы хотим одного и того же.

– И чего же именно?

– Выяснить, почему члены небольшой группы, люди, знающие друг друга, кончают жизнь самоубийством. Вместо этого вы предложили общие слова и дешевый анализ.

– Выяснить вы хотели не это.

– Нет? Вас в вашей психической школе учили телепатии, или вы работаете над этим сами, на досуге, когда устаете от собственной надменности?

Сандерс посмотрела на меня в упор.

– Что-нибудь еще?

– Да. Почему вы не заказали настоящую выпивку? Мне даже неловко.

И тут она не выдержала. Улыбка у нее была милая, жаль, пользовалась она ею нечасто.

– Настоящая выпивка? Вроде бокала красного вина? У нас же не церковные посиделки. Остается только удивляться, что бармен не выволок вас на улицу и не побил палкой.

Я откинулся на спинку стула и поднял руку, признавая поражение. Сандерс отодвинула пиво и подозвала официантку.

– Мне то же, что у него.

– Кто-нибудь подумает, что у нас свидание, – заметил я.

– Такая мысль может возникнуть только у слепого, который к тому же еще и глухой.

Смотреть на нее было приятно, но желающему подкатить к ней на интимном уровне пришлось бы надеть броню для защиты от шипов. Официантка принесла вино. Сандерс пригубила и, не выказав активного неодобрения, сделала еще глоток.

– Как вы меня нашли? – поинтересовался я.

– Копы сказали, что вы в Рейнджли. Один детектив, Уолш, даже описал вашу машину. Он также порекомендовал мне проколоть вам шины, чтобы вы точно остались на месте. На всякий случай.

– Я остался не совсем по своей воле.

– Копы убедили? Они должно быть очень вас любят.

– Чувство это временное, но взаимное. Как вы узнали о Гарольде Прокторе?

– Полицейские нашли в доме мою визитку, а его врач сейчас вроде бы в отпуске, на Багамах.

– Неблизкий путь ради человека, которого вы не очень хорошо знали.

– Бывший солдат. Еще одно самоубийство. Это моя работа. Копы надеялись, что я смогу пролить свет на обстоятельства его смерти.

– Смогли?

– Я была у него дома только один раз. Гарольд жил один, много пил, судя по запаху, покуривал «травку», и у него не было достаточно прочной поддержки – или вообще не было.

– Другими словами, подходящий кандидат в самоубийцы?

– Он был очень уязвим психологически, вот и все.

– Но почему именно сейчас? Из армии Проктор ушел лет пятнадцать назад, а то и больше. Вы говорили, что посттравматический стресс может проявляться до десяти лет, но пятнадцать – это уж слишком.

– Этого я объяснить не могу.

– Как вы вышли на него?

– Консультируя бывших солдат, я просила назвать тех, кто, возможно, пожелает принять участие в программе, или тех, кому, по их мнению, требуется неформальный подход. Кто-то из них назвал Гарольда.

– Не помните, кто именно?

– Нет. Надо посмотреть записи. Может быть, Дэмиен Пэтчет, но наверное не скажу.

– А не мог это быть Джоэл Тобиас?

Она нахмурилась.

– Джоэл Тобиас психиатров не переносит.

– Так вы к нему обращались?

– Последний курс физтерапии он проходил в «Тогусе». В программу входила и психологическая помощь. Его приписали ко мне, но большого прогресса мы не достигли. – Сандерс пристально посмотрела на меня поверх бокала. – Он ведь вам не нравится, да?

– Я едва знаком с Тобиасом, но то, что знаю о нем, мне не нравится. У него большой грузовик с большим трейлером. Там можно много чего спрятать.

Она и глазом не моргнула.

– Вы, похоже, уверены, что там есть что скрывать.

– На следующий день после того, как я начал наводить справки о Джоэле Тобиасе, меня очень профессионально обработали – ни синяков не оставили, ни костей не поломали.

– Может, это и не имело к нему никакого отношения.

– Послушайте, я допускаю, что есть люди, которым я не нравлюсь, но большим умом они не отличаются и без небольшого кредита за такое дело не взялись бы. Это не какие-то анонимные доброжелатели. У них был мешок, они использовали воду как средство убеждения. Мне ясно дали понять, что я должен держаться подальше от бизнеса Джоэла Тобиаса.

– Насколько я знаю, большинство тех, у кого могли быть реальные трудности в общении с вами, уже не в состоянии устроить разборки, если только они не научились вести дела из могилы.

Я отвернулся.

– Это не совсем так.

Но она уже не слушала.

– При нашей первой встрече я не поверила, что мы хотим одного и того же, поэтому и отказала вам в помощи. Я вижу свою роль в том, чтобы помогать людям везде, где только можно. Некоторые, как Гарольд Проктор и Джоэл Тобиас, принимать эту помощь не хотят. Может быть, они и нуждаются в ней, но считают проявлением слабости рассказать о своих страхах психотерапевту, даже бывшему армейскому психотерапевту, которая была с ними в одном пылесборнике. В газетах много писали о самоубийствах среди военных, о том, что люди, пострадавшие физически и психологически, брошены своим правительством, и даже о том, что они могут представлять собой угрозу национальной безопасности. Они участвовали в непопулярной войне. Да, эту войну не сравнить с вьетнамской ни по потерям, ни по враждебному отношению к ветеранам дома, но нельзя порицать военных за то, что они защищались. Вас я сочла еще одним вот таким упрямцем, пытающимся что-то доказать.

– А теперь?

– Я и теперь считаю вас упрямцем, в чем со мной согласен и тот детектив, что работает в доме Проктора, но, возможно, наши цели не столь уж различны. Мы оба хотим выяснить, почему умирают эти люди.

Она отпила еще вина, и оно окрасило ее зубы красным, как у зверя, только что отведавшего сырого мяса.

– Послушайте, я отношусь к этому очень серьезно, поэтому и занялась исследованием. Моя тема – часть совместной инициативы с Национальным институтом психического здоровья, направленной на поиск ответов и решений. Мы изучаем влияние боевых действий на содат и их многократного участия в боевых действиях. Известно, что две трети самоубийств случаются во время или после ведения боевых действий. Проведя пятнадцать месяцев в зоне боевых действий, люди не успевают снять напряжение, а их снова отправляют воевать.

Понятно, что нашим солдатам нужна помощь, но они боятся обратиться за ней, боятся, что у них сложится опредеденная репутация. Но и военному руководству необходимо изменить отношение к солдатам, ибо психологический скрининг поставлен плохо, и командиры неохотно разрешают подчиненным обращаться к гражданским терапевтам. Они привлекают больше врачей общей практики, что, безусловно, хорошее начало, и психологов, но основное внимание уделяют войскам, ведущим боевые действия. Что происходит, когда они возвращаются домой? Из шестидесяти солдат, покончивших с собой в период с января по август 2008 года, тридцать девять сделали это после возвращения домой. Мы не обеспечиваем им должной поддержки. Они – раненные, но некоторые раны выявляются тогда, когда уже слишком поздно. С этим надо что-то делать. Кто-то должен взять на себя ответственность.

Она откинулась на спинку стула. Налет суровости исчез, и теперь она выглядела просто усталой. Усталой и, как ни странно, помолодевшей, словно ее стресс был и профессиональным, и почти детским в своей чистоте.

– Теперь вы понимаете, почему я насторожилась, когда частный детектив, причем имеющий репутацию человека, склонного к насилию, начинает интересоваться самоубийствами ветеранов?

Вопрос был риторический, а если и не был, то я предпочел считать его таковым и просигнализировал бармену, чтобы тот повторил. Мы помолчали, а когда официантка принесла по бокалу, Сандерс вылила недопитое из первого во второй.

– А вы? – спросил я. – Как это влияет на вас?

– Не понимаю вопроса.

– Нелегко ведь, наверное, выслушивать все эти мрачные истории и неделю за неделей видеть искалеченных людей. Это накладывает свой отпечаток.

Она поводила бокал по столу, наблюдая оставляемые им узоры, круги на кругах, как диаграммы Венна.

– Поэтому я и ушла из армии и стала гражданским консультантом. До сих пор себя виню, но там я часто чувствовала себя королем Канутом, пытающимся в одиночку сдержать прилив. В Ираке надо мной стоял командир, которому солдаты были нужны на поле боя. Нужды большинства перевешивают нужды меньшинства, и я могла лишь давать советы, воспользоваться которыми было невозможно. В «Тогусе» я ощущала себя частью стратегии, попытки увидеть общую картину, пусть даже эта общая картина представлена тридцатью пятью тысячами солдат, которым уже поставлен диагноз ПТСР.

– Вы не ответили на вопрос.

– Разве? То, что вы подразумеваете, называется вторичной травмой или «контактным дистрессом» – чем теснее терапевт контактирует с пострадавшим, тем вероятнее, что у него разовьется такая же травма. В настоящее время оценка психологического здоровья терапевтов практически отсутствует. Есть самооценка, и ничего больше. О том, что ты сломлен, узнаешь уже постфактум.

Она залпом выпила полбокала.

– А теперь расскажите мне о Гарольде Прокторе и о том, что вы там видели.

Я рассказал почти все, опустив только то немногое, что узнал от Эдварда Гигана, и умолчал о конверте с деньгами. Когда я закончил, она ничего не сказала, но продолжала смотреть в глаза. Если это был какой-то психологический трюк, рассчитанный на то, что я не выдержу и выложу все, что скрывал с самого детства, то он не сработал. Однажды я уже раскрылся больше, чем хотел, и повторять ошибку не собирался. Закрываешь дверь конюшни, а лошадь уже исчезла за горизонтом.

– А как же деньги? – спросила она. – Или вы просто забыли об этом упомянуть?

Значит, копы все же оказались более падки на ее хитрости, чем я. Придется, когда мы встретимся в следующий раз, посоветовать Уолшу все же сохранять твердость, а не растекаться в довольной улыбочке, когда симпатичная женщина похлопывает его по руке и отпускает комплимент его пистолету.

– С этим пока туман.

– Вы не идиот, мистер Паркер, и не принимайте за идиотку меня. Я сейчас скажу, к каким выводам пришли вы, а вы, когда я закончу, может со мной не согласиться. Итак, вы считаете, что Проктор хранил в мотеле какие-то вещи, возможно, даже наркотики. Вы думаете, что деньги – плата за услуги. Вы полагаете, что некоторые, или все, из покончивших с собой могли быть вовлечены в эти операции. Поскольку у Джоэла есть грузовик, и он совершает рейсы в Канаду, вы подозреваете, что он и есть самое вероятное транспортное звено. Я права?

Я промолчал, и она продолжила:

– Тем не менее полиции вы всего не сказали. Интересно, почему. Потому что у вас обязательства перед Беннетом Пэтчетом, и вы не хотите марать репутацию его сына без крайней на то необходимости? Возможно, отчасти так оно и есть. Вы – романтик, мистер Паркер, но иногда, как и все романтики, путаете романтику с сентиментальностью. Это объясняет, почему вы циничны в отношении мотивов других людей. Но вы также и крестоносец, и это соответствует вашей романтической жилке. В основе импульса крестоносца лежит эгоизм. Вы крестоносец, потому что это дает вам ощущение смысла жизни, а не потому, что служит требованиям правосудия или общества. Вообще, когда ваши собственные потребности входят в противоречие с потребностями общества, вы, как мне кажется, обычно отдаете предпочтение первому перед вторым. Это не значит, что вы плохой человек, – просто ненадежный. Ну, как вам?

– По Проктору и Тобиасу близко. По второй части бесплатного анализа комментариев дать не могу.

– Он не бесплатный. Вы заплатите за мое вино. Что я упустила по Проктору и Тобиасу?

– Я не думаю, что это наркотики.

– Почему?

– Разговаривал с человеком, который бы знал о новых поставках на местный рынок или о перевалочном пункте на территории штата. Пришлось бы разбираться с доминиканцами и, возможно, с мексиканцами. Джентльмен, о котором я говорил, тоже потребовал бы свою долю.

– А если бы новые игроки просто решили сыграть не по правилам?

– Тогда кое-какие люди с пушками могли бы поддаться соблазну сыграть не по правилам с ними. Есть еще и проблема снабжения. Если только они не выращивают «травку» сами, за границей, или не импортируют ее напрямую из Азии, то где-то на маршруте должны столкнуться с действующими здесь поставщиками. Провести такого рода переговоры тихо и незаметно очень трудно, особенно когда они угрожают нарушить статус-кво.

– Если не наркотики, то что тогда?

– Надо искать в их личных делах, – сказал я, уклоняясь от ответа.

– Я просматривала личные дела умерших. Там ничего нет.

– Посмотрите повнимательнее.

– Спрошу еще раз: чем они промышляют? Думаю, вы знаете.

– Скажу, когда буду уверен. Вернитесь к документам. Что-то должно быть. Если контрабанду с участием ветеранов раскроют копы, репутации военных это на пользу не пойдет. Будет лучше, если дело против них откроют сами военные.

– А вы что намерены делать?

– Всегда есть слабое звено. Вот его я и намерен найти.

Я расплатился за выпивку, теша себя тем, что проведу платеж как оправданные накладные расходы на том основании, что никакого удовольствия при этом не получил. Последнее в целом соответствовало действительности.

– Собираетесь вернуться в Огасту? – спросил я.

– Нет, переночую там же, где и вы.

Мы перешли через дорогу к мотелю.

– Где припарковались?

– Оставила на улице. Пригласила бы пропустить по стаканчику на ночь, но выпивки у меня нет. И, кстати, желания тоже.

– Я не стану принимать это на свой личный счет.

– А стоило бы, – сказала она и ушла.

Вернувшись, я первым делом проверил сотовый. Сообщение поступило только одно, от Луиса, – номер мотеля и комнаты. Я позвонил ему по обычному телефону. Главный корпус уже закрыли на ночь, так что прослушивать было некому. Тем не менее мы постарались обойтись без деталей.

– Была компания, – сообщил Луис, когда Ангел передал ему трубку. – Двое к обеду.

– До основного блюда дошло?

– Не дошло даже до закусок.

– А потом?

– Они поехали купаться.

– Хорошо, что на пустой желудок.

– Да, осторожность лишней не бывает. Так что нас теперь четверо.

– Четверо?

– Похоже, у тебя новая работа – консультирование по проблемам отношений.

– Не уверен, что со своими навыками смогу помочь даже вам.

– Если у нас возникнут трудности, мы сначала договоримся о совместном совершении самоубийства. А пока тебе бы лучше подойти сюда. Наш приятель оказался очень разговорчивым.

– Я обещал копам, что поболтаюсь здесь до утра.

– Им будет тебя не хватать, но, думаю, ты захочешь это послушать.

Я сказал, что доберусь к ним только через несколько часов, и он ответил, что они подождут. Выезжая со стоянки, я заметил свет в окне Кэрри Сандерс. Только горел он не для меня.

Часть IV

Менелай:

Нет. Боги нас обманывали, в руки

Мои достался призрак роковой.

Слуга:

Что ты сказал?

Все муки – даром? И награда – призрак?

Еврипид «Елена», действие 1, явление 8[38]

Он провел слишком много времени почти во всех транспортных средствах, какие только могла предложить армия, и знал все их достоинства и недостатки, и в итоге его занесло на свободное место в «Страйкере», отделении, которым командовал Тобиас.

На «Страйкер» вылили немало дерьма, в основном подписчики журналов по оружейной тематике, любители порассуждать о «боевом классе», но солдатам «Страйкер» нравился. Сиденья проваливались, вентилятор трещал, словно в его задачу входило отгонять мух, и выходов для подключения DVD-плееров и айпадов хватало не на всех, но машина превосходила «Хамви», даже бронированный. «Страйкер» обеспечивает 14,5-миллиметровую круговую защиту от всего, что могут швырнуть в него хаджи, и дополнительную защиту от гранатометов, за которую отвечает бронеплита, навешиваемая на расстоянии 8 миллиметров от корпуса. Сзади – пулемет «М240», сбоку – подвесной 50-го калибра. Для сравнения: в «Хамви» сидишь, как будто прикрылся фольгой и размахиваешь 22-м калибром.

Все это важно, потому что вопреки правилам городской войны командование отправляло их в патруль каждый день по одному и тому же маршруту и в одно и то же время, так что хаджи могли проверять по ним часы и, соответственно, закладывать самодельные взрывные устройства. К этому времени вопрос состоял уже не в том, подстрелят их или нет, а в том, когда именно. Присутствовал и позитивный аспект, так как после подрыва машина в обязательном порядке возвращалась на базу для ремонта, и команда могла отдыхать до конца дня.

Перевод в расчет «Страйкера» обеспечил Тобиас. Тобиас и парень по имени Роддам. Тобиас заработал сержантские нашивки и стал командиром отделения. Он не зазнался, даже угостил всех пивом, хотя попасться с выпивкой считалось серьезным нарушением. Избежать ответственности по 15-й статье за драку или несанкционированное использование транспортного средства было можно, но за наркотики и алкоголь привлекали к судебной ответственности. Тобиас сильно подставлялся с пивом, но своим доверял. Впрочем, к тому времени он уже знал его методы и понимал, что пиво – это средство расположить к себе. Тобиас по-своему интерпретировал третий закон Ньютона: на каждое действие есть равное или большее противодействие. За пиво они расплатились, и плату взимал Роддам.

Роддам был чем-то вроде секретного агента. В Багдаде таких хватало с избытком, и настоящих, и шарлатанов. В Роддаме было понемножку того и другого. Звание он носил армейское, не цэрэушное, и, как всякий хороший шпион, о своих делах не распространялся. Говорил, что работал на небольшое агентство под названием «Служба поиска и обработки информации», СПОИ, но Тобиас как-то дал понять, что действует он по большей части в одиночку. На его визитных карточках значились офисы в Конкорде, штат Нью-Гемпшир, и Пон-Руже, что в Канаде, но последний оказался на поверку не более чем фикцией, налоговой аферой, с адресом около аэродрома, а конкордское отделение состояло из телефона и автоответчика.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Метро 2033» Дмитрия Глуховского – культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книг...
У Влада было обычное детство – любящая семья, дом. Но когда ему исполнилось семь лет, его жизнь в од...
Вы ищете проверенное пособие, которое поможет вашему ребенку быстро развить навыки чтения и письма? ...
«Метро 2033» Дмитрия Глуховского – культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книг...
Владимир Шаров – писатель, под пером которого российская история приобретает совершенно фантастическ...
Опер лечит от алкоголизма начальника медвытрезвителя, применяя к нему нетрадиционные методы лечения....