Пока телефон не зазвонил Обухова Оксана

Станислав усмехнулся:

— Все продумали, да?

— Ну дак. На том стоим, дружище. Готовим сани летом, а спиннинги зимой.

Стас помолчал, снова открыл папку и, вынув оттуда фотографию-акцент, спросил:

— Только у этой жертвы отрезан кусок одежды? Или он начал забирать что-то из одежды и у других?

— Только у этой, — подтвердил Коростылев. — У девушки не было сережек, мы предполагаем, что он взял кусок материи на память.

— Он мог взять поясок или пуговицу, — поднимая лицо от фотографии, задумчиво сказал майор.

— Водяной любит поиграть с ножом, может быть, резать ткань ему было приятно.

— Или на ткани остались какие-то биологические следы, — продолжил размышлять следователь.

— Следы? Шутишь? Вода все смыла бы.

Глядя на шурующую в кустах Занозу, Стас едва слышно пробормотал:

— Или просто девушка любила кошек…

— Кошек? — переспросил патрон. — При чем здесь кошки?

— Так, ни при чем, — смутился следователь. — Просто мысли вслух. Ассоциации.

— Какие? — прищурился подполковник, уважавший в Гущине нестандартный подход к делу.

— Есть легенда о том, что пророк Мухаммед однажды отрезал кусок халата, чтобы не будить уснувшую на нем кошку. Кошку, кажется, звали Муизза.

— Муизза, значит, — покручивая головой, хмыкнул Николаевич. — Нет, Стас, подол платья был отрезан убийцей, орудием, которое наносило порезы на горло. Это установлено совершенно точно.

— Орудие все то же — скальпель, да?

— Угу. Предположить заточенный столовый нож с закругленным лезвием, сложновато. Здесь эксперты сходятся во мнении.

Гущин крутил в руке фотографию-акцент, подполковник внимательно поглядел на задумчивого приятеля и улыбнулся:

— Что, захватило, да?

— Захватило, — согласился Гущин. — Я по маньякам и немотивированным преступлениям не люблю работать, но тут…

— Тут помощь требуется, — закончил за него Коростылев. — А ты без дела засиделся. Все, Стас, один к одному складывается.

— То-то и оно, — вздохнул майор.

К лавочке подбежала Зойка с разысканным прутом в зубах. Обойдя неумеющего играть с собаками Коростылева, предложила прутик хозяину.

Стас принял поноску, размахнулся… Палка снова проявила норов и подло улетела в заросли.

Зайти в гости к Гущиным и попить чаю с Маргаритой Павловной подполковник отказался. Сослался на жесточайшую усталость и на то, что близкие его скоро перестанут узнавать. Сквозь нередеющие и поздним вечером московские пробки помчался к скучающей семье.

Станислав и Зойка побрели домой. Набегавшаяся присмиревшая Маргаритовна едва не утыкалась носом в землю, почти что волокла по тротуару уши. Гущин рядом трость волок.

Доковыляли до подъезда. Стук тросточки о ступени лестницы услышала Маргарита Павловна, открыла дверь гулякам.

Обычно мама узнавала настроение сына загодя, по звукам. По тому, как бряцают ключи и шаркают подошвы о коврик, определялась с ритуалом встречи: улыбаясь, в щеку целовать или молчать, не приближаться и глубоко сочувственно вздыхать.

Сегодня мама проявила удивительную слепоглухоту. Невнимательно приняв от сына поводок Занозы, повела собаченцию мыть лапы и на ходу сказала:

— У меня отличная новость, Стас. Валерия Генриховна выбила-таки вторую льготную путевку… — Не доходя до двери в ванную, Маргарита Павловна обернулась, и Стас увидел, какое растерянно счастливое у мамы лицо. Похоже, она все еще не могла поверить в невероятную удачу. — Ты представляешь… грязи, Крым. Санаторий с упором на лечение опорно-двигательного аппарата… Мы с Лерочкой выезжаем уже завтра! — крикнула уже из ванной.

Стас натянул на лицо улыбку, а в голове мелькнуло: «Обаньки. А как же Зойка Маргаритовна? В Крым на грязи или в Игнатово маньяка ловить?»

Но впрочем… Какие могут быть вопросы. В крымском санатории Зойку на порог не пустят, а с Игнатово есть вариант договориться. Пройдя мимо ванной, где воспитанной Занозе поливали душем лапы, Станислав углубился в свою комнату и набрал на телефоне номер последнего вызова.

Львова, с которой сыщик беседовал не более получаса назад, отозвалась мгновенно:

— Слушаю вас, Станислав Петрович.

— Евгения Сергеевна, у меня изменились обстоятельства, я приеду к вам с собакой…

— Да хоть с конем!

Депутатка выпалила предложение, и пока растерянный майор воображал себя приехавшим на лошади, отправила уточняющий вопрос:

— У вашей собаки какое-то особенное меню? Она ест мясо или приготовить для нее обычный корм?

— Спасибо, она ест все. Но корм я привезу.

Попрощавшись с Евгенией Сергеевной, Гущин поскреб в затылке и подумал: «Ну надо же… Похоже, мы с Занозой выступаем по деликатесному звездному райдеру. Интересно, можно было б попросить подать назавтра к подъезду «Майбах» или «Роллс-ройс»? С водителем в кепочке при лаковом козырьке…»

Но шутки шутками, а реакция влиятельной дамы из Государственной думы прозвучала авансом добрых отношений. Тем более, что назавтра к крыльцу был таки подан соответствующий автомобиль с сыном замминистра за рулем.

Последнее обстоятельство, правда, слегка майора огорчило. Гущин предпочел бы минимизировать контакты с молодым тщеславным выскочкой (чьим бы родственником тот не являлся, каким папашей не кичился). Но получилось так, как получилось и, поразмыслив, Стас решил, что из любой ситуации можно выжать пользу. До депутатского поместья путь неблизкий, в дороге можно обо многом поговорить, узнать о ситуации в Игнатово.

«Стасик и Владик едут в гости, — умещая на заднее сиденье «Ленд Крузера» Зойку Маргаритовну, усмехнулся сыщик. — Почти что тезки».

Заноза ворчала и недружелюбно поглядывала на водителя, кажется, ей выскочка тоже не особенно понравился. Но, скорее всего, собаке в принципе не нравилась идея путешествия в автомобиле. Фон Маргаритовну в машинах здорово укачивало, и Гущин не кормил таксу со вчерашнего дня. А голодная Заноза не буйствовала и вела себя прилично лишь потому, что помнила: противные тряские путешествия обычно заканчиваются в лесу или на чьей-то даче, где так много восхитительных кротовых и мышиных нор! Фон Маргаритовна надеялась, что за страданием последует — охота. Но когда машина тронулась, все-таки не утерпела и принялась слегка поскуливать.

— Скоро это прекратится, — предупредил Гущин, зная, как многих раздражают заунывные собачьи страдания. — Потерпите, Занозу скоро укачает, она умотается и отключится.

— Не проблема, — улыбнулся Владислав, крутя головой по сторонам. Он выводил машину со двора, пытался вклиниться в густой автомобильный поток на проспекте. — Вы бы видели, как я вожу на дачу тетушку с тремя котами.

Следователь кивком поблагодарил сына замминистра за понимание. Тут надо сказать: не будь Стас так предубежден к Владиславу, то обязательно попал бы под его обаяние. Причем, пожалуй, моментально, поскольку Владик относился к людям из породы «обаяшек». Высокий светловолосый парень лет двадцати семи с широкими плечами, хорошо посаженой головой и голливудским оскалом. (В прежние времена сказали б «с гагаринской улыбкой», но в Стасе, после беседы с шефом, все еще сказывалось предубеждение к мажору и чести быть сравненным с первым космонавтом следователь его не удостоил.) Встретившись с Владом, майор сразу понял, почему отец отправил парня на «стажировку» к Львовой: Владислава Иванцова легко представить в толпе избирателей. Сияя открытой улыбкой он пожимает руки, раздает авансы и автографы. Парень рожден для политики и, вероятно, это понимает. Улыбка намертво приклеилась к смазливому лицу.

На следователя она, правда, не действовала, а вызывала противоположную реакцию — Гущина вообще раздражал любой переизбыток, он приторности не любил, предпочитал горчинку. Но водопадное обаяние депутатского помощника отметил и понял, что его отец был во многом прав, когда не стал закапывать врожденный талант сына, а помог ему с карьерой. Тем более что, помимо внешних данных Влад обладал еще и чутьем. Он моментально почувствовал, что Гущин не слишком-то доволен навязанной поездкой, смирил лучезарное давление на сыщика и поменял тактику. Поймал волну майора, перенастроился и стал деловито хмурым.

— Спасибо, Станислав Петрович, что согласились на предложение Евгении Сергеевны. Она действительно крайне взволнована, я слышал о вас как об отличном следователе…

«Ты мне еще орден от лица папаши предложи!» — мысленно фыркнул Гущин и оборвал разговорчивого помощника:

— Владислав, а откуда вы так много знаете о деле Водяного?

Гущин умел вопросы задавать. Интонационно он дал понять мажору, что тот, мягко выражаясь, слегка подставил папу. Да и себя возможно. Болтун — находка для шпионов и в политических игрищах. Тому, кто не умеет держать язык за зубами, в высших эшелонах места — нет.

Влад, как говорилось выше, имел врожденное чутье. Суть интонации он расшифровал верно, осекся на полуслове и некоторое время ехал молча.

— Я понимаю, что виноват, — сказал наконец, догадавшись, что следует не реверансы раздавать, а каяться. — Тайна следствия и все такое… Но события развивались так стремительно…

— Я повторяю вопрос: откуда вам известно об убийствах в Подмосковье? — перебил майор.

Иванцов виновато вздохнул:

— Да все как-то случайно вышло…

«Естественно! Кто б сомневался! Оправдание-то у всех всегда одно».

«Случайно» к папе Владика приехал на дачные шашлыки стародавний школьный друг, сейчас работающий судебным медиком. Приехал он как раз с вскрытия шестой жертвы Водяного и был очень уставшим. Немного выпил, снял усталость и разоткровенничался со старым другом. Поделился последними новостями, сказал, что продолжилась прошлогодняя серия с убийствами девушек-блондинок…

Мужчины, как из оправданий Влада понял Гущин, разговаривали приватно. Отошли от стала перекурить, сынишка увязался следом и стал невольным свидетелем беседы.

И разговор этот всплыл в памяти помощника, когда к Львовым пришел следователь Мартынов и начал выспрашивать о погибшей, о том, когда работодатели видели свою горничную в последний раз, когда она домой пошла и прочее.

— Евгения Сергеевна поинтересовалась, как погибла ее домработница! — горячо повествовал «болтун». — Игорь Дмитриевич сказал, что тело Ларисы нашли у плотины, она была задушена. Ну я и… вставил свои пять копеек, — Владислав покаянно вздохнул. — Спросил, а не было ли на ее шее с левой стороны нескольких порезов.

— Зачем спросил? — хмуро буркнул Гущин.

— А пес его знает. Я спросил, Мартынов отреагировал точно так же, как и вы, а Евгения Сергеевна уцепилась за оговорку. — Помощник огорченно скуксился: — Знали бы вы, как Евгения Сергеевна умеет за одно слово прицепиться и вытащить все, что нужно.

— Вцепилась она уже после отъезда Мартынова? — догадался Гущин.

— Угу.

— Понятно, — Станислав поерзал по сиденью. История «находки для шпиона», как оказалось, развивалась не совсем так, как интерпретировал ее Коростылев. Влад, вроде бы, и сам прилично пострадал от неловко брякнутого слова. Он лишь упомнил о порезах, а дальше все пошло-поехало, раскрутилось само собой. — По загривку от папы получил? — вполне миролюбиво хмыкнул Стас.

Влад только зубом цыкнул.

— Понятно, — повторил следователь. — В следующий раз умнее будешь.

— Вот уж не надо мне следующего раза! Одного хватило за глаза.

Возможно, обаяние помощника все-таки подействовала, возможно, искреннее огорчение вызвало толику сочувствия, как бы там ни было, майор позволил себе чуть оттаять. Посчитал, что ни к чему глядеть на парня букой, неглупого и ловкого помощника предпочтительней иметь в союзниках.

— А скажи-ка мне, Владислав, почему Евгения Сергеевна не захотела увезти семью из Игнатово? Раз так за дочерей боится.

— Спросите об этом лучше саму Евгению Сергеевну, — с кислой миной увильнул Иванцов. — Пусть она сама расскажет то, что посчитает нужным.

«Обаньки. А мы, оказывается, быстро учимся. Или промашка с оговоркой, действительно, лишь единичный случай».

— Ну хорошо, — пошел на попятный сыщик. — Оставим мотивы твоей начальницы за скобками. Но как ты думаешь, если бы Евгения Сергеевна не узнала о маньяке, она б могла заподозрить кого-то из… ну я не знаю, односельчан, соседей? Почему она так настаивала на моем приезде? Маньяк орудует на большой территории, моя помощь выглядит, как бы… капризом. Взбалмошностью.

— Вы хотите знать, не подозревает ли Евгения Сергеевна кого-то конкретного?

— Ну да.

— Чужая душа потемки, — снова увильнул Владик.

— Но у тебя не создалось впечатления, что тревоги связаны с чем-то конкретным?

— Зачем вы спрашиваете? — Иванцов вытянул шею, старательно отвлекся на путевую развязку.

— У нас есть время. Я хочу узнать твое мнение, поскольку ты лучше знаешь обстановку и свою наставницу. Или… у тебя нет собственного мнения?

Влад был слишком умен, чтобы попасться на простейшую поживку, рассчитанную на честолюбие и амбициозность потенциального политика. Покачивая головой, он изобразил лицом «грубовато действуете, господин майор», но все-таки ответил:

— Евгения Сергеевна никогда и ничего не делать просто так. По взбалмошности. — Последнее слово парень выделил.

«Туше, — подумал сыщик. — Кажется, мне только что продемонстрировала: промашки всякие бывают, но за наставницу — в огонь и в воду. И намекнули на приверженность к шаблонным подходам».

Ситуация начинала забавлять майора. Влад, вначале показавшийся ненатуральным и киношно-голливудским, довольно быстро превратился в русскую матрешку. В лакированный сюрприз с начинками.

— Влад, я читал ваши свидетельские показания о вечере, когда Ларису в последний раз видели живой. Там не упоминалось, почему вы тогда оказались дома у Львовых. Дума на каникулах…

— …я должен отираться на курортах, — закончил предложение помощник. — Пить шампанское на яхтах. Так?

«Меня, что… второй раз за тридцать секунд на штампах подловили?! — изумился следователь. — Теряю я сноровку, ох, теряю… Прав Николаевич, без дела человек тупеет».

— Семья Евгении Сергеевны за день до этого вернулась из Испании, — объяснял Влад. — Меня пригласили на барбекю, а заодно я привез кое-какие бумаги на подпись.

— Вы часто остаетесь ночевать у Львовых?

— В тот день я выпил.

Коротко. Доходчиво. Без ненужных пошлых разъяснений. Помощник депутата не садится выпившим за руль, не подставляет патронессу и папашу, не козыряет «корочкой» перед гаишниками.

Со всех сторон положительный персонаж!

Если б не промашка с Водяным. Едва дело перестало касаться маньяка как оплошности, Влад перестал изображать раскаявшегося пустомелю и лакированная матрешка — захлопнулась, закрылась напрочь. Потенциальный слуга народа снова стал тем, кем по сути и являлся — знающим себе цену, отлично образованным молодым человеком. С хорошим светлым будущим и такими же мозгами, позволяющими верно и быстро реагировать.

«Но почему ж он все-таки совершил такую глупость? Влад должен понимать, что сильно подпакостил отцу… Но после сделанного, выбирая между ним и начальницей, поставил на последнюю? А папе ничего не оставалось делать, как только помогать «львице» нажимать на рычаги? Постарался приготовить из лимона лимонад, раз уж так неловко получилось?»

— А расскажи-ка мне, Влад, все что знаешь об Игнатово, — усаживаясь поудобней и перемещая чуть ниже ремень безопасности, предложил майор. — Что за народ там обитает?

— Изволь. — Владислав легко принял подачу для перехода на «ты» и беседа пошла живее, поскольку речь перестала касаться непосредственно семьи начальницы.

Пятидесятикилометровый отрезок от МКДа до поворота на Игнатово за разговорами пролетел незаметно. Влад был превосходным рассказчиком, он многое подмечал и умел это преподнести, когда нужно с юмором, когда нужно с достоверностью, опираясь не на личные ощущения, а на какие-то факты и людей, знающих более него.

Стас понимал, что вызывании приязни — природный дар Владислава Игнатова, но ничего не мог поделать — поддавался, забывая о том, что на «подарки от родителей», пока особенно не подтвержденные заслугами, не стоит обращать внимания.

Подружиться с ним Гущин не смог бы никогда. Но, по-правде говоря, дело было вовсе не в личности обаяшки Владика. Просто у майора, когда при нем произносили фразу «молодой человек» с прибавкой «ловкий», «приятный» или «милый», во рту невольно появлялся тошнотворно сладкий привкус.

Но это и есть дело вкуса. Когда-то мама сказала Стасу, поморщившемуся при упоминании «приличного молодого человека из хорошей семьи»:

— Завидуй незаметно, сын.

Игнатово встретило «Ленд Крузер» процессией. По обочине дороге шел щуплый кривоногий мужичок в трениках, майке-«алкоголичке» и шлепанцах, он катил перед собой садовую тележку, в которой, предъявляя небу могучее, оплывающее по бокам пузо, пребывал в анабиозе субъект, еще более примечательный. Одетый примерно по такой же моде за минусом шлепанцев, субъект очнулся, обратил небритое лицо к подъезжающей «Тойоте» и сделал неприличный жест, ударив кулаком по согнутому локтю.

Джип еще и мимо не проехал, а абориген уже опять ушел в нирвану. Откинул голову назад и отключился.

Мужичок-носильщик эту голову бережно поправил, чтобы не терлась ухом о ручку тележки, и покатился дальше.

— Дружно живут, — обернувшись на процессию, сворачивающую ко второму от околицы дому, пробормотал Станислав. — В тележке, как я понимаю, Федор Редькин? Тот самый, что минимум лет десять лишних на свободе гуляет?

По дороге Влад уделил достаточно внимания персоне Феди, живущего почти напротив Львовых. Причем, как показалось Станиславу, внимание было уделено с определенной целью: на примере главного дебошира Игнатово, Владик высветил бесконечную доброту своей начальнице. Мол, Влад несколько раз предлагал Евгении Сергеевне избавить деревню от беспробудного скандалиста — и поводы случались, и связи подключать не надо, достаточно участкового в деревню привезти. Но Львова всегда вступалась за соседа.

Чего Влад, по его признанию, искренне не понимал. «Крайне мерзопакостное существо, — припечатал Редькина рассказчик. — Просто Шариков какой-то, Клим Чугункин. — И, хорошо копируя голос профессора Преображенского из фильма «Собачье сердце», добавил: — Живет же на свете эдакая изумительная дрянь».

Пока перед джипом медленно распахивались автоматические ворота из чугунного литья, Гущин обернулся назад и поглядел, как левее через улицу тип в линялых трениках протаскивает садовую тележку в щелку приоткрытых покосившихся ворот. Разбросанные в разные стороны ноги Феди цеплялись за створки, с которых давным-давно облупилась синяя краска и наружу выступил прежний зеленый цвет. Сквозь зеленый, кое-где уже проглядывал и более древний слой — песочно-бежевый, отчего ворота получались пятнистыми, похожими на камуфляж спецназовца.

Устав возиться с упрямыми ногами Феди «носильщик» попросту вывалил Редькина на землю у ворот и уже волоком втащил во двор.

— Дружно живут, — повторил майор и, сев прямо, поглядел на пришпиленную над чугунными воротами камеру наружного видеонаблюдения.

Приглядевшись к ограде, сыщик обнаружил еще две камеры на углах кирпичного забора Львовых и недовольно поморщился. По сути дела, все эти камеры — проформа, фикция. В дороге Гущин расспросил Владислава об охранной системе резиденции и узнал, что с противоположной стороны участок практически не огорожен. Львовы захотели получить хороший вид на реку, от берега их ограждал не слишком высокий прозрачный заборчик из железных кольев. (Влад, надо сказать, и тут не преминул побеседовать о том, как бдительно начальница относится к нормам Водного кодекса РФ. Можно сказать, лекцию прочел, объясняя, почему депутатка не отгородила часть берега под личный пляжик.)

Ворота распахнулись настежь, джип с неторопливой величавостью пополз по плиточной дорожке к крыльцу. И Стас, немного наклоняя голову вниз, оглядел жилище Львовых.

Ничего себе домишко. На подклете, оформленном гранитными булыжниками, возвышались два желтых оштукатуренных этажа с мансардой под зеленой крышей. Форму дом имел простецкую, четырехугольную. Крыльцо, переходящее в веранду, окольцевавшую дом, производило впечатление: из-за подклета оно получилось довольно-таки высоким, с десятью деревянными ступенями, накрытыми длинным деревянным козырьком. С козырька и крыши веранды свисали совершенно изумительные деревянные кружева. Выполненные, вероятно, этим же умельцем-столяром балясины, покрытые темной морилкой, напоминали изящные шахматные фигуры. На веранде расположились простенькие «деревенские» лавочки с несколькими подушками и пледом, повисшим на подлокотнике. По крыльцу навстречу джипу спускалась хозяйка — Евгения Сергеевна.

Из бесед и Интернета Гущин постаралась узнать о депутате думы максимально много. И еще по фотографиям понял, что на пятьдесят два года «львица» никак не тянет. Невысокая сухощавая блондинка с короткой стильной стрижкой выглядит на сорок пять, не больше. Сейчас же, глядя, как легко сбегает депутатка по крыльцу, скостил ей еще пару лет. Вероятно, издали Львова вообще выглядела ровесницей-подружкой старшей дочери Янины.

Следом за мамой из дома выбежала девочка подросток с блестящими словно сноп соломы волосами, стянутыми в конский хвост резинкой. Поглядев на миниатюрную девчонку с острыми коленками, майор заподозрил, что в породе Евгении Сергеевны все женщины поздно созревают: на вскидку, Ане можно было дать лет четырнадцать, а то и меньше. Гущин достаточно повидал шестнадцатилетних девочек, выглядевших даже не студентками, а замужними матронами. Анечка в сравнении с ними была недооформившимся цыпленком с длинными ногами.

«Ленд Крузер» подрулил к крыльцу, и Владислав выпрыгнул из салона, приветствуя хозяек взмахом руки и обязательным оскалом во все зубы.

Гущин, пока помощник отвлекал на себя внимание, принялся осторожно выползать из джипа. За два часа поездки по московским пробкам и автостраде раненое колено затекло и теперь отказывалось двигаться. Постаравшись принять убедительно вертикальное положение до того, как Влад перестанет прикрывать спиной его черепашье выползание, Гущин нашарил у сиденья трость…

— Здравствуйте, Станислав Петрович! — услышал хорошо поставленный звонкий голос депутатки.

Гущин развернулся на одной ноге, поставил трость на землю и таки приняв убедительное вертикальное положение, ответно поздоровался:

— Здравствуйте, Евгения Сергеевна. Анна, — легонько поклонился младшей дочери хозяйки.

Львова прищурила зеленые глаза и поглядела на чуть согнутое левое колено сыщика:

— Очень рада вас видеть, Станислав Петрович. Хорошо добрались? Нога не сильно разболелась?

— Не сильно, — обманул майор.

— Может быть, присядете? — Львова показала рукой на скамейку, прятавшуюся от солнца в тени дома.

— Ну так я вроде бы в дороге насиделся. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Из машины донесся протяжный собачий всхлип. Умаявшаяся в дороге Зоя Маргаритовна очнулась и решила о себе напомнить.

— Минуточку, — пробормотал майор. Стараясь несильно наступать на левую ногу, подобрался к пассажирской дверце. Открыл ее настежь и предложил собаке выпрыгнуть на улицу.

Но Зоя Маргаритовна еще страдала. Ее ушастая голова продолжала слегка покачиваться, как будто машину все еще трясло. На призыв Гущина спрыгнуть на землю такса не отреагировала, а громко икнув, печально поглядела на хозяина: «Возьми меня на ручки, а?»

Стас пристроил трость под мышкой, сгреб Занозу с сиденья и, неловко подпрыгивая, развернулся.

Печальная собака висела на его руках тряпичной куклой и икала. Гущин погладил фон Занозу между болтающихся ушей…

От ворот раздался тихий смех.

Следователь поглядел туда…

На плиточной дорожке за джипом стояла девушка в черных шортах и желтом топике на тонюсеньких бретельках, зажимая рот рукой, она старалась усмирить рвущийся из горла хохот. Причем, смотрела она не на Гущина с собакой, а на сестру и маму. Переводила выпученные сдерживаемым хохотом глаза с одной родственницы на другую и буквально давилась смехом.

Нет, безусловно, Гущин понимал, что солидный мужчина с первой сединой на висках и тростью выглядит фривольно с крохотной собачкой на руках. Но чтобы это вызывало приступ дикого хохота у московской барышни?!.. Представить невозможно. По улицам столицы гуляют и более примечательные персонажи с безволосыми ушастыми «занозами» на руках. У тех собачьих недоразумений даже сережки в ушках и коготки подкрашены. Одёжка от кутюр.

В общем, чувствуя себя довольно нелепо, Станислав Петрович растерянно поглядел на Львову и увидел, как та, на секунду потеряв дар речи и попытавшись дать глазами приказание дочери утихомириться, внезапно рассмеялась тоже.

Через секунду рядом с мамой хохотала уже и младшенькая. Смех слабым тявканьем поддержала предательница Заноза…

И это уже ни в какие ворота! Гущин прямо-таки не знал, как себя повести. Сделать вид, что ему все по-барабану или непритворно осерчать? (Заливисто расхохотаться вместе с дамами все равно не получится, в майоре закипало возмущение.) А Влад ничем помочь не мог, он тоже ничего не понимал, растеряно глядел на истерически хохочущих хозяек, его брови совсем уползли под длинную растрепанную челку.

Первой взяла себя в руки Евгения Сергеевна:

— Простите нас, Станислав Петрович. Девчонки, цыц!

Дочери, борясь со смехом, постарались вытянуться, но согнулись снова, так как животы уже совсем свело. И мама вновь прикрикнула:

— Успокойтесь, я сказала! Станислав Петрович, — обратилась к гостю, — пойдемте, пожалуйста со мной, вы сами все увидите и поймете. Мы не хотели вас обидеть. Правда. — Прежде чем повернуться спиной к прыскающим дочерям, Львова мазнула сощуренными строгими глазами по обеим, и смех, наконец-то, утих. — Влад, возьми, пожалуйста, вещи Станислава Петровича из машины и отнеси их в гостевой домик. Пойдемте, Станислав Петрович.

Львова первой пошагала по дорожке, ведущей в обход дома. Следователь двинулся за ней и к нему тут же, как ни в чем не бывало, подскочила Аня. Протянула руки к оживающей Занозе.

— А можно я ее понесу, а? Пожалуйста! Ну, пожалуйста…

Все еще слегка сердитый Гущин переложил фон Маргаритовну на вытянутые руки девочки и поковылял живее. С каждым шагом колену возвращалась гибкость, во внутренний двор поместья следователь вышел уже довольно резво.

Но выйдя, ненадолго замер: открылся совершенно завораживающий вид на реку. С пологим песчаным левым берегом и противоположным, сплошь заросшим пышными ракитами. Ракиты колыхали серебристо-зелеными ветвями, отчего берег казался покрытым легкой, нереальной изморозью. Сквозь промоины в листве виднелся протяженный луг, вздымающийся пригорком. На пригорке паслись пятнистые коровы.

Вышедший из-за угла дома Влад наткнулся на спину замершего следователя и с пониманием проговорил:

— Красиво, правда?

— Очень.

Владислав обогнул Гущина, следом за ним бочком прошла Янина и, задержавшись на секунду, шепнула гостю:

— Прости меня, пожалуйста. Я, правда, не хотела.

Отмякший сердцем от красот майор кивнул и двинулся за девушкой. Евгения Сергеевна уже входила в гостевой дом, оказавшийся бревенчатой избушкой в один этаж с высокой мансардой. Домик выглядел симпатично, аккуратно и немного сказочно. Если бы под ним имелись куриные лапки, то вовсе походил бы на жилище современной Бабы Яги. (О современности напоминала тарелка спутникового телевидения, выглядывающая краешком из-за угла.) Поднявшись по невысокому крыльцу, Гущин обратил внимание, что хозяйки и Иванцов скинули здесь уличную обувь, прошли в дом босиком.

Стас быстро сбросил с ног сандалии без задников, вошел в небольшую, устеленную мягким бордовым ковролином прихожую.

Все сгрудились именно там. Три дамы и Иванцов стояли возле нескольких вместительных собачьих мисок, выставленных на постеленный кусок линолеума. Аня наклонилась, поставила между блестящих новеньких посудин Занозу…

В любой из этих мисок фон Маргаритовну можно было искупать. В самой глубокой так даже утопить.

— Мы сегодня все утро обсуждали, как принять гостя с собакой, — пытаясь сдерживать улыбку, заговорила Львова. — Янина и Анюта даже в город съездили, посуду привезли. Не удержались, корм купили и игрушки. — Евгения Сергеевна перевела взгляд на обувную полку с тапками, поверх которой пристроился огромный мешок с собачьим сухпайком и несколько весьма деликатесных банок. Мешок и банки украшали фотографии развеселых сенбернаров. Между пакетом и полукилограммовыми банками лежала — кость. Игрушечная. Но, вряд ли, она будет по зубам фон Маргаритовне. Под тумбой прикорнул немаленьких размеров пупырчатый ультрамариновый мячик, слегка превосходивший высотой сидящую Занозу.

Стас прикрыл глаза, наклонил голову и нажал кулаком на лоб. Не улыбнуться было невозможно. Мама и дочки все утро обсуждали, как лучше встретить сыщика с собакой. Готовились. Игрушки, провиант и миски закупали. Нешуточных размеров, поскольку род занятий Гущина у них монтировался с чем-то крупногабаритным: сенбернаром, розыскной овчаркой, доберманом, ротвейлером…

А тут, нате вам, Стас Петрович пожаловали-с. С вялой полуобморочной Занозой на руках.

Действительно, есть отчего расхохотаться. Мистер Коломбо без традиционного плаща, но все-таки с собакой.

Станислав поднял голову и посмотрел на слегка смущенную хозяйку:

— Надо было вас предупредить, что я приеду с таксой, — произнес.

— Не сердитесь? — улыбнувшись, спросила депутатка. — Мои девочки так любят собак, но из-за аллергии Ани мы не могли их держать…

— У Ани аллергия на собак? — напрягся Стас.

— Была, — кивнула Львова. — Но к четырнадцати годам она либо прошла, либо затихла, так что нам будет даже интересно отследить реакцию Анечки на вашу очаровательную таксу. Тем более, что сейчас каникулы и времени на проверку достаточно. Правда, Нюрок?

Девочка, сидящая на корточках перед Маргаритовной, подняла к маме сияющее лицо:

— Да, это будет здорово! У меня собака… То есть, — осеклась и поправилась: — У нас в гостях будет такая замечательная собака!

Ситуация становилась совершенно ясной. Собаку здесь ждали едва ли не больше сыщика, вероятно разговоры о ней все утро выступали гвоздем программы. В зоомагазине сестры головы ломали над покупками, Аня волновалась и прикидывала, чем бы сыщицкой псине угодить.

— А как ее зовут? — любуясь замечательной Занозой, спросила девочка.

— Ах да, — опомнился гость. — Прошу любить и жаловать Зоя фон Маргаритовна. Откликается так же на «Занозу» и просто «Зойку».

— Зоенька, — погладила таксу по спинке Аня. — Зоенька, хорошая…

Как известно, животные необыкновенно способствуют коммуникации, позволяя незнакомым людям быстро находить общий язык и подбрасывая темы для беседы.

Так получилось и сегодня. Сыщик мысленно поблагодарил Небеса за подкинутую его заботам Маргаритовну (за льготную путевку для матушки). Оставив Аню и Занозу в прихожей, где девочка уже разминала ложечкой в самой мелкой миске крупноватый влажный корм из банки, Евгения Сергеевна провела гостя в небольшую спальню с окном, выходящим на реку.

Владислав занес туда же сумки сыщика, поставил их на длинную тумбу, где разместился и телевизор с плоским экраном. Янина подошла к окну и во всю ширь откинула шторы, потом поправила вазу с букетом полевых цветов, стоящую на небольшом круглом столе с приставленным к нему мягким стулом. Стул был обит материей, совпадающей со шторами. Такие же подушечки лежали на широкой кровати.

— Обычно здесь ночует Влад, — сказала Львова. — Мы попросили его здесь немного пожить… Ну, я думаю вы понимаете, почему. И думаю, что Влад не будет возражать от переезда в мансарду. — Хозяйка выразительно поглядела на помощника: — Станиславу Петровичу тяжело подниматься по лестнице.

Иванцов лучезарно улыбнулся и, подойдя к прикроватной тумбочке, достал из нее какую-то одежду. Стасу показалось, что это был комплект белья для сна — белые трикотажные шорты и футболка, которые хозяйки, по всей видимости деликатно не стали трогать.

— Удобства возле кухни, — продолжала экскурсионную беседу Львова. — Но там все просто, думаю, вы и сами разберетесь…

— Я разберусь, — пообещал майор.

Евгения Сергеевна поняла его слова, как намек, что гость хочет остаться один.

— Ну хорошо. Разместитесь, приходите к нам, скоро будем ужинать. Дима позвонил с работы и сказал, что выезжает, скоро тоже будет. — Уже в дверях, хозяйка развернулась: — Забыла спросить. Вы против запеченной на мангале рыбы не возражаете?

— Евгения Сергеевна, ну к чему такие церемонии. Я ем — все. Как и моя собака.

— А никаких церемоний, Станислав Петрович, — приветливо улыбнулась депутатка. — Мы здесь каждый вечер разводим мангал. Пользуемся жизнью на природе.

Едва за хозяйками и помощником закрылась дверь (надо отметить, наполовину витражная, из разноцветных стекляшек был составлен изумительной яркости букет из васильков и маков), Гущин тяжело и неловко опустился на низковатую кровать и уставился в окно, предупредительно расшторенное для него депутатской дочерью.

«Ну надо же, как все здесь обернулась», — обескураженно подумал.

Нет, безусловно, в прессе говорилось о Львовой, как об открытой и приятной женщине. Но Гущин писанине о слугах народа не слишком доверял. Ему случилось как-то встретиться с одним хваленым «радетелем-заступником». Тот оказался редкой сволочью и снобом.

Правда — пьяным. А протрезвев, слуга народа примчался извиняться.

Но с Львовой как-то… перебор. Встретила, как родного и это не фигура речи. Стас и впрямь почувствовал себя своим среди чужих людей. Как будто только что уехавшим и долгожданным.

«Такого не бывает, — думал сыщик. — Какой-то здесь подвох».

Гущин, спору нет, был не обычным следаком, а сыщиком — московским. И знал, что описанное в книгах, показанное в сериалах житье-бытье чиновников и депутатов прилично отличается от действительного. В кино и книгах мэр каждого мало-мальски приличного Волчегонска разъезжает с охраной в «Гелендвагенах». За депутатом думы города Козлодойска свора охранников везде таскается.

В жизни все не так. Мэры городишек преспокойно разъезжают без охраны, им бы на приличный личный транспорт денег наскрести по-тихой. Рядовые депутаты обычно не способны свору прокормить. Все просто. Все без книжных закидонов.

Львова оказалась через-чур примерной. Показательной. Без колких швов и грубых стачек, естественной навзрыд.

«Такого не бывает? — уже с вопросительной интонацией повторил майор. — Или все-таки случается? Чтобы влиятельная дама не забронзовела…»

Занятный перевертыш.

Что есть на самом деле, покажет только время. Спектакль о вдрызг положительном политике мог быть рассчитан и на дочерей.

Гущин перекинулся через планку в изножье постели, дотянулся до сумки со своими вещами на тумбе и, переложив ее на кровать, раскрыл.

Из прихожей раздался просительный голос Анечки:

— А можно мы с Зоей Маргаритовной погуляем?

— Можно! — крикнул Гущин. — Только поводок обязательно возьмите.

В витражную дверь тут же просунулось очаровательно взволнованное личико в конопушках.