Пока телефон не зазвонил Обухова Оксана

— Дмитрий Михайлович как-то по-особенному смотрел на Лару? — негромко, стараясь не спугнуть свидетельницу, поинтересовался сыщик.

— Да вы чо? — вытаращилась на Гущина девчонка. — Вы чо?… Дмитрий Михайлович… на Ларку? Да ей вечно все мерещилось! — пригвоздила усопшую лучшая подружка. — У нее со школы так: то один в нее влюбляется, то другой втрескается…

— А на самом деле? — Дарья тонко улыбнулась, подняв вверх один уголок губ. — Понятно, — кивнул сыщик. — Воображаемые ухажеры. Даш, а Лара всегда к тебе после работы заходила?

— Вечером? — уточнила девушка. — Вечером — нет. У нее папка строгий, если вовремя с работы не придет, ездил встречать. Или звонил. Мог даже Евгении позвонить, — изъяв из обращения отчество депутатки, сказала Селезнева. — А на фига Ларке это надо было? Чтоб батя звонил и шорох наводил. Она с работы — домой.

— Но в прошлую пятницу Лариса завернула к тебе. Почему?

— Ну так она освободилась раньше. С Сергеевной поцапалась и ушла в половине восьмого.

«Так, стоп! — опешил сыщик. — Львова в день убийства поругалась с помощницей по хозяйству?!» Раньше это не всплывало в свидетельских показаниях о последнем вечере Ларисы.

Стараясь ничем не выдать особенного интереса, Гущин попросил Дарью уточнить:

— А Лара тебе рассказывала какие-то подробности о ссоре с Евгенией Сергеевной?

— Да нет, — повела округлым плечом девушка.

— Конкретно, Даша, что она тебе сказала? Только по правде, как на духу.

— Ну… Сказала «эта старая кошелка опять ко мне цеплялась», — смущаясь оттого, что повторяет чужой эпитет, Дарья отвела глаза.

— «Опять»? — въедливо уцепился сыщик. — У них что, часто случались ссоры?

— Да что вы! — как и в вопросе о Дмитрии Михайловиче горячо возмутилась девушка. — Евгения Сергеевна отличная тетка! То есть, женщина. Ларке такая хозяйка — за счастье!

— Тогда почему она сказала «опять»? — резонно поинтересовался Гущин.

— Ну, может быть, она и не так сказала, — вспоминая вечер пятницы, задумалась Дарья. Но вскоре воскликнула: — Да нет! Ларка точно сказала «эта… опять цеплялась».

«Ну хорошо, оставим на пока, — сделал пометочку в мозгах майор. — Поговорю об этом с непосредственной участницей размолвки, с Львовой».

— Даш, а ты все вечера проводишь дома или Лариса тебя предупредила, что зайдет? Она позвонила или просто на удачу забежала? — От дома Львовых до Селезневых довольно близко.

Девушка кивнула:

— Позвонила.

— Когда? Ты помнишь? — Ответ свидетельницы Гущин знал из ее показаний, спрашивал, только чтоб помочь вернуться мыслями в тот вечер.

— Ларка позвонила после семи… Сказала, что забежит…

— Пришла расстроенная?

— Нет, довольная.

— Но она же поругалась с Евгенией Сергеевной, — изобразил недоумение майор. — Поругалась, но пришла довольной, так?

— Ну, — девушка подхватила наигранное изумление, но сделала это простосердечно. — Странно… я об этом раньше не думала… Лариса и вправду, как будто приз выиграла…

— Интересно, какой? — подтолкнул следователь.

— Не знаю, — Дарья задумчиво прикусила нижнюю губу. — Но она была довольной — точно. Смеялась.

— Над чем?

— А надо всем. Так просто.

«Веселье Лара подцепила где-то в деревне, — сделал еще одну пометочку Гущин. — Ее телефонные звонки определили, с половины пятого она разговаривала только с Дашей… Интересно, кто и чем смог так обрадовать «русалку», если на ее настроении даже размолвка с хозяйкой не сказалась?»

Вопрос. Причем, совсем не исключено, что коренной.

Сыщик подался вперед, повесил между коленей руки со сцепленными в замок пальцами.

— Даша, постарайся, пожалуйста вспомнить. Лариса не вела себя так, словно куда-то торопилась? Не поглядывала на часы?

— Да что вы! — совершенно искренне изумилась девушка. — Наоборот, это я ей напомнила, что уже начало десятого! Ларка в облаках витала, а я ей напомнила, что батька вот-вот начнет трезвонить или навстречу выедет, и Ларка ему снова попадется!

— В смысле?

— Ну так она ж по берегу идти собиралась, а батька ей навстречу на машине выехал бы. Потом спросил бы, как разминулись да еще б обнюхал.

— А-а-а…

— Папа Ларку ловит… То есть, ловил. С сигаретами. Если б еще раз поймал, то обязательно выпорол бы. Я ее проводила через огород до реки и все. — Дарья загрустила: — Больше я ее не видела.

— Ты никогда ее не провожала? — негромко спросил сыщик.

Дарья помотала низко опущенной головой.

Распрощавшись с девушкой и выйдя на улицу, сыщик сел на лавочку возле палисадника Селезневых и достал мобильный телефон. Позвонил Мартынову, узнал, что группа только-только прибыла к мосту ниже Заборья и собирается выгружаться. Стас предупредил приятеля, что будет позже и отправился к Евгении Сергеевне, к которой появилось несколько вопросов.

Доковыляв до ворот из чугунного литья, сыщик встретил возле них Аню и умильную Занозу с подозрительным пристрастием наблюдавшую за соседскими курицами. Деланное равнодушие таксы ее хозяина не обмануло.

— Ань, фон Маргаритовна вообще-то охотничья собака, — с улыбкой напомнил сыщик. — Смотри. Проморгаешь, соседи кур не досчитаются.

— Дак мы заплатим, — безмятежно заявила девочка. — И вообще-то, я не проморгаю. А фон Маргаритовна — приличная собака.

— Ну-ну, — усмехнулся Гущин и вспомнил несколько бесславных стычек коротконогой таксы со столичными голубями. — Пожалуй, ты права.

Стас прошел в незапертую калитку, поднялся по крыльцу и отметил, что нога на удивлении ведет себя достойно, хотя ей и досталось в путешествии по пересеченной местности. Но вероятно, Гущин дал необходимую передышку поврежденному суставу, пока беседовал с Дарьей.

Евгению Сергеевну майор нашел на кухне. Та крутилась между разделочным столом и плитой, где аппетитно булькал борщ и жарились котлеты.

Увидев сыщика, Львова обрадовалась.

— Вы вовремя, Станислав. Сейчас обедать будем.

Гущину совсем не хотелось портить настроение хозяйке. Как известно, качество блюд напрямую зависит от душевного спокойствия повара.

И посему, взяв паузу, майор дождался пока Львова выключит огонь под кастрюлей и переложит котлеты со сковородки на блюдо. Сидя на крайне неудобном барном стуле у высокого разделочного стола, он некоторое время наблюдал, как депутатка ловко накрывает обеденный стол, выставляет нарядные столовые приборы. Понимая, что за этим последует приглашение детей и гостей-мужчин на обед, Гущин ее остановил.

— Евгения, нам надо поговорить. Сядьте, пожалуйста.

Львова выполнила просьбу, села через стол от Гущина на такой же барный стул и поставила локти на столешницу.

— Слушаю вас, Станислав.

— Евгения Сергеевна, — протокольно приступил майор, — почему вы не рассказали о том, что в вечер пятницы поругались с Ларисой?

Депутатка подняла вверх аккуратные выщипанные брови:

— Поругалась? — переспросила, и Гущин сразу понял, что некорректно сформулировал вопрос. Как могла депутат Госдумы «поругаться» с деревенской девочкой-прислугой?! Но Львова уже сама скорректировала вопрос ответом: — Я сделала Ларисе — замечание, Станислав Петрович. Попросила ее одеваться на работу менее откровенно.

— А как она была одета?

— Вызывающе. — Львова вскинула подбородок. — И мне казалось, что об этом не надо упоминать людям, которые видели ее… тело.

«В том и дело, что — тело, — мысленно зарифмовал майор. — Причем облепленное мокрым платьем, разрезанным к тому же».

— Евгения Сергеевна, если можно, объясните, пожалуйста, что конкретно вызвало ваше недовольство?

Брови снова уползли под челку, но внимательный строгий взгляд Гущина напомнил, что депутатка говорит со следователем. И тот не любопытствует, а работает. Причем, по ее просьбе.

Евгения Сергеевна на секунду опустила голову, переформатировала лицо из недовольного в спокойное. Вновь поглядев на сыщика, ответила четко:

— Лариса расстегнула платье до бюстгальтера. А платье и так излишне откровенно ее обтягивало и было коротким. Выставляя на стол перед мужчинами тарелки с едой, она нагибалась. — Львова покривилась: — Мне надо еще что-то объяснять? Надо описывать, как вываливались наружу ее… прелести из бюстгальтера?

— Наверное, это было не слишком аппетитно для ужинающих. — Гущин был стопроцентным мужиком и вовсе так не думал, но он старался помочь Львовой справиться с неловкостью. Не каждой женщине приятно признаваться в том, как она отреагировала на выставленные напоказ «достоинства» молоденькой прислужницы. Но работа… Работа прежде всего: — И все же, Евгения, — Стас намеренно убрал из речи официозность, — почему вы не рассказали о том, что дали нагоняй Ларисе?

Львова ответила совершенно хладнокровно:

— Я не считала, что это может как-то повлиять на следствие. Ларису я отчитала приватно. Наедине. То есть, это не могло как-то сказаться на ее судьбе: поговорили — разошлись.

— Но по этой причине Лариса в тот день ушла с работы раньше, так? Значит это все-таки сказалось.

Львова снова наклонила голову:

— Я принимаю ваш упрек, — проговорила едва слышно. — Если бы вы знали! — депутатка резко подняла к сыщику лицо с алыми пятнами на скулах. — Если бы вы знали, как часто я упрекаю себя в этом! Вспоминаю, что плохо рассталась с несчастной девочкой!

— Ну так почему ж не рассказали? — мягко повторил сыщик.

— Я думала и до сих пор считаю так, что это — не важно, — вновь обретая твердость, выговорила депутатка. — Не существенно.

— Отнюдь. Впечатление, которое в тот вечер Лариса производила на окружающих, крайне важный момент, Евгения. Не исключено, что вызывающий наряд Ларисы мог послужить причиной ее смерти.

Евгения Сергеевна распахнула глаза, приложила ладонь к раскрытым губам и тихо-тихо прошептала:

— Боже мой… Простите… Простите, я не подумала об этом. Конечно же!.. Откровенный наряд мог спровоцировать убийцу!

Гущину не раз случалось успокаивать-отпаивать свидетелей, на которых наваливалось озарение: их неумная секретность тормозила следствие, мешала поискам преступника!

Депутатка, разумеется, в конвульсиях не билась и волосы в раскаянии не выдирала, но шок-таки испытала. Гущин, чувствуя себя немного подленько, на всех парах разрабатывал неопомнившуюся женщину:

— Евгения, вы сказали, что ваш разговор никто не слышал, так? Но вспомните, пожалуйста, до какого времени продолжался в тот вечер ужин, сколько еще вы все оставались за столом?

— Что? — оторвав руки от лица, уставилась на Стаса стремительно реагирующая депутатка. — Вы что имеете в виду, Станислав Павлович? Вы намекаете… что кто-то из моего окружения мог… прельститься горничной и отправился ее насиловать? Так?!

Гущин мгновенно вспомнил, что перед ним тетка, имеющая связи в самых высоких кабинетах и способная выпить много крови у подполковника Коростылева. И помаленьку задний ход включил:

— Евгения Сергеевна, мой интерес обусловлен исключительно…

— Чем?! — взвилась над стулом Львова. — Инсинуациями, высосанными из пальца?!

Гущин посуровел:

— Евгения Сергеевна я пришел к вам с разговором, как к умной женщине. Вы мне симпатичны и я постарался уберечь вас от разговора с моими коллегами. Поверьте, беседа с ними сложилась бы совсем непросто.

— Беседа о чем?!

Стас досадливо цыкнул зубом, покрутил головой и начал объяснения издалека:

— Вспомните, как к вам пришел Яков Валентинович. Он пришел со словами, что собирался сегодня звонить Мартынову. Так? У Кнышева, в самом деле, оказалась серьезная информация…

— Это он вам сказал, что я поругалась с Ларисой? — изумилась Львова.

— Не перебивайте, пожалуйста, Евгения. Яков Валентинович ничего не знал, о вашей размолвке с Ларисой мне сказала Дарья.

— Ах она… Ну да, конечно, они дружили…

— И вот теперь, Евгения, представьте, пожалуйста, реакцию следователя на известие о том, что вы утаили от него важнейшую информацию. Представьте, как сложился бы ваш разговор. — Станислав придал взгляду толику сочувствия. — Сразу же после беседы с Дарьей следователь пришел бы в ваш дом, и поверьте, устроил бы вам форменный допрос. Который не понравился бы вам еще больше.

— Простите, — зажмурившись, пробормотала Львова. — Простите, Станислав, я во всем виновата сама. — Евгения Сергеевна прислонилась виском к поднятой ладони, поглядела в окно на резвящихся Нюру с Маргаритовной. — Все нервы, нервы… Глупые секреты и рефлексии… О чем вы меня спрашивали?

— О том, когда закончился ваш ужин, — напомнил Гущин.

Евгения встала, точнее — закостенело сползла с высокого табурета.

— А разве в материалах следствия мой ответ не зафиксирован? Почему вы спрашиваете об этом, Станислав?

— Хочу вернуть вашу память к прошлой пятнице.

— Конечно. Я снова неправа. — Львова подошла к окну, словно спасаясь от гадких вопросов, уцепилась взглядом за мирно играющую на лужайке дочь. — Лариса ушла примерно в половине восьмого. Никто не знал, что она пойдет к подруге, обычно Лара сразу шла домой. Мы все, подчеркиваю — все, оставались за столом еще, как минимум, на полчаса. Еще вопросы есть?

— Есть. Лариса звонила Дарье, когда была еще на работе. Как думаете, этот разговор мог кто-то услышать?

Прежде чем ответить «нет» Львова подумала. Она была обижена и оставалась совершенно уверенной в необоснованности подозрений сыщика. Каждый из вопросов о близких, стегал женщину как розга.

Но сыщику, надо сказать, было совершенно начхать на то, что думает о нем влиятельная дама. Прежде чем дальше педалировать расследование, майору было необходимо снять по максимуму щекотливые вопросы. Прийти на встречу к Мартынову подготовленным и не забивать пустопорожним голову в последствии.

Гущин, как смог, донес эту мысль до депутатки. Возможно, Львова поняла это, как извинения за прямолинейность. Сыщик постарался деликатно объяснить, что нельзя оставлять неразъясненные моменты, он никого не подозревает, а работает так, как привык и как обязан.

— Евгения, мне нужно предупреждать вас о том, что наш разговор не стоит никому передавать?

Женщина разозленно фыркнула:

— А как вы себе это представляете? Начинать «передачу», господин майор, мне придется с признания, что рядом с молодыми девушками я уже чувствую себе развалиной. — Львова грустно покачала головой: — Нет уж, увольте. На сегодня унижений достаточно.

В общем, холодок остался, но борщом и котлетами депутатка следователя накормила до того, как позвала обедать прочих.

Сытой Гущин вышел на крыльцо и… неожиданно подумал о сигарете. По сути дела надо было бы расстроиться, но почему-то сигарета выступила синонимом возвращения к работе.

Спустившись по косогору и выйдя на прямую линию, Стас ожидал сразу же увидеть на берегу людей. Суетящихся криминалистов, исследующих гальку, вездесущего общественника Кнышева.

Но берег был пуст. Напротив устья не болталась заякоренная лодка. Лишь подойдя вплотную к высохшему руслу, Станислав услышал негромкий разговор, несущийся из «шалаша».

Майор приподнял ветки и сразу же наткнулся на суровый взгляд эксперта Зиновия Поплавского, что с фотоаппаратом в руках, на одном колене стоял внутри «шалаша».

— Здорово, — буркнул криминалист. — Не топчи здесь, Игорь дальше.

Гущин поздоровался с экспертом и, опустив ветви, пошел вверх по руслу. За разлапистой ракитой увидел еще одного криминалиста Сергея Иванова. Тот, положив на бумажку какой-то камушек и разглядывая его в лупу, брал с сероватого окатыша мазок ватной палочкой.

За его работой наблюдал сидящий на бревне Мартынов. Щегольские ботинки Игоря облепил подсыхающий песок, к дорогущим брюкам прицепились паутинки и травинки, блестящая коричневая челка капитана спустилась на лицо и закрыла один глаз.

Кое-кто в управлении завистливо называл Мартынова пижоном и красавчиком. Но даже эти «кое-кто» считали его исключительным профессионалом.

Увидев Гущина, капитан молча подвинулся, освобождая место на бревне. Стас, глядя под ноги побрел по высохшему русло, попутно отметив, что пока ему не встретился здесь даже фантик. Весь мусор был природным, хотя обычно дно подобных ручейков устлано грязными пакетами и сплющенными пивными банками. Но этот небольшой ручей протекал по неизгажанным людьми местам.

Гущин молча пожал протянутую Игорем руку. Сел рядом.

— Ну как? — спросил.

— Работаем, — скупо информировал Мартынов.

— Кровь — есть?

— Угу. Нашли пару капель. Но не под ветвями, а почти на берегу.

Гущин поглядел на эксперта, уже взявшего мазок с камня. На месте Иванов сможет установить лишь группу крови и проверить совпадает ли она с группой Ларисы.

Мартынов невесело хмыкнул:

— Сегодня вечером я должен быть на свадьбе у лучшего друга. Хорошо хоть, свидетелем отказался быть.

— Сочувствую.

— А, ладно, — отмахнулся Игорь. — Не впервой. Простят.

— Еще успеешь, время ранее.

Мартынов повернул к майору голову и выразил лицом сомнение. Вздохнул.

— Рассказывай, чего еще нарыл. Твой свидетель Кнышев пока нас сюда вез кое-что успел рассказать. Серега даже за окурками по берегу метнулся, собрал штук шесть.

Гущин поведал капитану о том, как сложилась беседа с Дарьей, рассказал о ссоре Ларисы с Львовой и ее причинах. Поделился предположением: преступник — местный, и искать нужно среди физически сильных мужчин. Мартынов думал точно так же, поскольку криминалисты уже отметили глубокие овальные отметины на берегу, а следов от волочения не было и на теле Ларисы.

— Я практически уверен, что он тутошний. Возможно даже из Игнатово, — закончил Гущин.

Игорь в задумчивости глубоко закусил уголки губ от чего стал напоминать мыслящую рыбу. Эта манера, надо сказать, дала Мартынову прозвище «Окунь», так как в моменты активной мозговой деятельности капитан еще и глаза слегка выкатывал. Игорь на прозвище не обижался, он был заядлым рыбаком и иногда пошучивал: «Окунь, ребята, хищник. Вот если б вы меня «карасем» или «плотвой» прозвали, тогда бы — да, тогда — обидно».

— Не исключено, — согласился Миронов.

— Не исключено? — изумился Станислав. — Ты думаешь, Водяной случайно нашел это место и кого-то здесь подкараулил?

— Место, — сказал Игорь и встал с бревна. — Все дело в месте, Стас. — Капитан засунул руки в карманы отутюженных франтовских брюк, покачиваясь на носках ботинок, оглядел затененные склоны оврага. — Я боюсь, что мы можем упереться в одну версию и поставить во главу угла жертву. А позже первопричиной окажется — место. — Нависнув над головой сидящего майора, Мартынов предложил: — Приглядись внимательно, Стас… Попробуй поймать ауру этого оврага…

Гущин тоже был профессионалом и разжевывать мысль ему не требовалось. Два часа назад Стас уже сидел в «шалаше», смотрел сквозь листву на поблескивающую под солнцем воду, разглядывал ровно выстланный камнями «пол». Он так пленился этим местом, что даже вспомнил детство босоногое!

Представить здесь убийцу получилось просто. Прибрежный «шалаш» как будто создан для уединения и мечтательности… А в случае с убийцей — предвкушения.

Стас буквально увидел, как преступник раз за разом возвращается сюда. Он грезит эти местом, он им — болен… Он ждет, когда подвернется случай! Когда здесь наконец-то появится одинокая девушка!

Все это, видимо, Мартынов почувствовал, едва попал в лощину. И в этом была разница между Станиславом, не любившим расследовать немотивированные преступления, и Игорем — умевшим примирять на себя личину маньяка. Способным заставить себя мыслить в русле этих выродков.

— Ты думаешь… Ларисе просто не повезло? — проговорил майор.

— Я ничего конкретного пока не думаю. Я просто строю версии. Работаю по двум направлениям. Обычно Водяной выслеживал своих «русалок» и никогда не нападал спонтанно, из-за угла. Что изменилось в этом случае… — капитан поморщился. — С этим надо разбираться. Навряд ли он еще кого-то здесь кромсал — от дороги далеко, а даже самая бестолковая девушка не пойдет с незнакомцем на пустынный берег. Но место… ты сам видишь какое. Удобное, укромное, притягательное, через несколько дней начнутся дожди, все следы смыла бы вода. Мечта маньяка, Гущин, а не место.

— Да, Водяной мог им «заболеть».

— Вот-вот, — Игорь закинул руку назад, взъерошил волосы на затылке, отчего стильная прическа приобрела залихватский деревенский вид. — Надо поработать на турбазе. Обратить внимание на постоянных клиентов. На молодых мужчин, что год из года приезжают сюда без подружек и приятелей…

Мартынов стремительно набрасывал план следственных мероприятий. Взгрустнувший Гущин думал: «Куда мне до него. Мой потолок — представить себя пионером, а не зверем. Игорь вон… в один момент учуял, чем здесь «пахнет». Ауру поймал».

Гущин был к себе несправедлив. Ему следовало сделать поправку на то, что он шел сюда вместе с говорливым местным жителем. Отправился из поселения, чьей атмосферой уже проникся донельзя и мыслил преимущественно в том разрезе.

Мартынов же напротив — приехал сюда уже нацеленным и сразу вклинился в работу. Отринул суету, взял подготовленный коллегой след и начал мыслить широко.

Словно поняв, что опечалило майора, Мартынов произнес:

— Ты молоток, Стасище. Вовремя предупредил, что светиться здесь ненужно. Транспорт подогнал. Что думаешь делать дальше?

— Работать, — пожал плечами Гущин.

— Это понятно. А конкретно?

— У тебя есть список жителей Игнатово и Заборья? Мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет. — Обычно серийные убийцы умещались в эти возрастные рамки.

Мартынов вернулся на бревно, перекинул руку за спину Гущина. За бревном лежала папка, из которой Игорь достал два листка со списком жителей двух близлежащих деревень.

— Бери, — сказал. — Я себе из компа еще распечатаю. Мужики, там, кстати, уже отмечены. Не буду напоминать, что нам нужен гедонист с отличной маской нормальности.

— Угу. Если учитывать еще и определенную физическую силу, то в Игнатово таких немного. Я по дороге поболтал с Кнышевым, тот насчитал девять человек. Я этих фигурантов еще не видел и не могу сказать, кто из них обладает хорошими внешними данными…

— Мужчин из окружения депутата ты уже исключил? — перебивая, прищурился Мартынов.

— Я не исключил даже Кнышева. Проверь, кстати, его алиби.

— Зачем? Он ни по каким параметрам не проходит.

— Да знаешь ли, — поморщился Станислав, — не люблю я доброхотов.

— Считаешь, он мог намеренно к следствию «прилипнуть»? — Коллеги знали, что некоторые серийные убийцы сами ищут контактов со следствием и пытаются как-то влиять на его ход.

— У Кнышева есть машина. А мы сосредоточилось на поисках преступника-автомобилиста. Историк мог уводить от себя подозрения.

— Кнышев, прежде всего, не смог бы поднять Ларису на руки. Да даже если здесь поработал он, то с остальными «русалками» у него ничего б не вышло: его внешность молодых амбициозных девушек не привлекает. И возраст, Гущин, возраст!

— Да знаю я, — слабо махнул ладонью Стас.

— Тогда чего к нему прицепился?

— Кнышев — женоненавистник. Я провел рядом с ним все утро и он ни разу, ни об одной женщине, не сказал хорошего слова.

— Ну. Я бы на его месте тоже женоненавистником стал, — усмехнулся пижон Мартынов. — Кнышев — кто? Занюханный историк в пропотевшей кепке. Ему, небось, от старшеклассниц достается. А может быть, и от коллег-учительниц прилетает кое-что.

— И все-таки, — упорствовал Гущин, — проверь его алиби.

— Слушаюсь, господин майор! — капитан шутливо откозырял. — Еще какие-нибудь поручения будут?

— Не ерничай. Скажи лучше, ты в Игнатово собираешься появляться?

— Нет, — посерьезнел Игорь. — Тут я согласен с тобой полностью: сосредоточив внимание на этих двух деревнях мы можем спугнуть Водяного и он уйдет в бега.

— Но этим он себя определит.

— А толку? Пропадет на просторах Родины, ищи-свищи…

— Толк будет в установлении преступника.

— Главное, что он исчезнет, Стас. Так что, Игнатово — твоя делянка. Мы по Заборью и турбазе походим на мягких лапах, а ты работай там, где, так сказать, прописан. С Львовой никаких терок нет?

— Да вроде бы мы все прояснили…

— Как тебе ее окружение показалось?

Гущин печально усмехнулся:

— Сын замминистра стопроцентно попадает под психологический портрет. Обаятелен, умен, силен. Тебя это радует?

Мартынов отмахнулся:

— Спаси и сохрани! Нам только министерского отпрыска в маньяки не хватало. Надеюсь, ты это в порядке бреда предположил.

— Угу. Типа в порядке.

К сидящим на бревне коллегам подошел эксперт Иванов.

— Группа крови совпадает, — доложил. — А у Зиновия все чисто. Ни волосков, ни ниточек… как будто этот гад под деревом все подмел или подтер.

— Увы, — надув щеки, опечалился Мартынов. — Хотя бы размер обуви по вдавленным отпечаткам удалось определить?

Сергей помотал головой:

— Нет. Там галька и след — несвежий. Если бы пара капель не упала с жертвы, когда он ее к воде нес, вообще бы ничего не осталось. Под деревом он, вероятно, «работал» что-то подстелив. К примеру — дождевик.

— А дождевик он, вероятно, утопил, — продолжил размышления эксперта Игорь. — Наполнил камнями или попросту пустил в свободное плаванье… Ткань-то легкая.

— И водолазов вызывать нельзя, — напомнил Гущин.

— Да знаю я, — скуксился капитан, потерявший надежду найти хоть какой-то след преступника. — Давай-ка, Стас, обговорим порядок действий и вызывай своего Кнышева. Мы поедем на турбазу, потихоньку лодки и катамараны осмотрим. Вдруг — повезет, а? Мы по дороге туда уже Валеру и Сашу забросили…

Гущин устало шаркал по тропинке, идущей вдоль забора Львовых и поругивал себя за то, что не смог сразу же почувствовать непередаваемо особенную ауру оврага. Он простился с высохшим ручьем уже полчаса назад, а картина накрытого ветвями русла все еще не отпускала. Мысль: «А что ж там должен был ощущать охотник на девушек?!» — долбила в виски. Маньяк ведь мог и не справиться с притягательностью этого места, зациклиться на нем и ждать, ждать, караулить жертву. Может быть, Водяной возвращался туда часто, может быть, гулял там только мысленно. Но укромный шалаш из ветвей ракиты вполне мог довести социопата до совершеннейшего исступления! Заставил сделать необдуманный поступок.

А из этого следует… что он, вполне возможно, живет где-то поблизости. Овраг, как заколдованный, заставил Водяного действовать.

«Или все-таки Лариса? Одетая в короткое обтягивающее платье».

Как знать, как знать… Поди пойми, что способно спровоцировать серийного убийцу. Как устроена кнопка активации этого «Электроника», что срабатывает на запуск?

Свернув за угол кирпичной ограды, погруженный в думы Гущин едва не натолкнулся на высоченного пузатого мужика в растянутых трениках и майке-«алкоголичке» в морскую полоску. Приглядевшись к небритому лицу с мясистым носом Стас мгновенно опознал в нем давешнего пассажира садовой тележки. Правда сейчас Федя Редькин (в просторечии — Федул) был обут в синие пластмассовые шлепанцы размера эдак сорок седьмого, немного трезв и нес в руках старозаветную складную сумку из железной сетки, какими в прежние времена снабжали посетителей советских супермаркетов — так называемых, магазинов самообслуживания. К ячейкам сетки прилипли высохшие куски тины, в связи с чем, Гущин заподозрил, что Федор шел на реку за раками либо за рыбой.

Не ожидавший встречи Редькин остановился тоже, не подумав уступить тропинку человеку с палочкой. Поскребя немытой пятерней «алкоголичку»-матроску на груди, Федя выпятил вперед мокрые толстые губы и шаляпинским басом пророкотал:

— О. Кто такой? — Прищурившись на Гущина, определился: — Мент. Ей Богу, мент. — Кинул задумчивый взгляд на соседский забор и продолжил определяться: — Дима, сука, ментов приваживает… Ты, что ль, — поглядел на следователя, — у него поселился?

То, как складывался разговор Гущину категорически не нравилось. Но не пасовать же перед деревенским уголовником? Стас поудобнее перехватил трость и, сузив глаза, прошипел:

— Дорогу уступи.

— Чаво?! — осклабился абориген. — Ты кто тут такой, фраер, чтоб я тебе дорогу уступал?!

— Дай пройти, — наклонив голову и глядя исподлобья, повторил майор.

— А не пошел бы ты на хер, гражданин начальник!

Стас коротко ткнул ручкой трости в необъятный живот. Особенной надежды на то, что трость пробьет слой жира и доберется до солнечного сплетения, Гущин не испытывал. Но и Федул, надо сказать, тоже не ожидал подобной резвости от интеллигентного «начальника».