Маршал Конев Дайнес Владимир
По решению Конева артиллерийская подготовка атаки была запланирована продолжительностью 2 часа 35 минут с целью обеспечения форсирования р. Нейсе и прорыва главной полосы обороны противника на ее противоположном берегу. Для ведения боевых действий в городе были созданы штурмовые отряды. В состав каждого штурмового отряда входили от взвода до роты пехоты, три-четыре танка, две-три САУ, две-три установки тяжелой реактивной артиллерии, группа саперов с мощными подрывными средствами и несколько орудий сопровождения (85- и 122-мм пушки, 152- и 203-мм пушки-гаубицы) для стрельбы прямой наводкой.
2-й воздушной армии Конев поставил следующие задачи: прикрыть с воздуха сосредоточение ударных группировок 1-го Украинского фронта, в особенности танковых армий; содействовать массированными ударами наземным войскам в форсировании р. Нейсе и прорыве обороны на всю тактическую глубину; сопровождать танковые армии на всей глубине их продвижения; не допустить подхода резервов противника к полю боя со стороны Берлина и Дрездена; поставить в первый день операции дымы почти по всей линии фронта, чтобы ввести противника в заблуждение.
Начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант С.Ф. Галаджев отмечал, что агитационно-пропагандистская работа была направлена на разъяснение мыслей Сталина о том, что «…полная победа над немцами теперь уже близка. Но победа никогда не приходит сама, она добывается в тяжелых боях и упорном труде. Обреченный враг бросает в бой последние силы, отчаянно сопротивляется, чтобы избежать сурового возмездия. Он хватается, и будет хвататься за самые крайние и подлые средства борьбы. Поэтому надо помнить, что чем ближе наша победа, тем выше должна быть бдительность, тем сильнее должны быть наши удары по врагу»{493}. В войсках широко пропагандировались боевой опыт и традиции 1-го Украинского фронта. С целью еще больше повысить боевую активность войск политические органы широко использовали такое средство, как счет мести «фашистским бандитам».
В ночь с 15 на 16 апреля И.С. Конев прибыл на наблюдательный пункт командующего 13-й армией генерал-полковника Н.П. Пухова. Это были небольшой блиндаж и щель, сооруженные на опушке старого соснового бора, ниже которого находился крутой обрыв к Нейсе.
До начала операции командующий 1-м Украинским фронтом решил провести разведку боем силами разведывательных отрядов дивизий первого эшелона. Им предстояло обеспечить захват плацдарма на западном берегу Нейсе и окончательно доразведать оборонительную систему врага. В результате действий этих отрядов были подтверждены данные о противнике и захвачены пять плацдармов в полосах 13-й, 5-й гвардейской и 2-й польской армий. Сведения, добытые разведотрядами, позволили сократить продолжительность артиллерийской подготовки до 40 минут. Она началась в 6 часов 15 минут, а после ее завершения соединения первого эшелона под прикрытием артиллерийского огня, дымовой завесы и массированных ударов авиации начали форсирование Нейсе.
Наступление первоначально развивалось успешно. Однако в середине дня сопротивление противника усилилось, и темпы наступления стрелковых дивизий начали падать. В целях быстрейшего завершения прорыва обороны Конев в два часа решил ввести в сражение отдельные танковые корпуса и передовые отряды танковых и механизированных корпусов танковых армий. В полосе 3-й гвардейской армии были введены 25-й танковый корпус и 52-я гвардейская танковая бригада 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии; в полосе 13-й армии — две бригады 10-го гвардейского танкового корпуса 4-й гвардейской танковой армии и 56-я гвардейская танковая бригада 7-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии; в полосе 5-й гвардейской армии — 4-й гвардейский танковый корпус; в полосе 2-й польской армии — 16-я отдельная танковая бригада. Ввод подвижных сил позволил к исходу дня продвинуться до 8–12 км.
Наступление войск 1-го Белорусского фронта развивалось более медленными темпами. Это грозило сорвать окружение берлинской группировки противника в установленные сроки.
17 апреля Конев отдал приказание, как только позволит обстановка, подготовить передовой наблюдательный пункт недалеко от Шпрее, в районе предполагаемой переправы 3-й гвардейской танковой армии. Сам командующий фронтом к середине дня без особых осложнений добрался до Шпрее. Он доложил Сталину, что его танковые армии, форсировавшие накануне Нейсе, начали отрываться от стрелковых соединений и выдвигаться глубоко вперед в северо-западном направлении. Сталин, учитывая медленное продвижение войск 1-го Белорусского, предложил ввести его подвижные соединения через образовавшийся прорыв на участке 1-го Украинского фронта. Такое предложение означало, что Верховный по-прежнему отдает приоритет Жукову. Командующий 1-м Украинским фронтом не собирался уступать своему соседу Он сказал, что ввод подвижных сил 1-го Белорусского фронта займет много времени и создаст большое замешательство, а поэтому целесообразнее повернуть две танковые армии 1-го Украинского фронта на столицу Германии в направлении на Цоссен (в 25 км южнее Берлина). Сталин с этим предложением согласился.
В своих мемуарах Конев отмечал: «Танковые армии могли понадобиться — и впоследствии понадобились — самому 1-му Белорусскому фронту после взлома вражеской обороны на другом направлении. Танковые же армии нашего фронта, войдя в прорыв, по существу, уже были готовы к удару на Берлин. Их оставалось только повернуть, или, как я уже говорил, “довернуть“, в нужном направлении. Теперь, когда они фактически уже выходили на оперативный простор, такой “доворот” не составлял большого труда, тем более что командование танковых армий было готово к выполнению именно такой задачи»{494}.
Конев, мягко говоря, лукавил, когда докладывал Сталину, что ввод подвижных войск 1-го Белорусского фронта через образовавшийся прорыв на участке 1-го Украинского фронта займет много времени и создаст большое замешательство. Ведь в седьмом часу вечера 17 апреля Иван Степанович приказал командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми, 3-й и 5-й гвардейскими и 13-й армиями стремительно развивать наступление на плечах противника, ночью форсировать Шпрее, не дав противнику закрепиться на рубеже этой реки. При этом он подчеркивал: «Смелее маневрировать танками и пехотой вне больших дорог, населенные опорные пункты решительно обходить, не ввязываться в затяжные лобовые бои. Мобилизуйте всех со страстью бить немцев и ломать сопротивление. Стремление только вперед! Наши войска должны быть в Берлине первыми, они это могут сделать и с честью выполнить приказ Великого Сталина»{495}.
В свою очередь, командующий 1-м Белорусским фронтом в половине девятого вечера 17 апреля потребовал от командующих 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями и командира 9-го отдельного танкового корпуса стремительно продвинуться в район Берлина. Однако из-за упорного сопротивления противника войска фронта только к исходу 19 апреля прорвали одерский оборонительный рубеж, открыв путь для развития наступления на Берлин.
Войска 1-го Украинского фронта, выполняя приказ Конева, усилили свой натиск, вынудив противника на исходе 17 апреля начать отход к р. Шпрее. С целью не допустить его перехода к обороне на реке Иван Степанович в 3 часа 40 минут 18 апреля направил командующим танковыми армиями директиву следующего содержания:
«Во исполнение приказа Ставки Верховного Главнокомандования приказываю:
Командарму 3 гв. ТА
1. В течение ночи с 17 на 18 апреля форсировать р. Шпрее и развивать стремительное наступление в общем направлении Фетшау, Гольсен, Барут, Тельтов, южная окраина Берлина. Задача армии в ночь с 20 на 21 апреля 1945 г. — ворваться в Берлин с юга.
2. Командарму 4 гв. ТА
В течение ночи с 17 на 18 апреля форсировать р. Шпрее севернее Шпремберга и развивать стремительное наступление в общем направлении Дребхау, Калау, Даме, Лукенвальде. Задача армии к исходу 20 апреля овладеть районом Белиц, Тройенбрит-цен, Лукенвальде. В ночь с 20 на 21 апреля 1945 г. овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина. При повороте армии на Потсдам, район Тройенбритцен обеспечить 5 мк. Вести разведку в направлениях: Зенфтенберг, Финстервалде, Герцберг.
3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях.
Пункт 3 приказа довести до сознания командиров корпусов, бригад»{496}.
В ночь на 18 апреля осуществился поворот 3-й и 4-й гвардейских танковых армий на Берлин. Этот поворот Конев в последующем считал естественным и закономерным маневром, рассчитанным на то, чтобы громить врага в самом невыгодном для него положении, и в значительной мере неожиданном. Однако, невзирая на все усилия, к утру выйти на западный берег Шпрее не удалось. Лишь к часу дня передовая бригада 7-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии вышла к реке и вброд форсировала ее. Вслед за ней переправились главные силы корпуса, а командующий армией генерал-полковник танковых войск Рыбалко направил сюда 6-й гвардейский танковый корпус, пытавшийся безуспешно форсировать канал Флисс между Нейсе и Шпрее.
Пытаясь остановить наступление войск 1-го Украинского фронта, противник с 16 по 18 апреля на второй и третьей полосах обороны ввел в сражение из своих резервов шесть танковых, одну моторизованную и пять пехотных дивизий. Особо ожесточенные бои развернулись на второй полосе обороны и после ее прорыва, так как лесистая местность не позволяла применять массированно танковые части и соединения.
К рассвету 19 апреля на западный берег Шпрее вышли основные силы 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов и две бригады 9-го механизированного корпуса. Войска 4-й гвардейской танковой армии 18 апреля также форсировали Шпрее, прорвали третью оборонительную полосу противника и к утру 19 апреля сосредоточились на плацдармах, заняв вместе с 3-й гвардейской танковой армией выгодное положение для наступления на Берлин с юга. К исходу дня соединения и части обеих танковых армий продвинулись на берлинском направлении соответственно на 30–35 и 50 км. Войска 5-й гвардейской армии завершили прорыв третьей полосы обороны на рубеже Шпрее и вместе с частями и соединениями 13-й армии окружили шпрембергскую группировку противника.
На правом крыле 1-го Украинского фронта левофланговые соединения 3-й гвардейской армии настойчиво продвигались на запад и северо-запад. В центре же и на правом фланге этой армии противник упорно сопротивлялся, неоднократно переходя в контратаки. Кроме того, правому флангу 3-й гвардейской армии угрожала сильнейшая котбусская группировка противника. Однако Конев считал, что командарм генерал-полковник В.Н. Гордов, имея во втором эшелоне свежие стрелковый и танковый корпуса, сумеет отразить контрудар врага. Для усиления 3-й гвардейской армии Иван Степанович приказал перебросить 1-ю гвардейскую артиллерийскую дивизию прорыва.
В воздухе было полное господство авиации 2-й воздушной армии. Вражеские самолеты делали попытки прорваться в район боев небольшими группами, пытались наносить штурмовые удары по стремительно наступающим танковым частям, которые неудержимо рвались к третьей линии обороны. Однако летчики 2-й воздушной армии срывали все замыслы врага.
Чем ближе к Берлину, тем острее становилось соревнование между Жуковым и Коневым. К исходу 20 апреля 7-й гвардейский танковый корпус 3-й гвардейской танковой армии занял Куммерсдорф, а ее 6-й гвардейский танковой корпус захватил важный опорный пункт на подступах к Берлину г. Барут и вышел в район Цоссена. Здесь в глубоких подземных убежищах размещалась ставка Генерального штаба Сухопутных войск вермахта. «Разведка работала у нас плохо, — отмечал позднее П.С. Рыбалко при разборе действий 3-й гвардейской танковой армии в Берлинской операции. — Мы даже не знали, что в Цоссене находилась Ставка германского Генштаба. Две бригады вошли в Цоссен, и Ставка на их глазах ушла из Цоссена. О Цоссене мы узнали от корреспондентов»{497}.
4-я гвардейская танковая армия, совершая сложный маневр, заходя левым плечом на запад и встречая сильное сопротивление противника, особенно в районе Луккенвальде, в течение дня продвинулась на 45 км. Войска 13-й армии, продолжая наступление на запад вслед за танковыми армиями, к вечеру прошли 30 км. На правом крыле 1-го Украинского фронта соединения 3-й гвардейской армии, продолжая вести упорные бои с котбусской группировкой, отразили сильные контратаки врага и перерезали ему пути отхода на запад, прижав к болотистой пойме Шпрее. 24-й стрелковый корпус этой армии во взаимодействии с соединениями 5-й гвардейской армии завершил окружение вражеской группировки (до 5 тыс. человек) в лесу западнее Шпремберга, которая была ликвидирована 21 апреля.
На дрезденском направлении войска, наступавшие в центре оперативного построения 1-го Украинского фронта, успешно продвигались на запад. Но в районе Герлица противник, усилив в предыдущие дни свою группировку, нанес несколько контратак по соединениям 52-й армии и на левом фланге 2-й польской армии. В результате ему удалось остановить продвижение войск 52-й армии, несколько потеснить к северу части 2-й польской армии и выйти на ее тылы.
Несмотря на, казалось бы, очевидный успех на берлинском направлении, Конев был недоволен действиями танковых армий. В шестом часу вечера 20 апреля он направил командующему 3-й гвардейской танковой армией следующее распоряжение: «Опять двигаетесь кишкой. Одна бригада дерется, вся армия стоит. Приказываю: рубеж Барут, Лукенвальде через болото переходить по нескольким маршрутам развернутым боевым порядком. Смелее маневр по преодолению рубежа Барут. Исполнение донести»{498}.
Через два часа Конев приказывает командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями: «Войска маршала Жукова в 10км от восточной окраины Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми. Исполнение донести»{499}.
В свою очередь Жуков потребовал от командующих 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями первыми ворваться в германскую столицу.
С целью наращивания усилий Конев 20 апреля принял решение ввести в сражение вновь прибывшую 28-ю армию генерал-лейтенанта А.А. Лучинского. Ей было приказано форсированным маршем, на фронтовом автотранспорте, двигаться из района Фюрстенау вслед за 3-й гвардейской танковой армией. К исходу 21 апреля две стрелковые дивизии должны были сосредоточиться в лесах вокруг Барута, а весь первый эшелон 28-й армии к исходу 23 апреля — в районе Цоссен, Барут.
Этот район запирал основные пути выхода из крупного лесного массива к востоку от Берлина, где были сосредоточены силы немецкой 9-й армии. Кроме того, войска 28-й армии должны были ликвидировать разрыв в несколько десятков километров, образовавшийся между 3-й гвардейской и 3-й гвардейской танковой армиями.
Несмотря на грозные приказы, танковым армиям 1-го Украинского фронта не удалось ворваться в Берлин к утру 21 апреля. Они, как и танковые армии 1-го Белорусского фронта, с огромным трудом преодолевали сильно укрепленную оборону на подступах к Берлину. «Б тесном взаимодействии с общевойсковыми эти армии прорывали 3 оборонительные полосы одерско-нейссенского рубежа, — отмечал позднее Маршал Советского Союза AM. Василевский, — действовали самостоятельно при осуществлении маневра на окружение берлинской группировки с севера и юга; участвовали в штурме Берлина, сохраняя собственные полосы действий. Опыт этой операции еще раз убедительно показал нецелесообразность применения крупных танковых соединений в сражении за большой населенный пункт; они теряют здесь свои главные преимущества — ударную силу и маневренность»{500}.
Война, пришедшая в Германию, неизбежно оказала сильное морально-политическое воздействие на население страны. Массовые разрушения от действий артиллерии и авиации, хаос, жестокие репрессии в тылу, голод и общая безысходность усиливали панику и страх немецких граждан, их обеспокоенность за судьбу родных и близких. В информационных сводках органов спецпропаганды войск Красной Армии приводились факты фанатичного поведения немецкого населения, запуганного грядущими «зверствами большевиков», а также примеры индивидуальных и групповых самоубийств, террористических акций против одиночных военнослужащих Красной Армии. Нацистская пропаганда активно использовала в своих целях ложь, одурманивание и без того отчаявшихся людей. Положение в ряде случаев усугублялось и неправильным поведением советских военнослужащих на оккупированной территории. Отмечались случаи пьянства, мародерства, насилия над женщинами, незаконных самозаготовок продовольствия и т.д. Учитывая это, Ставка ВГК 20 апреля направила командующим войсками и членам Военных советов фронтов директиву № 11072, в которой говорилось:
«1. Потребуйте изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Жесткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.
2. В районах Германии к западу от линии устье реки Одер, Фюрстенберг, далее река Нейсе (западнее) создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров — немцев. Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.
3. Улучшение отношения к немилом не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами»{501}.
Одновременно директивой Ставки ВГК № 11073 командующим фронтами были даны указания об установлении знаков и сигналов для взаимного опознавания советских и англо-американских войск. Советские войска должны были обозначать себя серией красных ракет, а танки также — одной белой полосой вокруг башни по ее середине и белым крестом на крыше башни. Англо-американские войска обозначали себя серией зеленых ракет, а танки и бронемашины — желтыми или вишнево-красными флюоресцирующими (ночью) щитами и белой пятиконечной звездой, окруженной белым кругом, на горизонтальной поверхности танка. Кроме того, советские и англо-американские самолеты, помимо установленных для них сигналов ракетами, обозначались своими национальными опознавательными знаками.
Чем ближе войска 1-го Украинского фронта подходили к Берлину, тем упорнее становилось сопротивление его защитников. Войска 3-й гвардейской армии в течение 21 апреля вели борьбу с котбусской группировкой противника, которая, по данным штаба фронта, насчитывала до 150 тыс. бойцов и 2 тыс. орудий{502}. Она фактически уже находилась в полуокружении, будучи отрезанной от коммуникаций и прижатой к болотистой пойме Шпрее. Конев, выразив свое неудовольствие командарму генерал-полковнику Гордову за промедление в ликвидации этой группировки, выделил ему в помощь 4-й и 6-й бомбардировочные, 2-й гвардейский штурмовой авиационные корпуса, 2-й истребительный и часть 6-го истребительного авиационных корпусов. Кроме того, командарму было приказано ввести в сражение 25-й танковый корпус, находившийся у него во втором эшелоне.
В тот же день, 21 апреля, соединения 3-й гвардейской танковой армии ворвались на южную окраину Берлина, а 4-я гвардейская танковая армия вышла на южные подступы к Потсдаму. Одновременно на окраины Берлина прорвались части 3-й ударной, 8-й гвардейской, 47-й, 2-й гвардейской танковой и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта.
В ночь на 22 апреля части 9-го механизированного корпуса 3-й гвардейской танковой армии форсировали канал Нотте на подручных средствах, а части 6-го гвардейского танкового корпуса разведали восточнее Цоссена брод и приспособили для переправы железнодорожный мост. Противник по-прежнему оказывал упорное сопротивление 3-й гвардейской танковой армии. Для ее усиления Конев направил 10-й артиллерийский корпус прорыва, 25-ю артиллерийскую дивизию прорыва и 23-ю зенитно-артиллерийскую дивизию, а также подчинил командующему армией в оперативном отношении 2-й истребительный авиационный корпус{503}.
Артиллерийские соединения, дислоцировавшиеся в полосе 5-й гвардейской армии, в районе Шпремберга, в течение суток — полтора совершили стремительный марш с юга на север на расстояние 130–150 км. В результате для прорыва внешнего обвода Берлина был создан мощный артиллерийский кулак. Командующему 3-й гвардейской танковой армией было приказано: «Противник, по данным пленных, от Коттбуса отходит на Берлин. Приказываю: одной бригадой с самоходным полком нанести удар из района Цоссен на Бонсдорф, с задачей не допустить отходящего противника в Берлин»{504}.
По решению Конева между 5-й гвардейской армией и 2-й польской армией была установлена новая разграничительная линия. Она давала возможность 2-й польской армии, несколько сузив свой фронт и не тревожась за правый фланг, сосредоточить усилия на отражении продолжавшихся на ее участке ожесточенных контратак дрезденско-герлицкой группировки неприятеля.
Войска 3-й гвардейской танковой армии, получив усиление, успешно продвигались вперед. Ее передовые части ворвались в южную часть Берлина и к половине шестого вечера 22 апреля вели бои за Тельтов и Ланквиц. 4-я гвардейская танковая армия, преследуя врага в общем направлении на Потсдам и не ввязываясь в бой, обошла город Луккенвальде и, продвинувшись на 20 км, овладела Зармундом на юго-западных подступах к Берлину. Два корпуса этой армии (10-й и 6-й гвардейские танковые) выходили к Берлину по касательной, стремясь все дальше на северо-запад, то есть двигаясь так, чтобы это в итоге привело к окружению Берлина. Одновременно 5-й гвардейский механизированный корпус, прикрывая левый фланг своей армии и тем самым обеспечивая ей возможность поворота на север, стремился на участке Юттербог, Луккенвальде установить прочный заслон против неприятеля фронтом на запад.
Войска 13-й армии, стремительно преследуя врага, прошли за день 45 км и вышли на уровень левого фланга 4-й гвардейской танковой армии. В результате окончательно были перехвачены все пути, которые могли быть использованы противником при попытке освободить свою окруженную юго-восточнее Берлина группировку встречным ударом с запада. 3-я гвардейская армия, после успешного обходного маневра и двухдневных ожесточенных боев, штурмом овладела Котбусом и довела до конца разгром котбусской группировки. После этого войска не только повернули на север, но и стали выходить на северо-восток, непосредственно на немецкую 9-ю армию.
К вечеру 22 апреля совершенно отчетливо обозначилось кольцо, готовое вот-вот замкнуться вокруг франкфуртско-губенской группировки врага. С севера, с востока, с юга и частично с запада она была уже плотно охвачена сплошным фронтом 8-й гвардейской, 69-й и 33-й армий 1-го Белорусского фронта, а также 3-й гвардейской, 3-й гвардейской танковой и части сил 28-й армий 1-го Украинского фронта. К исходу дня расстояние между передовыми частями 47-й армии 1-го Белорусского фронта и 4-й гвардейской танковой армией 1-го Украинского фронта уже не превышало 40 км. В результате складывались и даже почти замкнулись два кольца окружения: одно — вокруг 9-й армии восточнее и юго-восточнее Берлина; другое — западнее города, вокруг частей, оборонявших непосредственно германскую столицу. К вечеру расстояние между франкфуртско-губенским и берлинским кольцами достигало в западном направлении 80 км, а в южном — 50 км.
Успешные действия войск 1-го Украинского фронта вынудили германское командование повернуть против них 12-ю армию генерала танковых войск В. Венка, предназначавшуюся для сдерживания американских войск. Она должна была в районе Йютербога соединиться с пробивавшимися на запад войсками 9-й армии генерала пехоты Т. Буссе и частью сил 4-й танковой армии генерала танковых войск Ф.-Г. Грезера. Для нанесения удара по советским соединениям, обходившим Берлин с севера, намечалось использовать армейскую группу обергруппенфюрера СС Ф. Штейнера.
В первом часу ночи 23 апреля Ставка ВГК своей директивой № 11074 потребовала от командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами не позднее 24 апреля уничтожить франкфуртско-губенскую группировку, не допустив ее прорыва в Берлин или в западном и юго-западном направлениях{505}. С 6 часов утра 23 апреля между обоими фронтами временно устанавливалась следующая разграничительная линия: до Люб-бена — прежняя и далее Тойпитц, Миттенвальде, Мариендорф, Ангальтский вокзал Берлина (все пункты для 1-го Украинского фронта включительно).
И.С. Конев, получив директиву Ставки ВГК, уточнил задачи своим войскам. От командующего 3-й гвардейской танковой армией требовалось принять все необходимые меры для того, чтобы утром 24 апреля форсировать Тельтов-канал, ворваться непосредственно в Берлин, овладеть его пригородом Букков и сомкнуться в тылу франкфуртско-губенской группировки с войсками 1-го Белорусского фронта. Командующему 28-й армией было приказано, продолжая наступать главными силами на Берлин с юга, одновременно двумя дивизиями занять рубеж Тойпитц, Басдорф, перехватить там все дороги между озерами и организовать прочную противотанковую и противопехотную оборону с целью не допустить прорыва 9-й и остатков 4-й армий через тылы 1-го Украинского фронта на запад и на юго-запад. Войскам 3-й гвардейской армией предписывалось развернуть активные действия против окруженных частей 9-й армии противника{506}.
Командующий 1-м Украинским фронтом понимал, что войскам 3-й гвардейской танковой армии предстоит решить очень сложную задачу. Канал Тельтов имел ширину 30–35 м и глубину 4–5 м. На его северном берегу была заблаговременно подготовлена крепкая оборона, включавшая траншеи, железобетонные доты, зарытые в землю танки и самоходные орудия. По берегу тянулись крупные железобетонные корпуса промышленных предприятий, обращенные к каналу тыловой, глухой стороной и образующие как бы средневековую крепостную стену, спускающуюся к воде. Часть мостов через канал была подготовлена к взрыву, а часть уже взорвана. На участке шириной 12 км для обороны было сосредоточено до 15 тыс. человек, более 250 орудий и минометов, 130 танков и бронетранспортеров, свыше 500 пулеметов{507}. Для обеспечения прорыва столь сильно укрепленной обороны Конев принял меры по дополнительному усилению 3-й гвардейской танковой армии, направив ей 16-ю штурмовую инженерно-саперную бригаду и 48-ю гвардейскую стрелковую дивизию 28-й армии.
По решению Конева канал предусматривалось форсировать одновременно всеми силами 3-й гвардейской танковой армии на широком фронте. Но главные усилия были сосредоточены на участке шириной 4, 5 км, где плотность артиллерии и минометов составляла 650 стволов на 1 км фронта{508}. Кроме артиллерии, предназначенной для подавления обороны на Тельтов-канале, для обеспечения форсирования и поддержки наступления были выделены орудия прямой наводки: вся войсковая артиллерия, начиная от 45-миллиметровой и кончая 122-миллиметровой, а также тяжелая артиллерия 152- и 203-миллиметровых калибров. Продолжительность артиллерийской подготовки составляла 55 минут. Ее начало было назначено на 6 часов 20 минут 24 апреля.
В ходе подготовки к форсированию Тельтов-канала часть сил 3-й гвардейской танковой армии утром 23 апреля установила связь с частями 1-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, наступавшего на Берлин с востока. В тот же день берлинское радио передало заявление Геббельса о том, что руководство обороной города взял на себя сам фюрер, и это придает битве за столицу европейское значение. По слова Геббельса, на защиту Берлина выступило все население, а члены партии, вооруженные панцерфаустами, автоматами и карабинами, заняли посты на перекрестках улиц.
В пять утра 24 апреля И.С. Конев выехал в 3-ю гвардейскую танковую армию, чтобы увидеть собственными глазами, как проходит операция по форсированию Тельтов-канала. В связи с частыми поездками командующего 1-м Украинским фронтом его замещал начальник штаба фронта генерал армии И.Е. Петров. Он был назначен на эту должность 11 апреля вместо генерала армии В.Д. Соколовского. До этого Петров командовал 4-м Украинским фронтом, который проводил Моравско-Остравскую операцию. Неожиданно 25 марта в штаб фронта поступил приказ № 11045, подписанный Сталиным и генералом армии Антоновым: «Генерала армии Петрова И.Е. снять с должности командующего войсками 4-го Украинского фронта за попытку обмануть Ставку насчет истинного положения войск фронта, не готовых полностью к наступлению в назначенный срок, в результате чего была сорвана намеченная на 10 марта операция»{509}.
В действительности генерал армии Петров не пытался обмануть Ставку. Его вина состояла в том, что он, несмотря на тяжелые погодные условия, не обратился к Сталину с просьбой перенести срок начала операции. «Поступил он так не по своей военной недальновидности, — пишет В.В. Карпов, — а желая избежать новых осложнений в отношениях с Верховным»{510}.
Опала генерала армии Петрова, как мы уже знаем, длилась недолго. Он прибыл 11 апреля в штаб 1-го Украинского фронта и немедленно включился в работу. Отношение Конева к нему было товарищеское, о чем свидетельствуют воспоминания Ивана Степановича: «Будучи до этого в роли командующего фронтом, а под конец войны впервые в своей практике оказавшись начальником штаба фронта, он, боевой генерал, не проявлял ни малейшего оттенка обиды. Напротив, с самым живым интересом к новому для себя делу говорил: “Вот теперь вижу настоящий фронт — и по количеству войск, и по размаху, и по задачам”. Генерал хорошо отдавал себе отчет в том, что, несмотря на весь боевой опыт, в новой роли начальника штаба фронта ему надо кое-чему поучиться. И он честно учился. Сработались мы довольно быстро. У меня было полное доверие к нему, так же как и у Петрова ко мне, я это чувствовал. Отношения у нас сложились хорошие; хотя и приходилось порою делать скидку на то, что все-таки Петров не штабной командир…»{511}
С крыши восьмиэтажного дома на южном берегу Тельтов-канала, где разместился наблюдательный пункт командующего 3-й гвардейской танковой армией, И.С. Конев следил за ходом форсирования. В 7 часов 24 апреля после 55-минутной артиллерийской подготовки мотострелковые подразделения начали форсирование канала. Противник оказывал упорное сопротивление. 9-му механизированному корпусу не удалось преодолеть канал. На участке 7-го гвардейского танкового корпуса через канал переправились мотострелковые подразделения и 8 САУ, из которых противник подбил семь боевых машин. 22-я гвардейская мотострелковая бригада 6-го гвардейского танкового корпуса сумела преодолеть канал на деревянных плотах и по остовам разрушенных мостов под прикрытием огня танков и артиллерии. После этого саперы навели два понтонных моста, по которым переправились главные силы корпуса. К исходу дня они вышли к железной дороге Берлин — Потсдам в пригороде Берлина Лихтерфельде. Одновременно с батальонами мотострелков через канал начали переправляться передовые части 48-й гвардейской стрелковой дивизии 28-й армии. 9-й механизированный корпус, наступавший на правом фланге армии, юго-восточнее Берлина в районе Бонсдорфа вошел в соприкосновение с войсками 8-й и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта. Окружение франкфуртско-губенской группировки было завершено.
Тем временем возник новый объект соперничества между Жуковым и Коневым — Бранденбург, к которому подходил с юго-востока 6-й механизированный корпус 1-го Украинского фронта. Жуков, стремясь первым овладеть Бранденбургом, потребовал 25 апреля в 1 час ночи от командира 7-го гвардейского кавалерийского корпуса: «Одну кавалерийскую дивизию с одной танковой бригадой немедля повернуть для стремительного удара на юг с задачей занять г. Бранденбург до подхода 6 мк к утру 25.4.45 г. Командующему 2 гв. ТА дано распоряжение о выдвижении одной тбр из г. Науен в г. Шванебек в Ваше распоряжение. Главным силам корпуса продолжать наступление на г. Ратенов и выполнять ранее поставленную задачу»{512}.
Утром 25 апреля соединения 3-й гвардейской танковой армии возобновили наступление в северном направлении. Они, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, вышли к району Штеглица и охватили его с запада и юго-востока. Во второй половине дня произошел неприятный инцидент: бомбардировочная авиация 1-го Белорусского фронта нанесла удар по боевым порядкам армии, причем было убито и ранено до 100 человек, сожжено 16 автомашин и 6 орудий. Успешно продвигались и войска 4-й гвардейской танковой армии, о чем Конев сообщил Сталину: «4 гв. танковая армия Лелюшенко, развивая наступление 6 мк, овладела гор. Кетцин и в 2330 24.4.45 г. в районе Бухое — Карпцов (6 км сев. вост. гор. Кетцин) соединилась с частями 1-го Белорусского фронта, завершив тем самым окружение гор. Берлин с запада. 6 мк 4 гв ТА в 23.00 24.4 полностью овладел Бранденбургом»{513}.
Успехом 3-й и 4-й гвардейских танковых армий воспользовались другие армии 1-го Украинского фронта. Войска 13-й армии за пять дней продвинулась на 120 км, а передовые части 5-й гвардейской армии в районе Торгау вышли к Эльбе, где встретились с войсками 1-й американской армии. К этому времени 2-й Белорусский фронт форсировал Вест-Одер и прорвал оборону на его западном берегу, сковав 3-ю танковую армию противника и лишив ее возможности нанести контрудар с севера по войскам 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, окружавшим Берлин. Соединения 2-й польской и 52-й армий, наступавшие на дрезденском направлении, с 20 по 26 апреля отразили сильный контрудар трех пехотных, двух танковых и одной моторизованной дивизий из района Герлица, чем обеспечили действия главной группировки 1-го Украинского фронта.
Войска 3-й гвардейской танковой армии, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, медленно продвигались в северном направлении. К исходу 27 апреля 9-й механизированный корпус в районе Шенеберга преодолел кольцевую железную дорогу, опоясывающую центральные районы Берлина, и тем самым взломал внутренний обвод Берлинского оборонительного рубежа. Части 7-го гвардейского танкового корпуса на южном берегу Шпрее в районе Шарлоттенбурга встретились с 35-й мотострелковой бригадой 1-го механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, замкнув внутреннее кольцо окружения Берлина.
Продвижение частей и соединений 3-й гвардейской танковой армии к центру Берлина привело к тому, что они оказались в тылу боевых порядков 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта. Началась неразбериха. Прошло около двух суток, прежде чем Конев около девяти часов вечера 28 апреля направил Жукову следующее обращение:
«Войска армии т. Рыбалко и т. Лучинского[73] сегодня 28 апреля 1945 г. с боями правым флангом к Ангальтскому вокзалу (правая разграничительная линия фронта), уступом и левым флангом ведут бой за Вильмерсдорф, Халензее.
По донесению т. Рыбалко, армии т. Чуйкова[74] и т. Катукова[75] 1-го Белорусского фронта получили задачу наступать на северо-запад по южному берегу Ландвер-канала. Таким образом, они режут боевые порядки войск 1-го Украинского фронта, наступающих на север.
Прошу распоряжения изменить направление наступления армий т. Чуйкова и т. Катукова.
О Вашем решении прошу сообщить»{514}.
Выход войск 1-го Украинского фронта в тыл 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий весьма озаботил Жукова. Он, оставив без внимания обращение Конева, направил Сталину телеграмму, в которой изложил свое решение. Его суть состояла в том, чтобы встречным ударом 2-й гвардейской танковой армии и правого фланга 3-й ударной армии в юго-восточном направлении, всеми силами 5-й ударной, 1-й гвардейской танковой и 8-й гвардейской армий в северо-западном направлении «расколоть окруженную группировку в Берлине на две части, после чего оставшиеся очаги обороны уничтожить по частям»{515}. Эти группы войск разделяло всего 1, 5 км.
Далее Жуков сообщал, что две стрелковые дивизии 28-й армии и одна мотострелковая бригада 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, имея задачу наступать из района станция Палештрассе (1, 5 км западнее аэропорта Темпельхоф) на север вдоль железной дороги, вышли 28 апреля в тыл боевых порядков 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. В результате возникли путаница и перемешивание частей, что крайне осложнило управление боем. Дальнейшее продвижение войск 1-го Украинского фронта в этом направлении может привести к еще большему перемешиванию и к затруднению в управлении. Поэтому Жуков просил Сталина установить разграничительную линию между войсками обоих фронтов или разрешить Жукову сменить части 1-го Украинского фронта в Берлине.
Итак, Жуков и Конев обвиняли друг друга в возникшей путанице, хотя виновен был Сталин, который до начала операции зачеркнул разграничительную линию юго-восточнее Берлина. Надо было срочно исправлять ситуацию. В 21 час 20 минут 28 апреля Сталин директивой № 11077 установил с 24 часов окончательную разгранлинию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами: до Мариендорфа прежняя, затем станция Темпельхоф, Виктор-Луизе плац, станция Савиньи, далее по железной дороге на станцию Шарлоттенбург, станция Весткройц, станция Рулебен (все пункты для 1-го Украинского фронта включительно){516}.
К этому времени части 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта достигли Тиргартена. Теперь им предстояло отойти западнее и уступить место войскам 1-го Белорусского фронта. Конев, выполняя директиву Сталина, приказал генерал-полковнику танковых войск Рыбалко после выхода на Ландвер-канал повернуть свои наиболее далеко продвинувшиеся части на запад и в дальнейшем наступать в новой разграничительной линии. Рыбалко, получив приказ, сразу же позвонил Коневу:
— Товарищ командующий! Мне непонятно, почему корпуса, уже нацеленные на центр города, отворачиваются западнее, меняют направление наступления.
— Павел Семенович, это связано с тем, что центр города по установленной разграничительной линии входит в полосу действий 1-го Белорусского фронта.
«Зная Рыбалко, — вспоминал Конев, — должен сказать, что его недовольство объяснялось не тем, что он рвался взять еще несколько улиц и площадей, чтобы прославить свое имя. Он и так прославил себя. Но, находясь на поле боя, в самой гуще его, и видя прямую возможность еще чем-то помочь быстрейшему очищению Берлина, он буквально должен был пересилить себя, чтобы выполнить мой приказ. И я не склонен его осуждать за эти хорошо понятные мне личные переживания»{517}.
П.С. Рыбалко, вспоминая об этом инциденте, говорил: «В Берлине работало два фронта. Я на себе это ощущал очень солидно, когда два фронта, два штаба, два командующих должны были координировать наши действия. Мы должны были идти, но подчинены быть одному командующему. Один военачальник должен отвечать за такую операцию. Какое у нас получилось положение? Я имел разграничительную линию. Мне приказывают сделать все для того, чтобы пойти навстречу Катукову, я выбрасываю корпус, он встречает Чуйкова, дает переправочные средства. Чуйков выходит и дает предписание освободить пути и получается — не то драться, не то спорить. На этот спор ушли сутки»{518}.
После войны Конев отмечал: «Известно, что Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина. К сожалению, надо прямо сказать, что даже тогда, когда войска 1-го Украинского фронта — 3-я и 4-я танковые армии и 28-я армия — вели бои в Берлине, — это вызвало ярость и негодование Жукова. Жуков был крайне раздражен, что воины 1-го Украинского фронта 22 апреля появились в Берлине. Он приказал генералу Чуйкову следить, куда продвигаются наши войска. По ВЧ Жуков связался с командармом 3-й танковой армии Рыбалко и ругал его за появление со своими войсками в Берлине, рассматривая это как незаконную форму действий, проявленную со стороны 1-го Украинского фронта»{519}.
Соперничество двух командующих фронтами дошло до того, что было произведено расследование факта нахождения частей 1-го Украинского фронта в полосе наступления 1-го Белорусского фронта. Военный совет 8-й гвардейской армии 30 апреля доложил Военному совету 1-го Белорусского фронта результаты расследования специально созданной комиссией. В докладе отмечалось: «Движение частей 1-го Украинского фронта в полосе 8-й гвардейской армии объясняется стремлением первыми захватить район центральных учреждений Германии и овладеть рейхстагом. Это подтверждается показанием помощника начальника оперативного отдела 128ск28А о том, что такое распоряжение командиром 128 ск было отдано командиру 61 сд»{520}. Несмотря на явную бессмысленность сопротивления, Гитлер упорно не хотел признавать своего поражения. 28 апреля он приказал открыть шлюзы на Шпрее, чтобы затопить метро, где укрывались тысячи жителей. Тогда же фюрер отклонил предложение коменданта Берлина генерала артиллерии Г. Вейдлинга о прорыве на запад, к англо-американским войскам. Он все еще надеялся на помощь извне, то и дело запрашивал, когда же войска деблокируют столицу.
29 апреля части 9-го танкового корпуса и 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта начали штурм рейхстага. Соединения 1-й гвардейской танковой армии, действуя совместно с дивизиями 5-й ударной и 8-й гвардейской армий, подошли к парку Тиргартен с востока и юга. 3-я гвардейская танковая армия, усиленная тремя стрелковыми дивизиями 28-й армии, вела тяжелые бои в юго-западных районах Берлина.
30 апреля начальник штаба Верховного Главнокомандования вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршал В. Кейтель радировал Гитлеру, что 9-я армия не сумела вырваться из окружения, а 12-я армия генерала танковых войск В. Венка наступать на столицу не может. «Освобождение Берлина и возобновление доступа к нему с запада невозможно, — сообщал Кейтель. — Предлагаю прорыв через Потсдам к Венку, или, в качестве альтернативы, фюрер должен вылететь на юг. Ожидаю решения»{521}.
Ответ от Гитлера так и не последовал. В этот же день он покончил с собой. В это время воины 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта водрузили знамя на крыше Рейхстага. В 5 часов 2 мая генерал артиллерии Вейдлинг вновь выслал парламентеров, а вскоре явился сам и предложил полную безоговорочную капитуляцию Берлина. Капитуляция была принята, положив начало массовой сдаче в плен защитников города. К трем часам дня в плен сдались 134, 7 тыс. человек{522}. Конев докладывал Сталину: «Войска фронта сегодня, 2 мая 1945 года, после девятидневных уличных боев, полностью овладели юго-западными и центральными районами города Берлин (в пределах установленной для фронта разграничительной линии) и совместно с войсками Первого Белорусского фронта овладели городом Берлин»{523}.
В этой связи Сталин подписал приказ № 359 по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, в котором говорилось:
«Сегодня, 2 мая, в 23 часа 30 минут в честь исторического события — взятия Берлина советскими войсками — столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует своим доблестным войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, участвовавших в боях за овладение Берлином.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!»{524}
Однако на других направлениях боевые действия еще продолжались. И только 7 мая в Реймсе, в 150 км от Парижа, начальник оперативного отдела Верховного Главнокомандования вооруженными силами Германии генерал-полковник А. Йодль подписал акт о военной капитуляции перед Верховным командованием антигитлеровской коалиции. С советской стороны стояла подпись генерала И.А. Суслопарова, который представлял советское Верховное Главнокомандование в ставке Эйзенхауэра. Союзники предполагали объявить о победе одновременно в СССР, США и Великобритании, придавая такому официальному объявлению большое политическое значение. Однако по просьбе Сталина в связи с непрекращающимся сопротивлением вермахта союзники согласились считать документ, подписанный в Реймсе, предварительным протоколом о капитуляции.
В ночь с 8 на 9 мая в здании бывшего военно-инженерного училища в юго-восточном районе Берлина Карлсхорст состоялось подписание акта о капитуляции вооруженных сил Германии. С советской стороны его подписал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, со стороны союзников — маршал авиации Великобритании А.В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал К. Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Ж.Д. де Тассиньи. С немецкой стороны акт подписали генерал-фельдмаршал В. Кейтель, главнокомандующий ВМС адмирал флота X. Фридебург и генерал-полковник авиации Г Штумпф.
На этом была завершена одна из крупнейших стратегических наступательных операций Великой Отечественной войны. Потери войск 1-го, 2-го Белорусского, 1-го Украинского фронтов, Балтийского флота, Днепровской военной флотилии с учетом 1-й и 2-й армий Войска Польского составили: безвозвратные — 81 116 человек, санитарные — 280 211 человека, 1997 танков и САУ, 2108 орудий и минометов, 917 самолетов{525}. На долю 1-го Украинского фронта пришлось 27 580 человек безвозвратных потерь и 86 425 человек санитарных потерь.
Однако Коневу не пришлось вложить шпагу в ножны. Еще в ходе боев за Берлин ему позвонил Сталин.
— Как вы думаете, кто будет брать Прагу? — спросил он.
— По-видимому, Прагу придется брать войскам 1-го Украинского фронта, — ответил Иван Степанович.
На территории Чехословакии была сосредоточена довольно сильная группировка войск вермахта. Она включала группу армий «Центр» (4-я танковая, 17-я, 1-я танковая армии; генерал-фельдмаршал Ф. Шернер) и часть сил (8-я, 6-я танковая армии) группы армий «Австрия» (генерал-полковник Л. Рендулич). Всего противник насчитывал 900 тыс. человек, 9, 7 тыс. орудий и минометов, 1, 9 тыс. танков и штурмовых орудий, 1 тыс. самолетов{526}. Немецкое командование планировало, оказывая упорное сопротивление Красной Армии, открыть фронт англо-американским войскам, чтобы вступить в прямые переговоры с западными державами.
Часть сил 1-го Украинского фронта, занимая оборону в предгорье Рудных гор и Судет на рубеже свыше 400 км, нависала с севера над группировкой противника в Чехословакии. Войска 4-го и 2-го Украинских фронтов, освободив Словакию, вели боевые действия на территории Чехии. С запада к границе Чехословакии подходили соединения американской 3-й армии генерала Дж. Патона. Она по согласованию с советским командованием должна была овладеть рубежом Ческе-Будеевице, Пльзень, Карлови-Вари.
Приближение союзных войск активизировало движение сопротивления в Чехословакии. 1 мая в Пршерове началось восстание, охватившее вскоре всю территорию Чехии и Моравии. В тот же день Ставка ВГК директивой № 11078 приказала Коневу использовать войска правого крыла 1-го Украинского фронта, после смены их частями и соединениями 1-го Белорусского фронта, для стремительного наступления в общем направлении на Прагу{527}.
По решению Сталина к проведению Пражской операции также привлекались войска 2-го и 4-го Украинских фронтов. Замысел состоял в том, чтобы нанесением нескольких ударов по сходящимся направлениям на Прагу окружить, расчленить и в короткие сроки разгромить основные силы противника на территории Чехословакии, не допустить их отхода на запад и юго-запад. Ведущая роль в операции отводилась 1-му и 2-му Украинским фронтам, которые должны были нанести удары по флангам групп армий «Центр» и «Австрия». Авиационное обеспечение наступления войск 1-го Украинского фронта возлагалось на 2-ю воздушную армию, 2-го Украинского фронта — на 5-ю воздушную армию. 4-му Украинскому фронту во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта предстояло продолжать ликвидацию оломоуцкого выступа противника.
Войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов насчитывали 2208 тыс. человек, 30 452 орудия и миномета, 1960 танков и 3014 самолетов{528}. Они превосходили противника почти в 2,5 раза по личному составу, в 3, 1 — по орудиям и минометам, в 3 раза по самолетам, и только по танкам соотношение было равным.
Перед войсками центра и левого крыла 1-го Украинского фронта заблаговременно была создана сильно укрепленная оборона, включавшая две полосы глубиной до 18 км. На участке Герлиц, Гиршберг, Вальденбург имелись мощные оборонительные сооружения. Менее подготовленным являлся рубеж севернее Дрездена и западнее Эльбы. Оборона здесь состояла из отдельных, не связанных между собой опорных пунктов и узлов сопротивления. Глубина тактической зоны составляла около 3–4 км. В 60–70 км от нее проходила полоса приграничных бетонированных укреплений.
Операцию предстояло провести в условиях горно-лесистой местности. Основной трудностью для войск 1-го Украинского фронта являлся захват перевалов через Судеты. До Дрездена местность холмистая, а с линии Хемниц, Дрезден на юг повышается и переходит в предгорья Рудных гор. Этот район изрезан глубокими оврагами, долинами мелких рек и ручьев, впадающих в Эльбу. Дороги проходят в основном по водоразделам. От перевалов, наивысшая точка которых более 850 м над уровнем моря, на юг горы круто обрываются. Дорог через перевалы мало, к тому же они узкие, извилистые, много крутых подъемов, спусков и резких поворотов.
Недостаток времени не позволил точно определить характер обороны противника и состав его сил. По данным разведотдела штаба 1-го Украинского фронта, в полосе шириной около 30 км оборонялись 344-я пехотная и 20-я танковая дивизии, 413-й, 514-й и 944-й запасные и 385-й охранный батальоны, 87-й, 120-й, 185-й, 360-й батальоны фольксштурма общей численностью до 8, 5 тыс. человек. В резерве находились остатки моторизованной дивизии «Бранденбург», 8-я и 655-я строительные бригады.
И.С. Конев, изучив обстановку и директиву Ставки ВГК, принял решение создать на правом крыле северо-западнее Дрездена ударную группировку из трех общевойсковых (13-я, 3-я гвардейская, 5-я гвардейская), двух танковых (3-я и 4-я гвардейские) армий, двух танковых корпусов (4-й гвардейский и 25-й) и пяти артиллерийских дивизий. Задачи армиям фронта были определены в директиве, подписанной Коневым во втором часу ночи 4 мая{529}.
Главный удар наносился в направлении Теплице-Шанов, Прага, несколько охватывая Прагу с запада и юго-запада. Войскам 13-й армии приказывалось совместно с 25-м танковым корпусом и 17-й артиллерийской дивизией прорыва, прикрываясь частью сил справа по р. Мильда фронтом на запад и юго-запад, нанести главный удар левым флангом, прорвать вражескую оборону и, обходя Прагу с запада и Пльзень с востока, обеспечить действия ударной группировки фронта на ее правом фланге. 3-й гвардейской армии совместно с 10-м артиллерийским корпусом прорыва предстояло нанести удар на Прагу с севера и, взаимодействуя с 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями, овладеть на седьмой день операции городом с северо-востока и востока.
3-я гвардейская танковая армия вводилась в прорыв на участке 3-й гвардейской армии в первый день операции с задачей на шестой день операции овладеть Прагой ударом с северо-востока и востока. 4-я гвардейская танковая армия, вводившаяся в прорыв в полосе 13-й армии, должна была обойти Прагу с юго-запада и ударом с запада и юго-запада во взаимодействии с 4-й гвардейской танковой армией на шестой день операции овладеть городом.
Задача по овладению Дрезденом возлагалась на 5-ю гвардейскую армию, усиленную 4-м гвардейским танковым корпусом, 150-й танковой бригадой, 1-й и 3-й артиллерийскими дивизиями прорыва, а также на 2-ю польскую армию с ее 1-м танковым корпусом. Вспомогательный удар из района Герлица в направлении Циттау, Млада-Болеслав, Прага наносила вторая ударная группировка, включавшая две армии (28-я и 52-я), 7-й механизированный корпус и 25-ю артиллерийскую дивизию прорыва. Готовность к наступлению — к исходу 6 мая.
Успех действий войск фронта во многом зависел от инженерного обеспечения. Учитывая особенности местности, Конев приказал инженерно-саперные части и подразделения танковых армий, а также саперные и понтонно-мостовые части, поступившие для усиления, придать корпусам первого эшелона и включить в основном в состав передовых отрядов. Они должны были разминировать дороги, ликвидировать лесные завалы и другие препятствия, вести разведку дорог и рек, наводить переправы и мосты, оборудовать броды. Действия каждого передового отряда обеспечивалось достаточным количеством авиации.
Несмотря на недостаток времени на подготовку операции, соединения правого крыла 1-го Украинского фронта с 4 по 6 мая успешно совершили марш протяженностью 100–200 км из-под Берлина в район северо-западнее Дрездена. На направлении главного удара было сосредоточено 5680 орудий и минометов. Это позволило создать достаточно высокую плотность артиллерии и минометов на участке прорыва. Так, в 5-й гвардейской армии она составляла 200 и более стволов на 1 км фронта. На направлении вспомогательного удара были сосредоточены около 3700 орудий и минометов, около 300 танков и две артиллерийские дивизии прорыва{530}. Вместе с ними наступал танковый корпус 2-й польской армии. От 2-й воздушной армии для поддержки главных сил были выделены 1900, а на вспомогательном направлении — 355 самолетов. Задачи авиации заключались в прикрытии войск, обеспечении переправы через Эльбу, нанесении массированных ударов по живой силе и технике врага, а также по железным дорогам, чтобы не допустить переброски его войск.
4 мая И.С. Конев провел в штабе 1-го Украинского фронта совещание с командующими армиями. Он обратил их внимание на то, что фактор времени является решающим для успешного проведения операции, подчеркнув, что предстоит не просто преодолеть Рудные горы и Судеты, а в буквальном смысле слова «чуть ли не перелететь через них». От танковых войск требовалось, отрываясь от пехоты и не ввязываясь в бои за города, обходить опорные пункты и смело рваться вперед и вперед. Общевойсковые армии должны были в максимальной мере использовать весь наличный автотранспорт. Командирам и штабам предписывалось осуществлять руководство на самых коротких дистанциях, широко используя радио. От войск требовалось не допускать разрушения населенных пунктов и заводов.
В ходе подготовки к Пражской операции И.С. Коневу пришлось выполнить задачу дипломатического характера. 5 мая он на своем командном пункте, находившемся в 40 км северо-восточнее Торгау, принял командующего американской 12-й армейской группой войск генерала О. Бредли. В своих мемуарах Конев подробно рассказывает об этой встрече, чем мы и воспользуемся.
Генерал Бредли прибыл со свитой генералов и офицеров и огромным количеством корреспондентов и фоторепортеров. Его встречали Маршал Советского Союза Конев, члены Военного совета 1-го Украинского фронта, командующий 5-й гвардейской армией генерал-полковник А.С. Жадов и командир 34-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор Г.В. Бакланов. Здесь же находились представители газет, кинооператоры и фотокорреспонденты.
Бредли показал Коневу свою карту, на которой было нанесено положение американских войск, пояснив коротко, где и какие его части вышли на условленную линию соприкосновения с войсками фронта. Затем он спросил Ивана Степановича, как он намерен брать Прагу, и не следует ли американцам помочь ему в этом деле. Конев сказал, что необходимости в такой помощи нет и что любое продвижение американских войск дальше к востоку от ранее обусловленной демаркационной линии может внести только путаницу, вызвать перемешивание войск, а это нежелательно, и просил этого не делать. «Бредли согласился со мной и сказал, что подчиненные ему войска будут и впредь соблюдать установленную линию соприкосновения — вспоминал Конев. — На вопрос Бредли: как мы намерены брать Прагу, я ответил в общих чертах, заметив, что нацеленные на Чехословакию советские войска в состоянии справиться с этой задачей и, безусловно, справятся с ней. В подробности предстоящих действий я не вдавался. Я не считал возможным сообщать о своих оперативных планах, хотя и верил, что именно войска 1-го Украинского фронта сыграют решающую роль в освобождении Праги. Но говорить раньше времени — не в моих правилах»{531}.
Во время обеда в своем первом, официальном тосте Конев говорил о тех испытаниях и трудностях, через которые прошла Красная Армия на пути к победе. Он сказал о том, какую важную роль сыграл президент Рузвельт в создании и во всех дальнейших действиях антигитлеровской коалиции. Конев выразил официально соболезнование по поводу безвременной кончины американского президента. Говоря о совместной борьбе против фашистских захватчиков, Иван Степанович отметил и оценил бесспорные заслуги офицеров и солдат 12-й американской группы войск.
Бредли в своем ответном тосте отметил мужество и храбрость солдат и офицеров 1-го Украинского фронта, примеру которых, по его словам, следовали американские солдаты, офицеры и генералы. Остановившись на заслугах Рузвельта, он выразил сожаление, что президенту не удалось дожить до счастливых дней победы.
После официальных тостов за столом возникла дружеская беседа, прерываемая локальными тостами в честь представителей штабов 1-го Украинского фронта, 12-й группы войск и родов войск, командующих армиями. После обеда Конев предложил Бредли и его спутникам послушать концерт ансамбля песни и пляски 1-го Украинского фронта. Бредли поблагодарил за концерт и объявил о решении правительства Соединенных Штатов наградить Маршала Советского Союза Конева высшим американским орденом. Он тут же вручил ему орден «Легион Почета» 2-й степени «Командующий» и, как водится в таких случаях, поздравил и обнял. По окончании церемонии вручения награды все вышли из особняка, и там Конев вручил Бредли от имени воинов 1-го Украинского фронта Красное знамя как символ боевой дружбы, а также подарил ему строевого коня. В свою очередь, Бредли подарил Ивану Степановичу «виллис» с надписью: «Командующему Первой Украинской группы армий от солдат американских войск 12-й группы армий».
Через несколько дней Конев нанес ответный визит Бредли. Его ставка располагалась в Висбадене. На личном самолете СИ-47 Бредли долетели до аэродрома неподалеку от Касселя. Отсюда уже следовали на автомобилях в сопровождении эскорта из нескольких боевых бронемашин и трех танков. На пути следования были построены с интервалами представители всех родов войск. У здания ставки собралось множество офицеров штаба и еще более многочисленная толпа корреспондентов. В парадном зале Бредли предложил Коневу и сопровождавшим его лицам коктейль.
После коктейля Бредли повез Конева в свою штаб-квартиру на другой конец города. Здесь перед зданием был выстроен почетный караул, опять-таки представляющий все рода войск. Конев и Бредли обошли строй. Маршал поздоровался и попросил генерала, чтобы он подал войскам команду «Смирно». Когда это было сделано, Конев по поручению правительства СССР вручил Бредли орден Суворова 1-й степени. Затем перешли в зал, где были накрыты столы. Первый тост произнес Бредли, второй — Конев: за встречу, за Бредли, за сидящих за столом его боевых соратников и друзей. В конце обеда скрипачи Яша Хейфиц и его сын в американской солдатской форме исполнили дуэтом несколько превосходных пьес.
«Сам Бредли, как человек и как военный, произвел на меня во время этих свиданий благоприятное впечатление, — вспоминал Конев. — Уже немолодой — тогда, в мае сорок пятого, ему было около шестидесяти, — он был крепок, спокоен и выдержан; интересно и в основном, верно, анализировал ход событий, понимал значение, которое приобрели в ходе войны мощный артиллерийский огонь, танки и авиация, хорошо разбирался в характере современного боя, правильно представлял себе решающее и второстепенное в нем. Со знанием дела судил о наших танках, их вооружении, броне, двигателях и тому подобном. В общем, я чувствовал и видел: рядом со мной сидит человек, достаточно ориентированный в вопросах использования всех родов войск, что, на мой взгляд, было первым признаком высокой квалификации командующего. У меня сложилось впечатление: это воин в полном смысле слова, военачальник, достойно представлявший действовавшие в Европе американские войска. Импонировало и то, что в беседах со мной он не раз тепло отзывался о советском народе, армии, с удовлетворением и, как мне казалось, искренне высоко оценил наши последние операции, а также понимал все трудности борьбы, которую Советская Армия вела с гитлеровцами. В одном из разговоров Бредли мне так прямо и сказал, что наша армия вынесла основную тяжесть войны, то есть заявил именно то, что впоследствии многие другие генералы на Западе, бывшие некогда нашими союзниками, стали упорно замалчивать или даже опровергать»{532}.
В тот день, 5 мая, когда состоялась первая встреча Конева и Бредли, восстала вся Прага. Немецкие войска принимали все усилия для того, чтобы подавить восстание. Ночью 6 мая пражское радио передало сообщение о грозящей столице опасности и попросило оказать ей немедленную помощь. На просьбу повстанцев откликнулась Ставка ВГК, которая ускорила перегруппировку и сосредоточение войск и на день раньше намеченного срока приказала начать Пражскую операцию.
Рано утром 6 мая на 1-м Украинском фронте была проведена разведка боем силами передовых батальонов стрелковых дивизий первого эшелона общевойсковых армий и корпусов первого эшелона танковых армий. В результате было установлено, что севернее Носсена противник оставил позиции и начал отходить на юг. Кроме того, оказалось, что у противника западнее Эльбы нет сплошного фронта обороны. Воспользовавшись этим, в 14 часов после короткой артиллерийской подготовки основные силы главной группировки фронта перешли в наступление. Противник, прикрываясь мелкими разрозненными группами, начал отходить в южном направлении. Соединения 3-й гвардейской танковой армии к двум часам дня 7 мая вышли к Дрездену, а через сутки подошли к горным перевалам, с ходу преодолели их и к исходу 8 мая находились в районе Теплице.
В полосе 4-й гвардейской танковой армии в ночь на 8 мая 10-я гвардейская механизированная бригада 5-го гвардейского механизированного корпуса, действуя в качестве передового отряда, ворвалась в Жатец (60 км северо-западнее Праги). Заметив в полумраке длинную колонну автомашин противника, командир танкового полка подполковник О.Н. Гребенников с ходу ее атаковал. Вскоре сюда подошли другие бригады 5-го гвардейского механизированного корпуса генерал-майора танковых войск И.П. Ермакова, завершив разгром неприятельской колонны. Впоследствии выяснилось, что был штаб группы армий «Центр», который спешил из Яромержа (100 км северо-восточнее Праги) в Пльзен, чтобы оттуда пробраться на запад. Сам командующий группой армий генерал-фельдмаршал Шернер, переодевшись в штатскую одежду, вместе с адъютантом, владевшим чешским языком, успел скрыться.
Основные силы 4-й гвардейской танковой армии к тому времени преодолели Рудные горы. Соединения 5-й и 3-й гвардейских армий совместно с 4-м гвардейским танковым корпусом овладели Дрезденом, а войска 4-го Украинского фронта заняли Оломоуц. В полосе 2-го Украинского фронта соединения 6-й гвардейской танковой армии к вечеру оторвались от войск 7-й гвардейской армии на 40–45 км.
В середине дня 8 мая командующий 5-й гвардейской армией позвонил Коневу и доложил, что события в Дрездене развиваются успешно, отдельные очаги сопротивления блокируются и уничтожаются. Конев, выслушав доклад, спросил:
— А что с Дрезденской галереей?
— Пока ничего определенного доложить не могу. Район Цвингера разрушен. Немцы страшно напуганы и ничего пока рассказать не могут или не хотят. Есть предположение, что художественные ценности вывезены из города.
— Немедленно организуйте поиски сокровищ Дрезденской галереи, — сказал Иван Степанович.
Генерал-полковник Жадов доложил, что эта работа уже ведется силами 164-го армейского батальона под командованием капитана В.П. Перевозчикова. Общее руководство возложено на члена Военного совета армии генерал-майора П.Е. Сухарева.
9 мая было обнаружено одно из крупных мест хранения картин, спрятанных в туннеле возле местечка Гросс-Котта. Генерал-полковник Жадов доложил об этом командующему фронтом. 26 мая в Дрезден прибыла бригада Комитета по делам искусств при Совете Народных Комиссаров СССР, которую возглавлял А.С. Рототаев. Через несколько дней все основные пункты, где были спрятаны картины Дрезденской галереи, — средневековый замок Веезенштайн, шахта Покау-Ленгефельд, крепость Кенигштайн и другие места — были взяты под охрану. После этого началась следующая стадия работы — перевозка картин из всех тайников в Пильниц и оказание им первой помощи. На этом этапе искусствоведы А.С. Рототаев, Н.И. Соколова, С.П. Григоров, С.С. Чураков, Н.А. Пономарев, М.Ф. Володин отдавали все силы спасению шедевров мирового искусства. В марте 1955 г. Совет Министров СССР принял решение передать правительству Германской Демократической Республики картины Дрезденской галереи.
Но вернемся к Пражской операции. В восемь часов вечера 8 мая Маршал Советского Союза Конев, выполняя указания Ставки ВГК, приказал передать по радио обращение ко всем войскам противника, находившимся в Западной Чехословакии, об их безоговорочной капитуляции. В случае их отказа сложить оружие к 23 часам войскам 1-го Украинского фронта предписывалось нанести решительный удар и разгромить противника. Однако ответ на ультиматум не поступил. Поэтому в одиннадцать часов вечера артиллерия фронта открыла огонь и войска возобновили наступление. На рассвете 9 мая части 10-го гвардейского танкового корпуса (командир — генерал-лейтенант танковых войск Е.Е. Белов) 4-й гвардейской танковой армии ворвались в северо-западную часть Праги. Одновременно в город вступил передовой отряд 3-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-майора танковых войск И.Г. Зиберова, а вслед за ним подошел 7-й гвардейский танковый корпус генерал-майора В.В. Новикова. В девять часов утра 5-й гвардейский механизированный корпус 4-й гвардейской танковой армии, наступавший в направлении Мост, Кладно, прорвался на западную окраину Праги. Части 6-го гвардейского механизированного корпуса полковника С.Ф. Пушкарева в час дня находились в юго-западной части Праги. Пройдя через город, соединения 3-й гвардейской танковой армии заняли оборону восточнее Праги, предотвратив тем самым прорыв основной части группы войск генерал-фельдмаршала Шернера на запад, в американскую зону оккупации. В 11 часов в Прагу вошли передовые части подвижной группы 4-го Украинского фронта, а в час дня в город вступила 22-я гвардейская танковая бригада 6-й гвардейской танковой армии.
После освобождения Праги встал вопрос: кто будет комендантом города? По военной традиции комендантом назначался тот генерал, чьи войска первыми вступили в город. Это обстоятельство привело к жаркому спору между командующими 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями генерал-полковником танковых войск Рыбалко и генерал-лейтенантом Лелюшенко. «Слушая этот спор между двумя нашими славными генералами-танкистами, — вспоминал Конев, — никак не желавшими уступить друг другу пальму первенства, я решил, что не стоит углублять их “междоусобицу”, и тут же назначил начальником гарнизона командующего 3-й гвардейской армией генерал-полковника Гордова. Тем самым претензии обоих командующих танковыми армиями сразу же отпали. Вслед за этим я назначил комендантом города человека, так сказать, нейтрального: им был заместитель командующего 5-й гвардейской армией генерал Парамзин»{533}.
В результате встречи танковых армий 1-го и 2-го Украинских фронтов в районе Праги было замкнуто кольцо окружения вокруг главных сил группы армий «Центр» и отрезаны пути их отхода в западном и юго-западном направлениях. После этого войска обоих фронтов получили задачу сорвать попытки противника отдельными группами вырваться из окружения. Соединения 3-й гвардейской танковой армии захватили переправы через Эльбу и отрезали последние пути отхода противнику на юг и юго-запад. Войска 4-й гвардейской танковой армии, выйдя в район Бенешова, перехватили пути отхода врага на юг и запад. Утром 11 мая в районе Клатови 25-й танковый корпус встретился с американскими войсками, а 6-я гвардейская танковая армия установила с ними связь в районе Пльзеня.
Всего в ходе Пражской операции были окружены и взяты в плен около 860 тыс. солдат и офицеров групп армий «Центр» и «Австрия». При этом потери войск 1, 2 и 4-го Украинских фронтов составили: безвозвратные — около 11,3 тыс., санитарные — около 38,1 тыс. человека{534}.
После освобождения Праги И.С. Коневу было присвоено звание почетного гражданина города. В толпе на Староместской площади находилось много иностранных, главным образом западных, корреспондентов. Они, по свидетельству писателя Полевого, засыпали Ивана Степановича следующим вопросами{535}:
— Господин маршал, правда ли, что вы были кадровым офицером старой русской армии?
— Вы участвовали в известном прорыве генерала Брусилова? В каком звании? Чем вы тогда командовали?
В каком царском военном училище вы получили специальное образование?
— Кем был ваш отец? Как велики были его поместья?
— Чем вы, господин маршал, объясняете столь убедительные успехи ваших войск, в особенности в последний год войны?
— Позвольте мне, господа, ответить на все ваши вопросы сразу, — сказал Конев. — Боюсь, что я вас разочарую. Я сын бедного крестьянина и принадлежу к тому поколению русских людей, которые встретили Октябрьскую революцию в свои молодые годы и навсегда связали с ней свою судьбу. Военное образование у меня наше, советское, а следовательно, неплохое. Успехи фронтов, которыми мне посчастливилось командовать, неотделимы от общих успехов Красной Армии. А эти ее успехи я объясняю, в свою очередь, тем, что мы, советские люди, идя через нечеловеческие испытания и трудности, познали ни с чем не сравнимое счастье бороться за дело Ленина, беззаветно служить социалистической Родине и Коммунистической партии… Мы, советские труженики в солдатских шинелях, всеми своими помыслами связаны со своим народом, живем его жизнью, боремся за наши идеи. В этом наша сила. Была. Есть. И будет.
И.С. Конев, говоря об успехах войск, которыми он командовал, ни слова не сказал о своем вкладе в общую победу. А ведь он был весомым. В годы войны Иван Степанович проявил высокий уровень полководческого искусства, на особенностях которого мы позволим себе остановиться.
В исторической и мемуарной литературе имеется немало высказываний о характере и полководческом мастерстве Маршала Советского Союза И.С. Конева. Приведем лишь несколько из них.
Авиаконструктор А.С. Яковлев: «Мне нравился его здравый смысл в суждениях, реалистический, разумный и масштабный подход к решению вопросов»{536}.
Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян: «Неоднократные встречи в боевой обстановке далимне возможность близко соприкоснуться с двумя нашими наиболее известными в то время полководцами Г.Л. Жуковым и И.С. Коневым. Им было свойственно много общих черт как настоящим коммунистам, типичным представителям трудового русского народа, выходцам из самых его глубин: здравый ум, твердый характер, строгость и справедливость»{537}.
Главный маршал авиации А.Е. Голованов: «Нелегко дался ему начальный период войны, а вернее, первые год-полтора. Пришлось ему сталкиваться все время с отборными кадровыми гитлеровскими войсками. И все-таки не сломали его имевшие место неудачи. Его стремление воевать было огромно. Совершенствуя и совершенствуя свой полководческий талант, он добился того, что овладел управлением вверенных ему войск в такой степени, что стал проводить по плану Ставки Верховного Главнокомандования смелые и решительные, успешные операции на окружение крупных сил врага… Характер у маршала Конева был прямой, дипломатией заниматься он неумел. Комиссар еще с времен Гражданской войны, он привык общаться с солдатскими массами. В войсках его звали солдатским маршалом. Он мог вносить и вносил Верховному немало различных предложений и отстаивал свою точку зрения по ним. Был смел и решителен, отправлялся, как я уже говорил, подчас непосредственно в батальоны и роты для личного руководства боем, оставляя штаб фронта, а следовательно, и управление войсками. После внушения со стороны Сталина о недопустимости подобных явлений послушался его, оставшись, однако, при своем мнении… Что касается личного отношения Сталина к Коневу, то могу сказать, что Верховный отзывался о нем всегда положительно, хотя и указывал ему на недостатки. А у кого их нет! Не раз Верховный брал его и под защиту и был очень доволен, когда дела у Ивана Степановича пошли в гору, видимо считая, что и он имеет к этому определенное отношение. Надо прямо сказать, что награды, полученные Коневым, а также высокое звание Маршала Советского Союза, достались ему по праву и нелегко. И.С. Конев вошел в когорту заслуженных полководцев нашего государства»{538}.
Генерал армии С.М. Штеменко: «В военных кругах Конев всегда пользовался репутацией твердого и решительного командующего. Многие из нас по-хорошему завидовали его энергии и активности. При любых обстоятельствах он стремился увидеть поле сражения собственными глазами и очень тщательно готовил каждую операцию. Стараясь вникать во все ее детали, Иван Степанович буквально вгонял в пот своих подчиненных»{539}.
Генерал армии А.С. Жадов: «Иван Степанович имел громадный опыт руководства крупными оперативными объединениями, умело применял его при разработке наиболее эффективных способов использования крупных масс войск в операциях. Он очень тонко чувствовал обстановку и на основе ее уяснения и всестороннего анализа безошибочно определял, какая армия и какую задачу сможет выполнить наилучшим образом, какие силы и средства необходимо иметь в первом эшелоне, что в данной операции целесообразнее выделить — второй эшелон или мощный резерв, как лучше использовать подвижные войска фронта — танковые армии и танковые корпуса. Принимая решение, какую армию и на каком участке оперативного построения фронта лучше поставить, Конев учитывал опыт командующих и их штабов Большое внимание он уделял организации артиллерийского и авиационного наступления. Его девиз при этом был: снарядов и бомб не жалеть, а солдата уберечь! При подготовке операций Иван Степанович проявил большое умение выбирать время начала наступления. Он никогда не придерживался буквы директивы Ставки по этому вопросу, если в результате изучения возможностей своих войск и положения противника находил, хотя бы минимальный шанс нанести удар ранее намеченного срока…»{540}
Член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-полковник К.В. Крайнюков, подчеркивая такую черту характера Конева, как вспыльчивость, вместе с тем отмечал, что он не помнит случая, чтобы Иван Степанович, «поддаваясь минутному настроению, смещал офицеров с должностей или же ходатайствовал об их замене»{541}.
Генерал-полковник артиллерии Н.М. Хлебников: «…В годы Великой Отечественной войны, я много раз был свидетелем, как реагировал Иван Степанович Конев на ту или иную ошибку подчиненных. Он никогда fie обвинял в ней весь коллектив, а находил конкретных виновников, разбирался во всем и, если было необходимо, крепко их наказывал. Это — одна из характерных его черт как военачальника. Он умел без лишних “громов и молний” поддерживать в войсках высокую дисциплину и чувство ответственности»{542}.
С учетом этих высказываний, а также анализа работ, непосредственно посвященных полководческому искусству Маршала Советского Союза И.С. Конева, выделим наиболее характерные черты, которые проявились при подготовке и проведении операций в годы войны{543}.
И.С. Конев обладал даром предвидения и оригинального мышления. Например, при подготовке Львовско-Сандомирской операции он, учитывая прямолинейное начертание линии фронта, решил осуществить разгром группы армий «Северная Украина» путем одновременного нанесения двух мощных главных ударов в целях рассечения на большую глубину, дробления ее, окружения и разгрома по частям. Это обеспечило успешное достижение стратегической цели операции.
Маршал Советского Союза Конев всегда стремился к тому, чтобы действовать не по шаблону, а творчески, исходя из конкретных условий обстановки и возможностей своих войск. Командуя 19-й армией, он требовал от подчиненных вести боевые действия не только днем, но и ночью с задачей истребления вражеских танков. На Западном фронте Иван Степанович уделял большое внимание формированию подразделений «охотников» для действий в тылу противника и команд истребителей танков из лучших бойцов. В Белгородско-Харьковской операции создавал штурмовые отряды для ведения боевых действий в городах, а в Висло-Одерской операции умело применял взводы демонстрации атаки.
И.С. Конев умел не только правильно понимать и оценивать сложную обстановку, но и проникать в психологию противника, предвидеть его действия в конкретных условиях боевой действительности. Генерал армии И.Е. Петров, по свидетельству писателя Б. Полевого, говорил: «Есть, голубчик, шахматисты, которые могут играть, не глядя на доску: вся доска, все расположение фигур у них в уме. Так и он может представить себе расстановку частей, не глядя на карту. И даже точно сказать, что против них стоит и на какой местности… Со стороны можно подумать, что наш маршал, как азартный игрок, вгорячах бросает на стол все свои козыри. А вдруг неприятель контрударом залатает прорыв, и танки окажутся, как изволят выражаться наши противники, в мешке? Так это, может быть, и выглядит, если смотреть со стороны. Но мы-то видим не только сцену, мы, штабники, видим кулисы, мы знаем, что происходит за сценой до того, как поднимается занавес. Тут Иван Степанович работает как бухгалтер. Умело и точно все подсчитывает. Все как есть. И возможности транспорта и снабжения, учитывает даже характер своих командиров и командиров противника. Только когда все рассчитано, расставлено, подвезено, тогда и отдается приказ о наступлении. Все рассчитано, дорогой мой, рассчитано и расчерчено. И заметьте себе, что ни на 2-м, ни на 1 -м Украинском фронтах он при таких рискованных маневрах ни разу не засадил в окружение ни одного корпуса, ни одной дивизии»{544}.
Маршал Советского Союза Конев большое внимание уделял вопросам подготовки операции. Он часто выезжал непосредственно в войска, где на местности изучал оборону противника, заслушивал решения командующих армиями и командиров соединений, детально отрабатывал вопросы взаимодействия, организации связи.
Для Конева было характерно умение идти на разумный риск для достижения цели операции. Например, в Львовско-Сандомирской операции две танковые армии (3-я гвардейская и 4-я танковая) были введены им в сражение последовательно по узкому (шириной 4–6 км) колтовскому коридору. Это позволило обеим армиям проникнуть в оперативную глубину обороны противника, расширить прорыв и достигнуть крупных оперативных результатов.
Маршал Советского Союза Конев умел не только рисковать, но и проявлять высокую выдержку и осторожность, если того требовала складывающаяся обстановка. Так, в Львовско-Сандомирской операции, несмотря на ряд кризисных моментов, он не раз отклонял предложения и просьбы о вводе в сражение своего резерва (5-я гвардейская армия). Его Конев использовал для разгрома контрударной группировки противника на сандомирском плацдарме.
И.С. Конев всегда стремился к тому, чтобы подчиненные командиры и штабы тщательно и всесторонне готовили тот или иной бой, ту или иную операцию, считая это необходимым условием достижения поставленных целей. Глубокое знание тактики противника, всесторонняя оценка обстановки, возможностей своих сил и средств позволяли Коневу в целом успешно решать вопросы выбора способов разгрома противника.
Маршал Советского Союза Конев был «мастером окружений». Он всегда стремился к окружению вражеских группировок, их рассечению и уничтожению по частям, считая это высшей формой оперативного искусства. Войска под его руководством совместно с другими объединениями нанесли поражение более чем десяти дивизиями противника, окруженным в районе Корсунь-Шевченковский, почти полумиллионной группировке врага в Берлине и южнее города, миллионной группировке в Чехословакии. Вместе с тем в ряде случаев, исходя из конкретных условий обстановки, по решению Конева войска наносили рассекающие удары на широком фронте, дававшие также значительный эффект.
И.С. Конев всегда стремился массировать силы и средства на избранных направлениях ударов, уделяя большое внимание организации огневого поражения врага и осуществлению широкого маневра на поле боя. Так, в Уманско-Ботошанской операции, имея небольшой численный перевес над противником, Конев смело сосредоточил главные силы на 25-километровом участке более чем 300-километровой полосы 2-го Украинского фронта.
Маршал Советского Союза Конев обладал умением правильно определять кризисные моменты обстановки, которое сочеталось с настойчивостью и несгибаемой волей в достижении поставленной цели. Это позволяло ему в сложной ситуации в большинстве случаев склонять чашу весов в свою пользу.
Еще одной из характерных черт полководческого искусства Конева является умение успешно осуществлять маневр силами и средствами, в том числе танковыми соединениями и объединениями. Например, по решению Конева в Корсунь-Шевченковской операции 5-я гвардейская танковая армия была перегруппирована с внешнего на внутренний фронт окружения, а в Уманско-Ботошанской операции эта же армия — для отсечения одесской группировки противника. В ходе Львовско-Сандомирской операции для окружения бродской группировки противника он использовал соединения трех танковых армий и одну конно-механизированную группу. При неудачном развитии наступления 3-й гвардейской танковой армии на Львов с северо-востока она по указанию Конева совершила стремительный марш-маневр через полосу 13-й армии в тыл львовской группировке врага. Во время боевых действий на сандомирском плацдарме Иван Степанович предпринял столь же стремительный маневр 4-й танковой армией с левого крыла фронта на Сандомир. Он всегда считал, что танковые рейды в оперативную глубину — самая эффективная форма наступления. При этом весьма своеобразно решался вопрос о вводе танковых армий в сражение. Как правило, ввод осуществлялся в пределах тактической зоны вражеской обороны, примерами чему служит опыт Кировоградской, Корсунь-Шевченковской и других операций. Если обстановка того требовала (например, отсутствие достаточного количества танков непосредственной поддержки пехоты во время прорыва обороны, наличие у противника близко расположенных оперативных резервов и т.д.), то Конев мог задействовать крупные танковые соединения непосредственно при прорыве обороны, в допрорыве ее, то есть еще в пределах тактической зоны.
Маршал Советского Союза Конев всегда стремился ввести противника в заблуждение относительно истинных намерений и планов предстоящих действий. С этой целью умело применялись различные приемы маскировки и дезинформации вражеского командования.
Одним из главных принципов ведения Коневым операции было смелое навязывание противнику своей воли. В ходе боевых действий за Силезский промышленный район он повернул 3-ю гвардейскую танковую армию с вроцлавского на силезское направление, чтобы окружить противника в Силезии. С целью не допустить уничтожения фабрик, заводов и шахт и вынудить противника уйти из этого района Конев развернул 3-ю гвардейскую танковую армию таким образом, чтобы у врага оставалась узкая полоса для выхода из котла. Одновременно были активизированы действия войск 21, 59 и 60-й армий, которые вынуждали противника начать поспешный отход.
И.С. Конев умело организовывал и успешно осуществлял форсирование ряда крупных водных преград, в том числе Днепр, Днестр, Южный Буг, Висла.
Особенность стиля руководства Конева заключалась и в том, что он считал необходимым приблизить управление к войскам. Обладая мужеством, самообладанием и самоотверженностью, Иван Степанович часто выезжал непосредственно в боевые порядки войск, в ряде случаев рискуя своей жизнью. Так, в начале Львовско-Сандомирской операции он продолжительное время находился на командном пункте командующего 60-й армией в колтувском коридоре. То, что он увидел здесь своими глазами, позволило ему принять решение — рискованное, но, как оказалось, правильное: ввести в сражение две танковые армии и два танковых корпуса. Например, в Корсунь-Шевченковской операции Иван Степанович расположил свой командный пункт в самой узкой части горловины, отделявшей окруженную группировку противника от рвавшихся ей на помощь дивизий врага. При вводе подвижной группы фронта он выезжал на командный пункт той армии, где решалась эта важная задача.
Маршал Советского Союза И.С. Конев огромное значение придавал обучению и боевой подготовке войск. Перед любой операцией он находил все новые и новые формы обучения воинов, максимально приближенные к характеру предстоящих боевых действий.
Глава 11.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
С завершением Пражской операции для войск 1-го Украинского фронта наступили мирные будни. В соответствии с директивой № 11096 Ставки ВГК от 29 мая 1945 г. он был переименован в Центральную группу войск. В ее состав включались 5, 7, 9 и 4-я гвардейские, 3-я гвардейская танковая, 4-я гвардейская танковая и 2-я воздушная армии, 1-й гвардейский кавалерийский корпус{545}. Главнокомандующим группой войск и Верховным комиссаром по Австрии был назначен Маршал Советского Союза И.С. Конев. 1 июня за образцовое руководство войсками в завершающих операциях Великой Отечественной войны он был награжден второй медалью «Золотая Звезда». 24 июня Иван Степанович принял участие в Параде Победы, который состоялся в Москве на Красной площади. Он командовал сводным полком 1-го Украинского фронта.
После завершения всех торжеств И.С. Конев вплотную занялся своими функциональными обязанностями. Будучи главнокомандующим Центральной группой войск и Верховным комиссаром по Австрии, он решал вопросы военного, дипломатического, хозяйственного и организационного характера. Особое внимание уделялось обустройству войск, налаживанию взаимоотношений с местной администрацией, оказанию помощи в восстановлении национальной экономики, культурной жизни страны. Его можно было встретить на заседаниях различного рода комиссий, в частях и подразделениях Красной Армии, на встречах с представителями деловых кругов Запада, на дипломатических приемах в конгресс-центре дворца Ховбург, в семьях венских рабочих, на концертах, где исполнялась музыка Моцарта, Бетховена, Шуберта, Иоганна Штрауса и других.
И.С. Конев, обучая войска, не забывал об опыте, приобретенном в годы Великой Отечественной войны. 18 февраля 1946 г. под его руководством состоялась конференция высшего командного состава Центральной группы войск по обобщению опыта участия войск 1-го Украинского фронта в Берлинской наступательной операции{546}.
С докладом на конференции выступил начальник штаба Центральной группы войск генерал-полковник Г.К. Маландин. Он выделил шесть наиболее поучительных примеров этой операции: стратегическое и оперативное взаимодействия крупных вооруженных сил; организация прорыва укрепленных полос противника с преодолением водных преград, методов и способов оперативного окружения и перерастания его в тактическое окружение; организация и тактика борьбы в крупных населенных пунктах; действия с перевернутым фронтом на широком фронте и в большой глубине; искусные перегруппировки в ходе операции. Маландин подчеркивал, что Берлинская операция «является выражением гениальности замысла Верховного Главнокомандующего Генералиссимуса тов. Сталина, суть этого замысла заключается в нанесении глубоких, охватывающих главную группировку противника, ударов, которые всей мощью своих клещей сходились у Берлина. Расчет был точен и реален». В выступлениях участников конференции подробно разбирались боевые действия родов войск, вопросы партийно-политического и тылового обеспечения операции.
Итоги конференции подвел Конев. Его выступление было кратким и посвящено вопросу взаимодействия фронтов при проведении Берлинской операции. Он, оценивая положительно роль представителей Ставки ВГК. отметил, что с середины 1944 г., когда командующие фронтами приобрели большой опыт, отпала необходимость в назначении так называемых координаторов. «Лично я, как командующий фронтом, не почувствовал отсутствия координатора, — подчеркивал Иван Степанович. — В 1944 году с момента Львовской операции такого рода надобность в координаторе не возникала. Обсуждая эту операцию, стоит ли вносить, поднимать вопрос о том, что опыт Берлинской операции ставит вопрос о создании специального института координаторов? Я думаю, что нет необходимости. На основе отдельных перебранок, частных неполадок, где их не было и когда не было, особенно, когда Берлин являлся основной стратегической целью Красной Армии, чтобы из-за Берлина не поспорить, что вы? И на основании этого делать вывод поспешно и преждевременно»{547}.
В Вене И.С. Конев окончательно определился в своем отношении к жене. 30 июля 1945 г. он прислал ей в Москву письмо:
«Здравствуй, Нюра! Каждая встреча с тобой крепко взвинчивает мои нервы и бередит старые раны. Сейчас моя язва начинает понемного подживать. Доктора настаивали на том, чтобы отправить меня в Москву, но в связи с улучшением пока воздержусь. Я не возражаю против твоего приезда с ребятами ко мне, но учти мое состояние. Я жду тебя как хорошего друга, но не как жену, тут у нас все кончено. До конца жизни постараемся не вспоминать старое… Не беспокойся насчет своей жизни: как она была обеспеченной, так и будет обеспеченной и дальше. Будь благоразумна»{548}.
В Австрию Конев поехал вместе с Антониной Петровой. В 1947-м у них родилась дочь Наталия.
1 июня 1946 г. И.С. Конев принял участие в заседании Высшего Военного совета под председательством И.В. Сталина. На заседании были зачитано заявление Главного маршала авиации А.А. Новикова. Он постановлением СНК СССР от 16 марта был снят с должности командующего ВВС, а в апреле арестован. В своем письме Сталину от 30 апреля Новиков признался в важных преступлениях, суть которых составляют его связь с Жуковым и те «политически вредные» разговоры, которые велись с ним. Описание «пагубных» деяний Георгия Константиновича занимает несколько страниц{549}. Новиков пишет, что Жуков «человек исключительно властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и угодничество перед ним и не может терпеть возражений», в своих «личных целях стремится чаще бывать в войсках, чтобы, таким образом, завоевать себе еще больший авторитет», «ведет вредную, обособленную линию, т.е. сколачивает людей вокруг себя», пытался «умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования», и «не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».
Твердую позицию в защите Маршала Советского Союза Г.К. Жукова занял маршал бронетанковых войск П.С. Рыбалко. Отдадим должное принципиальности и порядочности Павла Семеновича, ибо у него были основательные причины обижаться на Жукова: выслушал он от него кое-что незаслуженное в бытность командующего 3-й гвардейской танковой армией во время штурма Берлина.
И.С. Конев — это подтверждается и другими свидетельствами — упоминает, что много грязи на голову Жукова, включая всякого рода бытовые подробности, вылил начальник Главного управления кадров генерал-полковник Ф.И. Голиков. Члены Политбюро ЦК ВКП (б) Г.М. Маленков, В.М. Молотов, Л.П. Берия в один голос твердили, что Жуков зазнался, приписывает себе все победы Советских Вооруженных Сил, что он человек политически незрелый, непартийный и что суть его характера не только в том, что он тяжелый и неуживчивый, но, скорее, опасный, ибо у него есть бонапартистские замашки.
И.С. Конев, вспоминая об этом заседании, отмечал, что И.В. Сталин, видимо, колебался с принятием решения и хотел заручиться поддержкой военных. И тогда Иван Степанович решился первым из маршалов высказать свое мнение.
— Разрешите, — обратился он к Сталину.
— Давай.
— Да, Жуков человек тяжелый, грубый, плохо воспитанный. С ним не только работать, но общаться тяжело. Но я категорически возражаю, товарищ Сталин, против того, что ему не дороги Родина, партия, что он неуважительно относился лично к вам. Это неверно. Я видел его в деле. На Курской дуге он вместе со мной буквально на животе ползал в 300–400 метрах от фашистских позиций, лично проводил рекогносцировку. Он — маршал, ваш первый заместитель — не имел права так рисковать жизнью, выполнять функции обыкновенного офицера. Человек, которому не дороги Родина и партия, никогда бы на это не пошел.
— А вы знаете, — перебил Конева Сталин, — что он пытался присвоить себе заслуги в осуществлении Корсунь-Шевченковской операции?
— Ну, это мелочи, товарищ Сталин, историю ведь не обманешь.
Генерал армии В.Д. Соколовский, по свидетельству Конева, «построил свое выступление в более обтекаемой форме, но принципиально подтвердил, что Жуков честный человек, честно выполнял приказы, и показал его роль в защите Москвы. Правда, и Соколовский заметил, что работать с Жуковым из-за неуживчивого характера, действительно, нелегко». Опровергли большинство обвинений в адрес Жукова Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский и генерал армии А.В. Хрулев.
После выступлений Сталин, кивнув в сторону Жукова, спросил:
— А что будем с ним делать?
Из зала со стороны нескольких членов Высшего Военного совета последовало предложение снять Жукова с должности Главнокомандующего Сухопутными войсками. «Невольно у каждого сидящего возникало такое ощущение, что против Жукова готовятся чуть ли не репрессивные меры, — вспоминал Конев. — Думается, что выступления военных, которые все дружно отметили недостатки Жукова, но в то же время защитили его, показали его деятельность на посту командующего фронтом, на посту координатора, сыграли свою роль. После этого у Сталина, по всей видимости, возникли соображения, что так решать вопрос с Жуковым — просто полностью отстранить, а тем более репрессировать — нельзя, это будет встречено неодобрительно не только руководящими кругами армии, но и в стране, потому, что авторитет Г.К. Жукова среди широких слоев народа и армии был, бесспорно, высок. Поэтому кто-то из членов Политбюро и сам Сталин предложили назначить его командующим войсками небольшого военного округа. И тут же назвали — Одесский»{550}.
Во время беседы в 1966 году с доктором исторических наук А. Пономаревым Маршал Советского Союза Конев сказал, что он первым ответил на вопрос вождя:
— Это ваше право, товарищ Сталин, в крайнем случае, можно понизить в должности.
Сталин походил, походил по кабинету, затем подошел к Жукову. Вытянув руку и поводя пальцем у самого лица Георгия Константиновича, он зло произнес:
— Все великие русские полководцы — Суворов, Кутузов, даже Скобелев — были скромны. Вам же этого качества не хватает. Ишь ты, Наполеон, какой нашелся, один войну выиграл! Послать командующим Одесским округом.
Примерно в таком же духе излагает Конев ход заседания Высшего Военного совета в своих мемуарах{551}. Несколько по-иному освещает события того времени Жуков, отметив, что Сталин спокойно выслушал его, внимательно посмотрел в глаза и затем сказал{552}:
— А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву.
3 июня Г.К. Жуков был назначен командующим войсками Одесского военного округа. 9 июня Сталин в качестве министра вооруженных сил подписывает приказ № 009, в котором отмечалось, что Жуков, «утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе в разговорах с подчиненными разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая те операции, к которым он не имел никакого отношения. Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию». Далее говорилось, что поведение Жукова было признано на заседании Высшего Военного совета вредным и несовместимым с занимаемым им положением, а потому его освободили от должности Главнокомандующего Сухопутными Войсками{553}.
Выступление И.С. Конева на заседании Высшего Военного Совета не осталось незамеченным. Постановлением Совета министров СССР № 1157–476с от 3 июня 1946 г. он был назначен заместителем министра Вооруженных Сил СССР по Сухопутным войскам и Главнокомандующим Сухопутными войсками{554}. Согласно Положению о Министерстве Вооруженных Сил СССР на него возлагались следующие задачи: управление войсками и обеспечение их боевой готовности; обучение, воспитание и руководство боевой подготовкой войск; разработка и утверждение программ по боевой подготовке; организация и руководство оперативной и тактической подготовкой командиров и штабов до корпуса включительно; руководство разработкой мобилизационных планов; проведение общей и частичной мобилизаций; контроль над обеспечением войск боевой техникой; осуществление мероприятий по подготовке театров военных действий; руководство работой по совершенствованию средств инженерного, химического вооружения и средств связи и др.{555} 4 марта 1950 г. постановлением Совета Министров Конев был введен в состав Главного Военного совета Военного министерства{556}.
Опираясь на своего первого заместителя генерала армии И.Е. Петрова, начальника штаба генерал-полковника Г.К. Маландина, заместителя по боевой подготовке генерал-полковника А.С. Жадова, многих других генералов и офицеров, Главнокомандующий Сухопутными войсками решал весьма сложные задачи, связанные с организационным и техническим переустройством этого вида Вооруженных Сил. Части и соединения оснащались новыми образцами автоматического оружия, танков, артиллерии, средствами войсковой ПВО. Все это усложняло процесс обучения, предъявляло более высокие требования к офицерским кадрам, вызывало необходимость постоянного улучшения методов учебной и воспитательной работы, полевой выучки войск. Особое внимание уделялось подготовке и проведению тактических учений, в том числе с боевой стрельбой. Войска учились совершать форсированные марши на большие расстояния, быстро развертываться и с ходу вступать в бой. «Неиссякаемая энергия Ивана Степановича, — вспоминал Жадов, — его организаторский талант и большая работоспособность способствовали успешному решению всех организационных, оперативных и тактических задач, вставших перед нами… Одним из главных направлений в работе командования, штаба, начальников родов Сухопутных войск была подготовка программных и уставных документов…»{557}
В связи с выделением Военно-морского министерства в самостоятельный орган должность Главнокомандующего Сухопутными войсками постановлением Совета Министров № 1268–467сс от 26 марта 1950 г. была упразднена{558}.[76] Такое решение мотивировалось тем, что с выделением Военно-морских сил в самостоятельное ведомство отпала необходимость в сохранении данного главнокомандования. Считалось, что его ликвидация вместе со штабом устранит параллелизм в работе с Генеральным штабом и другими управлениями центрального аппарата по руководству Сухопутными войсками и обеспечит военному министру более тесное общение с командующими родами войск и войсками военных округов и групп войск.
И.С. Конев постановлением Совета Министров № 1269–468сс от 27 марта 1950 г. был назначен Главным инспектором Советской Армии и заместителем военного министра СССР{559}. В соответствии с Положением о Военном министерстве СССР, утвержденным 29 июня постановлением Совета Министров СССР, Главная инспекция Советской Армии по указаниям военного министра и начальника Генерального штаба осуществляла контроль во всех войсках Советской Армии{560}. Вопросы инспектирования были самые разнообразные. Прежде всего, это состояние оперативной, боевой и политической подготовки войск, их техническая, материальная, боевая и мобилизационная готовность, состояние боевой техники и вооружения. Главная инспекция также контролировала внедрение и освоение радиолокационного, реактивного вооружения и другой новой техники, организационно-штатное состояние войск, организацию быта, правильность постановки учебного процесса, подбор кадров офицерского и сержантского состава и другие вопросы. Результаты инспекции объявлялись приказами военного министра. Акты инспектирования войск сообщались командующему войсками инспектируемого округа или группы войск, а также заместителям военного министра и командующим родами войск Советской Армии в части, их касающейся.
В июне 1950 г. Главная инспекция Советской Армии проверяла состояние боевой готовности частей 42-й истребительной авиационной дивизии ПВО Северо-Кавказского военного округа. В ходе проверки было выявлено, что «части дивизии не боеготовы и не устроены», для их укомплектования направлялся летный состав, имевший большой перерыв в летной работе и со слабой техникой пилотирования. По итогам проверки был издан приказ военного министра Маршала Советского Союза A.M. Василевского от 22 июня. В нем требовалось устранить выявленные недостатки, доукомплектовать части офицерским составом, обеспечить их необходимой техникой{561}.
Маршал Советского Союза И.С. Конев недолго возглавлял инспекцию. В 1951 г. его назначают командующим войсками Прикарпатского военного округа. В этой должности ему пришлось выполнять ответственное задание руководства ЦК КПСС. 26 июня 1953 г. был арестован всесильный Л.П. Берия, имевший воинское звание Маршал Советского Союза. 17 сентября председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилов подписал указ «Об образовании Специального Судебного Присутствия Верховного Суда СССР для рассмотрения дела Берия Л.П. и других»{562}. Председателем Специального Судебного Присутствия был назначен И.С. Конев, членами — председатель ВЦСПС Н.М. Шверник, заместитель председателя Верховного суда СССР Е.Л. Зейдин, председатель Московского городского суда Л.А. Громов, командующий войсками Московского военного округа генерал армии К.С. Москаленко, член ЦК КПСС, секретарь Московского обкома партии Н.А. Михайлов, первый заместитель министра внутренних дел К.Ф. Лунев, председатель Грузинского республиканского совета профсоюзов М.И. Кучава. Комендантом Специального Судебного Присутствия стал генерал-полковник П.Ф. Батицкий.
Суд над Л.П. Берией и его окружением начался 18 декабря и продолжался до 23 декабря 1953 г. В сообщении «В Верховном суде», опубликованном в центральных газетах, говорилось:
«Виновность всех подсудимых в предъявленных им обвинениях была полностью доказана на суде подлинными документами, вещественными доказательствами, собственноручными записями подсудимых, показаниями многочисленных свидетелей.
Изобличенные доказательствами подсудимые Берия Л.П., Меркулов В.Н., Деканозов В.Г., Кобулов Б.З., Мелик П.Я., Гоглидзе С.А. и Влодзимирский Л.Е. на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тяжких государственных преступлений.
…Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР постановило: приговорить Берия Л.П., Меркулова В.Н., Деканозова В.Г., Кобулова Б.З., Мелика П.Я., Гоглидзе С.А. и Влодзимирского Л.Е. к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией лично им принадлежащего имущества, с лишением воинских званий и наград.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».