Великая Орда: друзья, враги и наследники Еникеев Гали

Глава 2

Явное и сокрытое из эпохи смуты

Как было рассмотрено в Части I, Московия в XVI веке начинает привлекать особое внимание Запада ввиду довольно-таки неожиданного для иностранцев роста ее могущества. Вместо Золотой Орды, уже было распавшейся к этому времени, в Восточной Европе возникает все усиливающаяся Московия. Это восточное государство, в союзе с остальными «осколками» Золотой Орды, становилось новым непреодолимым препятствием для распространения власти католиков вглубь континента Евразия. То есть, препятствием для продолжения экспансии католических и некоторых других западноевропейских стран в восточном направлении. Уже к середине XVI века «в военном плане Московия становилась ведущей державой» на континенте, «а в экономическом – была весьма многообещающей, благодаря своим богатым людским и территориальным ресурсам» (114, с. 156).

Как известно, в XIII–XIV веках католикам не удалось осуществить «натиск на Восток» военным путем. Также и в XV веке Великая Орда, сохранившая свое могущество и остатки единства, смогла отразить как идеологическую, так и военную агрессию. К тому же в XV – первой половине XVI века руки у Католической церкви были в определенной мере связаны борьбой с антикатолическим движением Реформации в Европе. Отметим, что в этой борьбе на значительной части Западной Европы католики добились успеха. Сплоченные и дисциплинированные бойцы различных орденов Папы проникали и действовали повсюду и разнообразными методами. Одни из них путем различных интриг склоняли на свою сторону некоторых правителей и многих из знати западноевропейских стран, другие, по возможности в массовом порядке, уничтожали «еретиков», то есть, несогласных с политикой Католической церкви, да и просто мысливших иначе, чем католики, и имевших неосторожность высказывать это открыто.

Но с юга, как известно, уже с XV века католиков изрядно теснили оттоманы-турки – в открытом бою «христово воинство» крестоносцев явно проигрывало также и этой «ветви татар», которые, имея «боевые приемы и обычаи татар» (73), были организованы и вооружены на передовом для того времени уровне. Поэтому методами католиков в борьбе с турками, как и в борьбе с Московией – с «народом московов», с такой же, как и турки, «отраслью татар» (117) – станут идеологическое влияние, дипломатические и агентурные мероприятия-интриги, которые со временем увенчаются-таки успехом. Как известно, Оттоманскую империю столкнут впоследствии, в XVII веке, с Московией и ее татарами в братоубийственных войнах.

Таким образом, и в XVI веке завоевание и колонизация Московии и Великой Татарии оставались важнейшей задачей католицизма. Завоевание, повторим, не могло быть осуществлено военным путем – так как один из крупнейших «осколков» Золотой Орды, Московия, «становилась ведущей в военном плане», и, как мы видели выше, была она окружена отнюдь не враждебными для нее, и вовсе не «отсталыми и дикими» татарами. Да и сама Московская Орда состояла, как мы уже знаем, в значительной части из татар.

Поэтому католиками было решено проводить завоевание-колонизацию Великой Татарии путем постепенного агентурного и идеологического проникновения, разделения сообщества противника на «части» и сталкивания этих «частей» друг с другом, предварительно «завладев их разумом и духом». Так, мы помним, выражались еще представители персидской знати, «ведущие войну пером» против ордынцев, со времени основания державы Монгол «внедрившись» в систему этого государства средневековых татар, поступив к ним на службу в качестве чиновников и иных «специалистов» (41), (42).

Планы подчинения Московии интересам западноевропейской политики, в первую очередь католических держав, и использования ее как плацдарма для дальнейшей колонизации Евразии-Татарии, довольно откровенно отраженные в публикациях уже достаточно знакомого нам иезуита Антонио Поссевино (см. выше, Часть I), будут почти полностью осуществлены при Романовых, которые приходят к власти в результате Смуты (2).

Обратим вначале внимание, что это за организация – Орден иезуитов, виднейшим функционером которого был Поссевино, кстати, человек незаурядного ума и способностей, и обладавший к тому же необыкновенной жестокостью (93): «Иезуиты – члены католического монашеского ордена «Общество Иисуса» (латинское «Societas Jesu»). Основан этот орден в 1534 году в Париже Игнатием Лойолой. Орден иезуитов стал главным орудием Контрреформации. Иезуиты утвердились не только в европейских государствах, но проникли в Индию, Японию, Китай, на Филиппины. В 1610–1768 гг. существовало «Иезуитское государство в Парагвае. Основные принципы организации ордена: строгая централизация, повиновение младших по положению старшим, абсолютный авторитет главы ордена, взаимный шпионаж внутри ордена. Иезуиты считают допустимым любое преступление «ради вящей славы Божьей» (то есть ради достижения целей ордена и католической церкви. – Г.Е.). В XX веке орден иезуитов – ведущий отряд клерикализма» (103, с. 482). (Выделено мной. – Г.Е.).

Как видим, в методах действий иезуитов и в принципах их организации имелось четко выраженное своеобразие, присущее именно боевой организации, причем у этой организации целью для уничтожения мог оказаться любой, кто не собирался подчиняться власти католической церкви. Точнее, организация эта, Орден иезуитов, фактически находилась в состоянии непрерывной войны со всем некатолическим миром.

Но главным направлением проникновения иезуитов были отнюдь не Индия, Япония, Китай и другие, экзотические и весьма далекие от Западной Европы страны. Основной задачей этого ордена было распространение власти католиков на соседнюю с Западной Европой Великую Татарию – Евразию, западным краем которой и была Московия. Вот на нее, Московию, и была направлена, в основном, вся идеологическая и агентурная работа иезуитов, для осуществления натиска католического мира на Восток. Причем советские историки, так же, как и романовские, почему-то не спешили признавать, что в Московии-России, и соответственно, в целом Евразии-Татарии, иезуиты добились в XVI–XVIII веках весьма заметных успехов. Почему этого не признавали (вернее, скрывали) романовские историки, понятно – Романовы пришли к власти именно при помощи иезуитов – боевой организации католиков. В подтверждение этого приведем пока тот факт, что отец Михаила, первого царя из династии Романовых, Федор (Филарет) в свое время «обучался иезуитским наукам в Вильно» (2, с. 1034). Непонятно, на первый взгляд, почему скрывали успехи иезуитов в Московии– России советские историки – возможно, отчасти потому, что правящая в советском обществе партия была организована именно на тех принципах, которые были присущи ордену иезуитов…

Но не будем отвлекаться: о размахе и характере идеологического и агентурного натиска католиков на Восток, продолженного в XVI веке уже в новом качестве и с гораздо большей интенсивностью, можно кое-что узнать из трудов митрополита Макария (Булгакова)[102]. Заметим, что многие сведения из трудов этого церковного историка «были успешно замолчаны нашими профессиональными историками вплоть до нынешнего времени» (64, с. 48).

Макарий (Булгаков) писал: «Римские первосвященники постоянно были заняты мыслию подчинить себе православный Восток и в частности православную Россию. Но никогда эти попытки не были так сильны, так близки к успеху и опасны для православия, как с XVI века…». При этом «главным орудием явился новоучрежденный (1540 г.) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильно и на Волыни для воспитания в своем духе детей православных; повсюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых» (64, с. 53). Также быстро проникли иезуиты в Грецию, – продолжает митрополит Макарий, – «завели свои училища в Галатах и даже в Константинополе (Стамбул, столица Оттоманской империи. – Г.Е.), выдавали себя за безвозмездных учителей юношества, старались быть духовниками народа, сеяли пагубные для православия сочинения» (там же). Другой русский церковный историк, Борис Кутузов, дополняет сведения Макария: «Можно к этому добавить, что иезуиты проникли в Москву и в другие города России, а главное, в русские духовные школы» (64, с. 54).

Обратим внимание: Орден иезуитов был создан, с одной стороны, для подавления реформации, с другой – для пропаганды католицизма на Востоке. То есть, изначально главной задачей ордена было подавление инакомыслия – как в Западной Европе, так и на Востоке. Поэтому с момента основания своего Ордена иезуиты в массовом порядке начинают проникать на Восток, даже входят в сношение с турецким султаном и с его разрешения основывают в Константинополе свой коллегиум (1600 г.).

Как показано выше, имеются сведения о том, что орден был основан ранее, еще в 1534 году, видимо, указываемая Макарием дата (1540 год) – это время, когда деятельность ордена была уже «развернута» на востоке Европы в полную силу.

Но главное не в этом. Как видим, орден иезуитов был создан, во-первых, для подавления Реформации – общественно-политического и идеологического движения против католицизма, а значит, и против власти сверхгосударства Папы Римского в Европе. Мы знаем, что под «подавлением» имелись в виду именно силовые способы, например, Поссевино в начале своей карьеры как раз и руководил массовым физическим уничтожением «инакомыслящих» в Италии и во Франции. При этом в работе Ордена иезуитов массовый террор сочетался и с идеологической пропагандой, и с самой изысканной агентурной работой, с интригами в целях склонения знати и правителей западноевропейских стран на свою сторону (2), (93).

Во-вторых, орден иезуитов такими же методами должен был распространять католицизм (власть Папы) на Восток, причем в большей степени сочетая силовые меры с более гибкими – идеологическими и агентурными методами. «Церковный историк Смирнов пишет: «Способы, какими иезуиты всегда и везде достигали своих целей, известны – это воспитание и образование молодого поколения, благотворительность, проповедь и интриги»«(64, с. 346). (Выделено мной. – Г.Е.).

Таким образом, борьбу против Великой Орды продолжает Орден иезуитов, организованный в 1534 году, причем проникновение на Восток проводится под разнообразным и эффективным «прикрытием»: это вроде бы безобидная религиозная проповедь, также и весьма полезное для любого общества распространение образования, и умилительные акции благотворительности. При этом везде насаждались агенты влияния – особо в высшие слои общества, которые вербовались из туземцев.

Расчет иезуитов был прост: понятное дело – любой правитель и его приближенные, желающие для своих подданных блага и соблюдающие принципы веротерпимости и свободомыслия, не будут притеснять проповедников той или иной религии, которые вроде бы и не призывают к ненависти и вражде в отношении представителей иных вероисповеданий. Тем более, любой здравомыслящий правитель и его чиновники не станут запрещать заниматься в своей стране, например, образовательной и благотворительной деятельностью.

Вспомним к тому же, что еще и в конце XVIII века татары, проживающие по всей территории России-Евразии, «говорили одним и тем же наречием, и все они почитали себя настоящими татарами Чингиз-хана» (94). Притом эти татары и их земляки произвели на польского этнографа и историка Яна Потоцкого «самое большое впечатление своей веротерпимостью, какую, может быть, чрезвычайно трудно найти на каком-нибудь другом месте земного шара» (там же). Как видим, в сознании народов Евразии принципы веротерпимости и свободомыслия, унаследованные от государства Монголов[103] – Вечных, сохранялись еще и в конце XVIII века. Несомненно, и в XVI–XVII веках имелись в наличии эти черты национального характера татар и их соседей – мордвы, русских, черемисов и других их земляков, об этом, например, свидетельствует немец Олеарий (83), (см. выше, Часть I).

Все эти условия в сочетании с человечностью, открытостью, гостеприимностью и доброжелательностью народов Московии и Великой Татарии также, естественно, весьма облегчали работу иезуитам.

Как видим, в идеологическом плане работа иезуитов заключалась в том, чтобы, продолжая дело предыдущих католических проповедников, распространять влияние идеологии Папы далее на Восток. Но было существенное отличие в работе «миссионеров» на данном этапе от деятельности их предшественников: в первую очередь под прицел была взята вера московитов и татар-несториан (ариан), и одна из главных задач иезуитов-католиков состояла в том, «чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих». Именно этого требовала, например, Инструкция, данная иезуитами самозванцу «Лжедмитрию» о том, как присоединить Московию к католическому миру, точнее, привести ее под власть Папы Римского и его сверхгосударства. Эта инструкция была сокрыта до настоящего времени (64, с. 48), ниже мы еще вернемся к ней и поговорим о ее составителях и исполнителях.

Как видим, веру, которая исповедовалась в Московии– России до XVII века[104], иезуиты стремились, и небезуспешно, как можно более сблизить, сравнять и объединить с «верой греческой», «восточно-римским христианством», и подчинить ее греческому (византийскому) духовенству из числа иезуитской агентуры, в плане особенностей проповедования, соблюдения канонов, а также обучения и назначения священников.

В XVI веке греческое христианство и большая часть его паствы в значительной мере уже были под влиянием католического Папы и его воинства. Вначале иезуиты добивались того, чтобы часть населения Великой Татарии и Московии начала воспринимать «греческую веру» Запада подобной их вере. После того, как, некоторые московиты начали воспринимать «греческую веру» как «свою», можно было развернуть работу по поставке пропагандистского материала на просторы Московии и Великой Татарии. То есть, влиять на умы паствы тем или иным образом – например, внушать людям, что основные их враги – татары, исповедующие ранний Ислам, и прочие «paganos» – не «греческие христиане» и не католики.

Как следует из многих исторических сведений, дошедших до нас, у значительной части татар и у предков современных русских (в данном случае, московитов), вера в Средневековье была одна, отдаленно напоминающая христианство греческого толка, «некое подобие греческой веры» (93). Видимо, именно это вероисповедание официальные историки часто называют и «арианством», и «несторианством» (41), (42). И эта вера московитов, «близость или даже единство» которой с ранним Исламом романовские историки и идеологи постарались скрыть (79, с. 129), была постепенно заменена «восточно-римским христианством» – в ходе идеологической агрессии с Запада, которая увенчалась успехом только спустя значительное время после установления власти Романовых в России (2). При романо-германском иге путем массовых карательных акций, даже превосходивших по масштабам подобные «мероприятия» иезуитов в Западной Европе в ходе Контрреформации, Романовы-западники провели как «никоновскую церковную реформу», так и другие «реформы», угодные их хозяевам– кураторам (2), (64).

Вспомним, что примерно половина средневековых татар, как мы помним, исповедовали Ислам, свободный еще от «позднейших наслоений» (41), (42), внесенных мракобесами-калламистами (богословами-толкователями) Ближнего Востока с подачи тех же иезуитов, начиная со Средних веков, а особенно в XVI–XVII и последующих веках (2). Основным «нововведением» мракобесов в Ислам, отметим особо, была религиозная нетерпимость. Причем, многие толкователи-калламисты насаждали и культивировали как нетерпимость мусульман к иноверцам (например, к христианам), так и вражду между представителями разных течений Ислама. Уже в XII веке, например, вследствие вражды между ханифитами и шафиитами, суннитами и шиитами происходили кровопролитные, массовые столкновения в мусульманском мире Ближней Азии (41), (42, с. 102).

Теперь рассмотрим, какие наиболее важные события происходят в Московии и в целом по Великой Татарии на фоне идеологической и агентурной деятельности католиков.

Кратко остановимся на некоторых моментах внешних и межордынских войн Московии в XVI веке, которые ослабили как Московию, так и сопредельные с ней Орды-государства, составлявшие вместе с Московией общую систему не распавшейся еще окончательно Великой Орды и готовую, при отсутствии вмешательства извне, воссоединиться вновь в Евразийскую державу. Причем не насильственным путем, как это описывают западники в своих сочинениях о «завоевании Иваном Грозным независимых русских демократических княжеств и деспотических татарских ханств». Это описание «расширения Московии в ходе завоеваний независимых соседей» сочинены по сценарию романовской политики, «срисованы» с войн романовского правительства с народами Евразии, которые начались в первой половине XVII века («войны России с самой собой», как точно подметил В. О. Ключевский). Воссоединение Улуса Джучи вокруг Московии или другого центра могло быть, в случае отсутствия вмешательства извне, вполне добровольным, на основе взаимоприемлемых договорных, как говорили тогда, «шертных»[105], отношений.

Как нам уже известно, во внешних войнах Московии в XVI веке основными противниками ее выступали католические страны, руководимые Католической церковью – литовцы, поляки и немцы, против которых московиты с XIII века неизменно «выступали вместе с татарами», том числе и в XVI веке (41), (42). Заметим, что в числе многих «других» татар вместе с московитами успешно воевали против католиков и «казанские» татары со своими ханами – например, хан Мухаммад-Амин (27, с. 67), (41, с. 409).

Здесь кратко остановимся на одном моменте и разоблачим одну большую и застарелую ложь антитатаристов и антиордынцев всех оттенков. Мало было известно (вернее, было полностью сокрыто от нас), что в столкновениях Московии с другими «осколками» Золотой Орды, например, с Казанским ханством, основную роль играли католики, а вовсе не оттоманы-турки, как нас убеждали историки-западники. Ухудшение отношений Московии (Московской Орды) с Казанью – вернее, с группировкой части казанской знати – начались в 1535 году, с убийства законного ордынского хана Енгалея, который правил тогда в Казани. Известно, что вместе с ханом Енгалеем был убит также пребывавший там русский ордынец, москвич Пеньков. Непосредственно после убийства хана Енгалея в Казань прибывает крымец Сафа-Гирей, взяв «для охраны своей персоны войско» (18, с. 315–319). Прибыл Сафа-Гирей «на царство» вопреки желанию большинства казанцев – то есть, в Казани был совершен антинародный и антиордынский переворот в полном смысле этого слова. Правивший до этого хан Енгалей был назначен на ханство в Казани, учитывая пожелания казанцев, притом вместо этого самого Сафа-Гирея, «правления которого не пожелал народ Казани» (там же).

Теперь вспомним, что самоуправно занявший казанский трон Сафа-Гирей был вассалом польско-литовского короля Сигизмунда, то есть его подчиненным, признавшим над собой полную власть этого короля-католика. Это известно из личных писем Сафа Гирея королю Сигизмунду, «попавших в поле зрения историков-ученых только в 1997 году» (76). В свою очередь, естественно, католик Сигизмунд, «король польский, великий князь литовский и русский», как его величает Сафа-Гирей в своих письмах, был, несомненно, человеком Папы Римского и выполнял его указания. Как видим, переворот в Казани, которым руководил Сафа-Гирей – то есть, человек католика Сигизмунда, – произошел через год после организации Ордена иезуитов, – выражаясь современным языком, «центра специальных операций» сверхгосударства Папы Римского.

Как ясно видно из письма Сафа-Гирея, он прилежно «выполнял взятые на себя обязательства» перед королем– католиком: «Являлся недругом Московскому, совершал набеги на города Муром, Владимир и Кострому» (76). Известно также, что во исполнение тех же обязательств перед католиками-иезуитами, Сафа-Гирей с 30-тысячным войском совершил набег на г. Муром в декабре 1540 года, а также пробовал грабить суда и населенные пункты в Мещерском Юрте. Но разноплеменное воинство Сафа-Гирея было наголову разбито татарским войском хана Шейхгали (хан Мещеры и Астрахани). Татары-тумени под личным командованием хана Шейхгали, разгромив войско Сафа-Гирея, отняли у него «полон русский», то есть, освободили пленников – мирных русских жителей, – и соответственно, вернули все награбленное. Сам Сафа-Гирей спасся бегством и заперся в крепости Казани, от штурма которой хан Шейхгали – также как и другие ордынцы, – воздерживался до последнего во избежание пролития крови мирных жителей (18, с. 305–330), (41, с. 412–414).

Ранее, в начале – первой половине XVI века, например, как мы видели из сведений поляка Меховского, ханов на Казань назначала Москва (73), то есть, Московская Орда (см. выше, Часть I). И при назначении хана, как было уже замечено, обязательно учитывалось желание казанцев (18, с. 305–330), (41, с. 405–414). Как видим, в конфликте между Москвой и группировкой казанской знати, закончившейся штурмом Казани в 1552 г., ведущую роль играли именно католики. В данном случае, король польский и литовский Сигизмунд, который вел в то время дипломатическое и агентурное наступление против Московии. Ну а Сафа-Гирей, примкнувший к Сигизмунду, организовал войну в тылу московитов-ордынцев. Позже, в 1560 г., польские и литовские войска короля Сигизмунда уже непосредственно вступили в войну против Московии, которую католический Ливонский орден, несмотря на периодически заключаемые «перемирия», фактически вел примерно с 1540 г. Война между Московией и казанской группировкой Сафа-Гирея и его последователей, была, естественно, огромным успехом католической дипломатии и агентуры влияния. А ведь отношения между Москвой и Казанью, как видно, например, из факта участия казанцев в войне Московии против поляков, литовцев и немцев в первой половине XVI века, и практики назначения ханов на Казань, были до того союзническими. Хотя поначалу, во второй половине XV века, после убийства хана Улу Мухаммада и распада Золотой Орды, были эти отношения весьма напряженными – пока там правили последователи «оболгарившегося отцеубийцы» Махмутека (18), (41, с. 408), (42).

Стоит упомянуть здесь и про конфликт между Казанью и Москвой в самом начале XVI века, развязанный ханом Мухаммадамином «под влиянием уговоров любимой им женщины» (18, с. 309–311). Этот конфликт был урегулирован Нурсултанбике, матерью Мухаммадамина и женой Менгли-Гирея, «Великой Орды великого хана, Дешт-и Кыпчака и всех Монголов падишаха» (41, с. 54), (108, с. 193–194).

«Нурсултанбике в 1505 году прибыла из Крыма в Москву, пробыла там 3 месяца, затем поехала в Казань, и в течение (этого) года уладила все отношения между великим князем Василием и ханом Мухаммадамином» (18, с. 312), (41, с. 409–410).

Так что, вполне могли ордынцы, представлявшие разные «осколки» Золотой Орды, ладить между собой и, как мы видели выше по многочисленным, весьма непопулярным у историков-западников фактам, весьма неплохо. Но противники использовали все возможности и достигали немалых успехов в сталкивании ордынцев между собой – и только слабели от этого их государства-орды, и несли эти столкновения только бедствия народам Московии и Великой Татарии.

Посмотрим теперь, какие события происходят в середине – второй половине XVI века внутри Московии, довольно ослабленной как войнами против католиков на западе, так и войной против узурпатора Сафа-Гирея и его последователей на востоке. Эти войны, как пытаются представить историки-западники, дескать, были «завоевательными» со стороны Московии. Но однозначных и объективных данных, подтверждающих агрессивность Московии и ее союзников-татар, в историографии не имеется, кроме документов, составленных уже в XVII и в последующих веках, при сочинении истории об «очень плохом Иване Грозном и его преплохих татарах».

Вначале обратим внимание на интересные факты, которые приводят исследователи Г. В. Носовский и А. Т Фоменко. Исходя из анализа многочисленных сведений, признанных во многом и официальными историками, они обоснованно полагают, что в Московии в 1547–1584 годы, названные официальными историками «периодом Ивана Грозного», правил не один царь. На троне Московии, вплоть до «смерти Ивана Грозного» в 1584 году, как видно по сохранившимся в историографии сведениям, сменилось четыре правителя (81). Отметим, что указанные историки– исследователи не одиноки в своем мнении. Еще «дореволюционный» русский историк, князь М. М. Щербатов в своей «Истории российской с Древнейших времен» пишет, что «Грозный в столь разных видах представляется, что часто не единым человеком является», в пользу этого говорят также многочисленные сведения из историографии, приводимые историком-исследователем А. А. Бычковым (17).

Приводить здесь все династические и иные подробности, излагаемые русскими исследователями в своих работах, полагаю излишним – каждый может ознакомиться с ними в указанных трудах. В данном случае представляет интерес сам факт неоднократной смены правителей Московии в рассматриваемый «период Ивана Грозного».

Иван Васильевич (Грозный), вступивший на трон Московии в 1547 году, по всей видимости, правил до 1553 года. Имеются сведения, что «11 марта 1553 года бояре присягнули наследнику престола Дмитрию» [13, с. 48]». Притом «присяга 1553 года показывает, что Захарьины (Романовы) нимало не сомневались в кончине государя» [6, с.

114]», то есть Ивана Грозного (81, с. 206–207). Как видим, в 1553 году в кончине Ивана Васильевича (Грозного) нисколько не сомневались как Захарьины-Романовы, так и другие бояре, прекрасно осведомленные в делах царского двора (101, с. 114).

И еще, как признают и официальные историки, и независимые исследователи истории, – в 1553–1563 годах в Московии, совместно с царем, правит «Избранная Рада», коллективный орган, главную роль в котором играл татарин Адашев[106] (18, с. 328).

Видимо, уже при Романовых была придумана следующая версия: дескать, бояре, подумав, что царь Иван Грозный умер («будучи уверенными в смерти царя»), «преждевременно присягали малолетнему Дмитрию, наследнику престола из рода Рюриковичей». Но, мол, прежний царь вдруг выздоровел, а вот «царь-младенец» скоропостижно скончался. Ну и, дескать, править продолжал прежний царь Иван Грозный, почему-то «устранившись от дел», и фактически правила «Избранная Рада».

Но, скорей всего, после смерти прежнего царя Ивана IV (или болезни, приведшей к его недееспособности) новый царь был избран и правил, но вовсе не обязательно, что это был «младенец». При царе, соответственно, имелась, как обычно в Московии, Боярская Дума, или «Избранная Рада» – по аналогии с ордынским Советом Карачы[107] при хане.

Поясним, что «Избранная Рада» – это, в принципе, та же Боярская Дума, Совет бояр при царе, только историки-западники так назвали Боярскую Думу 1553–1563 гг., вслед за неким западником «Курбским». «Сочинения и письма Курбского», написанные якобы во второй половине XVI века, как известно, являются одним из основных источников романовской историографии «о плохом Иване Грозном, завоевавшем еще более плохих татар». Но вот что важно: «В русской историографии давно было высказано обоснованное мнение, что знаменитая «переписка Грозного с Курбским» является ЛИТЕРАТУРНЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ, написанным С. И. Шаховским в XVII веке!» (81, с. 202), (101, с. 37).

Видимо, историкам Романовых было необходимо представить царя Дмитрия, вступившего в правление после Ивана IV («Грозного») «младенцем», чтобы более или менее правдоподобно «объяснить» все странности версии истории Московии, сочиненной ими в XVII веке. Вымышленное «младенчество» царя Дмитрия, которому присягали после смерти Ивана IV (100, с. 48), (101, с. 114), придавало правдоподобность основной легенде – о «династии Рюриковичей-скандинавов, правившей Русью издревле». Также была основана на содержании мифа о Рюрике и «рабочая легенда» Смуты – о маленьком царевиче Дмитрии, «единственном кандидате на трон Московии, чудесным образом спасшемся от наемных убийц Бориса Годунова».

Заметим, что, по всей видимости, является вымыслом и то, что в 1553 г. «Иван IV назначил главными регентами при младенце Дмитрии своих шурьев Юрьевых-Захарьиных» (101, с. 111), то есть, будущих Романовых (81, с. 209). Понятно, для чего это было выдумано – этим подчеркивается в историографии легитимность прихода Романовых к власти в начале XVII века. Притом обвиняются Адашев, Глинские и другие из Боярской Думы и вообще многие из знати Московии в том, что они в 1553–1554 гг. годах «оттеснили от трона Романовых», которых, дескать, сам Иван Грозный назначил в регенты. Только непонятно одно – как Иван Грозный, который «занемог тяжким огненным недугом… бредил в жару, перестал узнавать близких людей» (100, с. 48), мог «назначить опекунский совет малолетнему Дмитрию»?

На самом деле «Избранная рада» (или Боярская Дума) была постоянным совещательным органом при царе, ордынском правителе (Совет Карачы). Скорее всего, Адашев был влиятельным ордынцем, одним из «карачы-биев», наряду с Глинскими[108], которые тоже были представлены в «Избранной Раде» в рассматриваемый период, и играли в правлении Московией одну из основных ролей.

Согласно официальной трактовке истории, в период 1553–1563 гг. царь Иван IV «Грозный», выздоровевший после тяжкого недуга, «устранился от дел», и от его имени правила «Избранная Рада» во главе с Адашевым.

Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко придерживаются мнения о том, что Иван IV в 1553 году сошел с престола ввиду тяжкой болезни – невменяемости, «стал юродивым и через четыре года умер. Царем стал его малолетний сын Дмитрий» (81, с. 210). Адашев, как полагают указанные русские исследователи, был главой опекунского совета, учрежденного над малолетним царевичем Дмитрием (там же).

Но, скорей всего, царь Дмитрий (точнее, тот, кого избрали царем после Ивана IV) вовсе не был «малолетним». Просто сведения об этом царе из ордынской династии романовские историки постарались скрыть. Возможно даже, что им был Адашев, а возможно, и другой, и имя царя было на самом деле Дмитрий. Но суть не в этом. Главное в том, что Носовский и Фоменко верно определяют, что первый приход западников, группировки Захарьиных-Романовых к власти был примерно в 1563 г., и они фактически правили в Московии вплоть до 1572 г., до прихода к власти в Московии татарского хана Саин-Булата.

Заметим, что полное имя этого татарского хана Саин-Бикбулат, русские историки часто называют его Симеон Бекбулатович. Но его современники – как русские, так и татары, естественно, называли хана его настоящим именем Саин-Бикбулат. Поскольку, как мы уже знаем, в те времена, в XVI–XVII веках, как поясняет Г. В. Вернадский, даже русские в массовом порядке «брали себе татарские имена» (см. выше, Часть I). То есть, если называть вещи своими именами, и русские-московиты в подавляющем большинстве носили именно татарские имена, и таковых становилось все больше.

Видимо, возобновление в 1558 году Ливонской войны было связано с борьбой западников против ордынцев внутри Московии. Например, когда М. Глинский, один из противников западников, участвовал в походе в Ливонию, «его люди распоряжались в ПСКОВЩИНЕ (т. е. в уделе Захарьиных-Романовых. – Авт) как в неприятельской стране» [6, c. 147]» (81, с. 209), (101). Отметим, что в ходе войн на западе решающую роль в победах над польскими, немецкими, шведскими и датскими войсками, объединившимися против московитов, сыграли татары-ордынцы. В основе своей это были татары Мещерского Юрта. Всей кампанией против Ливонии руководил хан Шейхгали, «который, являясь потомком Чингисхана, носил высокий титул царя» (44, с. 41). В этой войне участвовали со своими войсками татарские царевичи Хайбулла, Токтамыш, Ибак и Бикбулат (также чингизиды) (там же). Участвовали и русские полководцы – упомянутый уже М. В. Глинский, Д. Р. Юрьев, князь В. С. Серебряный, И. В. Шереметьев, Ю. П. Репнин, И. М. Хворостнин и, кстати, также и поляк один, И. М. Лыков (44).

Сделаем краткий обзор хода войны, которую вела Московия на западе с 1558 по 1582 гг., чтобы нам легче было проанализировать ход событий внутри страны, происходивших в указанный период, так сказать, на фоне этой войны. Итак: вплоть до 1563 года на западном фронте московитам сопутствовала удача. В 1558 году московиты занимают значительную часть побережья Балтийского моря (современная Эстония), Нарву и Дерпт (Тарту), в 1563 г. был взят Полоцк. И почти вся Прибалтика, за исключением Риги и Ревеля (Таллина), оставалась под контролем Московии до 1577 г.

С 1578 г., ввиду ослабления Московии вследствие Смуты внутри страны (об этом чуть ниже), намечается перелом в ходе Ливонской войны. В 1579 г. в Новгородскую область вторглись шведы, и Московскому государству, изнуренному долгой войной, пришлось обороняться одновременно от войск двух сильных западных государств. В августе 1579 г. пал Полоцк, за ним Сокол.

Оставив Полоцк, московиты отступили с главными силами вглубь страны и попытались начать мирные переговоры. В июне 1580 г. к королю польскому и великому князю литовскому Стефану Баторию были направлены русские послы для переговоров о мире. Но в сентябре «поляки заняли Великие Луки, затем Невель, Заволочье и другие города, в результате чего большая часть территории бывшего Ливонского ордена, с таким трудом завоеванная Россией в долгой и изнурительной войне, оказалась в руках Батория. В мае 1581 г. шведы взяли Нарву» (93). Таким образом, Московское государство «потеряло выход к Балтийскому морю, дававший ему возможность осуществлять прямые торговые и дипломатические сношения со странами Западной Европы» (там же).

В 1582 г. заключается Ям-Зампольский мир, через полгода было подписано перемирие со Швецией. «Россия потеряла завоеванную было Ливонию, к Швеции отошли невское устье и балтийские земли. Их удалось вернуть в 1590 г., с тем, чтобы утратить в Смутное время» (35).

Чуть ниже мы узнаем, в чем была истинная причина того, что эта длительная война закончилась так неудачно для Московии, приняв такой неожиданный оборот после ее фактической победы.

Как видим, в конце 1550-х – начале 1560-х гг. лучшие и основные силы Московской Орды были скованы на Западе противостоянием войскам нескольких европейских государств. В этот момент западники, как обоснованно полагают Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, и захватывают власть в Москве. «В 1563 году послы Константинопольского патриарха привезли в Москву решение Вселенского Собора, подтвердившего право московита на царский престол». В том же году состоялась «присяга на верность царю» (якобы повторная присяга «Ивану Грозному» – по версии официальных историков).

После этого, «отставив Адашева и Сильвестра, царь стал вершить дела в узком кругу родни, не считаясь с вековой традицией. Знать негодовала на царя и еще больше – на Захарьиных. Их интригам приписывали гибель Адашева» (101, с. 171) (выделено мной. – Г.Е.).

Именно с этого времени начинается террор «опричнины», который приписан историками-западниками Ивану Грозному и его татарам.

Вспомним теперь и весьма малоправдоподобную историю о том, что якобы Иван IV (переставший узнавать близких ему людей – см. выше) «назначил главными регентами при младенце Дмитрии своих шурьев Захарьиных» (101, с. 111), то есть, будущих Романовых (81, с. 209). Эта легенда появилась уже, видимо, после свержения Адашева и его соратников, и фактического прихода к власти Захарьиных-Романовых в 1563 году. А возможно, версия эта возникла много позже, во второй половине XVII века, уже при сочинении основы романовской историографии в целом – и составлении якобы старинных летописей (там же, с. 217).

Как вполне обоснованно полагают Носовский и Фоменко, присяга 1563 года была не «повторной присягой Ивану IV Грозному», как хотят это представить историки-западники, а была принесена присяга новому царю, сменившему царя Дмитрия, вступившего на трон после Ивана IV.

По всей видимости, царем в 1563 году стал несовершеннолетний Иван, он был, по официальной версии, вторым сыном Ивана IV. При этом царе регентами были уже именно Захарьины-Романовы. Притом, как полагают Носовский и Фоменко, царевич этот был воспитанником западников Захарьиных-Романовых (81, с. 211). Но опять-таки, суть дела не в возрасте царя и не в династических подробностях, видимо, сочиненных позже. Суть в том, что к власти пришла, как правильно указывают русские исследователи, именно прозападная группировка. И последующие события, отражение которых, хотя и в искаженном виде, – в толковании историков-западников, – дошли до нас, говорят именно об этом.

Захарьины-Романовы, придя к власти, начинают уничтожать своих противников – «русско-монгольскую знать старой Ордынской династии» (там же). К противникам Захарьиных-Романовых принадлежала, «как традиционно известно», то есть, как признают и официальные историки, «практически вся старая боярская знать Московии» (там же). Этот террор западников и был представлен в сочиненной ими в XVII году историографии «опричниной Ивана Грозного». Обратим внимание, что «опричные архивы, содержавшие судные дела периода террора, полностью погибли» (101, с. 10). То есть, никаких объективных доказательств, документов того времени нам не оставили, вся история «опричнины Ивана Грозного» – это только «гипотезы» (выдумки) позднейших сочинителей.

Ордынцы, надо полагать, более или менее разобравшись в сути происшедшего, предпринимают ответные меры против переворота и террора западников. «Так в 1563 году в Московии началась гражданская война – подлинное начало Смуты на Руси» (81, с. 211).

Видимо, «учреждение «опричнины» в 1564 году» и разгул террора в Московии вплоть до 1568 года (массовые казни бояр) приходятся на время, когда западники имели преимущество внутри Московии. Их преимущество было, во– первых, во внезапности, во-вторых, в скрытном захвате власти, в-третьих, был удачно выбран момент – особенно способствовало успеху западников отвлечение основных сил ордынцев войной на западе (см. выше).

Становится понятными и следующие действия «царя Ивана» и западников, пришедших к власти вместе с ним в Московии в середине – второй половине 60-х годов XVI века: «Не доверяя преданности татар, царь разместил их по гарнизонам в недавно завоеванных городах и крепостях Ливонии и Швеции» (31). Проанализируем эти сведения: получается опять, как в случае с «назначением на царство» хана Саин-Булата, что-то вроде утверждения «не доверяя – доверил». Вообще-то, общеизвестно, что «в недавно завоеванных городах», которые перед этим еще принадлежали противнику, остающимся сильным и опасным, гарнизоны формируются из самых надежных воинов и возглавляются самыми преданными – это железное правило войны.

Но все становится понятным, если иметь в виду, что не доверял татарам-ордынцам именно новый «царь Иван» и его регенты-западники. Ведь именно в недавно завоеванных у католиков и других западных противников городах эти татары и не были опасны для прозападного правительства, поскольку были связаны тем, что должны были удерживать собственные завоевания, притом по убеждению, а не по принуждению. Да и логика простая подсказывает – тех, кому не доверяешь, безопаснее держать ближе к своим друзьям (притом сильным), а не возле своих врагов. Вот и старались «несовершеннолетний царь Иван» и его регенты-западники держать татар-ордынцев подальше от себя и поближе к своим союзникам-католикам.

Далее также находим подтверждения сказанному. «Боясь неповиновения внутри государства и особенно усиления своего старинного врага – царя Крыма, подстрекаемого, как он обнаружил, его же [Грозного][109] знатью и подданными, он (царь Иван. – Г.Е.) набрал огромную армию из поляков, шведов и собственных подданных, числом в 100 тысяч конных и 50 тысяч пеших». Войско это было набрано царем Иваном, как сообщает Горсей, «как для своей собственной охраны и силы (о чем он постоянно заботился), так и для решающего сражения с Крымом» (31). (Выделено мной. – Г.Е.).

Как видим, молодой царь Иван, который был воспитанником и сторонником прозападной группировки, размещает ордынские войска на отдаленных западных окраинах (так как боится их). Одновременно царь Иван (правительство западников) формирует огромную, притом новую, верную западникам армию, в которую входили именно те, с которыми до прихода к власти западников воевала московия. То есть, как видим, новая армия правительства западников состоит преимущественно «из поляков, шведов» (именно их в числе войска указывает Горсей вначале, а затем уже – «собственных подданных Ивана»). Эта армия из шведов и поляков предназначена была в основном для подавления сопротивления, оказываемого западникам внутри Московии (см. чуть выше: «боясь неповиновения внутри государства»).

Как полагают Носовский и Фоменко, разгром Новгорода (на самом деле, как они полагают не без оснований, Ярославля, древней столицы Ордынской Руси), который официальные историки вслед за западными публицистами приписывают «Ивану Грозному и его татарам», совершили западники (81). Англичанин Горсей пишет об этом периоде: «История не знает столь ужасной резни. Разрушенный такими действиями город (Новгород. – Г.Е.) был оставлен безлюдным и пустынным, а царь вернулся с армией и пленными из Ливонии в город Москву» (31). Как видим, войско «царя Ивана», то есть западников, продвигаются в Московию с запада, притом с армией, сформированной, как было отмечено чуть выше, из «поляков и шведов». Продвижение этой армии напоминало вторжение неприятеля (в принципе, так оно и было): «По пути он («царь Иван». – Г.Е.) приказал своим военачальникам и другим чиновникам выгнать из городов и деревень в округе на 50 миль людей всех сословий: дворян, крестьян, купцов, монахов, старых и молодых, с их семьями, добром и скотом и отправить их очистить и населить разрушенный Новгород. Это было новой казнью, так как многие из них умерли от чумы, зараженные воздухом города, в который они попали; такая мера не могла пополнить население, хотя много людей разного возраста были согнаны туда из отдаленных мест» (31). Таким образом, примерно вплоть до конца 60-х годов XVI века западники воюют с народом Московии, и проводят карательные мероприятия при помощи наемной армии из иностранцев – как видим, об этом сохранились многие согласующиеся друг с другом сведения.

Что интересно, именно в это время западники в первый раз пытаются писать новую историю Московии (остались следы «начинаний»). «При этом преследовались явные политические цели, что собственно, и не скрывается. Летописи писались на французской бумаге, закупленной за рубежом, а именно, во Франции» (81, с. 211), (101, с. 20).

Следует здесь заметить особо: вообще-то, добротной бумаги в Московии, как и в Улусе Джучи, в те времена хватало вполне. Например, ханские ярлыки Великой Орды на русском и татарском языках, татарские исторические источники XIII–XVII веков, государственные документы Московии с визами великих князей на татарском языке написаны на отличной бумаге преимущественно «восточного» (ордынского) происхождения (107), (108), (109). Так что никакой нужды «закупать бумагу для летописей», да еще во Франции, не имелось. Отметим также: о том, что бумага была именно закуплена, также нет никаких сведений. Факт лишь в том, что была бумага для этих «летописей» привезена из Франции. Но, скорее всего, были привезены уже написанные «летописи» и прочие «исторические документы» – оружие политической борьбы западников против Орды. Вспомним также, что штаб-квартира ордена иезуитов размещалась в то время именно во Франции – в Париже, где незадолго до рассматриваемого времени под руководством Антонио Поссевино прошла успешная борьба католиков против их врагов.

В общем, «Романовы-Захарьины, плотно курируемые и опекаемые со стороны иезуитов, подводили под свою династию «прочный исторический фундамент» (81, с. 212). Как было уже сказано, примерно в это время появляются упомянутые выше легенды о «родоначальнике русских князей скандинаве Рюрике», «о римских корнях» Московских царей и их государства, о «татаро-монгольском нашествии», о прежних князьях-ордынцах – «рабах завоевателей-татар» и т. п. Тогда же, видимо, был уничтожен и «архив Грозного». Именно тогда, скорей всего, попали в руки иезуитов и «исчезли в одночасье» как библиотека древних тюркских книг, так и множество документов Ивана Грозного и его предшественников-ордынцев (2, с. 972).

Как видим, многие факты говорят именно о том, что в период с 1563 до конца 60-х годов XVI века «власть в Московии принадлежит Захарьиным-Романовым, управляющим страной от имени молодого царя Ивана» (81, с. 214). В принципе, и современная официальная история согласна с тем, что Захарьины-Романовы управляли страной со двора царевича Ивана (100, с. 165), – по крайней мере, официальные историки, в определенной мере, признают сей факт. Только, повторим, что молодой царь Иван, бывший на троне в указанный период, в официальной романовской историографии был заменен выдуманным «Грозным царем, правившим непрерывно в течение 50 лет» (81, с. 214).

Но, надо полагать, ордынцы должны были и могли организовать достойный отпор западникам – ведь Захарьины– Романовы вели себя в стране именно как оккупанты-крестоносцы. Понятно, что многое из тех событий сокрыто историками-западниками, и многое все еще продолжает, как видим, скрываться или преподносится нам в искаженном виде.

Впрочем, отсутствие видимого сопротивления режиму западников в начале их правления, в принципе, вполне объяснимо – ведь приход западников к власти в 1563 году был внешне вполне, так сказать, «легальным», в отличие, например, от переворота 1446 года, совершенного шемякинцами-западниками против московского князя-ордынца Василия (42). В этом основное отличие борьбы западников против ордынцев Московии на данном и последующем этапах Смутного времени: под руководством иезуитов – умельцев по делам тайной войны – западники захватывают власть так, что мало кто поначалу может догадаться об их истинных намерениях.

Молодой царь Иван, воспитанник западников Захарьиных-Романовых, возможно, был избран вполне легитимно, также Собором. Но вот о том, что он был воспитанником Захарьиных-Романовых, как и об истинных намерениях последних и об их связях с католиками-иезуитами, возможно, знал очень узкий круг лиц, с самого начала посвященный в детали сего «мероприятия». Поэтому поначалу многие, в том числе и многие ордынцы, возможно, поддержали молодого царя Ивана, потомка ордынских царей. Активное сопротивление режиму западников началось, видимо, лишь к середине-концу 1560-х годов – после основательной «зачистки» Москвы от ордынцев, начала массовых казней, разгрома Новгорода-Ярославля. То есть, тогда, когда уже был явно виден антинародный, антиордынский и западнический характер их правления.

Но остались в историографии сведения, которые говорят о том, что к концу 1560-х годов в Московии и Улусе Джучи начинается вооруженное сопротивление Орды против западников, которое переходит в успешное контрнаступление. Выше (Часть I) мы упоминали о, казалось бы, абсурдном факте, описанном Горсеем: о том, что «московский царь Иван просил убежища в Англии» (31) в страхе перед собственным народом. Сей факт, видимо, имел место, но просил убежища, естественно, не «Иван Грозный, правивший Московией с 1547 г.». Видимо, ввиду того, что положение западников стало довольно шатким, после того как развернулась против них вооруженная борьба ордынцев, и начались переговоры об эвакуации за границу молодого царя Ивана и его приближенных.

Но поначалу, в период гонений на них, многие ордынцы уходили из Московии на «татарские просторы» – на Дон, Урал, в Поволжье, особенно в Мещерский Юрт и в Перекопскую Орду (Крым). Как говорят многие факты, приведенные выше, крымцы, как и все остальные татары, отнюдь не были врагами московских ордынцев.

Как известно, в 1571 году татары-ордынцы под командованием крымского хана Давлет Гирея подходят к Москве, разгромив перед этим 150-тысячную «русскую армию царя Ивана», состоявшую, как мы уже знаем, в основном из поляков и шведов (см. выше). Скорей всего, участвовали в разгроме западников и войска русских князей-ордынцев и татарских ханов и мурз из других юртов. Также известно, что незадолго до этого, узнав о подходе ордынского войска к Москве, молодой царь Иван покинул столицу, войско и «умчался в Ростов» (81, с. 213), (100, с. 169).

Как видим, татары-ордынцы под руководством хана Давлет Гирея воевали не с «Иваном Грозным, требуя у него Казань и Астрахань», как это трактует официальная историография вслед за «фальсификатором русской истории» Карамзиным (67). Подтверждает все сказанное выше следующее: несмотря на разгром «войска царя Ивана» (армии западников) ордынцами, и фактическое разрушение Московского государства (вернее, свержение прозападного режима), в 1570-х годах Московия преодолевает кризис, сохранив все свои территории, в том числе и Казань, и Астрахань.

А крымцы и «другие» татары, как мы помним, во второй половине и в конце 1570-х годов участвуют вместе с русскими в западных войнах Московии на ее стороне (см. выше; Часть I, Глава 3). Вспомним, что и иезуит Антонио Поссевино писал также в своем отчете о поездке в Московию, состоявшейся в 1582 году: «С союзниками турок, крымскими татарами, населяющими Херсонес Таврический, московский князь заключил мир» (93). И притом татары в указанное время, – как крымские, так и «другие», поскольку «разными народами» их историки-политтехнологи определили много позже – так и «продолжают считать, что вся страна от их границ на север и запад, до города Москвы включительно, принадлежит им» (111). Также татары-ордынцы продолжают получать «дань с русских царей» и участвовать на договорных условиях в походах и других мероприятиях московитов вплоть до начала-середины XVII века, оставаясь их союзниками (там же).

Таким образом, в Московии в конце 1560-х – начале 1570-х годов происходит «разгром Ордой партии Захарьиных-Романовых». Были казнены главари «опричнины», причастные к уничтожению старой ордынской знати. Против романовских опричников действуют Малюта Скуратов-Бельский и Василий Грязной. «Малюта Скуратов уничтожал деятелей Захарьинского опричного террора. За что, видимо, и был объявлен «очень плохим» – тут мы и видим, наконец, кто писал ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ ВЕРСИЮ РУССКОЙ ИСТОРИИ – Захарьины-Романовы и их потомки» (81, с. 213–214).

Московией начинает править новый царь – татарский (ордынский) хан Саин-Бикбулат (Саин-Булат), которого русские обычно называют Симеоном Бекбулатовичем. В новую Думу (взамен разогнанных западников) вошла знать, представители которой, или их родственники, преследовались при прежнем режиме (там же), (101, с. 174–175). Молодой царь Иван отрекается от престола в пользу главы Думы хана Саин-Булата, который, как обоснованно полагают Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко, правит до 1584 года (81, с. 215). Как считают эти исследователи, хан Саин-Булат сменил, согласно обычаю, свое имя на «царское имя Иван» и был венчан на царство в 1576 году как царь Иван (там же, 216). Это венчание официальные историки и называют «третьим венчанием одного и того же царя – Ивана Грозного».

Но, скорее всего, дело обстояло несколько иначе. Известно, что ордынский хан Саин-Булат был «главой Думы и имел царское происхождение» (100, с. 201), также имеются сведения, что он «сын Казанского хана» (31), носил Саин– Булат также титул «хан Мещеры и Астрахани» – как и остальные ханы (правители) Мещерского Юрта (41), (42). Заметим, что официальные романовские историки титул «хан Мещеры и Астрахани», который носили многие татарские ханы-ордынцы, заменили придуманным ими же наискромнейшим титулом «касимовский хан». Дескать, «касимовские» ханы были ненастоящими ханами, их «просто так» называли «ханами» («царями»).

Вполне уместно будет здесь также напомнить, что прозвище-имя «Саин» (слегка искаженное татарское слово «Сыен») на татарском языке означает «надёжа», «опора», «защита», «покровитель» (41, с. 92). Полагаю, что это прозвище-имя, унаследованное от первого хана Золотой Орды, Бату хана, тоже является своего рода «титулом» – по крайней мере, «говорящим» прозвищем, данным хану народами Русских земель и Улуса Джучи, – как русскими, так и татарами и другими их земляками.

Теперь вспомним, что Московское государство «и после окончательной победы над татарами продолжало платить дань Касимовскому и Астраханскому ханствам» (115), то есть, Орде-Центру, и что татары-ордынцы и в конце XVI – начале XVII века «продолжали считать Москву и все земли западнее своих границ своей» (111). Будем учитывать эти, и многие другие факты о подлинной роли татар в истории Московии XV–XVII веков, приведенные выше – хотя и тщательно скрываемые от нас, или превратно, в крайне антитатарском и антиордынском духе, толкуемые и соответственно искажаемые официальными историками. И мы можем определенно сказать, что, скорее всего, хан Саин-Булат занимал довольно высокое положение в системе Великой Орды – политической организации, которой принадлежала еще в рассматриваемый период власть в Великой Татарии и Московии. И было это положение более высоким в иерархии Орды, чем положение Московского царя (великого князя) – тоже ордынца.

Иное дело, что прежнего единства у Великой Орды в рассматриваемое время уже, скорей всего, не было, но перед лицом общей опасности ордынцы Улуса Джучи, как видим, вполне еще могли находить общий язык и пути к единению. Притом хан Саин-Булат, видимо, не мог оставаться царем Московии долгое время – примерно так же, как не мог «стать царем Московским хан Золотой Орды Улу Мухаммад» – см. (42). Правление в Московии ордынский царь взял непосредственно в свои руки только, видимо, в самый тяжелый период борьбы с западниками, так сказать, в условиях чрезвычайных. Таким образом, вполне могло быть так, что после того как хан Саин-Булат лично правил весь период разгрома западников и преодоления кризиса в Московии, он дал указание об избрании царя непосредственно «на Московию».

Тогда становится понятным и «венчание на царство Ивана» в 1576 году: царь Иван[110] избирается на Московию из числа потомков ордынских царей, чингизидов, и правит до избрания царя Федора (1584 год), после Федора избирается на царствование в Московии царь Борис Годунов (1598 год).

То, что в Московии и на обширных территориях вокруг нее в XVI веке еще правили ордынцы, видно не только по тому, что после разгрома группировки Захарьиных-Романовых престол до 1576 года занимает ордынский хан Саин-Булат. Известно, что татарские ханы, вроде бы официально не «числившиеся» на троне Москвы, а также Казани и Астрахани (которые были, как мы помним, «царским троном с самого начала»), носили титулы царей – вроде как «министров без портфелей». Выше тому уже приводились примеры. Многие представители татарской знати носили в рассматриваемое время титулы «царевичей» – последний термин явно мог означать только то, что носил этот титул сын царя, но именно и только «действующего» царя, то есть, сын избранного и обладавшего реальной властью царя (или, по-другому, хана).

И еще. Как говорили китайцы – «как на небе не может быть двух Солнц, так и на Земле не может быть двух императоров» (22), или иных монархов (царей, ханов, королей) – по крайней мере, так сказать, на обозримом и досягаемом для данного императора или другого монарха расстоянии. Немногим в этом смысле отличались от китайских, понятное дело, и все остальные правители мира. Поэтому в одном государстве и в одной стране царем (ханом) мог называться только один, верховный правитель, или же тот, который по какой-либо причине имел власть над самим этим правителем или был, по крайней мере, равен ему.

В связи со сказанным проясним еще одну несуразицу из романовского курса официальной истории, относительно рассматриваемого периода: нам объясняют, что вот, мол, «русские цари правили в Московии, а татарские цари (ханы) им служили». Кроме крымских ханов (царей) – те, мол, служили турецкому султану (то есть, тоже царю). Но, представляется, что это предположение официальных историков, мягко выражаясь, нелогично – особенно если учитывать все приведенные выше факты.

Но есть и вполне обоснованное и логичное объяснение тому факту, что в Московии и Великой Татарии, например, наряду с «формально правящим царем» наличествовало несколько царей одновременно, причем как татарских, так и, так сказать, «чисто русских» (об этом чуть ниже).

Во-первых, заметим, что во избежание малейшей путаницы в том, «кто старше», – которая чревата в деле управления такой огромной страной, как Московия, большими осложнениями, – «служащий царь» должен был бы принять другой, отличный от «настоящего царя», титул. Например: «князь, бий, тархан» и тому подобное, но только не «царь» – понятное дело. Но факты, как мы видели, говорят об ином – оказывается, сосуществовали весьма мирно, да и правили весьма эффективно и слаженно в Московии как цари русские, так и татарские – и не путались никак, «кто есмь царь» на тот или иной момент. Например, дошел до нас факт, достоверность которого признают и официальные историки: царь Иван IV просил у хана Саин-Булата «разрешения на борьбу с предателями на территории его (Ивана) собственного удела» (99, Т 2), (114, с. 155).

Английский профессор Хоскинг также признает, что татарский хан-ордынец Саин-Бикбулат обладал реальной властью в Московии, правда, оговаривая, что было это чуть ли не «гротескным возрождением правопорядка Чингизидов и системы управления степных ханств» (114, с. 155). Но, как видно из всего рассмотренного, было это на самом деле не «гротескным возрождением», а продолжением Золотой Орды – не столько «степного» (якобы «примитивного кочевого»), а гораздо более совершенного государства, чем западноевропейские деспотии того времени (42). К тому же из якобы «относительно простой системы управления» Великой Орды сами западноевропейцы, как было замечено выше, много интересного, положительного и прогрессивного переняли в свое время. Правда, объявив позднее, в XVII–XVIII веках, все перенятое ими «исконно западным», к которому, дескать, «дикий Восток» никакого отношения не имеет (42).

Во-вторых, мы видели, что татарских ханов русские канцеляристы и летописцы XVI века в своих дошедших до нас записях неизменно величают царями, – так же, как и ханов Золотой Орды в XIII–XV веках – например, это ханы Саин-Булат и Шейхгали. Тут дело в том, что ордынские ханы (цари) имели и в XVI веке реальную власть не только в Московии. Их власть и влияние распространялись и на значительной территории Улуса Джучи, еще сохранявшейся в рассматриваемое время именно как ордынское политическое пространство. И это политическое пространство, и влияние татарских царей в нем были основаны на ордынской системе, и была эта система надгосударственной – примерно такой же, как и власть Папы Римского в Западной Европе. Но власть ордынской системы, в отличие от папской власти, имела более, так сказать, коллегиальный, коллективный характер и не была связана с религиозными догмами. И главное, Великая Орда, в отличие от католической церкви, никогда не стремилась превратить все население обозримого мира в подобие «единого Христова стада», в пастухи коего намечался Папа Римский, а в подпаски – знать европейских католических государств.

Как известно, власть Великой Орды была отделена от церкви, а ее политика была основана на принципе веротерпимости, и в целом на идеологии Чынгыз-хана (или чингизизме), основной целью которой было поддержание на просторах Великой Татарии (или субконтинента Евразии) справедливых и человечных порядков, «отвечающих потребностям всего сообщества ее народов» (18), (41), (42).

Но вернемся к делам наших предков, в великий юрт Московию XVI века. Нелепые «объяснения» официальных историков-западников, стремящихся представить дело так, что мол, «Иван Грозный понарошку уступил трон татарину Саин-Булату, а сам остался не у дел» (81, с. 214–215), и т. п. измышления здесь анализировать и опровергать, полагаю, излишне. Выше, в Части I, и в данной главе на этом уже останавливались, было об этом достаточно сказано и в (42).

Только обратим здесь внимание на то, как оценивают исследователи Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко попытки официальных историков «объяснить» факт восхождения на престол Московии татарина-ордынца, хана Саин-Булата: «Глядя на эти нелепые сцены традиционной версии, можно понять историков, трактующих эти «действия Грозного» как шизофрению. Однако, по нашему мнению, никакой шизофрении тут нет» (81, с. 214). Согласимся, что нет – в противном случае придется-таки признать шизофрениками или, что более подходяще для «объяснения» несуразиц и странностей романовской историографии, полными идиотами также и всех окружающих царя Ивана IV и хана Саин– Булата. Этаким фантастическим царством шизофреников и дебилов получается у официальных историков Московия, если доводить их мысль-теорию «о вражде русских и татар» до логического завершения. Но «дело в том, что документы рассказывают здесь нам о реальном восшествии на престол реального русско-ордынского хана Симеона после победы Орды. Никакого «Грозного царя» рядом с ним нет. Есть лишь «Грозная Эпоха», персонифицированная позднее Романовыми в лице «Грозного царя» (81, с. 214).

Но вот еще что интересно (и малоизвестно): не только татарские ханы носили титул царя при, так сказать, «официальном», живом и правящем царе. Титулом «царь» например, величали наряду с татарскими («касимовскими») ханами-ордынцами также и Бориса Годунова, который «еще в 1591 году, за 7 лет до смерти царя Федора, был назван ЦАРЕМ, причем не где-нибудь, а в официальном подлинном документе, сохранившемся до нашего времени!» (81, с. 222). Понятно удивление исследователей, притом заметим, что этот официальный документ – письмо хана Перекопской Орды (Крымского хана) с записями на ней, произведенными сотрудниками царской канцелярии Московского царя (царя Федора)[111]. Но ничего, в принципе, нет удивительного в том, что Борис Годунов носил уже в то время титул «царь». И что еще при жизни царя Московского Федора Борис Годунов принимал иностранных послов по правилам царской аудиенции и австрийский посол, например, оказывал ему все те почести, которые полагалось оказывать «действующему» царю Московии (81, с. 223).

Дело в том, что Борис Годунов был из потомков татарского мурзы Чета (61, с. 326–327), то есть, принадлежал к старой ордынской династии – точно так же, как и татарские (ордынские) цари, упоминаемые в русских летописях. Видимо, были и другие ордынцы с русскими именами, относившиеся, также как и Борис Годунов и татарские ханы, к правящей ордынской знати, так сказать, к «номенклатуре» Великой Орды – но имена многих из них романовские историографы смогли от нас скрыть.

Эти имена старой ордынской династии были стерты из истории Отечества, когда переписывалась история Московии (81), особенно когда переписывались родословные русско-ордынской знати (там же, с. 241–245).

Но сохранились многие имена ордынцев-татар, этому способствовало, во-первых, то, что татары больше общались с восточными странами, и там не все сведения смогли «вычистить» иезуиты и, во-вторых, сведения о татарских ханах и мурзах-ордынцах, как и многие сведения из истории татарских родов и татарского народа, сохранялись непосредственно в татарских кланах и семьях. Отметим, что из этих кланов ведут также свои родословные многие русские князья и дворяне татарского происхождения – например, Давыдовы, Шереметьевы, Ширинские, Юсуповы и многие другие.

Сведения в подтверждение того, что многие татары еще помнят, что они «происходят из Золотой Орды», «от Чынгыз-би хана», приводились в (41), (42). Примером того, что потомки и тех татар-ордынцев, которые позже оказались в составе русского народа, сохранили память о своих предках, несмотря на все старания романовских историков-западников, можно привести стихи поэта и генерала Дениса Давыдова[112], героя Отечественной войны 1812 года:

Как видим, те, кто принадлежал к высшему правящему сословию Орды, как татары, так и русские, носили титул «царь» (хан) и имели очень большое влияние в Московской Орде и на многих территориях Улуса Джучи – Великой Татарии. Для пояснения сказанного можно привести следующее сравнение. Представитель высшей номенклатуры Великой Орды, носивший титул царя (хана), был для царя Московии (или для другого правителя того или иного «осколка» Улуса Джучи) примерно тем же, кем был в советский период для того или иного председателя исполкома областного Совета (что ныне соответствует должности губернатора) член Политбюро ЦК КПСС. То есть, вроде бы не имея над московским (или казанским, астраханским и др.) царем власти юридической, формально не занимая никакого вышестоящего государственного поста, тем не менее, ордынский царь обладал над ним определенной политической властью.

Притом власть ордынских царей (ханов) основывалась не на принуждении, а, главным образом, на огромном авторитете, которым они обладали среди самых широких слоев населения Московии и Великой Татарии. Бывало так, что даже захват власти в результате переворота и «смещение» царя-ордынца (или князя, назначенного этим царем) не приводили узурпаторов к успеху – за «сверженным» ханом или князем, по выражению летописца, «аки пчелы за маткою», следовала наиболее активная часть населения и правящего сословия, иногда в буквальном смысле. И бывало так, что в результате узурпаторы оставались ни с чем – править им становилось не с кем, а зачастую и не над кем. Примерами подобных случаев можно привести «уход» ордынского хана Улу Мухаммада из Сарая в 1437 г., и великого князя Московского Василия II из Москвы в Коломну в 1433 г. (42).

Даже романовская историография вынуждена признавать, что «и в последние годы «эпохи Грозного», и в последующее правление царя Федора в Московии «фактически правил Борис» (Годунов), он «обладал практически неограниченным влиянием на царя», хотя «никакой должности не занимал» (81, с. 226–227). Также и хан Саин-Булат, в принципе, определенное время «никакой должности не занимал», но влияние он на московского царя имел немалое, – например, на того же «Ивана Грозного». Хоть и попытались историки-западники истолковать в выгодном для своей версии свете сохранившиеся об этом сведения, но получилось у них, мягко говоря, неубедительно (см. выше).

Теперь становится понятным, почему Бориса Годунова ненавидели западники, притом именно за принадлежность к «монгольскому племени Чета» (58, с. 74). То есть, за его принадлежность к политическому сообществу Монголов («Вечных»)[113] – ордынцев. Неудивительно также и то, что он был избран царем Московии, казалось бы, «в обход династического порядка, в нарушение принципов престолонаследия» (точно так же, как и хан Саин-Булат). Но, как видим, никакого «нарушения» не было в приходе Бориса Годунова к власти в Московии. Просто в сочиненной романовскими историками версии истории Московии все было представлено в максимально искаженном виде – и оттого остались, «необъяснимые» на первый взгляд, противоречия и нелепицы в историографии. Но многое, как видим, объясняется, если учитывать как роль татарского этноса, так и значение ордынского фактора в истории нашего Отечества при объяснении странностей и нестыковок, которыми изобилует наша история.

Глава 3

Кульминация смуты: конец XVI – начало XVII века

Итак, первая атака католического мира на Московию, организованная в соответствии с новыми методами ведения тайной войны, которую предприняли иезуиты с помощью западников внутри страны с начала 1560-х гг., все же захлебнулась и закончилась для них неудачей к началу 1570-х гг.

Хотя Запад и смог захватить внушительный плацдарм у Московии, все же «осколки» Великой Орды сумели объединиться и отразить это нападение своего давнего противника.

Но «сила ордена иезуитов была огромна, ее не сдерживали границы континентов. До Японии, до Индии и Америки дотянулись иезуиты. Они проникли на мусульманский Восток и многое там натворили. С их помощью Ислам стал другим – арабским… Всюду Запад выжигал «тюркский след», всюду кроил прошлое по-своему. Москва не исключение, наоборот, предмет его особого интереса» (2, с. 947–948).

После преодоления первого этапа Смутного времени, который, как мы рассмотрели, имел место примерно в 15601570 годах, Московия вплоть до конца XVI века вроде бы особых видимых потрясений не испытывала. Но естественно, Запад в лице Католической церкви, и особенно ее авангарда – Ордена иезуитов – вовсе не отменял и не собирался прекращать натиск на Восток.

В те времена подчинение той или иной страны сверхгосударству Папы Римского выражалось первым делом в принятии его веры, христианства католического толка. Поэтому и называлась боевая организация католиков Орден иезуитов, «Обществом Иисуса» – основной задачей этого ордена было завоевание умов и душ посредством внедрения католицизма. Притом «суть христианства для многих аристократов в том и состояла, признает он или не признает власть Папы Римского. Религия на Западе давно стала политикой, ее игрой» (2, с. 937). Поэтому велась, как мы уже знаем, постоянная и массированная идеологическая агрессия католиков против Московии, с целью постепенного окатоличивания большинства ее знати и населения через внедрение «христианства греческого толка», которое, в принципе, мало чем отличалось от католицизма. При этом «греческая церковь» и, соответственно, ее паства практически управлялись из Ватикана (столицы католицизма), поэтому-то иезуитами-католиками старательно внедрялась «греческая вера» и в Московии (64). Можно уверенно заключить, что принятие этой «греческой веры» уже обеспечивало определенное подчинение той или иной страны католическому сверхгосударству.

Как отмечалось выше, независимые отечественные историки-исследователи – как русские (Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко), так и тюркский (Мурад Аджи) – совершенно независимо друг от друга пришли к обоснованному выводу о том, что вера, исповедуемая в рассматриваемое время в Московии и Великой Татарии, была иной, чем это трактуется в официальной истории. Также примеры этому приводились выше из сведений иностранцев-католиков, посещавших Московию в рассматриваемое время. То есть была вера московитов и татар отличной как от христианства, так и от мусульманства времен «романо-германского ига». И оставалась эта вера таковой вплоть до насильственного массового введения «христианства греческого толка» государством Романовых, примерно в середине XVII века, вплоть до никоновской, точнее, романовской «реформы церкви» – уже на завершающем этапе «идеологической агрессии католиков– иезуитов против Русской православной церкви» (64).

Примерно в тот же период времени, тоже под умело организованным влиянием католиков-иезуитов (2), и Ислам, бывший на своем раннем этапе религией прогресса и просвещения, станет их тормозом и антиподом, так как будет, в основном, превращен в собрание застывших догм, запретов, – в совокупность так называемых къалламов. Это достигалось в ходе постепенного изменения Ислама путем хитроумных «нововведений, раздиравших исламский мир на части», «арабизации» и введения в эту религию многочисленных толкований-«ответвлений», чем и занималось высшее мусульманское духовенство, «поставленное христианскими колонизаторами» (2).

Къаллам – это казуистические толкования Корана, которые сочинялись высшим мусульманским духовенством и распространялись в «мусульманском мире» как обязательные для исполнения (соблюдения) в вопросах вероисповедания, поведения и мировоззрения среди «правоверных мусульман». Причем у мракобесов получалось так, что их къаллам как бы имел приоритет даже перед нормами Корана. То есть, согласно установкам высшего духовенства, Коран, основную Священную Книгу Ислама, по сути, мусульманам уже нельзя было самостоятельно читать и понимать, а только через къаллам – только в толкованиях «мудрейших из мудрых» священников, в каковые были определены единицы из верхушки ближневосточного мусульманского духовенства. Тот, кто возражал против этого, объявлялся «муртадом» («вероотступником») – что было гораздо хуже, чем быть «кяфуром» («неверным», «не мусульманином»), так как «муртад» подлежал немедленному уничтожению – точно так же, как и еретики у католиков.

Например, татарский философ, теолог и богослов Габдуннасыр Курсави, публично выступавший против этих абсурдных требований къалламистов, был приговорен мусульманскими высшими духовными лицами к смертной казни как «вероотступник» (XVIII век). Курсави все же спасся при помощи друзей, и живым вернулся из Бухары, где «братья-мусульмане» содержали его в яме-тюрьме в ожидании казни. Но и на родине, в Казани, Курсави «доставали» романовские муллы-мракобесы, которые организовывали его преследование при помощи властей. Курсави погиб в Стамбуле, во время хаджа (путешествия в Мекку), официальное объяснение – «умер от болезни».

Но последователи и ученики Курсави, настоящие татарские просветители-муллы из народа, продолжили дело «татарского Лютера» по возвращению к истокам Ислама, к самостоятельному чтению и пониманию Корана каждым мусульманином (63), (113). То есть, татарские Реформаторы старались постепенно возвращаться к тому Исламу, который был еще у татар до «арабизации» этой религии. Ранний Ислам татары исповедовали еще до Чынгыз-хана, и при Чынгыз-хане, и достаточно долго после него, и именно по Корану, написанному на «языке страны тугызугызов и татар» (41, с. 235–245), – до постепенного внедрения среди них арабизированного Ислама суннитского толка в XIV–XVII веках. Вспомним, что Чынгыз-хан сам исповедовал именно ранний Ислам (41), (42). Татары-мусульмане, даже будучи уже суннитами, еще и в XVII веке говорили о своем соплеменнике Чынгыз-хане: «Основные установления Бога он принял (соблюдал), и мы считаем его мусульманином» (117).

Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко приводят, как мы выше видели (см. Часть I), неопровержимые факты, говорящие о «близости, или даже единстве мусульманства и православия», исповедовавшихся в Московии и Великой Татарии в рассматриваемый период (79, с. 129). С их выводами согласуется, в принципе, и мнение Мурада Аджи, – притом он довольно-таки основательно выясняет в своих трудах вопросы истории религии Московии-Татарии. Мурад Аджи поясняет, что в своих ранних формах «христианство и мусульманство еще не так отличались одно от другого, различия пришли позже, они политического свойства» (2, с. 961), (4). Этот независимый и притом незаурядный исследователь тюркской истории уверенно полагает, что вплоть до XVII века, до насильственного обращения в «греческую веру», у московитов, как и у остальных жителей Великой Татарии, была одна вера – как выше упоминалось, Единобожие-арианство, продолжение Тенгрианства, древней религии тюрок. Одним из названий (возможно, разновидностью) этой религии-Единобожия было несторианство, довольно распространенное, как мы помним, у средневековых татар наряду с ранним Исламом (41). Несторианство, видимо, в принципе, тоже было продолжением Тенгрианства-Единобожия (2), (42). Так же, как мы уже знаем, великий знаток христианства Антонио Поссевино подчеркивал, что еще и в конце XVI века вера московитов является «неким подобием греческой веры», то есть, весьма отличалась от христианства, пусть даже и «греческого» (93). Соответственно, можно обосновано полагать, исходя из всего изложенного выше, что ни предшествующие Ивану Грозному московские великие князья, ни сам Иван Грозный, ни последующие цари вплоть до Бориса Годунова включительно, ни тем более их подданные, не исповедовали «христианство греческого толка».

Как видим, в рассматриваемое время, как вера московитов, так и татар отличалась тем, что не обязывала никого подчинять свои разум и душу ни «греческому», ни «римскому», ни «мусульманскому» или какому-либо другому представителю духовенства. В том числе и высшего – то есть, исповедуемая московитами и татарами религия не допускала и мысли, что кто-то может объявить себя представителем (наместником) Бога на Земле. Таковым и был Ислам раннего толка, исповедуемый татарами издревле. В позднем Исламе мракобесы, хоть и не осмелились на то, чтобы открыто присвоить себе полномочия Бога, но, как отмечалось выше, наделив себя исключительным правом толкований Корана, фактически «приватизировали Божье слово» и использовали собственные толкования принципов Священной Книги мусульман в своих корыстных, вернее, политических интересах (113).

Идеологическая агрессия, развернутая католиками против Московии, видимо, не приносила им ощутимых результатов – будучи в культурном отношении гораздо выше иезуитов-католиков (вопреки утверждениям западников), московиты и жители Великой Татарии, видимо, не горели желанием обращаться в какую-либо иную веру, притом в веру тоталитарного характера – ни в католичество, ни в веру «греческих отцов».

В 1581 году в Московию прибывает Антонио Поссевино, как мы знаем, один из руководителей и активных деятелей Ордена иезуитов. Одной из дипломатических задач Поссевино было склонить царя Московии и его приближенных к принятию христианства (2, с. 987). Вторая задача миссии Поссевино, которая была взаимосвязана с первой – «привлечь московского царя к антиосманской лиге и этим приблизить его к папскому двору», то есть, склонить Московию к войне с Оттоманской Турцией (93).

Но высокопоставленный «иезуит не исключал также прямого военного нападения на Россию, поддерживая агрессивные планы Батория <…> Только неожиданная смерть Стефана Батория помешала началу военных действий» (там же). Само собой разумеется, не исключало «прямого военного нападения» на Московию и руководство сверхгосударства Папы Римского, точнее, они уже давно вели войну против Московии. И хотя, на данное время, как мы знаем, на театре боевых действий было перемирие, война против Московии продолжалась другими методами.

Притом, как увидим далее, агрессия велась не только идеологическая, и давление на Московию и ее союзницу Турцию оказывалось не только дипломатическое.

Не добившись успеха в принятии христианства московскими царями-ордынцами – то есть, не сумев их подчинить Папе Римскому путем уговоров и обещаний, католики приступили к военной агрессии. Многие русские земли на Западе, подвластные ранее Московии, были захвачены католиками – воспользовавшись ослаблением ордынцев в результате первого этапа Смуты (1563–1570 гг.), противник сумел оттеснить московитов почти со всех занятых ранее рубежей. Московия, как видим, была изнурена как внешней, так и внутренней войной. Следовательно, у противника на этот раз было гораздо более выигрышное положение.

Но все делалось постепенно, по намеченному плану, с предварительной тщательной подготовкой – с начала 1580-х гг. на военном театре Ливонской войны, на границах огромного, захваченного у Московии плацдарма католики, добившись определенных успехов, придерживались перемирия. Обе стороны восстанавливали силы, и, видимо, в данное время не были заинтересованы в продолжении боевых действий. Как увидим далее, католики и западники в целом войну против Московской Орды – как тайную, так и явную – продолжат примерно по тому же сценарию, который был уже «обкатан» ими во время первого этапа Смуты, в 1560-х гг. Но будут уже гораздо масштабней и изощренней «спецоперации» католиков-иезуитов и их подручных-западников.

Вначале католики нанесли удар по руководству своего противника – видных московских ордынцев начали уничтожать агентурным путем. Известно, что уже в XIII веке «у немцев была неплохая агентура. Кинжалы и яды сработали вторично, после гибели Ярослава Всеволодовича, и опять в нужный момент» – так высказывался Л. Н. Гумилев, описывая гибель князя Александра Невского (34, с. 568), (38, с. 297).

Повторим, что в XVI веке все происходило намного масштабнее и изощренней – методы тайной войны совершенствовались. Многие московские цари и князья «рода Рюриковичей» (мы уже знаем, что это были именно русские-ордынцы, а не «потомки скандинава-разбойника») были отравлены, «что доказала современная экспертиза царских останков. Дозы мышьяка и ртути превышали все критические нормы. Самые предельные» (2, с. 987), (67). «В Кремле начались отравления, породившие слабоумие и болезни в царской семье», впрочем, не только отравления – как ниже увидим, «иезуиты могли подстроить любое убийство, это их стиль ведения борьбы» (2, с. 987).

После волны терактов шла волна пропагандистского воздействия – причем также массированного. Разумеется, эти же теракты также использовались в пропагандистских целях – в их совершении обвиняли тех же московитов и татар, мол, «уничтожали своих конкурентов». Или просто в безумной ярости, дескать, «мочили» друг друга ни с того, ни с сего эти дикие московиты – отец сына, например. Мол, деспоты они, притом шизофреники да дебилы – какой, дескать, с них спрос. Потом и в сочиненную ими историографию все это включали, и уже отечественные западники радостно «повторили эти выдумки столько раз, что все в это поверили» – так выразился Л. Н. Гумилев о правдоподобности многих утверждений своих «научных коллег» (34, с. 663–667).

Например, отравив князя Ярослава Всеволодовича, католики еще в XIII веке обвинили в этом не кого-нибудь, а именно мать верховного хана державы Монгол (41, с. 353). Точно так же и позже иезуиты в распускаемых их агентурой слухах результаты проводимых ими же ликвидаций и покушений объявляли делом рук своих противников-ордынцев. Как известно, «Ивана Грозного» обвиняли в том, что он, дескать, «убил своего сына и еще массу знати ни за что», в том, что царь убивал и простолюдин во множестве. Причем запросто якобы мог казнить – за то, например, что «не так посмотрел», или «стоял не с тем выражением лица» и т. п.

Бориса Годунова пропаганда иезуитов обвинила уже в «отравлении сына Ивана Грозного Федора» и еще в массе невообразимых преступлений. Еще обвинили царя Бориса в том, что он «подверг опале, сослал и отравил хана Саин-Булата» – но тот мол, «чудом выжил после отравления Борисом, хотя и ослеп». Но, забегая вперед, заметим, что известно достоверно только то, что хана Саин-Булата[114] заключили в Соловецкий монастырь, то есть, в тюрьму, и там уничтожили именно западники во главе с «Лжедмитрием», после того, как они захватили Москву. Когда ставленник иезуитов захватил власть в Московии, престарелый ордынский хан открыто и мужественно выступил против узурпаторов, не польстившись на их подачки – этим и объясняется уничтожение западниками старейшего царя-ордынца (58, с. 296).

В результате незаметного отравления у московского царя Федора, избранного на престол в 1584 году, рано развились болезни, человек постепенно угасал от неизвестного яда[115]. Потом объявили историки-западники и такую версию: мол, никто его не травил, это все, дескать, выдумки его жены, сам таким и родился – «дураком и доходягой», – из-за «плохого Грозного папы». А из-за «натворенных папой ужасов опричнины» – мол, прямо дома, на глазах у маленького Феди – дескать, и вовсе вырос Федор запуганным идиотом. Именно таким, согласно утверждениям некоторых историков-западников, был царь Федор – мол, правильно описывали его враги-католики в своих публикациях.

Но не был царь Федор с рождения слабым и болезненным, и в юности не был таким, есть об этом сведения – и в начале своего правления Московией он весьма неплохо справлялся со своими обязанностями царя. Например: в 1585–1587 гг. царь Федор писал татарскому царевичу Мурату: «Будь готов с верными ногаями и козаками идти к Вильне, где встретишься со мною; и когда управимся со своим литовским недругом, тогда легко истребим и вашего (недруга): поздравим Сайдет-Гирея ханом улусов крымских» (58, с. 67). Вот еще царь Федор пишет другому татарскому царевичу, Исламу: «Я сам поведу рать свою от Смоленска к Вильне; а ты с главною силою иди в Волынию…» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).

Или вот другой пример: «Федор сел на бранного (боевого. – Г.Е.) коня (так хотел Годунов!), чтобы войско оживить усердием» (там же, с. 91) – то есть, чтобы поднять дух бойцов личным примером в труднейшую минуту военного похода. Подобное не возбраняется и в современных армиях мира, и до сих пор является одним из древнейших элементов науки командовать.

Как видим, царь Федор умел и мог командовать войсками, притом как на уровне стратегическом, так и самом низшем – тактическом. И не чурался никоим образом военных походов этот московский царь, причем весьма неблизких. А полевые условия военных походов, тем более в XVI веке, отметим особо для сведения некоторых нежных кабинетных историков, были довольно суровы – как для простого воина, так и для высшего командира, – не место там слабаку, да и придурковатому нечего делать. Да и представим себе – был бы царь Федор таким, каким его описывают историки-западники вслед за западноевропейскими публицистами-карикатуристами, тогда как бы вид «болезненного, слабого, робкого, придурковатого» царя на горячем боевом коне «оживил войско»? Притом не сам же он на боевого коня сел, «чтобы войско оживить усердием», а по совету опытного и бывшего много старше его (как по возрасту, так и по положению) Бориса Годунова, причем обладавшего незаурядным умом и опытом, как признают и сами историки-западники. Уж царь Борис не допустил бы, как представляется, сей плачевной картины – явления «слабого, робкого и слабоумного» царя перед всем войском, да на боевом коне, который может ненароком и скинуть недостаточно решительного и слабенького седока – конь прекрасно чует, кто на него сел, робкий дебил или мужественный сообразительный воин. Каждый согласится – не «усердием оживил» бы войско Федор, будь он «робким и слабоумным», а своим жалким видом лишил бы войско остатков боевого духа. И бесспорно, отнюдь не в интересах Бориса Годунова был подобный отрицательный результат явления царя Федора усталому войску.

Занимался царь Федор, говоря по-современному, и строительством вооруженных сил, притом, с энтузиазмом: «Мы не шли на войну, но к ней готовились, везде укрепляясь, везде усиливая рать: желая как бы невидимо присутствовать в ее станах, Федор учредил общие смотры» (58, с. 73). (Выделено мной. – Г.Е.).

К тому же и дипломатической деятельностью в начальный период своего царствования в Московии царь Федор занимался довольно активно – общался как с дружественным турецким султаном (там же, с. 69), так и с суровым шведом королем Иоанном (там же, с. 90–91).

Как видим, не был царь Федор в первые несколько лет своего правления ни запуганным дебилом, ни слабым и болезненным. А напротив, занимался полнокровной царской деятельностью – хоть и промелькнуло у нас в приведенных примерах «кураторство» ордынца-царя Годунова над царем Московии Федором. Но это, как видим, вовсе не говорит о том, что царь Федор не справлялся со своими обязанностями главы государства.

Однако уже в 1589 году англичанин Флетчер описывал 32-летнего царя Федора «бледнолицым, со старчески медленной походкой» (111). «В лице царя Федора династия вымирала воочию», отмечает и В. О. Ключевский (61, с. 326).

В 1598 году, после смерти царя Федора, престол занимает царь Борис Годунов, как известно, в результате его избрания Собором на правление Московией – так было юридически оформлено его назначение на данный государственный пост.

Вообще-то, Борис Годунов приступил к фактическому правлению страной еще ранее, задолго до смерти формально действующего царя – видимо, по причине постоянной болезни царя Федора, наступившей явно из-за его отравления, и ввиду постепенного осложнения ситуации в стране под постоянным идеологическим, агентурным и дипломатическим давлением иезуитов.

Примерно через два года со времени начала царствования Бориса Годунова, как известно, и начинается период, который официальные историки называют «Смутным временем». Но эти события явились уже продолжением тех, которые были рассмотрены нами в предыдущей главе. Главной целью иезуитов становится ордынец Борис Годунов, как фактический правитель Московии – вначале его иезуиты берут в прицел своей пропаганды, а отравить ордынского царя западникам удастся позже. Вся идеологическая наработка предшествующих десятилетий, после начала тиражирования «легенды о Рюрике» и «западном, христианском происхождении русского государства», позволила объявить «законным кандидатом на трон Московии и единственным наследником престола» (как и объясняют ныне официальные историки), младшего сына Ивана IV, царевича Дмитрия. Притом, как видно, не только «слухи об этом распускались» – шла именно массированная пропагандистская акция с целью дискредитации Бориса Годунова и в целом ордынской династии.

Содержание одного из пропагандистских произведений, направленных на подрыв ордынской династии, на дискредитацию ордынского порядка избрания царей отразилось в следующем: «В одном очень распространенном памфлете 1611 г. рассказывается, как автору его в чудесном видении было поведано, что сам господь укажет, кому владеть российским государством; если же поставят царя по своей воле, «навеки не будет царь» (61, с. 338). (Выделено мной. – Г.Е.). Видимо, основное содержание сего памфлета распространялось еще задолго до Смуты начала XVII века, и было оно одним из элементов западнической пропаганды. Как видно из сути содержания памфлета, его авторами само собой подразумевалось, что «господь укажет, кому быть царем Московии», именно рукой своего «наместника», то есть высокопоставленного священника из католической либо «греческой» церкви. Видимо, пропаганда в определенной мере достигла цели, так как «в продолжение всей Смуты не могли освоиться с мыслью о выборном царе; думали – выборный царь – не царь, что настоящим, законным царем может быть только прирожденный, наследственный государь из потомства Калиты» (там же).

Но, тем не менее, не сразу и не на всех иезуитская пропаганда действовала так эффективно: еще в 1598 году ордынского царя «Бориса Годунова по его избрании духовенство и народ приветствовали как наследственного царя» (61, с. 338). Тем более что ввиду болезни царя Федора и до его кончины царь Борис Годунов фактически правил в Московии уже «семь безмятежных лет» наряду с царем Федором (там же, с. 327).

Новый этап Смуты, как было выше отмечено, проводился по сценарию предыдущего – это достаточно хорошо видно по его результатам. Но в отличие от предыдущего этапа, когда западники, видимо, подготовили и продвинули на престол Московии одного кандидата, молодого царя Ивана, севшего на трон Московии в 1563 году, на данном этапе Смуты, в конце XVI века, как видим, западники подготовили как минимум двоих кандидатов для продвижения в цари. Имена этих воспитанников западников (точнее, иезуитов) нам известны – это царевич Дмитрий («Лжедмитрий») и Михаил Захарьин-Романов, сын боярина-западника Федора Романова.

Проясним кое-что относительно личности «Лжедмитрия». Царевич Дмитрий, скорей всего, был настоящим потомком Калиты и сыном царя Ивана Грозного, царя-ордынца, правившего Московией в 1547–1563 гг., объявленного потом в историографии «чисто русским, христианским царем», «Рюриковичем», то есть, «потомком рабов татар», якобы правившим непрерывно до 1584 года.

Как известно, царевича Дмитрия пропаганда западников объявила «законным кандидатом на трон» – в отличие от «незаконно избранного царя Бориса Годунова». Утверждение о том, что Дмитрий был «единственным потомком законной, царской династии Рюриковичей», видимо, было тоже включено в легенду их пропаганды, но скорей всего, позже. Дмитрий, естественно, имел право занять престол Московии, но он не был «единственным наследником» (кандидатом), так как были тогда, несомненно, и другие потомки ордынских царей – кандидаты на избрание в цари Московии, но их имена до нас дошли не все. Дело в том, что именно царевич Дмитрий был выбран иезуитами и западниками для использования в своей комбинации – видимо, к нему (точнее, к его приближенным и родственникам) сумели «подобраться» и склонить их каким-либо образом на свою сторону.

Таким образом, основным доводом пропаганды западников, агитировавших за свержение царя Бориса и избрание вместо него на царство Дмитрия, была именно «незаконность избрания» Бориса ввиду нарушений и злоупотреблений, допущенных в ходе его избрания: «Пошли слухи, что избрание Бориса на царство было нечистым» (61, с. 327–328). О том, что Борис, вообще-то, имел право занимать престол Московии и править на нем, будучи одним из ордынских лидеров (царей), многие тогда знали, поэтому антиордынская пропаганда особо и не акцентировала поначалу тезис о якобы «нарушении Борисом Годуновым наследственного права царевича Дмитрия на престол».

Как видно, убийство царевича Дмитрия инсценировали (как и излагается в легенде – убив другого мальчика, «подставного»). Вначале распустили слухи о предстоящем убийстве царевича, его мать и родственников, видимо, уговорили скрыть царевича у Романовых, затем в монастыре, а после уже переправить на Запад. Естественно, все это время шла обработка «живого знамени» в западническом духе Романовыми-Захарьиными и их сообщниками, так как именно Романовы после «спасения» Дмитрия взяли его на воспитание.

Позже, после выполнения первого этапа всего задуманного по свержению ордынской власти в Московии, то есть после захвата Москвы западниками, Дмитрий был, как известно, объявлен самозванцем и уничтожен, видимо, в связи с тем, что начал проявлять самостоятельность, совершенно ненужную организаторам его прихода на трон. Но, скорее всего, все шло по задуманному сценарию, и престол должен был в конце этой стратегической комбинации занять именно представитель рода Захарьиных-Романовых.

Относительно нелепости версии о «самозванстве» Дмитрия: имеется достаточно сведений о том, что «с самого начала борьбы Дмитрия за престол, все, кто его видел, признавали в нем царевича» (81, с. 231). Это «и польские аристократы, и польский король, и русские бояре, и крупные стечения народа в Путивле и других городах, и, наконец, его собственная мать – царица Мария Нагая… [61], [3]» (там же), (29), (98). (Выделено мной. – Г.Е.). Но главное, этот царевич Дмитрий также, как и молодой царь Иван, вступивший на престол в 1563 году и выражавший интересы западников-антиордынцев в ходе первого этапа Смуты (см. выше), был воспитанником Романовых.

Многое говорит о том, что «убийство царевича Дмитрия» в Угличе в 1591 году было умелой инсценировкой, и известная легенда о «чудесном спасении царевича Дмитрия от убийц Бориса» имела под собой реальную почву. Вспомним, что «иезуиты могли подстроить любое убийство», могли они, естественно, и убийство царевича инсценировать, на самом деле подменив жертву – как и излагается в легенде-слухе. Для профессионалов тайной войны, видимо, труда не составило подкупить или запугать опекунов и мать маленького царевича или иным путем найти к ним соответствующий подход. Вспомним, что слухи о возможном убийстве царевича «со стороны близких к престолу людей» начали распространяться задолго до его совершения, а затем, в 1591 году, «толки оправдались» (61, с. 326–327).

Понятно, что информацию о «спасении» царевича «слили» позже, по необходимости. Вначале распространяли слухи только о возможном убийстве царевича близкими к престолу лицами, прямо не указывая на возможного убийцу. Затем, после «убийства», распространялись слухи, что это дело рук Бориса Годунова. Много позже, когда Дмитрий находился уже в Польше, и готовилось вторжение в Московию, агенты иезуитов и западников начали распускать слухи о «чудесном спасении царевича – законного претендента на престол, от наемных убийц Бориса Годунова».

Но узнаем кое-что еще: в самом начале 1590-х годов «спасенный от наемных убийц» Дмитрий «ребенком был взят в семью бояр Романовых» (29, с. 95). У Романовых Дмитрий живет уже инкогнито, под псевдонимом «Григорий» – так сказать, укрыли от злодея Бориса – но в этом вовсе не было нужды, как увидим чуть ниже, – остался очередной смешной ляпсус в построениях западников.

Но пока о серьезном. Видимо, именно Романовы, воспитатели Дмитрия, позаботились о том, чтобы «в его сознании с детства была укреплена вера в его царское происхождение» (29). И, само собой разумеется, позаботились Романовы-западники, чтобы в сознании Дмитрия закрепилось также и мировоззрение, соответствующее его будущей миссии борца против царя Бориса Годунова и против ордынской системы власти в целом. Затем Дмитрий был «передан на воспитание в один из монастырей, где получил хорошее образование и стал послушником, а затем патриархом Иовом был посвящен в дьякона. «Дмитрий» не только переписывал книги, но и сочинял святые каноны, лучше многих книжников того времени. Патриарх Иов взял его к себе для книжного дела» (там же).

А вот и смешное: «Через некоторое время, в разговоре с одним монастырским служащим, «Дмитрий», носивший имя Григорий, по секрету сообщил, что он «царевич», чудом спасенный в Угличе. Новость эта была сообщена Годунову, и он приказал сослать Григория в Соловки. Григорий (царевич Дмитрий. – Г.Е.), не ожидая ссылки, решил бежать, и, несмотря на установленный над ним надзор, бежал в сторону Литвы…» (29). То есть, как видим, Дмитрий, не выдержав по молодости лет долгое испытание довольно тягостным конспиративным существованием, проговорился, видимо, своему другу, оказавшемуся стукачком у духовного лица – монастырского владыки. А возможно, приятель Дмитрия, с которым царевич неосторожно поделился своей тайной, состоял на службе у приближенных Бориса Годунова, курирующих, выражаясь по-современному, вопросы государственной безопасности. Но, так или иначе, вести о высказанной вслух готовности некоего весьма умного и образованного дьякона «Григория» стать царем Московским дошли до Кремля, и вопросом занимались соответствующие лица – как видим, доложили и самому царю Борису.

Но ничего, обошлось все благополучно для царевича Дмитрия, вопреки утверждениям о бесчеловечном полицейском режиме в государстве царя Бориса, – мол, «хватали каждого, сказавшего неосторожное слово» (61, с. 330) – но, как мы видели чуть выше, Дмитрия не «схватили». И, скорее всего, никуда не собирались «упечь», – тем более, отсюда видим, что ни ранее, в 1591 году, ни при объявлении себя царевичем, убивать Дмитрия ни Борис Годунов, ни его приближенные не собирались. Притом заметим особо – Дмитрий проговорился осведомителю примерно в то самое время, «когда обрушились опалы на романовский кружок» (там же). В ходе этой опалы Романовы-Захарьины, продолжавшие борьбу против Годунова уже нелегальными методами, и их сообщники были сосланы подальше от столицы, и «сбежать в Литву» ни у кого из верхушки оппозиции не получилось. Так что вряд ли упустил бы Борис Годунов Дмитрия, если бы было у царя Бориса желание ликвидировать или надежно изолировать царевича.

Скорее всего, на самом деле имел место тот факт, что Дмитрий «проговорился» или даже «начал говорить, что он, пожалуй, будет и царем на Москве» (61, с. 330). Само собой, Борису Годунову и о том было своевременно доложено, но «криминала» в том, как видим, никакого не было усмотрено – ни царем Борисом, ни его высокопоставленными «полицейскими». Поскольку на самом деле был царевичем Дмитрий – сыном Ивана IV или другого, «действовавшего» в определенный период московского или даже ордынского царя из «номенклатуры» Орды. И царем Дмитрий вполне мог стать со временем, и говорить открыто о том мог – тоже не было криминала, как видим. И в инсценировке «убийства царевича Дмитрия» самого царевича тоже нельзя было никак обвинить – хотя бы в виду малолетства и введения его в заблуждение, да и в том, что он был воспитанником западников Романовых, тоже пока не было ничего особо предосудительного. Поэтому сведения о том, что Борис Годунов, мол, «приказал Дмитрия («Григория») сослать в Соловки, установив над ним строгий надзор, а он все равно смог убежать» – это вымысел историков-западников, примерно того же порядка, что и сказка «об убийстве царевича наемниками Годунова».

Как видно по дальнейшим событиям, Дмитрию никто, естественно, не препятствовал выехать в Литву, что он и сделал в феврале 1602 года, видимо, сообразно с тайными указаниями о дальнейших действиях, полученными им от сообщников своих воспитателей-иезуитов. Там завершалась подготовка следующего этапа грандиозной комбинации по организации Большой Смуты. Сей этап заключался в осуществлении вторжения в Московию отлично вооруженной и организованной профессиональной армии из поляков и западноевропейских наемников, под руководством профессиональных инструкторов, как увидим далее, и с живым знаменем в виде «царевича Дмитрия, законного кандидата в цари Московии, чудом спасшегося от убийц Бориса Годунова».

Оставим пока западников, их хозяев-иезуитов, а также так успешно заполученного ими в сообщники царевича и вернемся к царю Борису Годунову, обратим внимание на его деятельность со времени вступления в «прямое правление» Московией: «Борис и на престоле правил так же умно и осторожно, как прежде, стоя у престола при царе Федоре» (61). Будучи «официальным», то есть избранным правителем Московии, царь Борис руководил страной и далее «с большим успехом, даже с блеском, и первыми действиями на престоле вызвал всеобщее одобрение» (61). Главное его внимание было обращено на устройство внутреннего порядка в государстве, как пишет В. О. Ключевский, «на исправление всех нужных государству вещей» (там же). По выражению келаря А. Палицына, в первые два года царствования Бориса «Россия цвела всеми благами. Царь крепко заботился о бедных и нищих, но жестоко преследовал злых людей, и такими мерами приобрел огромную популярность, «всем любезен бысть». В устроении внутреннего государственного порядка он даже обнаруживал необычную отвагу» (61).

Притом вспомним: как отмечает В. О. Ключевский, «мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок[116]. Напротив, Борис готов был на меру, имевшую упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевладельцев. Это – закон, на который не решалось русское правительство до самого освобождения крепостных крестьян» (61, с. 326–327). (Выделено мной. – Г.Е.). Учтем, что приведенное написано В. О. Ключевским, когда в исторической науке было засилье романовских историков-западников, и свирепствовала цензура – но, тем не менее, и это осторожное высказывание русского историка полностью опровергает вымыслы об «антинародном, бесчеловечном и полицейском режиме Бориса Годунова». И приведенное выше в корне противоречит основной легенде романовских историков о том, что Романовы были благодетелями Отечества, якобы «вырвавшими Московию-Россию из восточной деспотии и отсталости и приобщившими к благам западной цивилизации». Но, как видим по примеру закрепощения крестьян именно Романовыми, то есть, превращения вольных хлебопашцев в рабов, правительство Романовых и было «колониальным правлением» наиболее влиятельных политических кругов западноевропейских стран в России, в Евразии-Татарии. Обратим внимание, как осторожно замечает В. О. Ключевский: «Русское правительство при Романовых не решалось освобождать крестьян». Отметим, что им, скорее всего, просто не разрешали западные советчики и указчики по ведению государственной политики, выгодной именно наиболее влиятельным западноевропейским державам.

Относительно военной мощи Московского государства при ордынском царе Борисе – в интересах Московии при Борисе Годунове могли выступить, вместе с ханом Мещерским и Астраханским Ураз-Мухаммадом, еще пять татарских царевичей-ордынцев со своими войсками: «киргизский, сибирский, шамахинский, хивинский». Помимо этого, к московитам в случае войны присоединялись татарский «царевич сын Кайбуллин» и татары-ногаи «Уральского, или Волжского улуса, который со времен знаменитого отца Сююмбеки», мурзы Юсуфа, общего предводителя всех ногайских татар, имел всегда одного князя и трех чиновников-властителей» (58, с. 215). Как мы знаем, венецианский посол Марко Фоскарино писал о ногайских татарах в середине XVI века в своем донесении Папе Римскому (эти записки Фоскарино были обнаружены в Ватикане, столице Католической церкви): «Татары Ногайские (Nogai; Istogai) в настоящее время весьма известны своими богатствами и военными силами; у них нет Государя, но ими управляют лучшие, мудрые и опытные мужи, как и в нашей светлейшей Республике Венецианской. Ногайские Татары живут по направлению к Гирканскому морю[117]; у них есть прекрасные крепости и города; сами они весьма цивилизованы» (112).

В конце XVI – в самом начале XVII века влияние Ногайской Орды постепенно распространялось на Бухару и Хиву и далее на восток и север. Царь Борис оказывал всемерную поддержку предводителю Ногайской Орды мурзе Иштереку, который стремился к единению ногайских татар. Царь Борис – поскольку был заинтересован в сильном союзнике – также желал, чтобы «от моря Черного до Каспийского, и далее на восток и север», Ногайская Орда была единой (58, с. 215). Для этого «царь Борис велел донским козакам помогать ногайскому князю Иштереку» (там же). Царь Борис, «дозволяя ногайским татарам мирно купечествовать в Астрахани, освобождал их от всякой пошлины» (там же). Мурза Иштерек постепенно распространял влияние своей Орды также на Бухару и Хиву (58, с. 215). Ногайские татары, а не «русский казак Ермак», и были основными и самыми серьезными противниками хана Кучума[118], представлявшего интересы бухарской и хивинской знати, которые желали получить контроль над источниками пушнины в Сибири. Сибирь, до захвата некоторых ее территорий Кучумом (как известно, ненадолго), была подконтрольна Ногайской Орде и татарам-шейбанидам, с которыми ногайские татары составляли дружественную конфедерацию (см. выше).

Впрочем, и сам известный казачий атаман Ермак, по обоснованному мнению казахского историка А. Ш. Кадырбаева, был ногайцем (то есть, из «ногайских» татар, кто они – см. также в Части I), – как и большинство его казаков. Прозвище-имя «Ермак» – это татарское слово, буквально означает «промоина», «овражек». В переносном смысле, в качестве прозвища, слово «Ермак» означает на татарском языке: «тот, который делает что-либо кое– как, не доводя дело до конца». Впрочем, известно и другое прозвище-имя Ермака – «Токмак», тоже татарское слово, означает в переводе «колотушка». Ну и поясним об имени-прозвище «Кучум» – тоже слово татарское, означает в переводе «кочевой» (в смысле – «непостоянный, скитающийся, склонный к перемене мест», «пришлый»).

Поясним также, что согласно сохранившимся в памяти некоторых ногайских татарских родов сведениям, хан Кучум был разгромлен, и позже судим и казнен именно «ногайскими» татарами. Притом Кучум был свергнут и уничтожен именно за более чем усердное «продвижение» в Сибири и на Урале интересов бухарцев и хивинцев (и соответственно, их «учителей» персов и других ближневосточных купцов и духовенства), ну и, само собой, также за убийство соплеменника ногайских татар Ермака. Понятно, что эти сведения никто из «научных работников» не записывал у стариков, не собирал у них исторические документы об этом и не «вводил в научный оборот» эти сведения – поскольку они никак не «вписывались» в официальную романовскую теорию «об отвоевании Сибири русскими у плохих татар».

Но вернемся в Московию, где установилось прямое правление ордынского царя Бориса. Вместе с войсками московских бояр и князей, татарских ханов, царевичей и мурз вся армия Бориса Годунова составляла «полмиллиона войска, как уверяют, в движении стройном, быстром, с усердием несказанным, с доверенностью беспредельною» (58, с. 183), (там же, с. 215). Также и крымский царь Казы-Гирей извещал Бориса Годунова, что «желает вечного союза с Россиею, возобновляя договор, заключенный в Федорово царствование: будет в воле Борисовой и готов со всею Ордою идти на врагов Москвы» (там же, с. 185).

«Самый могущественный из всех татарских мурз-карачи»[119], ордынец Кадыр Али бек, соратник ордынского хана Ураз Мухаммада, писал в конце XVI века о Борисе Годунове: «Пусть с минуту на минуту приближается взятие Рума, Китая, обладанье странами семи климатов. Да пьет он вина из [руки] Кравчия Вечности, и в этом бренном мире пусть достигнет он богатства и счастья!.. У всех – русских, татар, немцев и поляков есть один хан с именем Борис!» (109).

В советском издании, где приводятся выдержки из этого малоизвестного татарского «Сборника летописей Кадыр Али бека»[120], комментируется: «Автор, представитель высшей татарской (уточним – сибирско-касимовской)[121] светской аристократии, Кадыр-Али бек, вышедший из повиновения хану Кучуму в 1582 г.» (109, с. 40–43), (там же, с. 51), хочет изобразить русского царя общим отцом и главой для всех разноязычных народов, даже не входивших в состав русского государства» (там же, с. 71).

Вообще-то, советский историк, мягко выражаясь, далеко не всю правду нам сообщает в своем комментарии – как хорошо видно по приведенному тексту из татарской летописи, мурза Кадыр Али бек о царе Борисе Годунове пишет, вообще-то, не как о «русском царе», или о «татарском хане».

Кадыр Али бек пишет именно о хане Борисе, который есть общий хан для народов Евразии – для русских, татар, немцев и поляков. То есть, мы видим еще одно подтверждение того, что Борис Годунов был именно ордынским царем, и дело шло, по всей видимости, к единению державы Монгол – Великой Татарии.

Заметим также, что приведенный пример говорит о том, что татарский мурза-ордынец Кадыр Али бек вовсе не был «захвачен в плен русскими» в ходе якобы «отвоевания русскими Сибири у татар», как напишут потом историки-западники. Ордынец Кадыр Али бек просто не стал подчиняться Кучуму, который в свое время объявил себя ханом над значительной частью населения Сибири и Урала. Тем самым Кучум, как видим, вошел в конфликт не только с татарами Ногайской Орды (см. чуть выше), но также и со многими другими ордынцами, включая «самого могущественного из татарских мурз-карачи» Кадыр Али бека и его сторонников.

Доказательства того, что Борис Годунов был именно законным наследником престола державы из рода ордынских царей, правнуком Ивана III и близким родственником Ивана IV, приводятся в работе Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко (81, с. 221–227). Приведенные чуть выше сведения из татарского исторического источника – также дополнительный аргумент в поддержку высказанной указанными исследователями версии о том, что царь Борис – законный царь старой Ордынской династии. Хотя, повторю, не со всеми выводами названных авторов, по моему мнению, можно полностью соглашаться, но необходимо признать, что в их работах приведено множество сокрытых от нас ценнейших фактов из подлинной истории Отечества. Также немало в трудах указанных историков-исследователей сведений, говорящих об искажении, более того, – как совершенно верно выразились эти исследователи – об искажении и очернении истории русских и татар романовскими историками-иностранцами, подобными Миллеру, и их подручными.

В официальной историографии, наряду с объективными фактами, в том числе и в работах Н. М. Карамзина и В.О Ключевского, о царе-ордынце Борисе Годунове и его делах, естественно, приводится также и масса дезинформации, как выразился сам В. О. Ключевский, «политической клеветы на царя Бориса» (61). Вся эта клевета – из содержания пропагандистского материала тех, кто готовил Смуту и свержение Ордынской власти в Московии и Великой Татарии, в том числе и путем проведения соответствующей агитационной войны и агентурной деятельности. Распространение сей клеветы входило в подготовительную часть очередного этапа грандиозного наступления Западного мира на Восток, организованного и осуществляемого католиками.

Последующие события, развернувшиеся в Московии и Великой Татарии в следующем, XVII столетии, и продолжившиеся с возрастающей интенсивностью и в XVIII в., полностью подтверждают сказанное: это, в первую очередь, военное вторжение войск «Лжедмитрия» в Московию и захват власти Романовыми. Это и насильственное обращение романовским правительством «ордынцев – предков большинства русских, тех, чья родина южнее широты Москвы-реки», в «греческую веру» (2, с. 938), (64), а также политика насильственного крещения татар, исповедовавших Ислам. Это и установление Романовыми и их подручными крепостного рабства в России, и проводимая ими политика изведения татар и чингизизма – в том числе при помощи мусульманского духовенства, организованного в «духовное управление» под «скипетром Романовых». Это и последующие кровопролитные войны России «с турками, со шведами, с персами, даже с самой собой, с астраханцами, казаками» (61, с. 538). В этих войнах, которые практически непрерывно велись в интересах наиболее влиятельных западноевропейских политических кругов, романовская Россия выполняла роль поставщика как «пушечного мяса», так и «материальной части» в громадных масштабах, расплачиваясь жизнями, здоровьем и благополучием русских, татар и других их земляков, населявших добрую половину Евразии-Татарии.

Все эти факты говорят о том, что Смута в России была устроена именно с целью установления в Московии власти, угодной самой могущественной западноевропейской державе того времени – сверхдержаве Папы Римского. «Запад был готов на все, чтобы завладеть Русью – этими огромными воротами на Восток. <…> Московская Смута – шаг к колонизации Востока. Этот замысел еще в 1584 году излагал в письме кардиналу ди Комо папский легат Поссевино. Он контурно дал сценарий Смуты, предложив трехлетний срок завоевания Польшей Московии <…>. В штрихах иезуит показал контуры внешней политики, которую потом почти три века проводили в жизнь цари Романовы. Персидские и турецкие войны, унесшие тысячи жизней, велись по заказу Рима. Они были выгодны только ему» (2, с. 1029).

Но вернемся к более детальному рассмотрению событий Смутного времени в Московии. Как мы видели чуть выше, во время царствования Бориса дела в Московии обстояли более чем благополучно. Московия возобновила союз с другими «осколками» Великой Орды, в это время растет ее могущество. Да и внутреннее положение Московии при царе Борисе только укрепляется, как и его авторитет. Притом учтем, что «первые два года правления Бориса» – это практически половина времени его «официального» пребывания на престоле Московии (1598–1604 гг.). Эти годы «казались лучшим временем России с XV века: она была в вышней степени своего нового могущества, безопасная собственными силами и счастием внешних обстоятельств, а внутри управляемая с мудрою твердостию и с кротостию необыкновенною» (58, с. 220–221). Были значительно уменьшены налоги, отменена смертная казнь, все сословия общества «могли быть довольны за себя и еще довольнее за Отечество, видя, как Борис в Европе и Азии возвеличил имя России без кровопролития и без тягостного напряжения сил ее; как радеет о благе общем, правосудии, устройстве» (там же).

А вот уже с 1601 года противник начинает активные действия, но заметим, что помог иезуитам и их пятой колонне – западникам – его величество Случай. Возможно, не будь этого, данный этап натиска на Восток со стороны католического Запада вновь бы провалился, несмотря на изощренность и массированный характер агентурного и пропагандистского наступления, и события развернулись бы совершенно в другом направлении. Соответственно, и мы имели бы совершенно другое Отечество, сохранившее все величие, материальные и духовные достижения Великой Орды Чынгыз-хана, его соратников и последователей, и на долю народов Евразии – Великой Татарии – не выпало бы многое из того, что пришлось пережить им за последние четыре с лишним века.

Выше было замечено, что католики и западники имеют свойство приписывать своим противникам-ордынцам свои же деяния, то есть, обвинять противника в том, что сами тайно (или, в некоторых случаях, даже явно) совершали. Так сказать, применяется древний психологический прием маскировки – общеизвестно, кто именно в подобном случае кричит громче всех «держи вора!». Это мы видели как на раннем примере отравления папскими агентами великого князя Ярослава, приписанного католиком Карпини (или его редакторами) матери татарского хана Гуюка, – см. выше или (41, с. 353), – так и на более поздних примерах. Например, отравление московских царей и членов их семей в конце XVI века приписывали Борису Годунову – основному объекту атаки пропаганды иезуитов-католиков в рассматриваемое время.

Но особенно интересны следующие обвинения в отношении царя Бориса, которые выдвигала пропаганда западников: уже через некоторое время после смерти царя Федора «молва оживилась. Пошли слухи, что избрание Бориса на царство было нечисто, что, отравив царя Федора, Годунов достиг престола полицейскими уловками, которые молва возводила в целую организацию (61, с. 327–328). Борисом Годуновым и его соратниками якобы «по всем частям Москвы, по всем городам были разосланы агенты» (там же). В мероприятии, – утверждали западники в распускаемых ими слухах – мол, участвовали «даже монахи из разных монастырей, подбивавшие народ просить Бориса на царство «всем миром» (61, с. 327–328). Причем, говорили, что даже «царица-вдова усердно помогала брату, тайно деньгами и льстивыми обещаниями соблазняя стрелецких офицеров действовать в пользу Бориса» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).

В конце концов, мол, «под угрозой полиции сгоняли народ бить челом и просить Бориса на царство… Многочисленные пристава наблюдали, чтобы это народное челобитье приносилось с великим воплем и слезами. Многие, не имея слез наготове, мазали себе глаза слюнями, чтобы отклонить от себя палки приставов… Умиленная зрелищем такой преданности, царица, наконец, благословила брата на царство» (61, с. 327–328). Ну и т. д., и т. п.