Опадание листьев Михайлов Валерий
– Вас ждут, – сказала она, – пойдемте, я вас провожу.
Она всегда сопровождала меня к выходу, когда мне надо было выйти из дома, и встречала у крыльца.
У входа меня ждала целая процессия: два джипа сопровождения и «Мерседес». К технике прилагались вооруженные автоматами люди. Похоже, происходящее со мной вызывало у кого-то страх, и совершенно бесполезные в моем случае вооруженные люди были чем-то вроде успокоительной пилюли для начальства.
Водитель «Мерседеса» открыл передо мной дверь. Возможно, это чувство собственной важности заставило меня так подумать, но мне показалось, что он меня немного побаивается. Я сел в машину, водитель закрыл за мной дверь, сел на свое место, и мы поехали, врубив мигалки. В машине приятно пахло роскошью и чем-то неуловимо приятным. Пассажиров кроме меня не было, а водитель явно не был расположен к разговорам, поэтому я решил немного вздремнуть. Удивительно, но, сев в машину, я перестал волноваться.
Валентина Леонидовича содержали, скорее, в военной лаборатории, чем в тюрьме. Думаю, ее описание, как и местоположение лучше от греха подальше опустить.
Тщательно обыскав, меня проводили к нему в камеру. Дверь в его коридор и в саму камеру открывали и закрывали дистанционно. Похоже, людей к нему старались не подпускать. Внутри камера выглядела, как больничная палата: кровать, встроенный шкаф, пара стульев, стол и небольшой совместный санузел.
Валентин Леонидович, похоже, и здесь чувствовал себя, как дома. По крайней мере, встретил он меня точно так же, как и там.
– Здравствуйте, – сказал он, протягивая руку, – рад, что вы справились с испытанием, – и, судя по тому, как он это произнес, он был действительно рад.
– Здравствуйте.
Пожимая руку, я заметил довольно-таки массивный браслет у него на запястье.
– А это чтобы я не шалил, – сказал он, заметив мое любопытство. – Проходите, присаживайтесь, куда хотите. К сожалению, ничем не могу вас угостить.
– Как вы? – спросил я.
– Вполне, – ответил он. – Нас держат в примерно равных условиях. Сначала, правда, из меня хотели сделать что-то вроде лабораторной крысы, но я убедил их в том, что в любой момент могу отправиться на тот свет, просто отдав себе мысленный приказ. Ну да не вам мне объяснять, вы теперь тоже на это способны.
– Это не входит в мои планы.
– Я знаю, – улыбнулся он лучезарной улыбкой дьявола.
– И что теперь? – спросил я.
– Не знаю, – ответил он, разводя руками. – Я ведь даже не сфинкс, а всего лишь одна из его загадок. Вы меня разгадали, и что дальше…
– А кто сфинкс? – спросил я.
– Тот, кто сначала привел тебя к нам, а потом забрал у смерти. Ищи его. Ты ведь знаешь, как это делается.
– Вы правы, – ответил я.
– Тогда нам больше не о чем говорить.
– Но ведь зачем-то вы меня позвали?
– Я хотел с вами попрощаться. Надеюсь, вам не покажется непростительной эта моя слабость.
– Ну что вы… Вы… – я хотел сказать ему что-нибудь очень теплое, но нужные слова не находились. Похоже, у нас вообще нет нужных слов для выражения чего-либо очень настоящего.
– Прощайте, – он протянул мне руку.
– Прощайте, – я крепко ее пожал, а потом мы обнялись. – Удачи вам там. Надеюсь, вы не ошиблись с выбором.
У машины меня ждал водитель с телефоном.
– Что это еще было? – нервно спросила Дива в ответ на мое «да».
– Он выполнил свою работу, а потом просто ушел, – ответил я.
– Куда?
– Не знаю. Пока еще не знаю. Но очень скоро мне предстоит это узнать.
– Тебе мало того, что уже произошло?
– А еще ничего не произошло. Все только начинается. И еще, нам надо поговорить.
– Хорошо. Я буду ждать у тебя в палате.
– Нет. Жди меня с Грацией дома. И скажи водителю, пусть везет меня туда.
– С какой еще стати?
– А с той, что у вас нет выбора.
– Хорошо, дай ему трубку, – ответила она после небольшой паузы.
Я передал водителю телефон и быстро забрался в машину, чтобы не светиться своей крайне ошеломленной рожей. Дело в том, что требование везти меня домой, вырвалось из меня как бы само собой, без моего участия. К тому же я и представить себе не мог, что оно будет исполнено. Правда, Дива вполне могла приказать водителю пристрелить меня где-нибудь по дороге или отвезти в какую-нибудь тюрьму для террористов. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Конечно же, она ничего этого не могла. После смерти Валентина Леонидовича я был единственной картой Дивы и тех, кто за ней стоял, причем картой такой, которую не напугать ни смертью, ни пытками. Осознав это, я буквально опьянел от кайфа собственной неуязвимости. Ведь только избавившись от страха смерти, начинаешь понимать, сколько места он занимал в твоей жизни. Кстати, страх смерти – чертовски верное понятие, так как это страх именно живущей в нас смерти, страх того, что яйцо разобьется не вовремя. Смерть боится смерти. Осознав это, я рассмеялся, как ненормальный, чем чуть не вызвал приступ у водителя.
– Извините, все нормально, – сказал я сквозь смех, после того, как он невпопад крутанул руль, и нас чуть не скинуло с дороги.
В ответ он улыбнулся. А я опять заржал. Я чувствовал себя так, словно у меня выросли крылья.
11
Только выйдя из машины и глядя на девчонок в колготках, осенних туфельках, сапожках и куртках, я осознал, что не представляю, сколько прошло времени с тех пор, как я отправился на инициализацию. Тогда был июль, и девчонки носили босоножки, легкие платьица или майки с блузками. С тех пор могло пройти чуть больше месяца, – ранняя осень традиционно приходит к нам внезапно, как не вовремя вернувшийся из командировки муж, – а могло и несколько лет.
Я и в детстве никогда не питал пристрастия к датам, и когда родители оставляли меня одного на выходные, убирал под замок все часы и календари, чтобы хоть немножко пожить в безвременье. Потом, сваливая сюда из «Муравейника», я оставил там все часы – хронометра в телефоне мне хватало, а ношение символа статуса на руке, по которому можно еще и определять время, меня раздражало. Если бы не мои поэтические сеансы, я бы вообще забил на любую хронологию.
Войдя в квартиру, я с удивлением почувствовал в ней жилой дух. Те, у кого есть дачи или дома, в которых никто подолгу не живет, знают, о чем я говорю: атмосфера в жилых и нежилых домах разная, и надо какое-то время в доме пожить, чтобы в нем появилась атмосфера жизни. К тому же с порога бросался в глаза порядок в квартире. Я не то, чтобы был полным неряхой или засранцем, но к чистоте, а тем более к порядку относился без особого трепета. Здесь было убрано с маниакальной настойчивостью. Потом я увидел женские вещи: туфли, куртки…
Неужели меня не было так долго, что здесь уже кто-то живет? – промелькнуло у меня в голове, но крик из спальни поставил все на свои места:
– Иди сюда, – услышал я голос Грации.
Войдя в спальню, я обнаружил там премилую картину: На моей кровати возлежали уже заметно пьяные Грация и Дива. Они пили вино и ели всякие вкусности.
– Присоединяйся, – пригласила меня Грация так, словно я никуда не пропадал, а сейчас зашел к ней в гости.
– Мы тут решили отпраздновать твое возвращение… короче, мы тебя не дождались, – объяснила происходящее Дива.
– Похоже, вы спелись, – заметил я, забираясь на кровать.
– Но не до такой степени, чтобы ты был третьим лишним, – выдала Грация, наливая мне вино.
Мы выпили за мое возвращение.
– Так вы тут обе без меня обосновались? – спросил я.
– Пока что только я, – ответила Грация, – но завтра я съеду.
– Можешь остаться, – предложил я.
– Мы с тобой уже не маленькие, и каждый из нас привык жить, как живет. Я не хочу с тобой постоянно ссориться из-за твоих носков на моей полке и прочей не менее романтической ерунды. Съезжаться надо лет в двадцать, но никак не в сорок.
– Да ты у меня философ! – заметил я.
– А ты как думал?
– Давайте просто напьемся. Без всякой философии, – предложила Дива.
– Я бы предпочел накуриться, – признался я.
– Это еще почему?
– Не люблю отходняки. К тому же мне не помешала бы сейчас перезагрузка мозга. А лучше дури с этим ничего не справляется.
– Тогда скажи: «Абра, швабра, катабра».
– У тебя есть?
– Конечно же, нет, но если ты скажешь…
– Абра, швабра, катабра.
– Держи, – Дива извлекла буквально из воздуха косяк и протянула его мне. – Только не груби: вещь серьезная.
– Сейчас посмотрим, – ответил я, прикуривая от предоставленной Грацией зажигалки.
Трава действительно оказалась сногсшибательной. Мягкой, душистой и с мощным, но не грубым действием. Чувствуя, что скоро мы станем совсем негожими, мы освободили кровать от еды и посуды, затем растеклись по ней равномерным слоем кайфа. Спустя что-то там, мой член подскочил и заискрился пламенем, как несгораемый бенгальский огонь, а потом он оказался во рту одной из дам, и я не был в курсе, кто из них… Потом я раздевал и целовал их обеих, причем это было или казалось нам настолько естественным, что ни у кого не вызывало ревности или раздражения.
Потом Грация пролила на себя что-то сладкое, и мы с Дивой, пуская слюни, слизывали это с ее тела под аккомпанемент заразительного хохота Грации.
Мы были счастливы.
Проснувшись, я узрел Великий Срач. На подушке рядом со мной лежала женская туфелька, перепачканная майонезом. Тарелки, бокалы и пустые бутылки, их была дюжина, валялись беспорядочно на полу, а постель выглядела, как скатерть после танцев на столе. Барышни уже куда-то свалили по своим делам, написав на моем животе помадой: «Скоро будем. Не скучай. Твои Грация и Дива».
Я встал, поменял постель, отнес посуду на кухню, принял душ, и лег. Алкогольного похмелья не было, а была лишь та приятная лень, которая наступает после накурки. Голова была, как свежевыстиранная. Самое время искать ответы.
Я лег, закрыл глаза, расслабил тело…
– Привратник не только стоит у входа, но и у выхода, – «услышал» я ответ.
Он был настолько очевиден! Как истинный сталкер, она поставила на главную роль Валентина Леонидовича, руководя процессом из-за кулис! Понимание этого буквально выбросило меня из транса. Охватившее меня возбуждение требовало выхода, и я занялся уборкой.
Первой пришла Дива. Разумеется, уже после того, как я закончил наводить порядок, и, разумеется, у нее был свой ключ от двери, которым она воспользовалась. За то время, пока я пребывал между жизнью и смертью, она вновь стала Дивой, настолько преобразили ее заплясавшие в глазах чертенята.
– О, да ты у нас хозяюшка! – оценила она результат моих трудов.
Мы обнялись и нежно поцеловались.
– Грация сказала, ты делаешь классный массаж, – сообщила она после поцелуя.
– Хочешь массаж?
– Хочу. А еще я хочу, чтобы ты меня раздел. Я так устала… – говоря это, она очаровательно улыбнулась.
– С превеликим удовольствием, – ответил я. Затем взял ее на руки и отнес в спальню. Там я поставил ее на ноги, снял с нее куртку, блузку, лифчик. Затем, когда она легла, снял с нее туфельки и джинсы.
Дива была обалденной на ощупь, и наш массаж не мог не закончиться сексом, после которого мы лежали и сыто целовались. Мне совершенно не хотелось начинать разговор о деле, но тянуть тоже было нельзя. Поэтому, чуть отстранившись от Дивы, чтобы видеть ее лицо, я спросил:
– Она у вас?
– Кто? Грация?
– Нет, Валя.
– Какая еще Валя?
– Та самая Валя.
– Нет. Мы взяли только его. А зачем она тебе?
– Затем, что она главная.
– Ты же сам говорил, что она мелкая сошка, – посерьезнела Дива.
– Я ошибался. Заправляет всем она. А еще у них есть третий. Тот, кто учит проснувшуюся смерть.
– Вот черт!
Она попыталась встать с кровати, но я ее остановил, схватив за руку.
– Ты куда? – спросил я.
– К начальству.
– Забудь об этом. По крайней мере, до тех пор, пока я с ней не поговорю.
– Ты собираешься с ней встречаться? – Дива вновь посмотрела на меня, как на марсианина.
– Лучше пусть это произойдет, когда я готов, чем некто или нечто застанет меня врасплох.
– Ты знаешь, где ее искать?
– Между нами существует связь. Или ты забыла?
Разумеется, она не забыла. Это было видно по пробежавшей по ее лицу тени.
Пришла Грация.
– Привет, – сказала она, – я тоже хочу в кроватку, – и, не раздеваясь, плюхнулась в постель.
– Барышни, а вам не кажется, что вы ведете себя, мягко говоря, несколько странно? – спросил я, садясь на кровати так, чтобы видеть их обеих.
– Думаешь, мы все сошли с ума? – спросила Грация, протягивая мне ногу, чтобы я снял с нее ботинок.
– А что я должен думать, если еще недавно ты готова была убить нас с Дивой при одной только мысли о том, что у нас с ней может что-то быть, а теперь…
– А, ты об этом, – Грация протянула мне вторую ногу. – Как это ни странно, но мы с Дивой поняли, что нас трое, и это… – она сделала неопределенный жест рукой. Да ты и сам говорил, что нас троих свела сила. Лучше поцелуй мне ножки. Он уже целовал тебе ноги? – спросила она у Дивы, подставляя мне свою ступню.
– Еще нет, ответила та.
– Ты многое потеряла.
– Думаю, у меня еще все впереди.
Они мило болтали ни о чем, а я ласкал ртом пальчики ног Грации, думая о том, что мне делать с двумя тетками, которые уже будучи сумасшедшими, умудрились сойти с ума.
Кончилось все, безумной групповухой и постсексуальным сном.
12
Остров, поляна, костер. Теперь я был там не один… Вернее, я всегда был там не один, но если раньше остальные участники пляски вокруг костра всегда находились за моим полем зрения, то теперь я видел двух женщин, танцующих в экстазе с противоположной от меня стороны костра. Я был уверен, что знаю их, но узнать не мог. Ночь подходила к концу, и близилось время покидать это единственное во всех мирах место, где я чувствовал себя дома. Больше всего на свете я хотел остаться там навсегда, но это было невозможно.
Когда небо начало светлеть, я услышал тот самый голос:
– Пора, – сказал он. – Ты знаешь, что нужно делать.
После этих слов я вошел в костер. Пламя приняло меня, как родного. Оно ласкало меня, как соскучившаяся любимая, и каждое его прикосновение приносило ни с чем не сравнимое блаженство. Одновременно со мной в костер вошли те женщины, и лишь оказавшись с ними лицом к лицу, я узнал в них Диву и Грацию. В руках у них были бокалы с красным вином.
– Пей, – сказали они в один голос, протягивая мне бокалы.
Я выпил. Потом мы взялись за руки и слились в единое целое: в огненного дракона, для которого было предусмотрено место в небе среди звезд…
Потом, как это обычно и бывает, без всякого перехода, я очутился в доме, где был отдан в руки смерти. Я сидел за столом. Напротив меня сидела Валя. На ней было удивительной красоты платье.
Улыбнувшись мне, она сказала:
– Теперь ты готов к встрече. Я жду.
Проснувшись, я понял, что это и есть приглашение. Стараясь не разбудить сладко спавших женщин, я осторожно встал с постели, оделся в полумраке утреннего света – было только начало восьмого, и на дворе еще толком не рассвело, – и вышел из дома. На улице уже вовсю кипела жизнь, и мне, привыкшему вставать не раньше полудня, она показалась немного странной. На какое-то мгновение мне почудилось, что я нахожусь в «Муравейнике» и спешу с другими такими же муравьями туда, где буду растрачивать жизнь на занятия всякой ерундой ради того, чтобы получить энную сумму бумажек, которые можно будет променять на жратву, тряпки и отнимающие остаток времени «удовольствия».
Вот уж действительно работа и есть ритуал продажи души дьяволу, во время которого отдаешь свою драгоценную жизнь в обмен на стеклянные бусы наших желаний.
Я понимал, что наверняка за мной присматривал кто-то из особистов, что они проследят меня до дома Вали и зафиксируют факт нашего свидания. Но мне на это было наплевать. Реальность Вали была за пределами их компетенции, а это означало, что они при всем своем желании не могут туда проникнуть, как в том же «Мастере и Маргарите» чекистам было не по силам проникнуть в тот слой реальности квартиры номер 50, где обитал Воланд со свитой.