Кольца анаконды Гаррисон Гарри

Общий враг

Год боев на фронтах Гражданской войны научил обе конфликтующие стороны, насколько важно уметь окапываться, и окапываться быстро. Стоять плечом к плечу, стреляя на континентальный лад, — самый верный способ самоубийства. Если существовал хоть минимальный риск подвергнуться атаке, обороняющиеся окапывались. Лопатами, если таковые имелись в наличии, штыками, ложками — чем угодно, если лопат не было. И добились в этом немалого мастерства. За считанные минуты солдаты откапывали траншеи полного профиля, возводя из выброшенной земли брустверы, надежно защищающие от пуль и заставляющие ядра отскакивать рикошетом дальше.

Кровавая битва при Шайло все еще не изгладилась из памяти, и все пережившие ее окапывались, не сетуя. Пятьдесят третий Огайский полк окопался на вершине высокого холма над Питсбургским плацдармом. Обломки ветвей и стволов, разбитых артиллерийским огнем во время прежних боев, пошли на укрепление бруствера.

Понимая, насколько малочисленным стало войско после того, как генерал Грант забрал часть армии на восток, против английских захватчиков, генерал Шерман старался укрепить оборону, как мог. Установил все орудия на передовых позициях, чтобы они могли рассеять любую атаку шрапнелью — жестянками с крупной дробью, взрывающимися в воздухе над врагом. Эти позиции можно будет удержать против намного превосходящих сил конфедератов. Интересно, когда они откроют, что войско его убыло? Конечно же, довольно скоро.

Зато можно положиться на канонерки, стоящие на якоре у плацдарма. Шерман и его офицеры связи потратили не один час, обсуждая с капитанами судов, как лучше всего обеспечить быстрый и точный огонь прикрытия. Пожалуй, больше в данной ситуации уже ничего не сделаешь.

Теперь, когда весенние паводки кончились, уровень реки Теннесси опустился, и обнажились песчаные пляжи и луга близ плацдарма. Шерман поставил свои палатки у реки и перенес свой штаб туда. Посыльный застал его в палатке.

— Полковник велел позвать вас тотчас, генерал. Чего–то случилось там, где бунтари стали биваком.

Вскарабкавшись на высокий берег, Шерман застал там дожидавшегося полковника Эйплера.

— К нам какое–то посольство, генерал. Трое верховых конфедератов. Один дует в горн, а другой размахивает белым флагом. А у третьего масса золотых куриных потрохов на рукаве — наверняка старший офицер.

Шерман вскарабкался на бруствер, чтобы посмотреть своими глазами. Три всадника остановились в сотне шагов от позиций северян. Горн пропел снова. Горнист и сержант с флагом восседали на тощих клячах, но под офицером был чудесный гнедой.

— Дайте–ка мне подзорную трубу, — Шерман не глядя взял трубу и поднес к глазу. — Боже мой, это же генерал Борегар собственной персоной! Он навещал колледж, когда я был там. Странно, что он тут делает под белым флагом?

— Должно быть, хочет переговорить, — предположил Эйплер. — Хотите, чтобы я поразнюхал, что он там хочет сказать?

— Нет. Если один генерал может там разъезжать, то, пожалуй, могут и двое. Приведите мне коня.

Шерман вскарабкался в седло, взялся за поводья и пришпорил лошадь. Она осторожно выбирала дорогу по опасному, неровному полю боя. Увидев приближающегося Шермана, горнист опустил трубу. Борегар взмахом руки отослал своих людей и пришпорил лошадь, спеша навстречу второму всаднику. Встретившись, они остановились. Козырнув, Борегар заговорил:

— Спасибо, что согласились на переговоры. Я…

— Я прекрасно знаю, кто вы, генерал Борегар. Однажды вы навещали меня, когда я возглавлял Луизианский государственный военный колледж.

— Генерал Шерман, конечно, вы должны извинить меня. События были… — Борегар чуточку ссутулился, но тут же поймал себя на этом, резко выпрямился и сообщил: — Я получил телеграфное донесение, а также определенные приказания. Прежде чем ответить, я хотел бы проконсультироваться с командиром вашего здешнего войска.

— В настоящее время я командую им, генерал, — Шерман не стал вдаваться в детали почему, поскольку не хотел подымать вопрос о том, что генерал Грант убыл и позиции ослаблены. — Можете обращаться ко мне.

— Это касательно британской армии. Насколько я понимаю, англичане вторглись в Соединенные Штаты, что они атаковали и наступают в южном направлеии на штат НьюЙорк из Канады.

— Совершенно верно. Я уверен, что об этом сообщалось в газетах. Конечно, дальнейшее развитие военной ситуации обсуждать я не могу.

Борегар поднял затянутую в перчатку ладонь.

— Извините меня, сэр, но я вовсе не собирался вызывать вас на откровенность. Я только хотел увериться, что вам ведомо об этом вторжении, дабы вы лучше поняли то, что я должен вам открыть. Я хочу довести до вашего сведения, что имеется второе вторжение.

Шерман попытался не выдать, как его огорчили эти новости. Дополнительное вторжение еще более осложнит оборону страны. Но, не располагая сведениями о новом войске, он не хотел выдать свою неосведомленность.

— Пожалуйста, продолжайте, генерал.

Борегар вдруг утратил спокойствие и вежливость, столь характерные для всякого южного офицера. Сжав кулаки, он цедил слова сквозь стиснутые зубы:

— Вторжение, убийства, и, хуже того, вот что случилось. И замешательство. Поступили донесения из Билокси, Миссисипи, что береговые оборонительные сооружения обстреливаются флотом Союза. Спешно были собраны все войска, какие имелись под рукой, и брошены туда, чтобы остановить вторжение. Ночь была дождливая, бой продолжался до самого утра, и ни одна из сторон не отступала. В конце концов мы проиграли, но не северянам!

— Боюсь, я что–то не понял, — озадаченно покачал головой Шерман.

— Это были они, британцы! Они высадили войска, чтобы атаковать береговые укрепления в порту Билокси. Их узнали лишь утром, когда стали видны их флаги и форма. К тому времени битва была уже закончена. Они не удовольствовались просто истреблением военного гарнизона, они атаковали местных жителей, разрушили и сожгли полгорода. А уж что они сделали с женщинами… Согласно последним донесениям, сейчас они наступают в глубь материка из Билокси.

Потрясенный Шерман не находил слов для ответа, лишь пробормотал что–то вполголоса. Борегар почти не замечал его присутствия, устремив взгляд вдаль и мысленно взирая на истребление южного города.

— Они не солдаты. Они убийцы и насильники. Их надо остановить. Извести под корень. И мои войска — единственные, кто способен сделать это. Я верю, что вы человек чести, генерал, и я могу открыть вам, что мне было приказано преградить путь этим агрессорам, дабы мои солдаты грудью заслонили народ Миссисипи. Вот почему я просил об этой встрече.

— Так чего же вы хотите, генерал?

Борегар мрачно посмотрел на коллегуофицера, с которым так недавно бился не на жизнь, а на смерть, и очень тщательно обдумал свои слова, прежде чем заговорить:

— Генерал Шерман, я знаю, что вы человек слова. Перед этой войной вы основали одно из наших крупнейших южных военных учебных заведений и руководили им. Вы порядком пожили на Юге и, должно быть, завели немало друзей. Вы бы так не поступили, если бы принадлежали к числу этих очумелых аболиционистов. Я вовсе не намерен оскорбить ничьи чувства, сэр, ведь это ваши искренние убеждения. Просто я хочу говорить с вами откровенно и знаю, что вы поймете, насколько серьезно обстоят дела. Вам также известно, что я никоим образом не могу солгать вам, равно как вы не злоупотребите услышанным. — Борегар напряженно выпрямился. Несмотря на мягкие, тягучие южные интонации, в его словах металлом зазвенел гнев. — Я спрошу вас напрямую. Не согласитесь ли вы рассмотреть вопрос о временном прекращении военных действий против меня? Я хочу только защитить людей этого штата и обещаю не предпринимать никаких внезапных военных действий против федеральной армии. В ответ я прошу, чтобы вы не атаковали оставленные мной позиции. Я прошу этого, потому что намерен атаковать нашего общего врага. Если вы согласитесь, можете предъявить любые условия, какие пожелаете, и я подпишусь под ними. Как собрат по оружию, я с искренним уважением прошу вашей помощи.

Эта встреча, вторжение англичан и эта просьба настолько выходили за рамки обыденного, что Шерман просто не находил слов. Но в то же самое время чувствовал душевный подъем. Пойти на перемирие довольно легко, более того, он согласится с большим удовольствием. Ему поставлена задача удержать занятый плацдарм. И выполнить эту задачу куда легче, согласившись на прекращение боевых действий, чем в кровавом бою.

Но несравненно важнее выражение, употребленное генералом Борегаром.

«Общий враг», вот как он сказал — и сказал абсолютно искренне. И когда Шерман заговорил, в уголке его сознания уже ютилась совершенно нелепая, несообразная идея.

— Я понимаю ваши чувства. Будь я на вашем месте, я поступил бы точно так же. Но, конечно, я не могу согласиться на подобное, не проконсультировавшись со своим прямым командиром генералом Халлеком, — помолчав, промолвил он.

— Конечно.

— Однако, если уж мы об этом заговорили, позвольте добавить, что я понимаю ваше положение и всем сердцем сопереживаю вам. Дайте мне один час, после чего мы встретимся здесь снова. Мне надо первоначально объяснить, что произошло и что вы предлагаете. Уверяю вас, я употреблю все силы, дабы подкрепить ваши аргументы.

— Благодарю вас, генерал Шерман, — с отзвуком теплого чувства проговорил Борегар, отдавая честь.

Шерман козырнул в ответ, развернул коня и поскакал прочь. Полковник Эйплер собственноручно взял коня под уздцы, когда Шерман спешился.

— Генерал, в чем там дело, что стряслось?

Шерман посмотрел на него рассеянным взглядом, мысленно пребывая где–то далеко.

— Да, Эйплер, это дело исключительной важности, иначе генерал не приехал бы собственной персоной, как сейчас. Я должен доложить. Как только с этим будет покончено, я поговорю с вами и остальными старшими офицерами. Пожалуйста, попросите их собраться в моей палатке через тридцать минут.

Он спустился по склону к лагерю, но, вопреки собственным словам, даже не думал заходить к телеграфистам. Вместо этого он направился прямиком в собственную палатку. И обратился к часовому:

— Никто не должен меня беспокоить, пока мои офицеры не соберутся здесь. Велите им подождать у входа. Никому не позволительно видеться со мной. Вообще никому, ясно?

— Так точно, сэр.

Рухнув на походный стул, Шерман устремил невидящий взгляд вдаль, рассеянно теребя свою жидкую бороду. Нынешняя ситуация предоставляет возможность, за которую надо хвататься обеими руками, пока она не ускользнула, и ни в коем случае не выпускать. Несмотря на собственное заявление, Шерман решил покамест не связываться с Халлеком. Ему просто нужно было время, чтобы обдумать внезапно возникшую идею без лишних помех. Пришедший ему в голову курс действий слишком уж нестандартен, слишком иррационален, чтобы его могли постичь другие.

Конечно, долг повелевает ему немедленно телеграфировать о том, что случилось в Билокси, испросив приказаний. Когда генералы и политики поймут, что натворили англичане, то наверняка согласятся на перемирие. Общий враг. Уж пусть лучше армия южан бьется с англичанами, чем угрожает нападением на Север.

Но сколько времени понадобится политиканам, чтобы принять решение?

Слишком много, это и ребенку ясно. Никто не захочет принять на себя ответственность за радикальные действия, о которых просит Борегар. Командиры будут трепетать, передавая ответственность вверх по команде. Тудасюда полетят телеграфные депеши, пока в конце концов вся проблема не плюхнется на плечи Эйбу Линкольну.

И сколько же времени это займет? В лучшем случае — несколько часов, в худшем — не один день. А решение надо принять сию же минуту. Как ни трудно, придется взять ответственность на себя. Надо идти вабанк, пусть даже на кону вся карьера. Если упустить подобную возможность, она уже никогда не повторится. Надо принять решение самостоятельно и действовать на основании этого решения.

И Шерман знал, какое примет решение. Он рассмотрел все возможности и все равно склонялся к одномуединственному. Когда офицеры собрались, он изложил им задуманное, аккуратно, взвешенно подбирая слова:

— Джентльмены, как и Север, вторжению британской армии ныне подвергся Юг. — Он выдержал паузу, выжидая, когда эта весть дойдет до сознания офицеров. Затем продолжал: — Я переговорл с генералом Борегаром, просившим меня о перемирии ради позволения ему отвести войска на юг для битвы с врагом. Он назвал агрессоров «нашим общим врагом». И это истинная правда. В данный момент перемирие придется как нельзя кстати. К тому же оно, несомненно, нам на руку. — Он оглядел офицеров, согласно закивавших головами. Но согласятся ли они с ним после сказанного далее? — Я хочу предоставить это перемирие. Что вы скажете на это?

— Правильно, генерал, от начала и до конца!

— Вы просто должны так поступить, иного выбора нет.

— Чем больше красномундирников они шлепнут, тем меньше у нас будет болеть голова.

Их энтузиазм совершенно натурален, ненатужен и непреувеличен, но насколько далеко согласятся они зайти?

— Я рад, что все мы в этом едины. — Шерман окинул взглядом взволнованных офицеров и заговорил, с предельной тщательностью выбирая слова: — Предлагаю оказать нашему общему делу даже более обширную помощь. Если вы со мной согласитесь, я намерен взять пехотный полк и присоединиться к генералу Борегару в атаке на англичан.

Воцарилось длительное молчание: собравшимся требовалось время, чтобы обмозговать предложение Шермана так и эдак. Последствия зайдут весьма далеко, речь идет не о единственном случае совместного участия в конфликте. Конечно, может статься, что из этого решения не воспоследует ничего, кроме одногоединственного боя, или оно может повлечь дальнейшие события, которые почти невозможно предугадать. Первым подал голос полковник Эйплер:

— Генерал, вы весьма мужественный человек, если решились предложить подобное, не согласовав это по команде. Я уверен, что вы учли это и учли все возможные последствия своих действий. Что ж, я тоже. Я бы хотел, чтобы с собой вы взяли Пятьдесят третий Огайский. Президент всегда стремился любыми средствами укоротить эту войну, заключить мир с Конфедерацией. И я целиком и полностью с этим согласен. Давайте поможем остановить это вторжение. Берите нас с собой.

Эта единственная искра воспламенила энтузиазмом всех офицеров. Капитан Мунк одобрительно вскричал:

— Пушки, вам нужны пушки! Моя Первая Миннесотская батарея тоже пойдет с вами!

— А люди поддержат это решение? — поинтересовался Шерман.

— Уверен, поддержат, генерал. Они наверняка разделяют наши чувства. Надо гнать захватчиков из нашей страны!

Пока офицеры раздавали приказания, Шерман вернулся в свою палатку и написал рапорт, подробно изложив свои действия и доводы в их пользу. Сложив и запечатав рапорт, он послал за генералом Лью Уоллесом, командиром Двадцать третьего Индианского полка.

— А ты–то согласен с подобными действиями, Лью?

— Как нельзя более, Камп. Есть шанс, что удастся как–то повлиять на эту войну. Хотя я и не совсем представляю, что из этого может выйти. После Шайло и всех этих смертей, пожалуй, я начал видеть войну совершенно иными глазами. Мне кажется, что ты предлагаешь весьма достойную вещь. Негоже американцам биться с американцами, хоть нас к этому и вынудили. Теперь у нас есть шанс как–то поправить положение, и к тому же вместе.

— Хорошо. Тогда прими командование до моего возвращения. И возьми вот это. Это полный рапорт обо всем, что здесь сегодня произошло. Когда мы уйдем, пожалуйста, телеграфируй это генералу Халлеку.

Приняв сложенный листок, Уоллес улыбнулся.

— У меня тут будет масса дел какое–то время. Подымется настоящий тарарам, когда эта новость дойдет по назначению. Боюсь, пройдет добрый час, прежде чем я смогу вырваться, чтобы отправить рапорт.

— Ты весьма рассудительный офицер, Уоллес. Действуй по своему усмотрению.

Орудия уже приготовили к маршу, лошадей впрягли в постромки. В оборонительных позициях образовали разрыв, чтобы они могли проехать. Бойцов Пятьдесят третьего Огайского уже известили о намерениях Шермана, и ему было очень важно узнать, как они к этому отнеслись. Когда он подъезжал, они вытянулись во фрунт, а затем по шеренгам прокатилось неистовое «Ура!». Солдаты приветствовали генерала, медленно ехавшего вдоль строя, размахивая в воздухе фуражками, поднятыми на кончиках штыков. Боевой дух взмыл до небес, и, похоже, никто ни в малейшей степени не усомнился в важности и правильности его решения. Но разделят ли подобное отношение конфедераты? Шерман посмотрел на циферблат: час истек.

Отправляясь вместе с полковником Эйплером на встречу с ожидавшим генералом Борегаром, Шерман чувствовал, что на них устремлены глаза всей армии.

Он выбирал слова очень аккуратно, боясь малейших недоразумений.

— Решение было трудным и чрезвычайно важным, генерал Борегар, и, хочу уверить вас, единодушным. Я сообщил своим офицерам о нападении англичан, и мы были в своем мнении едины. Я говорил войскам о том, что намерен предпринять, и, уверяю, все люди в моих полках до последнего человека согласны со мной. Сейчас у Севера и Юга в самом деле один общий враг.

— Я ценю это решение, — угрюмо кивнул Борегар. — Значит, вы согласны на перемирие?

— И даже более того. Это полковник Эйплер, командир Пятьдесят третьего Огайского полка. Он и все люди его полка согласны с моим решением касательно того, что следует предпринять.

— Благодарю вас, полковник.

Шерман заколебался. Разумно ли так поступать и как отнесется к этому Борегар? Но пути назад уже нет.

— Мы пойдем куда дальше простого перемирия. Мы отправляемся с вами, генерал. Этот полк поможет вам атаковать английских захватчиков.

Реакция генерала на решение Шермана не оставила места ни для каких сомнений. На мгновение он оцепенел, не зная, как быть, а потом с громким восклицанием подался вперед, сжав руку Шермана, и неистово встряхнул ее, потом обернулся и повторил то же самое с полковником Эйплером.

— Генерал Шерман, вы не только обладаете отвагой и благородством южного джентльмена. Но, клянусь Всевышним, вы настоящий южный джентльмен! Ваши годы в Луизиане прошли не зря, мой призыв о помощи получил такой отклик, на который я, даже в самых смелых упованиях, рассчитывать не мог. Ведите своих людей. Ведите своих людей! Мы выступим в защиту общего дела.

Генерал Борегар галопом поскакал к своим позициям, чтобы известить войска. Он ни на миг не усомнился в том, как они примут эту весть, — и оказался прав. Они возликовали, когда он сообщил о решении Шермана. Они радостно кричали, все громче и громче, подбрасывая в воздух фуражки и шляпы.

Они были построены, как на параде, и стояли навытяжку, когда к ним со своих позиций шагала колонна облаченных в синие мундиры солдат янки с Шерманом во главе. Шедший впереди барабанщик отбивал такт, а флейты наигрывали жизнерадостную мелодию.

Удастся ли подобное? Смогут ли люди, сражавшиеся и убивавшие друг друга, теперь шагать бок о бок? Да, генералы Борегар и Шерман пришли к соглашению, но солдаты, как быть с солдатами? Как они воспримут столь тесную близость? Заранее не угадаешь.

Рокот барабана, визг флейт, шарканье марширующих ног. Нарастающее напряжение пришлось Шерману не по вкусу, и он решил повлиять на события. Пришпорив коня, подскакал к флейтистам, тут же прекратившим играть, наклонился и переговорил с ними. Переглянувшись, они кивнули головами, одновременно поднесли свои инструменты к губам и в унисон заиграли.

Вечерний воздух всколыхнула жгучая мелодия «Дикси».

И началось столпотворение. Крики, вопли, пронзительный свист. Конфедераты без приказа нарушили строй — как и северяне. Они со смехом пожимали друг другу руки и хлопали один другого по плечам. Подобно своим войскам, оба генерала снова обменялись рукопожатием, на сей раз наслаждаясь обоюдным триумфом.

Боже милостивый, подумал Шерман, это может удаться в конце концов, это все–таки может сработать!

Барабаны пробили «равняйсь», и солдаты медленно восстановили строй. Как один, сделали поворот направо и зашагали по пыльной дороге.

На марше

Адмирал Александр Милн отошел ко сну счастливым. Бомбардировка береговых укреплений с моря определенно способствовала захвату последних. Американцы оказали ожесточенное сопротивление, но в конце концов их уничтожили. Благодаряпологому берегу и утихшему прибою выгрузка припасов и артиллерии прошла на диво слаженно. К полуночи шлюпки вернулись с ранеными, вдобавок донесшими весть о победе.

Его обязанности в этой фазе операции исчерпались; развитие достигнутого успеха перешло в другие руки. Герцог Кембриджский — превосходнейший воин, находчивый и опытный полководец. Благодаря успеху десанта и атаки он сможет удержать позицию. А закрепившись на плацдарме, расширит брешь в обороне американцев. Блокада прорвана, и хлопок снова потечет в Англию — в уплату за оружие, импортировать которое Югу станет по средствам. Изрядная часть работы адмирала тут завершена. Усталость истекших будней, напряжение и нехватка сна сказались. Китайская рана снова дала о себе знать, напоминая, что он взвалил на плечи непосильную ношу. Сказав вахтенным, что хочет быть на мостике при первых лучах рассвета, адмирал удалился на отдых.

Казалось, он едваедва смежил веки, когда слуга тихонько позвал его. Сев в постели, Милн понемногу прихлебывал кофе, не делая усилий встать, пока чашка не опустеет, и чувствуя непомерную усталость. Только допив кофе, он побрился, оделся и поднялся на верхнюю палубу. Темный свод небес был усыпан звездами, и лишь восток едва заметно посерел. Капитан Роланд, находившийся на мостике, встретил его официальным приветствием.

— За ночь шторм стих, сэр. Предстоит чудесный день.

— С берега дальнейших рапортов не поступало?

— Была контратака, но ее отбили. Генерал Буллерс доносит, что одержана окончательная победа.

— Что полевые пушки и провизия?

— На берегу, сэр. Как только рассветет, их доставят на укрепления.

— Весьма удовлетворительный бой, воистину удовлетворительный.

Однако вскоре адмиралу пришлось глубоко раскаяться в собственных словах. Как только утренняя дымка рассеялась, его охватил ужас, нараставший с каждой минутой. Берег, где проходила высадка, открытый морю справа, оказался куда обширнее, чем казалось вчера, во время дождя и тумана. Фактически говоря, слева береговая линия не обрывалась, а изгибалась обратно, к гавани. Милн поднес подзорную трубу к глазу и при разгорающемся свете зари увидел, что за мысом блестит лагуна. Охнув, капитан Роланд вслух высказал опасения, в справедливости которых адмирал уже не сомневался.

— Это не остров Дир… И вообще не остров. Это берег! Неужто мы допустили ошибку?..

До их слуха докатился отдаленный рокот артиллерийской стрельбы, и оба направили подзорные трубы в ту сторону. К ним приближался корабль — шлюп, стоявший на восточном фланге, сейчас несся к флагману на всех парусах.

А следом, изрыгая клубящиеся облака дыма, мчался корабль преследователей.

— Бить полный сбор! — приказал капитан. — Поднять пары! Мне нужен полный ход.

«Воитель» изготовил пушки, поднял паруса и толькотолько тронулся с места, когда шлюп обогнул его с кормы и спустил паруса, оказавшись под защитой броненосца. Преследователь тоже замедлил ход и сделал поворот оверштаг, по вполне очевидным причинам не желая сталкиваться с неуязвимым «Воителем» и его пушками. Как только корабль повернулся кормой, ветер подхватил и расправил флаг. Настолько близко, что даже подзорная труба не понадобилась.

Звезды и полосы. Американский флаг.

— Передайте на «Яву» и «Саутгемптон», — распорядился адмирал. — Вижу противника. Преследовать и захватить. Или уничтожить.

Капитан английского шлюпа при первой же возможности спустил лодку и лично прибыл доложить обстановку. Поднявшись на палубу, он отсалютовал.

— Докладывайте, — сухо бросил адмирал, заранее страшась ответа.

— На рассвете, сэр, мы увидели остров и корабль на якоре невдалеке от берега. Подошли достаточно близко, чтобы разглядеть там укрепленные позиции. Янки открыли огонь, как только разглядели наш флаг. Затем военный корабль поднял якорь и погнался за нами. Я сверился с картой, сэр, и, помоему… — Голос его стих до шепота и оборвался. Капитан кашлянул, будто поперхнувшись словами.

— Выкладывайте, — буркнул адмирал.

Мертвенно бледный, несмотря на загар, офицер с большим трудом проговорил:

— Полагаю, что… этот остров… остров Дир. Когда я обнаружил это, то снова посмотрел на карту. Если вы взглянете, сэр, вот там на берегу, где мы атаковали. Видите, имеется небольшой порт, а прямо за портом вон те здания, близ места высадки. Я просмотрел все свои карты, и мне кажется… я думаю… что это город Билокси. Билокси, штат Миссисипи, каковой, как вам известно, входит в Конфедерацию.

Неопровержимая уверенность поразила адмирала, будто удар молнии; отшатнувшись, он уцепился за стальные перила.

Они атаковали не ту крепость, вторглись не на ту территорию, истребили жизни и дома граждан не той из воюющих стран. И повинен в ошибке он один, более никто. Он должен был предотвратить атаку, но было уже слишком поздно. Надо попытаться как–нибудь это поправить, сделать что–нибудь. Но поделать уже ничего нельзя. Жребий брошен, мосты сожжены. Будущее не сулит ни малейшего проблеска, карьера разбита вдребезги, это яснее ясного, да и на самой жизни можно ставить крест.

— Что–то мне нехорошо, — он повернулся и шаркающей походкой двинулся прочь с мостика. — Сойду вниз.

— Но, адмирал… что нам делать? Какие будут приказания?

Он промолчал. Но выстрел, раздавшийся минуты дветри спустя, послужил самым красноречивым ответом.

Едва вскарабкавшись по штормтрапу на палубу «Воителя», герцог Кембриджский поспешил к капитану Роланду. Закрыв дверь, пепельнобледный капитан обернулся к нему, хрипло пробормотав:

— Катастрофа…

— Вы чертовски правы. Вы знаете, что мы атаковали не тот треклятый пункт? Очевидно, знаете. Милн заплатит за это, дорого заплатит.

— Уже. Адмирал наложил на себя руки.

— Ну а я не приму на себя вину за его фиаско! — Герцог так грохнул кулаком о стол, что бутылки подскочили и зазвенели. — Армия продвигается, как приказано. Я должен позаботиться, чтобы у нее было подкрепление. Надо известить наступающих из Канады. Я выжму победу из этой смрадной каши, что вы заварили. Что это за корабль там рядом?

– «Ява».

— Я беру его. Вы здесь старший по званию. Остаетесь командовать до прибытия подкрепления. И чтобы у меня все было как следует, иначе я вас разжалую, в отставку отправлю. Посмотрим, может ли флот хоть что–то сделать как полагается в этой напасти.

Детишки бежали рядом с марширующей колонной, радуясь и махая руками. Взрослые тоже вышли навстречу войскам, но в отличие от детей чувствовали себя не в своей тарелке. Вперед специально выслали верховых, чтобы те известили людей, что к чему. Синие мундиры и знамя Союза встречали удивленно поднятыми бровями, но, когда выяснялось, в чем дело, всеобщий энтузиазм только возрастал.

— Задайте им жару, ребята! — крикнул старик с крыльца придорожного дома.

— Янки и Джонни Бунтарь — ну, будь я неладен! — выдохнул встречный всадник, размахивая шляпой. — Всыпьте этим англичанским! Слыхал я, что они наделали. В аду им самое место!

Двое генералов, ехавшие во главе колонны, махали в ответ.

— Чудесный прием, — заметил Шерман. — Сознаюсь, поначалу я немного тревожился.

— А я нет. Как только люди узнают, почему вы с нами и куда мы идем, вы найдете здесь самый теплый прием. Впрочем, маршировать нам осталось недолго. Мы приближаемся к конечной станции железнодорожной компании «Мобил и Огайо» в Коринфе, — сообщил генерал Борегар. — Я телеграфировал вперед, чтобы собрали все паровозы и вагоны. В том числе платформы для артиллерии и товарные вагоны для лошадей.

— Есть ли донесения о передвижениях противника?

— В последний раз они были замечены на подступах к Хэндсборо. Теперь вам следует вникнуть в географию побережья Мексиканского залива этого штата. Билокси находится на оконечности длинного полуострова, далеко вдающегося в океан, с лагуной позади. Хэндсборо же расположено у основания полуострова со стороны суши. Если англичане намерены оттуда двинуться на север, то лучшего и желать нечего. Подальше от побережья встречаются по большей части только заболоченные сосняки и заросли сахарного тростника. Передсмертью телеграфист из Билокси успел передать сообщение. Поблизости нет никаких войск, но в Лорейне наличествует кавалерийский отряд. Он развернется перед фронтом предполагаемого пути следования врага. Людей известили, чтобы они освободили дорогу. Перед англичанами нет ни одной нашей воинской части, и это замечательно. Я хочу, чтобы они продолжали продвижение.

Шерман поразмыслил над сказанным, и губы его медленно сложились в усмешку.

— Конечно. Меньше всего на свете нам бы хотелось встретиться с ними нос к носу, чтобы биться на их условиях. Вы хотите, чтобы они продвинулись вперед, а мы могли зайти к ним с тылу. Отрезав их от Билокси и линий снабжения. Заманить их в глубь враждебной территории, а затем стереть с лица земли.

— Точно так. Наша сила во внезапности. А мы обойдем их стороной по железной дороге. У Геттисберга имеется железнодорожный узел, где пересекаются две линии. Там мы пересядем в вагоны железнодорожной компании «Галф энд Шип Айленд». Затем прямиком на юг до Галфпорта. Таким путем мы зайдем к ним с тылу и отрежем их. Если повезет, изолируем от кораблей и поставок припасов. Затянем петлю вокруг них — и уничтожим. Вот как мы поступим.

— Блестящий план, — кивнул Шерман. — Воистину блестящий.

Входя в предместья Коринфа, они услышали пронзительный паровозный гудок со стороны железнодорожного депо. Солдаты, чувствовавшие душевный подъем, разразились на ходу ликующими криками. Из конической трубы паровоза, разводившего пары, валил густой дым. Еще один локомотив стоял наготове на запасном пути, чтобы прицепиться ко второму составу, как только отойдет первый.

— Я бы не хотел делить наш личный состав, — сказал Борегар.

— Мудрая предосторожность, — согласился Шерман. — Полагаю, моим синим мундирам было бы неблагоразумно маршировать через Миссисипи без вашего сопровождения. Предлагаю погрузить на первый поезд один из ваших полков и мой Пятьдесят третий Огайский. Остальные солдаты, пушки и припасы пойдут следом. А в Галфпорте сформируемся заново.

Телеграфные аппараты неустанно стучали по всему штату Миссисипи. Все нормальное железнодорожное движение было прекращено или направлено обходными путями, чтобы пропустить воинские эшелоны. Поезда катили на юг весь жаркий день до вечера. В Геттисберге, во время пересадки на другую линию, не обошлось без замешательства и суматохи. Но солдаты трудились вместе по доброй воле; к ночи погрузка закончилась, и начался последний этап путешествия. Большой керосиновый прожектор паровоза выхватывал из тьмы сосны, растущие вдоль дороги. Солдаты, притихшие после утомительного дня, дремали на сиденьях и в проходах.

Галфпорт. Конец железнодорожной ветки, конец железнодорожной поездки. Спустившихся из вагона генералов встречали конфедератские кавалеристы, отдавшие честь обоим.

— Капитан Кулпеппер послал меня сюда дожидаться вас всех. Велел сказать вам, что эти английские солдаты остановились на ночлег, не дальше пары миль от Хэндсборо.

— Далеко ли до Хэндсборо? — осведомился Борегар.

— Считай, прогулка, генерал. Не больше десяти — двенадцати миль.

— Они в наших руках, — заключил Шерман.

— Совершенно верно. Выступаем немедленно. Вклинимся ночью между ними и Билокси. А там поглядим, что принесет нам утро.

Корабль военного флота США «РодАйленд» не пытался обогнать британские военные корабли, да, пожалуй, и не мог. Вместо этого он пришвартовался у верфи острова Дир, под защитой тридцатифунтовых пушек береговой батареи, приготовив свои пушки в ожидании противника. Английские корабли подошли поближе, но быстро сыграли отбой, когда батареи дали залп, фонтанами поднявший воду вокруг них. Как только британские корабли присоединились к флоту, не выказывая желания вернуться, «РодАйленд» отдал швартовы и на всех парах устремился на восток.

Прежде чем «РодАйленд» был насильно завербован в военный флот и отправился на подмогу блокадной флотилии, он был морским паромом. Несмотря на почтенный возраст, машины его оставались вполне надежными. Под хорошими парами, да при затянутом предохранительном клапане, он мог делать верных семь узлов. И делал, взбивая пену своими большими колесами и устремляясь вдоль берега на восток на предельной скорости.

— Ты видел их так же ясно, как я, Ларри, верно ведь? — в который раз поинтересовался капитан Бейли.

— Верное дело, капитан, разве такой большущий флот прозеваешь? — ответил старший помощник.

— А с каким бесстыдством этот шлюп пошел прямо на нас, подумать только! А на маковке мачты развевается британский флаг. Мы воюем, а тут он мчится прямиком под огонь батареи. Комендору следовало подержать его под огнем чуток подольше.

— Помоему, мы попали в него пару раз.

— Может статься. Ну по крайней мере, он дал деру и вывел нас прямиком к остальным.

— Ни разу не видал железнобокого вроде этого англичанина. — Капитан окинул взглядом берег Миссисипи, потихоньку ползущий назад. — Как потвоему, до залива Мобил еще часа два?

— Около того.

— Бьюсь об заклад, адмирал страшно заинтересуется нашим докладом.

— Любой блокадный корабль будет более чем заинтересован. Разве «Монитор» не должен был уже подключиться к ним?

— Должен. Я читал приказы. Должен был присоединиться к блокаде, как только новый железный корабль класса «Монитора», «Мститель», подоспеет в Хэмптон, чтобы занять его место.

— Держу пари, ребята на «Мониторе» окажутся погорячее всех других. Должно быть, жутко устали торчать пробкой в бутылке, поджидая, когда «Мерримак» покажется сызнова. Слыхал я, на нем новый капитан?

— Лейтенант Уильям Джефферс, славный человек. Бедолага Уорден ранен в глаз. Ядро угодило в смотровую щель, осколки полетели ему прямиком в глаза. На один глаз он окривел, а второй видит тоже не ахти как. Джефферса наш рапорт заинтересует.

— Всех заинтересует, как только весть об этом долетит до Вашингтона.

Гибель армии

Стояла тихая и жаркая ночь. И очень душная. Рядовой Эльфинг из Третьего Миддлсекского вгляделся в предрассветную тьму, затем расстегнул воротник, чувствуя страшную усталость. Вторую ночь подряд на часах, и только потому, что напился вместе с остальными. А ведь к женщинам он даже близко не подходил, был чересчур пьян для таких дел. Во тьме мерцают светлячки — диковинные насекомые, светящиеся в ночи. А ночь очень мирная; легкий ветерок доносит ароматы жимолости, роз и жасмина.

Кажется, что–то двигалось? Небо на востоке посветлело, так что, выглянув из–за дерева, он ясно разглядел темный силуэт человека, затаившегося в подлеске. Да, Господи Боже, это один, а там и другие! Эльфинг выстрелил из мушкета, не давая себе труда прицелиться. Но не успел даже возвысить голос, чтобы поднять тревогу, когда рухнул, сраженный сразу дюжиной винтовочных пуль. И был мертв еще до того, как тело его упало на землю.

Пропели горны. Сбросив одеяла, британские солдаты схватились за ружья, чтобы ответить на огонь, шквалом обрушившийся на них из–за кустов и деревьев возле лагеря.

Выскочив из своей палатки, генерал Буллерс по интенсивности стрельбы отчетливо понял, что до полного истребления остались считанные минуты. Вспышки ружейного огня и плывущие по ветру облака дыма указывали, что атакует весьма значительное войско. Да еще с пушками, понял он, когда взрывы первых ядер проредили шеренги обороняющихся. Да еще с тыла — нападающие преградили армии путь к месту высадки.

— Трубить отход! — крикнул Буллерс подбежавшим офицерам. Мгновение спустя шум боя перекрыл чистый голос трубы.

Солдаты не бросились врассыпную, ибо все были ветеранами, видавшими не один поход. Дав залп в надвигающегося противника, они отходили, сохраняя боевые порядки, не срываясь на бег. Вспыхнувшая в небе заря осветила остатки дивизии — отстреливающиеся, пятящиеся неровной цепью. Но каждый шаг уводил их дальше от берега, прочь от надежды на спасение. Небольшими группами они продвигались в задние ряды, где останавливались, чтобы перезарядить мушкеты и выстрелить снова, когда их товарищи пройдут мимо. Времени на перегруппировку просто нет. Остается тольо сражаться. И найти место, где можно закрепиться.

Сержант Гриффин из Шестьдесят седьмого Саут — Гемпширского почувствовал, как пуля вонзилась в приклад мушкета с такой силой, что его крутнуло вокруг оси. Цепь атакующих почти настигла его. Вскинув мушкет, Гриффин выстрелил в солдата в синем мундире, поднявшегося прямо перед ним. Пуля попала в руку, и солдат, выронив ружье, зажал рану. Боец, шагавший рядом, с пронзительным воплем ринулся вперед, занося штык по длинной дуге и вонзив в грудь сержанта, когда тот толькотолько вскинул свое оружие. Провернувшись, штык вырвался из груди, и кровь потоком хлынула из ужасной раны. Сержант попытался поднять свой мушкет, не смог, выронил и сам повалился следом, в последний миг своей жизни с недоумением гадая, почему на убийце серый мундир. Другой был в синем…

Атакующие не мешкали и не колебались. Британских солдат, пытавшихся закрепиться на позициях, уничтожали. Бежавших расстреливали или добивали штыками в спину.

Первое укрытие, где можно было остановиться, дать отпор и предотвратить разгром, генерал Буллерс увидел в заросшей вьющимися растениями, покосившейся деревянной изгороди.

— Ко мне! — крикнул он, взмахнув шпагой. — Сорок пятая, ко мне!

Бегущие люди, некоторые из которых были настолько измождены, что не смогли бы идти дальше, заковыляли к нему, падая на землю под ненадежной защитой изгороди. К ним присоединились остальные, и вскоре британская цепь уже вела непрерывный огонь, впервые за утро.

Наступающие устали ничуть не меньше, но их влекло вперед исступление боя. Борегар быстро развернул войско в цепь перед изгородью, положив бойцов в высокую траву.

— Найди укрытие, заряжай и пли, ребята! Продержитесь, пока не отдышитесь, до подхода подкрепления. Оно вотвот подоспеет.

Увидев, как поступил Борегар, Шерман собирал солдат рядом с собой, пока не скопилось изрядное войско. Полевые пушки были уже на подходе, готовясь занять новый огневой рубеж, но ждать их готовности было нельзя, потому что Борегар оказался в опасном положении. Когда Шерман скомандовал наступление, знаменосец Пятьдесят третьего Огайского находился поблизости. Увидев надвигающуюся цепь, англичане сосредоточили огонь на новой угрозе. Пули засвистели вокруг наступающих, выстригая клочья травы.

Услышав крик боли, Шерман обернулся и увидел, что раненый знаменосец падает. Осторожно опустив его на землю, генерал принял из ослабевших рук древко, несущее звезднополосатое полотнище, поднял флаг высоко над головой и приказал атаковать.

Бегом одолев последние ярды, солдаты Союза бросились на землю среди конфедератов, прикованных к месту плотным огнем. Шерман, попрежнему сжимая в руке флаг, присоединился к Борегару, нашедшему укрытие в небольшой рощице, вместе со своими офицерами и группой солдат.

— Пушки на подходе, — сообщил Шерман. — Пусть немного забросают англичан ядрами, прежде чем мы атакуем снова. Как у вас с боеприпасами?

— Отлично. Похоже, перестрелке ребята сегодня предпочитают штыковую.

Шерман оглядел солдат. Выбившиеся из сил, изможденные, с закопченными пороховым дымом лицами и мундирами, они попрежнему выглядели грозной силой, готовой сокрушить любого врага. Знаменосец конфедератов устало оперся на древко флага. Шерман хотел перезарядить пистолет к следующей атаке, но вдруг обнаружил, что руки его заняты знаменем. Мысли его тоже были заняты, но сражением, так что, даже не подумав, Шерман протянул флаг солдату Конфедерации.

— Держи, парень. Тебе что один нести, что два — труд невелик.

Усталый солдат с улыбкой кивнул, взял второй флаг и связал оба древка вместе.

Никто не обратил на это внимания — все готовились к атаке.

В ту минуту, в пылу боя, звезднополосатый и флаг Конфедерации объединились.

И затрепетали на ветру, как один, когда прозвучал приказ и солдаты устремились вперед.

Королевские военноморские пехотинцы встали лагерем на берегу у Билокси, охраняя пушки и склады. Долетевшая с запада орудийная канонада послужила сигналом тревоги, и они уже готовились к выступлению, когда в лагерь приковыляли первые из солдат, ускользнувшие от нападающих. Майор Дэшвуд решительно подошел к спотыкающемуся от усталости пехотинцу и притянул к себе, ухватив за грудки.

— Что там случилось?! Говори!

— Атака… на рассвете. Врасплох. Много ружей, сэр. Солдаты, тоже множество. Генерал приказал отступать…

— Бросать оружие он вам не приказывал. — Отшвырнув солдата на землю, майор зашагал вдоль берега. — Пусть люди займут позиции на укреплениях. Пустите в ход ящики и тюки, пусть они тоже послужат прикрытием. Разверните пушки. Проследите, чтобы люди трудились быстро и на совесть. Лейтенант, до моего возвращения остаетесь за командира. Я отправляюсь туда, чтобы выяснить, что к чему.

Косоглазая лошадь, захваченная после штурма, отличалась пугливым нравом даже в лучшие времена. Будучи не слишком опытным наездником, майор прибег к помощи двух морских пехотинцев, чтобы взобраться в седло. И галопом, не умея сдержать лошадь, поскакал на шум перестрелки. Довольно быстро отыскав место боя, он сумел остановить лошадь, сильно натянув поводья.

С первого же взгляда стало ясно: битва проиграна. Трупы англичан буквально устилали землю. Они взяли с собой немало врагов, но все–таки недостаточно много. Уцелевшие оказались в окружении и вырваться не могли. В кольце превосходящих сил. Конечно, можно было бы контратаковать силами морских пехотинцев. Но они тоже окажутся в численном меньшинстве и наверняка не успеют подойти вовремя, чтобы повлиять на исход сражения. Интенсивность огня уже начала понемногу убывать по мере того, как тесный кружок обороняющихся становился все теснее. Песок у ног лошади взметнулся от удара пули, и майор понял, что обнаружен. Неохотно развернул лошадь и галопом поскакал обратно к берегу.