Абсолютная память Болдаччи Дэвид

Глава 25

Декер прочесал улицу на сто ярдов в обе стороны. Рядом с баром был один переулок, но тупиковый. В нем было только две двери — боковой вход в бар и дверь в соседнюю аптеку, наглухо запертая. Даже если б Леопольд решил заняться спринтом, за пятнадцать секунд он не успел бы добраться до других улиц. Декер нырнул обратно в бар, на случай если Леопольд сделал круг и зашел в боковую дверь. Тоже мимо.

Поблизости было несколько открытых магазинов, но Леопольда там не было, и никто не видел, чтобы он прошел мимо. На улице было пусто, так что на свидетелей рассчитывать не стоило.

Оставался только один ответ. Кто-то на машине подхватил Леопольда, и они уехали. И этот подхват, какой бы абсурдной не казалась такая мысль, был подготовлен заранее. Разумеется, это только усилило подозрения Декера относительно Леопольда. Вдобавок, Амос здорово расстроился, что умудрился упустить парня.

Однако тут уж ничего не поделаешь, поэтому Декер направился в Мэнсфилдскую школу.

Скорбящие ушли, и их сменили две группы протестующих, которые устроились прямо у желтой полицейской ленты. Одна группа призывала браться за оружие, другая придерживалась противоположных взглядов. Обе группы скандировали, кричали, а временами даже устраивали короткие потасовки друг с другом.

— Больше оружия! Нет оружию! Вторая поправка! Оружие убивает! Нет, убивают люди! Когда прекратится бойня? Идите к черту!

Декер обошел их стороной и, показав свой новый пропуск, прошел через охраняемый периметр. Он встретился с Ланкастер в командном центре — библиотеке.

Когда Амос рассказал ей, что случилось в суде, она остолбенела.

— Он просто ушел?

Декер кивнул.

— Мак жутко разозлится. От Шейлы Линч я ждала большего. Похоже, этот защитник ее хорошо обставил.

— Он делал свою работу. Истина и справедливость не всегда попадают в уравнение. Факт остается фактом: Эбернати, скорее всего, принял правильное решение. После отказа от признания не осталось никаких доказательств, позволяющих задержать его. И судья уже поставил галочку обвинению. Возможно, он только и ждал случая закрутить гайки. И дождался. Мы с тобой и раньше такое видели.

За долгие годы Декер поучаствовал в стольких судебных заседаниях, что вполне мог считаться адвокатом, за исключением официального диплома и членства в адвокатуре.

— Рада, что ты так спокойно и рационально ко всему этому относишься, — ответила Ланкастер с хорошо заметной прохладцей в голосе.

— А как еще мне к этому относиться? — с такой же прямотой спросил он. — В противном случае у меня просто снесет крышу, и к чему это нас приведет?

Мэри отвернулась, пожевала резинку. Потом сказала:

— Забудь. Просто у меня дерьмовый день.

Декер не стал рассказывать, как следил за Леопольдом, а потом потерял его у бара. Он не считал, что это добавит что-то к общей картине, а упустив Леопольда, чувствовал себя идиотом. А кому, даже с перепутанными проводками в голове, захочется выставлять себя идиотом?

— Фэбээровцы какие-то возбужденные, — заметил он.

«Костюмы», и так выставляющиеся своей энергичностью, сейчас носились вокруг с удвоенной скоростью.

— Массовое убийство, два связанных дела, улики, которые ты нашел у Дебби Уотсон… Ставки здорово повысились. — Мэри помолчала, потом помахала какими-то бумагами. — И они хотят поговорить с тобой, Амос. В смысле, ФБР.

Декер выглядел несколько удивленным.

— С чего бы?

— Прежде всего именно ты обнаружил все свежие улики. Но теперь стало очевидно, что убийца имеет к тебе что-то личное. Зашифрованная записка в доме Дебби тоже адресована тебе. Поэтому ФБР главным образом хочет расспросить тебя и выяснить, не смогут ли они отыскать следы, ведущие к человеку, который объявил тебе вендетту.

— И когда они хотят этим заняться?

— По правде говоря, прямо сейчас — отличное время.

Декер поднял взгляд на широкоплечего мужчину шести футов, который стоял рядом. На вид незнакомцу было лет сорок с небольшим. Безупречный костюм завершал желтый платок в кармашке, идеально подходящий к галстуку. Мужчина был аккуратно подстрижен и выбрит. Похоже, он являлся вожаком стаи, если судить по тому, насколько встревоженно на него посматривали другие агенты.

Декер видел его впервые. Должно быть, он только что приехал — возможно, прямо из Вашингтона. Тяжелая артиллерия подключается к тяжелому делу, которое привлекает внимание всей страны. Привычный образ действий федералов. Оставим цыплячье дерьмо местным цыпляткам и заберем себе всю славу с дел национального масштаба.

Мужчина протянул руку и улыбнулся, открывая щербинку между передними зубами.

— Специальный агент Росс Богарт. Я немного запоздал к вечеринке. Нужно было закончить пару дел в столице. Мистер Декер, давайте найдем тихое место и пробежимся по некоторым фактам, если вы не против.

— А имеет значение, против я или нет?

— У всех нас одна цель. Я знаю, вы были копом, потом детективом. Вы знаете порядок: нет ничего незначительного. Не должно остаться неясностей, если с ними можно разобраться. Пройдем?

Он указал на дверь в глубине библиотеки, за которой, как ранее выяснил Декер, скрывался читальный зал для учеников с неродным английским.

Амос встал и пошел за мужчиной. К ним присоединился еще один агент, женщина, которую Декер уже здесь видел. Блондинка лет тридцати, с мускулистыми икрами и челюстью, которая торчала как каменная плита. В одной руке женщина держала диктофон, в другой — блокнот и ручку. На бедре болтался фэбээровский «щиток».

— С нами будет специальный агент Лафферти, — сказал Богарт.

— Может, пригласим тогда и детектива Ланкастер? — предложил Декер. — Она тоже в курсе всего.

— Возможно, позже, — с улыбкой ответил Богарт; затем придержал дверь и включил в комнате свет.

Они уселись за небольшим столом, Декер с одной стороны, двое специальных агентов — с другой. Лафферти включила диктофон и раскрыла блокнот, готовясь записывать все, что будет сказано в этой комнате.

— Неужели до сих пор учат стенографии, при всех нынешних-то цифровых штуках? — спросил Декер, глядя на нее. — Запись будет стопроцентно точной, а в вашу стенограмму вместо действительно сказанного могут попасть интерпретации и нюансы восприятия, о которых вы и не подозреваете. Просто подумалось.

Лафферти, не зная, как на это ответить, взглянула на своего босса.

— Давайте, с вашего позволения, начнем с начала, — сказал Богарт, — чтобы помочь мне побыстрее разобраться.

— Тогда я просто кратко изложу все события, чтобы не тратить время зря, — сказал Декер.

Он не стал дожидаться согласия Богарта, а сразу двинулся вперед:

— Моя семья была убита шестнадцать месяцев назад. Дело до сих пор не раскрыто.

Затем он рассказал агентам ФБР про Себастьяна Леопольда, который признался в преступлении, был заключен под стражу, отказался от признания и был освобожден, поскольку никаких улик против него не нашлось.

— Как вам известно, баллистическая экспертиза связала эти два дела вместе.

— Вы уверены, что он не мог быть школьным стрелком? — спросил Богарт.

— Абсолютно. В это время он сидел за решеткой. И попал туда за много часов до того, как тот парень начал бойню.

— Вы выяснили, где он мог прятаться, — сказал Богарт. — В столовой. В хранилище для продуктов.

— Я связал несколько свидетельских показаний и сделал обоснованное умозаключение.

— Затем вы нашли в шкафчике Дебби Уотсон блокнот с рисунком стрелка.

— Еще одно обоснованное умозаключение.

Богарт, будто не слыша его, продолжил:

— Затем вы отправились в дом Уотсонов и обнаружили зашифрованное послание, скрытое в нотной записи. Далее — более раннее послание, точнее, издевка, оставленное на стене в вашем старом доме, где была убита ваша семья. Вы нашли и его… — Он сделал секундную паузу. — Вы не собираетесь сказать «другое обоснованное умозаключение»?

— По моему заключению, этого уже не требуется, поскольку вы все сказали за меня.

— Вы, кажется, довольно легко все это восприняли. Могу я спросить почему?

— Я ничто не воспринял легко. Вот почему я работаю по этому делу, хотя больше не служу в полиции.

Богарт взглянул на досье, лежащее перед ним.

— На самом деле, делам, верно? Разделенным шестнадцатью месяцами.

— Шестнадцатью месяцами, двумя днями, двенадцатью часами и шестью минутами.

— А как вы определили это с такой точностью? Вы даже не посмотрели на свои часы.

— Часы висят на стене у вас за спиной.

Богарт не обернулся, но Лафферти взглянула туда и сделала какую-то пометку в блокноте.

Декеру не требовалось смотреть на эти часы. У него был внутренний таймер, который вел честный отсчет. Лучше «Ролекса» и намного дешевле.

— Тем не менее, — заметил Богарт. — С точностью до минуты?

— До секунды, если на то пошло, — спокойно ответил Декер. — А если вас интересует, чем я занимался во время стрельбы в школе, я был во Втором участке.

Богарт нахмурился и озадаченно посмотрел на Декера.

— Почему вы так торопитесь сообщить нам о своем алиби? Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?

— Если вы действительно об этом задумаетесь, всех в чем-то подозревают.

Декер смотрел, как Лафферти записывает эту фразу, слово за словом.

— Мистер Декер, ваша враждебность намеренна? — вежливо спросил Богарт.

— Нет, это просто мой характер. Спросите любого, кто меня знает. У меня нет фильтров. Я лишился их много лет назад — да так и не вернул назад.

— У вас выдающийся послужной список в полиции. У вас и вашего напарника.

— Бывшего напарника, — поправил Декер, которому была нужна точность в делах, особенно прямо сейчас.

— Бывшего напарника, — уступил Богарт. — Но из разговоров с людьми выходит, что безусловным лидером пары были именно вы. Я не стану говорить, что вы были мозговым центром, поскольку у меня нет желания принижать вклад детектива Ланкастер в вашу совместную работу.

— Это приятно слышать, — ответил Декер. — Потому что Мэри хороший детектив и работает не покладая рук. — Он посмотрел на Лафферти. — И если вы тоже будете много работать, то сможете добиться большего, чем стенография для босса. Я уверен, у вас есть способности, если вам когда-нибудь дадут шанс их применить.

Лафферти покраснела и отложила ручку.

Богарт подался к Декеру.

— Похоже, этот человек объявил вам персональную вендетту. Есть какие-то мысли, кем он может быть?

— Если б они у меня были, я бы уже поделился этой информацией с полицией Берлингтона.

— Мы все вместе работаем над этим, — сказал Богарт, уже без вежливой улыбки.

— Рад, что вы так считаете.

— То есть вам никто в голову не приходит?

— Когда я разговаривал с Леопольдом, он сказал, что я оскорбил его в «Севен-илевен». Примерно за месяц до убийства моей семьи. Однако я никого там не оскорблял. А если б у кого-то возникли со мной проблемы, я бы это запомнил.

— Вы утверждаете, что ваша память непогрешима?

— Я утверждаю, что вспомнил бы человека, если б поссорился с ним.

— Но прошло много времени, вы вполне могли забыть. Какой-то незначительный эпизод, на вид совершенно безобидный… Вы могли даже не заметить. Мы все упускаем какие-то вещи. А память склонна к ошибкам по своей природе.

— Когда вы родились?

— Что? — резко переспросил Богарт.

— Скажите, когда вы родились. Месяц, день, год.

Богарт взглянул на Лафферти, потом произнес:

— Второе июня тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.

Декер моргнул раз пять и сказал:

— Значит, вы родились в воскресенье.

Богарт откинулся назад.

— Верно. Конечно, тогда я этого не знал… А как вы узнали? Заглянули в мое личное дело?

— У меня нет к нему доступа. И всего пять минут назад я не подозревал о вашем существовании. Если вам нужны еще доказательства, я могу проделать то же самое для вашей коллеги.

— И в чем мысль?

— Я бы вспомнил стычку с кем-либо в «Севен-илевен» и через семнадцать месяцев, и через семнадцать лет.

— Значит, вы думаете, Леопольд лжет?

— Я думаю, Себастьян Леопольд — не тот, кем он хочет казаться.

— И кем он хочет казаться?

— Бездомным и сильно не в ладах с головой.

— То есть вы говорите, что он не бездомный и с головой у него всё в порядке?

— Я говорю, что считаю его опасным.

— Но вы сами сказали, что он не мог быть школьным стрелком. Вы думаете, он убил вашу семью?

— Он не мог сделать этого лично. У него есть алиби и на ту ночь. Но я продолжаю обдумывать его возможную причастность к этим делам.

— Почему?

— Он признался в преступлении, за которое светит смертная казнь. А сейчас он исчез. Случайностью может быть что-то одно, но не то и другое сразу.

— Значит, вы думаете, что он причастен к убийствам. А сейчас он исчез?

— У меня нет доказательств. И даже если мы его найдем, то не сможем выдвинуть обвинения. У нас на него ничего нет. Вообще ничего.

— Так почему вы считаете, что он причастен?

Этот вопрос задала агент Лафферти.

Богарт обернулся к ней, казалось, удивленный тем, что она вообще заговорила.

Декер смотрел женщине в глаза.

— Потому что он непонятен. А я не люблю непонятных людей.

Глава 26

Декер оставил Богарта и Лафферти в маленьком читальном зале и прошел через коридор в столовую. Отсюда все началось, и обширный зал со старым линолеумом в шашечку будто призывал к себе Амоса.

«Возможно, как песни сирен, влекущие моряка к гибели».

Он обошел столовую по периметру, заглянул в морозильник, завернул за угол и осмотрел кухню. Потом вышел на внешнюю разгрузочную площадку, от которой шла тропинка к лесу. Сначала они думали, что стрелок ушел этим путем. Ну, многие до сих пор так думали, поэтому эксперты прочесывали тропинку и ее окрестности с того момента, как Декер сделал свои открытия в столовой.

Но Амос больше в это не верил.

Он вернулся внутрь и уселся на один из стульев в столовой. Широкая задница Декера свесилась по обе стороны сиденья, и ему показалось, что он слышит жалобный крик тонких ножек стула, не привыкших поддерживать массу, какую редко встретишь в средней школе.

Так чем же стрелок на самом деле занимался в столовой? Отсюда далеко до места, где он начал свою вечеринку. Самая удаленная часть школы, если не считать кабинетов администрации и библиотеки, где даже ранним утром могут оказаться люди.

7:28 — Мелисса Далтон слышит чпокающий звук, когда открывает дверь морозильника.

8:41 — Человек в камуфляже попадает на камеру.

8:42 — Дебби Уотсон получает заряд картечи в лицо и погибает.

Итого неучтенным остается час и тринадцать минут. Что заняло это время? Был ли он уже одет и вооружен? Чего ждал? И ждал ли вообще? Возможно, он что-то делал. Возможно, делал что-то, критически важное для его плана, и на это потребовалось время.

Декер сидел, шли минуты, а его разум пережевывал эти вопросы.

Никто не видел человека, идущего из столовой в дальний коридор, где была убита Дебби Уотсон. Они вычислили и опросили двоих — учителей, — которые с наибольшей вероятностью могли заметить человека, идущего этим путем в это время. Правда, никакой гарантии тут не было — достаточно на минуту отлучиться или повернуть голову не налево, а направо, и всё, ты уже ничего не увидишь.

Но если убийца двигался от столовой, ему нужно было добраться до другого конца школы незамеченным. Это пункт А.

У него получилось. Это пункт Б.

Пункт В — как он с этим справился. И Декеру было просто необходимо разобраться с пунктом В.

А потом что-то просочилось ему в затылок, пробежало по въедливому фильтру, в который превратился его мозг после страшного удара парня из Байу. Просочилось и вышло с другой стороны зачатком идеи.

Декер встал и торопливо вышел на улицу. Он быстро дошел до углового камня школы и прочитал дату.

1946.

Он и так знал ее, но взгляд на число придавал уверенности, помогал выстраивать теорию, которая оформлялась в его разуме. Когда взгляд Декера падал на конкретные цифры, в его голове вспыхивали и мелькали цвета, но сейчас ему было не до них.

1946.

Через год после окончания большой войны.

И почти сразу началась новая.

Холодная война.

Угроза ядерной войны. Армагеддон. Детей на учениях по гражданской обороне учат забираться под парты, если с неба начнут падать водородные бомбы. Как будто дюймовый слой ламината защитит их от эквивалента миллиона тонн тротила.