Абсолютная память Болдаччи Дэвид
— Так где же вы были все это время?
— Это мое дело.
— Вы не хотите поймать убийц?
— Не говорите так.
— Но вы знаете, что я права. Вы — ключ к происходящему. — Журналистка подалась вперед и похлопала по его толстой руке. — Декер, я хочу помочь.
— Вы хотите «Пулитцера».
— Ладно, вот что я вам скажу. Вы даете мне помочь, и я не пишу никакой статьи без вашего разрешения. Вы просматриваете ее и утверждаете. Либо отправляете скотину на забой, и статья никогда не выходит.
— Вы на это согласны?
— Да.
— Почему?
— Энди Джексон. Вы его знаете?
— Учитель английского в Мэнсфилде. Последняя выжившая жертва стрелка. Пытался остановить его.
— Он умер час назад. Энди не всегда преподавал в Мэнсфилде. Он был профессором в Пердью, когда я там училась. Из-за него я стала репортером. Он переехал сюда, чтобы заботиться о больной матери. Таким он был человеком.
— Вы этого раньше не говорили.
— Потому что это было мое дело. Но теперь я говорю.
Алекс протянула руку.
— Итак, вот мои условия. Если вы скажете «нет», статьи не будет. Но взамен я помогаю вам найти этих мерзавцев. Ваше слово?
Декер медленно протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
— Так откуда мы начнем? — спросила она.
Амос встал.
— С хранилища.
Глава 38
Было уже поздно. Они сидели скрестив ноги на полу хранилища и перебирали коробки. Джеймисон вернулась несколько минут назад с ужином в виде китайской еды навынос. Она разложила салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы, наполнила тарелку Декера и только потом взяла свою.
Амос с некоторым удивлением посмотрел на нее.
— Я не домовитая, — пояснила она, — зато старшая из семи детей. Привыкла во время еды работать за родителей.
Он кивнул и откусил кусок спринг-ролла, пока Джеймисон отправляла в рот полную ложку яичного супа. Кроме еды, она прихватила две бутылки пива. Декер глотнул из своей и поставил бутылку на пол.
Алекс оглядела контейнер.
— Вы вправду всё хранили, да?
— Вещи, которые важны для меня.
— Я не вижу тут ничего из ваших футбольных времен.
Амос пожал плечами и ткнул вилкой в кусок креветки.
— Они не важны.
Джеймисон медленно кивнула.
— Но разве не больно держать здесь эти вещи после того, что случилось с вашей семьей? Одежду дочери? Поваренные книги жены? Письма? Фотографии?
— Больно их лишиться. — Он взглянул на нее. — Как долго вы были замужем?
— Слишком долго.
Декер выжидающе смотрел.
— Два года и три месяца, — наконец ответила Алекс. — По правде говоря, не так уж долго.
— И что случилось?
— Дела пошли не так. Он оказался не тем парнем, которым я его считала. Наверное, и я оказалась не той женщиной, которой он меня считал.
— Дети?
— Слава богу, нет. С ними все было бы намного труднее.
— Да, это верно. Дети делают все лучше. И труднее.
Она оперлась о картонную коробку и подтянула к себе ноги, потягивая пиво. Потом пристукнула пальцем по голове.
— Так этот удар как-то изменил ваш мозг?
Декер кивнул и глотнул пива.
— Я видела в одной из коробок какие-то отчеты из того института. Там было необычно?
Он оставил пиво и потеребил бороду.
— Вы хотите спросить, чувствовал ли я себя морской свинкой? Да.
— А как туда попали остальные?
— Официально ничего не сообщали. Думаю, врачебная тайна. Но слухи ходили. Многие с этим родились. Несколько, вроде меня, перенесли черепно-мозговую травму. Я думаю, кое-кто в институте знал обо мне, раз уж этот удар показали по телевизору.
— У вас всех был схожий…
— Дар? Основа одна. Почти абсолютное запоминание. Сверх этого отличия были невелики. Один человек мог играть на любом музыкальном инструменте, просто взяв его в руки, без всякого обучения. Другой мог разложить в уме любое число на простые. Там была женщина, которую в семь лет признали грандмастером памяти.
— Грандмастер памяти? И что она должна была сделать?
— Три задачи. Первая — запомнить за час тысячу случайных чисел. Следующая — запомнить за час порядок десяти карточных колод. И последняя — запомнить порядок одной колоды за две минуты.
— Ого, кто бы знал, что все так просто, — ехидно заметила Джеймисон.
— Во всем мире есть примерно сто пятьдесят человек, которые успешно справились со всеми тремя задачами.
— Не думала, что их так много.
— А их и не много — на фоне семи миллиардов людей.
— А вы это можете?
— Никогда не пробовал. Незачем.
Оба замолчали. Джеймисон пристально разглядывала Декера.
— Да, вы — мотивация этого парня. Но вы осознаете, что дело не в вас?
— Тринадцать человек убиты из-за того, что у него ко мне претензии. Так что дело определенно во мне.
— Не вы нажимали на спуск. Это сделал он. И что бы он о вас ни думал, это не оправдывает его поступков.
— Скажите это семьям жертв.
— Вы — семья жертв.
Декер отставил тарелку и с трудом поднялся. Колени и спина жутко болели, и ему хотелось отлить. Он вышел наружу, завернул за угол, расстегнул штаны и облегчился.
И удивился, услышав голос Джеймисон. Видимо, она вышла следом.
— Вам не следует грызть себя. Именно этого он и хочет. Вы сами знаете. Часть той же схемы. Он забирается вам в голову и выигрывает на двух фронтах. Во-первых, его мозги бьют ваши, и он получает личное удовлетворение. И если вы не в состоянии здраво рассуждать, у вас нет шанса взять его. Для него ситуация беспроигрышная. И он на это рассчитывает.
Декер застегнул штаны и повернулся к ней.
— Я знаю.
— Так не дайте ему.
— Легче сказать, чем сделать.
— Возможно, для человека со средним умом. Но вы — не один из них.
Амос двинулся к ней, вынуждая ее отступить к стенке хранилища.
— Думаете, если у меня подкрученные мозги, у меня нет эмоций? Думаете, я ничего не чувствую? Это вы думаете? Тогда вы ошибаетесь.
— Я думаю не это. Я думаю, тот парень ничего не чувствует. Он в этом смысле ненормальный. А вы — нет.
— Тогда что за хрень вы несете?
— Декер, вы можете чувствовать, что хотите. Сейчас вы дико злитесь. Я это вижу. Вы думаете, резня начинается и заканчивается у вас на пороге. Может, вы хотите кого-то ударить. Врезать кулаком в стену. Хорошо, только не позволяйте ему спутать вам мозги. Они вам понадобятся, чтобы однажды надеть на эту сволочь наручники, а потом увидеть его последний вздох в смертной камере. Хотите выиграть этот матч? Вот так вы его выиграете. Победитель живет, проигравший получает иглу.
Декер отступил. Журналистка не двигалась.
Он отвел взгляд, потом уставился себе под ноги. А потом пошел обратно в хранилище, искать дальше.
Двумя часами позже они перекопали все коробки — и получили чистый ноль.
Декер сидел, прислонившись к стеллажу.
— Я просмотрел все с того дня, когда надел форму, — хотел проверить, кого я мог так разозлить. Никого. Я никогда не оскорблял людей в «Севен-илевен». Я закатывал плохих парней, само собой, но не сделал ничего, потянувшего бы на такую вендетту.
Он потер лицо и закрыл глаза.
Джеймисон растерла шею и с внезапным удивлением взглянула на него.
— А почему вы вернулись только к тому моменту, когда стали полицейским?
Он открыл глаза.
— Я уже просмотрел всех в Мэнсфилде, кто мог что-то иметь против меня. Джеймисон, там ничего нет. Ничего.
— То есть вы проверили свою жизнь в Берлингтоне, до отъезда и после возвращения. А между ними?
— Что, думаете, на это пошел парень, который меня тогда снес? Когда у него сдали колени и плечи, его выписали из команды. У него закончились деньги, и он решил заняться торговлей наркотиками. Сейчас сидит в тюрьме, где-то в Луизиане. И я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы мне завидовали. Ни в колледже, ни в профессионалах.
Джеймисон зевнула.
— Но если Себастьян Леопольд причастен к этому, зачем он сказал полиции, что вы оскорбили его в «Севен-илевен», когда вы не делали ничего подобного?
— Вы спрашиваете, зачем убийце лгать?
— Я спрашиваю, как вы можете его не знать, если так его обидели, что он стал убивать людей? Возможно, у него не было вообще никакого повода. Но мне кажется, этот парень не делает ничего случайного. Ваша семья, Мэнсфилдская школа. Сообщения для вас. Вы можете рассказать мне, о чем там говорилось?
— Одно было написано на стене моего старого дома.
— И что там было?
Он процитировал.
— А другие?
Амос рассказал ей о нотном шифре, написанном на стене комнаты Дебби Уотсон. И о словах, вырезанных на спине Лафферти.
— Господи, — воскликнула Алекс. — И в каждом послании он зовет вас «братан»?
Декер кивнул.
— И говорит, что у вас много общего. Что вы оба — всё, что есть друг у друга.
— Да.
— И в последнем сообщении утверждает, что вы контролируете происходящее. И можете решить, когда закончить.
Декер посмотрел на нее.
— В смысле, он или я.
— И он явно хочет быть тем, кто останется на ногах.
— Полагаю, да.
— Хорошо. Но мне кажется, он считает, что соревнуется с тобой. Братья. Часть чего-то, что мы просто не видим.
Амос открыл глаза.
— Вроде команды?
— Вы никогда не служили в армии?
Декер покачал головой.
— Тогда, возможно, вроде команды.
— Я же говорил вам, я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы вывести кого-то из себя. Я не забирал чужой позиции вместе с зарплатой. Кроме того, я не представлю, чтобы кто-то стал убивать людей только потому, что в футбольной команде колледжа он сидел дальше меня на скамейке запасных. А у профи я был просто лишним куском мяса. Я никогда не был незаменимым.
— Но вы убеждены, что Леопольд замешан в этом?
— Да.
— Основываясь на предчувствиях?
— Основываясь на факте, что он исчез. Я проверил все приюты для бездомных в городе. Он ни разу там не был. Он играл со мной. Он вышел из бара, зная, что исчезнет. И официантка работала вместе с ним. Это у нее разборка со мной. Именно ее я хочу заполучить.
— Но вы упоминали, что эта официантка может быть мужчиной.
— Да. На самом деле, наш стрелок — это она. Леопольд оба раза был за решеткой. Это должен быть второй человек.
— И он нацепил на себя те штуки, которые вы нашли в мастерской, чтобы казаться крупнее.
— Хитрый ход, поскольку копы живут и умирают с описанием внешности. Как только у них появляются рост и размеры, они просто перестают замечать людей вне этой рамки. В нас это вбивают.
— То есть Леопольд и/или стрелок могут знать, как рассуждают копы?
— Да.
Джеймисон задумалась.
— Тогда получается, он выдал всем только один явный факт. Сказал, что вы оскорбили его в вашем местном «Севен-илевен». Но вы уверены, что он соврал. Тогда нам нужно вернуться и заново начать… Декер?
Тот уже поднялся на ноги и смотрел на нее сверху вниз.
— В чем дело? — спросила она.
— Вы сказали, это наш единственный явный факт.
— Ну да. Но…
— Но это не он.
— Не что?
— Факт.
Он без лишних слов торопливо вышел из хранилища. Джеймисон вскочила на ноги, схватила сумку и побежала следом.
Глава 39
Декер и Джеймисон сидели напротив Ланкастер в полицейском управлении. Амос коротко пояснил, как он стал работать с Джеймисон и почему пришел сюда.
— Мы перерыли мое хранилище, но ничего там не нашли, — добавил он. — И тут мне пришло в голову, что я сделал допущение, основанное на неподтвержденной информации. Я принял как факт то, что не было доказано. Вот почему мы здесь.
— То есть ты хочешь услышать мои записи допроса Леопольда, когда тот был взят под стражу? — уточнила Ланкастер.
— Да. И, Мэри, настолько точно, насколько ты сможешь. На счету каждое слово. В буквальном смысле.
Ланкастер опасливо взглянула на них, потом собрала бумаги и разложила их перед собой.
— Ну, для начала: он мало что сказал. И смысла в этом было не много. Когда он закончил, я подумала, что ему было бы лучше всего заявить об ограниченной дееспособности.
— Не думаю, что его дееспособность ограничена. Скорее наоборот, — отозвался Декер. — Просто прочитай мне свои записи. И если сможешь припомнить что-то еще, это тоже будет полезно.
— Ну, думаю, мы ничего не упустим.
Она строго посмотрела на Джеймисон.
— Но чтобы все было ясно, как дважды два. Если хоть одно слово окажется в газете или где угодно, я лично запру вас в камере и забуду там навсегда. Вы уже в моем черном списке за то дерьмо, которое написали про Амоса.
Джеймисон подняла обе руки в шутливой капитуляции, но ее голос был абсолютно серьезен:
— Ни одного слова, детектив Ланкастер. Только не от меня. И я сама чувствую себя дерьмом после этой статьи. Мне не следовало ее писать, но я написала. И теперь пытаюсь это исправить. Все, что смогу.
Ланкастер придирчиво осмотрела ее.
— Джексон действительно был вашим колледжским профессором?
— Не только. Он был моим наставником. Это легко проверить, если вы мне не верите.
— Верю, — сухо отозвалась Ланкастер. — Тогда, видимо, мы все на одной стороне и в одной команде.
Она опустила взгляд на свои записи и начала читать. Когда Мэри дошла до части, где Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен», Декер остановил ее.
— Это его точные слова? Я оскорбил его в «Севен-илевен»?
— Да. Я уже тебе говорила.
— О чем ты спросила его потом?
— Ну, я спросила, в каком «Севен-илевен». Я пыталась понять, если ли в его рассказе хоть какой-то смысл. Не часто люди заходят в участок и признаются в тройном убийстве, совершенном полтора года назад.
— И он сказал, в местном «Севен-илевен» рядом со мной?
Ланкастер еще раз посмотрела в свои записи и нахмурилась.
— Нет, он сказал, ты знаешь, в котором… — Она подняла взгляд. — Похоже, я решила, что ты знаешь, в каком именно «Севен-илевен» ты оскорбил этого парня. По крайней мере, с его точки зрения.
— То есть он ни разу не сказал про местный «Севен-илевен»? Тот, который рядом с моим домом на Четырнадцатой и Десалль?
Ланкастер побледнела, а когда заговорила, ее голос был напряженным:
— Нет, Амос, не сказал. Похоже, мы оба совершили логический скачок. Но мне не следовало делать такое заключение. Это ошибка новичка.
— Мэри, я тоже ее допустил.
Ланкастер по-прежнему выглядела удрученной.
— Могу я посмотреть твои заметки? — спросил Декер.
Она протянула ему бумаги, и он принялся за чтение.
Ланкастер взглянула на Джеймисон, наклонилась к ней и негромко сказала:
— Ну, как вам нравится работать с Декером? Я занималась этим десять лет. Каждый день что-то новенькое.
Алекс так же негромко ответила:
— Это… хм, необычно. Он просто вскочил и вышел из хранилища. Мне пришлось за ним гнаться.
Ланкастер расцвела в редкой улыбке:
— История моей жизни.
Декер бросил бумаги на стол, и обе женщины выпрямились.
Он резко взглянул на Джеймисон:
— В поле «Отправитель» письма, которое пришло к вам с фотографией и мыслями для статьи, стояло «Mallard2000»?
— Вы же знаете. Я его вам пересылала.
— ФБР не смогло его отследить, — сказала Ланкастер, — так что не знаю, чем оно может быть полезно.
— Оно очень полезно. Мне следовало заметить это раньше.
— Что заметить?
— Ответ, который я искал, кроется не в отслеживании пути письма. Он все время был там, в имени.
— В имени? — переспросила Ланкастер. — Каком имени?
Декер поднялся и посмотрел на Джеймисон.
— У вас есть машина?
Она кивнула и тоже встала.
— Малолитражка, пробег за сто тысяч миль, держится на скотче. Зато отличный расход топлива. — Она смерила Декера взглядом. — Вам может быть тесновато. А куда мы собираемся?
— В Чикаго.
— Чикаго, — воскликнула Ланкастер. — Какого черта вам нужно в Чикаго?
— На самом деле, это пригород Чикаго. Там-то все и кроется, Мэри.
— Но откуда ты знаешь, где именно искать?
— Он дал мне адрес, семь-одиннадцать, — нетерпеливо сказал Декер.
Полицейская потрясла головой и недоверчиво проговорила:
— Хорошо, Амос, но ты представляешь, сколько на территории Чикаго «Севен-илевен»?
— Мэри, я ищу не магазин. Я ищу номер дома семь-одиннадцать.
Ланкастер беспомощно уставилась на него.
— Блин, то есть ты имеешь в виду, это вообще не «Севен-илевен»? Это был номер дома! Но он сказал…
— Он назвал числа, семь и одиннадцать. Ты записала их так, как запишет любой человек, живущий в нашей стране. Ты просто предположила, что он говорит о сети магазинов, чего он не делал.
— Но он меня не поправил.