Ирландия Резерфорд Эдвард
Осгар с нежностью взглянул на нее:
– Обещаю.
Он все понял без слов. Какой бы самоуверенной она ни была, она все же хранила девичью гордость и не могла сказать большего. Лишь скромно намекнула. Следующий шаг должен был сделать он.
И вот теперь пришел ее отец и смотрел на него выжидательно.
– Мы будем подыскивать ей мужа, – повторил он.
– А-а… – пробормотал Осгар и снова замолчал.
– Я давно мог найти его, – подчеркнул ее отец, не дождавшись ничего другого. – От женихов отбоя бы не было. – (Это была чистая правда.) – Но что-то мне подсказывало, что она ждет тебя. – Он умолк и ободряюще взглянул на Осгара.
– Мы с ней постоянно женились с самого раннего детства, – улыбнулся Осгар.
– Вот именно. Тем более, – сказал отец Килинн, ожидая, что Осгар наконец произнесет самое главное, но юноша молчал, и тогда он терпеливо продолжил: – Молодым людям часто бывает трудно решиться, когда дело доходит до женитьбы. Они боятся. Считают брак ловушкой. Понять их легко. Но ведь есть и приятные стороны. А уж с Килинн… – Он замолчал, позволяя Осгару самому вообразить все радости брака с его дочерью.
– О да, – кивнул Осгар.
– Но если они упускают время, – тут отец Килинн строго посмотрел на Осгара, – они могут потерять любимую девушку, и она достанется кому-то другому.
Отдать Килинн другому? Какая ужасная мысль.
– Я приду поговорить с Килинн, – пообещал Осгар. – Очень скоро.
Когда отец девушки ушел, он спросил себя: «Почему я сомневаюсь? Разве не этого я всегда хотел?» Что могло быть прекраснее, чем прожить всю жизнь вместе с Килинн в маленьком семейном монастыре и наслаждаться всеми прелестями духовных исканий и плотских удовольствий? О большем и мечтать нельзя.
Так чего же ему не хватало? Что останавливало его? Этого Осгар не понимал. Он лишь знал, что в последние месяцы испытывал странное беспокойство. С того самого памятного случая.
Произошло это в конце года. Осгар возвращался верхом через Долину Птичьих Стай из маленького молельного дома, куда отвозил письмо от своего дяди. День был погожий, и один из сыновей дяди вызвался сопровождать его вместе со своим рабом. В этой части Фингала находилось несколько подворий викингов, окруженных большими открытыми полями. Всадники как раз пересекли одно поле и въехали в небольшую рощицу, когда внезапно на дорогу прямо перед ними выскочило с полдюжины мужчин.
Времени на раздумья не оставалось. Грабители в этих краях промышляли нередко, и путники обычно брали с собой оружие. У кузена Осгара был с собой меч, а у самого Осгара только охотничий нож. Разбойники надеялись отобрать у них ценности или же просто могли отнять лошадей. Собирались они убить их или только ограбить, Осгар не знал, а дожидаться развязки как-то не хотелось. Он увидел, как кузен ударил мечом одного за другим двух грабителей, ранив их. Еще двое подбирались к самому Осгару. Раба уже стащили с лошади на землю, и один из головорезов стоял над ним с дубиной. А когда он замахнулся…
Осгар так и не понял, что тогда произошло. Его как будто подбросило в воздух. Охотничий нож сам выскочил из ножен и оказался в руке. Он бросился на мужчину с дубинкой, оба упали на землю, отчаянно боролись, и когда его нож вонзился в грудь разбойника, тот закашлялся кровью. Остальные грабители тем временем решили не испытывать судьбу и уже убегали со всех ног. Осгар повернулся к раненому. Лицо разбойника посерело, потом он задрожал, дернулся всем телом и затих. Он был мертв. Широко раскрыв глаза, Осгар смотрел на него.
Они повернули назад к подворью викингов, мимо которого недавно проезжали, и хозяин, высокий рыжий здоровяк, сразу позвал своих людей, чтобы отправиться в погоню за разбойниками.
– Жаль, моего сына Харольда здесь нет, – сказал он, и Осгар догадался, что это тот самый норвежец, которого он несколько лет назад видел возле Тингмаунта.
Когда Осгар объяснил ему, кто он, викинг пришел в восторг.
– Для меня честь встретиться с одним из Уи Фергуса, – сказал он радостно. – Ты сегодня постарался на славу. Можешь гордиться собой.
К вечеру они наконец добрались до монастыря и рассказали, что произошло. Дядя очень обрадовался, что все обошлось благополучно, и тоже похвалил его. К утру история уже разлетелась по Дифлину, и когда Осгар встретился с Килинн, она сжала его руку.
– Наш герой! – с горделивой улыбкой сказала она.
Вот только была одна загвоздка. Он совершенно не чувствовал себя героем. Да и вообще никогда в жизни не чувствовал себя хуже. И хотя проходил день за днем, лучше ему не становилось.
Он убил человека. Никакого преступления он не совершал – просто сделал то, что должен был сделать. Но отчего-то лицо того мертвеца с его застывшим взглядом преследовало Осгара. Оно являлось ему во сне и даже наяву – бледное, ужасное и удивительно настойчивое. Он надеялся, что пройдет время и видение исчезнет, но оно не исчезало, а вскоре ему начало мерещиться еще и гниющее тело. Но хуже всего были даже не эти миражи, а неотвязные мысли, которые никак не выходили из головы.
Отвращение. Как бы ни было это нелепо, но Осгар испытывал ужас и отвращение, как если бы намеренно совершил убийство. Никогда больше он не хотел бы повторить такое и даже поклялся себе в этом. Но разве можно быть уверенным, что сдержишь подобную клятву, если мир так жесток? Он вдруг испугался.
Ведь он был на волосок от смерти. А если бы он умер? Какой была его жизнь? Несколько бессмысленно прожитых лет, оборванных глупой стычкой? Ведь это едва не случилось тогда и вполне могло произойти завтра. Впервые Осгар был сокрушен страшным, неотвратимым ощущением собственной смертности. Нет, его жизнь, конечно же, должна иметь какую-то цель, он просто обязан послужить какому-то делу. Он подумал о том, почему с такой страстью изучал созданные природой формы, почему так любил разглядывать волшебные рисунки в святой книге, и внезапно его однообразная жизнь в Дифлине показалась ему пустой и никчемной, как будто в ней не было чего-то самого главного. Он жаждал чего-то большего, вечного, не подвластного смерти. Пока он еще не знал, что это, но чувство неуверенности продолжало разрастаться в нем, словно некий голос внутри него нашептывал: «Это не твоя настоящая жизнь. Не твоя судьба. Не твое предназначение». Он слышал этот голос снова и снова, но как поступить, не знал.
И вот теперь, казалось, все наконец могло встать на свои места благодаря Килинн. Он чувствовал, что от его решения зависит все. Если он сейчас женится, они с Килинн поселятся в Дифлине, обзаведутся детьми, и так пройдет вся его жизнь. Достойная, благородная, полная семейного счастья. Он ведь всегда этого хотел. Разве не так?
Через неделю после его разговора с отцом Килинн мимо их маленького монастыря проходили два монаха. Они пробыли в Дифлине несколько дней, а теперь возвращались на юг, в Глендалох.
Один раз Осгару довелось побывать в том большом монастыре у озера в горах Уиклоу. Настоятель Глендалоха имел право наезжать в их собственный монастырь с инспекцией, и когда Осгару было восемь лет, дядя, собравшись туда, однажды взял его с собой. Всю дорогу, пока они ехали до Глендалоха, лил дождь, он скучал и, наверное, из-за этих унылых воспоминаний позже никогда не испытывал желания вернуться туда снова. Но теперь, когда он принимал самое важное в своей жизни решение, ему вдруг очень захотелось сменить обстановку, куда-нибудь уехать, и он спросил у монахов разрешения отправиться с ними. Те охотно согласились, и, пообещав дяде вернуться через пару дней, Осгар присоединился к монахам.
Путешествие было восхитительным. Они выбрали нижнюю дорогу, которая вела на юг и проходила вдоль склонов огромных вулканических холмов ниже устья Лиффи, мимо живописной прибрежной равнины. Пройдя около двадцати миль, они остановились на ночлег, а рано утром продолжили путь. Дорога поднималась все выше. Через несколько часов, когда они подходили к очередному повороту, один из монахов вдруг остановился и подозвал к себе Осгара, указывая рукой вперед.
Над узкой горной долиной еще висел туман, и ее крутые лесистые склоны, нависшие над водой, как будто плыли в облаках. Пелена тумана скрывала два маленьких озера, но верхушки окружавших их деревьев, серебристые от росы, вынырнули в свежий утренний воздух. С того места, где он стоял, Осгар видел и крыши каменных строений: главную церковь, которую здесь называли аббатством, с маленькой башенкой, церкви поменьше, высокую арку над воротами и несколько небольших часовен. И надо всем этим возвышалась, словно одинокий страж долины, круглая башня, поднимаясь на сотню футов в небо.
Это и был Глендалох, Долина двух озер, самый прекрасный монастырь во всей Ирландии.
Столь уединенное расположение Глендалоха не было чем-то исключительным. Порой ирландские монастыри основывались на священных местах древних язычников, но, как и повсюду в христианском мире, часто возводились на землях, прежде почти необитаемых: на болотистых речных берегах, дальних окраинах или в горной глуши. Этот монастырь был основан одним отшельником примерно спустя столетие после миссии святого Патрика.
Еще со времен святого Патрика Ирландская церковь исповедовала мир и добро. Праведников и богословов в ней было во множестве, а вот мучеников почти совсем не встречалось. Зато встречались отшельники. В Кельтской церкви их всегда было немало. Обычай этот пришел на остров через Галлию от ранних христианских пустынников Египта. И поскольку в христианских мучениках Ирландия никогда не нуждалась, возможно, не было ничего удивительного в том, что роль горных и лесных затворников привлекала тех людей, которые, как и древние друиды, не видели другого способа полностью посвятить себя служению вере.
Как и многие святые, Кевин, монах-отшельник, всегда имел последователей, вот почему это горное убежище издавна было разделено на две части. Келья отшельника находилась рядом с верхним озером в глубине долины, под крошечной, вырубленной в скале пещере, известной как Ложе святого Кевина. Немного дальше по долине, за нижним озером, где вода из двух озер соединялась ручьем, жили все остальные монахи, здесь же были возведены основательные каменные строения.
У входа Осгара ждал первый сюрприз. Может, монастырь и был уединенным, но уж никак не маленьким. Огромные внушительные ворота как бы заявляли о его величии.
– Не забывай, – напомнили Осгару его спутники, – здесь живет не только настоятель, но и епископ.
Епископ, как давно знал Осгар, надзирал за большинством церквей в Долине Лиффи.
Как только они прошли сквозь высокие ворота, Осгар сразу почувствовал, что попал в совершенно другой мир. Монастырь, который раскинулся на зеленом лугу между двумя ручьями, соединявшими озера, казался волшебным островом. После того как Осгара представили настоятелю, был вызван один из послушников, чтобы показать гостю весь монастырь.
Почти все церкви и часовни были построены из прочного тесаного камня, а их немалое количество говорило о древности и большой значимости этого места. Кроме главной церкви с очень красивой резной дверью, здесь была церковь в честь святого Кевина и часовня другого кельтского святого. Они зашли в дом, где жили многие обитатели монастыря, хотя, как это принято у кельтов, у некоторых старших монахов были свои отдельные небольшие домики из бревен и соломы.
Самым впечатляющим строением нижнего монастыря, конечно же, была огромная башня. Подойдя ближе, Осгар и его провожатый остановились, почтительно глядя на внушительное сооружение. Круглая и очень высокая башня, начинаясь от шестнадцати футов в основании, кверху постепенно сужалась и на высоте в сто футов завершалась конусом. Рядом с ее отвесными, сложенными из громадных камней стенами все вокруг казалось крошечным.
– Мы называем ее колокольней, – пояснил послушник.
Оскару сразу вспомнился скромный маленький колокольчик, которым в их семейном монастыре сзывали монахов на молитву.
– А еще это сторожевая башня, – продолжал послушник. – Там наверху, под конусом, четыре окна. Из них можно увидеть всех, кто приближается к монастырю с любой стороны.
За последние несколько поколений круглые ирландские башни уже стали заметной частью пейзажа, но башня Глендалоха была одной из самых удивительных. Башни эти, с их особым устройством конуса, окруженного каменным поясом, были изобретены ирландскими монахами. Обычно они достигали в высоту около ста футов, а окружность фундамента составляла почти половину их высоты. При хорошо сложенном основании такие пропорции обеспечивали надежность всей конструкции. Стены башен также строили весьма солидными. В Глендалохе они были в три с половиной фута толщиной.
– Если кто-нибудь нападет на нас, мы унесем все ценное внутрь, – сказал послушник. – И сами почти все сможем там спрятаться. В ней шесть этажей. – Он показал на дверь башни. Она находилась в двенадцати футах над землей, и к ней вела узкая деревянная лестница. – Если дверь запереть на засов, взломать ее почти невозможно.
– А на Глендалох часто нападали? – спросил Осгар.
– Викинги? Думаю, только один раз за последние сто лет. Правда, бывали другие напасти. Местные короли никак не могли решить, кому принадлежат окрестные земли, и несколько лет назад устроили в долине ужасную свару. Но теперь ничего такого нет. Мы вообще здесь очень мирно живем. – Юноша улыбнулся. – Не ищем мученической смерти. – Он повернулся в другую сторону. – Идем, посмотришь скрипторий.
Скрипторием оказалось длинное низкое строение, в котором полдюжины монахов трудились над перепиской текстов. Осгар заметил, что часть рукописей написана на латыни, другая – на ирландском. Конечно, у его дяди было несколько книг, но хотя Осгар и один пожилой монах из их монастыря обладали довольно хорошим почерком, новых книг они никогда не делали. Осгар с восхищением наблюдал за настоящим каллиграфическим письмом. Потом его внимание привлек монах, сидевший в стороне от всех, за столом в углу. Перед ним лежал рисунок. Контуры были уже завершены, и теперь монах начинал заполнять один угол листа цветными красками. Как завороженный, смотрел Осгар на широкую кайму затейливого орнамента. Казалось, линии узора состояли из обычных геометрических фигур, но внимательный взгляд юноши уже видел в них искусные намеки на творения самой природы: от плавных очертаний раковин до мощных переплетений узловатых корней дуба. Каким сложным был этот орнамент и каким безупречным! Поглощенный созерцанием, Осгар не мог оторвать глаз от рисунка и думал, как это должно быть прекрасно – провести всю жизнь за таким занятием. Он простоял так довольно долго, пока монах наконец не поднял голову и не окинул их недовольным взглядом, раздосадованный, что ему помешали. Они тихо вышли из скриптория.
– Идем, – сказал послушник, когда они вышли наружу. – Ты еще самого главного не видел.
Они прошли по небольшому мосту, перекинутому через ручей, и свернули направо, на дорожку, что вела в верхнюю часть долины.
– Мы называем ее Зеленой дорогой, – сказал он.
После нижнего озера долина сужалась. Крутой лесистый склон слева от них теперь сменился почти отвесной скалой, и до Осгара донесся шум водопада. Справа он заметил маленький земляной круг с низенькими каменистыми стенами, похожий на небольшой форт. А потом, когда они миновали несколько деревьев, его провожатый вдруг тихо произнес:
– Добро пожаловать в рай!
У Осгара на мгновение перехватило дыхание. Верхнее озеро было большим, около мили в длину. Его безмятежные воды простирались между высокими каменистыми склонами, которые вздымались сразу за деревьями, и казалось, будто озеро вытекает прямо из самих гор.
– Это келья святого Кевина. – Послушник показал на маленькую круглую хижину чуть в стороне от озера. – А вон там… – Осгар проследил за его рукой и увидел, хотя и не сразу, почти на вершине скалы вход в крошечную пещеру, которая притаилась под каменистым выступом, нависающим над водой. – Ложе святого Кевина.
Похоже, добираться туда было непросто – скалистый склон поднимался почти отвесно. Внизу буйно разрослась кислица и крапива. Заметив, куда он смотрит, юноша-послушник улыбнулся:
– Говорят, именно там святой катался в крапиве.
Рассказы о юности святого Кевина слышали все. Однажды к нему пришла девушка, которая хотела его соблазнить. Молодой отшельник прогнал ее, а чтобы усмирить собственное вожделение, разделся донага и бросился в жгучую крапиву.
– Он часто молился прямо в озере, стоя на мелководье, – сказал юноша. – Иногда мог простоять так целый день.
Что ж, подумал Осгар, поверить в это нетрудно. В такой удивительно безмятежной тиши он и сам мог потерять счет времени.
Они постояли еще немного, стараясь впитать всю красоту этого места, и Осгару показалось, что еще ни разу в жизни он не испытывал чувства такого необычайного покоя. Он даже не услышал звона колокола в нижней долине и очнулся лишь тогда, когда послушник осторожно коснулся его руки и сказал, что настало время трапезы.
На следующий день Осгар встретился с настоятелем. Это был высокий, статный мужчина с вьющимися седыми волосами, очень доброжелательный и в то же время величественный, что говорило о его знатном происхождении. Он хорошо знал дядю Осгара, поэтому, тепло приветствовав молодого человека, сразу стал расспрашивать о делах в семейном монастыре.
– Что привело тебя к нам в Глендалох? – спросил он после.
Осгар, как мог, объяснил настоятелю свои чувства, и сомнения перед предстоящей женитьбой, и растущую в душе тревогу, и свою неуверенность. К его великой радости, настоятель слушал очень внимательно, и по его лицу было видно, что он вовсе не считает опасения Осгара глупыми. Когда юноша закончил, настоятель задумчиво кивнул.
– Ты хочешь посвятить себя Богу? – спросил он.
Хотел ли он этого? Ведь он уже думал о том, что вся его жизнь, возможно, пройдет в маленьком семейном монастыре близ Дифлина. Но разве об этом спрашивал настоятель? Пожалуй, нет.
– Мне кажется, да, отец-настоятель.
– И тебя беспокоит, что женитьба… – настоятель немного помолчал, – отвлечет тебя от тех бесед, которые тебе хотелось бы вести с Господом?
Осгар в изумлении уставился на седовласого монаха. Тот словно угадал его потаенные чувства, пусть никогда и не выраженные ни словами, ни помыслами.
– Я ощущаю… некую потребность… – В смятении Осгар умолк.
– И тебе не кажется, что твой дядя приближает тебя к Богу?
Что он мог ответить, думая о беззаботной семейной жизни своего дядюшки, о его долгих походах на рыбалку, о том, как он часто засыпает во время службы?
– Ну… не особенно, – с неловкостью пробормотал он.
Если даже настоятель и скрыл улыбку, Осгар этого не заметил.
– А эта девушка, – спросил старый монах, – эта Килинн, на которой ты чувствуешь себя обязанным жениться… Ты когда-нибудь… – Он посмотрел на Осгара и увидел его недоуменный взгляд. – Ты познал с ней плотские наслаждения, мой мальчик?
– Нет, отец. Никогда.
– Понятно. Целовал ее?
– Только один раз, отец.
– Но ведь ты испытываешь влечение? – снова спросил настоятель и вдруг, словно досадуя на себя за однообразные вопросы, добавил: – Ну конечно испытываешь. – Он немного помолчал, задумчиво глядя на юношу. – Ты думаешь, тебе здесь понравится?
В этом земном раю? В этом горном убежище, на полпути к небесам?
– Да, – тихо ответил Осгар. – Мне кажется, понравится.
– Не станет ли тебе скучно здесь, в горах?
– Скучно?!
Осгар даже растерялся от изумления. Скучно? В окружении этих прекрасных церквей, этого дивного озера с его неземной тишиной? Нет, никогда! Проживи он хоть тысячу жизней, и то не соскучился бы.
– Нет, отец-настоятель.
– Духовный путь нелегок, мой мальчик. – Взгляд настоятеля стал чуть строже. – Это не просто поиск жизни, которая тебе по вкусу. Рано или поздно тебе придется прийти к самоотречению. К тому же здесь, в Глендалохе, очень суровые правила. Мы живем вдали от мира, в уединении. Можно сказать, общиной отшельников. Это непросто. Но истинно сказано: тесны врата и узок путь. И еще, – он медленно кивнул, – тебе не удастся избежать соблазнов плоти. Никому еще не удавалось. Дьявол так легко не сдается. Он устилает наш путь искушениями, порой вполне очевидными, а порой коварно скрытыми. Будь осторожен. Тебе придется их преодолевать. – Настоятель немного помолчал. – Я не могу подсказать тебе, как поступить. Только Бог это может. Но я буду молиться за тебя. И ты должен молиться.
В тот день и на следующий Осгар вместе с монахами пел в большой церкви на всех службах, а остальное время проводил в молитвах.
Он старался следовать наставлениям аббата. Он молился, как никогда прежде. Теперь он знал, как это делать. Он старался очистить разум от всего суетного, чтобы не пропустить безмолвную подсказку Бога. Он просил указать ему путь в надежде узнать, чего же хочет от него Всевышний.
Заговорит ли Господь с ним? Почти два дня Осгар ждал, но так ничего и не услышал.
И все же Бог выразил свою волю самым неожиданным образом. Вечером второго дня, когда солнце уже потихоньку спускалось к горам, Осгар стоял возле верхнего озера. Он уже не молился, а лишь, позабыв обо всем, любовался красотой этих мест. Вдруг кто-то коснулся его плеча. Обернувшись, Осгар увидел добродушное лицо одного из тех монахов, что привели его сюда.
– Ну что, разобрался теперь, чего хочешь? – спросил немолодой монах.
Осгар пожал плечами.
– Остаться здесь, конечно, – сказал он таким тоном, словно это не имело особого значения.
И вдруг он все понял. Это было настолько просто и обыденно, что ничуть не напоминало Божье знамение. Он хотел жить в Глендалохе – и нигде больше. Нигде и никогда у него не появлялось такого ощущения дома, как здесь. Он был создан для этого места. А как же Килинн? Теперь он точно знал, что не хочет жениться на ней, при всей любви к этой девушке. Только здесь таилось все самое главное, и Осгар отчетливо видел это, словно чудесный яркий свет вдруг озарил его разум. И Бог в Его милости не только ниспослал ему чувство сопричастности, но даже избавил его от страсти к девушке, которую он так любил. И для того чтобы помочь Осгару в выборе пути, Он заменил прежнюю пылкую страсть в его душе на новую: на горячее желание остаться здесь, в Глендалохе. Теперь Осгар был уверен. В этом его предназначение. Да, он любил Килинн, любил так же сильно, как и раньше, но эта любовь должна стать братской. Только так, и не иначе. Он понимал, что причинит девушке боль, но еще более жестоко было бы жениться, зная, что никогда не сможешь всем сердцем принадлежать только ей. Он еще постоял немного у кромки озера, глядя на воду и чувствуя, как душа наполняется неведомым прежде чувством покоя и уверенности. Тем же вечером он сказал об этом настоятелю, который в ответ лишь кивнул и не произнес ни слова.
Следующим утром Осгар отправился назад.
На этот раз он выбрал самый короткий путь – напрямик через горы – и уже в полдень миновал центральное ущелье в горах Уиклоу, где неподалеку от тропы бил родник, от которого брала начало река Лиффи. Вид отсюда открывался изумительный. Тонкий ручеек несся вниз с горы, чтобы там вместе с другими ручейками слиться в единый растущий поток, что извилистыми путями нес свои воды в сторону широкой долины, которая простиралась вдали, в двадцати милях отсюда.
День был чудесный. Шагая по тропе через высокое плато, Осгар ощущал бесконечный покой. Все его тревоги остались в прошлом. И в самом деле – о чем волноваться? Разве что счастье, переполнявшее его, было уж слишком велико. Что там настоятель Глендалоха говорил о служении Господу? Оно потребует самоотречения. Но ничего подобного он сейчас не испытывал, это было совсем другое чувство. А может, это дьявол как раз подсовывает ему одну из своих хитрых ловушек? Проверяет, действительно ли он следует зову души? Так это или нет, Осгар не знал, но решил на всякий случай быть настороже. А пока с легким сердцем отправился дальше на север.
Ближе к вечеру он добрался до северной оконечности гор и начал спускаться по тропе, проложенной среди деревьев. Дойдя до небольшой прогалины, он остановился и посмотрел вниз, где, как на ладони, лежала чудесная зеленая Долина Лиффи и сверкала широкая полоса залива.
Как завороженный, он смотрел на такой знакомый и такой родной с детства пейзаж. Предзакатное солнце бросало свои косые лучи на спокойные воды реки. За устьем виднелся песчаный берег залива, неровные линии мыса, поросшие травой низины и дальний конец длинного деревянного моста через реку. Ему даже показалось, что он уже видит стены их маленького монастыря, хотя вряд ли это было так. Забыв обо всем, Осгар чувствовал, как сердце поет от радости, и только спустя несколько минут, словно очнувшись, вдруг понял, что никогда больше не увидит этой красоты. Если он уедет в Глендалох, ему придется проститься с родными краями. Проститься навсегда. Он больше не увидит ни этого чудесного залива, ни своих близких, ни Килинн.
При мысли о Килинн воспоминания о той маленькой девочке, которую он знал с юных лет, нахлынули на него с беспощадной живостью. Он вспоминал их игры, их шуточную женитьбу возле кургана старого Фергуса, вспоминал, как однажды спас ее, вытащив из воды. И теперь он больше никогда не увидит свою маленькую Килинн, которая должна была стать его женой.
Но ведь еще не поздно? Она по-прежнему могла ею стать.
И вдруг его словно что-то толкнуло. Да ведь это испытание. Господь проверяет его. Ему придется отказаться от Килинн. Отказаться от девушки, которую он любил и на которой, видит Бог, с радостью бы женился, если бы не его призвание. Да, подумал он. Это и есть самоотречение.
Весь оставшийся путь до Дифлина он шел уже совсем с другим чувством. Пылкие устремления теперь были омрачены болью, да и у радости появился горький привкус.
Разговор с Килинн на следующий день получился совсем не таким, как он его себе представлял. В дом ее отца он пришел довольно рано. Вся семья была в сборе, и он попросил девушку прогуляться с ним. Уходя, он заметил, как на лице отца Килинн промелькнула тревога. Они направились к Тингмаунту. И там, возле могилы старого Фергуса рядом с быстрыми водами Лиффи, он рассказал ей все.
Килинн слушала очень внимательно, хотя и казалась слегка удивленной. А он говорил обо всем: о том, как сильно любит ее, о своей неуверенности, которая не давала ему покоя, и о своем призвании к жизни в монастыре. Боясь ранить ее чувства, он как можно мягче объяснил ей, почему ему так необходимо уйти в Глендалох и почему он не может на ней жениться. Когда он наконец замолчал, Килинн долго стояла, не говоря ни слова и устремив взгляд в землю.
– Ты должен делать то, что считаешь правильным, – наконец сказала она тихо, потом подняла на него глаза, и его удивила сквозившая в них холодность. – Значит, если бы ты не решил отправиться в Глендалох, ты бы женился на мне?
– С огромной радостью.
– Понимаю… – Она немного помолчала. – А что заставляет тебя думать, что я бы согласилась?
От неожиданности Осгар потерял дар речи. Но потом решил, что в ней просто говорит оскорбленная гордость.
– Может, и не согласилась бы, – произнес он.
– Скажи, Осгар, – спросила она, казалось, с искренним любопытством, – ты хочешь спасти свою душу?
– Да, – признался он, – хочу.
– А у меня есть надежда попасть в рай?
– Я… – Он замялся. – Я не знаю.
Он никогда об этом не задумывался.
– Только вот монахиней я становиться не собираюсь.
– А этого и не нужно, – заверил ее Осгар и с жаром принялся объяснять, что добрые христиане могут оказаться у Святого престола, просто соблюдая все заповеди, вот только девушка, похоже, не слишком внимательно его слушала. – Я всегда буду думать о тебе, – добавил он. – И благословлять тебя в своих молитвах.
– Спасибо, – кивнула Килинн.
– Я провожу тебя домой? – предложил он.
Почему же разговор получился таким натянутым, думал Осгар, когда они шли обратно. Но чего он ожидал? Слез? Признания в любви? Он и сам толком не знал. Но ему все время казалось, что мысли девушки далеки от него и достучаться до нее он так и не смог. У ворот дома Килинн остановилась.
– Жаль, – с легкой грустью сказала она, – что ты предпочел мне Глендалох. – И улыбнулась. – Я буду скучать по тебе, Осгар. Приедешь как-нибудь навестить нас?
– Приеду.
Она кивнула, потупив взор, а потом вдруг посмотрела на него с таким озорством, что, не будь момент столь серьезным, он бы точно сказал, что она замышляет какую-нибудь шалость, как в прежние времена.
– Осгар, ты когда-нибудь испытывал зов плоти? – спросила девушка.
Он был настолько поражен, что не сразу нашелся с ответом.
– Дьявол искушает всех нас, Килинн, – наконец смущенно пробормотал он, потом быстро поцеловал ее в щеку и торопливо ушел.
Он провел дома еще неделю. Дядя был огорчен его решением, но все же надеялся, что когда-нибудь Осгар вернется и займет его место. К ним даже заходил отец Килинн, пожелал ему счастья и пообещал проводить юношу, когда тот соберется в путь. Осгар был бесконечно тронут таким великодушием. Килинн он больше не видел, но, поскольку они уже попрощались, новых встреч не искал.
Настал день расставания. Осгар решил не идти через горы и отправиться нижней тропой. Закинув за спину мешок с провизией и взяв письмо от дяди к настоятелю монастыря с обещанием щедрого взноса на содержание племянника, а также получив благословения от всех друзей и соседей, он двинулся на юг через поля, окружавшие Дифлин. Дядя предлагал ему взять лошадь, которую при случае можно было бы вернуть обратно, но Осгар решил пойти пешком.
Небо было ясное. В чистом утреннем воздухе темневшие на юге горы Уиклоу казались такими близкими, словно их можно было коснуться рукой. Осгар направлялся к южным склонам со стороны моря; шагалось ему легко и свободно. Болота слева от тропы сменились разбросанными тут и там небольшими рощицами. Справа простирались поля и сады. Пройдя один из фруктовых садов, Осгар уже подходил к переправе через Доддер, как вдруг увидел Килинн. Закутанная в длинный плащ, она стояла, прислонясь к стволу растущего у дороги дерева. Осгар решил, что девушка ждет уже довольно долго, если успела замерзнуть.
– Пришла попрощаться, – сказала Килинн с улыбкой. – Подумала, может, тебе будет приятно увидеть меня еще раз перед уходом.
– Твой отец уже приходил прощаться.
– Знаю.
– Это очень мило с твоей стороны, Килинн.
– Да, верно, – согласилась она. – Так и есть.
– Давно ждешь? – спросил Осгар. – Замерзла, наверное?
– Не очень давно. – Килинн задумчиво разглядывала его, словно что-то для себя решала. – Ты сохранил то кольцо?
– Сохранил. Конечно.
Килинн кивнула. Вид у нее был довольный.
– Значит, ты собираешься стать монахом в горах?
– Да, собираюсь. – Он улыбнулся.
– И тебя никогда не искушали соблазны плоти, так ведь, Осгар?
– Нет. Ну, не в последнее время, – благодушно ответил он.
– Это хорошо. Потому что тебе придется их преодолевать.
Пока Осгар раздумывал, что бы ей ответить, девушка неожиданно распахнула плащ, и он с ужасом увидел, что под ним ничего нет.
Нежная кожа Килинн отливала бледным сливочным цветом, упругая девичья грудь была немного больше, чем ему всегда казалось под одеждой, а ее темные налитые соски просто вскружили ему голову. Не в силах пошевелиться, он не отрываясь смотрел на ее нагое тело, не осознавая, что разглядывает ее живот, бедра, да и все остальное тоже.
– Теперь ты меня запомнишь, Осгар? – спросила она, снова закутываясь в плащ.
Он закричал и бросился прочь от нее. Через мгновение он уже бежал по переправе. На другом берегу он обернулся, все еще боясь, что Килинн станет преследовать его, но девушки нигде не было. Он перекрестился. Боже милостивый, зачем она это сделала?
Дрожа как в лихорадке, он пошел дальше. Страх гнал его вперед. Он никак не мог поверить, что это произошло на самом деле. Быть может, он встретился с призраком? Или ему все это померещилось? Нет. Девушка была вполне реальной. Но что на нее нашло? Может, девчонка-проказница, все еще жившая в ней, захотела напоследок сыграть с ним жестокую глупую шутку? Или молодая женщина, оскорбленная его отказом, решила поразить и унизить его? Наверное, и то и другое. Был ли он поражен? Да. Но не ее наготой, а грубостью ее выходки. Осгар покачал головой. Не следовало ей так поступать.
Лишь пройдя далеко вперед по тропе и немного успокоившись, он вдруг подумал, что есть и другое объяснение. Более глубокое. Искушение плоти. Это снова проделки дьявола, ведь настоятель предостерегал его. Вот что на самом деле скрывалось за этой встречей. Поддался ли он искушению? Безусловно нет. И все же, продолжая путь, он с ужасом понял, что обнаженное тело Килинн то и дело встает перед его мысленным взором. Сам толком не понимая, что больше причиняет ему страдания – похоть или страх, – он попытался прогнать наваждение, но оно возвращалось снова и снова, с каждым разом становясь только ярче. Мало того, вскоре девушка в его видениях начала вытворять такие непристойности, о которых наверняка и понятия-то не имела, и чем больше Осгар старался очистить от них свой разум, тем более непотребными они становились. Он даже попытался вернуть в памяти тот образ невинной наготы, с которого все началось, но тщетно. Чем яростнее он боролся, тем живее становились картины в его голове, и вскоре он осознал, что уже не сопротивляется им, а просто наблюдает, чувствуя восторг и отвращение одновременно.
Нет, это была не Килинн. Она ничего такого не делала. Он сам рисовал в своем воображении бесстыдные видения. Это он, а не она, попался в силки к дьяволу. Острое чувство вины вдруг захлестнуло его, сменившись леденящим ужасом. Он остановился.
Значит, дьявол бросил ему вызов на пути в Глендалох. Что он ответит? Чуть впереди на откосе рядом с тропой росли кусты, а под ними виднелись какие-то заросли. Осгар немедля поспешил туда и увидел, что это именно то, чего он и ожидал. Темно-зеленые растения были выращены здесь самим Господом, который, в его вечной мудрости и доброте, все предвидел. Жгучая крапива.
Ведь что сделал святой Кевин из Глендалоха, когда женщина пыталась соблазнить его? Он прогнал ее и стал умерщвлять свою плоть. С помощью крапивы. Так что это наверняка знак свыше.
Осгар огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Быстро скинув с себя одежду, юноша бросился в заросли крапивы и, морщась от боли, начал кататься в ней.
Свадьба Харольда и Астрид состоялась зимой. Событие это по многим причинам стало счастливым.
Прежде всего, для всех было очевидно, что молодые люди очень подходят друг другу. И это было самое главное. А во-вторых, оба были без памяти влюблены.
Даже если в день их первой встречи в доме Морана и его жены между ними и промелькнула какая-то искра, будущая невеста Харольда сразу поняла: ей понадобятся время и усилия, чтобы преодолеть его сопротивление. Поэтому она запаслась терпением. Когда по ее просьбе Харольд провел Астрид по новому кораблю, девушка попросила его показать то, что делал лично он, после чего одобрительно заметила:
– Как у тебя хорошо получается!
Неделей позже Астрид встретила Харольда и протянула ему завернутые в платок засахаренные фрукты.
– Надеюсь, тебе понравится, – скромно сказала она.
А когда Харольд с некоторым удивлением ответил, что действительно любит эти лакомства, девушка пояснила:
– Ты об этом упомянул, когда мы были у Морана. – (Он и забыл об этом.) – Мне просто захотелось угостить тебя, – добавила Астрид и ласково коснулась его руки.
Астрид выжидала три недели, прежде чем однажды на прогулке повернулась к нему и как бы невзначай спросила:
– А нога у тебя болит?
– Нет. Не особенно, – ответил Харольд, пожав плечами. – Хотелось бы, конечно, чтобы она была прямой, но что делать. – И надолго замолчал.
– Меня это совершенно не смущает, – просто сказала она. – По правде говоря… – на этот раз она все-таки заглянула ему в глаза – на мгновение, – ты мне нравишься таким, какой ты есть.
Но, пожалуй, самый мудрый ход она сделала на третий месяц их знакомства. Они стояли на деревянном причале, рядом с тем местом, где уже началось строительство нового корабля, поменьше, и смотрели на реку – там теперь был пришвартован огромный корабль, который строил Харольд. Астрид спросила, что он больше всего любит делать? О чем мечтает?
– Я мечтаю, – признался он, – когда-нибудь отправиться на нем в плавание. – Он показал на корабль, который вскоре должен был идти в Нормандию.
– Так и будет, – сказала Астрид и сжала его ладонь. – Ты обязательно поплывешь на нем.
– Возможно… – Он помолчал и уже совсем было решился взглянуть на нее, но быстро отвел глаза. – Морские путешествия очень долгие. И опасные.
– Мужчина должен идти к своей цели, – тихо сказала Астрид. – Ты отправишься за горизонт навстречу приключениям, пройдешь через многие испытания, а когда вернешься, жена будет ждать тебя на причале. Я так и вижу, как все это будет.
– Правда?
– Ты сможешь сделать это, – сказала она и добавила напрямик: – Если женишься на мне.
Харольду не понадобилось много времени на то, чтобы осознать острую необходимость женитьбы на Астрид, поэтому ее ухаживания не прошли даром. А напротив, оказались весьма успешными. Харольд, поверив, что его можно любить и ценить, открыл в себе бездну нерастраченных чувств. Да и Астрид, хотя никогда не призналась ему в этом, борясь с его нерешительностью, неожиданно преобразилась и сама: если вначале Харольд был для нее просто мужчиной, которого она решила полюбить, то постепенно он превратился в предмет ее пылкой страсти.
К тому же свадьба привела к счастливому воссоединению Харольда с его семьей. Невесту его они сразу полюбили как родную, и если даже в его душе еще оставалась давняя обида, он был так счастлив, что просто не думал об этом. Свадьбу сыграли в семейном поместье по древним языческим законам, и молодожены получили благословение отца Харольда.
Лишь один человек на этой свадьбе не улыбался. Видит Бог, Моран Макгоибненн искренне радовался счастью друга. Он своими руками сделал подарок молодым: изящную, украшенную богатой инкрустацией, резную чашу из серебра – и вместе со всей семьей пришел на свадебный пир. Но все время, пока во дворе горели праздничные костры и пока гости входили в пиршественный зал и выходили из него, Моран тихо стоял в стороне и наблюдал. Он пытливо изучал лица опоздавших, смотрел на дорогу, вглядывался в Долину Птичьих Стай и в морской горизонт на востоке. И каждую секунду ощущал спрятанный под плащом длинный нож, готовый выхватить его, как только появится тот темноволосый датчанин.
Моран не любил полагаться на случай. И втайне от Харольда, сразу, когда уговорились о свадьбе, постарался разузнать как можно больше о том датчанине. Он выяснил, что чужеземец оказался участником одной драки в Уотерфорде и вскоре после этого отплыл на север с командой таких же, как он сам. Ходили слухи, что они добрались до острова Мэн. Знал ли датчанин о свадьбе Харольда? Вполне мог слышать. Решит ли он прийти сюда, чтобы омрачить ее? Моран был начеку, пока не сгустились сумерки, но и позже, когда он уже сидел в зале, его взгляд то и дело устремлялся к входу. Так продолжалось до поздней ночи. Однако и утром, когда гости стали расходиться, Сигурд так и не появился.
Через неделю в Дифлине состоялась еще одна свадьба, не менее радостная для двух семей. К тому времени отец Килинн уже достаточно долго вел переговоры с родителями одного молодого человека из маленького соседнего городка Ратмайнс. Семья юноши была не только состоятельная, но и очень знатная и вела свое происхождение от королей Ленстера.
– Королевская кровь! – с гордостью провозгласил отец Килинн.
Сам он тоже не преминул подчеркнуть, что и в Килинн течет королевская кровь, поскольку ее дальним предком был Конал. Двоюродные братья из старого рата рядом с монастырем, конечно, тоже пришли на свадьбу, и среди них Осгар, который ради этого события приехал из Глендалоха и которого невеста приветствовала скромным поцелуем в щеку. Венчал молодых дядя Осгара, и все единодушно решили, что из них получилась очень красивая пара.
Но больше всего гостям той свадьбы запомнился момент, когда монах Осгар преподнес молодоженам неожиданный свадебный подарок. Он лежал в деревянной шкатулке.
– Мой отец всю жизнь хранил его, – сказал Осгар. – Но, без сомнения, будет лучше, если теперь он останется у вас, – добавил он с грустной улыбкой, – а не у меня.
И достал из шкатулки странный желтоватый предмет с золотым ободком. Это был кубок старого Фергуса, сделанный из черепа древнего воина.
Килинн была очень довольна.
А еще даже если она заметила, но не сказала об этом, то ли от деликатности, то ли от забывчивости, но Осгар не сдержал своего обещания и не вернул ей маленькое обручальное колечко из оленьего рога.
Бриан Бору
999 год
Поначалу над его опасениями соседи только посмеялись. Все в Дифлине знали, что Моран Макгоибненн не любит испытывать судьбу, но его тревогу никто не принял всерьез.
– Нет никакой угрозы! – объявил король Дифлина.
Как можно усомниться в словах короля? Кое-кто даже называл ювелира предателем.
– Он же не остмен, – сказал один пожилой датчанин, – чего от него еще ждать?
И все же, несмотря на всеобщее благодушие, нашлось немало людей, которые сочли разумным согласиться с Мораном. Впрочем, его не слишком волновало, что о нем думают другие. Но прошло не так много времени, прежде чем уже весь Дифлин был объят паникой. Никто не знал, что делать. Перво-наперво, весь скот из Долины Лиффи решено было перегнать в безопасные места на высоком плато. Но как быть с людьми? Кто-то тоже решил укрыться в горах Уиклоу, кто-то остался в своих усадьбах, кто-то перебрался в Дифлин, ища защиты за его стенами. Дядя Осгара и его сыновья ушли в свой маленький монастырь и заперли ворота.
А тем временем собиралась огромная армия. В лагерь, разбитый в садах неподалеку от городских стен, съезжались сыновья вождей со всего Ленстера. Из других гаваней подходили ладьи викингов, и теперь каждый день окрестности то и дело оглашались громкими воинственными кличами подвыпивших воинов. Длиннобородый и краснолицый король Дифлина Ситрик разъезжал по городу в роскошном плаще, в сопровождении развеселой свиты, которая разрасталась с каждым днем. И наконец, когда ударили первые зимние морозы, прибыл король Ленстера, и они вместе с королем Ситриком отправились на юг, заверив всех, что враг никогда и близко не подойдет к Долине Лиффи.
На следующий день, когда Моран шел по улицам, теперь необычно тихим после бурных недель пребывания королей, он увидел одного из городских ремесленников, который куда-то направлялся вместе с красивой темноволосой женщиной, чье лицо показалось ему смутно знакомым. Он остановился, чтобы поздороваться, и мастер сказал:
– Помнишь мою дочь Килинн? Она теперь живет в Ратмайнсе.
Ну конечно. Моран не слишком хорошо знал эту семью, но сразу вспомнил зеленоглазую девушку, которая вышла замуж за какого-то парня из Ратмайнса, наследника королевской крови, никак не меньше. Она улыбнулась ему:
– Отец говорит, ты сомневаешься в победе наших королей.
– Все может быть, – ответил Моран.
Читать бесплатно другие книги:
