Принцесса в академии. Суженый Медная Варя

ГЛАВА 21,

в которой Уинни изнывает от любопытства и ведется активная подготовка к ритуалу

Днем Марсий объявил, что пора делать привал. Для этого выбрали уступ в скале, удачно скрытый от сторонних глаз, так что заметить его можно только с воздуха. Пока Марсий расчищал для грифона участок от веточек и острых камней, Уинни сходила в разведку и обнаружила буквально в двух шагах небольшую довольно сухую пещеру, практически невидимую за пологом ветвей. Она и наткнулась-то на нее совершенно случайно: потянулась снять с ветки налитые ягоды ежевики, предварительно обернув руку подолом от колючек, и заметила тень в скале.

Запасы съестного у них иссякли, а возможности пополнить не было, поэтому, вернувшись из пещеры, Уинни предложила добыть еду самостоятельно: она соберет ягод, тут неподалеку как раз заросли ежевики и черной малины, а Марсий наловит рыбы в речушке у подножия уступа. Она даже отсюда видит, что форели в ней столько — хоть руками хватай.

По выражению лица Марсия Уинни поняла, что единственный известный ему способ ловли рыбы — это накалывать ее на серебряную вилку, а наиглавнейшая связанная с этим проблема — в какой соус ее потом обмакнуть. После недолгих поисков она нашла подходящую палку, обстругала ее и потрогала кончик. На пальце выступила капля крови. Удовлетворившись проверкой, Уинни протянула самодельное копье Марсию.

— Этим действительно ловят рыбу, или тебе нравится, когда я глупо выгляжу?

— Глупо выглядит лишь тот, кто не в состоянии позаботиться о себе, — отрезала Уинни.

Убедившись, что Марсий отошел достаточно далеко, она вытащила из-за пазухи свиток и, устроившись на сухом участке травы, развернулась его. Пергамент тотчас начал выгорать, только наоборот. Аккуратные старомодные буквы не исчезали, а проступали, складываясь в строки. По мнению Уинни, старик Амброзий изъяснялся по делу, но слишком уж витиевато. Пока дочитаешь предложение, забудешь, что было в начале.

Ваше Величество (вопреки тому, что было сказано в последнюю встречу, я полагаю это обращение наиболее уместным и подобающим случаю и Вашему положению), этим утром в городе не произошло никаких значимых происшествий из тех, что стоило бы упоминать, если, конечно, не считать инцидента на Подкоряжной улице. Банда неизвестных разбила все уличные фонари, выпустив маковых фей, которые покусали троих горожан. Пострадавшим уже оказана помощь, и, по словам лекаря, к завтрашнему утру галлюцинации полностью прекратятся. Виновников ищут и, предположительно, ими могут быть огры, разгоряченные бесплатным элем в честь Вашего праздника. Гоблин, резчик печатей, проживающий на вышеупомянутой улице, заявил, что видел подозрительную компанию около полуночи, то есть примерно за час до случившегося, когда вышел в круглосуточную пекарню за пирожками с крапивой для своей супруги на сносях (но если вас все же интересует детальный отчет, составленный дежурным патрулем, Вы сможете ознакомиться с ним ниже). Что касается заседания Совета в Ваше отсутствие…

И так далее, в том же духе.

Описание тяжб и результаты переговоров с послами Уинни пропускала, выискивая самое интересное (вообще-то читать про случаи вроде этого, с ограми, она любила — сразу ощущение, что окунаешься в поток жизни). Теперь в городе всем заправлял Совет Достойных, избранный путем всеобщего голосования и включавший наиболее уважаемых жителей Потерии. Среди таковых засветились профессор Робин (правда, он еще ни разу не присутствовал на собрании по уважительным и не очень причинам, чем вызывал неудовольствие автора письма, ибо последней такой «уважительной» причиной стало свидание с небезызвестной хозяйкой цветочной лавки) и мадам Черата, а возглавлял его сам сир Высокий. Остальных участников Уинни не знала.

Решением Совета мадам Лилит и господин Жмутс, также известный под целым рядом вымышленных имен, ожидали суда. На эти его имена были направлены запросы в соседние королевства, дабы составить полную картинку злодеяний и уже на ее основании вынести окончательное решение. С сиром Медоречивым все оказалось сложнее. Во-первых, как особа королевской крови, он обладает дипломатическим иммунитетом и подлежит лишь монаршему суду, либо в отсутствие оного (то бишь монарха) — замещающему его органу, облеченному всей полнотой власти. Но в таком случае прежде его надобно лишить статуса принца и освободить от всех занимаемых должностей, что подразумевает внушительную бюрократическую волокиту и откладывает принятие решения на неопределенный срок.

Последнюю строку Уинни разве что не по складам читала. Потом, как бы между прочим, поинтересовалась у Марсия, что такое волокита. Он посоветовал ей представить кипу бумаг и муху, бьющуюся об оконное стекло.

Вдобавок споры велись вокруг возраста обвиняемого принца: одни считали, что тысяча лет может служить смягчающим обстоятельством, другие возражали, что десять веков, проведенные в камне, не должны приниматься в расчет. В общем, дело грозило продвигаться со скоростью раненой улитки.

Такие отчеты глава Совета отправлял трижды в день — утром, днем и вечером, и еще в промежутках между заседаниями. Но Марсий не прочел ни одного. Развернув в первый раз свиток и сообразив, что в нем, размахнулся, чтобы запустить в облака, но Уинни спасла волшебный пергамент, заявив, что он им еще пригодится — что-нибудь заворачивать. Марсий уступил, но, когда понял, что она не собирается использовать его по этому назначению, разозлился. Избавиться больше не пытался, просто игнорировал. Однако Уинни от греха подальше держала свиток при себе. Как-никак последняя ниточка, связывающая их с Затерянным королевству, и расставаться с ней не хотелось.

В заключение старик всегда долго и утомительно прощался на разные лады и перечислял множество имен и титулов. В первый раз Уинни даже не поняла, кто все эти люди. Только потом дошло, что «все эти люди» — Марсий, так его официально зовут. Ну и ну! И не лень было родителям выдумывать. А она еще на свою маму за имечко злилась. Интересно, нянюшка его в детстве кликала полным или сокращенным? Пока все выговоришь, уже вечер наступит…

С последнего раза, когда она заглядывала в свиток, ничего интересного, кроме случая на Подкоряжной улице, не произошло. Политика ее мало интересовала, как и Марсия. По крайней мере, так он сказал в тот единственный раз, когда Уинни попыталась завести речь о свитке. Он больше не король, и точка. С этим покончено, все осталось в прошлой жизни. Чем будет заниматься? Летать. Нет, не надоест. А если надоест, вот тогда и подумает. Поскольку Уинни тоже еще не надоело летать, настаивать она не стала. Да и ругаться не хотелось.

Она зевнула и потрясла пергамент. Буквы рассыпались, съехав к середине, и принялись медленно впитываться в пергамент. Уинни свернула и снова развернула его. Порой фокус срабатывал, порой нет — тогда оскорбленный свиток пустовал еще несколько часов. На этот раз подействовало. В середине проступило чернильное пятно и начало быстро растекаться по шероховатой поверхности сетью дорог, развилок, горных хребтов. Пунктиром бежали тропки, лужицами обозначались водоемы, черточками складывались дома, образуя поселения с диковинными и не очень названиями. Если дотронуться до такого, карта перестраивалась, предлагая рассмотреть деревушку или городок в деталях — тогда даже орущего младенца в колыбели можно было разглядеть.

Уинни узнала по названиям пару мест, над которыми они пролетали, но взгляд сразу впился в правый верхний угол. Пейзаж там был набросан крайне схематично, парой штрихов. Похоже, составитель карты сам никогда не был в тамошних краях и опирался на скудные источники. Зато жирный красный крест, которым была помечена таинственная пещера, интриговал до невозможности. Уинни прямо-таки изнывала от желания узнать, что в ней.

Искуситель Амброзий подлил масла в огонь: указал на пещеру стрелкой (как будто крестика недостаточно) и приписал от руки «Вам стоит на это взглянуть». Видимо, надеялся, что Его Величество не устоит. Его Величество устоял, зато Уинни готова была помереть от любопытства.

Вот и на этот раз жирный крест стоял перед глазами, будоража воображение, даже когда сама карта исчезла. Что там? Сокровища? Вряд ли: Марсия камушками да блестяшками не удивишь… Источник вечной молодости? Чаша, исполняющая желания? Тогда Уинни попросит у нее каштановые волосы — это просто наказание какое-то, что волосы гоблинш не поддаются обычной покраске, как у всех нормальных волшебных народов. Средства с серого рынка, как известно, чреваты последствиями, да и эффект в любом случае будет непродолжительным.

Вздохнув, Уинни свернула карту и отправилась собирать ягоды.

Совещание в трапезной началось.

— Итак, — я двинулась вдоль обеденного стола, ведя рукой по поверхности, — раз уж мы договорились действовать сообща… — я сделала паузу и, дождавшись от дракона кивка, продолжила: — Нужно досконально продумать все детали, чтобы свести к минимуму неожиданности. Всех, конечно, избежать невозможно, на то они и неожиданности, — хозяин замка воспользовался случаем, чтобы фыркнуть, — поэтому наша основная задача предусмотреть все по максимуму. Согласны?

— Согласен, — настороженно отозвался Кроверус.

— Отлично. От мейстера Хезария я в общих чертах узнала суть ритуала и что происходит потом — этой информации пока вполне достаточно. Остальное расскажете чуть позже, а сейчас…

— Что остальное?

Я огорошенно посмотрела на него.

— Ну, опишете подробнее сам момент испрашивания воли Горшка. Я должна буду воздеть руки к небу? Или произнести какую-то особенную фразу, полагающуюся в таких случаях? Непременно остановиться в двух шагах от помоста, а левую пятку обратить на север? В общем, полный перечень нюансов.

Дракон холодно посмотрел на меня и скрестил руки на груди.

— Хотите сказать, отец… то есть мейстер Хезарий никогда не рассказывал вам, как проходит церемония?

От дракона повеяло полярным холодом.

— Он сообщил, в какой библиотечной секции искать информацию. Сотня-другая книг, и картинка в целом прояснилась, но тот момент, о котором ты спрашиваешь, во всех источниках упоминается мутно. Авторы отделываются стандартной формулировкой: «принцесса приближается к Решальному Горшку с открытым сердцем и испытывая смесь благоговейного ужаса и почтения».

Да уж, мейстер и впрямь рьяный сторонник самостоятельности.

Немного оправившись, я разлепила губы и бодро сообщила:

— Так, смесь благоговейного ужаса и почтения — это уже кое-что. Из таких деталей и складывается мозаика. Вы, случайно, не захватили перо и бумагу?

Кроверус задрал голову к потолку и негромко рыкнул. Где-то высоко под сводами заволновались летучие мыши, ну или кто там у него водится.

— Это ответ на мой вопрос?

Дверь распахнулась, и в зал ворвался Хоррибл.

— Звали, хозяин?

— Принеси бумагу, перо и чернила для принцессы.

— Лучше нескольких цветов, — добавила я.

Лицо слуги приняло озадаченное выражение, но вопросов он не задал.

— Сию секунду.

Поклонился и отправился исполнять поручение.

— Что ж, — сказала я, когда он вышел, — благоговейный ужас я потренирую во второй половине дня, а сейчас…

— Нет. Никаких репетиций и больше никаких представлений.

— Почему? Разве я плохо справилась в прошлый раз? Признаю, речь подкачала, но теперь-то я знаю, на что нужно делать упор!

— Я сказал «нет».

— Кажется, мы договорились действовать сообща. Вам не кажется, что слово «нет» слегка не согласуется со словом «диалог»? Давайте поступим вот как: я продемонстрирую разные варианты смеси ужаса и почтения, а вы уже выберите наиболее подходящий, идет?

— А если мне ни один не понравится?

— О, вам понравится, — многозначительно пообещала я.

Я знала, о чем говорю. Не зря же последние три года брала уроки актерского мастерства у члена королевской театральной труппы. Мика успешно покрывал меня и с удовольствием составлял компанию, когда нужен был партнер. А потом папа узнал о причине отлучек и поставил крест на моей так и не успевшей начаться актерской карьере, заявив, что принцесса — это уже профессия и призвание на всю жизнь.

Кроверус с сомнением поскреб когтем подбородок, но согласился на такой расклад.

Вернувшийся Хоррибл протянул мне стопку листов и письменные принадлежности. Удаляться он не спешил, и лишь когда Кроверус сообщил, что он свободен, нехотя направился к двери. Стоило ей закрыться, снаружи послышался приглушенный шум и голоса, из чего я сделала вывод, что остальные обитатели замка более чем заинтригованы нашим с драконом занятием.

— Отлично, теперь можем начать планирование!

— С чего начнем?

— С самого важного. Посадки гостей.

— Это самое важное?

— Еще бы! Вы не представляете, скольких воин удалось бы избежать, если бы не халатность распорядителей торжеств. — Я устроилась поудобнее за столом и пододвинула к себе листы. — Итак, сейчас я хочу услышать от вас имена всех членов ковена и вкратце описание их взаимоотношений.

Кроверус примостился на соседнем стуле и начал диктовать.

Через полчаса перечень из двенадцати пунктов был готов. Каждый сопровождался небольшой сноской и соединялся множеством стрелочек с другими именами из списка. Стрелочки я для удобства сделала разноцветными.

— Какие запутанные отношения, — резюмировал дракон, наклонив голову к плечу и рассматривая результат.

— Напротив, теперь картина прояснилась. Видите: над каждой стрелочкой я сделала пояснения — особенности дракона и на что обратить внимание. Это поможет не ошибиться при выборе соседа. Эх, жаль, не попросила Хоррибла захватить ножницы.

— Для чего?

— Разрезать на карточки, так будет проще и нагляднее.

— Дай сюда.

Я протянула ему листы, и Кроверус несколькими взмахами когтя разрезал их на квадратики.

— Ух ты! Удобно.

Он подтолкнул ко мне ворох, и я вытянула первую карточку.

— Так, господина Фиала мы посадим… посадим, — я пошарила глазами и взяла следующий пергаментный клочок, — рядом с господином Летолуччи. Они смогут обсудить ситуацию с резким повышением цен на укрепляющие корма для ящеров, раз оба любят участвовать в гонках.

Кроверус чуть подумал и кивнул.

— Хорошо, согласен. Тогда слева посадим Плюса.

— Ни в коем случае!

— Почему?

— Вы забыли, что он терпеть не может оранжевый! А господин Фиал (это ведь тот старичок, что сидел через два дракона от мейстера?) огненно-рыжий, к тому же надел в прошлый раз оранжевый фрак, а к нему янтарные запонки и попросил заменить вино на апельсиновый сок. Случай явно не единичный, у него слабость к этому цвету.

Кроверус признал правоту и внес следующее предложение. Его я одобрила. Дальше дело пошло бодро. Мы обсуждали, советовались, меняли местами, пересаживали, спорили и находили консенсус. В общем, вошли во вкус. Это напоминало игру. В глазах дракона вспыхивали огоньки, а на губах играла редкая и оттого особенно приятная улыбка. А потом наши пальцы встретились на предпоследней карточке. Кроверус убрал руку, уступая мне право. Я перевернула карточку, и улыбка померкла.

Грациана.

Вслух никто ничего не произнес, но надпись подействовала, как вопль. Недавняя веселость дракона испарилась бесследно.

— Думаю, вот тут будет в самый раз, — сказала я, делая вид, что не заметила напряженности, и подтолкнула карточку в одну из двух оставшихся позиций.

— Нет.

Я удивленно подняла глаза:

— Что значит «нет»? Посмотрите, все сходится. Последнего посадим вот здесь, и пасьянс сложен.

— Грациана садится там, где пожелает, — сказал Кроверус, поднимаясь. — Она на это не согласится.

— Поправьте меня, но разве не вы хозяин вечера?

Ответом был мрачный взгляд.

— Она всегда выбирает место справа от мейстера. Кроверус на моей памяти еще ни разу не назвал мейстера отцом, я уж не говорю «папой».

— Готова спорить, мейстер Хезарий от этого не в восторге. Мы так хорошо рассадили остальных, взгляните.

Кроверус покосился на разложенные карточки и заколебался.

— Не станет же она устраивать из-за этого сцену.

Что-то в его выражении подсказало: станет, и глазом не моргнет, если сочтет это необходимым. Но дракон наконец кивнул.

— Хорошо. Здесь. — И когтем подвинул карточку точно на указанное место.

— Это катастрофа!

— Это васильки.

— И я о том же! Кто украшает праздничный зал васильками?!

— Хоррибл. Он предпочитает эти цветы всем остальным.

Следующее возражение застряло у меня в горле. Обижать слугу категорически не хотелось, но и оставить все как есть было выше моих сил. Васильки! Серьезно? В голову пришла спасительная идея.

— Знаете, — осторожно начала я, — по дороге сюда я слышала про некую пятнистую гниль, поразившую васильковые поля в радиусе сотни миль…

Кроверус поднял глаза к потолку, прикидывая, и вздохнул:

— Я слышал цифру в тысячу миль.

— Думаю, ваша информация более точная. Значит, розы и лилии?

— Раз нет другого выхода…

— Отлично, теперь менестрели…

— А с ними-то что не так?

Когда заглянул Хоррибл, я стояла на коленях (подложив под них подушечку — полы в зале жесткие, так и до синяков недалеко), молитвенно сложив руки.

Дракон сидел на стуле напротив, закинув ногу на ногу, и морщился:

— Нет, никуда не годится, больше почтения!

— А я что делаю? — возмутилась я, вскакивая. — Признайтесь, вам просто нравится смотреть на меня в таком положении. Скоро плиты тут протру, а вы все недовольны! Или, по-вашему, мне разорвать платье на груди и посыпать голову пеплом?

Взгляд Кроверуса остановился на моем вырезе, словно оценивая предложение.

— Все в порядке? — раздался позади неуверенный голос.

Я резко повернулась.

— Да! Просто господин Кроверус ничего не смыслит в почтении. Как и в десяти формулах драматического жеста.

— Горшку нет дела до твоих формул. — Дракон тоже вскочил и щелкнул пальцами. — Он раскусит игру на раз! Вот ужас тебе отлично удается.

Я выпятила подбородок и скрестила руки на груди.

— На что это вы намекаете?

Дракон встал напротив в такой же позе.

— Что не нужно переигрывать.

— Это я-то…

Слуга вымученно покашлял. Мы с Кроверусом одновременно повернули головы:

— Что?!

— Не желаете ли отобедать?

— А что, уже время обеда? — удивился дракон и, прищурившись, посмотрел в окно.

Солнце висело низко над горизонтом.

— Скорее ужина, — сообщил Хоррибл.

Я тоже удивилась. Надо же, как быстро пролетело время. А что самое поразительное, головная боль и прочие неприятные ощущения, мучившие меня по пробуждении, ни разу не дали о себе знать.

— Голодна? — деловито осведомился Кроверус.

— Не отказалась бы, — призналась я.

Дракон повернулся к слуге:

— Принеси. И захвати плед. Лучше два.

— А плед зачем? Я не замерзла.

— Увидишь.

Перед уходом слуга бросил любопытный взгляд на стол, где были выставлены карточки и ящеры-оригами, которых Кроверус сложил, пока я набрасывала список композиций для менестрелей (за основу взяла композиции Мадония Лунного. Конечно, наемные музыканты не смогут вдохнуть в них то же волшебство, что и принц, но, уверена, даже в простом исполнении они выигрышно оттенят вечер и привнесут гармонию).

Когда Хоррибл вернулся, Кроверус молча забрал еду и сделал мне знак следовать за ним. Заинтригованная, я и не подумала возражать.

— Куда вы меня ведете?

Дракон лишь загадочно повел плечами.

ГЛАВА 22

Про рыбу, малину и жаркие споры

В деле сбора ягод пригодилась бумага, в которую был завернут кусочек сахара. Уинни сделала из нее кулек, предварительно подобрав пальцем прилипшие сладкие крупицы. Она серьезно проголодалась, поэтому вскоре уже не столько собирала малину с ежевикой, сколько ела их прямо с куста, забыв об осторожности. Колючки отчаянно царапались, а пальцы почернели от сока. Но одними ягодами не наешься, поэтому некоторое время спустя она решила разузнать, как обстоят дела у Марсия с рыбой.

Вернувшись на площадку, Уинни обнаружила, что он еще не вернулся. Грифон встретил ее появление с интересом, который тут же угас, когда выяснилось, что в руках у нее ничего, кроме несъедобных ягод, подозрительных даже на вид. Ни тебе только что освежеванного остро пахнущего кровью опоссума, ни все еще трепыхающейся крысы с разорванным горлом. Впрочем, с охотой Каратель и сам отлично справился бы. Главное, отвяжите от колышка. Он мог с легкостью вырвать штырь из земли, но считал такой жест неуважением по отношению к Хозяину.

Уинни побаивалась грифона, хотя ни за что не призналась бы в этом Марсию, да и себе тоже. Зверь чувствовал ее страх и порой специально поддразнивал вот как сейчас. Налитые кровью глаза неотрывно следили за ней, пока Уинни высыпала ягоды в лист лопуха, пыталась оттереть пальцы травой и наводила порядок на площадке.

— Ну, хорошо, — не выдержала она и подошла к грифону, остановившись на приличном расстоянии. — Я отпущу тебя немного погулять, договорились? Пообедай от пуза, только где-нибудь подальше и сюда ничего не тащи, нечего нам трясти тут своими дохлыми кротами и мышами.

Уинни невольно потерла подол, вспомнив, как на него гордо шмякнули растерзанную тушку. Ей потом пришлось долго стирать его в ручье мыльными орехами. И ладно бы что-то съедобное, вроде кролика или хотя бы белки, приносил, их можно было бы пустить в похлебку, так нет же, сплошь экзотика.

Каратель фыркнул и даже немного обиделся. Ничего-то Хозяйка не понимает: как можно не любить мягкую сочную плоть кротов, так и тающую в клюве, и предпочитать ей эти черные мерзко пахнущие ягодки? Вот Хозяин — разумный. Он похвалил охотника за знатную добычу, только пожалел об испорченной шкурке, так что в следующий раз Каратель не сплохует и лучше будет душить зверьков. По крайней мере тех, что выделит на подношение Хозяину.

Когда грифон одним мягким скользящим прыжком скрылся в кустах, Уинни перевела дыхание и раздраженно повернулась в сторону уходящей вниз тропинки. Неужели нужно полдня, чтобы поймать пару рыбешек?!

— Ты издеваешься? — спросила она пять минут спустя, стоя на берегу. — Я уж думала, ты ополовинил здешний форелий запас или минимум кита тащишь. Если у тебя там не золотая рыбка, — она кивнула на углубление меж камнями, в которое так удобно складывать улов, — то потрудись придумать объяснение.

Марсий сердито обернулся. Он умудрился вымокнуть по шею, даже во взъерошенных волосах блестели капли влаги, из чего можно было заключить, что Его Величество пару раз окунулся в водоем не по своей воле.

Уинни также заметила, что копье обзавелось чугунным наконечником, узорами и навершием, в котором смутно угадывался символ Затерянного королевства.

Выпендрежник.

Ничего из этого все равно не помогло добыть ужин.

— Ты сама-то хоть раз пыталась ловить с помощью этого рыбу? — разозлился Марсий, отшвырнул палку в воду и потопал к берегу, брызгаясь так, что половина реки вылилась, а вторая оказалась на Уинни.

— Смотри, как это делается, — процедила она, подоткнула подол повыше и зашла в воду, стараясь ступать аккуратно, чтобы не изранить ступни о камни. Вода оказалась холоднющей, а бурное течение местами буквально сбивало с ног. Неудивительно, что Марсий весь посинел. Когда Уинни чувствовала, что пальцы вот-вот сведет судорогой, тянула носок на себя, кривясь. Жаль, нет булавки на такой случай.

Пошарив глазами по воде, она подняла палку и выпрямилась, закрываясь рукой от солнца. Переместившись так, чтобы свет не бил в глаза, сосредоточилась на воде. Юркие серебряные тела мелькали тут и там. Непривычные к гостям, они беззастенчиво задевали ее. Уинни ежилась от этих скользких прикосновений, но старалась не подавать вида, зная, что Марсий наблюдает. Прямо-таки лопатками чувствовала раздраженный взгляд. Ему назло почесала лопатку. Первые две попытки оказались неудачными, зато третья намертво пригвоздила рыбину — не сорваться.

Уинни ловко запрокинула палку и радостно обернулась, демонстрируя улов.

— Видал?

Марсий вышел на берег, скрипя зубами. Не столько от холода, хотя и от него тоже, сколько от раздражения. Раз уж на то пошло, он ненавидит рыбу. Если это не нарезанный ломтиками жирный сом, не смертельно опасная в неправильных дозировках (и оттого особо сладкая, щекочущая нервы) серра, и не лосось, при нажатии на который проступает масло. А тут вонючая речная форель, которую он совсем недавно побрезговал бы даже своему псу скормить.

Но вернуться с пустыми руками он не мог. Как представлял лицо Уинни… закипал.

И вот сейчас, наблюдая за тем, как она поднимает палку, выпрямляется, окидывает взглядом водоем, едва сдерживался. Только она умеет так его злить этой своей подначивающей ухмылкой. В ее присутствии всегда нужно что-то доказывать, прыгать выше головы. Он столько всего умеет: любые виды боя, верховая езда, перережет горло дикому троллю с закрытыми глазами, а тут эта чертова рыба! А потом Уинни поежилась и потерла ногу ступней. И гнев Марсия как рукой сняло. Такой беззащитный девичий жест…

Уинни тем временем зорко высматривала добычу, сжимая палку и даже не подозревая, что она беззащитная. Для удобства перекинула волосы на одну сторону, и, когда в очередной раз повернула голову, примериваясь, солнечные лучи позолотили едва заметный пушок на шее. У Марсия перехватило дыхание, а внутри образовался горячий ком, растекаясь от живота. Вскоре подул ветер, вернув волосы на место, но чувство никуда не делось, распространяясь все выше, учащая дыхание. Ему вдруг отчаянно захотелось снова убрать волосы и поцеловать ее в шею, чтобы почувствовать на губах этот пушок. В представлении Марсия он подходил и обнимал ее сзади, а Уинни запрокидывала голову, прикрывала глаза и подставляла мягкие чуть обветренные губы.

Тут раздался плеск и победный возглас: на конце палки трепыхалась вертлявая рыбина, серебрясь на солнце.

Наваждение как рукой сняло. Да уж, реальная Уинни скорее всадила бы копье ему в ногу, а не губы подставила. Тогда зачем она с ним поехала?

К тому моменту, когда она вышла на берег и небрежно стряхнула все еще бьющуюся форель в «ведро» меж камнями, он уже справился с собой, и по лицу ничего нельзя было прочесть.

— Вот так это делается, — заявила Уинни. — Хочешь теперь сам попробовать? Я покажу, как правильно держать.

Несколько прядок, обрамляющих лицо, выгорели до нежно-салатового. Ему всегда нравились ее волосы, глубокого изумрудного оттенка. Поразили с самой первой встречи, еще тогда, пять лет назад, хотя зареванная и уже в то время острая на язык, Уинни явно не была воплощенной мечтой. Что в частных школах, что в Академии перед Марсием никогда не вставало проблемы заговорить с девушкой — сами заговаривали и висли, стоило сверкнуть фамильным перстнем, только успевай отлеплять. Кто бы мог подумать, что в восемнадцать найтись с ответом порой куда сложнее, чем в тринадцать.

От Уинни пахло малиной и немного рыбой. Странно, этот запах совсем ее не портил…

— На ужин хватит, — лениво кивнул он, имея в виду форель, — больше туда не полезем, у тебя все губы черные от холода.

Уинни машинально дотронулась до рта, потом облизнула пальцы и рассмеялась.