Дыхание Власти Мазур Степан
— Заместитель, Глухарь, редко из кабинета появляется. Я за полтора года его ни разу и не видел. Тут всем Мясник заправляет. Сам начальник. Верховный волчара. Команды от него обычно две: избить или опустить. Столько пацанов с собой покончили, не стерпев позора пресс-хаты. Но ты ее прикрыл.
Скорпион посмотрел на двух угрюмых, убитых жизнью пацанов в углу возле параши. Опущенные по велению начальника малолетки, те не имели право голоса, не могли касаться кого-либо из блатных или простых пацанов, опущенные имели свою утварь из тарелки и ложки и были обречены на вечное избивание и самую грязную работу.
— Рома, они же по ментовскому беспределу.
— Скорп, это не имеет значение. Устои.
— Тебя тоже могут в любой момент. Сам знаешь.
— Все отрицальщики под этим ходят, — вздохнул Роман.
— За что чалишься, Рома?
— Затупил по малолетству. Не тому в пятак заехал. Крутняк при деньгах оказался, вот родители его и поспособствовали, что я здесь.
— А пацаны? Рецидивисты есть?
— У Сани человек неаккуратный двадцать семь раз на нож упал — взгляд перешел на Саню, угрюмого крепыша со шрамом на лбу. — Макар — соня, уснул, проснулся с руками в чужих карманах. — Макар хмуро кивнул. — А Нерп у нас плохой футболист, перепутал пацана с мячиком, запинал. — Нерпа улыбнулся.
В челюстях не хватало половины зубов.
Сергей кивнул.
— Ну, а остальные ребята просто так. Не в то время, не в то место попали. — Роман не стал представлять остальных.
— Система. — Вздохнул Скорпион, смакуя слово.
Система? Антисистема? Что-то знакомое.
В памяти стали всплывать отдельные жизненные эпизоды, отрывки. Кусочки мозаики стали складываться в единое целое. Память понемногу возвращалась.
— Ты про что? — Рома вздернул бровь.
— Да так, зарисовки на будущее. — Скорпион подошел к двери, прислушался.
— Ты что задумал? — Вскочил Роман.
— Нет смысла разбираться в самой тюрьме. Ну, помогу тысяче, хотя могу помочь миллионам. Надо просто метить выше. Я передумал, я выхожу, но я еще вернусь, чтобы закрыть это место.
— То есть? Как так? В смысле? — Половина камеры прищурились, как от яркого солнца.
— Сейчас объяснить не смогу. Прощай, Ромка, прощайте, пацаны. Запомните, вы не знаете, как я выгляжу. Убийств больше не будет. И не вздумайте бежать за мной. Я пошел на побег, с Мясником поговорю на днях лично.
Пацаны застыли. Новенький вел себя странно, хотя на стукача не походил. Что же он задумал?
Дверь камеры со скрипом распахнулась.
Скорпион нырнул в проем, хватая надзирателя за шею. Солнечная артерия легла под палец. Тело рухнуло в руки, с разворота кинул в камеру, устремляясь на второго охранника. Тот не только успел сделать квадратные глаза, но и схватился за дубинку. К несчастью для него, она была прикреплена сбоку на петельке. На манипуляции с извлечением ушли драгоценные секунды. Если бы не растерялся, то закричал бы. А так ребро ладони отправило в длительный сон.
Из камеры высунулось лицо Романа, бросил:
— Мне полгода осталось, не побегу.
— Где-то я это уже слышал. Тогда вытащите охранника в коридор и закройте двери. Меня здесь не было. Им все приснилось. Напились, и приснилось. Понял? Выполняй! — Скорпион забрал ключи у второго охранника, кивнул на прощание ошалевшему Роману и бесшумно побежал вдоль сумрачного коридора.
Первая решетка оказалась закрыта лишь на щеколду, как старые калитки в деревнях. Вторая и вовсе не закрыта. Безалаберность витала везде и повсюду. На глаза попался третий надзиратель. Этот оказался поопытнее, закричал, хватаясь за кобуру пистолета. Пришлось нанести два удара вместо одного: по руке, чтобы бросил пистолет, и под «солнышко», чтобы попал в объятья Морфея.
Массивная дверь распахнулась, выпуская свежую полоску света. Показалось заспанное лицо следователя, того самого, кто работал над макияжем лица, что уже перерос в традицию.
А детей ломать нехорошо. Не все могут противиться судьбе.
Скорпион пнул в мениск, сломал по два пальца на каждой руке. Бить больше не сможет. Пальцы доктора, конечно, вправят, но зарастут они таким образом, что про карьеру боксера придется забыть. Навсегда.
Следователь вопил, орал. Уже не тот герой, что избивает беспомощных малолеток. А кто злее? Надзиратель или надзираемый? Клетка делает человека зверем, любая. Но тот, кто владеет этой клеткой, роднится со зверем. Отпечаток профессии накладывает с годами чувство привыкания. Патологоанатомы на трупах завтракают, обедают и ужинают, и ничего, привыкли. Человек ко всему привыкает. Военные на войне ежедневно зрят и кровь, и кишки на земле. Так и крепчает человек на своей профессии, роднится, свыкается. Хомо Сапиенс — тварь приспосабливаемая, живучая. Все становится нормой, сначала планка, потом у черты границы. А потом не заметил, как планка преодолена и сама становится нормой.
Зоны должны быть закрыты. Смерть лучше несвободы. Расстрел или воля.
— Эх, система, система. — Скорпион треснул следователя лбом о стену — час крепких сновидений обеспечен — и помчался дальше, к последней двери. За ней выход из барака на территорию зоны.
На улице стояли предрассветные сумерки. Часа четыре ночи — темно. Часовые на вышках еще спят.
Скорпион мчался как тень, на ходу соображая зайти ли к Мяснику лично или сигануть через забор сразу.
Законы этикета? Ладно, потом.
Беглец подбежал к двухметровому забору с колючей проволокой по периметру. С разбега оттолкнулся от бетонки и схватился за колючую проволоку. Одна ладонь попала удачно, между зубьев, а во вторую впились стальные ежи. Стиснул зубы от боли, едва начал подтягиваться, как послышался лай собак. Почуяли. Людей обмануть можно, а вот собачий нюх, чующий злоумышленника за версту, никогда.
Пока разрывал руки, ноги и пузо в кровь, рвал одежду, балансируя на колючей преграде, на вышке зажегся огонек. В спину ударил луч прожектора. Последний раз разодрав шорты, рухнул за забор. Над головой просвистела пуля, прожектор подвинулся.
Скорпион перекатился через плечо, вскочил и дал такой старт, что любой заяц удавился бы от зависти. Под ноги легла еще одна пуля, в кровь шибанула такая порция адреналина, что никаким наркоманам и не снилась. Помчался, по кривой траектории, качая маятник, не забывая резко менять направления и бегать всякий раз по-новому, чтобы стрелок на башне не вычислил очередного рывка.
На зоне послышались звуки сирены…
На зоне послышались звуки сирены.
Мясник, хмыкая, отошел от окна. Пробурчал под нос:
— Поубивать вас всех что ли? Что за шум?
Дверь кабинета резко распахнулась, вбежал запыхавшийся лейтенантик:
— Валерий Иваныч, у нас побег!
Начальник зоны окинул его недолгим взглядом, обронил:
— Да? И кто бежал?
Лейтенант выдохнул, выпалил:
— Так этот… неизвестный.
Валерий Иваныч усмехнулся, сел в кресло:
— Как это неизвестный?
Лейтенантик замер, подумал:
— Без документов. Ну… который без «дела».
— Что ты мне мозги пудришь? Как без дела? Не положено! Инструкция есть! — Начальник повысил голос.
Лейтенантик уменьшился в размерах, поник, оправдываясь:
— Так это… вы же сами говорили, что…гм… разберетесь…
Валерий Иваныч вскочил, затрубил, как труба Иерихона:
— Кому это я говорил? Не положено! Инструкция есть! Где бумаги?! А нет бумаг! А нет бумаг, так и проблем нет! Тебе проблемы с проверками нужны? Ты с работы вылететь захотел? Быстро успокоил зону! Ничего не было! Нет бумаг, нет и человека! Не поступал к нам никакой неизвестный! Понял?! Один хрен Палыча вчера братва завалила, не нужен нам больше его подопытный. Усек?
— Так точно, Валерий Иваныч, а как же трое надзирателей и следователь?
— Ты что первый год служишь? Ветром надуло! Шли и споткнулись!
— У следователя множественные переломы…
Глаза начальника метнули молнии:
— Значит, падал неоднократно!!!
Лейтенантик совсем поник, съежился, сдулся, как старый шарик:
— Так погоню отзывать?
— Да. Скажи, что это была учебная тревога. За оперативность всем благодарности и тринадцатая зарплата… Года этак через… два.
— Есть! — Лейтенантик козырнул, по коридору послышались торопливые шаги.
Мясник дождался, пока шаги стихнут, вздохнул. Рука потянулась к сейфу, тяжелая дверка со скрипом отворилась. На кипе бумаг, рядом со старым номерным Макаровым стояли граненный стакан и початая бутылка водки. Валерий Иваныч достал бутылку, стакан, подумал и поставил стакан обратно. В два захода допил половину бутылки, занюхал рукавом, печально вздохнул:
— Что ж, настает новый день.
Скорпион продирался сквозь дебри. Ненадолго останавливался, чтобы убрать свой биологический след, что тянулся как шлейф. От людей убежать не проблема, а от собак сложнее. Идут по следу, не сворачивая, на усталость не жалуются. Узнают больше даже не по запаху, а по биополю. Оно затухает медленнее. Почуять его могут не только собаки, но и люди с высокой способностью к восприятию биополей, ауры, потоков энергии.
В голову возвращалась забытая информация, вспоминалось прошлое.
Погоня была какая-то хиленькая. Ожидал совсем другой. Вскоре сбавил бег, перешел на шаг, любуясь сквозь листву леса на восходящее светило. Скоро начнет припекать. Накатила усталость. Не спал больше суток. Организм на пределе, изломан бесконечными побоями.
«Спать надо, спать».
Эта мысль становилась все настойчивее. Тело ныло от порезов. Проткнутая проволокой ладонь зудела, хоть и запеклась коркой. Тело само повысило температуру, это забирало ресурсы организма. С каждым шагом глаза слипались все настойчивее. Наконец, когда врезался лбом в здоровый дуб, уснув на ходу, решил немного передохнуть.
Для места сна как раз и подошел этот здоровый дуб. Ветки раскидывались вширь на многие метры, за густой кроной не видно неба. Здесь и рота солдат могла улечься, не то, что один человек.
Скорпион прислонился щекой к коре. Хорошо еще, что тюремный наряд не успел получить, а то щеголял бы в робе. А так похож на обычного таежного Маугли, в изодранных шортах и едва живых кроссовках. От майки не осталось ничего.
Распластался на ветке, укрылся солнечной погодой и погрузился в сон. Дрема спеленала тело, каждая деталька тела стала тяжелой, неподвижной, налитой свинцом.
В голову постепенно возвращались сюжеты прошлой жизни, мелькали лица, события. Что-то подсказывало, что провел неделю в малолетке неспроста, совсем не зря.
Все увидел изнутри. Теперь мог судить не вслепую.
Скорпионовцы окружили колонию, взяв в кольцо.
Пятьдесят два мастера войны, усиленные пятью тройками ликвидаторов, без особого труда захватили колонию для малолетних преступников. Профессионализма никто из охраны тюрьмы не выказал. Тем более, что Совет дал приказ стрелять первыми.
Слишком много накопилось негативных данных по этому объекту. Лимит превысил допустимый предел…или беспредел. Большинство дел заключенных не разбирались вовсе, или были сфабриковано так бездарно, что просто бросалось в глаза. Эта зона была вызовом Антисистеме. Произвол лепил из несформированных личностей, что попали не в то время и не в то место, моральных уродов. Ломал на всю оставшуюся жизнь. Разгребая клубок, аналитики выдали четкий совет: «Невиновных нет».
Оставшихся в живых надзирателей и начальство выстроили в линию. Сема перезарядил рожок, обвел всех хмурым взглядом. Кинул себя в чувственную сферу. Перед глазами вспыхнули темные мрачные ауры.
О, Творец, сколько зла в этом мире? Аналитики правы — невиновных нет. Но слишком рано заниматься проблемой зон, если бы не Скорпион, не скоро бы еще доползли… Брат, что ты там удумал, пока я занимался тигром в тайге?
Нашарил глазами начальника зоны. Неприятный человек с заплывшим лицом скалил зубы, уверенный, что его происходящее не коснется.
— Вы, сучье племя, за все ответите. Через полчаса проверка из Хабаровска.
Сема подошел вплотную, врезал коленом. Начальник согнулся. Сильная рука уронила главу мордой в грязь.
— Мясник, как я понимаю? — Сема поставил ногу на спину начальника зоны. — Так вот слушай меня, Мясник. Во-первых, проверка не приедет. Как объекта этой тюрьмы больше не существует. Бумаги подготовлены, прокуратура кивнула. Во-вторых, крыша твоя из братков, что спихивали сюда пареньков, вымогая деньги из родителей, во сырой земле лежит. Нет больше этой ниши беспредела на всем Дальнем Востоке. В-третьих, конторе сейчас тоже не до тебя, она теряет человека за человеком, залатывая дыры, позволившие террористам захватить школу. Ты подал сигнал о захвате, поднял тревогу, но твоих больше в милиции нет. А армия давно с нами. Все перевели в учебную тревогу… Ты один, Мясник. — Сема наклонился чуть поближе. Прошептал. — И знаешь, что тебя ждет?
— Ты хочешь предложить мне сотрудничать? — пропыхтел Мясник.
— В аду с демонами будешь сотрудничать! — Обронил Сема, спуская курок.
Короткая очередь прошила затылок начальника. Не стал даже переворачивать, оставив лицом в грязи.
Блондин выдохнул и пошел вдоль ряда с охранниками и надзирателями, снова и снова проверяя чувственную сферу, боясь допустить хоть одну ошибку.
Сколько же грязи на их душах, сколько невинной крови? НКВД стоило бы уничтожить только за создание этой системы.
Среди черных, рваных пятен мелькнули светлые тона. Остановился перед невысоким человеком с грустными глазами.
— Ты либо недавно здесь работаешь, либо просто хороший человек. Ты свободен. — Повысил голос. — Остальным копать яму перед главным выходом! Выживет самый активный копальщик. Конкурс большой — сорок человек на место, но шанс есть у каждого. Вы таких шансов детям не давали. — Повернулся к скорпионовцам. — Мужики, раздайте им лопаты.
Сема с двумя помощниками пошел к центральному входу, где трое ребят выносили пачки дел и деловито разводили костры. Еще трое соорудили стол со всем необходимым и готовились выписывать бумаги о досрочном освобождении.
Клети внутри здания были распахнуты. У каждой камеры стояло по скорпионовцу с автоматом наперевес, в ожидании приказаний. Сема подошел к первой решетке.
Скорпионовец быстро отчитался:
— Девять человек. Работники зоны. На усиленном пайке. Есть неплохой механик и электрик.
Сема прошел в камеру, привычно включая чувственное восприятие. Семь пацанов, действительно работяги — сотрудничество или просто на волю. Один мелкий карманник, жизнь заставила доставать пропитание — простимо, на волю. Последний оказался сплошным черным пятном. Посадили по мелочи, а на душе грехи потяжелее. Намного тяжелее…
— Маньяка под нож, карманника пинком под зад, парнишек отпустить, механика и электрика на сотрудничество, если согласятся.
Сема повернулся спиной к маньяку, нарочно перекинув автомат через плечо. Едва не улыбнулся, когда почувствовал резкое движение. Резко развернулся, ломая маньяку шею.
Камера застыла. Сема повысил голос:
— Я надеюсь, никто не сомневается в правильности моих действий? Я не претендую на роль верховного судьи, но делаю то, на что способен.
— Гнилой он какой-то был, — послышалось от одного из парней.
Молча прошел с помощниками ко второй камере.
Скорпионовец отчитался:
— Красные. Пресс-хата. Пустая. По непроверенным данным, здесь мог находиться Скорпион.
Ну, раз брат, то понятно, почему пустая. И зачем тебе понадобилась эта экскурсия? Адреналина, что ли, мало? Или изнутри захотел посмотреть?
Сема улыбнулся. Если бы брат все еще был на зоне, то поднял бы тюрьму при первых выстрелах штурма. Он сбежал. Знакомый шлейф еще витает в воздухе. Где-то недалеко, пробирается к трассе.
В третьей камере сидели блатные рецидивисты. Из девяти человек невиновных было двое, но на свободу смог выпустить только одного. Психика другого требовала длительной реабилитации, на которую ни времени, ни средств…
По камере прокатились выстрелы.
Я действительно выполняю роль мусорщика? А кто я такой, чтобы судить? Все-таки есть от людей небольшое отличие — вижу дела каждого насквозь. Но разве это повод? А где эти сомнения в душе? Прокачался и понял столько, что больше не могу сомневаться? А что если Гитлер думал то же самое?
Четвертая камера являлась инфекционным карцером. ВИЧ-инфицированные, туберкулезники и болеющие гепатитом сидели вместе. Стадии болезней лечению не поддавались. Это понимали и сами заключенные, молча выстроившись возле стенки в ожидании расстрела.
Сема попал каждому аккурат в лоб, вышел, опустошенный и сухо обронил помощникам:
— Я говорил, что самые активные копальщики останутся в живых? Отменить приказ!
К черту Гитлера, я вижу все изнутри. Я не вправе сомневаться. Если сомневаются зрячие, то дела в свои руки берут слепые.
Камеры. Снова камеры. Лишь к концу дня прошелся по всем вдоль и поперек. Понятие добра и зла размылись. Грань истончилась и стерлась. Внутренне опустел. На голову давило так, словно весь небесный свод решил вдавить в землю по самую макушку. Светлые лица освобожденных, хмурые рожи порабощенных… Были и те, кто просто не дождался, сломался чуть ранее. Зона протащила через себя каждого в отдельности, провела по всем темным уголками и поставила перед выбором: сломаться или выжить? Только это «выжить» не всегда сочеталось с вольной жизнью на свободе…
Таких мест быть не должно. Свобода или смерть. Крупное преступление — расстрел, мелкое — предупреждение, второе мелкое — расстрел. Все, брат, я понял, о чем ты.
Вышел на улицу, вдыхая свежего вечернего, вольного воздуха. Бритые пацанчики курили, редко перекидывались парой слов, но в основном молча закапывали последних надзирателей и не прощенных.
Да, судья! Если никто не может, только советы дают, бразды правления должен брать самый пассионарный, самый действенный и разумный. К черту разговоры и дебаты. Лица умирающих от туберкулеза стоят пули в затылке начальника. Сверкающие глаза освобожденного стоят… много стоят! Особенно, если он ни в чем не виноват… Сучья система. Смерть тебе! Пусть жизнь положу, но другие будут жить как люди, а не как звери… Никто из ныне живущих не может правильно оценить происходящее. Это работа для будущих беспристрастных историков. Или пристрастных. А еще история многогранна, и у истины семь лиц.
Мысли, мысли, мысли. А палец давит на курок.
Брат, у тебя бы лучше получилось, я уверен. Где ты? Куда мне теперь деть пару сотен нормальных ребят? За едой и транспортом дело не станет, кашей предусмотрительно запаслись, если у кого-то вообще есть желание принимать пищу, автобусы тоже подъедут, даже времени до утра. Но, брат, что дальше? Где ты вообще?
Я просто один из Совета, — вспомнились Семе слова Скорпиона.
С удивлением выбрался к дороге. Вышел на дорогу слух, а с удивлением, потому что вдоль дороги стояли десятки машин от легковушек и мотоциклов до джипов и автобусов. На многих видах транспорта сияла желтой краска лейбла скорпиона. Вдоль техники то и дело проходили мужики с автоматами в черной спецовке и такими же лейблами на левом плече.
Удивился, разглядывая схожесть своей татуировки с тем знаком. Всплывающая память ничего путного пока не дала. Может, он тоже состоит в этой организации? Странно, что-то знакомое, но что?
Медленно прошелся несколько раз вдоль рядов машин, присмотрел джип — Ниссан Тирано. Если память что-то и дала, то это образ какой-то странной квартиры и имя — Катя. А кто эта Катя и что за квартира предстояло узнать в самое ближайшее время. Или не узнать никогда. Кто ответит?
Интуитивно прошмыгнул под машину, вылез на другой стороне, зыркнул в стекло — ключи в замке зажигания.
Эти балбесы совсем, что ли, ничего не боятся? Мафия, наверное, какая-нибудь… Надо было на зоне у Ромы спросить.
Что- то внутри снова подсказывало, что с зоной связывает не так уж и много — лишь пенка.
Фуфло какое-то, как же сложно собирать себя по осколкам.
Педаль провалилась в пол. Джип взревел, рванул по трассе.
— Эй, полоумный, останови машину, накажем, — предупредил динамик откуда-то из прикуривателя.
— Черта с два! Сначала обгоните! — Обрубил Скорпион.
Динамик затих, затем недоверчиво спросил:
— Босс? Вы в машине?
Босс? Хе. Обознались.
Скорпион нахмурился, хмыкнул:
— Ага.
— Простите, босс, ошиблись.
Динамик затих. Скорпион перевел дыхание, следя за дорогой.
Вот лохи, за босса приняли. Арестант в драных шортах — самый что ни на есть босс. Всем боссам босс.
Наугад щелкнул пальцем в магнитофон. Дисковод зажужжал, по салону из четырех динамиков покатился динамичный рок. Акустика была великолепной. Сабвуфер не отставал. Стрелка бензобака показывала почти полный уровень бензина в баке.
— Вот так и бывает, просыпаешься на дереве, слезаешь и в путь, в цивилизацию, — прошептал, подмигивая зеркалу. — А ты, случаем, не знаешь, откуда умеешь водить машину? Эй, вихрастый, у тебя и водительские права, наверное, на воле были? А сколько тебе лет тогда?
Улыбнулся, веря и не веря в происходящее. Автомобиль, как под него. Только вот сейчас ущипнет себя, проснется в камере, и все лопнет, как мыльный пузырь… Но понимал, что это не сон — желудок требовательно урчал, прося еды.
Во сне есть вроде неохота.
Искоса оглядел салон.
Может, где пакетик чипсов завалялся?
Рука потянулась к бардачку. Открыл, не сбавляя скорости. Все так легко получалось, машина даже не вихляла. Умудрился в это время обогнать спортивку, словно когда-то проходил уроки экстремального вождения.
Все- таки, наверное, есть права. Но тогда больше восемнадцати лет? А почему в малолетке? Или машины угонял?
Бардачок радостно выкинул цветастую шоколадку, следом на свет появилась тугая барсетка. Краем глаза следя за дорогой, зашелестел обверткой, впился зубами в блаженную еду. Каким же райским казался шоколад после зэковской баланды. Ничего вкуснее в жизни не ел.
В мозгу вплыли фрагменты детства: больница, скитания по большому городу.
Еще! Давай еще! Мало информации!
Шоколадка немного приглушила аппетит, не успел даже вымазать руки, только пить захотелось. Но можно и потерпеть. Открыл первый отдел барсетки, выпали водительские права — Даниил Харламов. На Скорпиона глядело смутно-знакомое лицо. Блок в голове мешал вспомнить. Открыл второй отдел, и на сиденье приземлились две тугие пачки — евро и рубли. Присвистнул, бросая взгляд в зеркало и ловя отражение.
— О, как! А по этой роже о везении вроде бы и не скажешь!
Последним, что предложила барсетка, был пистолет.
— Вот блин, точно на каких-то блатных наткнулся. Везде эти пукалки!
Взгляд снова сполз к отражению, зашептал:
— А ты случаем не блатной? А, фраер? Козырной может какой?
Отражение расплылось в улыбке. А дорога привела в пригород, что вскоре сменился городом. Наплевав на все, проехал патрульно-постовую службу. Сквозь затемненные окна даже показалось, что кивнули.
Наверное, воображение разыгралось.
Выехал на площадь, свернул, и автомобиль помчал по центральной улице города. Слева и справа призывно висели вывески магазинов, банков, офисов, ресторанов и всего, чего душа желает. Интуитивно припарковал машину возле магазина модной одежды, как гласило название, взял обе пачки денег, барсетку, ключи и, выдохнув, вышел из машины. Пальцы щелкнули сигнализацию. Улыбнулся.
Сигнализация, поди, от воров и угонщиков.
Быстрым шагом поспешил к магазину, ловля на себе немногочисленные взгляды. Еще бы, парень в рваных шортах и кроссовках вышел из джипа. Ну и мода у этих новых русских. Совсем очумели! Еще и с татуировкой на плече.
Седой охранник забраковал сразу:
— Стой, в таком виде нельзя!
— Че ты мне паришь, старый? Я для этого и зашел, чтобы вид сменить! Да ты не тушуйся, с баблом проблем нет. На, пересчитай. — Скорпион протянул охраннику рублевую пачку.
Охранник опешил, вернул обратно, поперхнулся:
— Проходите.
Сразу двое продавщиц вступили в бой, намереваясь советами забросать с ног до головы.
— Спокуха, крали, мне бы лепень по теме.
Первая переглянулась со второй, прошептала:
— «Лепень» — это пиджак вроде. У меня дядя с зоны недавно вернулся. У них там все вот так…
Скорпион нахмурился.
Надо с этой блатной феней заканчивать. Еще что-то в голову постоянно трезвонит: не твое, не твое! Все, я среди людей, по-людски общаться и буду.
— Девушки, — заставил себя произнести давно забытое слово, — мне бы костюм-тройку — всплыло в голове название. — И туфли по… погоде. — Сам себе удивился, но добавил. — На ваш вкус, конечно же.
Продавщицы заулыбались, исчезли и вернулись с нагромождением тряпья. Скорпион смутно помнил, что каждой за проданную вещь полагается несколько процентов с продажи. Если это действительно фирменный магазин. Так что понимал все старания.
Из магазина вышел преображенный, с кучей пакетов. Быстро покидал все в машину и собрался было уехать, но взгляд зацепился за взлохмаченную шевелюру в отражении блестящей машины. Эти волосы прической назвать вряд ли кто мог. А парикмахерская находилась через дорогу. Судьба?
— Была не была. Хоть человеком себя почувствовать.
Через час стараний миловидной парикмахерши при взгляде в зеркало чувствовал себя аристократом. Зубы в тюрьме сохранил, внешность нормальная.
Точно, аристократ. Манеры эти зоновские еще бы на свалку.
До джипа не дошел — наткнулся на ресторан. В этот раз проблем с охраной не было, пропустили, как родного. Мучения официанта не выдержал, заказал мясо, рыбу, салаты, вина… Понатыкал пальцем в каждый листик, понимая, что до аристократа еще как до вершины Эвереста. В голове пока не всплыло, что ни мяса, ни алкоголя не употреблял.
Мир после второго фужера дорогого вина показался не таким уж и плохим, лучше, чем утром. Как-то сам не заметил, как уничтожил запеченную телятину, карпа, котлеты, несколько видов салатов. Ел так, словно не ел всю жизнь. Наедался на будущее, впрок. Официант округлял глаза, но продолжал таскать блюдо за блюдом — клиент положил на стол рядом с барсеткой толстую пачку денег. Платежеспособен.
Распластался на мягком стуле, потяжелев как минимум на четверть. Пришлось даже ослабить ремень на брюках. Подняться получилось только с третьего раза. Довольной и качающейся походкой направился к выходу, оставив плату по счету и официанту чаевых на месячную зарплату.
Улица встретила радостным солнечным днем. Само светило перевалило за полдень. Душа пела в согласии с телом, а само тело наполнялось могучей энергией. Эффект мяса и алкоголя сказался почти сразу. Хотелось подраться и разбить кому-нибудь нос. Так, по-свойски.
— Эй, парень, закурить не найдется? — Донеслось чуть сбоку.
Скорпион улыбнулся полупьяной улыбкой:
— Не курю, бродяги, — достал тысячную купюру. — На, иди, купи в ларьке.
— Слышь, паря, у тебя че денег много? — расширил зрачки курильщик.
— А может, ты еще поделишься? А? — тут же подал мысль друг курильщика.
Скорпион снова улыбнулся, заплетающимся языком довольно обронил:
— Кто выдержит мой удар, получит еще столько же. Рисковальцы… тьфу… рисканутые есть?
Парни переглянулись и… зашагали прочь, не связываясь с всякими непонятными личностями. У богатых свои причуды. Мало ли кто за ним?
Скорпион чуть не захныкал:
— Ну, куда же вы, парни? А по сопатке?
Парни ускорили шаг, скрываясь за поворотом.
— Эх, драки не получилось. Нет драки — нужна девушка… прелестная, чтобы аж жуть, — забормотал Скорпион, переходя дорогу к джипу.
Отрывки воспоминаний не давали представления о прошлой жизни. Вел себя тем, кем жизнь научила быть с момента карцера и до побега. Подсознание вмешиваться не спешило. Но алкоголь и мясо дали странный эффект, пробив заслонку.