В семье не без подвоха Жукова Юлия

Глава 10

Последние несколько дней, что Сашка с мамой проводят на Муданге, мы все сидим в столице. На Азамата наваливается такая гора работы, что я его вообще не вижу, хотя вроде в одном здании сидим. Мама и здесь организует бурную деятельность: наводит марафет на остатки старого сада, среди которых построен дворец, а потом еще облагораживает Дом Старейшин, чтобы никому мало не показалось. Еще она набирает с собой кучу электронных справочников по муданжским растениям с целью дома найти переводчика и их опознать. Сашка обещает в следующий раз прилететь с женой и детьми. Азамат ужасно доволен встречей с моими родичами. В космопорту мы всей семьей учим Алэка махать ручкой на прощание.

А дальше все возвращается в привычную колею: ребенок, клуб, скучная работа за буком. Правда, работу по большей части удается спихнуть на Эсарнай. Пока у нас гостили мои родичи, с Эсарнай я почти не встречалась, зато наутро после их отъезда ее пышные формы были первым, что я увидела, выйдя к завтраку. Алэк после кормления на рассвете отказался спать дальше, и я его выставила с Тирбишем гулять и завалилась обратно. А теперь, значит, вместо тихого завтрака в одиночестве у меня неожиданно светский прием.

– О, – говорю вяло, протирая правый глаз. – Доброе утро. Как муж?

– Ой, улетел вчера, – невпопад отвечает Эсарнай, настолько отвлекшаяся на мой вопрос, что даже забывает поздороваться. – Странный он какой-то. Сначала все молчал и смотрел косо, потом устроил мне допрос, как я живу. А мне как раз в статье попалась цитата из какой-то земной книги, и я никак не могла понять, что она значит. Всю Сеть перерыла, даже в платной библиотеке зарегистрировалась, а толку ноль. И тут еще Экдал со своими вопросами. Я ему и говорю, мол, тебя все лето не интересовало, как я живу, чего теперь-то пристал, когда все наладилось? Лучше бы, говорю, словари мне привез, как я просила. А то наволок опять платины, как будто ее на Муданге мало, а мне ее и надевать-то некуда, потому что в обычный клуб я не хожу, у Хотон-хон никто украшений не носит, а муж меня никуда не водит и вообще видеть не желает.

– А он что? – спрашиваю нервно, мгновенно проснувшись. Похоже, мои миротворческие попытки все совсем испортили…

– Обиделся, – жалуется Эсарнай. – Говорит, я от тебя ничего не требую, даже детей не прошу, что ты меня попрекаешь? Ну, мне как-то неудобно стало за упреки, действительно ведь он меня почти не трогает. Иной раз думаю, хоть бы поприставал, а то я уж и не помню, каков живой человек на ощупь. Ну и говорю ему: я никогда тебя не просила так ограничиваться. Хочешь детей – давай детей, я хоть не одна тут в четырех стенах сидеть буду.

Ее прерывает слуга с завтраком.

– Смелое решение, – вставляю я, не зная, что еще сказать. Мне приходила в голову мысль, что Эсарнай может пойти на пользу размножение, но я даже побоялась ее обдумать, не то что высказать.

– Вот и он тоже удивился, – продолжает Эсарнай, вгрызаясь в тост с джемом. Теперь я поняла, почему она к завтраку пришла – на Муданге джема не делают. Она меж тем продолжает: – Сказал, мол, я не копил на ребенка. А я ему – мне твои деньги тут и тратить не на что, лучше натурой отдавай. Чтобы прилетал хотя б раз в месяц и три раза звонил, я бы хоть знала, что у меня муж есть. Он на меня так посмотрел странно и говорит: да, видно, тебе тут совсем плохо, если уж сама предлагаешь родить за спасибо. А потом посидел, подумал и говорит этак осторожненько: правда, что ли, я тебе так нравлюсь? Я отвечать-то не стала, отмахнулась только, но вы ведь знаете, у него лицо такое… Ой, в общем, зарделась я, как в первый раз его увидела.

– Ну вы помирились? – спрашиваю с надеждой.

– Вроде того. – Эсарнай мечтательно улыбается. Потом спохватывается: – Ой, я самое важное-то не сказала! Я же пришла спросить, вы, наверное, умеете как-то узнавать, понесла женщина или нет? Да, и еще, если все-таки понесла, то пиццу можно? С ветчиной?

Положительный тест мою гостью обрадовал, после чего я отдала ей остатки джема и отправила восвояси, пока ее обильное слюноотделение не попортило мне ковер. Похоже, Экдалу придется привезти для жены с Гарнета повара, потому что сама она к плите теперь уж точно не встанет, а полуфабрикаты я ей категорически запретила.

Однако у меня самой возникла пара вопросов к специалисту. А именно к Ирнчину. И буквально эти вопросы звучат: где мой домофон и какого рожна гости ко мне являются раньше, чем я проснулась?!

В Ирнчина я почти врезаюсь на пороге его кабинета.

– Хотон-хон, – приветствует он меня легким кивком. – Я как раз шел к вам. Капитан мне передал ваше предложение провести видеофон в вашу гостиную, но разработка оборудования заняла некоторое время. Теперь все готово, пойдемте, я лично поставлю.

– Разработка? – моргаю я, пятясь. – А купить было не проще?

– Не проще, – хмурится Ирнчин, выдвигаясь на меня и закрывая дверь. – Система безопасности дворца должна быть абсолютно уникальна. Все приличные охранные системы сейчас делаются на Арее, а нам совершенно не нужно, чтобы ареяне смогли вскрывать наши замки. Не беспокойтесь, наша система качественная и отлаженная.

Когда мы доходим до жилой части, Ирнчин просит у меня пульт от комнаты, с него вызывает на стене у чайного столика гравитонный крепеж и прилепляет к нему извлеченный из кармана плоский прозрачный экранчик, аккуратно его выравнивает, чтобы не косо висел, после чего нажатием кнопки на пульте увеличивает гравитонный поток настолько, чтобы экранчик нельзя было оторвать человеческими силами.

– Все очень просто, – говорит он, оживляя экранчик двойным постукиванием. – Отсюда вам видно парадный вход, отсюда черный. – Он пролистывает изображение вправо. – Если нужно видеть сразу оба, стяните их пальцами одновременно. Если захотите посмотреть покрупнее, можно вывести на любой другой экран через общую сеть, но разрешать вход можно только с этого устройства. У дверей установлен умный датчик движения, по сигналу которого этот экран будет включаться и звонить. Вот здесь можете настроить громкость звонка, мелодию, отключение на ночь… все как везде. Допуск осуществляется вот таким движением, попробуйте.

Я несколько раз тыкаю в экран с поворотом, и шайтан-машина приятным мужским голосом сообщает мне, что «дверь открыта», а после минутного простоя, что «дверь закрыта».

– Вот здесь вы можете удлинить или сократить время открытия двери, для каждого отдельного визита или постоянно. Очень вас прошу не выкручивать на максимум, это все-таки делается для вашей же безопасности, – строго добавляет Ирнчин. – Если хотите, я могу открыть доступ на вашем телефоне, чтобы, находясь не дома, вы все равно могли бы впускать гостей. Мне эта идея не очень нравится, но капитан попросил, при условии что вы будете всегда держать телефон при себе и запароленным.

– А мне его паролить не нужно, – усмехаюсь. – У меня в нем все меню на родном языке, и сменить его нельзя. Это мне Азамат так сделал. Теперь кроме него никто там ничего не найдет.

Ирнчин задумывается на секунду, потом нехотя принимается ковыряться в моем телефоне. Моя защита срабатывает: пункты меню выстроены по алфавиту того языка, на котором они написаны. Ирнчин ухитряется методом тыка найти дворцовую сеть и загрузить необходимые приложения, но на установке обламывается полностью. Приходится ему помогать. Зато теперь он верит, что никто чужой моим телефоном не воспользуется.

– Да, еще один важный момент. Вот через это меню, – Ирнчин снова переходит в управление на стенном экране, – можно связаться с офисом охраны и потребовать удалить посетителя от дверей или из любого другого места дворца.

– А потребовать сказать посетителю, что я сплю, можно? – хихикаю я.

– Можно, – серьезно кивает Ирнчин. – Я рассмотрел вашу жалобу и перенабрал штат охраны, так что теперь все вежливые, и еще сделал им строгое внушение слушаться вас как самого Императора.

– Вот это отлично! – радуюсь я. – Спасибо тебе, дорогой Ирнчин, ты, как всегда, оправдал мое доверие! Нет, правда, классно все продумано.

Ирнчин меня знает и кланяется только после последней фразы, которая была всерьез.

– Уверены, что не хотите телохранителя? – уточняет он напоследок.

– Теперь-то зачем? – пожимаю плечами.

Он качает головой и уходит.

У Азамата в последнее время дел невпроворот. Оказывается, при старых Императорах была такая форма отчетности населения – Император со свитой нагрянывал с неожиданной проверкой в какой-нибудь занюханный угол континента, посмотреть, как наместники справляются, помочь советом или делом, ну и для себя составить представление, какие в глубинке проблемы. В те давние времена Император при этих визитах еще и налоги собирал, но после смерти Аэды эта обязанность легла на Старейшин, и Азамат не спешит что-то менять. Старейшины-то все время на местах сидят, так что срок отчисления налогов можно установить, чтобы все заранее готовились. А копить весь год, не зная, когда появится Император, – это как-то уж очень нервно. Да и потом, Азамат считает, что сбор налогов портит имидж, а ему для присмотра за наместниками нужно доверие населения.

Так вот, сейчас они со Старейшинами реанимируют эту программу, а заодно стараются разрешить как можно больше неотложных проблем, пока Азамат еще никуда не уехал. Мне остается только отдыхать на природе и ждать, пока у него кончится аврал. В поездках я его буду сопровождать, вот тогда и наобщаемся.

На Доле начинается настоящая осень, по склонам гор вдоль побережья становится хорошо видно, где лес хвойный, а где – широколиственный и от этого окрашенный во все теплые цвета спектра. Самая большая перемена, пожалуй, – это тишина. Весной и летом тут непрерывно верещали самые разные птицы, а теперь вот тихо. Только изредка, раз в несколько дней высоко в небе протащится неторопливый косяк чего-то перелетного с унылым клекотом, да и все, больше никаких звуков. Во всяком случае, днем. Ночью, по контрасту, становятся слышны загадочные скрипы, шорохи и тявканья, предположительно издаваемые лесными млекопитающими. Окна я закрываю поплотнее и завешиваю шторами, да и дверь комнаты частенько запираю: у Алэка под боком Тирбиш обитает, а мне одной как-то жутковато.

В целях успокоения паранойи я каждый вечер обязательно выставляю к скале банку со сливками или маслом – авось демон откушает и не пошлет за мной свою лесную дружину. Наутро банка всегда пустая и чистая. Судя по всему, лесной житель ее вылизывает, а потом споласкивает. Я пыталась наскрести со стенок материала на анализ ДНК, но ничего не наскреблось. Может, он небелковый? Но тогда зачем ему сливки?

Запись нашего ночного приключения Азамат отдал специалистам почистить и прояснить, а затем послал в музей вместе с большим экраном, на котором ее можно постоянно крутить для удовлетворения любопытства зрителей. Правда, оказалось, что на камере был выключен звук, поэтому ни наши реплики, ни голос демона не записались, но так, по-моему, даже лучше. Нечего кому попало слушать, как мы извиняемся. Долхотские Старейшины, конечно, такой экспонат высоко оценили, а вот Унгуц, не любящий оставаться в стороне, когда все занимаются какой-нибудь интересной мистикой, намекнул Азамату, что если бы мы этого демона прикормили, то можно было бы и получше заснять. Или нарисовать. А то вот уже пора переиздавать пресловутых «Ирликовых детищ», а в старом издании изображение демона делал какой-то охотник, не сильно одаренный изобразительным талантом, зато сильно напуганный. То есть клыки, когти и шерсть во все стороны, как иглы дикобраза.

Для зарисовок с натуры Азамат направил ко мне Бэра – кого ж еще? – на казенном унгуце с пилотом, отчего Бэр, никогда раньше не летавший на унгуцах, был в полном восторге и за четыре часа пути исчеркал набросками пейзажей два блокнота.

– Представляете, – рассказывает он нам с Тирбишем за обедом, – мне даже пришлось отказаться от двух заказов! Со мной такого никогда раньше не было! Но тут то книги, то демоны, то столичные красотки, а я все-таки не могу, как Ахмад-хон, круглые сутки работать. Вот, пришлось двух клиентов другу передать, потому что уже никак не вмещались. Я и здесь-то самое позднее до завтрашнего вечера, потом за мной прилетят – и домой, а то послезавтра опять чью-то жену на сносях рисую, откладывать нельзя…

Поскольку днем демон не является, то после обеда мы с Алэком и Тирбишем сводили художника за грибами (тоже чрезвычайно живописными), а потом оставили в покое разбираться со свежими эскизами. Ближе к вечеру я перевела окна в прихожей в односторонний режим и усадила Бэра с биноклем наблюдать, как наш лесной приятель приходит за лакомством. Снаружи через окно не видно не только Бэра, но и лампы над его мольбертом. Демона же наш портретист рассмотрел хорошо, а потом еще утром встал и пронаблюдал возвращение банки. Половину следующего дня Бэр трудится над красочным полотном, которое должно занять целую страницу в большеформатной новой энциклопедии. Тирбиш периодически подходит заглянуть через плечо и передергивает плечами.

– Как подумаю, что тут такое водится, так и хочется вас с князем в охапку подхватить – и в столицу бегом! – замечает он мне потихоньку на кухне.

– Если бегом, то по дороге еще десяток таких встретишь, – усмехаюсь я. – Да ладно, не переживай, он же не агрессивный. Милый такой мальчик, мало ли что демон…

Вечером Бэр представляет нам свое творение: мой лесной знакомый осторожно вылезает из густого лесного подроста на открытое место, обеспокоенно озираясь и растопырив уши-локаторы. Одна рука, которой он отодвигает ветки, вполне человеческая. Другая, немного выставленная вперед, мохнатая и с когтями, на случай неожиданной встречи. Вид одновременно грозный и милый: сосредоточенная мордочка, пушистые уши, подростковая костлявость. Хочется погладить по голове и покормить. Ну, мне во всяком случае. Тирбиш тихо молится.

Осень на Муданге длиннее, чем на Земле, и весьма беспорядочная. То дождь, то снег, то вдруг опять солнце и все тает, и жарко – хоть купаться иди. В плохую погоду на унгуце летать паршиво: его то и дело прибивает к земле дождем, и он тут же переоценивает свой вес, снова набирает высоту и подскакивает, так и летишь, прыгая вверх-вниз на пару метров каждые несколько секунд. Можно, конечно, подняться над облаками, но тогда не видно, где летишь, а навигатор в плохую погоду тоже паршиво работает. Так что в столицу я выбираюсь редко, в основном сижу дома с мелким или – в хорошую погоду – гуляю с ним по лесу, привесив спереди ребенка, а сзади корзину для гигантских осенних грибов. Поедатель сливок днем не показывается, видимо, и правда спит. Пару раз казалось, что в кустах мелькнул рыжий хвост мангуста, но с уверенностью ничего сказать не могу, под ногами листья всех оттенков, тут родную бабушку увидеть можно, не то что рыжий хвост.

Яна пересиживает плохую погоду в столице, хотя, кажется, погода – только предлог, под которым можно заниматься делами амурными, не привлекая внимания. Она даже ленится лететь на Дол, чтобы сделать Алэку прививки, так что приходится мне мотаться. Впрочем, чем ближе к зиме, тем яснее небо, хотя уже ощутимо подмораживает. Тирбиш просится до зимы повидаться с семьей, поэтому в очередной раз мы прилетаем все вместе.

Живет Янка в примечательном здании, которое для земных целителей специально спроектировал Онхновч, считающийся одним из лучших инженеров по жилым зданиям. Задумка «больницы» примерно такая же, как у нашего дворца, – одна половина жилая, вторая рабочая. Правда, в данном случае здание поделено горизонтально: на первом этаже кабинеты и оборудование, на втором живут врачи.

Яна среди земных врачей – единственная женщина. Азамат предпочел набрать в основном мужчин, чтобы у населения шаблон порвало не прямо сразу, а потихоньку-полегоньку. Да и страшновато было нашим девушкам лететь невесть куда на дикую планету. Та же Янка благополучно всем раструбила про милую муданжскую традицию выдавать замуж симпатичных сотрудниц.

Никто теперь в этом, конечно, не признается, но по муданжским меркам Яна еще красивее меня. Она невысокая, рыжая (что муданжцам, не слишком просвещенным в книжном деле, гораздо привычнее, чем блондинка), пухленькая и любит приодеться. И голос у нее низкий и проникновенный, что здесь считается для женщины очень красивым. Она, правда, не поет, но ее все время пытаются на это подбить. Певцов мужского пола они при этом предпочитают от тенора и выше, такая вот инверсия. В общем, ничего удивительного, что десяток муданжских парней, по году торчащих в космической глубинке, соблазнились на этот подарок судьбы.

Как выяснилось, к команде она оказалась приписана, потому что тамлинги сочли врача элементом охраны, а охраняли летучий ресторан тамлингской кухни муданжские наемники под руководством Папаши Огнемета, и они, конечно, всецело поддержали идею включить в штат земную красотку. Янка, поскольку ничего дурного не подозревала и, наоборот, наслушалась от меня воплей про то, какие муданжцы классные, тоже согласилась. А ребята на нее пооблизывались-пооблизывались, пару раз за нее подрались и пришли к выводу, что единственный способ сохранить команду – это предоставить девушке выбор. И то сказать, все отборные воины, красивые, богатые, чего она обижается? Имена на «я», «ю», «е» и «йи» на Муданге считаются амбивалентными, то есть человек с таким именем волен сам выбирать себе судьбу и пару. Среди наемников правила имен не так почитаются, но и на планете Янкино имя позволяет ей выйти замуж за абсолютно любого мужчину безо всяких нареканий среди общественности. Вот ей и предложили выбрать изо всех. А она перепугалась, выхватила пушку, которую носила для самообороны, постреляла не глядя, чтобы всех распугать, – и деру до шлюпки. Умотала на ближайшую жилую планету, еле заряда хватило. Хорошо еще, что корабль был тамлингский, а то в управлении муданжской шлюпкой она бы ни за что не разобралась.

Папаша Огнемет со своей командой от Муданга отделились совсем, никто из них даже не побывал здесь после изгнания джингошей. Тем не менее Азамат так четко побеседовал с Папашей, что тот обещал больше никогда не вспоминать о славной свадебной традиции. Не знаю уж, чем мой муж ему пригрозил, но пока действует.

Янка ждет меня в своем кабинете, нога на ногу сидя в высоком крутящемся кресле, и подпиливает ноготь. Из рыжих волос, завязанных в пучок, высоко торчит длинная деревянная заколка. Все вместе очень похоже на коктейльную рюмку на высокой ножке и с вишенкой.

Алэк при виде любимого врача радуется и принимается сучить ножками. Янка умеет обращаться с мелкотней так, что у них не начинается приступ паники от одного подозрения, что сегодня надо к врачу.

– Привет, – говорю, сгружая чадушко на осмотровый столик.

– Сама привет, – кивает Янка, допиливая ноготь. – Щас, секунду, а то цепляться будет.

На ней белый халат, только какой-то странный. Через пару секунд до меня доходит, что он с глубоким декольте.

– Это куда ж ты так вырядилась, мать? – удивляюсь я. – К тебе все-таки дети ходят.

– Сегодня только твой, а ему пока все равно. – Она наконец откладывает пилку и спрыгивает со своего насеста, тряхнув бюстом. Я морщусь от одной мысли, насколько это должно быть неприятно, при ее-то размерах. – У меня зато после тебя один взрослый мальчик записан, а его обязательно надо отвлекать от происходящего, иначе сразу начинает рассказывать, что он здоров и лечить его не нужно.

– Только один? – фыркаю я. – Мне казалось, муданжцы все такие.

– Да, но только одного я согласна отвлекать такой ценой, – ухмыляется она, поправляя вырез. – Ну ладно, как твой богатырь? Голову держит?

– Понемножку держит. А если не секрет, что это за взрослый мальчик?

– Секрет. А с боку на бок поворачивается?

– Да давно уж, а при Азамате вообще все время вертится. Видимо, энергия заразная. Так почему секрет? За мной вроде не водится дразниться, да и вообще…

– Он просил, – с серьезным лицом поясняет Яна. – Мы очень трепетные и не хотим преждевременной огласки, а то вдруг это испортит репутацию даме, то есть мне. – Она корчит рожу и грубо гыгыкает, отчего Алэк, изучавший простынку, тут же оборачивается и замирает.

– Ишь ты, – кивает на него Яна. – Вот это я понимаю, нормальное земное развитие. А то здешние дети – это нечто. Самые скороспелые маму начинают узнавать к трем месяцам.

– А папу? Или няню? Я хочу сказать, муданжские мамы сами своих детей хорошо если к трем месяцам узнавать начинают, и то неохотно.

– Это да, – кривится Янка. – Но дети тут вообще медленнее развиваются, даже те, у кого сознательные папы, начитавшиеся твоих статей про игры и гимнастики. Кстати о гимнастике… Кто Ориве порнухи надавал?

– Почему порнухи? – фыркаю я. – Образовательных видео по сексологии! Снятых, между прочим, хорошей студией. Я знаю их консультанта, нормальные ребята, не фантазируют, не передергивают.

– Отпирайся, отпира-айся, – хмыкает Янка. – У нас тут как-то в дождливый день три пациента отменились, я пошла к себе кофейку выпить, а Орива тут сидела с буком. Возвращаюсь, гляжу – сидит. В зубах палец, физиономия красная-красная, еще попискивает время от времени и ладонью глаза закрывает. Ну все, думаю, накурилась девочка. А оказалось, это она твое «обучающее видео» смотрит, а там все так стыдно, ах, так стыдно, ах-ах-ах, а выключить никак нельзя!

– Ну, а как она еще может реагировать, если тут коленка – уже стыдно? Ничего, пускай краснеет. Авось правильные мозговые центры заработают, или что тут у этих муданжек поломалось… Ладно, ты дело делать будешь или только разговоры разговаривать? У меня вон клиент уже весь извелся, убери пробирки с видного места, а то он обожает их сосать!

Я остаюсь в столице на некоторое время, пока Тирбиш не освобождается. Здесь не так холодно, как на Доле, хотя тоже видно, что дело к зиме. Азамат по-прежнему пашет за четверых, не отвлекаясь на глупости, и терпение мое в связи с этим заметно истончается.

Когда у Тирбиша заканчиваются семейные празднества, я отправляю его выгуливать Алэка, а сама забегаю на склад медикаментов пополнить запасы иммуностимулянтов, которые так хорошо идут осенью. Алэк не любит аптечный запах, который неизбежно стоит на складе, так что с ним я туда предпочитаю не таскаться.

По пути обратно, однако, я встречаю на улице мрачного Алтонгирела. Решаю подойти поговорить. Я его не видела с тех самых пор, даже не знаю, полетел он с моими родичами на Гарнет или нет и когда вернулся. Решительно перехожу улицу, чтобы оказаться с духовником лицом к лицу.

– Все хандришь? Как здоровье?

– Не жалуюсь, – угрюмо отвечает он, но сбежать не пытается. – У тебя как семейная жизнь?

– Тоскливо, – сетую. – Жду не дождусь, когда уже у Азамата эти объезды начнутся, а то не вижу его совсем.

Алтонгирел поджимает губы и рассеянно кивает.

– Ты по-прежнему с ним не разговариваешь? – интересуюсь. Он кивает. Я скрещиваю руки на груди. – Бедный Азамат. Сидит тут один, пашет круглосуточно, семью не видит по нескольку дней, так еще и лучший друг объявил забастовку.

Алтонгирел тяжело вздыхает и отводит меня за угол в какой-то проулок, подальше от посторонних глаз.

– Ты бы знала, в чем дело… – запальчиво начинает он, но сникает.

– Так скажи.

– Не могу.

– Я понимаю, что тебе не положено, но хоть намекни! Ты же знаешь, мне можно доверять секреты.

Он смотрит на меня со вселенской грустью и мотает головой.

– Я не потому не могу, что запрещено, а потому, что ссора с тобой его совсем подкосит. Он совершил отвратительный поступок, но он по-прежнему мой друг, и я сделаю все, чтобы он не пострадал от последствий.

– Какой поступок-то? – недоумеваю я. Не верится, чтобы Азамат в сознании и трезвой памяти мог совершить что-то настолько ужасное, чтобы Алтошу покоробило.

– Ты, Лиза, все ему прощаешь, – уклончиво отвечает духовник. – Вот и это прости, не вдаваясь в детали. Забудь, и вам обоим будет легче.

– Довольно трудно забыть то, чего не знаешь, особенно когда твое поведение все время об этом напоминает, – замечаю.

– Я постараюсь с собой справиться, – вздыхает Алтонгирел, зажмуривается и трет переносицу. Похоже, и правда что-то серьезное, раз он даже при мне не делает хорошую мину.

– Да уж постарайся, – соглашаюсь. – Мы с тобой оба знаем, что Азамат хороший человек, и если он что-то делает не так, то не со злым умыслом. Скорее всего, это какая-то ошибка, пусть трагическая, но он не нарочно. Наверняка даже ты не знаешь всех обстоятельств… Не суди преждевременно.

– Да-да, – охотно кивает Алтоша. – Вот так и рассуждай. И не копай. Я скоро перестану на него обижаться, и все снова будет хорошо. Вероятнее всего, ничего не было, я просто напутал.

Алтонгирел довольно неубедительно врет и всегда делает это в слишком очевидной ситуации.

– Погоди, – говорю. – Ты сказал, ничего не было? Но я думала, речь шла о будущем? Или это будущее уже наступило, а я и не заметила?

Духовник хватается за голову.

– Боги, Лиза, да оставь ты эту тему в покое! Не было, не будет, тоже мне книжник нашелся! Забудь, как сон! Ну хочешь, я завтра к вам на ужин приду? Только забудь, пожалуйста!

– Приходи, – пожимаю плечами. – Азамат будет рад.

Но Алтонгирел, ретирующийся со сверхзвуковой скоростью, меня уже не слышит. Надеюсь, и правда придет, Азамату хоть полегче станет.

Впрочем, до этого самого ужина мир успевает провернуться вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, да и Азамату становится не до Алтошиной обиды.

Я вытаскиваю мужа из кабинета, пригрозив двум Старейшинам повыдергать бороды, если они не дадут мне с ним пообщаться, но едва мы садимся за обеденный стол, Азамата дергают по мобильнику. Он сначала удивляется, потом радуется, потом расстроенно говорит, что вот прямо сейчас очень занят, потом удивляется еще раз и в конце концов соглашается куда-то пойти.

– Надолго? – вздыхаю я, копаясь ложкой в тарелке.

– Боюсь, что да. Что-то серьезное.

Я сникаю. Если так и дальше пойдет, устрою этим паразитам кровавую революцию. Как они жили, интересно, без Императора двести лет? Или соскучились, что ездить не на ком?

В гордом одиночестве заканчиваю обед. Я-то надеялась хоть вечер с мужем провести, а у него опять что-то срочное. Нет, ну куда это годится – на меня времени не находит, не говоря уж о ребенке, а еще второго хочет! Неужели нельзя как-то переставить приоритеты, найти заместителя, в конце концов, не маленький же, умеет распределять ответственность!

Внезапно входит Азамат. Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, и давлюсь собственным ядом. Муж бледный, глаза лихорадочно блестят, шрамы по контрасту как будто ярче обычного, входит нетвердой походкой, как зомби. Я вскакиваю, кидаюсь к нему.

– Что такое? Что случилось?

Азамат смотрит на меня так, будто сейчас расплачется, потом обнимает крепко-крепко, прижимается всем телом и долго не отпускает, сбивчиво дышит мне в волосы. Я глажу его по спине и терпеливо жду, пока успокоится. Успокаиваться он не спешит. Даже отпустив меня и сев на диван, уставляется в пол с таким трагическим видом, как будто потерял последнюю надежду, не знаю уж на что.

– Лиза, я должен тебе кое-что рассказать, – убитым голосом произносит он. – Алтонгирел не хочет, чтобы ты знала, но я не смогу скрывать от тебя…

– Да уж, расскажи, пожалуйста, – подбадриваю, потому что он явно вознамерился крепко задуматься посреди фразы.

– Помнишь, – начинает Азамат медленно говорить, взвешивая каждое слово, – перед тем как меня изгнали, у меня была невеста?

Я киваю. И уже начинаю догадываться, к чему идет дело.

– Последний раз я ее видел за день до прощания с Мудангом. Она едва взглянула на меня, сразу разорвала все обещания и заявила, что знать меня не желает. Я всегда думал, что она на самом деле и не собиралась за меня замуж, и уж конечно такая фифа, как Алансэ, не стала бы мне помогать избежать изгнания.

Он умолкает, и я принимаюсь удить дальнейший рассказ.

– Надо понимать, теперь она осознала свою ошибку и хочет все обратно?

– Нет, она знает, что обратно ничто не вернется. Она и сама давно вышла замуж за другого человека.

– Тогда в чем дело? Давай говори уже, мне хватило Алтонгиреловых секретов, еще из тебя слова тянуть.

Азамат вздыхает, набирает в себя побольше воздуха и на одном дыхании выговаривает:

– Когда мы расстались, она была беременна моим ребенком и родила его.

Ну, я-то не удивлена. Мне всегда трудно было поверить, что у Азамата по разным концам Вселенной не припрятан десяток детей. Не очень понятно, правда, на что эта красуля надеялась.

– И чего она теперь хочет?

Азамат пожимает плечами:

– Какая разница.

Я шлепаю его по руке.

– Алле! Что значит «какая разница»?! Ты же сам говорил, что у вас внебрачный ребенок – это катастрофа. Твоя фифа пришла тебя шантажировать, я правильно понимаю?

– Да, но это не важно. Заплатить ей не проблема. Как я буду жить с таким срамом – вот вопрос.

– Интересное дело! Она тебя кинула, ни словом не обмолвившись о беременности, а тебе срам! Это как это так получается?

– Она не знала…

– Ну конечно, а когда узнала, прямо не придумала, как с тобой связаться. И вообще, почему было не сделать аборт, если рожать не от мужа так стыдно, а?

– Денег не было, наверное…

– А то бы ты ей не дал, если б попросила!

– Я не знаю! – слегка истерично перебивает Азамат, вскакивает и принимается мерить шагами комнату. – Я плохо слушал, что она говорила, только понял, что есть ребенок, фотографию видел – похож на меня…

– Так. Азамат, успокойся и сядь, – тяну его за рукав. – Где сейчас эта женщина?

– У Алтонгирела. Он ее не выпустит, пока я не решу, что делать. – Азамат садится и запускает пальцы в волосы. – А я не знаю, что делать!

– Ш-ш-ш, – обнимаю его за плечи. – Тихо-тихо, все уладится, только уймись. Впадать в панику – не твой стиль.

Азамат внезапно поднимает голову и смотрит на меня, как будто только что заметил.

– Лиза… Ты… не сердишься?

– А мне-то на что сердиться? – фыркаю я. – Это ж было хрен-те когда, я была маленькой девочкой и о твоем существовании даже не догадывалась.

– Да, но я так опозорился! На тебя обижался за предположение, а оказывается, и правда, как последний пропойца, до свадьбы не дотерпел…

– Азамат, радиостанция на бронепоезде! Я сама внебрачный ребенок, и Сашка тоже. Мне казалось, эта тема давно закрыта. Если кто тут на тебя и сердится, то только ты сам, и то совершенно беспочвенно.

– Ты – внебрачный ребенок? – удивленно хлопает глазами.

Я начинаю нервничать.

– Мне казалось, мы это сто раз обсудили еще на корабле. Я тебе говорила, что у меня нет и никогда не было отца.

– Да, да, – кивает, вспоминая. – Я тогда подумал, что у землян, должно быть, как-то по-другому устроено зачатие… Так что же, твой отец не женился на твоей матери?

– Я думаю, он ее даже никогда не видел, – нервно хихикаю. – Сдал сперму в фонд, а кто ее использовал, ему не скажут.

Азамат устало трет лицо руками.

– Так, значит, ты не сердишься, – резюмирует он.

– Только на общий идиотизм ситуации.

– Ладно. – Он встряхивает головой и глубоко вдыхает. – Тогда можно жить дальше. Алансэ хочет денег, участок под дом в столице и важную должность для мужа. Она сама из Худула, но сейчас живет где-то в глуши.

– И что теперь, ты до конца дней будешь ей платить? Или Алтонгирел может похимичить, чтобы она сдержала обещание молчать?

– У Алтонгирела идеи довольно кровожадные. Я, правда, просил его ничего не делать без моей команды, но, думаю, нам лучше сейчас пойти туда.

Я быстро накидываю теплый диль и выскакиваю из дома вслед за Азаматом. На ходу соображаю, куда прятать тело и есть ли у меня здесь отбеливатель, растворяющий кровь.

Подойдя к двери Алтонгирелова дома, Азамат не стучит, а звонит на мобильник. Духовник открывает, опасливо оглядываясь, но тут замечает меня и сникает. Пропускает нас внутрь, закрывает дверь на несколько замков.

– Я ей все рассказал, – с нажимом сообщает Азамат.

– Как я мог только предположить, что ты действительно пошел подумать, – ядовито отзывается Алтонгирел. – Ну что, доволен теперь? Мне ставить звездолет на низкий старт? У нас больше нет императрицы?

– Прекрати нести чушь, – перебиваю я. – Ты нам всю осень трепал нервы вместо того, чтобы внятно рассказать, что тебе там приглючилось. Давно бы уже решили эту проблему.

– Приглючилось?! – рявкает Алтонгирел. – Ты хоть представляешь себе, какое это дивное ощущение – оказаться в ее голове и слушать ее поганые мыслишки о вымогательстве! Причем не в будущем, а в тот самый момент! – Он осекается, понимая, что сболтнул лишнего.

– Хорошо, прости, я понимаю, что предсказание было неприятное. Но зачем ты молчал? Атмосферу нагнетал, что ли?

– Просто не хотел ускорять неизбежное, – мрачно отвечает Алтонгирел.

Я тихо ругаюсь.

– Душечка, в следующий раз, когда решишь сделать для нас что-то хорошее, подумай дважды и сделай строго наоборот. Очень тебя прошу.

– Лиза, Лиза, не кипятись. – Азамат опускает мне руку на плечо. – Алтонгирел хотел как лучше. Ничего ужасного не случилось от того, что он промолчал. Все равно бы пришлось с этим разбираться рано или поздно.

– Ну да, только он три месяца с тобой не разговаривал, а так фигня, конечно.

– Он бы со мной не разговаривал, даже если бы выложил все сразу. Не злись на него, рыбонька.

Алтонгирел таращится на нас круглыми глазами.

– Так вы даже не поссорились? – изумленно выдает он.

– А ты так этого… – начинаю я, но Азамат закрывает мне рот моим же воротником.

– Лиза-Лиза-Лиза, не надо! Пожалуйста, милая, и так все на нервах. Алтонгирел, давай мы с ней побеседуем, решим, как быть.

Духовник пожимает плечами, принимает независимый вид и ведет нас вглубь дома. Муданжцы не строят храмов богам, но дома духовников выполняют схожую функцию: везде какие-то финтифлюшки висят обрядового назначения, благовония благовоняют, и таинственный полумрак.

Даму Алтоша запер в кухне, которая выглядит вполне обычно, только в ней совсем нет окон.

– Алансэ, – представляет ее Азамат. – Это моя жена, Лиза. Ей захотелось с тобой познакомиться.

Алансэ – очень красивая женщина, хотя возраст на ней сказался. Если не обращать внимания на морщинки, лицо просто точеное, можно с нее Клеопатру рисовать. Правда, формы не совсем подходящие, дама в теле, хоть и не чрезмерно. На выдающемся бюсте свободно разложены несколько рядов каменных бус, недлинные слегка завитые волосы украшены нитями самоцветов, строгий диль глубокого зеленого цвета с легкой вышивкой – по муданжским понятиям, деловой костюм. При нашем появлении она не встает, хотя сильно удивляется, когда Азамат меня представляет. Не ждала небось, что он меня приведет.

– Я думала, у Хотон-хон гласное имя, – низким напевным голосом изрекает она.

– Гласное, – не спорит Азамат. – Ума не приложу, зачем бы тебе его знать.

Алансэ кивает и вежливо улыбается, оставляя тему. Азамат садится на лавку напротив нее, я присоединяюсь, а Алтонгирел занимает позицию стоя у торца стола. Все это происходит в молчании.

– Давай обсудим твои требования, – предлагает Азамат, скрещивая руки на груди.

Алансэ молчит, рассматривая меня, потом замечает:

– А жену ты привел, чтобы продемонстрировать свое бедственное положение? В бюджете страны нет денег на бусы?

Я смеюсь от неожиданности и идиотизма этого комментария, но Алансэ не оценивает юмора.

– Она не сочла нужным наряжаться ради тебя, – противным голосом сообщает Алтонгирел.

– Нет, правда, зачем она здесь? – Дама обращается к Азамату, указывая на меня небрежно изогнутой рукой.

– Мне было интересно, – отвечаю сама, – как так получилось, что вы родили этого ребенка. Если я правильно понимаю, для вас внебрачный ребенок не менее унизителен, чем для Азамата.

Алансэ бросает изумленный взгляд на Азамата – явно не ожидала, что он мне все расскажет, – но быстро справляется с собой и улыбается.

– Думаете, я блефую и постесняюсь огласки? Нет уж, справедливость должна быть восстановлена. Конечно, для меня это тоже позор, но не прятаться же вечно. Я не могу допустить, чтобы человек с таким пятном на совести был Императором Муданга. Боги мне этого не простят. Если ему и суждено стать родоначальником новой династии, пускай искупит свою вину.

– А ты не думаешь, что он ее уже искупил, профилактически? – язвительно интересуется духовник.

Азамат усмиряюще поднимает руку.

– Тихо, тихо, давайте не будем ссориться.

– И все же, – гну свою линию, – как вышло, что вы решили родить?

– О, на то было много причин, – пожимает плечами Алансэ. – Во-первых, я поздно заметила, что беременна. Во-вторых, у меня было мало денег, а обращаться за этим к Азамату казалось унизительно…