Гордая птичка Воробышек Логвин Янина
– Случайно. – Как всегда в минуты волнения, моя спина натягивается струной, и я спешу отстраниться от мужчины. – Знакомый по ошибке привез. Он странный человек. Такое с ним иногда случается.
– Надо же! В первый раз слышу подобный вздор! – улыбается муж Эллочки. – Это уважаемый дом, Женечка, здесь в гостях не ошибаются.
– Что ж, Михаил Алексеевич, – парирую я, больше всего на свете желая сейчас со всех ног дать отсюда стрекача, – все случается однажды в первый раз.
– Кто это, Миша? – интересуется из-за спины моего земляка немолодой мужчина в наброшенной на плечи неожиданно простой куртке (на фоне представительных пальто его товарищей), – седой, высокий и худой.
– Невеста Игорька, младшего брата. Вот уж не ожидал ее здесь встретить! Еще с юности моему шалопаю голову вскружила и вдруг пропала в никуда. Вы простите, Роман Сергеевич, я одним только словом переброшусь с девушкой, с вашего разрешения. Так случилось, что наша семья потеряла ее из виду.
Мужчина вновь возвращает взгляд ко мне, но я спешу предварить его вопросы твердым и категоричным:
– Михаил Алексеевич, раз уж я вас встретила, я хочу прояснить ситуацию между нами с Игорем раз и навсегда.
– Внимательно тебя слушаю, Женечка.
– Вы ошибаетесь. Я не невеста вашему брату и не имею к нему никакого отношения. Более того, у меня никогда не было с ним никаких совместных обязательств. Мы чужие люди, не связанные чувствами. Он волен проживать свою жизнь так, как ему заблагорассудится. Так же, как я.
– Ах да, – отмахивается на мои слова мужчина. – Я слышал от Эллочки эту глупость про твое скорое замужество. К твоему сведению, она всем нам заметно попортила нервы. Ты же знаешь, какой крутой нрав у моего братишки.
– Это не глупость, Михаил Алексеевич, это правда, – бессовестно вру я. Какое ему дело до моей жизни! Пошел он к черту вместе со своей семейкой! – Я действительно выхожу замуж и очень скоро.
– Вот как? – наигранно удивляется мужчина. Сопровождает проявление эмоции ехидным смешком. – И кто же у нас жених?
– Неважно, – отзываюсь равнодушно. – Вы все равно его не знаете. Просто хороший парень и очень меня любит.
– Ты его, Женечка, конечно, тоже?
– Конечно! – киваю уверенно в ответ. – Я по-другому не умею.
– Ну, знаешь! – внезапно выходит из себя «не случившийся родственник», и только прицеливается к моей руке, намереваясь тяпнуть за нее жадными пальцами, как тихий, но властный голос из-за спины тут же останавливает его:
– Миша?
– Да, Роман Сергеевич? – послушно отступает от меня мужчина.
– А иди-ка ты, Миша, себе с ребятами к паддоку. Я сейчас следом подойду. И вы идите, – спокойным движением руки отпускает от себя сопровождающую его компанию седоволосый и приближается ко мне. – А я с гостьей потолкую. Мало ли тут друзей Яшкиных ошивается. Должно быть, кто-то из них и провез девчонку.
– Ну что? Так было или нет? – впивается он в меня пытливыми темными глазами, когда мы остаемся стоять одни, ежась от сквозящего у торца дома ветра, и я послушно жму плечом. Какая незнакомцу разница как?
– Так.
– Что ж. Иди, девонька, к охране. Скажешь, Роман Сергеевич велел выпустить, поняла?
– Да. Спасибо.
– И больше с Яшкой и его друзьями не связывайся. Плохо кончишь.
– Не буду, Роман Сергеевич. Случайно вышло.
– Ну, до свидания, бегунья! – желает мне мужчина, и я уже благодарно улыбаюсь ему и шагаю прочь, не веря, что так легко спаслась от брата Игоря, как в мое запястье впиваются пальцы Якова и возвращают на место.
– Поймал! – весело кричит парень и дергает меня к себе. – О! – подмигивает светлым, затянутым непонятным дурманом глазом. – Гляжу, два одиночества уже встретились? Вот ржака! Слышь, Босс, ты нереально удачно ткнул в воздух пальцем! Я обещал, что сегодня твой блудный отпрыск будет здесь? Обещал. Смотри, какая девочка! Его! У-ух, малышка сопротивляется! Теперь осталось дождаться фееричного возвращения сына домой и пережить последствия возмездия. Представляю, как Ирка обрадуется!
Мы вместе с незнакомцем замираем и пялимся друг на друга, осознавая только что сказанное Яковом. Неужели передо мной тот, о ком я думаю? И возможно ли, что он не все расслышал из моего недоброго разговора с Михаилом? Надеюсь, я ничем не навредила Илье?
– Отпусти, – прошу я парня, безвольно сползая в его руках. Господи, откуда он только взялся на мою голову!
Видимо, похожая мысль приходит в голову и мужчине, потому что он внезапно отмирает и произносит так тихо и раздраженно, что по моей коже невольно пробегает озноб:
– Яшка! С-сукин ты сын. Истинно тебе говорю! Пошел вон!
Яков наркоман, внезапно понимаю я, когда неуместно громкий смех ломает парня пополам и заставляет упасть перед мужчиной в снег. Вот откуда этот странный убегающий взгляд и дерганые движения. Он падает на четвереньки и долго не затихает, мотая головой, затем все же с трудом поднимается и отряхивает ладони. Запрокинув подбородок, выдыхает беззвучно в небо, словно успокаивая внутреннего дьявола.
– Иди в дом, сын. Успокойся. Ты не должен был брать машину, я запретил тебе садиться за руль. Иди же, Яков, кому сказал!
– Дерьмо! Всё дерьмо! – бормочет парень и убирается, а мы с седоволосым остаемся стоять вдвоем, глядя ему вослед.
– Я, наверно, тоже пойду, – решаюсь я напомнить мужчине о своем присутствии, когда он еще минуту молча смотрит перед собой в пустоту. – Темнеет скоро. До свидания.
Я беру сумку на плечо и почти ухожу, но тихое и горькое, вырвавшееся у мужчины: «Это беда», заставляет меня обернуться и печально вздохнуть:
– И что? Ничем нельзя помочь?
Он почти незаметно пожимает плечом и вдруг спрашивает, устремив на меня взгляд:
– Илья знает, что ты здесь?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Именно в этом месте – вряд ли. Он знает, что я с его братом. Если Яков, конечно, действительно брат Илье. Простите, но у меня есть основания в том сомневаться.
Кое-что из поведения Якова по-прежнему не укладывается в голове, история с аварией возмутительна и бесчеловечна по сути, и что-то во мне, сравнив парней, заставляет сомневаться в их родстве. Каким бы холодным и бесчувственным не был Люков, я уверена, он никогда бы не опустился до подобной выходки.
– У них разные матери, – слишком бесцветно, чтобы я не догадалась, насколько мои слова задели его, отвечает мужчина. – Что он тебе пообещал – деньги?
– Кто? – хмурюсь я.
– Яшка. За то, что привезет сюда.
– Провести к Илье в реанимацию. Точнее, к его бессознательному телу, пострадавшему прошлой ночью в аварии. Да, – смотрю открыто в удивленное худое лицо человека, так легко пожелавшего узнать, за сколько же я продаюсь. – У вашего старшего сына странное чувство юмора. Жаль, что я об этом не знала.
– Не обижайся, девонька, – устало отвечает на мои слова мужчина, касаясь виска, – они не очень-то между собой ладят. И в том больше моей вины, чем их. Ты уверена, что Илья приедет за тобой? Не бери в голову, конечно, ничего такого я сказать не хочу, но моим сыном не очень-то помыкнешь, а Яшке верить – зря в ночь таращиться. Возможно, ты надумала себе лишнее и стоит вызвать такси? А лучше давай-ка я сам попрошу водителя отвезти тебя домой.
– Спасибо, Роман Сергеевич, но не надо, – мягко отказываюсь я. – Не переживайте, ничего такого я себе не надумала, все в порядке. Илья сказал, что найдет меня, и я ему верю. Если это ваш дом, я думаю, он догадается, куда Яков ехал. Пойду, подожду его у ворот, нам бы еще елку успеть выбрать, я обещала помочь.
– Ёлку? Вот как? – снова удивляется мужчина, но на этот раз по-настоящему. Смотрит на меня из-под бровей изучающе, твердо поджимает рот. Странно это как-то, словно инопланетянку увидел перед собой, выдающую себя за земную девушку. Хотя сейчас, пожалуй, я могу уловить в его резком задумчивом лице знакомые черты Люкова. Точно так же смотрел на меня Илья, когда увидел в своей кухне маленький чайник для заварки.
– Ну, до свидания еще раз! – в очередной раз пытаюсь я попрощаться, теперь уже не с незнакомцем, а с отцом Ильи, однако в этот раз протягиваю мужчине руку. – Приятно было познакомиться.
– Постой. Как ты сказала тебя зовут? – мужчина берет мою руку, но не спешит выпускать ее из своих сухих пальцев. Задерживает пожатие и ненавязчиво тянет к себе, заставляя подступить ближе.
– Евгения.
– Женя, значит? – вскидывает темную бровь.
– Да. Можно и так.
– Очень интересно…
Он внезапно хмурится и запахивает на груди куртку.
– Холодно, – выдыхает в сторону, оглядывая окрестный зимний ландшафт, очень похожий на сказочный. – Ты не замерзла часом, Евгения? Вижу, вижу, что замерзла, не отрицай! – спешит перебить меня. – Губы посинели и щеки. Мой повар готовит отличный горячий глинтвейн и французские булочки с заварным кремом. Именно то, что нам с тобой сейчас нужно – терпеть не могу зиму. Ты как, не откажешь мне в компании?
– А у вас есть повар? – так и ахаю я. Впрочем, что я, глупая, понимаю в устройстве таких огромных домов, как вставший передо мной особняк? Наверняка есть, и не один. – Спасибо, – спешу отказаться, хотя желудок реагирует на неожиданное предложение хозяина, как тощий пес на кусок аппетитного стэйка, мелькнувший у морды, – бурным возмущением здоровой, но очень голодной среды. – Но я бы лучше съела горячий пирожок с картошкой и тарелку обычного супа. Не представляете, – неожиданно смеюсь, вспомнив свое пробуждение, – кажется, я сегодня забыла поесть. Но это я так, – верчу ладошкой в воздухе, – просто к слову сказала. Сегодня же праздник, так что я еще ка-ак наемся к вечеру до отвала!
– Эх, молодежь, – одними глазами усмехается мужчина. – Все-то вы несетесь по жизни без оглядки. Решено! Двадцать минут роли не сыграют, а мне будет приятнее.
– Роман Серге-еич! Вас ребята зовут! На пять минут подошли бы! – окликает отца Ильи с боковой аллейки вежливый голос одного из стоящих поодаль мужчин. Увидев наши обернувшиеся лица, крикун неловко топчется на месте. – Заждались уже.
– Ну, проводишь меня, Женя? За домом крытый манеж и конюшня, – решает нужным пояснить мужчина, предлагая мне локоть. – Посмотрим, чего мне там ребятки приготовили? А после пирожочки организуем. Я сам, надо признаться, с картошкой очень даже люблю.
Отец Ильи едва знает меня, но запросто предлагает пройти с ним к паддоку. Господи, неужели у него там и вправду настоящие лошади? Никогда не видела этих животных вблизи. Разве что пару неуклюжих меринов, запряженных в цыганские телеги, да пони в детском парке. Ах да! Еще в цирке! Белых, с золотыми кисточками в гривах. Но это было так давно, что воспоминания почти истерлись за сроком давности.
Я уже послушно шагаю за хозяином дома, но вдруг немею, чувствуя, как холодеет спина от одной только мысли о том, что вновь попаду на глаза брату Игоря.
– Я…э-э, Р-роман С-сергеевич… не могу, – лепечу обрывочно, отыскивая в голове вескую причину для отказа. – У-у меня дела!
– Ясно, – внимательным взглядом отвечает мужчина и подносит к уху сотовый телефон. – Борис? – произносит требовательно в трубку. – Позвони Егору Федоровичу, пусть отзовет Мишу. Да, прямо сейчас. Ну, придумает что-нибудь! Так и скажи, мол, надоел он мне, суетливый больно, все на глаза лезет. А самому передай, что подарок я оценил, но отзвонюсь позже, гости у меня. Давай, Боря, Бог тебе в помощь.
И еще один звонок, пока я облегченно выдыхаю из оледеневших легких воздух:
– Донг, я минут через двадцать подойду, сообрази чего-нибудь попроще к столу. Нет, для гостей фуршет остается в силе. Это для меня. Ну, что-что? Да хоть пироги с картошкой! Я тебе обойдусь, драконий твой зад! Ну, хорошо-хорошо, думаю, пицца тоже сойдет. Сойдет пицца, а, Жень? – а это уже мне. – С индейкой и белыми грибами?
И я растерянно бормочу, глядя на довольного мужчину:
– Наверное…
… Я долго стою в стороне ото всех, вцепившись ладошками в край белоснежной изгороди, не в силах оторвать взгляд от красивого гнедого жеребца, беспокойно взбивающего копытами песок, послушно переходящего под всадником с тихого пассажа на более резвую рысь. «Галоп!» – негромко поясняет тренер, и все присутствующие у манежа люди в очередной раз убеждаются в отличном экстерьере чистокровного английского скакуна и послушной выправке.
– Тельт! – командует всаднику тренер. – Пасо фино! Молодец! А теперь выполни вольт!.. Умница, красиво прошел. Восьмерку! А-ай, красавец! Я думаю, пора выпускать в манеж Икара с Филоменой. Посмотрим, как Ахилл идет в манежных фигурах.
В конюшне двенадцать лошадей – я уловила это из разговора хозяина с конюхом, который только нынче приехал. Сегодняшний подарок – великолепный огненно-рыжий Ахилл – стал тринадцатым. Лошади не просто блажь богатого человека, они его страсть – вокруг все так и кричит о порядке и заботливой хозяйской руке, и я не могу не поразиться увиденному.
Икар – взрослый вороной жеребец: крупный, высокий, ширококостный. Филомена – серая с белой гривой лошадка, игривая и молодая. Я долго смотрю на нее, пока она разминается; помахивая хвостом, послушно выполняет команды, и мне кажется, она отвечает мне любопытным косым взглядом.
– Женя, а давай твое желание обменяем на мое? – внезапно предлагает отец Ильи, возникнув у плеча, словно змей-искуситель, и как-то слишком нервно барабанит пальцами по деревянной перекладине паддока. – Да ты не переживай, девочка, ничего неприличного я требовать не стану. Так, каприз стариковский, мелочь, не больше. Ты ведь хочешь прокатиться?
– Я?! – изумляюсь проницательности мужчины, открыв рот. Хотя, чего гадать? У меня, должно быть, и так все на лице написано. – Н-не знаю, – поправляю очки и вновь отворачиваюсь к манежу. – Я не умею.
– Не важно! У меня отличный тренер, прокатит с комфортом. Ты подумай, девонька, пока я с гостями толкую, хорошо?
– Хорошо, Роман Сергеевич.
Я достаю здоровяка тройной связкой ударов. Три удара в секунду, нанесенных четко и технично: в угол челюсти, в солнечное сплетение и под ребро. Не во всю силу, но ощутимо.
Он рушится передо мной как подкошенный, падает на колени и уже не щерится щербатой улыбкой, как раньше, растягивая дурацкие усы. Не поигрывает под костюмом заплывшими жиром мускулами. Думаю, в это мгновение Борис навсегда получает для себя ответ на вопрос: «Что было бы, коснись меня его воля и судьба».
Я стою над ним до тех пор, пока он не приходит в себя и не поднимает на меня потрясенные глаза. Некогда веселые, горящие тайной надеждой мести. Теперь они никогда не взглянут на меня с прежней уверенностью и превосходством, я стал для парня неприятным сюрпризом.
Что ж, жизнь каждому преподносит свои уроки и некому за них на нее пенять. Я эту догму рано усвоил и на «отлично».
Я опускаюсь перед ним на корточки и отвечаю на незаданный вопрос:
– За то, что позволил Яшке увести тачку у тебя из-под носа. И за то, что моя девочка оказалась сегодня здесь. Понял?
– Понял, – кивает Борис, и я ухожу. Прохожу мимо охраны, неожиданно вытянувшей стойку, как перед хозяйским кнутом (смотрю, вышколил их на меня хозяин, неожиданно; никто кроме Борьки даже рыпнуться не посмел), и иду к дому.
В семейной усадьбе Градова ничего не изменилось за те два года, что я не был здесь. Все по-прежнему пафосно и незыблемо. Яшка сидит на крыльце, под самой колонной, свесив темную голову меж худых колен, и медленно раскачивается из стороны в сторону. Тощий как жердь и такой же одинокий. Он разделся до футболки и трусов – одежда темными пятнами сброшена на ступени и заледенела не меньше, чем снявший ее человек, и я понимаю, что сегодня он сбежал от меня.
Сволочь. Я подхожу и сгребаю Яшку на руки. Ударив дверь ногой, вхожу в дом.
– Донесешь? – передаю на руки выскочившему на перезвон колокольцев дворецкому, и не старый, довольно крепкий еще мужчина уверенно отвечает:
– Конечно, Илья Романович. Не в первый раз.
А я чертыхаюсь про себя: Черт! Босс совсем с ума сошел. И этот туда же.
– Не переживайте, – кричит мне в спину, когда на приглашение войти в дом я отвечаю молчанием и ухожу. – Сейчас разотремся, затем ванну – через пару часов будет наш Яков Романыч как новенький…
Он замечает меня сразу. Человек, давший мне жизнь, но не имя. Аллеи в усадьбе Большого Босса достаточно освещены, ветви голых кустарников острижены профессионально, и я чувствую, как взгляд отца выхватывает мой движущийся силуэт в рассеянных фонарным светом сумерках еще издали.
– Мой младший сын – Илья. Прошу любить и жаловать, – громко сообщает господин Градов своим деловым партнерам, когда я останавливаюсь рядом с ним, и для кое-кого из присутствующих эта новость становится настоящим сюрпризом. Например, для русоволосого типа с прилизанной лысиной – владельца подпольного тотализатора и известных в городе брокерских компаний, с которого я лично получил пару недель назад двадцать пять штук призовых. Или для полного одутловатого субъекта – управляющего сетью отцовских гостиниц и турагентств, как-то купившего у меня за бешеные бабки бой для своего бойца.
Значит, открыто решил представить блудного сына двору? Занятно.
– Где она? – без предисловий и бесполезных рукопожатий бросаю я и упираю в отца холодный взгляд. Плевать я хотел на его зверинец.
– Кто? Евгения? – невозмутимо спрашивает Босс и изучает меня пытливыми глазами.
Что ж, смотри старик, смотри, раз уж тебе выпал редкий случай увидеть сына. Мы не виделись с тобой два года и не увиделись бы еще столько же, если бы не одна доверчивая маленькая птичка, залетевшая в твою золоченую клеть. Не думаю, что за этот срок я сильно изменился. А вот ты, старик, постарел. Поблек. Но за надтреснутым фасадом вижу – ты все тот же умный и хитрый волчара.
– Тут, сынок. Любуется лошадками. Любознательная у тебя девочка.
Я смотрю на худого, ссутулившегося под непомерным грузом забот мужчину и чувствую, как на моих зубах скрепит эмаль.
– Я накажу Яшку, я тебе обещаю! – шепчет Градов. Наплевав на притихших, отступивших в сторону мужчин, подходит ближе. Он хочет коснуться моего плеча пальцами, но в последний момент, под прямым взглядом опускает руку. Я вижу, как предательски ломается изгиб его тонких губ, как рушится линия плеч. – Пожалуйста, не трогай его, сынок. Он болен… И у него не все в порядке с головой.
Как предсказуемо. Когда-то я уже слышал нечто подобное.
– Он мог убить ее, не обещаю, что я сдержусь. Это наши с тобой игры, не ее. И не Яшкины. Ваши с ним счеты не должны никого касаться.
– Хорошо, – неожиданно соглашается старик, долго вглядываясь в меня. – Хорошо, сынок. Это твое право. Поступай, как сочтешь нужным.
Он отступает, а я удивляюсь про себя Воробышек: когда девчонка успела сорвать карт-бланш в глазах отца?
…Она стоит у дальнего края манежа, возле самой стены крытого паддока и смотрит, не отрываясь, вцепившись пальцами в перекладины ограждения, на серебристую лошадку, вышагивающую в испанском шаге и кокетливо помахивающую ей хвостом. Она смешная: щеки горят, шапка сбилась на бок, кудряшки растрепались, а глаза… У Воробышек необыкновенно говорящие глаза – серые, бездонные и манящие. Глаза чистого осеннего утра.
Я чувствую, ей не хочется отрывать от лошади взгляд и все же при моем приближении она поворачивается и радостно вскрикивает:
– Ой, Илья! Ты? Ты пришел!
Она поправляет очки, отпрыгивает от ограждения и осторожно касается моей руки. Но тут же, словно устыдившись излишней вольности, отдергивает пальцы, однако не отводит внимательного взгляда:
– Как ты? С тобой правда все в порядке?.. Ну и шутник у тебя брат, – прогоняет улыбку и хмурится в лице. – Зла на него не хватает! Такое выдумать! Я ведь думала, ты серьезно пострадал. Поверила. Хорошо, что все обошлось, иначе… Даже подумать страшно, чем бы закончился этот день!
– Я звонил тебе, Воробышек, сразу после разговора с Яшкой. Почему не брала трубку? – вместо приветствия спрашиваю я. Я рад видеть девчонку живой и здоровой. Я чувствую, как при взгляде на нее мой внутренний, запертый в камень дух смягчается, а дыхание учащается. В прошлом году Яшка разбил отцовскую «Ауди» в хлам, а до этого подаренный ему на двадцатипятилетие любящим родителем «Порш Кайен», и только удача, подушки безопасности и вовремя подоспевшая помощь дважды спасли ему и его друзьям их никчемные жизни. Она испугала меня – моя и не моя светловолосая птичка, в этом я готов признаться себе, и мне действительно интересно, какого лешего девчонка проигнорировала от меня два десятка настойчивых звонков.
– Потому что Яков выбросил телефон из машины, – бесхитростно и послушно сообщает Воробышек. – Да ты не переживай, Илья, – пугается, уловив что-то в моем лице. – Жалко, конечно, маму вот с братьями поздравить с праздником не получится, но он старенький совсем был, что-нибудь придумаю.
«Что-нибудь придумаю…». Я смотрю на девчонку и даже не удивляюсь. Я давно догадался, что для нее это единственно применимый к жизни принцип.
Я подхожу и облокачиваюсь на ограждение, закрываю птичку собой от любопытных глаз.
– Извини, Воробышек, – говорю тихо, почти нависнув над ней. – Я виноват.
– В чем? – неподдельно удивляется она, легко впустив меня в свое пространство.
– В том, что тебя коснулась неприятная сторона моей жизни. Поехали отсюда?
– Хорошо, – соглашается девчонка. Поворачивает голову и окидывает взглядом проехавшего совсем рядом всадника на вороном жеребце. – Посмотри, Илья, какой красивый, – не удерживается от восторженной похвалы и вновь приникает к ограде. – Совсем как в книжках! Ему бы стальные доспехи, шлем с пикой, как у единорога, и в рыцарскую кавалерию. Нет, лучше на королевский турнир! Люков! – смотрит на меня через плечо. – А знаешь, я почему-то уверена, что из тебя получился бы самый лучший рыцарь! Правда-правда, – улыбается в мое озадаченное лицо. – Есть в тебе что-то от средневекового героя, особенно сейчас.
– А что во мне не так сейчас? – поднимаю я бровь. Я никогда и не сомневался, что Воробышек отчаянный романтик.
– Ну-у… – Она поджимает губы, смущается и отворачивается. Жмет неуверенно плечом. – Ты сегодня без банданы.
– Ясно, – улыбаюсь я, пока она не видит. Поворачиваюсь и вместе с девчонкой провожаю взглядом разъехавшихся в очередной манежной фигуре всадников. – Всегда мечтал быть положительным героем. Тогда из тебя, Воробышек, вышла бы прекрасная дама сердца.
– Из меня? Да ну! – смеется она. Весело и открыто. Пожалуй, это первый раз, когда я вижу ее такой. – Илья, скажешь тоже!
– Ты любишь лошадей? – спрашиваю я.
– Не знаю. Наверное, да. Я никогда не задумывалась, пока не увидела их так близко. – Она поднимает на меня глаза и чуть вскидывает голову. Растягивает мягкие губы в легкой улыбке. – А ты?
– Это очень умные и норовистые животные. С ними непросто, – ухожу я от ответа.
– Илья отличный наездник, Женя. Разве он не сказал тебе? В Китае верховая езда входила в обязательное обучение всех лет, проведенных Ильей в закрытом специнтернате. Как и боевое владение мечом.
– Где? Ч-чем? – распахивает глаза Воробышек, поворачиваясь к моему отцу. Черт, я и не заметил, как он подошел. – В Китае? – Она оторопело смотрит на мой, ставший вновь жестким рот и вдруг не очень убедительно хлопает себя ладонью по лбу. – Ах да, ну конечно! Китай! Как я забыла!
Градов удовлетворенно кивает и отходит в сторону. Остается стоять в нескольких шагах, сделав черное дело, пока пальчики птички вдруг тревожно мнут мой локоть.
– Илья, я должна тебе сказать, – обеспокоенно шепчет девчонка. – Предупредить кое о чем важном.
– Да, Воробышек, – суше, чем мне того хочется, отзываюсь я. Чертов старик! Я по-прежнему для него продукт гребаного тщеславия и забавы! Осталось построить киностудию и снять меня в роли подросшего оборвыша-сироты Хон Гиль Дона, на потеху себе и многочисленной свите.
– Понимаешь, кажется, твой брат и отец… Они думают… Думают, – девчонка хмурит лоб и утыкается взглядом в мой подбородок, – что мы вместе. Представляешь? И я не знаю почему.
– Тем лучше, Воробышек. Пусть так и будет.
– Да? – моргает она, и я устало замечаю:
– Да. Тебя это смущает?
Птичка отводит глаза и неопределенно пожимает плечом:
– Ну, в общем-то, не очень.
– У нас сложные отношения в семье. Я давно живу предоставленный самому себе, поэтому никто и не побеспокоил тебя в моем доме. В дом отца я несколько лет назад зарекся ступать ногой. Возможно, ты сочтешь это глупостью, но понятным тебе книжным языком поясню, раз уж я сегодня для тебя почти средневековый герой, а ты почти дама сердца. Вернувшись сегодня сюда за тобой после двух лет отсутствия, я заявил на тебя права. Так что здесь для всех все понятно.
– Ничего себе! – изумленно ахает Воробышек и смотрит на меня не отрываясь, словно впервые видит. – Точно Средневековье! – качает головой. Я вижу, как ей неудобно от моих слов, она отворачивается, вновь рассматривает манеж и говорит: – Значит, отношение к людям в твоей семье построено на принципиально-классовых соображениях? Ровня – не ровня, достоин внимания или нет?
– Что-то типа того.
– Понятно. А ну и пусть! – неожиданно выдает и вдруг вновь становится сама собой. Прогоняет из глаз хмурь, складывает руки на ограде и утыкает в них подбородок. Спрашивает задумчиво, проводив взглядом всадника на гнедом жеребце, развернувшего коня под самым нашим носом. – Илья, а ты действительно умеешь вот так, как он? Умеешь держаться на лошади, как настоящий всадник?
– Умею, птичка.
– Покажешь? – тут же вырывается у нее и сразу же за блеснувшим за стеклами восторженным взглядом следует виновато-смущенное: – Конечно, не сейчас и не сегодня, я все понимаю… Но очень бы хотелось посмотреть.
Я не привык идти в поводу чужих желаний, это не в моих правилах. Но отказать таким ждущим и верящим в чудо глазам Воробышек, похоже, не в силах. Она моя брешь. Неожиданная брешь в броне, которую я ковал много лет. Почти все годы, что себя помнил.
– Не при них, – только и говорю, и она тут же легко соглашается:
– Хорошо. Тогда пошли отсюда, – с неохотой отступает от ограды и вдруг с тревогой смотрит на мою расстегнутую на груди куртку. – Ой, Илья, я совсем не подумала! Ты же, наверно, порядком замерз?
На нем лишь тонкий джемпер, джинсы, ботинки и черная кожаная куртка с воротником стойкой, небрежно распахнутая на груди. Отросшие светлые волосы треплет студеный ветерок – вокруг сгущающийся зимний вечер, и даже мои раскрасневшиеся не пойми отчего щеки кусает злой декабрьский мороз, – а парню, похоже, все нипочем. И все же… Мне ужасно неудобно за свою невнимательность. Надо же было так отвлечься! Но вид ухоженных красивых лошадей совершенно сбил меня с толку, заставив позабыть обо всем. А ведь парень так быстро приехал и нашел меня.
Нашел. Как обещал. А мог не искать.
– Илья, холодно. Хочешь, я дам тебе шарф? – Я тянусь рукой к меховой опушке куртки и спешу развязать толстый вязаный узел под подбородком. Но в замерзших пальцах он совсем не послушен мне. – С-сейчас, подожди…
Он легко останавливает меня, перехватив у шеи руку. Осторожно выпускает запястье из горячей ладони.
– Не выдумывай, Воробышек, – говорит вдруг хрипловато. Так, словно холод и вправду пробрал его. Или нечто другое, не менее пронизывающее и колючее прокралось за пазуху. – Голубой цвет тебе больше к лицу. К тому же, ты сама сейчас, как ледышка.
Невероятный Люков, поражаюсь я. Из чего же ты сделан? И что на меня нашло? Стою и таращусь молча в темные глаза, подняв голову. Скольжу взглядом по волевому лицу, запоминая каждую жесткую складочку упрямого рта, линию скул, рисунок брошенных ветром на лоб прядей … Ну, иди же! Чего ты стоишь, Женька? Ты ведешь себя глупо. Глупо! Что он о тебе подумает?
Не важно. Важно то, что шаг сделать от него я не могу.
– Илья! – окликает Люкова незнакомый голос где-то в стороне от нас, и я синхронно с парнем оглядываюсь. Разорвав взгляд, выдыхаю из легких расширивший их до непонятной тоски воздух. – Поверить не могу! Ты здесь!
Девушка. Не столь юная, как кажется на первый взгляд, но очень красивая. В этом месте слишком много света от прожекторов – я могу по достоинству оценить ее. Стройная, высокая, с потрясающе голубыми глазами, окаймленными темными ресницами, и пухлыми розовыми губками. Она торопливо перебирает модными сапожками разделяющее ее с Люковым расстояние и останавливается прямо перед парнем. Растянув рот в приветственной улыбке, картинным жестом запахивает на груди дорогую шубку из серебристой норки, так идущую к ее темно-пепельным волосам, и произносит с придыханием, кокетливо вспархивая ресничками:
– Здравствуй! Как неожиданно, что ты приехал! Неужели свершилось чудо, и ты помирился с отцом? Илья, это же замечательно! А Яшка знает? – спрашивает куда как тише, бросив осторожный взгляд на хозяина дома. – Наверняка нет, иначе уже копытом бы землю рыл от злости!
Случайно или нет, но девушка делает шажок в сторону, оттесняя меня плечом. Она не здоровается со мной и никакими знаками внимания не обозначает мое присутствие рядом с парнем. Напротив, едва появившись, дает ясно понять, кто из нас троих здесь лишний и нежеланный гость, и я под этим неожиданным натиском невольно отступаю. Стою, растерянно поправляя очки, решая как быть: то ли вклиниться в разговор двух хорошо знакомых людей (а в этом, глядя, каким смелым взглядом шарит по парню девушка, сомневаться не приходится) и заявить о себе: «А знаете, между прочим, меня зовут Евгения и вы отдавили мне ногу!», а то ли не мешать и сделать вид, что я сама по себе растворилась в пространстве. Но растворяться почему-то совершенно не хочется.
– Я скучала по тебе, очень. А ты? Ты скучал по мне, Илья?
Ну вот, началось. Похоже, мой удел если и не вставать все время между Ильей и его девицами, то уж точно находиться рядом. Сказанное девушкой слишком интимно и лично, не для чужих ушей, и я, вспыхнув румянцем, отворачиваюсь к манежу. Натянув пониже шапку, чтобы не слышать продолжения разговора, возвращаюсь к ограде и впиваюсь в дерево пальцами. Под внимательным взглядом отца Ильи, привычно прямлю спину. Довольно с меня вчерашнего вечера и брошенной в лицо перчатки Нарьяловой, второй битвы за внимание Люкова я не вынесу.
Но Илья, как всегда, все решает сам. Без тени эмоций, как всегда холодно и отстраненно он говорит, – достаточно внятно, чтобы я расслышала, а девица, продолжающая что-то ему щебетать, тут же умолкла:
– Я не один, если ты не заметила. Дань вежливости никто не отменял. Или правила в этом доме за время моего отсутствия изменились?
Я оглядываюсь и ловлю на себе внимательный взгляд голубых глаз. Очень красивых, оценивающих, и совсем недобрых.
– Почему же. Вовсе нет, Илья, – не теряется девушка, вновь раздвигая пухлые губы в уверенной улыбке. А я понимаю, что оценку знаком качества не прошла. Она достает из кармана шубки пачку сигарет, щелкает зажигалкой. Глубоко затянувшись, многозначительно выдерживает паузу. – Я просто не заметила, что ты не один. Вижу, сегодня ты изменил себе и решил показать Черехинский Дисней-Лэнд чьей-то младшей сестренке?.. Нет? – удивляется, не получив ответа. – Ах да! Наслышана-наслышана: у тебя появилась подружка! Так значит, это она, да? Хороша. Особенно очёчки. Бедненькая! Должно быть, Большой Босс в восторге.
– Ирка, пасть закрой, если не хочешь остаться без зубов.
Девица вскидывает тонкую бровь, как будто не верит услышанному, и вдруг смеется в небо, выпуская сквозь фарфоровые зубки рваные струйки дыма.
– Стало быть «Ирка»? Ну, хоть что-то. Прямо как в старые добрые времена! А то ни тебе привет, ни тебе дружеских объятий. Впрочем, не меняешься ты, Илюша. Все такой же черствый невежливый мальчишка.
Ирка. Ирина. Девушка-кукла, которая взбесится, если узнает, что я с Ильей, вспоминаю я слова Якова, оброненные парнем в машине. Я тоже способна оценивать людей, особенно, когда их чувства и мысли невольно обнажаются, показавшись на миг из-под привычной кожуры самоконтроля, поддавшись эмоциональному всплеску, и догадываюсь, что она чувствует.
Она красива, очень, и знает это. Она привыкла быть первой и ей непонятен выбор Ильи. Я так и чувствую раздирающие ее душу противоречия при взгляде на меня, – на ничем не приметную девчонку. Но почему? Кто она ему, чтобы так оценивать меня? Не просто ведь знакомая или подруга, нет, здесь что-то другое. Наверняка, бывшая пассия. А может даже, любимая девушка, – слишком собственнический и жадный у нее взгляд, ползущий по парню (так смотрит человек истосковавшийся и обиженный), а на Люкова я смотреть не хочу. Я вдруг вспоминаю темноволосую Марго и наш с ней неприятный разговор, состоявшийся в клубе «Бампер и Ко» в ту ночь, когда Илья впустил меня в свой дом с температурой. Мое сумасшедшее заявление о том, что Люков от меня без ума, сказанное не иначе как в лихорадочном бреду, и возражение девушки на мои слова: «Это не ты. Не такая, как ты. Когда ты увидишь ту, кто была для него всем, сама поймешь, для каких…».
«Возможно ли, что речь шла об этой самой Ирине? – задаю я себе вопрос, гляжу на томно курящую фигуру, запахнутую в дорогой мех, многозначительно покусывающую полные губы, и тут же нехотя отвечаю на него, признавая правоту пирсинговой брюнетки. – Да, возможно. Такие яркие девушки, как стоящая передо мной пепельная блондинка, способны надолго оставить после себя след в сердцах парней».
И почему-то от этой мысли мне становится грустно и непонятно: зачем я здесь?
Я все еще смотрю на девушку, как вдруг что-то сильное и требовательное бодает меня в затылок. И сразу же за этим в помпон, сбив шапку на очки. Как будто мало мне дурацких ситуаций!
– Ой! – вскрикиваю от неожиданности, оборачиваюсь, и оказываюсь нос к носу с мордой темной лошадки, подошедшей вплотную к ограде и косящей на меня из-под короткой челки черным блестящим глазом. – Ой! Ты кто?
Я знаю, что говорю глупость, но чувствую, что с этим животным надо либо по-человечьи, либо никак.
– Не бойся, Воробышек, – почти сразу же оказывается за моей спиной Люков (и когда только подошел?) и кладет руку мне на плечо. – Это жеребенок. Скорее всего подросший сын вон той серой лошадки, что ходит по кругу. Видишь, какой серебристой изморосью отливает его грива? Наверное, выскочил вслед за матерью, – они в годичном возрасте все норовистые и любознательные. Ты ему любопытна. Ну, дай же тебя погладить, пострел! – строго и вместе с тем ласково произносит парень и проводит рукой у конька за ухом; хлопает осторожно по шее, когда тот не отстраняется. – Какой хороший и бесстрашный нам жеребенок попался, птичка. Жаль, нечем угостить мальца.
– Вот. Возьми, Женя. Думаю, Сантьяго понравится.
Отец Ильи подходит и становится рядом. Достает из кармана твердый белый кубик и вкладывает в мою руку. – Смелее, девочка! – понукает к действию, когда я стою и рассматриваю подарок мужчины в своей раскрытой ладони: подумаешь, обычный рафинированный кусочек сахара, самое доступное в мире лакомство, но я держу его так, будто он хрустальный или под стать ювелирной поделке мастера Фаберже. – А ты будь умницей, Санти, и не балуй! – наставляет навострившего ушки конька, радостно дернувшего ноздрями.
Я оглядываюсь на Люкова, не зная, как поступить. Я никогда не кормила лошадей и простое, казалось бы, действие ставит меня в тупик, заставляя ощутить собственную беспомощность. Илья чувствует мое смятение и тут же подхватывает мою ладонь своею – горячей и такой уверенной, что на нее хочется опереться. Прижимается грудью к моей спине и мне сразу становится легче. Уже без страха и волнения, с раскрытыми от восторга глазами, я наблюдаю, как тонкая шея чудного создания склоняется над белой оградой манежа, а мокрые губы касаются моей кожи.
– Он чудо! – не могу сдержать я возгласа и смеюсь. Честное слово, это замечательно – вот так запросто угостить лошадь! Не каждый день такое случается, и незнакомые доселе эмоции от простого общения с животным наполняют меня. – Спасибо! – говорю отцу Ильи и в порыве охвативших меня чувств прижимаю ладонь парня к своей груди, незаметно оказавшись в его объятиях. – И тебе спасибо, Илья!
– Мне-то за что, Воробышек? – выдыхает негромко Люков в мое ухо, но я не готова честно ответить парню, что его присутствие странно-успокаивающе действует на меня, и просто пожимаю плечами. Отпускаю его и вновь вцепляюсь в ограду, любуясь приткнувшимся в хвост пробежавшей мимо серой кобылке молодым длинноногим жеребенком. Сегодня мы с Люковым играем в странную игру, и я должна об этом помнить.
– Славный конек. Сын Филомэны и Валдая. Я возлагаю на него большие надежды, как и на его отца. Уверенно будущий чемпион.
Хозяин поместья смотрит прямо перед собой, говорит, ни к кому конкретно не обращаясь, но что-то важное, прозвучавшее в его фразе, заставляет Люкова напрячься и жестко сжать рот. Отозваться нехотя, в пример отцу, не отрывая от открытого манежа глаз:
– Разве ты не продал Валдая? Слышал, удачная вышла сделка.
– Чушь! С чего бы мне пришло в голову расстаться с лучшим конем моей конюшни? А если бы и захотел, так Донг бы из меня живо душу вытряс, а на тушке сплясал с чертями. Я пустил слух, и на то были причины. Нет, он по-прежнему у меня, и находится в отличной форме. Думаю выставить его весной в барьерных скачках – опыт и выучка позволяют. Тренера вот к нему пригласил – ирландца. Славный малый, мистером Конли зовут. Отличный наездник и просто добрый парень. Полчаса как прокат на открытом манеже закончили, осталось несколько упражнений с барьерами в крытом паддоке. Наверное, конюх Валдая еще и расседлать не успел…
Ох, что-то тут не так, настораживаюсь я. Пытаюсь разглядеть выражение глаз ссутулившегося в двух шагах мужчины, но вдруг тихий голос Люкова окликает меня, и я послушно поворачиваю голову. Смотрю в его напряженное лицо, отметив странно блестящий взгляд и обозначившиеся на скулах желваки.
– Воробышек?
– Да, Илья?
– Попроси, – неожиданно выдыхает парень, глядя в меня колко с надеждой. – Еще раз попроси меня.
Я сразу же догадываюсь, о чем речь. Шагаю к нему и с улыбкой касаюсь пальцами запястья, наткнувшись на металлический ремешок часов. Говорю, чувствуя себя сейчас кем-то важным для него, и плевать, что обо мне думает какая-то расфуфыренная незнакомая Ирка.
– Ты сказал, что умеешь, как они. Покажи! Очень хочется посмотреть!
Мне действительно очень хочется увидеть, как держится в седле Илья. Вряд ли кто-то из знакомых мне людей способен запросто продемонстрировать подобное умение, и прочитав интерес в моих глазах, на лице парня появляется облегчение. Как будто я, пусть и на время, своим нескромным любопытством снимаю с его плеч непомерный груз.
– Хорошо, – чуть заметно кивает Люков и отворачивается. Порывается сделать шаг, но вдруг оглядывается через плечо и смотрит как-то уж слишком сурово. – Стой здесь, Воробышек. Никуда не отходи!
Парень ловко перепрыгивает через ограду и широко шагает к паддоку, игнорируя пытливые взгляды проезжающих по кругу всадников и знакомых его отца. Входит в высокие, распахнутые настежь ворота крытого манежа и исчезает внутри. Мне мало что видно из занятой мной позиции (у боковой стороны площадки), лишь кусок взрытого копытами песчаного грунта и забранной светлой доской стены, и я невольно наклоняюсь вперед, пытаясь рассмотреть пятно света, в котором растворился Люков.
– Странная ты девушка, Евгения. Что он еще готов сделать для тебя?
Его отец стоит рядом, опустив руки на перила и глядя вслед сыну. Пепельная красотка Ирина тоже не спешит уходить, картинно пуская в небо ажурные кольца дыма, я поворачиваю голову и с заминкой отвечаю, не вполне понимая, что мужчина имеет в виду:
– Простите, не поняла. По-моему, самая обыкновенная.
– Верно, – легко соглашается он. Отвечает пытливым взглядом – слишком въедливым, слишком оценивающим. – Воробышек? Хм, – задумчиво вздыхает, – неожиданно звучит. Не думал, что Илье присущи сантименты. Впрочем, много ли я знаю о нем?
Отец Люкова не первый, кто попадается на уловку с двусмысленным звучанием моей фамилии. Не знаю, должна ли я что-либо объяснять ему, но ставить Илью в неудобное положение мне не хочется. Парню действительно не свойственна сентиментальность, я бы сказала, что он, напротив, излишне лаконичен и скуп в словах, и если быть перед хозяином дома хоть немного честной…
– Все-то вы, Роман Сергеевич, ищете тайну там, где ее нет и в помине, – опережает Ирина пренебрежительным смешком мою правдивую речь. – У девчонки фамилия птичья, Яшка говорил, так что не стоит надумывать лишнего. Зачем сюда приехал Илья – это его дело, в конце концов он ваш сын, и я рада семейному примирению. Но вот зачем притащил с собой этот невнятный подростковый довесок в очёчках? Что решил мне доказать?.. Непонятно. Раньше хоть его девицы не вызывали недоумения. А эта… Ну чисто тебе «Вам и не снилось», новая версия.
Мои вспыхнувшие щеки говорят сами за себя. Я медленно отцепляю пальцы от перекладины ограды, поворачиваюсь к девушке и встречаю злой взгляд не менее сердитым и сверкающим. Первый раз в жизни мне хочется чисто по-женски вцепиться ногтями в крашеную шевелюру незнакомого человека и подобно варвару прерий снять скальп.
– Ирина, замолчи! – приходит мне на помощь мужчина. – Я смотрю, ты слишком увлеклась пристальным отслеживанием жизни моего младшего сына! Пора тебе вспомнить о своем месте, а не вертеть хвостом перед партнерами и гостями – никто из них на тебя не клюнет после Яшки, даже не мечтай! Это Яков привез Евгению в мой дом, без ведома Ильи, и по поводу его дикого поступка у нас предстоит с ним серьезный разговор. А вот кто его на это надоумил – еще вопрос. Иногда мне кажется, Ира, что ты слишком задержалась в моем доме!
Ого, вот теперь я понимаю, от кого Люков унаследовал характер. Мне самой становится холодно и неуютно от прозвучавших в чужой адрес слов.
Губы красотки испуганно дергаются, щеки бледнеют, и в отличие от моих – пунцово-красных и пылающих, приобретают такой же серый оттенок, как ее волосы.
– Роман Сергеевич, как вы только могли подумать такое про меня? Я не вернусь к Илье, – неуверенно лопочет девушка. – Вы же знаете, как я люблю Яшу! Я просто хотела составить компанию вам! Вы в последнее время неважно себя чувствуете – все эти визиты в клиники, дежурства врачей, посещения юристов, слишком утомляют и нервируют. Мой долг, как невесты Якова, всегда быть рядом! Я не виновата, что вместо заботы вы настроены видеть во мне лишь плохое…
– Ира, прекрати свой дешевый спич, я слышу его от тебя не впервые. Нормально я себя чувствую, последний раз повторяю! Любишь Якова – иди к нему. Вот кого тебе надо баловать вниманием и заботой, а здесь тебе делать нечего! Я хочу побыть с Евгенией и сыном наедине!