Гордая птичка Воробышек Логвин Янина
– Стараемся.
– Это хорошо, – с пониманием приподнимает Люков уголок рта. – Будут проблемы, не будет денег. Не будет проблем, будут у каждого свои носки. Арифметика проста, все ясно?
Мне становится смешно, а в глазах мальчишек появляется уважение, граничащее с обожанием.
– Ясно!
– Ну, что же мы сидим?! Женя! Илья! – снова берет бразды правления в свои руки хозяин дома, наворковавшись с мамой. – Давайте еще по бокальчику! За знакомство и просто за хороший вечер! Поверить не могу, что вы все у меня в гостях! Валюша, перед десертом положена прогулка, как ты смотришь на то, чтобы немного прогуляться по саду и посмотреть на лошадей?.. Думаю, тебе и мальчикам будет интересно взглянуть на конюшню. Надеюсь, что и Илья с Женей к нам также присоединяться. А, Женечка?.. – смотрит на меня лукавым взглядом Градов. – Ты ведь помнишь Сантьяго? Санти сейчас подрос и стал такой красавец! А Валдай и вовсе показывает себя выше всяких похвал! Только и слышу от тренера, как он доволен питомцем. Через неделю, если Илья позволит, Валдай примет участие в первых соревнованиях!
Он не упоминает о своем подарке, и за это мне хочется сказать Большому Боссу спасибо. Как и Люкову за то, что этим вечером он умерил свою обиду и холодность к отцу, и держится с моими родными на удивление непринужденно, с каждой минутой все больше завоевывая симпатию мамы и братьев. Рассказывает интересные вещи о Китае, заставляя нас всех удивляться менталитету и диковинности восточного народа и его жизни. Впечатляться фактам из истории этой удивительной страны.
– Босс, где Яшка? – спрашивает Илья некоторое время спустя, когда мы все выходим на улицу, и мама отвлекается на братьев, чтобы привести в чувство их по-обезьяньи перекошенные от обилия ярких впечатлений физиономии.
Роман Сергеевич хмуро оглядывается на меня и вдруг добела сжимает рот. Смотрит на сына с ожиданием в глазах, но тот лишь крепче обхватывает мои плечи рукой, давая отцу понять, что не против моего присутствия при их разговоре.
– У себя. Ты уже знаешь, что он порвал с Ириной?
– Слышал.
– Понятно, – тяжело вздыхает Градов. – Но она здесь ни при чем. При всей моей нелюбви к этой девушке, я не могу ее винить. Их отношения давно закончились. Если и вовсе были.
– Что случилось?
– Он искал тебя. Я не знаю зачем, но догадываюсь. Видно Яшке, как и мне, было, что тебе сказать. А может, попросить прощения.
– Босс, не томи…
Градов неожиданно резко проводит рукой по волосам, сильно, почти с видимой болью выталкивая из расширившихся до предела легких воздух.
– Сынок… не мучай! – отводит злой взгляд, сцедив слова сквозь зубы, чтобы уже через мгновение взять себя в руки.
– Он на таблетках и капельнице. У него очередной срыв. В тот день, когда ты улетел, он пытался вскрыть себе вены. Сейчас с ним круглосуточно находятся Донг и врачи. Мы надеемся, что он справится, но его психическое состояние не вдохновляет.
– Ч-черт… Воробышек?
Я понимаю его без слов.
– Конечно, Илья, иди…
– Ты…
– Нет, я никуда не исчезну, обещаю. Когда ты вернешься, я буду здесь, – с мамой, братьями и Романом Сергеевичем.
– Никуда… – строго повторяет Люков. – Слышишь, птичка! Никуда!
Он возвращается в дом, даже не вспомнив о Валдае, не взглянув на отца и не заметив эмоцию неприкрытой надежды, осветившую его лицо. Не отметив шумного вздоха и поднявшихся плеч мужчины, как будто кто-то облегчил лежащую на них ношу. Не услышав горького:
– Оба мои, но такие разные… Как же я сожалею, сынок!
Мальчишки при виде конюшни и паддока приходят в шумное восхищение, галдят как сущие дети, снова приводя маму в смущение, и мне где-то становится жаль, что Илья не слышит их восторга. Той радости, что так удивляет, заражает и смешит одновременно. Того бешеного вихря живых эмоций, что владеет сейчас братьями, что так заряжает жизнью.
Мы все еще держимся с Боссом друг друга, когда Илья возвращается к нам через время. Вместе спрашиваем: «Как он?» и вместе получаем ответ: «Паскудно. Но жить будет».
«Послушник тьмы»
(Пьеса)
(Конец)
Бродяга: Я был в пути сто зим, сто долгих весен. Числа исхоженным дорогам я не знал. Его искал, а он, как в небе мглистом просинь, как вечный пилигрим, все ускользал. Теперь меж нами океан безмерен, ни обойти его скитальцу, ни свернуть. И коль сюда пролег мой бренный путь, кто знает, может, час конца отмерен?..
Скажи мне, добрый человек, зачем я здесь?
Трактирщик (Растерянно отступая): Ах, если бы я только знал…
Бродяга (Глядя исподлобья): Не знаешь?
Трактирщик (Опуская голову): Не на того ты, странник, уповаешь…
Бродяга (С горьким упреком): И все же, думаю, ответ на это есть. Ты неспроста мне дал испить вино. Горит огнем проклятое клеймо, что в самом сердце. Душу выжигает. Как странно… (Бродяга встает с камня, обращая свой взор к трактиру.) Тяжесть отпускает, и я… (Внезапно роняет из рук на землю пустой бокал, впиваясь дрогнувшими пальцами в свой ворот.)…Как будто чувствую его! Того, кого искал так много лет!
Трактирщик (Удивленно): В чем твой секрет? Я, путник, что-то не пойму…
На крыльце показывается молодой гость трактирщика. Он медленно спускается со ступеней и подходит к бродяге. Остановившись от послушника в шаге, поднимает взгляд на покрытое шрамами, иссушенное болезнью и солнцем лицо.
Гость: Он износил свою суму, и небо, наконец-то, нас венчает последней встречей… (Обращаясь к бродяге.) Думал, бесконечным окажется твой путь для нас двоих. Тот путь, что есть конца начало.
Послушник тьмы, охнув, опускается перед мужчиной на колени, касаясь изувеченными пальцами подола его дорожного платья.
Гость: Ну что ж, меня нашел ты, вот он я. Твое чутье тебя не обмануло. С дороги в сторону не отвернуло, и Бог, по-прежнему, тебе, Мирэй, судья. Я здесь стою, с тобой лицом к лицу, тот, кто тебе покорен был и верен, пока Всевышний не открыл глаза… (С сожалением.) Что по щеке твоей ползет слеза! Твой грех уж нами надвое разделен. Скиталец я, такой же, как и ты…
Бродяга: Прости, послушника, молю… И отпусти.
Гость (Опуская руку на голову склонившегося перед ним бродяги): Простивший да простит тебя и примет. А я тебя простил уже давно. Трактирщик! Эй! Подай же нам вино! И да отринет…
Разговор мужчин вдруг отходит на второй план, а на первый выступает служанка. Она медленно идет к дому по узкой тропинке сада, держа в руках корзину, доверху наполненную гроздьями винограда, и смотрит на приближающийся закат.
Филиппа: Ну вот, и подошел к концу денек. Еще немного и завечереет. И хоть на небе облака белеют, да солнце, знай себе, ползет на сон в чертог. Вот так и я, уставшая душа, на славу потрудившись, чуть дыша, ступаю за порог и на перину. Чтоб завтра снова, запрягшись в рутину, не позабыть о тяжести гроша.
Эпилог
– Эй, Птиц! Ты что, совсем страх потерял? Верни на место, не то врежу! Сказал же: голубая рубашка моя, а твоя – розовая!
– А ты зачем тогда галстук красный взял?
– А мне он больше нравится! И не красный, а бордовый! Протри глаза, двойник!
– Сейчас протру – тебе! Дам в глаз, будет бордовый, не ошибешься!.. Блин! Придурок! Ты что, садился на мою кровать?!.. Ты мне брюки помял, ты видел? Мне что, их теперь самому гладить?
– А нечего стираные шмотки с балкона ко мне на постель сваливать! Не переломишься! И вообще… разнылся тут, как девчонка!
– Ну, гад, доигрался…
Слышится шум возни, ударов, хлопнувшей о стену двери, упавшего стула и еще чего-то, судя по стуку, более мелкого, попавшего под руки братьям. И вслед за этим ожидаемо-знакомое:
– Ма-а-а-ам!..
– …И все-таки я не понимаю, к чему такая спешка? Какое «узаконить отношения»? Месяц – очень малый срок для того, чтобы как следует узнать человека. Что значит «влюбился по уши как мальчишка» и «всю жизнь только меня ждал», я что, и правда так наивно выгляжу, что способна во все это поверить?.. И потом, самые обыкновенные у меня глаза, придумал тоже сказки рассказывать. Разве такое бывает? Разве любовь возможна с бухты-барахты, вот скажи мне, дочка?..
Мы стоим с мамой в зале нашей квартиры в Гордеевске и смотрим в большое зеркало старенького трюмо, принесенного сюда из коридора. На мне туфли, потрясающей красоты белое свадебное платье и фата (купленные лично упрямцем Люковым в обход всяких правил), мы обе ужасно волнуемся, и руки мамы, завершающие последние штрихи в прическе, немного дрожат. Я смотрю на нее, на самую умную, добрую и для меня – самую красивую женщину на свете, и легко подтверждаю тезис будущего свекра:
– Бывает, мам. Ты у меня очень хорошая.
– Ну, не знаю, – вздыхает она, в смущении приподняв плечо. – Нет, он мне, конечно, нравится, – продолжает заливаться румянцем, – но, Жень, какая свадьба в моем возрасте? Он же сумасшедший, он застольем не ограничится. А все эти его партнеры с супругами… Господи, как будто мне вас мало! Нет, дочка, я все же откажу ему. Как-то это слишком нахраписто. Я к такому не привыкла.
– Ты уже отказывала.
– Не понимает.
– Мам?
– А? – вскидывает она на меня глаза.
– Прекрати истерику.
– Думаешь, у меня нервный срыв? – говорит мама почти шепотом и тут же добавляет, закрепляя на моих волосах фату последней шпилькой: – Ну вот, доченька, кажется, все!
– Думаю, ты слишком долгое время была одна, по-настоящему одна, и заслуживаешь право быть счастливой. И потом, мам, ну, какой такой возраст? Ты что себе придумала? Тебе сорок лет, у вас еще могут быть дети.
– Женька, с ума сошла? Сплюнь! – хмурится мама. – Скажешь тоже! Мне, вон, братьев твоих – охламонов бестолковых – на ноги поднимать надо, в люди выводить, и так никаких нервов на них не хватает, а ты говоришь…
– А мы все слышим! – доносится из спальни обиженный голос брата, и почти сразу же за ним в дверном проеме показывается всклокоченная темная голова Даньки, со свежей царапиной под глазом.
– Мать, соглашайся! – скалится он. – Это же все равно, что выйти замуж за космонавта! Нет, даже круче! Ты видала, сколько у Босса охраны? А тачек? У него даже «Хаммер» есть, на крокодила похож, мы видели!
– Данил, не начинай, при чем здесь это?
– А что я-то? Сама не видишь, что ли? Он на тебя запал, сразу видно. Как гоблин на Бемби! Да и Ба говорит, что мужик нормальный, просто понтовый немного, – ну так кто сегодня без недостатков? Подумаешь! А еще нам с двойником Колян уроки верховой езды обещал дать!
– Какой еще Колян? – распахивает глаза мама, а я смеюсь.
– По всей видимости, мистер Конли, мам, тренер Валдая.
– Что? Ах вы, паразиты, и когда только успели! Ох, Данька, чувствую, схлопочете вы с Ванькой у меня по шее!
– Сначала дотянись, ма! А потом грозись! Вау, сеструха! – поднимает брат вверх большой палец, прежде чем через секунду скрыться у себя в спальне. – Ты классная! Так и вижу, как твой женишок пускает слюни! О, точно! Ма, а можно я Илюхе на свадьбу слюнявчик подарю и подпишу «жених»? А то опозорит нашу Женьку.
Руки мамы тут же упираются в бока.
– А ну брысь, остряк! Поговори у меня! С табуреткой приду и достану! Ох, Женечка, – оборачивается она ко мне, вскидывая руки к груди. Смотрит с таким искренним восхищением, с каким могут смотреть на дорогого сердцу человека лишь близкие люди. – Какая же ты у меня красивая, дочка! Как фея! Господи, и когда только вырасти успела? Как жаль, что Саша тебя сейчас не видит, он тебя так любил.
Я замечаю блеснувшие в ее глазах слезы, смеюсь, чтобы не расплакаться самой, и обнимаю маму за шею.
– Мама! Мамочка! – зарываюсь носом в шелковые волосы, красиво уложенные волной, крепко-крепко прижимая к себе. – Я так тебя люблю! Так люблю! Очень-очень!
– Думаешь, видит? – всхлипывает она.
– Конечно!
– Ну! Что тут у вас? Готовы? Невский отзвонился, что уже едут! – вихрем врывается в комнату нарядная Танька, сбрасывая с рук к стене корзину с атласными лентами и сердечками. – Мы с девчонками подъезд украсили, шары надули, все этажи лентами перетянули… Короче, – вскидывает она руку в кулаке вверх, – «Но пасаран!», они не пройдут! Мы тебя, Воробышек, даже Люкову за дешевый «фиг» не отдадим!
Когда мама выходит из комнаты, чтобы успокоить расшумевшихся братьев, я ловлю помрачневшую Крюкову за руку:
– Как ты, Тань? Извини, что я так поздно узнала. До сих пор поверить не могу, что Вовка тебя бросил. Ведь все хорошо было! Может, ты что-то не так поняла?
Она на мгновение пускает во взгляд печаль, но вот уже с усилием возвращает улыбку на лицо.
– А чего не понять, Жень? Первый раз, что ли, Крюкову бросают? Посмотри на меня, – указывает пальцем на хорошенькую черноглазую девушку, с обрезанными до плеч густыми темно-каштановыми волосами, в коротком ярко-оранжевом платье и зеленых босоножках. – Я странная, резкая, угловатая, не очень умная, а еще одеваюсь, как пугало. Оказывается, его маме стыдно за меня перед родственниками. Нет, Вовка любит меня и готов вернуться, если я изменюсь – повзрослею! Если я буду не я. Но что это за чувства? И что за условия? Разве можно любить человека за то, что он кто-то другой? Не такой, каким его создала природа? А-ай, – вздыхает она, – к черту! К черту Серебрянского с его чопорными критериями! Что, на свете парней мало? Всегда найдется охочий потискать даже такое пугало, как я.
– Глупая ты, Танька! И дурочка! – мы обнимаемся, а Крюкова признается:
– Воробышек, так тоскливо без тебя в общаге, скучно. Жаль, что ты бросила универ. Но знаешь, прав Колька: этот факультет тебя бы в конечном счете добил!
– Илья хочет, чтобы осенью я поступала на гуманитарный.
– Этой осенью? – изумляется Танька, распахивая карие глаза. – А как же, – очерчивает в воздухе перед собой живот, – человек?
– Возможно, на вечерний. Говорит, что справимся.
– Сумасшедший он у тебя, Женька.
– Это точно.
– Ох, что-то я волнуюсь, – оглядывается Крюкова, обмахиваясь ладошками, – хоть бы девчонки не напортачили чего! Слова выучили, – загибает пальцы, – конфеты взяли, мелочь с пшеницей в кульки набрали… Уф, кажется, все. Как думаешь, Жень, свидетель про шампанское не забыл? Нам нужно много для парка и набережной, а еще прохожих угостить – обычай такой, чтобы счастьем с людьми поделиться. В машинах места всем хватит?
– Думаю, свою пару-свидетельницу Виктор точно в Гордеевске не оставит, – улыбаюсь я подруге. – И надеюсь, скучать не даст.
– Не понимаю, – ворчит Танька, – Люков что, не мог кого поприличнее найти? Только Бампера мне в провожатых и не хватало.
– Да ну, Тань, он симпатичный! – возражаю я. – Нахрапистый, конечно, но веселый. Я бы даже сказала – обаятельный. Не знаю, почему он тебе так не нравится? Он Илье хороший друг.
– Потому что он самоуверенный, – задирает нос Крюкова, – большой и конопатый, а я терпеть не могу наглых и рыжих!
Нам остается совсем немного времени, и я иду взглянуть на мальчишек. Помогаю маме завязать на братьях галстуки и привести в подобающий вид их лохматые головы.
– У-у-у-у! – раздается за окном отдаленно-множественный звук машинных гудков и вместе с ним у меня словно что-то обрывается внутри. И тут же поднимается к плечам новой жаркой волной – всего ночь, а я уже так соскучилась по Илье.
– У-у-у-у!
– Едут! Едут! – с криком влетает Танька. – Женька, там такая вереница из машин – хвоста не видно! Как на свадьбе у принцессы Дианы! Невский только что звонил – местная номенклатура дорогу перекрыла, чтобы Босс с сыном и со свитой к тебе проехать могли! Представляешь размах, да?! А нам еще в его поместье свадьбу гулять!.. Антонина Макаровна! – выбежав из комнаты, орет Танька на весь подъезд. – Что там ваши старушенции, готовы?! Жених уже на подходе! Смотрите с выкупом не прогадайте! Стрясите, как следует!
– Не прогадаем, милочка! – откликается бабуля. – Не пропустим к нашей Женьке! Встанем грудью! Захочет увидеть невесту – пусть сначала раскошелится!
– Женя! Же-е-ень! – улица за окном взрывается гудками, и как только все смолкает, я узнаю любимый голос Люкова: – Вор-ро-обышек!
– Ку-уда?! Не выглядывать! – командует Крюкова, преградив мне путь к окну и подбоченившись. – А пусть еще поорет! Мы девушки гордые, красивые, на фиг нам сдались какие-то слабаки! Как по мне – так слишком тихо!
Она стремительно распахивает окно и кричит в ответ:
– Тихо! Не слышно ничего! Ты что-то сказал?
– Женька! Же-е-ень! Я тебя люблю!
– Мало каши съел! Она тебя не слышит! Что?! – кривляется, приставив ладонь к уху. – Что ты пропищал, комар! Я тебе куплю?!.. Что ты ей купишь, красавчик?!
– Все! – слышу я ответ Люкова и не могу устоять на месте, приближаясь к подруге и от души улыбаясь.
– Тань, отойди…
– Еще чего! – грозит мне пальцем Крюкова, и тут же кричит в окно: – Так что же ты купишь? Давай, жених, поконкретнее!
– Все, что захочет!
– И машину?
– Да!
– И дом?
– Да!
– А электрический степлер и скоросшиватель?
– Что?
Ох, это уже перебор, но что может остановить Таньку?
– Илья! Женька говорит, что если ты не купишь ей электрический степлер и скоросшиватель, она себе другого жениха найдет! Красивее и щедрее!
– Крюкова, с ума сошла? – хохочу я, но подойти к окну в обход Таньки не могу из-за пышной юбки на платье. – Не говори ерунды…
– Ха-ха! Много ты понимаешь, подруга! – отсмеивается она в ответ. – Когда еще удастся так знатно потроллить Люкова!
– …Люблю! – слышим мы тем временем. – Женька! Воробышек! Я тебя люблю! Люблю, слышишь! И всегда буду любить! Только тебя! Буду стоять под твоим окном и кричать, как дурак, пока не впустишь! Куплю я тебе этот чертов скоросшиватель, только красивее не ищи!
– Ладно уж! – милостиво дает отмашку Танька сгрудившимся в глухую стену – оборону на пути к подъездным дверям бабулькам. – Так и быть! Дамы, впускайте! Иди уже за своей невестой, жених, пока она тут от ожидания вся не обревелась!
Наш с Ильей второй танец длится гораздо дольше первого, теперь наши чувства обнажены, а глаза куда честнее друг с другом. Музыка давно сошла на фон, крики «Горько» слились в один протяжный многоголосый гул, и далекие слова Босса о том, что его младший сын с сегодняшнего дня является его главным преемником и равноправным партнером, владеющим по его барской воле сорока девятью процентами акций основных компаний, объявлением прокатившиеся по роскошно убранному, утопающему в цветах залу богатого особняка, так и не заставляют нас разъединить губы и оторваться друг от друга.
– Птичка, – шепчет Люков мне на ухо, притянув к своей груди. – Я хочу, чтобы сегодня ночью ты станцевала для меня танец, очень похожий на тот, что подарила в день рождения.
– Мне тоже понравилось, чем все закончилось.
– Сегодня все закончится еще лучше.
– Боюсь, что я слегка округлилась с тех пор.
– Воробышек, меня это только заведет, не волнуйся.
– Тогда приготовься, Люков, это будет зрелищно, обещаю. Кстати, в прошлый раз я так и не нашла свои трусики.
– Кажется, кто-то очень впечатлительный их нечаянно порвал, но очень незаметно и аккуратно.
– Тогда сегодня кому-то очень впечатлительному придется действовать еще аккуратней, потому что сегодня на мне очень красивое белье, – белое, шелковое и почти прозрачное… Жалко такое рвать.
– Черт, воробышек, а давай сбежим? Не могу больше, я так соскучился…
– Давай!
Он держит меня за руку все время, пока я пытаюсь справиться с болью и прерывающимся дыханием.
– Женька, я тебя люблю! – опустившись на колени рядом с кушеткой, шепчет в висок, когда я оглашаю родовой зал особенно громким стоном. – Мог бы – сам родил, честное слово! Но ведь не могу!
– Вот еще что придумал, глупый… Сама справлюсь! – обещаю я в момент короткой передышки, пытаясь ободрить Люкова подобием улыбки, и ласково касаюсь пальцами напряженной, покрытой щетиной щеки, где сейчас скрыта так любимая мной дерзкая ямочка. – Справлюсь, Илья, ты ведь сам говорил, что я сильная… А-а-а! – неожиданно срываюсь на крик от особенно сильного спазма внизу живота, и тут же вижу, как мой любимый кусает губы до крови, вглядываясь в мое лицо.
– Женька…
– Так, молодой человек, не нервничаем! Отпускаем кушетку, не то она сейчас от вашей хватки пойдет трещинами, и начинаем спокойно дышать. А вот жену держим за руку покрепче!.. Вот так… А ты, моя хорошая, тужься давай, не ленись, время пришло… Ну же… Еще… Кого ждем? Не знаете?.. Эх, молодежь, чудаки да и только!… Ну! Давай же!.. Сейчас… Молодец!.. И кто это тут у нас?.. О! – руки доктора, хлопнув перчаткой по розовой кожице попки, опускают мне на живот маленькое горячее существо, зашедшееся в крике. – Поздравляю, папаша, а у нас девочка! Да какая крохотная и славная! Вся в маму!
Я роняю голову на подушку и смотрю на Люкова, на его дрогнувшие руки, протянувшиеся ко мне, закрывшиеся от облегчения глаза…
– Господи, птичка, я так боялся…
… Встречаю губами любимые губы и наконец даю волю чувствам, за эту длинную ночь скопившимся в груди.
– Жень, не плачь, ну что ты? – смеется Люков, касаясь моих волос. – Испугалась, что стала мамой?
– Нет, Илья, – отвечаю честно. – Просто подумала вдруг, как сильно я тебя люблю и как сильно боюсь потерять.
Сказала, понимая всем сердцем, что это правда. Зная, что буду любить его всю жизнь. Читая роман о своей любви в темных колючих глазах. Наблюдая, как моя любовь встает и осторожно берет на руки нашу дочь…
– Женька-Женька, а еще называла кого-то глупым.
Люков вновь улыбается широко и открыто, так, как я люблю, делая меня одной своей улыбкой безумно счастливой. И произносит первые слова – очень важные, обращенные к притихшему на его сильной широкой груди человечку:
– Ну, здравствуй, моя мышка! Пришло время познакомиться!
Благодарности
Спасибо, дорогой читатель, что прочитал роман. История закончилась, а значит, пришло время поблагодарить всех тех чудесных людей, благодаря которым она обрела жизнь сначала на просторах Рунета, а затем на страницах этой книги. Тем, кто были первыми читателями, кто видел, как менялись Женя и Илья, кто стал настоящим другом не только автору, но и героям. Кто помогал во всем и верил, что когда-нибудь «Воробышек» обязательно оживет на бумажных страницах настоящей книги. Спасибо! Я вижу, как вас много и радуюсь, что работала не зря!
Огромное спасибо за помощь в редакции Леночке Шан! Невероятно умному и тактичному человеку! (Это чудо, что однажды ты нашла меня на просторах СамИздата и решила остаться с историей.) Игорю Завалею – чья помощь в вычитке текста оказалась бесценна! Ирочке Адельгильдиной – девушке, обладающей талантом убеждения. Моей Музе Тасе Зарубиной! – энерджайзеру странички СИ и автору писем счастья. Вдохновителю на лом шаблонов Марине Чурсиной! Кристине Тереховой – модератору с самыми мягкими лапками и острыми зубками, Тане Пепплер (Голубенко), Оле, Кире, Любаше-Льдянке, Тальянте, Яну, Ире, Светлане (и не одной!), и всем Вам, дорогие и любимые мои читатели – большое спасибо!
Иллюстрация первого танца Жени и Ильи – ваш подарок на День рождения – стала для меня настоящим сюрпризом! Я благодарна Дею – молодому и талантливому художнику Рунета, так тонко прочувствовавшему и передавшему момент новогодней ночи. Спасибо, Дей!
А также благодарна издательству «АСТ» и своему редактору – Ксении Секачёвой, за то, что она нашла меня и дала возможность сказать все это. Спасибо, Ксения!
Ну и, конечно, самое нежное спасибо моим дорогим мужчинам – мужу и сыновьям, за поддержку и веру в меня. Я вас люблю!
А теперь стихи, ваши стихи, дорогие читатели, и они прекрасны!
В посвящении «Воробышку»:
- Это мука – не знать ответ,
- Что творится в душе твоей,
- Птичка, птичка, кто даст совет,
- Как не сделать тебе больней?
- Я дыханьем боюсь спугнуть,
- Дрожью рук намекнуть страшусь,
- Как почувствовать зыбкий путь,
- Я ведь только ходить учусь.
- Завиток над ушком манит,
- Как же взгляд от тебя отвести,
- Сумасшедшее сердце гремит,
- Я сейчас не в себе, прости…
- Как, откуда, с какой звезды,
- Почему лишь сейчас прозрел?
- Как не видел твоей красоты,
- Как я счастлив, что я успел!
- Прикоснуться молит рука,
- Губы сохнут от жажды губ,
- Как жестоко – ‘нельзя пока’!
- Как ужасно – ‘а вдруг не люб’!
- Твой подарок на Новый год —
- Танец тел, словно танец душ,
- У моей души ледоход,
- Сердце рвется из власти стуж!
- Замирая, ищу в глазах
- Только мне просиявший свет,
- Лед растаял, застыв в слезах,
- Это мука – не знать ответ!
- Нежно-нежно, невесомо
- Прикоснуться в первый раз.
- Ты всегда была особой —
- Не для рук и не для глаз.
- Ты тогда была особой
- В легком платье ярко-синем.
- О тебе молил я Бога,
- Той, что всех вокруг красивее.
- Светлый волос мягко вьется,
- В теплом взгляде пляшут искры.
- Чувствуешь, как сердце бьется
- Слишком сильно, слишком быстро?
- Пальчики скользят по коже,
- И сбивается дыхание.
- Ты такая осторожная,
- Ты такая нереальная.
- Застывая от волнения,
- Гулко сглатываю нежность —
- Стань навек моим забвением,
- Подари мне безмятежность.
- Улыбнись тепло и ласково,
- Прикоснись ко мне ладонями.
- Наше «вместе» будет сказкой —
- Мы сегодня это поняли.
- Так нечаянно начавшись,
- Как же долго длится ночь!
- Незаметно отвязавшись
- Зверь из клетки рвется прочь!
- Столько лет молчал, свернувшись,
- Затаившись до поры,
- И воспрянул, вдруг коснувшись
- Неожиданной искры.
- Как же трудно не сломаться,
- Не пустить его вразнос,
- Не обидеть, не сорваться,
- Не уйти в лихой занос!
- Изнывая от желанья,
- Прижимаюсь без стыда,
- Губы пьют твое дыханье,
- Птичка, умоляю – «да»!
- Как же трудно оторваться,
- Понимая, что моя,
- Что хочу тебя касаться,
- Свои чувства не тая,
- Что мечтаю вновь проснуться,
- Опасаясь разбудить,
- И волос твоих коснуться,
- И дыхание испить!
- Не могу с тобой расстаться,
- Взгляд не в силах разорвать,
- Как хочу к губам прижаться,
- Как хочу тебя обнять!
- Верю, сказка не рассеется!
- День подарит ночь заветная,
- Только мне упрямо верится —
- Ждет меня моя рассветная!
- Тонкое кружево, легкое кружево
- С виду – обычных слов,
- Шепчет на ушко голос простуженный
- Сказку нам про любовь.
- Нежные фразы в пространство падают,
- В пальцах дрожит синий шелк,
- А за окном фейерверков радуга,
- И Новый год пришел.
- Кровь разжигают касания нежные,
- Прячешь смущенный взгляд.
- Рядом со мною ты, милая, нежная,
- Как же я этому рад!
- Ты – моя птичка рассветная,
- Ты – мое счастье земное,
- Милая, добрая, светлая —
- Сердце от радости ноет.
- Сам я считаюсь испорченным,
- Может быть даже пропащим,
- Как я боюсь тебя очень
- Грязью своей испачкать.
- Горло сжимается честностью,
- Пальцы дрожат от желания
- Спрятать в объятиях нежности
- И подарить признание.
- Только не бойся, хорошая,
- Я ведь не он – не обижу.
- Ведь мое сердце стылое
- Чистой любовью дышит.
Это стихотворение посвящено красавцу Валдаю и немножко Илье. Красота!
- Чутко слушаю поводья,
- Шаг стелю упруго.
- Я сегодня снова в паре
- Не с партнером – с другом.
- Месим в месиво песок,
- Нам легко и здорово.
- Мы с тобою в чем-то схожи,
- Мы с тобою с норовом!
- Мы с тобой берем барьеры —
- Запросто, не мучаясь!
- Мы друг другу не покажем,
- Как же мы соскучились!
- На колени? Я? Рехнулся?!!
- Взбрыкну зло и звонко…
- …Ладно, ладно, покрасуйся
- Пред своей девчонкой!
- Выгибая гордо шею,
- Ухожу с пАддока…
- Хорошо, что ты вернулся!
- Жаль, что ненадолго…
Из сообщения: Сей опус был сочинен в условиях жестокого менингита, поразившего меня на почве переутомления, перегрева и продоголодания. Является инструментом шантажа и запугивания, имеющих целью отжать немножечко проды[4], в связи с чем – не судите строго!
Янина, ты видишь, в каком я ужасном состоянии? Сжалься!!!
- Мне не пишется и не общается,
- Разогнала всех – сижу в одиночестве.
- Расскажи мне сказку, пожалуйста!
- Ну, пожалуйста, очень хочется!
- В кресло влезу с ногами и чаем,
- И внимательно слушать буду.
- Расскажи мне сказку, пожалуйста!
- Мне утешиться нужно чудом…
- Нежно кружево слов сплетается,
- Волшебство струится послушно…
- Расскажи мне сказку, пожалуйста!
- Ну, пожалуйста, – очень нужно…
- Сгущаются над птичкой облака,
- И будущее выглядит тревожно…
- Пускай её скорей спасет Илья —
- Ждать дальше совершенно невозможно!
Ода продомана – 1
- Проды нет – затянули Автора,
- Закружили дни трудовые…
- Ах, Янина-Янина-Янина,
- Ну когда ж у тебя выходные?
- Прихожу каждый день в твой раздел я,
- Обновляю упрямо страничку…
- Разум прочь! Я жду и надеюсь,
- Пару строк ты добавишь про Птичку!
- Так узнали мы, как легкомысленно —
- Безответственны люди бывают,
- Сами в свадебный тур уехали —
- Им все равно, что другие страдают!
Ода продомана – 2. Эгоиста и вымогателя
- Раскалились щипцы, в нетерпеньи Железная Дева.
- Ждет испанский сапог, затаилась дыба без движенья…
- Оглядев инвентарь, понимаю – к работе готова!
- Ах, Янина, прости, но мне очень нужно продолженье!
Ода продомана (праздничная)
- Стол накрыт и искрится шампанским бутылка,
- Млеют сыр с шоколадом, немного подтаяв,
- Фрукты в вазе друг с другом целуются пылко,
- Нас радушно к себе на банкет приглашая!
- Нежно скрипка играет с влюбленным роялем,
- Обещая ему в той игре наслажденье,
- Все томится и ждет, чудеса предвкушая,
- И тревожит, и дарит свое возбужденье.
- Чуть дрожат наши души, как чуткие струны,
- Звезды Солнце на небе послушно сменяют,
- Мы выводим на стенах священные руны,
- С нетерпением с продой Янину встречая!
Ода продомана (грустная)
- Что ж, на небе опять уже Солнце
- Поднялось, осветив наш окопчик печальный,
- Просмотрев все глаза в гущу кофе на донце,
- Мы с надеждою мышкой экран обновляем!
- Блин, забыли в яранге свой бубен!!!
- Нечем нам пошаманить на счастье,
- Что-то день к нам опять не совсем дружелюбен,
- И мы знаем, кто в этом виновен отчасти…
Исполняю обещание, какая-то чукотская песня получилась, как народный эпос.