Птица не упадет Смит Уилбур

— Все в порядке, дорогая?

Она молча кивнула, и Шон снова повернулся к Хобди.

— Продолжайте, — сказал он.

В конце Питер Боутс прочел вслух все заявление. Его голос дрожал и падал до шепота в самых ужасных местах, и Шону приходилось резко его одергивать.

— Говорите!

Он сделал две имеющие законную силу копии, Хобди своими каракулями подписал каждую страницу обоих документов, и все подписались вслед за ним, а потом Шон приложил свою восковую печать мирового судьи к последней странице каждой копии.

— Хорошо, — сказал он и отнес одну копию в стальной сейф за своим письменным столом. — Я хочу, чтобы вы сохранили и зарегистрировали вторую копию, — обратился он к Питеру. — Спасибо за помощь, мистер Боутс. — Он закрыл сейф и повернулся. — Марк, пожалуйста, позвоните доктору Ачесону. Думаю, нужно позаботиться о нашем свидетеле. Хотя за свои деньги я бы предпочел видеть, как он страдает.

Когда в Лайон-Коп приехал доктор Ачесон, было уже два часа ночи, и Руфь Кортни провела его в гостевую комнату, куда поместили Хобди.

Ни Шон Кортни, ни Марк с ней не пошли, они оставались в кабинете и молча сидели у огня, разведенного слугами. Ветер стучал и дождь бил в окно. Шон пил виски, и Марк за последний час дважды наполнял его стакан.

Шон сидел в своем любимом кресле, усталый, больной, старый и согбенный горем, держа стакан обеими руками.

— Если бы мне хватило смелости, я сам застрелил бы его — как бешеного пса. Но он все равно мой сын, как бы я это ни отрицал, он моя кровь, он из моих чресл.

Марк молчал. В комнату вошла Руфь.

— Доктор Ачесон вправляет ему руку, — сказала она. — Он пробудет здесь еще час. Но я думаю, тебе нужно лечь, дорогой. — Она подошла к Шону и положила руку ему на плечо. — На сегодня с нас более чем достаточно.

И в эту минуту на столе зазвонил телефон. От тонкого пронзительного звука все вздрогнули. Долгих пять секунд они смотрели на телефон, пока снова не раздался требовательный звонок, и Руфь подошла и взяла наушник и микрофон.

— Миссис Руфь Кортни, — сказала она негромко, почти со страхом.

— Миссис Кортни, вы мать миссис Бури Хант?

— Да, верно.

— Боюсь, у нас очень плохие новости. Говорит главный врач больницы Аддингтон в Дурбане. Ваша дочь пострадала в дорожной катастрофе. Из-за дождя и грязи, боюсь. Ее сын, ваш внук, погиб на месте. К счастью, он не мучился, но ваша дочь в критическом состоянии. Вы можете как можно быстрее приехать к ней? Мы не знаем, доживет ли она до утра.

Телефон выпал из руки Руфи, она покачнулась, побледнела и упала. Марк успел подхватить ее раньше, чем она ударилась об пол, и положил на диван.

Шон подошел к свисавшему микрофону и поднял его.

— Говорит генерал Кортни, — гневно рявкнул он. — Что случилось?

Марк очень быстро вел большой «роллс» по длинному правому повороту к мосту. Женщина, которую он любил, мать его погибшего ребенка, умирала, и сердце Марка разрывалось. Дорога была покрыта глубокой шоколадного цвета грязью, другие машины оставили в ней многочисленные выбоины, превратив грязь в густую отвратительную кашу. «Роллс» бросало из стороны в сторону, он подскакивал на выбоинах, но Марк мрачно стискивал руль.

Мост через Бабуинов ручей был в пятистах ярдах перед ними, все еще невидимый сквозь косой дождь. Лучи фар гасли в пятидесяти футах впереди, поглощенные потоками капель, частыми, словно копья.

На заднем сиденье молча сидела Руфь Кортни, невидящими глазами глядя вперед. Воротник своего мехового пальто она подняла и казалась маленькой и хрупкой, как ребенок.

Генерал Шон Кортни рядом с Майклом говорил негромко, словно про себя:

— Я слишком далеко зашел. Я был упрямым старым глупцом. Я слишком многого хотел от нее, хотел, чтобы она была ангелом, и был чрезмерно строг с ней, когда она не оправдывала моих ожиданий. Мне давно следовало пойти к ней, а сейчас, может быть, слишком поздно.

— Не поздно, — возразил Марк. — Она будет жива, должна выжить.

— Для моего внука поздно, — прошептал Шон. — Я так и не увидел его, но только теперь понял, как мне этого хотелось…

При упоминании о младенце Джоне Марк испытал новый приступ глубокого отчаяния, ему хотелось закричать: «Это мой сын! Мой первенец!» Но Шон рядом с ним продолжал говорить:

— Я был злобным неумолимым стариком. Да смилуется надо мной Бог, но я даже исключил дочь из завещания. Я отказался от нее и теперь ненавижу себя за это. Если бы только успеть, если бы снова поговорить с ней! Боже, дай мне это!

Впереди из тропической тьмы показались стальные перила моста, в тучах блеснула молния. На мгновение Марк увидел стальную паутину железнодорожного моста через пропасть в двухстах ярдах ниже по течению. Под ними в скалистых стенах ущелья на глубине почти сто пятьдесят футов неслись бурые воды разбухшего Бабуинова ручья.

Марк нажал на тормоза и переключил скорость, вводя машину на узкий мост.

Неожиданно впереди справа от дороги вспыхнул ослепительный свет, и Марк поднял руку, заслоняя глаза.

Из темноты на них несся темный силуэт с двумя ослепительными фарами, подобными злобным глазам.

Марк вдруг отчетливо осознал, что на подъеме к мосту «роллс» в ловушке: слева их отделяют от пропасти только тонкие металлические прутья ограды, справа на них несется чудовищная машина, которая при столкновении играючи перебросит их через ограждение.

— Держитесь! — закричал он, вывернул руль навстречу ревущему стальному чудовищу, и ослепительный свет ударил ему прямо в глаза.

Питер Боутс съехал с дороги под соснами и заглушил мотор «паккарда». В тишине он слышал, как на ветру безостановочно шуршат ветви сосен; срывающиеся с них капли стучали по крыше.

Питер закурил сигарету, спичка плясала в его дрожащей руке. Он глубоко затянулся, ожидая успокоительного действия табачного дыма, и посмотрел вперед, на дорогу, ведущую в Грейт-Лонгвуд, поместье Дирка Кортни.

Он чувствовал, что решение, которое он сейчас должен принять, станет самым важным в его жизни. Что бы он ни решил, его жизнь уже безвозвратно изменилась.

Если Дирк Кортни падет, он увлечет за собой всех, кто к нему близок, даже ни в чем не виноватых, и Питера в том числе. Скандал и обвинения навсегда запятнают его, а ведь он так напряженно работал! Престиж, карьера, все те удовольствия, которыми он только начинал наслаждаться, — все это исчезнет, и ему придется начинать сначала, вероятно, в другом городе, в другой земле, начинать с самого дна. Эта мысль привела его в ужас: он уже привык быть человеком значительным и влиятельным. И как знать, сможет ли он выдержать новое начало.

С другой стороны, если Дирк Кортни не падет, если он спасется от гибели и катастрофы — насколько он будет благодарен человеку, способствовавшему его спасению? Питер точно знал, сколь велики нынешние богатство и власть Дирка Кортни, и был убежден, что часть их, вероятно, даже значительная часть, может перейти к нему, Питеру Боутсу — человеку, который спас Дирка Кортни и в то же время сохранил средство его уничтожения.

Питер понял: это миг судьбы, который наступает лишь изредка и дается только избранным. С одной стороны бесчестие и безвестность, с другой — власть и богатство, десятки тысяч, а то и миллионы.

Он включил двигатель «паккарда», задние колеса повернули в скользкой грязи, Питер вывел машину на проселок и поехал вверх по холму.

Дирк Кортни сидел на углу стола, свесив ногу. На нем был халат из узорного шелка, роскошный материал при движениях отражал свет лампы, на шее — белый шарф. Глаза с красивого загорелого лица смотрели ясно и проницательно, словно не он только что проснулся от крепкого сна.

Вращая на указательном пальце дуэльный пистолет, он внимательно слушал.

Питер Боутс нервно сидел на краешке стула, и хотя Дирк кочергой расшевелил угли в камине и сейчас там горел огонь, Питер дрожал и все время потирал руки. Он понял: холод у него в душе, — и продолжал говорить высоким нервным голосом.

Дирк Кортни молчал, не комментировал, не восклицал, не задавал вопросов, пока Питер не закончил. Он вращал пистолет: два поворота, и рукоять в ладони. Два поворота, и щелчок.

Когда Питер Боутс умолк, Дирк нажал на спусковой крючок, и щелчок прозвучал в тихой комнате неестественно громко.

— Хобди, мой отец, его жена, молодой Андерс и вы. Больше никто не знает.

— И зулус.

— И зулус, — согласился Дирк и снова щелкнул спусковым крючком вхолостую. Курок ударился о его ладонь. — Сколько экземпляров заявления?

— Один, — солгал Питер. — В стальном сейфе в кабинете генерала.

Дирк кивнул и снова взвел курок.

— Хорошо. Если есть еще один экземпляр, он у вас, — сказал он. — Но мы не лжем друг другу, верно, Питер?

Впервые он назвал его по имени, в этом были фамильярность и угроза, и Питер смог только кивнуть. У него пересохло горло.

Дирк снова щелкнул курком и улыбнулся. Это была теплая, чарующая улыбка, откровенная и дружеская, которую Питер так хорошо знал.

— И любим друг друга за это. — Он продолжал улыбаться. — Вы ведь поэтому пришли ко мне и все рассказали? Потому что мы любим друг друга?

Питер ничего не ответил, а Дирк с улыбкой продолжал:

— И конечно, Питер, вы разбогатеете, если сделаете то, о чем я попрошу. Вы будете очень богаты. Вы ведь выполните мою просьбу, Питер?

И Питер снова кивнул.

— Да, конечно, — выпалил он.

— Я хочу, чтобы вы позвонили по телефону, — сказал Дирк. — Если говорить через носовой платок, кажется, что говорят издалека. Это изменит ваш голос. Никто его не узнает. Сделаете?

— Конечно, — кивнул Питер.

— Вы позвоните в дом моего отца и поговорите с ним или с его женой. Представитесь главным врачом Аддингтонской больницы и вот что им скажете.

Дирк Кортни сидел в темной кабине грузовика и, слушая стук и шелест дождя, тщательно ревизовал свой план и приготовления.

Он не любил действовать наспех, когда нет времени тщательно все спланировать. Так легко упустить что-нибудь важное.

Еще он не любил делать такую работу лично. Лучше было бы послать кого-то другого. Он не хотел рисковать сам. Но другого выхода не было.

Сожаления и дурные предчувствия только отнимают время, необходимое для действий. И он снова сосредоточился на плане.

Они поедут в «роллсе», и их будет трое: генерал, его еврейская шлюха и этот высокомерный интриган, щенок Андерс.

Дирк старательно выбрал место, и загрузил фермерский грузовик пятьюдесятью мешками корма для лошадей. Три тонны балласта. Они не дадут разогнанной машине остановиться.

Потом придется сделать два дела. Он должен получить полную уверенность. С собой у него свинцовая труба, завернутая в мешковину. Она раздробит череп, не порвав кожу. Затем он должен взять ключи генерала. Ключи от сейфа в связке, а связка на цепочке часов.

Мысль о том, что придется ограбить мертвого отца, не заставила его содрогнуться. Дирка заботило только, чтобы можно было получить ключи, чтобы машина не загорелась и чтобы «роллс» не унесло ревущим течением Бабуинова ручья.

Если же это случится, придется рассчитывать на то, что генерал не изменил своей привычке двадцатилетней давности. Он держал запасные ключи в винном погребе, на полке над бутылками с шампанским. Дирк обнаружил это, когда еще ребенком играл в погребе, и с тех пор дважды в собственных целях брал ключи и оба раза благополучно возвращал на место. Генерал старый пес, с устойчивыми привычками.

Ключи на месте. Дирк был уверен в этом.

Хорошо, теперь сейф. Нужны два ключа. Если хоть одного нет… сейф старый, но Дирку не хотелось взламывать его. Надо надеяться на ключи. Во всяком случае он уверен, что так или иначе, но откроет сейф.

Заявление будет в его руках, он его бесследно уничтожит… остается Хобди. Вероятно, он в одной из гостевых комнат, одурманенный успокоительным, беспомощный. Снова свинцовая труба, а после перевернутая парафиновая лампа.

Дом большой. Деревянные сухие балки, тростниковая крыша. Будет погребальный костер, а в нем Хобди, как вождь викингов.

Остается Питер Боутс. Дирк покосился на него.

Ситуация управляемая, не хуже других пятидесяти, когда он вышел сухим из воды. Нужны только быстрые решительные действия.

Он заговорил с Питером, ободряя:

— Не волнуйтесь. С завтрашнего дня вас ждет новая жизнь. Я возьму вас с собой в дорогу к богатству и власти, Питер. Вы никогда не пожалеете о сегодняшней ночи, Питер, клянусь.

И он в темноте дружески сжал предплечье Питера. «Конечно, у него есть экземпляр показаний, — думал Дирк, — но потом будет время, много времени, чтобы отыскать их и избавиться от этого напыщенного маленького зануды. Через год-полтора, когда все уляжется, еще один небольшой несчастный случай, и все будет кончено».

— У вас есть пистолет? — спросил он, и Питер нервно кивнул, стискивая между коленями зажатый в обеих руках армейский «смит и вессон».

— Вы не должны его использовать, — снова предупредил Дирк. — Только в самом крайнем случае. Нам ни к чему объяснять пулевые ранения. Понимаете?

— Да, понимаю.

— Вы страховка, только и всего. Заключительная страховка.

В темноте за косыми стрелами дождя показался свет фар. Он исчез, потом снова появился выше на склоне.

— Вот они, — сказал Дирк и включил двигатель грузовика.

Марк резко вывернул руль вправо и нажал на акселератор, стараясь избежать столкновения и разминуться с ревущей машиной на въезде на мост.

За ним пронзительно закричала Руфь Кортни, но Марку показалось, что маневр был успешным, потому что ускорение бросило «роллс» вперед. Однако грузовик резко повернул, и Марк всем телом ощутил удар.

Удар пришелся по задним колесам «роллса», большую тяжелую машину развернуло, руль вырвался из рук Марка, а самого его отбросило к двери. Он почувствовал, как в груди, словно сухие ветки, лопаются кости, мир перевернулся: это «роллс» падал, вращаясь. Сталь безжалостно терлась о сталь, и за машиной, словно за метеором, тянулся хвост ярких искр. Новый рывок, «роллс» перевалился через ограждение моста, и они полетели вниз, в черное пространство.

На заднем сиденье продолжала кричать Руфь Кортни. «Роллс» ударился боком — скользящий удар, — отскочил от каменной стены ущелья и снова подпрыгнул в воздух.

Марка прижало к дверце машины, где его удерживала центробежная сила вращающегося «роллса», но при следующем ударе дверца распахнулась, и Марк вылетел, точно камень из пращи, и полетел во вращающуюся тьму.

Он видел под собой крутящиеся горящие фары «роллса», машина с лязгом ударилась о камни, и надсадный рев мотора оборвался.

Марк падал в темноте, казалось, целую вечность, но неожиданно грянулся обо что-то с такой силой, что у него из легких выбился весь воздух. На мгновение ему показалось, что жесткий удар превратил его тело в бескостную массу на дне ущелья, но тут его затопил холодный стремительный поток. В падении его отбросило далеко в реку.

Цепляясь за последние проблески сознания, он сражался за возможность дышать, пытаясь держать голову над водой, а течение уносило его. Из темноты, как хищники, выскакивали блестящие камни, цепляли Марка за ноги, больно толкали в грудь, течение било его о них, ледяная вода рвалась в горло, обжигая легкие и заставляя задыхаться; при каждом вдохе его начинало тошнить.

Он проскользил по белым порогам, разорвав о камень кожу на бедре и плече, потом снова ударился и прочно застрял между двумя большими валунами. В темноте они возвышались над ним, как надгробия.

Марка зажало в каменных челюстях, а течение нещадно терзало его, словно сердилось, что у него отобрали добычу, и пыталось вернуть ее.

Было почему-то достаточно светло, чтобы разглядеть очертания и определить расстояния, и Марк, чье сознание было затуманено из-за ударов и недостатка кислорода, удивился. Потом посмотрел наверх и увидел, что грузовик стоит на самом краю моста и снопы света его фар отражаются от ограждения и рассеиваются дождем. Они слабо освещали ущелье.

Но вблизи находился другой, гораздо более мощный источник света.

Разбитый кузов «роллс-ройса» лежал у подножия утеса, наполовину в воде, наполовину на камне. Он приземлился на крышу, все его четыре колеса слабо вращались, фары продолжали ярко светить; их свет падал на камни, создавая театральное освещение.

Марк осмотрелся и увидел, что течение унесло его под утес. Над головой темнел выступ блестящей черной скалы. Он поднял руку и закричал от боли в запястье, когда его пальцы коснулись этого карниза.

Он понял, что ударяясь о камни, что-то сломал, и попытался расправить и сжать пальцы правой руки.

Течение было слишком сильным, чтобы удерживаться дальше, и Марк почувствовал, что начинает скользить, его тащит по камням и вот-вот унесет. Он знал, что всего в ста ярдах ниже по течению с откоса с пеной и грохотом низвергается первый водопад.

Он разжал левую руку и что было сил попытался подпрыгнуть. Пальцы ухватились за карниз над головой, и тело повисло, раскачиваясь, как маятник; алчная вода тянула Марка за ноги, проверяя силу его хватки, стараясь утащить его, разжать сведенные пальцы, оторвать их от опоры. Марк так вцепился в камень, что из-под ногтей показались капельки крови.

Медленно, с трудом он согнул руку в локте, приподнял колени и выдернул ноги из воды, подальше от ее смертоносного тяготения.

Повисев так несколько мгновений, собрав остатки сил и решительности, он одним конвульсивным рывком выбросил правую руку вверх и зацепился локтем за карниз, сразу вслед за этим подняв и левый локоть.

Еще мгновение отдыха, и Марк с трудом выбрался на карниз и лег ничком. Он подумал, что ослеп или огни погасли, но тьма была только у него в голове.

Но вот она медленно расступилась, и он поднял голову. Грохот течения заглушал все прочие звуки, и он не слышал скрипа камней и шороха ног, когда Дирк Кортни почти отвесной тропой спускался с утеса. Марк не удивился, увидев его: ему казалось естественным, что здесь, на месте катастрофы, должен быть и Дирк Кортни. Дирк был в охотничьих брюках и в сапогах по колено, в толстом бушлате и шерстяной шапке, натянутой на глаза.

Последние десять футов по утесу он проехал, сохраняя равновесие, легкий на ногах, как танцовщик, и остановился на карнизе рядом с разбитым «роллсом». Старательно осмотрелся, освещая фонарем все трещины и углубления.

Марк прижался к камню, и свет фонаря до него не доставал.

Дирк направил луч на «роллс», и Марк застонал.

Генерала Шона Кортни наполовину выбросило через ветровое стекло, и машина придавила верхнюю часть его тела. Ему почти отрезало голову, густая белая борода промокла от яркой крови, которая в свете фонаря сверкала, как рубин.

Дирк Кортни наклонился к нему и проверил пульс на горле. Несмотря на страшные ранения, он, должно быть, нащупал признаки жизни. Он повернул голову генерала. Глаза Шона Кортни были открыты. Дирк поднял короткую толстую дубинку, которую держал в правой руке. Она была обернута грубой мешковиной, но он ее держал так, что было понятно — она очень тяжелая.

Марк хотел закричать, но его крик затерялся в реве волн. Дирк ударил отца по виску, над правым ухом, где к черепу прилипли седые кудри, и Марка словно ударили по душе.

Дирк снова прижал палец к виску и почувствовал, что нанес отцу смертельный удар: под пальцем хрустнули разбитые кости черепа.

Лицо Дирка было лишено выражения, холодное и отчужденное, но потом он сделал нечто такое, что показалось Марку еще ужаснее смертельного удара. Нежным касанием пальцев Дирк закрыл невидящие мертвые глаза Шона. Потом опустился на колени и легко поцеловал отца в окровавленные губы, ничуть не изменившись в лице. Это был поступок больной души. И только в этот миг Марк понял, что Дирк Кортни безумен.

Почти сразу манеры Дирка изменились, руки потеряли мягкость прикосновений, снова стали деловитыми и точными. Он перевернул тело, расстегнул пальто из верблюжьей шерсти и быстро обыскал одежду Шона.

Потом достал золотую цепочку с прикрепленной связкой ключей и часами.

Быстро осмотрел ключи и сунул в карман. Потом встал, подошел к задней двери и взялся за ручку. Дверь наконец раскрылась, и к его ногам выпало тело Руфи Кортни. Он взял прядь густых черных волос и запрокинул голову назад. Потом ударил по виску толстой дубинкой и снова, как хирург, проверяющий диагноз, пощупал, хрустит ли разбитая кость.

Удовлетворенный, он поднял хрупкое детское тело Руфи Кортни на руки и поднес к краю воды. Бросил в реку, и тело мгновенно исчезло, унесенное темным потоком вниз по течению туда, где водопад сбросит его в Ледибургскую долину, а жестокие скалы не оставят у коронера никаких сомнений в причине смерти.

Беспомощный из-за ран и истощения, напрягая тело сверх человеческих способностей, Марк не мог двигаться, он едва дышал, глядя, как Дирк наклоняется и берет отца за ноги. Дирк с трудом подтащил тяжелое тело генерала к кромке воды.

Марк закрыл лицо руками и понял, что плачет; его тело содрогалось от рыданий, вызывавших жестокую боль в груди.

Когда он снова посмотрел, тело Шона Кортни исчезло, а Дирк осторожно шел в его сторону по узкому карнизу, он светил в темные места фонарем, обшаривал лучом основание карниза — искал его, Марка, зная, что он был в машине.

В последний миг перед столкновением фары грузовика осветили лицо Марка, и Дирк знал, что он где-то здесь.

Марк повернулся на бок и попытался расстегнуть пальто, но в спешке сделал это правой рукой и застонал от боли. Потом левой рукой все-таки расстегнул пуговицы и выбрался из пальто, хотя намокшие полы одежды сковывали движения. Дирк Кортни был всего в пятидесяти футах, он осторожно приближался по карнизу, держа в одной руке фонарь, а в другой короткую дубинку.

Лежа на краю карниза, Марк столкнул пальто вниз, стараясь попасть в воду, но у него не было времени проверять, удалось ли ему это. Дирк Кортни был слишком близко.

Марк перекатился к стене утеса, сдержав крик от вспыхнувшей в поврежденных ребрах и запястье боли, когда он наткнулся на камень.

Здесь в стене утеса была узкая трещина, заслоненная от света фар и фонаря. Марк встал. Дирк Кортни не был виден за углом утеса, но луч его фонаря прыгал и поворачивался, освещая места, мимо которых он проходил.

Марк повернулся лицом к утесу, собрался и обнаружил, что силы частично возвращаются к нему, а гнев все еще горит в груди, как маленький теплый костер. Он не знал, хватит ли ему сил и гнева, чтобы подняться, но пополз, медленно, неловко; как раненое насекомое, прижимался он к холодному влажному камню и подтягивался вверх.

Он уже поднялся на двадцать футов, когда Дирк остановился прямо под ним. Марк застыл, прибегнув к последнему средству защиты беспомощного животного, зная, что стоит Дирку поднять фонарь, как он будет обнаружен. Он ждал с немой покорностью быка в проходе скотобойни.

Дирк тщательно осмотрел это место, поворачивая фонарь в разные стороны, и уже собирался направить луч вверх, туда, где висел Марк, как вдруг что-то привлекло его внимание.

Он сделал два быстрых шага к краю карниза и посветил фонарем вниз.

На камне висело пальто Марка, Дирк встал на колени и вытянул руку, пытаясь дотянуться до него.

Это дало Марку необходимое время. Все внимание Дирка было приковано к застрявшему пальто, а рев течения покрывал шум, поднятый Марком, пока он карабкался вверх.

Он не смотрел вниз, пока не поднялся на пятьдесят футов, а когда посмотрел, увидел, что пальто сыграло отвлекающую роль. Дирк спустился по течению на сто футов и стоял у первого водопада, на самом краю откоса. Он держал в руках мокрое пальто и смотрел вниз, в пропасть. В свете фонаря вода была черной и гладкой, как масло, она падала в бездну, медленно поворачиваясь и поднимая фонтаны белой пены.

Дирк Кортни бросил пальто в черную пустоту и отошел от края. Он удобно присел на корточки, защищенный утесом от дождя и ветра, и спокойно выбрал сигару, как рабочий после успешно выполненного задания.

Этот небрежный поступок, вспышка серной спички и смачная затяжка табачного дыма, вероятно, спасли Марку жизнь. Они довели его гнев до такого градуса, что он смог преодолеть боль и усталость. К нему вернулась воля, и он снова начал подъем.

В какой-то миг Марк перестал воспринимать реальность. Его тело пронизало ощущение тепла и здоровья — удивительное ощущение, которое возникает на самом пороге сна, но он спохватился раньше, чем упал, нарочно ударил правой рукой о камень и закричал от боли. Но боль придала ему новую решимость.

Впрочем, эта решимость медленно растаяла в холоде и дожде, и фантазия снова взяла верх. Ему почудилось, что он один из избранных воинов Чаки и поднимается за королем по страшному утесу к вершине Ворот Чаки. Он заговорил на ломаном зулусском и услышал глубокий бас: это старый король звал его, подбадривал, и Марк знал, что если будет подниматься быстрее, увидит лицо короля. В своем нетерпении он потерял равновесие и заскользил вниз, все быстрее, пока не ударился о ствол кривого дерева, росшего на стене утеса. Ствол прервал падение, но Марк снова вскрикнул от боли в сломанных ребрах.

Он опять начал подниматься и вдруг услышал голос Бури. Голос звучал так отчетливо и близко, что Марк остановился и всмотрелся вверх, в темноту и дождь.

— Иди сюда, — сказала Буря, и ее голос серебряным колокольчиком прозвенел в голове Марка. — Иди ко мне, милый.

Он понял, что она жива, что она не умирает в холодной больничной постели, что она здесь, пришла к нему, облегчить боль и усталость.

— Буря! — крикнул он, бросился вперед и упал лицом вниз на короткую влажную траву на вершине утеса.

Ему хотелось вечно лежать здесь. Он даже не был уверен, действительно ли добрался до вершины или это новая греза. Может быть, он уже лежит внизу мертвый.

Потом он постепенно почувствовал капли на лице, услышал крики маленьких древесных лягушек, ощутил холодное дыхание дождя и с сожалением понял, что еще жив.

Стала возвращаться боль. Начала с запястья и растеклась по всему телу, и ему казалось, что у него не хватит сил ее выдержать.

Неожиданно перед его глазами явственно встала следующая картина: Дирк Кортни, стоящий над телом отца с поднятой дубинкой. И гнев снова спас Марка.

Он заставил себя встать на колени и огляделся. В ста ярдах от него у въезда на стальной мост стоял грузовик, и в свете его фар Марк видел очертания человека.

Одним огромным, изнуряющим усилием Марк поднялся на ноги и, покачиваясь, собрался с силами для первого шага.

Питер Боутс стоял под дождем, держа в правой руке тяжелый пистолет. Дождь вымочил его тонкие рыжеватые волосы, тек по щекам и по лбу, и он левой рукой все время вытирал его.

Дождь сквозь пальто промочил и его пиджак. Питер дрожал — не только от холода, но и от страха.

Он попал в водоворот событий, над которыми был не властен, в паутину, из которой не мог спастись, хотя его мозг стряпчего непрерывно пытался найти выход. Обвинение в убийстве — до и после самого факта. Он не хотел знать, что происходит у подножия утеса, и одновременно испытывал ужас и болезненное любопытство.

Не так он все себе представлял, когда решился отправиться к Дирку Кортни. Он полагал, что все расскажет и спокойно уйдет, делая вид, что ничего не случилось, снова заползет в теплую постель к жене и натянет на голову одеяло.

Он не был готов к ужасу насилия, к пистолету в руке и к страшному кровавому убийству в ущелье.

Карается смертью, подумал он и снова задрожал.

Ему хотелось убежать, но бежать было некуда.

— Боже, зачем я это сделал? — вслух прошептал он. — Как я хотел бы… — вечный стон слабых, но Питер так и не договорил. За ним послышался шум, и он начал оборачиваться, поднимая пистолет в вытянутых руках.

Из темноты кто-то показался. Питер открыл рот, чтобы закричать.

Призрак в грязи и крови, с перекошенным бледным лицом приближался так быстро, что Питер не успел крикнуть.

Питер Боутс был человеком слов и мысли, чернильной душой, любителем сытно поесть, а тот, кто появился перед ним из темноты, был солдатом.

Марк наклонился над лежащим в грязи Питером, тяжело дыша и зажимая ребра, ожидая, пока стихнет боль и перед глазами прояснится.

Он посмотрел на лежащего у его ног человека. Лицо его было вдавлено в грязь, и Марк взял его за волосы и повернул к себе. И неожиданно узнал. Ему не пришлось догадываться постепенно, мало-помалу. Он сразу понял, откуда Дирк Кортни узнал, где устроить западню. Он понял, что Питер — предатель, что Буря и ребенок стали приманкой и что это была ложь. Он понял, что Буря и ребенок в безопасности, спят в маленькой спальне в доме на берегу, и это знание придало ему сил.

Левой рукой он поднял из грязи револьвер «смит и вессон» и тщательно вытер с него грязь о рубашку.

Дирк Кортни остановился на верху крутой тропы. Он только чуть запыхался от подъема, но его ботинки скользили по грязи, а пальто отяжелело от дождя и блестело в свете фар.

Фары ослепили его, и перед ним образовалась область непроницаемой тьмы.

— Питер? — окликнул он и поднял руку, заслоняя глаза от света.

Он увидел фигуру, прислонившуюся к корпусу грузовика, и пошел к ней.

— Дело сделано, — сказал он. — Вам больше не о чем беспокоиться. У меня ключи от сейфа, остается только подчистить все хвосты.

Он вдруг остановился и всмотрелся в ждущую фигуру. Человек не двинулся.

— Питер, — хрипло сказал Дирк. — Идите сюда. Соберитесь. У нас еще есть работа.

И он пошел вперед, из луча света.

— Который час? — спросил он. — Должно быть, уже поздно.

— Да, — сдавленно ответил Марк. — Для вас поздно.

Дирк снова остановился и посмотрел на него. Молчание как будто длилось вечно, но на самом деле Дирку понадобилось всего мгновение, чтобы разглядеть бледное, вымазанное грязью лицо Марка и пистолет в его руке. Он понял, что сейчас грянет выстрел, и попытался отдалить его.

— Послушайте, — настойчиво сказал он. — Всего одну секунду. — Он перехватил фонарь правой рукой и говорил быстро, убедительно, так чтобы удержать палец Марка на спусковом крючке. — Есть кое-что, что вы должны знать.

Дирк сделал обезоруживающий жест, отведя фонарь назад, а потом сильной рукой по широкой дуге бросил его вперед и в то же мгновение прыгнул сам.

Фонарь ударил Марка по плечу, удар был скользящий, но достаточно сильный, чтобы рука в момент выстрела дрогнула. Однако он услышал, что пуля нашла цель, услышал приглушенный мягкий звук, с каким пуля пробивает живую плоть, услышал, как воздух вырвался из легких Дирка Кортни.

И Дирк налетел тут на него — сильное жесткое тело отбросило Марка к раме грузовика, и он упал; одна рука Дирка ухватила его за грудь, вторая стальной хваткой держала руку с пистолетом.

В первое же мгновение непосредственного контакта Марк понял, что Дирк Кортни гораздо сильнее и тяжелее его. Даже не будь он ранен, он не мог бы сопротивляться. Дирк был настолько сильнее, что Марк почувствовал, что зажат захватами мощной машины. Тело Дирка Кортни казалось сделанным не из плоти и костей, а из безжалостного железа.

Ребра Марка были стиснуты могучей хваткой, и он закричал, когда острые концы сломанных костей вспороли его плоть. Его руку, держащую пистолет, с силой заламывали назад; ствол пистолета постепенно нацеливался ему в лицо; Дирк Кортни сбил Марка с ног, оба завертелись, как в вальсе, и только величайшее напряжение сил и необыкновенная удача позволили Марку устоять на ногах. Но теперь его не поддерживала рама грузовика, и следующий толчок швырнет его в грязь.

Дирк собрался для этого усилия, жесткие мышцы атлета позволяли ему сохранять равновесие. Марк отчаянно пытался встретить его натиск достойно, но этот натиск оказался мощным и неудержимым, как большая приливная волна на берегу океана. И вдруг, в то самое мгновение, когда Марк уже думал, что все кончено, могучее тело его врага сильно вздрогнуло; Марк услышал дрожащий выдох Дирка, и почти сразу весь живот Марка залила кровь его противника.

Силы оставили Дирка Кортни; Марк почувствовал, как Дирк теряет равновесие, его рука разжалась. Марк понял, что пуля все-таки причинила большой ущерб и в груди Дирка что-то лопнуло. Кровь мощной струей забила из раны, и Марку ценой огромных усилий удалось изменить направление ствола пистолета и медленно повернуть его по дуге, пока оружие не нацелилось в лицо Дирку Кортни.

Марк не предполагал, что у него найдутся силы нажать на спусковой крючок. Пистолет выстрелил словно сам по себе, и вспышка ослепила Марка.

Голова Дирка запрокинулась, как будто его с силой ударили бейсбольной битой по губам.

Он отлетел за пределы освещенного места, в темноту, и Марк услышал, как его тело скользит и падает в ущелье.

Выронив пистолет, Марк осел — вначале на колени, потом повалился лицом в грязь.

Это последняя воля и завещание ШОНА КОРТНИ, женатого на РУФИ КОРТНИ (ранее ФРИДМАН, в девичестве КОЭН) и в настоящее время проживающего на ранчо Лайон-Коп в Ледибургском округе.

…………………….. Завещаю все свое состояние и имущество, движимое и недвижимое, без всяких исключений, своей жене РУФИ КОРТНИ.

На следующее утро, едва рассвело, Марк повел поисковую группу по крутым берегам реки. Его правая рука висела на перевязи, ребра под рубашкой были плотно перебинтованы, и он шел с трудом, испытывая боль.

Шона Кортни они нашли в полумиле за последним водопадом, где Бабуинов ручей разливается по долине.

Шон лежал на спине. Крови на нем не осталось, вода смыла все до капли, даже раны были промыты до синевы. Если не считать углубления на виске, его черты оставались почти нетронутыми, густая белая борода высохла на утреннем солнце и курчавилась на груди. Он был похож на статую средневекового короля в доспехах и с мечом, лежащего в гробнице в тусклой глубине собора.

В случае если моя жена умрет раньше меня, или одновременно со мной, или наши смерти будет разделять менее шести месяцев…

Река была к ней добра и вынесла на тот же песчаный берег. Она лежала лицом вниз, полузасыпанная белым песком. Одна тонкая обнаженная рука высовывалась из песка, на среднем пальце блестело золотое кольцо.

Пальцами она почти касалась руки мужа.

Их похоронили в одной глубокой могиле на самом откосе, за большим домом Лайон-Копа, неподалеку.

…я следующим образом распоряжаюсь всем остальным своим имуществом и состоянием.

Далее следовали почти пятьсот отдельных завещательных распоряжений, занявшие пятьдесят страниц, на общую сумму свыше пяти миллионов фунтов стерлингов. Шон Кортни никого не забыл. Все, начиная с конюхов и младших слуг, получили участки земли, небольшие стада и пожизненные пенсии.

Тем, кто долго и верно служил генералу лично, награда за верную службу.

Тем, кто трудился, создавая различные процветающие компании и предприятия, — доля в этих компаниях, большая доля.